Текст книги "Либертион"

Великая богиня

Собирался он машинально. Кое-как побросал в сумку самые необходимые вещи, даже заветную капсулу едва не забыл. Ланселот словно почувствовал настроение хозяина, вел себя почти прилично, правда, пытался поднять ногу на дверь своего недолгого пристанища, квартиры мистера Штерн, но был остановлен бестрепетной рукой. Правда, не сразу.

Вот и Либертионский вокзал. Единственный и небольшой, ездить жителям империи некуда и незачем. Над головой стальные дуги, словно ребра огромного доисторического животного, соединенные вверху хромовым позвоночником, с которого свисают немеркнущие ни днем, ни ночью слепящие энергосберегающие лампы. И словно кожей, покрыт этот сверкающий скелет прозрачным непробиваемым пластиком, сквозь который видно кишащий мириадами машин город. Зато внутри вокзала тишина и покой. Кроме них с Ланселотом, только одна хрупкая, коротко стриженая девушка, чем-то напомнившая Тиберию олененка Бэмби, и мрачный нервный мужчина, переминавшийся с ноги на ногу у белоснежного летного лайнера. Скорее всего, куратор или координатор, или еще какой-нибудь бесполезный бездельник. Пилот сидел бы в кабине и вообще занимался делом. Чутье Тиберия не подвело.

– Мистер Краун? – мужчина поспешил к нему навстречу, – Я ваш координатор. Увы, полет отменяется. Ваш пилот исчез.

– Простите?

– Он должен был быть здесь полчаса назад, но он не прибыл, не выходит на связь. Смарт недоступен.

– Ну и что? Лайнер программируем, он сам на автоматическом пилоте доставит нас на базу.

– Это так, но… – мужчина опять взглянул на Тиберия взглядом Марии Антуанетты, ведомой на казнь. – Его некому посадить. Там нет автоматического приемника и, строго говоря, вокзала тоже нет, возле базы маленькая площадка…

Тиберий, заметивший в конце вокзала стайку юношей и девушек, спешащих к ним, поспешно сказал:

– Я сам посажу. Я умею.

– Сэр, – теперь координатор смотрел на него снисходительно, как мудрый учитель на грудного младенца. – Я понимаю, вы уверенно себя чувствуете с игровыми летными симуляторами, но здесь…

Ребята все ближе, и ни к чему им знать слишком много о своем экскурсоводе. Тиберий заторопился.

– Проверьте мои права.

Он протянул ладонь скептически улыбающемуся мужчине. Тот нехотя, не скрывая насмешливой мины, накрыл ладонь Тиберия своей и взглянул на смарт.

– Водительские права: категория А, категория Б, С… Д. Что за чушь?! Е… – он издал звук, похожий на писк мыши, чей нос прищемила мышеловка, вытаращил глаза и, словно, извиняясь за собственный смарт, сообщил Тиберию. – Тут, вроде бы, получается, что вы можете управлять чуть ли ни всеми воздушными, наземными и водными средствами передвижения?

– Значит, так оно и есть, – холодно резюмировал Тиберий, словно невзначай взглянув через плечо.

От студентов их отделяло метров тридцать, не больше.

– Но… – координатор снова исполнил мышиное ариозо, увял, сник, затем, словно не веря своим глазам, опять воззрился на свой смарт с надеждой паломника, пришедшего к фиванскому оракулу. – Вы Тиберий Краун, историк?

– Да, – подтвердил Тиберий достоверность этой информации, – и если вы своим нудным голосом хотите мне намекнуть, что историки не в состоянии управлять различными транспортными средствами, то хочу вам сообщить, что ваши слова и действия абсолютно не толерантны. Это профессиональная дискриминация, а любая, подчеркну, любая дискриминация и нетолерантность преследуются по закону в нашей свободной империи.

Да, Гордон мог бы им сейчас гордиться. Координатор сдулся, как проколотый воздушный шарик, и покорно протянул Тиберию ключ-карту. Чувства бедняги можно было понять. Этот рейс грозил вылиться в настоящий кошмар. Сначала пропал пилот. Потом явились мрачные парни с громадным ящиком, погрузили его в несчастный лайнер, заняв половину багажного отделения, на его же деликатные просьбы ознакомиться с содержимым, сунули в нос бумагу, запрещавшую ему на пушечный выстрел подходить к этому странному грузу. Потом является историк, который, оказывается, может управлять лайнером, и не только. Есть от чего разыграться мигрени и нешуточной жажде. Мысленно пообещав вознаградить себя сегодня же вечером стаканом (а лучше бутылкой) старого доброго джина, координатор решил сегодня смотреть на мир философски.

Тут как раз подошли ребята, и Тиберий жестом Моисея, наконец, обретшего землю обетованную, пригласил их внутрь. Первым рванул, естественно, Ланселот. Обследовал территорию и избрал себе самое удобное и подходящее, по его мнению, место – кресло пилота. Немного поворчал, когда Тиберий за шкирку спустил его на пол и улегся на проходе, лелея обиду, как змею на своей груди. Тиберий пересчитал своих подопечных: «Одиннадцать, все на месте. До вылета две минуты, где же Лора?» Он выскочил на платформу – никого.

Звоночек смарта. Сообщение, от нее: «Тиберий, прости, пожалуйста. Не успеваю к тебе. Люблю тебя. Твоя Лора».

«Она с ума сошла, такое писать в личном сообщении?» Последние две строчки он перечитал четыре раза. В груди разлилось жаркое тепло, обида куда-то исчезла. И вдруг теплый, мокрый нос любовно ткнулся в его руку. «Ланселот!» Тиберий выскочил из лайнера.

– Сэр, подождите! – заорал он удалявшемуся координатору.

Тот вернулся с видом мученика, ведомого на голгофу.

– Видите ли… Мне нужно куда-то до вечера пристроить собаку, пока его не заберет хозяйка.

«Прости меня, Ланселот, но у меня и без тебя обуза в количестве одиннадцати недорослей».

– Только разве собачий отель, – простонал координатор, всем своим видом показывая, что в будущем он будет говорить: «Бывало и похуже» – вот про этот день.

– Нет, – отрезал Тиберий. – Нам не подходит. Там дают выхухоль. И не общаются.

– Другого варианта нет, сэр, – умирающим голосом проблеял координатор и поспешно ретировался.

Тиберий вернулся в лайнер, посмотрел на Ланселота, уютно похрапывающего в кресле пилота и обильно орошающего слюной приборную доску.

– Ланс, – он ласково потрепал пса по загривку и спихнул на пол. – Ты ведь всегда хотел увидеть Берлин, правда?

Ребята расселись по своим местам, Тиберий опустился в кресло пилота. Спохватившись, что до конца полета его участие и присутствие в капитанском кресле не требуется, он развернулся лицом к своим подопечным. Расстановка сил напоминала ситуацию на католическом кладбище, где принято хоронить священника лицом к пастве, чтобы по пришествии страшного суда, когда мертвые восстанут из могил, он смог бы сразу обратиться к своим прихожанам со словами ободрения и напутствия. Тиберий мог совершенно беззастенчиво их рассматривать, потому, что едва ребята заняли свои места, все, как по команде, уткнулись в свои смарты.

– Меня зовут Тиберий Краун и я буду сопровождать вас на нашей необычной экскурсии в течение недели, – представился Тиберий.

Улыбки и взгляда в глаза он удостоился от девочки с глазами Бэмби и севшего на первый ряд юноши, похожего на греческого Дорифора, которого несколько сотен лет считали за эталон мужской красоты. Высокий, спортивного сложения, с открытым, мужественным лицом, он Тиберию отчего-то не понравился. Слишком идеальный, лицо, как с обложки мужского журнала, безупречная фигура (явно спортивный зал предпочитает интеллектуальному развитию). Остальные ограничились неопределенным приветственным мычанием, и головы от смарта не подняли.

– Вы бы хоть познакомились, – не скрывая досады, обратился он к студентам. – Нам лететь тридцать минут, а потом жить вместе неделю.

– А мы этим и занимаемся, – живо ответила ему очень женственная, рыжеволосая студентка, единственная из девушек одетая в платье. – Мы добавляем друг друга в Bodybook в друзья. Уже группу создали – «Путешествие в прошлое», – она лукаво и даже, как показалось Тиберию, кокетливо взглянула на него из-под длинных ресниц, – Вам запрос послали. Я, кстати, Лили Маллован.

– Там интернета не будет, – не удержался Тиберий от доли ехидства. – Узнаете друг друга без монитора?

– Как не будет?

Сразу десять голов поднялись и уставились на него с плохо скрываемым испугом.

– Будет работать только телефонная связь и единственный передатчик на базе, который транслирует первый канал. Это все.

– Как?! – испуганно вскрикнул астенически худой мальчик, до этого не поднимавший головы от своего смарта. – А как же мои «Герои»? Я же должен каждый день быть в онлайн-режиме, мне гильдия не простит!

Видя озадаченное лицо Тиберия, девушка во втором ряду пришла ему на помощь:

– Это игра такая. Там надо каждый день быть много часов онлайн.

– А у меня инкуб сдохнет! – это уже другой мальчик, с обесцвеченными, длинными волосами.

Тиберий властно поднял руку.

– Все, кто испытывает параноидально-депрессивную зависимость от интернета, могут выйти. Мы стартуем через две минуты. Студенты, предпочитающие нарисованную картинку путешествию в таинственный заброшенный город, мне не нужны. К тому же, там полно опасностей, а то, что вы увидите, может нанести серьезный ущерб вашей детской психике.

Как он и предполагал, никто и не шелохнулся. Лайнер поднялся, медленно и вальяжно, как птица, которая летать умеет, но не считает нужным. Аэровокзал стремительно уменьшался, превращаясь в пластмассовую игрушку, дешевую и неприглядную. Тиберий окинул взглядом огромный город, лежавший перед ним, как на ладони. Ледяные скалы небоскребов сверкали узкими алмазными гранями в лучах искусственного солнца. Сегодня метеорологи запланировали хорошую погоду – нужно было снимать стресс от неприятных законодательных изменений последних дней.

Слева от них мелькнул и пропал музей старого искусства. Выстроенный согласно духу прошлого, смотрелся он со своими непрозрачными стенами, декорированными портиками и колоннами на фоне хрустального города, как гнилой зуб. Там, в его пустынных залах шедевры Возрождения и Маньеризма, великолепные скульптуры Родена и Кановы. Снесут, наверное, скоро. Вместе со всем содержимым. В центре этого техногенного королевства, как паук в самом сердце своей паутины, возвышался атомный реактор. И все соединено и связано между собой миллиардами нитей. Электрических, энергетических, информационных.

«Какая сложная кукла-марионетка. И ведь управляет ею единственная рука. А перережь всего одну из нитей, и вся эта отлаженная до миллиметра многоуровневая система рухнет в одну секунду».

К изумлению Тиберия, вместо того, чтобы взять курс на северо-запад, лайнер развернулся и направился к площади Свободы. На мгновение в нем шевельнулось беспокойство, но тут из динамика грянула музыка и торжественный, как на похоронах, голос завел национальный гимн Либертиона. Лайнер медленно, как боязливый стервятник, начал по кругу облетать статую Свободы. Тиберий сразу успокоился. Понятно, просто хотят напомнить о величии и несокрушимости империи. Он с необъяснимой неприязнью взглянул в лицо пустоглазого монстра, грозно возвышавшегося среди ледяных скал небоскребов. С этого ракурса были прекрасно видны чаши искусственного неба, прозрачные, но все же различимые. Самая большая сфера накрывала весь Либертион, под ней – сфера поменьше, двойной защитой укрывавшая зоны с девятой по первую; еще меньше – тройная защита для зон с восьмой по первую и так далее. Чем больше куполов над твоей головой, тем дороже и защищеннее твоя жизнь. И тем прочнее клетка. «Эпическое зрелище, если вдуматься, а ребята, все, кроме Дорифора, не поднимают лиц от смартов. Что ж, их можно понять – беднягам впервые в жизни целую неделю предстоит провести без интернета. Это же как птице подрезать крылья».

– Никогда не видел ее так близко, – пробормотал Дорифор, не сводя странного взгляда со статуи. – Как вы думаете, какую богиню она изображает? – спросил он у Тиберия.

«Да, не суди по внешнему виду». Тиберий украдкой глянул список: «Роберт Крейг, биолог».

– Официально она считается изображением богини Свободы, – осторожно начал Тиберий.

– А на самом деле? Ваше мнение? – пытливые синие глаза пристально взглянули на профессора.

– Видите ли, Либера, богиня свободы, была женой Диониса и покровительницей плодородия, так что вид у нее был значительно менее грозный. Простоволосая, одетая… м-м-м… минималистически, она изображалась с рогом изобилия, виноградными лозами и так далее. Факел в поднятой руке и семилучевую корону имела совсем другая богиня.

– Какая же?

Теперь уже девять пар глаз воззрились на него. Солгать было невозможно.

– Геката.

Только у Роберта открылся рот. Остальным, очевидно, нужны пояснения. Тиберий вздохнул.

– Богиня мрака и ада, покровительница колдовства, призраков, ночных кошмаров и чудовищ. Единственная злая богиня римского пантеона, она соответствовала индийской Кали. Тоже не знаете? Ну, об этом позже. По ночам она ведет свою охоту на души умерших и живых со своей сворой демонических псов, к ней обращаются отвергнутые влюбленные и желающие уничтожить врага, но цена за ее услуги весьма высока. Последние три дня каждого месяца, посвященные ей, считаются несчастливыми, и в эти дни ей приносились кровавые жертвы. Так же ее стихией являются перекрестки…

Теперь уже все студенты как по команде прилипли к окнам, словно впервые видя, как расходятся лучами главные улицы Либертиона у ног страшной богини.

– … это перешло позже в христианскую традицию. Когда человека хотели обречь на вечные загробные мучения, по сравнению с которыми ад был желанным, его «дарили» Гекате, захоронив на перекрестке. Именно эта леди помогла колдунье Медее добиться любви Ясона, она же посоветовала ей впоследствии убить собственных детей.

– А факел? Я думала, это свет свободы? – спросила сероглазая, коротко стриженая девочка, которая одна из первых закрыла смарт.

– Факел днем не очень-то нужен, – ухмыльнулся Тиберий. – Им, как правило, пользуются во тьме, или, когда нужно что-то поджечь. Или кого-то.

– Вы говорите самая страшная? – у Роберта глаза загорелись. – А как же Аид, бог подземного мира?

– Да он что-то вроде завхоза. Присматривает за подопечными, никого не судит, ни во что не вмешивается.

– А керы, эринии, фурии?

«Вот так сюрприз. Да этот биолог даст фору моим лучшим студентам историкам».

– Эти крылатые девушки ее спутницы и служанки.

Ребята снова опустили взгляды в свои смарты.

«Эриний рассматривают. Еще бы, есть чем полюбоваться. Длинноволосые крылатые женщины, в них даже есть своеобразная, мрачная красота. Эриния… Через шесть дней и в мои плечи ты вонзишь свои железные когти. Однако нужно воспользоваться паузой».

Тиберий открыл список:

«1. Роберт Крейг, биолог.

2.Боб Торн, дизайнер.

3. Робин Райт, врач общего профиля…»

«Так вот, как тебя зовут, олененок».

«4. Дин Холлоуэй, хирург…»

«Что? Почему два медика?

«5.Ребекка Сансет, музыкант по классу скрипки.

6. Дэниел Картрайт, архитектор.

7. Лили Маллован, модельер».

«Снова, по сути, дизайнер. Что такое? Два врача, два дизайнера, биолог, архитектор, инженер, химик, физик… музыкант?! А где же, к примеру, юрист? Да и факультетов не одиннадцать, а вдвое меньше. Странно… Может, Лора выбрала их по принципу: „Самый одаренный, премированный и прочее“?»

Теперь уже Тиберий углубился в недра сети, уподобившись своим подопечным. «Отмечены специальными наградами и грантами только хирург и биолог, остальные не блещут. Лили Маллован худшая по результатам сессии, химик Джеральдина Лоу была отчислена в связи со скандалом… Так, что у нас тут? Эксперименты с психотропными веществами, автор статьи „О вреде безвредных синтетических наркотиков“. Джеральдина, как же тебя обратно в университет приняли?.. Ага, вот оно: „…по просьбе ректора университета, Лоры Дарнли“. Понятно. Нет, не понятно. По какому принципу Лора их отбирала?»

– Мистер Краун, что это? – Робин прижалась носом к стеклу.

Они летели над серебристой лентой Рейна, в излучине которого виднелась узкая песчаная полоса островка. А на нем белела ветхая башня, с темными окнами-бойницами.

– Это остров Бинген, а строение, которое вы видите, называется Мышиная башня, – с усилием возвращаясь к действительности, ответил Тиберий. – Ее построил архиепископ Гаттон. По легенде в неурожайный год голодающие крестьяне, зная о богатстве архиепископа, попросили его о помощи. Но он обманул их. Пригласив людей в огромный амбар, где обещал раздать хлеб, он приказал запереть и поджечь его. Сам же, пируя с друзьями, воскликнул: «Слышите, как пищат и скребутся эти прожорливые мыши?» Люди погибли. А ночью появились настоящие мыши. Их были тысячи, они взбирались на стены, сыпались с потолка. И никому не было спасения от их острых когтей и зубов…

«Я не смог спасти тебя, Дон…»

– …Епископ бежал на этот остров, в надежде, что вода окажется для них неодолимой преградой. Но он ошибся. Его съели заживо.

«И что же хуже? Быть растерзанным мышами или самому быть членом серого полчища, слепо повинующимся указам невидимой руки?»

Точка невозврата

Тиберий хотел продолжить свой рассказ, но тут напомнил о себе автопилот. Он донес до сведения пассажиров, что через две минуты сложит с себя всякие полномочия, а также любую ответственность. Тиберий развернулся к приборной доске. Город разросся перед ним темным резным силуэтом, над черепичными крышами его старой части ночное небо раскинуло темно-серые крылья, подобно хищной птице. И зыбкой дымкой, едва различимый глазом, его накрывал защитный купол. Тиберий, с сильно бьющимся сердцем, снял защиту, не пропускавшую внутрь ничего, кроме воздуха и дождя. Лайнер помедлил, ожидая, пока серебристые искры, обручем уходящие в небеса, возвестят, что исполинская чаша сократилась до маленькой точки в вышине. Они пересекли невидимую границу и купол тут же начал опускаться, но пока его защитное поле не коснулось высокой, по-весеннему свежей травы, кто-то еще проник в город вслед за ними.

Освободившись от бдительного ока автоматического пилота, Тиберий не смог отказать себе в удовольствии устроить небольшую экскурсию по старой части города. Берлин поразил его, знакомого с этим городом только по чудом уцелевшим фотоснимками редким архивным записям, своей эклектикой. Наверное, ни в одном городе мира так тесно не переплелись времена и стили, исторические и культурные вехи. Старинные здания из кирпича и камня соседствовали с современными из стекла и стали. На мосту Бригитты бронзовая святая поила водой странствующего подмастерья в окружении блочных современных зданий. Некогда величественные на фоне парка, Бранденбургские ворота теперь задыхались, стиснутые уродливыми квадратными зданиями. Выполненные в виде пропилей Афинского акрополя и увенчанные шестиметровой квадригой, они застенчиво ютились в маленьком оазисе посреди пустыни из бетона. Тиберий потратил, по крайней мере, минут двадцать, чтобы объяснить недоумевающим неофитам, для чего нужно было строить ворота в отсутствии здания, да еще и ставить наверху колесницу.

Скользя над лентой Шпрее, отражавшей вечернее солнце, они полюбовались церковью святого Николая, постройка которой началась в тринадцатом векеи длилась без малого шесть столетий, для того, чтобы быть почти полностью разрушенной в годы Второй мировой войны. И снова возрожденной, как феникс из пепла. Ее древние стены из кровавого кирпича и рога островерхих шпилей на фоне элегантных жилых домов в стиле классицизма, совершенно очаровали привыкших к монотонному хрому и пластику ребят.

Еще больший взрыв восторга вызвал дворец придворного ювелира Эфраима, чей строгий серый камень обнимали длинные ленты балконов, с коваными в виде золотых растений ограждениями, на которых смеялись пухлощекие Амуры. Тиберий рассказал, что в далеком тысяча девятьсот тридцать пятом дворец разобрали, пронумеровав каждый камень, и он пролежал в коробках без малого пятьдесят лет, прежде чем его собрали вновь.

Лайнер медленно двигался вдоль улицы, где, как в зеленой стране фей, время шло совсем другим темпом. Несколько метров вперед, и из восемнадцатого века они попали в девятнадцатый. Фасады зданий изогнулись, лишившись своей строгости, прямые линии уступили место округлым, ветвящимся виноградными лозами и цветами. На крышах и стенах увенчанные крылатыми диадемами валькирии и фавны смотрели на непрошенных гостей позеленевшими от патины глазами. Узнав от Тиберия, что это архитектурное направление носит название Югендштиль, архитектор Дэниел Картрайт произнес благоговейно:

– Похоже, за идею был взят изгиб цветка!

– Нет, – покачал головой Тиберий, в отличие от дипломированного архитектора знавший историю создания этого стиля, – удар бича.

Что и говорить, каждый воспринимает мир через свою призму. Лайнер миновал «Остров музеев», где фасады величественных зданий уходили прямо в волнующиеся воды Шпрее, и наконец, приблизился к их временному дому. Длительное отсутствие практики сказывалось и, когда Тиберию, наконец, удалось посадить лайнер на маленькую площадку, выложенную старыми каменными плитами и совершенно не приспособленную для воздушного транспорта, некоторые из его подопечных преисполнились искренними религиозными чувствами. По разбитой каменной дорожке, почти полностью сдавшей свои позиции под натиском диких трав, дошли до своего обиталища.

База Тиберия впечатлила. Он ожидал нечто вроде походного кампуса, современное и пластмассовое, но то ли их хотели полностью погрузить в атмосферу прошлого, то ли просто сократить расходы, только стояли они в итоге перед старинным особняком восемнадцатого века. Двухэтажный каменный дом, увенчанный, как шипастой короной, каминными трубами и украшенный каменными горгульями, скорее подходил для съемок готического фильма ужасов, чем для временного пристанища двенадцати избалованных цивилизацией человек.

– Интересно, – восторженно поинтересовалась Лили, – там есть привидения?

– Меня больше интересует, есть ли там душ, – мрачно пробормотала Хелен и тут же вскрикнула, – ой, что это?

– Ветер, – ответил Тиберий, закрывая глаза и с наслаждением подставляя лицо сильным порывам свежего весеннего ветра.

Они поднялись по разбитой каменной лестнице, живописно заросшей мхом. Внутри, к большому разочарованию Лили, не оказалось ни паутины, ни летучих мышей. Комнаты, впрочем, остались в первозданном виде, их только оснастили крохотными санузлами, ванных комнат же оказалось всего две. Одна представляла собой круглый мраморный бассейн, другая привела в совершенный восторг юношу с обесцвеченными волосами.

– Вы только посмотрите, ее держат пантеры! Как мило!

Он оббежал кругом черную ванную, покоившуюся на спинах двух бронзовых животных, морды которых говорили, что будь у них возможность, они бы выбрали другую работу. А потом даже опустился на четвереньки, чтобы лучше рассмотреть скульптуры, в результате чего принял точно такую же позу, как эти грациозные кошки.

– Ты, наверное, дизайнер? – с оттенком сострадания спросил его Дэниел.

– Да! – дизайнер вскочил так поспешно, что едва не сшиб с ног зазевавшуюся Робин. – Я Боб Торн. Но ты такая душка, что для тебя я просто Бобби.

Дэниел закатил глаза и отошел, махнув рукой, из чего стали понятны две вещи: во-первых, он – не душка; во-вторых, Бобби не удалось расширить круг своих друзей.

Последний, впрочем, не особенно огорчился. Пройдясь по комнате, Бобби осмотрелся, и в глазах его зажегся опасный профессиональный огонек.

– Симпатично. Интерьер только мрачноват. Надо бы исправить это недоразумение, – с угрожающим энтузиазмом заметил Бобби.

А Тиберию комната понравилась. Ну да, стены и потолок из резного дуба, темного, как крепкий кофе. Но какой виртуозной резьбой они покрыты! В сундуке обнаружились настоящие морские губки всех оттенков песка: от светло-желтого до почти коричневого. В рассохшемся скрипучем комоде Ребекка нашла холщовые мешочки с морской солью, смешанной с лепестками роз. Некоторые кристаллы были окрашены в темно-красный, янтарный и розовый, отчего соль была похожа на колотые леденцы. После осмотра ванной направились на необъятную кухню, в глубине которой зиял провал печи, где висел на цепях закопченный котел с крышкой. В буфете красного дерева, обвешанном потускневшими от времени сушеными перцами чили и косичками лука и чеснока, обнаружились пластиковые контейнеры с едой и напитками.

– Кому курицу, кому рыбу? – Ребекка взяла раздачу ужина на себя.

– Как!? А вегетарианского разве нет? – всплеснула руками худая, похожая на борзую собаку Хелен.

«Ну вот, начинается. Конечно, программисты люди чудаковатые, но не до такой же степени!»

– Не волнуйся, Хелен, – длинноволосая брюнетка весело махнула рукой. – Ручаюсь как химик, что все, что ты видишь на своей тарелке, от салата до отбивной, сделано из синтетических материалов.

Внутри пластиковых коробочек обнаружился целый набор тюбиков, снабженных надписями: «Курица», «Руккола под лимонным соусом», «Суп из королевских шампиньонов», и содержащих пену, жижу пастообразную и жижу водянистую. Все эти жутковатые субстанции были окрашены в яркие, радостные тона.

– Это что такое? – озадаченно подняла брови Джеральдина.

– Это я еще помню, – Тиберий взял в руки тюбик, гордо заявлявший, что внутри него греческий салат. – Полвека назад было очень популярно. Молекулярная кухня.

– А, да. Мы проходили в университете. Готовка с помощью жидкого азота, сухого льда…

– Сначала было очень модно, – кивнул Тиберий. – Необычные вкусы – мороженое из селедки, бифштекс в виде пены. Потом всех потянуло на натуральное.

– И произошел очередной обман, – засмеялась Джеральдина, – некоторые верят, что рыба, которую мы покупаем – настоящая. Это при том, что в ней нет костей и внутренних органов.

– А в рыбе бывают кости?! – Лили от изумления открыла свой вишневый ротик.

– Ну да, – засмеялся Роберт. – Я как биолог могу сказать, что все мы не так уж различны – рыбы, животные, люди. К примеру, когда человеческий эмбрион развивался в утробе матери, он проходил стадии земноводного, животного… Простите. Меня иногда заносит.

Все смотрели на него с ужасом. Бобби даже побледнел, и было видно, что ему нехорошо.

– Нет, все в порядке, – вдруг громко сказал Тиберий. – Всю неделю мы можем общаться совершенно свободно. И мы будем общаться, Бобби, на весьма непривычные темы. Прими это, как данность.

Роберт бросил благодарный взгляд на Тиберия.

– А мы пойдем сейчас в город? – залопотала Лили, игриво поглядывая на Роберта.

– Сегодня? И речи быть не может, – Тиберий отметил про себя, что большая половина ребят разочарованно вздохнула. – Уже поздно, солнце садится.

– Ну, вот и чудно, это же так романтично! Горящие фонарики на мощеных улочках, цветы на клумбах, а магазины!

Лили даже на шатком стуле запрыгала от радости.

В кухне повисло то неловкое молчание, когда несколько умных людей понимают, что нужно что-то сказать, но не знают, что именно.

– Лили, – мягко заметил юноша, которого Тиберий опознал по списку как инженера Тома Картера, – город стоит пустой более полувека. Не хотелось бы тебя разочаровать, но… Какие фонарики?

– Скорее уж мы обнаружим там зомби и крыс мутантов, ставших таковыми после употребления запасов фаст-фуда, – пошутил Тиберий. Неудачно, как тут же выяснилось.

– Правда?! – загалдели разом архитектор, химик, хирург и музыкант. – А оружие нам дадут? И в зомби пострелять можно будет? Честно? А когда идем?

Тиберий с тихим стоном закрыл лицо рукой. «Язык мой – враг мой. Неужели им, правда, по двадцать одному году?» Будет сложнее, чем он думал.

– Так, – Тиберий властным жестом поднял руку, призывая к тишине. – Сейчас вечер. Все ложимся спать. Город никто не исследовал с тех пор, как его покинули пятьдесят лет назад. Мы не знаем, что там. Только сумасшедший или очень глупый человек, начисто лишенный воображения, сунется туда в такое время. И не может быть никаких причин и оправданий, – грозно добавил Тиберий, видя, как Дэниел открыл рот, готовый возразить, – чтобы сейчас туда идти…

Закончить мысль помешал внезапно зазвонивший смарт. «Лора!»

– Привет. Не хочешь пригласить меня прогуляться по улочкам старого города?

– Но как?

Тиберий так растерялся и обрадовался ее звонку, что даже не потрудился выйти, и теперь одиннадцать пар глаз уставились на него.

– Твоя камера станет моими глазами. Покажешь мне город, поболтаем.

– Да, – нежно ответил он и тут же, совершенно другим тоном, – мне нужно в город. Меня не ждать. Вернусь ночью, а утром мы начнем нашу познавательную экскурсию.

– Но сэр, – Робин с улыбкой взглянула в его глаза, – Вы же сами сказали, что только сумасшедший…

– А кто сказал, что я нормален? – в тон ей ответил Тиберий.

И оставив своих подопечных осмысливать новую информацию, спокойно вышел. Верный Ланселот рванул, было, следом, но Тиберий решительно воспротивился этой идее. Обиженный в лучших чувствах, пес был препровожден в комнату Тиберия, вплотную примыкавшую к библиотеке. Небольшая и довольно темная, она служила прежнему хозяину кабинетом и совершенно очаровала своего нового постояльца лампой под зеленым абажуром и старыми картами, развешанными по стенам.

– Ланс, ты же понимаешь, сегодня не могу тебя взять с собой, – пробормотал Тиберий и уже строже добавил. – Охраняй!

Пес ответил ему долгим умным взглядом, в котором явственно читалось: «Ничего, ничего. Я-то переживу. А вот твои новые прекрасные кожаные туфли, которые ты так любезно поставил возле моего коврика – нет!»

Тиберий поспешно покинул свое новое обиталище, не забыв поставить туфли на самый верх шкафчика, в котором были выставлены африканские маски.