Текст книги "Грибники-2. Станция забытых людей"

– Яша, – засмеялся Ильнур, – он – это я.

– Ильнур, – предпринял Джафар последнюю попытку, – мне жаль, что ты считаешь меня виноватым в смерти Кассиопеи… Не ты один потерял ее.

Ильнур вдруг отпустил биту, в бешенстве полез в карман и вытащил оттуда смятую пухлую тетрадь.

– Вот ее дневник! – закричал он, брызгая слюной. Его длинные прямые брови почти сошлись на переносице, губы искривились, сделав его похожим на злобную карикатуру из учебника истории. – Она сама тебя обвиняет! Читай…

Открыв тетрадку, он ткнул ее в лицо Джафару. Потом всё-таки немного отвёл назад, чтобы пленник мог сфокусировать взгляд. Руки похитителя дрожали, поймать текст было трудно, но всё-таки Джафар читал.

«…спрашиваю себя… превратимся ли мы в таких же скотов, как Рогов с Синьковым? Джафар делится со мной, но я иногда думаю – а что он съедает тайно? Конечно, он тратит больше энергии, а делит, во всяком случае при мне, все поровну. Но без меня? На вылазках? У него до сих пор крупные мышцы, без явных признаков дистрофии, я чувствую это сквозь спальный мешок – спим мы вместе, так теплее. В этом нет ничего интимного, и Джафар всегда отворачивается… но я знаю… если бы я захотела… тем более, что я теперь вдова. Да, если мы выберемся отсюда, мне предстоит пережить ещё и это горе. Мы не говорим об этом, но иногда… это плохо. Я думаю, он привык игнорировать смерть. Джафар. Я часто вспоминаю самое начало, когда нас с ним познакомили. Вот если б глядя на него, я сказала: а потом ты будешь меня кормить… или объедать… хаха… Только бы не оскотиниться в этом доме… как подумаешь, что вокруг на сотни километров только лес и нефть…»

Ильнур убрал тетрадку.

– Я знаю, зачем тебя послали на Север на самом деле, – сообщил он. – Вовсе не вышки проверять. Когда я вернулся через год, я говорил с Вадимом. Вадим Вартанович. Это он послал тебя в составе нашей экспедиции с тайной миссией. Но не смог пролоббировать сроки – иначе тебя рассекретили бы. Ты должен был искать то, что потом нашел здесь. Они знали об этом. Из-за машины. Мы сделали такую же, пока наблюдали за тобой. И Вадим подозревал, что ты знаешь больше, чем говоришь. Но ты не скажешь. Поэтому я решил, что нужно разрубить Гордиев узел. Так бы хотела Касси… Она…

Речь Ильнура становилась все более бессвязной.

– Не объедал я ее, – обиделся Джафар, пытаясь поменять положение тела так, чтобы на голени не давили выступы древесного ствола. – Мы одинаково ели. Просто она в принципе меньше. А мне надо было больше, чтобы я мог охотиться. Моя порция была крупнее. Легально. Касси знала об этом.

Спина болела невыносимо, мышцы рук и ног ныли от статической нагрузки. Сколько он ещё тут пробудет? Ладно, пока не бьют…

– Заткнись, – приказал Ильнур, видимо, тоже испытавший некоторые сомнения в справедливости назначенной им кары. – Вы искореняли людей за государственные интересы. Ты и Вадим. Но вот ведь штука – теперь Вадим – я!

Если я не спятил раньше, подумал Джафар, то теперь самое время. Вот мой собеседник, как нормальный человек, рехнулся. Всякий на его месте поступил бы так же. Это логично и оправдано обстоятельствами, которые игнорировать глупо. Мы должны адекватно отвечать на требования времени, ибо его у нас, по его рехнувшейся милости, осталось немного. Я после Севера тоже двинулся бы, если бы не… если бы не грибы и окологрибной социум во главе с герцогом… Все мы пытаемся делать добро, чтобы не начать делать зло, а мы хрупки, и добро не всегда помогает прожить дольше. Но без него живешь меньше. И тяжелее.

– Ладно, – устало согласился Джафар. – Допустим, ты Вадим, и это у меня гуси полетели, когда я считаю тебя Ильнуром. Но в этом случае меня зовут Леша.

– Хочешь спрятаться за чужим именем? – проницательно предположил срыватель масок.

– Одно другое не исключает.

– Чтобы египтянина назвали Лешей? – недоверчиво усмехнулся Ильнур, распознав нелогичное.

– Это примерно как татарина назвать Вадимом, – попытался Джафар вывести собеседника на тернистый путь экстраполяций.

Солнце уже наладилось упасть на верхушки деревьев, но прохлада никак не наступала.

– Как вы столько дней держали напряжение на щеколде от фургона? – спросил Джафар, заметив, что необходимость проведения аналогий напрочь блокировала Ильнурово мышление. Следовало его переключить, иначе он впадёт в ярость.

– Да просто подвели к столбу, – пожал плечами Ильнур. – Иным способом тебя не одолеть.

– Что у меня с руками?

Ильнур решил посмотреть и обошёл дерево. По звуку стало понятно, что он снова поднял биту. Даже если пальцы целы, ни что не мешает Ильнуру их переломать. Тогда… тогда у него не будет профессии. Совсем. Он не интеллектуал. Не гуманитарий…

И тут он услышал, как бита упала на мягкую лесную землю.

А потом – как Ильнур, задыхаясь, медленно осыпался туда же.

Перестоял на солнце, вяло подумал Джафар. Месть, конечно, некоторым нравится, но увлекаться этим «холодным блюдом» не стоит – можно, как это ни парадоксально, перегреться. Ему-то, египтянину, как бы его ни звали, солнцепёк не так опасен, а вот татары, выходит… впрочем, не будем обобщать.

Увидев, что с Ильнуром несчастье, Лиза выскочила из машины и тоже забежала за дерево. Помогла Вадиму, то есть Ильнуру, встать.

– Идём, – ласково говорила она, поддерживая его под затянутый в камуфляж локоть. – Идём, идём, Великий Судья, этого Джафара, ты его оставь, потом вернёмся. Посмотрим на его гнилой труп. Мы живые, а он умрет. Он точно тут долго не протянет… в чаще… а тебя надо лечить, ты… что с тобой… дыши…

– Лучше кашляй, – добавил Джафар, догадавшись, что его мучитель словил небольшой сердечный приступ. – И о душе подумай, – добавил он вслед, хоть и без особой надежды. – Отцепите меня…

Девушка показала неприличный жест, хотя и не очень уверенно. Ильнур, вися на ней и шатаясь, не отреагировал никак.

Однако, когда, загрузив Ильнура в машину, девушка села за руль, Джафару показалось, что он увидел взгляд того, нормального Ильнура, каким он был в момент их совместной работы. Впрочем, такой эффект могло создать и искажение от лобового стекла.

Машина газанула, развернулась, и скоро Джафар остался на поляне один.

В компании дерева, к которому был пристегнут, и не сумевшей послужить «правосудию» бейсбольной биты.

«Они знают, кто я» – подумал он, пытаясь пошевелить повреждённой рукой. Пальцы болели, но остались на месте, и если он по какой-либо странной причине выживет, работать они будут. Осталось придумать, как отцепиться от дерева и выжить самому.

Безжалостное солнце, чуждое справедливости, заливало поляну острыми, длинными тенями.

*

В день после Марининой прогулки настал день Кристининого похода за тридерисами. Света сказала, что маршрут составит примерно километров пятнадцать к северу, с выходом за гряду – там, сказала она, есть проход – и большим от этой гряды отрывом.

Кристина собиралась тщательно. Помимо сетки для грибов взяла два фонарика, мобильник (вдруг там есть связь), две поллитровых бутылки с водой, нож и, тщательно убрав отросшие волосы заколками, повязала поверх причёски бандану. Затем побрызгалась репеллентом.

И подумала: как хорошо, что Джафар ушел к Эйзену. Не надо никому сообщать, куда пошла. А если с ними что-нибудь случится… да что с ними может произойти, когда их трое? Тем более, подруги в курсе.

*

От моста вглубь леса они отошли километров на пять – сначала шли прямо, по знакомым Кристине местам, там, где была лощина, перекрытая ветками, на дне которой они в прошлом году нашли кости, далее мимо поляны, где Алевтина напала на Марину. А за той поляной начинались совсем неизвестные Кристине места.

Обошли горную гряду, у подножия усыпанную камнями, поросшими мелким сосняком. Камни попадались крупные, и получилось даже, что если взобраться на один, наиболее высоко торчащий обломок, то вдалеке, в тумане можно было разглядеть дом Эйзена – ту сторону, где балкон.

Дом стоял на месте, выглядел вполне благополучно, и Кристина с некоторым удовольствием подумала о том, что сейчас внутри него наверняка находится не только Эйзен, но и Джафар. Как будто она сама их сюда поселила. Словно в той музыкальной шкатулке, стоявшей на комодике в комнате Аси, эти двое были картонными персонажами, танцующими польку. Теми, среди которых была она, Эйзен, Джафар и ещё кто-то, кто-то безликий, но узнаваемый… все мы, подумала она, здесь танцуем польку. Теперь, конечно, она была уверена, что картонных персонажей меняет сам Эйзен – он ведь умеет рисовать (и наверняка вырезать из картонки умеет тоже). У герцога много дурацких тайных причуд, и легче все списывать на них, чем на мистику. Здесь ее и так больше, чем достаточно. Одни Ворота в другой мир чего стоят.

– Ну что, пойдём? – прервала ее мыслительный поток Света. – Да, его видно отсюда. Дом.

– Пойдём, – Кристина аккуратно спрыгнула с обломка, не проигнорировав протянутую ей для опоры руку Никиты.

Рука у него была твердая, сухая и по ощущениям какая-то… закрытая, что ли.

Это хорошо, подумала Кристина. Будет меньше соблазнов.

Света и Никита поначалу общались немного натянуто, но потом расслабились, увлеклись, и вот уже скоро Кристине стало казаться, что она знает их много лет.

– …а ещё местные рассказывали, что здесь растёт какой-то особый вид наперстянки. Она примерно как наши тридерисы, умеет лечить неизлечимое, – говорила Света. – Но в наших методичках этой наперстянки нет. Единоверыч и герцог, главные наши биологи, в неё не верят.

– Единоверыч не биолог, – сказал Никита. – Он занимался иммунологией в каком-то совместном проекте… или гематологией… а так он вообще из физхимиков. Но косит под деревенского мужика.

– Как тетя Дуня, – кивнула Кристина. – Она ведь тоже бывший филолог.

– Может, – с улыбкой предположил Никита, – у них и здесь какой-то тайный проект, о котором мы не знаем.

– Вот мы и пришли, – сказала Света.

Грибники остановились на краю распадка, заросшего молодыми лиственными деревцами. Когда-то его затапливало, и часть деревьев умерла – чем глубже в распадок, тем чаще они встречались – и теперь многие из них были заплетены белыми перламутровыми сетями грибниц тридерисов.

– Вот поэтому они нитевики, – задумчиво сказала Света. – Мицелий – если это мицелий – как-то выдерживает сухость воздуха и не теряет прочности. Впрочем, воздух тут довольно влажный.

– Мицелий – если это мицелий – как-то выдерживает сухость воздуха и не теряет прочности.

Кристина ходила между деревьями, оплетёнными белым кружевом и млела. Вот здесь – согнутая ветка образует «окно», заплетенное квадратиками белой сетки, на которой, словно мушки на вуали, вызревают три маленьких плодовых тела, умеющие так сжимать в себе пружину времени, что при контакте с чьей-нибудь тонкой психикой она медленно раскручивается назад; вот стоит дерево, оплетённое белой сетью, словно манжетой; вот куча хвороста, укрывая мицелием, словно покрывалом; вот ажурные, с перламутровым блеском тяжи, перекинутые с ветки на ветку, как ростки для лесных эльфов.

Глядя на это фантастическое великолепие, Кристина вдруг, как ей показалось, поняла смысл пребывания в этом лесу и тридерисов, и сторнов… и то, почему Рэнни играл им музыку. И что они хотят на самом деле.

Вот здесь – согнутая ветка образует «окно», заплетенное квадратиками белой сетки…

Однако понимание растаяло, не успев превратиться в слова. Кристина в задумчивости замерла на поляне, ища в своей голове ключ к пониманию странного явления чуждой (да и чуждой ли?) природы, однако ключ надёжно закатился под неподъёмный сундук сиюминутных и суетных мыслей.

Надо собирать грибы. Потому что сестра (или брат?) на подходе. Мамочка, блин, удружила. Вот бы мне такую дочь, как я – заботливую, трудолюбивую, да ещё и любопытную – надо ж было ту книжку ключиком открыть! Спасла всех, одним словом. Спасла один раз, спасай дальше. Спасаемые будут плодиться, а если ты прекратишь трудиться на их благо – искренне обидятся. И даже если у тебя делянку отберут обстоятельства непреодолимой силы – тоже виновата будешь ты.

…вот ажурные, с перламутровым блеском тяжи…

Размышляя так, Кристина аккуратно обирала натянутые меж деревьев сети. Светлана с Никитой сначала были слышны где-то неподалёку, потом видимо тоже разошлись и затихли.

Скоро рюкзачок Кристины заполнился наполовину. Несмотря на обилие белых сетей разного рисунка и разной площади, совсем уж зрелых грибов встречалось немного. Видимо, грибное сообщество почему-то решило пока не вызревать.

Ну и ладно. Все равно их больше, чем в ближнем лесу. Надо только успеть вернуться до темноты, и Кристина надеялась, что Никита со Светланой контролируют ситуацию.

Спустившись на самое дно распадка, Кристина обнаружила на маленькой сетке, похожей на паутину, ещё десяток грибочков-шариков. Аккуратно откручивая каждый, она складывала их в рюкзак – хорошо, что тридерисы весили немного – и по сторонам не смотрела.

И когда наступила на что-то крупное и твёрдое, с чего соскользнула нога, тоже не сразу посмотрела – ну камень и камень, мало ли тут камней.

Но вот, положив в сетку последний, десятый гриб, Кристина все же вгляделась в густые мхи.

Оттуда, из мелких осклизлых веточек, упав на бок и почти утонув боковой частью в сфагнуме, смотрел на неё человеческий череп. Из его левой глазницы выползал плаун, а остатки чёрных волос на мозговой части покрылись проростом мелких семян.

– Твою мать, – выругалась Кристина.

И огляделась.

Повсюду, насколько хватало взгляда, из мха торчали фрагменты побуревших человеческих костей – кривые когти рёбер, массивные ожерелья позвонков, блестящие полушария головок бедренных и плечевых костей. Кое-где Кристина рассмотрела почти утопленные в вязкий болотный субстрат кисти с фалангами.

Вот почему здесь так много тридерисов!

Неподалёку грустили ещё два черепа – один просто лежал, а вот второй… второй был аккуратно поставлен на упавшее дерево. Следовательно, не она первая нашла эту Долину Смерти.

Что здесь случилось, и от чего могли умереть эти люди? Кто они и как сюда попали?

Повернув обратно, Кристина поднялась по склону, поискала глазами Светлану и Никиту, но те, как оказалось, ушли довольно далеко.

– Ау! – крикнула Кристина. Почти как в детстве, когда они с ребятами на даче плутали в ближайшей рощице. Но, как выйти из рощицы, все знали. А вот как идти от Долины Смерти…

– Света! Никита!

Пройдя немного в ту сторону, куда удалились ее спутники, Кристина обнаружила их следы, отпечатанные на мху – сначала с небольшими расстояниями между ними, разнонаправленные – так ходят, когда действительно ищут грибы – а вот потом… потом два следа увеличили шаги и пошли прямо. Причём носок отпечатывался глубже, чем пятка – они спешили, почти бежали.

Подняв голову, Кристина оценила положение солнца – до темноты, что в этих широтах наступала довольно рано, оставалось часа два.

Они знали, подумала Кристина, куда я ушла. Хотели бы меня найти – спустились бы вниз, это дело десяти минут.

Но они просто ушли. Убежали.

Уж не они ли натащили сюда всех этих покойников, чтобы грибы лучше росли? А я должна была стать очередным.

Поразмыслив, Кристина все же отказалась от этой версии. Если бы столько людей пропало из Эйзенвилля, герцог закрыл бы свой бизнес уже давно. Да и не пропадало их столько. А вот из воинской части… но там тоже по идее строгий контроль. А из зоны? Бежали же из неё заключённые? Видимо, прибегали сюда и здесь накапливались. Но что их тут привлекало? Вряд ли тридерисы.

Кристина шла назад, по своим следам, но скоро следы кончились. До места, откуда она видела дом Эйзена, оставалось, по ее подсчетам, километров пять. Но в какую сторону?

Вот гора. Две горы. Слева и справа. Шли они на север, значит, возвращаться надо на юг. А потом, добравшись до знакомых мест – на восток. Но за оставшиеся полтора часа Кристина не успеет пройти такое расстояние.

Оставалось одно – уходить дальше от мест обитания сторнов. На северо-востоке город и, наверно, дорога. По дорогам сторны не ходят. Если обойти распадок справа, получится как раз выйти к цивилизации. К середине ночи или к утру. Не важно.

Ещё там где-то наверняка зона, где можно поймать мобильную связь. Главное – до темноты обойти этот чертов котлован…

И Кристина прибавила шаг, выбрав ориентиром ближайшую скалу.

Солнце садилось. Ее уже точно никто не искал.

Глава 13. Прогулки с урожаем

Усталая и измученная Кристина уже третий раз выходила к Долине Смерти. Куда бы она ни пошла – рано или поздно тропинки приводили ее к болоту, усеянному белыми сетками тугого воздушного мицелия и гнилыми человеческими костями под толстым слоем мха.

Тридерисы – это не грибы, думала она. Пахнут грибами, но не грибы. Просто взяли в себя грибную ДНК, а на самом деле, как говорил Эйзен, основа их генома – другая. Даже белки другие. Тут много волшебства… мрачного, странного волшебства. Эйзен не признаётся, но наука пасует перед открытием Сегмана и его последователей…

Солнце почти село, пробелы между деревьями все быстрее наполнял сумрак, и иного пути, поняла она, как стать свежей пищей для тридерисов, у неё не было. Связь не ловила совсем, и заряда в телефоне оставалось процентов десять. Можно было выключать, чтобы не тратился, и думать, что делать с депрессивной реальностью.

Взобраться на дерево? У сторнов будет целая ночь на его растворение и ещё полчасика на растворение упавшей Кристины. Дерево превратят в труху, а Кристину – в лужу сложного аминокислотного состава.

Про жертв, думала Кристина, направляясь к скале, принято причитать: «а ведь их тоже кто-то любил». Кто любил меня? Ну, родители. Подруга Полина. Может быть, Марина и Данка. Лешка ещё… Оба их. Мой странный друг Эйзен, предпочитающий теории сплетням. И этот непонятный Джафар… Его любовь больше похожа на служение с целью отвлечься… от чего? Хотя кто знает, какая она, эталонная любовь. Как она должна выглядеть. Может, именно так. Когда она помогает человеку скрывать некую страшную тайну от самого себя. Со стороны это выглядит, как глубокие противоречивые чувства непонятного рисунка. Мы не понимаем его и никогда не поймём полностью, сказал ей когда-то Эйзен.

«Его Божественную часть, а суть Божественного как раз не в том, что бог – не господин. Он слуга. Всемогущий слуга. Ибо созданная им Вселенная – ничто без Наблюдателя. Исчезнет наблюдатель, исчезнет и она, поэтому божественный свет есть то измерение, в которое отрастает Наблюдатель. И это не обязательно человек. Пока существует последняя кошка, медуза и даже бактерия, пока хоть кто-то смотрит на структурированную материю – материя существует. Парадокс в том, что не создав материю заранее, не создашь наблюдателя, потому что он тоже материален, а без Наблюдателя не получается материя… следовательно, если в начале было Слово, и у этого слова были непостижимые Наблюдателю свойства». Непостижимые свойства, примерно как у Джафара… где сейчас Джафар? Он уже должен узнать, что я не вернулась из леса. Это один из его страхов… Если Никита и Света уже на базе – а они должны туда зайти хотя бы для того, чтобы сдать урожай – все наверняка в курсе, что «Кристина увлеклась сбором грибов и потерялась».

Что может сделать этот одержимый для ее спасения? Поднять в воздух самолет?

Никакой летающей техники в темнеющем небе не наблюдалось.

Может одеться в железо и пойти в лес самостоятельно, но укажут ли ему правильно эти люди, куда идти?

Тихо попискивая от безнадёжности и ужаса, Кристина пробиралась сквозь кусты – это был самый прямой путь к скале. Жалко было не столько заплутавшую Кристину, сколько тех людей и животных, которые этой Кристины лишатся. Они все глупые. Они не смогут без неё. Как там говорил Эйзен? Высшие силы?

Они тоже не смогут. Вот Гнедич, например. Где он? Где его чертова магия или что у него там за инструменты? Может, все мы – картонные фигурки в его музыкальной шкатулке, танцующие польку? Польку-бабочку. Бабочки в нашей истории тоже очень кстати, их ведь так любила Ася…

Выбравшись из кустов на жёсткий, почти без растительности суглинок предгорий, Кристина начала молиться на ходу (падать на колени было некогда): дорогие высшие силы, как бы там вас ни звали, я хочу увидеть Джафара ещё раз, пожалуйста, просто чтобы он не сошёл с ума. Очень-очень прошу! Даже если все мы – фигурки в картонной коробке у двух поляков, проклятых ведьмой Розой из-за кота… кстати, а где кот? Не его ли звали Васкурчан, и он давно уже завершил свою маленькую кошачью жизнь, но остался существовать у Рейнольда в снах?

Спотыкаясь, ругаясь и всхлипывая, она, тем не менее, решительно приближалась к скале. Больше тропа не заворачивала. Куда-то же там можно забраться? Найти большой камень… Вон, кстати, камень… Может быть, в скале руда, и это их отпугнёт?

Рельеф поменялся – начался крутой подъем.

Это меня замедлит, огорчилась Кристина. Сторны меня съедят. Яша сойдёт с ума, как Эйзен. Данка будет злая, но будет сильно страдать внутри. Марина распустит сопли. Лешка замкнётся в себе. Родители… об этом даже думать не хотелось.

Почему я беспокоюсь о них больше, чем о себе? Привычка.

На двадцатом шаге сзади повеяло сыростью и плесенью. Кристина обернулась.

…Их было штук двадцать, они имели разную форму и разные… взгляды? Смотрели своими невидимыми глазами по-разному.

Она побежала.

Буквально через несколько шагов заросли расступились, и оказалось, что перед нею озеро. Длинное, вытянутое вдоль подножия, оно сверкало в сумраке, словно ледяной каток. В озеро, неизвестно кем и когда построенные, вдавались деревянные мостки – в детстве Кристина и ее подруги назвали бы их «древнючими» – а за ними, буквально в полуметре от края, красовался ржавый, полузатопленный понтон.

Изначально он состоял из трёх расположенных друг над другом плавучих секций, но сейчас первая из них – основа – проржавела, истлела, утратила плавучесть и была почти не видна. Некогда она поросла мелкими деревцами, но после ее окончательного утверждения на дне озёрном все деревца умерли и теперь медленно догнивали своё, торча из неподвижной воды.

Зато вторая секция была что надо. Широкопалубная, заросшая живыми кустами и мягкой травой, она возвышалась над водной гладью как остров, за возможность погулять по которому Кристина бы многое отдала в детстве. А сейчас – тем более.

Потому что остров, при всей своей ржавости, всё-таки был железным. Железо нейтрализует архаичную магию сторнов, которые пытаются встроиться в нашу эволюцию под видом грибов…

Ступив на ветхие мостки, Кристина осторожно пошла вперёд, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Она понимала, что мостки для неё станут самое большое двухразовыми, но даже свалиться с них в воду все равно было предпочтительнее, чем дожидаться хищных чудовищ.

*

Сначала Кристине показалось, что сторны смотрят на неё, но в следующий момент стало каким-то образом понятно, что сторны не видят ее саму, а смотрят ей под ноги. Возможно, они умеют видеть только в пределах горизонтальной плоскости определённой толщины.

Дрожа от ужаса и слабости, Кристина взобралась на третью секцию понтона.

Сторны чуяли ее; однако за полосой воды и металла почему-то потеряли из виду. Прозрачно-белые, холодные, что ощущалось даже издалека – они двигались, менялись местами, иногда появлялись на берегу, заставляя Кристину вздрагивать, но по мосткам не шли. Видимо, боялись их ветхости.

За пару часов, прошедших после полного захода солнца, ни одно чудовище так и не приблизилось.

Убедившись, что находится в относительной безопасности, девушка легла на длинную куртину мха: так, чтобы держать страшные белые пятна в поле зрения.

Там они и остались, даже когда она закрыла глаза от усталости. И теперь, как оказалось, с ними можно говорить.

Где ты, уныло и тягуче спрашивали они. Приходите к нам в гости, пропавшие два пятна, мы расскажем вам о своей человеческой памяти. О том, как живет настоящая душа, о любви и уюте, о воссоединении двух половин целого, предназначенных друг другу, о добре, которое побеждает зло, о собственной правде мира, из которого мы, перешедшие на высшую ступень бытия, зовём заблудших подняться и обрести самих себя…

…Когда они поняли, что их слушают, они расступились; и она увидела их Короля.

Когда они поняли, что их слушают, они расступились; и она увидела их Короля.

*

…Они ушли на рассвете. А к восходу солнца сонная Кристина уже выходила на участок редкого молодого леса, через который, она знала, лежала дорога в город. Если найти ее и пойти на север, думала она, можно оказаться в местах, где ловит связь. Телефона оставалось ещё процентов пять. А если дойти до города…

И Кристина продолжала идти. Как некогда запущенный метроном, она двигалась на восток, благо, солнце всходило, и теперь он легко определялся. Иногда она сверялась с компасом в телефоне, но все цифровое на этой земле вело себя крайне ненадежно.

Так прошло полтора часа. Ноги онемели и уже не чувствовали ничего, перелески сменялись просеками, дороги исчезали, и Кристина начинала всерьёз опасаться, что ей придётся провести здесь и следующую ночь тоже.

Следовало немного отдохнуть, чтобы выпить последнюю бутылку воды, и Кристина начала искать место. Ей казалось, что как только она присядет, то отключится снова, поэтому место следовало найти поудобнее и выспаться на нем до наступления жары.

Однако, спустившись с очередного косогора, она вдруг увидела просеку и грунтовку. Грунтовка! Значит, если идти вдоль неё, придёшь куда-нибудь!

И Кристина, шатаясь от телесного онемения, пошла. Дорогой этой, как она поняла, пользовались редко, но следы шин были ещё довольно свежи.

Перелесок стал разрежённым – он ещё совсем недавно был степью. Тонкие чахлые деревца, кое-где высохшие, вид имели сиротский, словно их сослали сюда по чьей-то злобной прихоти и они выживали из последних сил, не имея в своём существовании ни цели, ни смысла.

В одном месте следы машины сворачивали с грунтовки в лес. Свежие следы – ещё примятая ими трава не успела выпрямиться. Что там за люди? Они остановились или просто искали другую дорогу? Следовало ли их бояться?

Кристина рассудила, что после ночного «разговора» со сторнами бояться чего-либо было уже глупо.

И свернула.

Метров через двести следы выдавливались, разворачивались и уезжали под прямым углом от прежнего маршрута.

Значит, люди здесь были. Значит…

*

Некая деталь пейзажа, на краю поля зрения, привлекла ее внимание. Посреди тонких хлыстов деревьев и прозрачных пятен кустов выделялось уплотнение. Затемнение, как на рентгеновском снимке.

Антропогенный фактор, подумала Кристина. Прислонили мусорный мешок к дереву потолще и уехали.

Сбросив рюкзак, Кристина присела на высохшую мшистую кочку и закрыла глаза. Сидела свою личную вечность, пока нетипичный для леса шорох не выхватил ее из забытья. Что-то скрипнуло или звякнуло. Будто терлись друг об друга дерево и металл. Прислушалась. Кто-то дышал… или стонал.

Повернув голову на источник звука, Кристина отметила, что тёмный предмет обрёл узнаваемые контуры.

Встала. Подошла.

Это оказался не мешок, а просто согнутый человек в чёрных джинсах и серой футболке. Он сидел спиной к дереву, и его руки и ноги были зачем-то сцеплены железом по ту сторону ствола.

Человек очень напоминал Кристине Джафара. Но разве Джафара можно так приковать?

Приблизившись, она просунула руку под его подбородок чтобы поднять лицо и рассмотреть.

Точно. Это смуглое, спокойное лицо, уже изрядно заросшее чёрной щетиной. Она его знает. И оно, кажется, пребывает в забытьи.

Достав из рюкзака недопитую бутылку, Кристина плеснула в это лицо, поставив себе в план на будущее когда-нибудь удивиться собственному хладнокровию.

*

Джафар смотрел на неё снизу вверх, моргая мокрыми ресницами, и тоже был нечеловечески спокоен.

Просто мы замучились оба, подумала Кристина. И переполнены впечатлениями. Интересно, какие переживания так утомили его.

Она выпоила ему оставшиеся полбутылки, после чего он наконец-то смог говорить.

– Прекрасная селянка не ожидала увидеть представителя администрации так далеко от административного корпуса? – спросил он сипло.

– Еще полчаса назад прекрасная селянка думала, что уже видела все, – согласилась Кристина. – Бедная, как она ошибалась! Каким же образом представитель администрации попал в плен к дереву?

– Отцепишь – узнаешь, – начал торговаться Джафар. – Счастье надо заслужить.

– Я смотрю, ты уже заслужил…

– Я в процессе.

Сбросив рюкзак и обойдя дерево сзади, Кристина присмотрелись и заметила на руках Джафара, под наручниками, уже слегка подсохшие ссадины, облепленные муравьями.

– «Hiatt», – прочитала она. – Это верхние наручники. На ногах реально кандалы какие-то…

– Нужна заколка, – отозвался Джафар. – Две.

Поверх рюкзака Кристина бросила бандану. Отцепила заколки и под руководством Джафара минут сорок мучила замок и себя, стараясь не очень сильно дергать его руки, до крови натертые железом.

Раньше ей приходилось вскрывать замки только на сумках и на шкатулочках дома у бабушки, давно потерявшей ключ. В шкатулках были старые письма от бабушкиных коллег и поклонников.

Щелк!

– Готово.

Как только первый браслет соскочил, Джафар упал ничком на траву. Полежав так, он начал аккуратно разминать запястья и пальцы, избегая касаться ожогов.

Восстановив подвижность пальцев, он снял с предплечья своё обычное оружие, превратил его в цепь и, закинув за спину, начал пилить деревце.

– Проследи, чтобы упало вбок, – слегка задыхаясь, попросил он. – А не на голову представителю администрации.

Девушка снова покорно встала и уперлась руками в тонкий ствол. Осина, хоть и была плотной, довольно быстро рухнула, подмяв под себя мелкие кусты и засыпав ноги Джафара твердыми треугольными опилками – их оставляли ножи его цепного оружия. Раньше Кристина не понимала, почему он носит их, а не что-то более традиционное, например, нож. Теперь поняла: нож у него отобрали бы, а про браслеты знали не все. Вытащив через пенёк сцепленные ноги, Джафар снова немного размялся – было видно, что после многих часов неподвижности движения причиняют ему боль – отобрал у Кристины заколки и занялся кандалами.

– Кто тебя так? – наконец-то сочла уместным напомнить свой вопрос Кристина, изо всех сил стараясь не заплакать снова. Она очень утомилась, а тут ещё за кого-то переживать.

– Старый приятель, – лаконично отвечал механик. – Я считал его погибшим на Севере. А он выжил, и почему-то через семь лет решил мне отомстить за смерть своей жены. Долго выслеживал, устроил ловушку… и поймал. Взял вон ту биту, – Джафар кивнул назад, – приложил по плечу… а дальше не смог. Ассистентка увезла его с сердечным приступом. Не каждый человек может стать убийцей. Хотя подразумевалось, что меня и так ждёт мучительная смерть.