Текст книги "Грибники-2. Станция забытых людей"

Джафар некоторое время не отвечал, потом тихо сказал:

– Ладно.

И ушел. Больше он про кольцо не спрашивал, только здоровался с видом еще более угрюмым, чем прежде.

*

Эйзен с Джафаром хоть и не ссорился, но теперь тоже избегал его. Поутру, очнувшись у Рейнольда в свободной комнате, он долго смотрел в окно на поблекший пейзаж и думал о том, что некоторые прорехи в душе не зарастают никогда. Он догадывался, что вчера вечером Джафар хотел заставить его устать от самоконтроля, чтобы посмотреть, насколько Эйзен искренен. Вечный вопрос: считает ли он своего телохранителя только инструментом, или все же личностью. Это был один из его страхов. И Эйзену удалось убедить Джафара в беспочвенности этих опасений, предъявив настоящие эмоции. В который уж раз. Но от чужих сомнений ему стало самому стало жутко и немного обидно. Сколько ты знаешь меня, думал он, а все еще оскорбляешь недоверием. Ладно, раз такова плата. Пусть.

С того дня оба переключились на работу, каждый на свою. Саша Эстерхази, чье отношение к Джафару не менялось никогда, уехал к новообретенной жене и разве что иногда писал сообщения.

Из прочего коллектива Джафар тоже выпал. Разве что наивный Митяй, чуждый моральным терзаниям, общался с ним дружески, да Чекава, человек беспринципный, но падкий на популярность, откровенно им восхищался и пытался подлизаться, бегая по его поручениям. Джафар принимал его служение холодно, как сотрудничество с зеками, но все же принимал, потому что иногда требуется с кем-то поговорить, пусть даже и с земляным червяком, а Чекава хорошо умел изображать понимание. Да и понимал, что бы там кто ни говорил, достаточно много, просто никогда не применял общую шкалу ценностей к собственным поступкам.

– Странно, – признался ему однажды Джафар, когда они разбирали старую дверь барака, – ты ведь вполне здраво судишь о вещах и явлениях. А ведешь себя, как дебил.

– Да все так делают, – пожал плечами Димочка. Потом спохватившись, добавил: – Ну, кроме вас, конечно, Джафар Рэймисович. Потому что вы не обычный человек, а герой.

– Только подлизываться не надо, – сказал Джафар, выдергивая клещами гвоздь и бросая его в жестяную баночку. – Твоей лестью я сыт по горло.

– Это не лесть, Джафар Рэймисович, а констатация прискорбного факта.

– Чем прискорбного?

– Тем, что герой у нас один. Все прочие – обычные люди, типа меня.

– Типа тебя, Дима, у нас тоже только один, – возразил Джафар. – И это радостный факт. Монтировку мне подай, будь любезен.

Что же до старшего поколения, то оно было более откровенным.

– За наше избавление от врага народа, – сказал Борис Юрьевич, – выношу тебе благодарность. Говорят, ты направил руку кармы. Молодец.

– У нас есть люди на все случаи жизни, – надменно сказала Регина. – Раунбергер знал, кого нанимать.

Она очень уважала Эйзена, а теперь, после утраты своего обожателя Артура, даже позволяла себе отзываться о регенте очень положительно и очень часто. Сейчас это никого не задевало. Регина, судившая о вещах исключительно с позиции «хорошо» или «плохо» не любила задумываться о своем бессилии дать оценку этому обстоятельству.

– Отстаньте от него, – мудро заметила Авдотья Андреевна, вставляя сигарету в длинный мундштук. – Человек живет по совести и не нуждается ни в чьих в оценках.

– Не нуждаюсь, – бесцветно повторил Джафар, копавшийся в тот момент в нише настенного светильника. – Количество проклятий, висящих на электрике, не имеет значения, пока он способен отличить ноль от фазы.

Авдотья Андреевна затянулась ароматным дымом и стала медленно выпускать его колечками. Она считала, что гуманизм – еще очень молодая для человечества концепция, многие ее аспекты не проработаны, и даже христианские заповеди, явившиеся предтечей гуманистической эры, не в каждой ситуации срабатывают правильно. Но рано или поздно любая система приходит в равновесие.

Другая бы дама чисто по-матерински сообщила это механику, но кастелянша промолчала, радуясь тому, что его душевное состояние – абсолютно не ее дело.

Глава 17. Забытые люди

– Кристик, девочка, ты не представляешь, как мы с папой рады, что теперь можем позволить себе обустроить комнатку для малыша. Ты видела, как папа там все сделал? Правда, красиво? Тебе осталось только забрать свои книги со стеллажа и кровать, и мы поставим там кроватку и пеленальный столик.

Кристина вздохнула.

– Мама, а ты точно беременна?

– Пока нет, но ведь это вопрос времени.

Кристина промолчала. Она могла бы сказать, что начинать жизнь-мечту не поздно в любом возрасте, но только если речь идет о хобби или профессии, а вот размножаться после сорока она бы лично поостереглась. Да и не факт, что вообще получится. Но с другой стороны… а вдруг этот ее новый родственник окажется хорошим человеком? Он может оказаться другом ее ребенку, если он у нее будет… хотя, от кого? Она повертела на пальце кольцо с опалом. Надо вернуть. Но если она пойдет возвращать… она слишком сильно скучает. И тогда они снова сойдутся. Но проблемы останутся нерешенными. А если не сойдутся, то после возвращения кольца никакой надежды не останется. Яшка слишком гордый. Ему проще переломить себя и переключиться на другое, чем преодолевать барьеры чужих отказов.

Прикрыв глаза, Кристина вспомнила, как видела его в последний раз. Он отвез партию поселян в аэропорт и долго стоял рядом, пока они сдавали вещи, а потом проводил их на паспортный контроль. И даже после посадки ей казалось – она была уверена – что он наблюдает за тем, как их борт будет выруливать на взлетную полосу и разгоняться, потому что если не проследить, с ним может что-нибудь произойти. Она подозревала, что Джафар иногда так думает.

– Я рада за вас, мама, – наконец сказала Кристина.

– Ты когда переедешь к Яше?

– Не знаю. Может, никогда.

– Вы что, поссорились?

– У нас временная размолвка. Или постоянная. Он считает, что я должна была его осудить и прогнать, я осудила и прогнала, теперь он удовлетворен морально, но страдает от одиночества. Может быть, вернется к прежнему образу жизни.

– Ох, мужики, конечно, это проблема, – понимающе вздохнула Арина. – Ну, как хочешь. Но мне кажется, тут тесно будет впятером. Может, простишь его?

– Если я его прощу, он перестанет меня уважать. Это неразрешимая дилемма, мама.

– Слушай, но он выглядел нормальным.

– Все люди так, мама. Выглядят-выглядят, а потом ка-ак перестанут…

– А то смотри, мы тебе другого жениха подберем.

Другого? Представить себе такой ужас Кристина не могла. Отложив вилку, она, чтобы не спровоцировать дальнейшее развитие темы, удалилась к себе в комнату. В ту, где из ее вещей остались только кровать и стеллаж. Лежа на кровати, она долго крутила список контактов в телефоне, несколько раз останавливаясь на имени «Эйзен», но так и не позвонила.

Что он ей скажет? Милая Кристиночка, не переживай, Яша хороший, но больной на всю башку, таким его Мироздание сделало, и не нам с этим проектом спорить.

И тут телефон зазвонил самостоятельно.

Увидев незнакомый номер, Кристина отвечать не стала, не обнаружив себе настроения говорить со спамерами. Однако номер не унимался, и теперь с него пришло сообщение:

«Здравствуйте, Кристина. Меня зовут Изабелла. Мне очень нужно с вами поговорить. Это по поводу Джафара. Шнайдер сказал, он ваш парень. Мы можем встретиться? Я хочу подарить слепок ангела. Я расскажу почему».

– Слепок ангела? – опешила Кристина. – Посмертный, что ли? Где она дохлого ангела нашла?

Изабелла ее заинтриговала, и Кристина стала набирать ответ.

«Да хоть сегодня. Вы можете подъехать в торговый центр „Нептун“ там есть кафе».

«Могу, если кафе на первом этаже, или там есть эскалатор. Мне наверх тяжело подниматься».

«На первом. У нас очень понтовый центр, там второго этажа вообще нет».

*

…На вид Изабелле было лет девятнадцать. Длинные черные волосы спадали на плечи, обрамляя белое, с синеватыми прожилками лицо. Образ дополняли наглухо застегнутая бордовая кофта с длинными рукавами-воланами и черные джинсы с металлическим поясом. К стулу была прислонена металлическая трость.

«Слепок», по всей видимости, стоял рядом на столе, упакованный в синюю бумагу с цветочками.

– Он наконец-то получился, – улыбнулась Изабелла. – Можете звать меня просто Иза.

– А меня – Крис.

Кто у нее получился?

Иза кивнула.

– Я знала, что у Джафара есть невеста. Он сказал. Ты красивая.

– Спасибо. А… в чем, собственно, дело?

Сейчас она скажет, что она влюблена в Джафара. Или что они любят друг друга. И ей отдай мужика, а себе возьми украшение на камин.

– Мне двадцать два, – сказала Иза невпопад. – У входа мой охранник. И еще один снаружи. Без них я никуда не хожу.

Кристина молча ждала продолжения.

– Я заказала нам мороженое. Я люблю с шоколадом и манго. А ты?

– Я тоже.

Сейчас она скажет, что наши вкусы совпадают. И что Джафар… ну и ладно. Верну кольцо. Можно прямо ей. Прямо…

– И чай зеленый.

– Да, спасибо.

Иза еще помолчала, потом продолжила:

– Три месяца назад я первый раз за полтора года вышла из дома. Сегодня – второй.

Кристина снова ждала. Принесли мороженое, и Иза взялась за ложечку. Съела несколько ложек.

– Полтора года назад, – продолжила она наконец, – я сбежала из подпольного борделя этого козла Сомова. Я провела там полгода. Он меня похитил прямо с улицы. Я была доверчивой девочкой и ходила без охраны. У Сомова были терки с моим фазером. Обычное дело. Он накачал меня наркотой…

Иза рассказывала, глядя прямо на Кристину огромными, светло-серыми, почти навьими глазами.

Кристина никогда так близко не видела жертв преступлений. Слова и образы впечатывались ей в мозг, и она понимала, что забыть об этом, «развидеть» сказанное она сможет только через много месяцев, а может, и лет.

– …те скульптуры на берегу лепила я, – завершила свой рассказ Иза. – Из песка… ну и частично из цемента. Джафар привёл туда Сомова. Просто привел. С чего тот решил, что это живые люди, я не знаю. Может, был под наркотой. Им же все можно, правда?

Это был риторический вопрос, но Иза явно ждала ответа.

– Угу, – сказала Кристина, отправив ложку мороженого в рот. Требовались усилия, чтобы ощутить его вкус.

– Я тогда немного нахамила Джафару, – призналась Иза. – Вот, хотела извиниться. Я теперь чувствую такую свободу… пока Сомов был жив, я ощущала себя его куском мяса для игры, даже когда сидела дома под охраной. Помогали только ангелы. Но Джафар… он не ангел. Он как бы просто человек. И меня это жутко огорчало. Это значило, что можем как-то быть неправы… а разве мы можем быть неправы? Это бесит. На, возьми.

Она придвинула Кристине по столу вертикальный сверток.

Кристина не знала, что сказать, поэтому начала разворачивать синюю бумагу.

Ангел. Реалистичная статуэтка, если так можно сказать об ангеле. Керамика, качественный обжиг. Краска, глазурь.

Просто тощий мужик в золотой хламиде и с серыми крыльями. Длинные волосы поделены на прямой пробор. По одну сторону его черные, по другую – белые.

– Спасибо, – сказала Кристина. – Я… передам ему.

– Ты – супер, – Иза доела последнюю ложку и поднялась. – Очень рада была тебя видеть. Я пойду. За все заплачено, не беспокойся. Ты красивая. На птицу похожа.

Взяв трость, она свободной рукой сделала знак мордовороту у дверей и медленно, прихрамывая, двинулась к выходу.

А Кристина сидела за своей порцией, пока мороженое окончательно не растаяло. Ей хотелось взвыть, как волк на Луну. Только она была в кафе, а не в лесу, и от этого становилось особенно тошно. Выть, получается, нельзя.

Дочерпывая ложкой едва сладкую жижицу, она всматривалась в стилизованное лицо ангела, закономерно ожидая, что Иза придала ему сходство с Джафаром. Но нет – на нее, точнее, в пустоту за ее спиной смотрел узнаваемый, абсолютно отрешенный от земного бытия и до приторного идеализированный Рейнольд Клемански.

*

Джафар продолжал работать в поселке почти до самого конца декабря. Рейдеры давно разъехались, летний персонал тоже. Сашка улетел в Москву, к семье, Эйзен с Полиной занялись ремонтом новой квартиры. Рейнольд и Аня уехали куда-то за рыбами. Почти все «летние» люди сменились на других, «зимних», которыми непосредственно ведал Борис Юрьевич. Уехала даже Регина.

В этом году поселок потреблял куда меньше отопления, чем всегда, и бригада истопников не требовала усиленного контроля. Таким образом, делать к зиме стало абсолютно нечего; разве что рыбку кормить.

Ты оттолкнул от себя всех, говорил себе по вечерам Джафар. И тут же сам себе объяснял, что все правильно. Люди благополучные должны жить в благополучии, а не с ним, чернорабочим социума, чья участь – находиться снаружи этого общественного кокона и их маленькую цивилизацию от людей, похожих на него. Так легче. Так – спокойнее.

И в то же время по вечерам он вспоминал Кристину. Никого другого он почему-то не мог вспоминать. Когда еще встречался с ней – запросто. А теперь почему-то не вспоминалось. Поэтому в один из декабрьских дней он все же вернулся домой, объяснив это тем, что и квартирой надо заняться. Отремонтировать и продать. И купить новую. А может, не покупать больше ничего.

Два дня он разбирал старые фотографии и спрашивал себя, как же так вышло, что вот эта счастливая женщина и этот настороженный маленький мальчик превратились – да полно, он сам себя превратил – в одинокого мужика с паскудной психикой, которому снится нефтяная вышка. Если б ему сказали, что так будет, он бы отказался. Выкинул бы к чертям это будущее вместе с настоящим.

А как сложилось бы, спрашивал он себя, не попроси тебя Эйзен о профессиональной услуге? Ты справился бы сам, никому ничего не сказав? Хранить тайну легче, чем видеть себя чужими глазами и читать в них отвращение. Отвращение, в котором они неправы. Они не правы, но ты никогда не сможешь их переубедить и вызвать у них другие эмоции в твой адрес, потому что ваш опыт слишком различен (вот у Изабеллы он похожий, но ты ведь не будешь встречаться с Изабеллой). Ты пытался притвориться одним из этих людей. Но ты – не они. Надо съездить к Кристине. Забрать кольцо и довольствоваться тем, что посылает судьба. Уехать в Каир, жениться снова. Иногда вспоминать тех, кого ты любил. У тебя будут браслеты, гайтан и кольцо. И несколько фото с матерью. Остальное к черту.

Поднявшись, Джафар решительно натянул зимние ботинки, куртку, выключил в прихожей свет и открыл дверь, чтобы идти в магазин.

*

На лестничной клетке тёмным силуэтом стояла Кристина – с матерчатой сумкой (кажется, такие назывались «шопер»), в сером пальто и шерстяном шарфике. Он не знал, что она стоит там уже полчаса, раздумывая, нажать ли звонок.

– Ничего себе, – выдохнул он. – Что-то случилось?

– Ничего, – кивнула Кристина и каким-то стеклянным голосом спросила: – Ты уезжаешь?

– Нет, – осторожно сказал Джафар. – Я не уезжаю.

Порывшись в сумке, Кристина вынула какой-то сверток.

– Это тебе. Просили передать.

– А… Спасибо. А что это?

Кристина перевела дух, дабы прибавить себе решимости.

– Это передала девочка, про которую ты мне не рассказал. Хромая девочка-скульптор.

– Изабелла?

– Да.

– Спасибо. Ей и… и тебе, за то, что передала. Я… очень тронут.

Кажется, он не сказал ничего лишнего.

– У него лицо Рейнольда, – поведала Кристина.

– Изабелла не знакома с Рейнольдом, – заметил Джафар на всякий случай. Главное – не говорить о себе. И не о Кристине.

– Тем не менее.

– Это странная девочка. Но мне приятно слышать, что она начала выходить из дома.

– У нее два охранника.

– Это хорошо. Она должна жить.

– Ты тоже должен жить, Джафар, – веско сказала Кристина. – Ты спас, блин, ее! И молчал, как твоя рыба!

– Ее избавление не было моей целью, – пояснил Джафар на всякий случай. – Я нашел Изабеллу, чтобы выйти на Сомова.

– Не важно! Теперь ясно, что этот урод заслуживал смерти.

– Эйзен тоже так считал, – печально усмехнулся Джафар. – И Шнайдер. Но Шнайдер-то вообще не из вашего стана абстрактных гуманистов… зайдешь?

Кристина двинулась вперед; он посторонился, еще не очень веря в происходящее.

– У меня чай есть, – предложил он.

– Хорошо, – приняла предложение Кристина.

Он помог ей снять пальто – заснеженное, уже мокрое – и повесил его в прихожей, пропахшей пылью и старой шерстью.

На кухне он поставил перед ней глиняный китайский чайник с зелёным чаем и чашечку, на которой был изображен рыжий щенок, гоняющий разноцветный мячик.

– Это твоя? – спросила Кристина.

– Когда-то была, – кивнул Джафар. – Бабушка подарила.

– У тебя была бабушка?

– У всех была бабушка, – назидательно сказал Джафар. – Без нее не было бы одного из родителей.

– Зануда.

– Виноват.

Он достал вазочку с печеньем чашку себе – крупную, с серым пейзажем в китайском стиле.

– А эту кто подарил? – продолжала гостья светский разговор.

– Эту я сам купил, когда был подростком.

– О.

– Что?

– Ничего.

– Ну, меня попросили купить чашку… Мне понравилась вот эта.

Кристина улыбнулась.

– Мне бы она тоже понравилась.

Наверное, теперь можно сказать.

– Крис…

Она подняла взгляд. Великий Амон, подумал Джафар. Зеленые глаза. Платиновые волосы. Вывихнутые мозги. Где ты еще такую найдешь?

– Прости меня, – сказал он тихо. – Пожалуйста.

Тут надо было продолжить, но он смешался и не придумал, как именно.

– Ты спас очень многих, Джафар, – напомнила Кристина – скорее себе, чем ему (видимо, это самое важное для гуманистов). – И никому не сказал.

А вот это уже могло показаться упреком ему и оправданием ей.

– А скажи я, я бы иначе выглядел в твоих глазах? – уточнил Джафар.

Кристина подумала и снова стала говорить осторожно.

– Если б ты сказал, мне было бы легче справиться со своими заморочками. Понимаешь… очень трудно держать в голове образ тебя… и этих… этого мира, где живут такие, как Сомов.

– Эйзен смог, – сказал Джафар с обидой. – Он легко нас совместил, знаешь ли.

– Эйзен очень… очень переживает. Я была у них с Полинкой неделю назад. Полинка ругалась. Он смеялся. Он такой… истерически веселый и постоянно гонит какие-то теории. А когда я спросила про тебя, у него аж руки задрожали.

– У него?

– Ну да.

– Ну… Я не хотел его огорчать. Правда.

– Можно и не хотеть. Он сам справляется. Вы же вроде не ссорились.

Джафар вздохнул.

– Даже немного помирились. Но Леша после этого осудил сам себя за излишний прагматизм. С чем я иногда согласен, и что ему очень не нравится. Но ведь он теперь не одинок. Увлечён ремонтом. Почему?

– Потому что на свете есть люди, которые ему дороги, Яша. И один из них – немножечко ты. Но ты словно бы всегда в нем не уверен.

– Он во мне тоже.

Джафар сел на стул и обхватил голову руками.

– Я неоднократно пытался все это себе объяснить… он спас меня, потому что нуждался в телохранителе – знал, что занимается опасной проблемой. Он нуждался в летчике. В механике. Это ладно. Это работа. Но он сделал так, что я привязался к нему. Он проявлял личный интерес. Спасал меня. Лечил. Но все это для того, чтобы однажды вот так использовать. Обрубить все разом. Понятно было, что я за это возьмусь. И что сделаю, тоже понятно. Ему все удалось. О чем теперь беспокоиться?

– Джафар Рэймисович, люди сложнее, чем кажется некоторым механикам.

– Правда?

– Угу.

– И что, где-то в глубине Эйзена ему нужен был Джафар, как человек?

– А ты не чувствуешь? Не веришь в его искренность?

– Верю, конечно. Но чувства противоречивы. Им не всегда можно доверять. Иногда нужны доказательства.

– Хорошо, – Кристина полезла в сумку за телефоном. Полистав фотографии, протянула.

– Смотри, какие красивые доказательства. Мы с Клемански нашли это весной.

Джафар взял телефон, полистал экран. Смутился.

– Ну… ничего себе.

– Только не говори, что ты не помнишь его руку и не видел его рисунков.

– Я ему точно не позировал.

– Он мог это сделать по памяти. Или с фото.

– Фото себя на столбе я еще переживу, – размышлял Джафар вслух. – А вот с барракудами… Или кто это? Мыши?

Кристина рассмеялась.

– Яша, да пофиг, что это! Зачем сомневаться в людях? Ты ведь видишь все прекрасно. Ты для него человек, а не инструмент.

Джафар вернул ей телефон, сел и допил чай.

– Был у меня один… коллега, – вспомнил он. – Мы дружили. В Африке. Он в итоге оказался диверсантом, и я убил его, – Джафар коснулся левого глаза. – Глаз, вот, испортил. В тот момент возможно я и разделился надвое, и часть меня – мой двойник – теперь живет за Воротами. Или жил когда-то. У двойника, если верить записям, оба глаза карие, как у меня раньше. Сдается, мы разделились в тот момент, когда самолет диверсанта взорвался. В некоей реальности мой самолет, видимо, тоже. Там я умер, но тут продолжился. Можно предположить, что причина в том, что я видел и даже трогал машину из другого мира, убившую мою мать. Как-то это повлияло. Создало незримые связи. И то, что Сашка нашел Эйзена, возможно, было следствием вышеизложенного. С тех пор не знаю, кто здесь люди, а кто судьба.

– Я – люди, – сказала Кристина. – Но пожалуйста, не стесняйся рассказывать о себе хорошее и посвящать меня в секреты своих миссий.

Обойдя стол, она встала позади Джафара, положила руки на основание шеи и начала медленно расстегивать его рубашку.

Запрокинув голову, Джафар посмотрел на нее затуманенным взглядом. – Так не честно, – произнёс он с истомой в голосе. – Так с меня можно взять любое обещание. А если миссия и впрямь будет секретной?

– Я никому не расскажу, – пообещала Кристина.

*

…За окном бесновалась метель, пролетая насквозь рассеянный луч уличного фонаря, и все под ним было одинаковым – ветви деревьев, земля, дома и скамейки.

– Я понял, – сказал Эйзен сидящей за компьютером Полине, – почему так скучна зима.

Стоя у окна, он наблюдал зимний пейзаж и пытался уравновесить его со своей внутренней тоской.

Полина только что закончила писать статью, намеревалась спать и в целом ничего против зимы не имела. Можно было пораньше лечь, думала она. Конечно, зимнее сидение дома не сравнить с их приключениями на островах или в «Солнечном», и не сравнить даже с изучением попавших в их руки аномалий, рождающих интересные гипотезы. Но нужно ведь иногда и отдыхать. Даже Доронину, хотя он считает отдых тоской.

– И чем же? – весело отозвалась Полина.

– Зимой белый цвет не содержит никаких чертовых аномалий… Не над чем подумать. Ни один снеговик не похож на сторна. Чувствуешь себя невинным ребенком, не знакомым с кислотной стороной белой и пушистой жизни.

Тут у Доронина звякнул телефон, и на экране возникло сообщение от давно молчавшего Джафара.

«Леша, если ты еще раз нарисуешь меня с барракудами, я тебя… тоже нарисую. И ты после этого точно не выживешь, во всяком случае, на рисунке. У тебя будут морфологические особенности, несовместимые с жизнью».

– Так это наоборот хорошо! – воскликнула Полина. – Быть незнакомым. Каждый день как чудо.

– Я так и сказал, – улыбнулся Эйзен. Действительно, зима переставала быть тоскливой.

«Ловлю на слове. Пошел искать референсы барракуд» – ответил он.

– Ты сказал, скучно, – удивилась Полина.

– Прости, соврал. Хорошо. Зима – это просто волшебно, Полиночка!

Подойдя сзади к стулу, он деликатно ухватил голову жены за уши, отцентрировал поудобнее и поцеловал в макушку.