Текст книги "Грибники-2. Станция забытых людей"

– А если злоумышленник там, с Мариной?

– Тогда тот, кто пойдет, должен взять собаку… собака, ты готова навестить другой мир?

– Гав!

– А ты умеешь считать до трех?

– Гав. Гав. Гав!

Кристина еще раз посмотрела на блуждающий огонек. Или ей показалось, или он чуть удалился.

– Ладно, – сказала она. – Я сбегаю. В другой мир и обратно. Скорее всего, они оба там. А ты стой и охраняй вход. Он должен будет стать нашим выходом.

– Хорошо, – кивнула Данка, разминая запястья и озираясь, как боец на задании. Рукопашный бой она практиковала разве что в детстве, да еще потом отец показал пару приемов. Хотя с кем тут сражаться? Все там.

Перекрывая стрекот цикад, шелестел сухими травами гуляющий по пустоши ветер, гонял по черному небу маленькие облака, заставляя звезды то прятаться, то появляться. Луны нигде не наблюдалось, и тьма за пределами круга от их собственного фонарика была непроницаемой.

Вцепившись в ошейник, Кристина замерла перед едва видимой чертой, миновав створки.

– Раз… два… три!

– Гав… Гав… Гав!

Перешагнув черту, они оба побежали к удаляющемуся источнику света. Десять минут туда. Десять минут обратно. Восемь минут на непредвиденные обстоятельства.

Данка следила за ней, придерживая створку и глядя на светящиеся часы. Минута… три… пять…

*

В сопряженном мире солнце еще только садилось, заливая поле сквозь облака розовыми лучами. Вдалеке виднелись уже знакомые Кристине постройки, лишенные любой жизни, кроме растительной и членистоногой. Марина стояла посреди травяного поля настороженная, похожая на дикого зверя.

Марина стояла посреди травяного поля настороженная, похожая на дикого зверя.

На этот раз она была одета, но вид имела куда менее вменяемый, чем в Разрухе.

– Марин, – Кристина тронула ее за плечо. – Ты спишь? Ты одержима? Проснись!

Марина не просыпалась. Пригнувшись, она стояла и смотрела на стремительно закатывающееся солнце.

Вот как, подумала Кристина. Время здесь то ускоряется, то замедляется, но видимо, полночь совпадает с полночью. Или переход происходит только в нашу, земную полночь?

Размышлять, однако, было некогда, поэтому Кристина просто схватила Марину за руку и потащила за собой.

*

– Мечты никогда не сбываются полностью, – услышала Данка из темноты полузнакомый голос, напоминавший баранье блеяние. – Но прекрасно, что есть кому разделить мой полуночный путь.

Данка резко обернулась. Глаза не сразу привыкли к темноте, а когда привыкли, она рассмотрела, что напротив в расслабленной позе стоит Азиль. С его костлявых плеч стекали складки какого-то короткого черного облачения. Капюшон облачения был откинут, и лысина тускло поблескивала в свете звезд. Глаза его приковывали взгляд, словно два портала.

Убедившись, что завладел вниманием Данки, он сказал:

– А ну закрой-ка створку, красавица.

Голос гипнотизировал. И Данка поймала себя на том, что ее первым желанием было действительно закрыть свою створку. Азиль держал другую. И ключ! Она видела, как у него в руке блеснул серый ключ.

«Чтобы не поддаться гипнотическому трансу, – учил ее когда-то отец, – сожми губы и с силой выдуй воздух».

– Ппппппппппп, – сказала Данка.

– Смотри на меня, – приказал Азиль. – Закрой створку.

Он покрутил ключ на пальце.

– Пппппп. Ппппппп, – надрывалась девушка, проваливаясь в сладкий омут покорности.

Однако неприличный звук получался громким и бодрым. Хрен тебе, а не отпустить.

– Отпусти створку, сука!

Это он зря. Данка помнила, что сука у них сейчас выполняет миссию за Воротами, и этот приказ к себе не отнесла.

Азиль это понял и схватил ее за руку. Пальцы у него были железные.

*

В тот вечер Рэнни был дома один. Аня ушла к себе спать, а ему почему-то вдруг захотелось подобрать на гитаре польку. Пока искал нужный диапазон, пока менял порванную струну…

Мимо окна прошли на ферму. Рэнни и забыл бы об этом сразу, но потом мимо окна прошли второй раз, уже с фермы, взволнованно переговариваясь и с собакой. У Рэнни был хороший слух. Даже сквозь закрытое окно король Эйзенвилля понял, что случилось нечто неординарное, и, нацепив ботинки, вышел на крыльцо.

Девушки успели уйти довольно далеко, но он без труда нашел их по звуку.

И теперь, наблюдая из темноты битву Данки и этого лысого пришлого ублюдка, соображал, чем бы помочь своим подданным.

Драться Рейнольд не умел. Верный привычке с детства оберегать руки, он даже не научился бить как следует.

Огреть этого козла корягой по лысине? А с какой силой? А вдруг убью? Или еще хуже, только разозлю?

Рейнольд вспомнил, что всегда завидовал Тейвазу, точнее, его умению пересмешничать.

Вот Тейваз бы сейчас хорошо изобразил голос полковника… Или прапорщика…

А если представить себя им? Тейваз… Ну, допустим.

– Стой, раз-два! – гаркнул Рэнни. Воображение сработало так хорошо, что он почти ощутил ее на лице – эту несуразную, но горячую руну.

Азиль вздрогнул и от неожиданности отпустил Дану.

Выкрутившись, девушка развернулась и со всей мочи выдала сопернику каблуком в пах. Согнувшись, Азиль двинулся к Воротам, однако Данка тут же ухватила его за хламиду и второй раз ударила по руке. Ключ выпал, зазвенев по камням.

Рэнни, который все еще не умел драться, но вдохновился успехом преображения, решил одолеть следующую ступень – представил себя Джафаром. Чуть не вывихнув ногу, он четко попал каблуком Азилю в крестец, заставив похитителя ключа на несколько шагов пролететь вглубь пещеры – навстречу подоспевшей Кристине, влекущей на этот раз одетую, но сонную Марину, и собаке, вцепившейся Марине в джинсовую штанину. До полуночи оставалось минуты две, а всей троице предстояло около десятка шагов до заветной черты.

В планы Азиля их возвращение не входило. Взревев, как бабуин, он отбросил вцепившуюся было снова Данку на землю, шуганул тощего Рейнольда – от неожиданности тот вышел из образа – и бросился навстречу беглецам с целью оттолкнуть их обратно в пещеру.

И… исчез.

Кристина, задыхаясь от непривычных усилий, втолкнула подругу в безопасную зону.

– Вуф! – сказала Трина, виляя хвостом. Задание ей понравилось, и она ожидала похвалы.

– Какая ты молодец, – улыбнулся ей растрепанный Рейнольд, потирая ушибленное бедро. – Просто умничка! Крис, дорогая! Маринка…

Джафаром оказалось быть тяжело. Хорошо, что он им не родился.

– Харэ лобызаться, – Дана грубо вытолкнула всех на такыр. – Ворота надо закрыть.

Поднявшись, они с Рейнольдом с обеих сторон сблизили створки; да так и замерли, не сведя их вместе. Мир за Воротами начал дробиться на многомерные кубы.

– А где Азиль, кстати? – кровожадно спросила Данка. – Хотела посмотреть, как его прожует…

– Он не досчитал до трех, – объяснила Кристина, усаживая дрожащую Марину на ближайшую плоскую корягу. – Но по крайней мере мы точно знаем, что он остался там, а не здесь.

Рейнольд с глухим щелчком замкнул Ворота и спрятал ключ в карман своей лоскутной куртки.

– Теперь я – хранитель, – сказал он, нервно приглаживая длинные пряди волос, выбившиеся из хвоста. – Никогда не хранил ключ. Интересное ощущение.

– Не потеряй, – буркнула Данка.

– Ид-д-демте д-д-домой, – пробормотала Марина. – Ч-тто за х-х-рень… я же п-просто с-спала…

– Ты украла ключ у Джафара?

– Ну вот еще! Я – не ты и в ш-шпионов не играю!

– Значит, просто не помнишь, – мрачно сказала Кристина, обнимая подругу за плечи и направляя в сторону дома. – Топай, балда.

*

– А если нас спросят, куда делся Азиль? – тревожилась Марина, когда они все вчетвером сидели в семнадцатом домике.

– Скажем правду, – ответила Кристина. – За Ворота. Пусть поищут. Может, соберут его из кубиков. Про гипноз не скажем. Это Маринкино личное дело, правда, Марин? И чего ты на него пялилась, когда он приехал?

– Не знаю, – повинилась Марина. – Взгляд такой… сильный.

– Только это не Азиль, – заметил Рэнни, рассматривая Марину, от переживаний, пошедшую пятнами.

– А кто? – заинтересовалась Данка.

– Посмотри на ее лицо. Это гуру Теребилов. Который Тейваза разрисовал.

Марина подошла к зеркалу, вскрикнула и стала оттирать пальцем со щеки руну «уруз».

– Как всегда, – сказал Рэнни, – самое неподходящее, что можно нарисовать на человеке… Ну какой же ты «уруз»?

– Зато х-хорошо оттирается, – яростно сообщила Марина, послюнявив палец.

– Он нарисовал, но не успел наколоть, – пояснила Данка, внимательно наблюдавшая за подругой.

– Надо отвести собаку, – меланхолично сказала Кристина. – Обратно.

Адреналин закончился, и она чувствовала себя очень усталой.

– Не грусти, – сказал Рэнни. – Я отведу… Слушайте, а ведь получается, что Тейваз все-таки нашел способ отомстить Теребилову. Когда я изображал голос полковника… я воображал себя им. Эриком Россохиным.

Они помолчали.

– Знаете что, – сказал Рэнни, – лучше ничего не говорить. Не видели – и все. Нас ведь тоже никто не видел.

– А камеры?

– Азиль их отключил, – сказал Рэнни. – Через щиток. Еще утром, как только утекла вода. Я собирался попросить Джафара их починить, когда он вернется, но не знал, что это сделал злоумышленник.

– Маринка, ты оттерлась? – спросила Данка.

– Вроде бы…

– Ну и хорошо. А то уже час ночи. Завтра этого козла начнут искать… Рэнни, а как ты понял, что нам нужна помощь?

– Вы два раза мимо меня прошли, – улыбнулся Рэнни. – Один раз за Триной, другой раз уже с ней. Я и решил посмотреть, чем вы заняты.

Все засмеялись. Мотивы у Рейнольда как всегда были из разряда «мне вдруг стало интересно».

– А где Анька-то? – заволновалась Дана. – У вас с ней все хорошо?

– Пошла домой выспаться. Под мое бренчание на гитаре это трудно. А так да, все хорошо.

– А как секс? – не унималась Данка.

– Спасибо, – вежливо сказал Рэнни, – трахаемся.

– Дан, – сквозь смех проговорила Кристина, – ну что ты к человеку пристала… Я вот думаю – Гнедич ведь просил нас кого-нибудь на ночь за Воротами оставить. Вот мы и оставили.

– Или он сам остался, – заметила Данка. – Насколько я помню, Теребилов тоже был на короткой ноге с Гнедичем или с информацией о нем. И что-то там ценное для него знал. Или хотел знать.

– Интересно, где он теперь? – спросила сердобольная Кристина. Адреналин схлынул, и на первое место вылезли тревожащие ее гуманистические убеждения. Если они все стали причиной смерти Азиля, пусть бы он даже и преступник, это ужасно. Но ведь он сам хотел оставить Марину за Воротами… тоже, фактически, убить. А у нее родители…

– Я предполагаю, – сказал Рэнни, – что он сейчас именно там, где ему кармически положено быть. В конце концов, если человек не умеет считать до трех, то нашей вины в том нет. Становясь великим гуру, необходимо помнить о технике безопасности.

Рэнни стянул с хвоста резинку и жестом попросил у Марины расческу. Из всех собравшихся только у них были достаточно длинные волосы, чтобы без слов понимать друг друга.

– А все-таки, – через некоторое время спросила Кристина, – что он хотел изобразить у Маринки на спине в тот, первый раз?

– Похоже на зодиакальный круг, – сказал Рэнни, ласково поднимая собаку, чтобы идти домой. – Это было бы самое бессмысленное из возможного.

Глава 15. Кровь и песок

Полковник Горнило Азиля не искал. Накануне вечером Азиль сказал прапорщику, что завтра уедет по делам, а какие там у него дела – полковника не волновало.

Правда, наводнение запустило другие процессы, селянам неведомые, и через пару дней без какого-либо предупреждения на базу въехало сразу пять микроавтобусов, из которых высыпались очередные вооруженные люди. Сначала они окружили полицейское управление и где-то час там пробыли. Потом оттуда появился мрачный, но явно смирившийся Олег Васильевич с молчаливым Орловым и велел снова собрать всех возле столовой под тентами.

А когда люди пришли, он объявил (как показалось многим, фигурально подталкиваемый в спину):

– От имени Министерства внутренних дел нас просят не покидать базу, пока ведется следствие.

– Какое следствие? – тут же спросила Данка. – И где удостоверения МВД у этих товарищей?

– Мы не уполномочены сообщать, – угрюмо выдавил из себя Орлов. – А если будете препятствовать следствию, – предупредил он вполголоса, – добавят незаконный захват земли и использование оной в целях собственного обогащения.

И уже покосился на пришельцев с откровенной неприязнью.

– Но у нас все законно, – не удержавшись, возразил Альберт.

– Следствие разберется, – сказал человек с автоматом и начал кому-то звонить.

– А можно ваши документы увидеть? – спросила из толпы Данка.

– Все увидите в свое время, – пообещал человек.

– Я так и знала – Азиль был соглядатаем, – пояснила Данка заднему ряду, состоящему из Кристины, Юрика и Марины. – А полковник чисто для красоты тут. Разведчик. Он вообще не в курсе.

– Ну а что, – сказал стоящий рядом с ней Гарик, – может, они и правы. Мы же не знаем, куда все шло…

– Ты рехнулся? – пихнула его Данка в бок. – Не знает он. Как будто он грибы не собирал, и ему денег не платили.

– Зато теперь здесь порядок будет, – гнул свое Гарик. – А то наводнения всякие. Это аморально.

– Ты больной? – разозлилась Данка. – Порядок – это когда наш порядок, а не их. Их порядок нам на хер не уперся. Мозги отморозил?

– Ну, не знаю… по-моему имбовые чуваки.

Данка посмотрела на бойфренда новым взглядом – оценивающим и скептическим. Этот взгляд словно спрашивал: милый, а стоит ли твоя накачанная тушка того, чтобы терпеть твои мазохистские убеждения?

Ответ на этот вопрос она пока не придумала.

После схода всех разогнали по домам и не велели выходить. Вызывали только на допрос по одному. Вопросы задавали странные и явно не слушали ответов.

Давно ли они тут работают, почему на базе запрещен алкоголь, проводят ли они какие-либо религиозные ритуалы…

Про Азиля не спрашивали. То ли самоуверенно считали, что грибники ничего ценного сказать не могут, то ли не умели вести следствие, то ли им этот Азиль вообще не сдался.

– Если это Теребилов, – ворчала Данка, – то он вообще-то в розыске. Но если мы знаем, что это он, нам придется это доказать, как и доказать свою непричастность к его исчезновению. Уж не знаю, что труднее.

– Допустим, – мстительно сказала Марина, – он ушел в лес. И допустим его там съели сторны. Или волки. Или медведь.

– А почему у тебя волки во множественном числе, а медведь – в единственном? – лениво поинтересовалась Кристина.

– Все правильно, – заметила Данка. – Чтобы сожрать этого козла целиком, одного волка мало, нужно, много, а медвежий экземпляр, может быть, за пару суток и управится…

– Кстати, о еде, – сказала Кристина. – Что там у нас с заварными кашами, и кто идет за водой в колодец?

После захвата «черными рейдерами» столовая не кормила, водоснабжение не текло. Разве что разрешили ходить на пруд за технической водой, и за питьевой – к колодцам на ферме.

Регина звонила городской администрации и полиции, но та отговаривалась только словами «подождите» и «потерпите».

Полковник сидел мрачный – у него почти отобрали Галину Сергеевну и ничего не объяснили.

На ферму запретили привозить что-либо, и Единоверыч с тетей Таней спешно подсчитывали, хватит ли до зимы кормов. Заодно искали, куда пристроить животных.

– Я знала, что будет рейдерский захват, – бухтела Данка. – Хорошо хоть мы зарплату за этот месяц получили. И наши «белые рейдеры» тоже.

– Почему ты такая циничная? – упрекала ее Марина, намазывая себе бутерброд. – Может, они действительно ищут человека. Что такого? – потом смутившись, добавила: – Ну, не найдут…

– Просто так у нас никого не ищут, – огрызалась Данка. – Мастерские кости им вообще только в прошлом году принесли. А пропал он когда?

– Откуда я знаю? У Джафара спроси. Он сегодня должен приехать.

В дверь постучали.

– Входите, – сказала Кристина. Поняла, что краснеет от волнения. Если это Джафар – уж ему-то придется все рассказать.

– Приветствую всех, – раздался из прихожей знакомый голос. – Живые?

– Привет, – Кристина вышла его встречать. – Живые. Но тут такое…

Джафар был в приличном – явно только что с дороги, еще даже не переоделся.

– Я видел, – сказал он, обнимая Кристину. – Меня даже пытались допросить.

– Получилось?

– Плохо получилось, – усмехнулся Джафар, теперь уже целиком появляясь в кухне. – Это не военные. Это какая-то шваль, которую набрали из ЧОПовцев, и эти алкаши уже успели повздорить с моими бойцами. Лишней еды нет?

Марина протянула ему свеженамазанный бутерброд со словами «у нас есть еще».

– Спасибо… У вас все нормально? Не обижали?

– Что с нами будет? – крикнула Марина из дальнего угла кухни, где она замерла, намазывая себе второй бутерброд. Теперь она безуспешно пыталась потолстеть.

– Да ничего, – вздохнул Джафар. – Мы свалим через пару недель, а это место засекретят и отдадут под наркоманский бизнес. А вот что будет дальше…

– А что будет дальше? – тихо спросила Кристина.

– А вот это уже никому не ведомо, – печально ответил Джафар, доедая последний кусок печенья из стоявшей на столе вазочки.

*

Вечером Борис Юрьевич дозвонился аж до губернатора, но тот отмахнулся: мол, это кто-то из вашей Москвы, разбирайтесь сами. Нам вмешиваться не велели.

Дом на горе пришельцы пока игнорировали. А вот он их игнорировать не мог.

На второй день захвата инкогнито появился Эйзен и долго говорил о чем-то с Региной и Борисом Юрьевичем.

А позже, как стемнело, заглянул в семнадцатый домик.

– Кристина, – сказал он тихо, застав ее одну на кухне. – Джафар здесь?

Вид у него был бледный, но запредельно решительный.

Кристина даже встала с табурета.

– Нет, – ответила она. – Заходил один раз, потом ушел в казармы. Может, восстание готовит… хотя вряд ли.

– Ну и ладно… Не говори ему, что я был. Мне нужен Гнедич, – сказал Эйзен тихо-тихо. – Пожалуйста. Только вообще никому не говори.

– Ты готов сдаться в рабство?

Эйзен помотал головой и сглотнул. Было видно, что во рту у него пересохло, и что он давно перестал это замечать.

– У меня есть что ему предложить помимо рабства, – сказал он, и Кристина уловила в его голосе странное торжество.

Пожав плечами, она полезла в тумбочку. Книга лежала на месте.

– Возьми, – сказала она. – И ключ вот. Только не попадись никому из «черных людей».

– Обижаешь, – улыбнулся Эйзен и исчез, тихо прикрыв за собой дверь.

На второй день захвата инкогнито появился Эйзен.

*

– Почему Эйзен тебя игнорирует? – спросила Кристина, когда следующим вечером встретила Джафара, возвращавшегося с тренировки.

Тот пожал плечами.

– Вы не ссорились?

Джафар улыбнулся.

– Крис, ты так опекаешь наши отношения с Эйзеном, словно без него мне совершенно не с кем общаться. Нет, мы не ссорились. И возможно дело как раз в этом.

– В чем?

Джафар задумался. Кристина наседала на него, как мышь на кусок сыра, и проще всего было бы сдаться, но у Джафара возникли некоторые подозрения, которые он даже сам себе не хотел озвучивать, а уж тем более девушке, исповедующей абстрактный гуманизм. Сам он эту точку зрения не особенно уважал (подозревал, что сейчас и Раунбергер тоже), а зачастую и вовсе игнорировал, но привык всегда учитывать чужие убеждения.

И теперь следовало подобрать логичное объяснение поведению герцога, пусть даже он сам в это объяснение и не верил.

– Эйзен сейчас зол, – осторожно сказал Джафар, – и не хочет случайного конфликта еще и со мной. Не знаю, насколько это тебя утешит, но я видел герцога во время его визита, и герцог даже со мной поздоровался.

– Все равно это странно, – продолжала недоумевать Кристина. – А Рейнольд что говорит?

– Рейнольд отдал мне ключ от Ворот, – многозначительно улыбнулся Джафар. – Я рад, что вы справились.

«А судьба человека тебя не волнует?» – невольно подумала Кристина. Ее вот судьба исчезнувшего человека очень даже волновала, правда, в аспекте «а не вернется ли он случайно». При мысли об этом Кристину передергивало.

– Вообще, – невозмутимо продолжил механик, – Рейнольд говорит по настроению. Иногда он уверен, что он проклят ведьмой, что мы из-за него все под угрозой, и эти люди нас уничтожат, как социальное формирование, но чаще им владеет мысль, что якобы все само рассосется, раз Гнедич писал про Солнечное, что оно Рейнольда, и что оно неотчуждаемо… Правда, с моей точки зрения возможен и третий вариант, не опровергающий тезис Гнедича.

– Что он ляжет в эту землю, – уныло догадалась Кристина, – и тогда она действительно будет принадлежать ему вечно? Да, блин, это согласуется с проклятием. Интересно, кто перетянет, Гнедич или тетя Роза? Или научное объяснение всей этой чертовщины, до которого мы не доживем?

Джафар обнял Кристину – будучи в мрачном настроении, она всегда вызывала у него некоторое умиление – и засмотрелся на ее руки. Как и многие восточные мужчины, он ценил у женщин тонкие и изящные кисти, ровные пальцы и ногти красивой формы. Вообще пальцы людей с самого детства многое рассказывали Джафару. Если форма ногтя напоминала симпатичное лицо, то человек был хороший, если неприятное – то и человек, соответственно, был так себе. Ну а если ноготь имел сильно вытянутую форму, как у Рейнольда – то это была творческая, запредельно непостижимая для Джафара личность. По рукам Джафар видел, можно ли человеку верить.

Пальцы Кристины – тонкие, аккуратные, всегда с подстриженными ногтями – приводили его в экстаз. А уж когда Кристина трогала его… ну хотя бы просто клала эти руки ему на плечи…

У нее, думал он, шестнадцатый размер кольца. Очень тоненькие пальцы.

– Доживем, – заверил он девушку, целуя ее в нагретую солнцем белобрысую макушку. – За тебя ручаюсь.

– Все-таки, – пробормотал Кристина, – зайди к герцогу… Мне кажется, ему совсем плохо.

– Завтра и зайду, – пообещал Джафар.

«А судьба человека тебя не волнует?» – невольно подумала Кристина.

*

К герцогу получилось зайти только через два дня. Погода стояла дождливая, подъем на гору размыло, и Джафар, тихо матерясь и обрывая с веток поспевшие ягоды терна, мысленно мотивировал себя важностью предстоящего визита. И в то же время боялся его, потому что депрессия Эйзена – вещь трудно переносимая.

Однако герцог встретил его тепло и даже радостно. Облаченный в темно-зеленый халат, он сидел на террасе и отправлял последние сообщения жене, вылетавшей в тот момент из Улан-Удэ в Москву вместе с матерью.

– Привет, Яша, – он кивнул на соседний шезлонг. – Располагайся. Теща все интересуется, как там Николай Иванович.

– А Николай Иванович, – в тон ему отвечал Джафар, не спеша, однако, садиться, – интересуется, как там Галина Сергеевна.

– Как думаешь, это любовь?

– Если б я знал, как она должна выглядеть…

Стоя у балюстрады, Джафар наблюдал открывающийся за нею горный пейзаж.

– Разве мы не распознаем ее под любой личиной? – развеселился герцог.

– Распознаем, – кивнул Джафар. – Но не осознаем. Особенно когда дело касается не нас…

– И еще сильнее, когда дело касается нас, – заметил Эйзен, откладывая мобильник на круглый прозрачный столик, в тень от вазона с букетом белых роз и рядом с неопознаваемой черной папкой. – Слушай, у меня к тебе дело.

– Выкладывай.

Герцог вздохнул. Он бы лучше поговорил о любви, но его поселок – это тоже любовь. Ныне, увы, трагическая.

– Шнайдер – начал он, – на днях рассказал мне о фигуранте, который с прошлого года пытается нас отсюда выдавить.

– Да ну, – усмехнулся Джафар. Так и знал, что речь пойдет об этом. А мог бы и не приходить. Не пришел бы – не было бы бы никакого дела. Или все же… было бы?

– Сказал, что с ним лучше не бодаться, продолжал Эйзен. – У него связи и с частниками, и в министерствах. Да еще сеть увеселительных заведений в четырёх главных регионах. Не все из этих заведений легальные… Он…

Некоторое время Эйзен рассказывал о том, что частично было известно Джафару из их со Шнайдером кухонного диалога, а частично известно не было.

Джафар молча слушал.

Эйзен же становился все более многословен.

– Я понимаю, что это личная вендетта Шнайдера, но если она стала возможной для него, то и мы можем стать потерпевшими. Те официальные лица, которые прикрывают Сомова, не знают (или знать не хотят) о его криминальных доходах, а главное, о подходах, или сами замазаны, или не знают других путей. Если бы мы могли использовать такие же, да еще иметь опыт и связи, мы можно было бы попытаться, поскольку та сумма, которую я вполне цивилизованным образом предложил в качестве отступных его людям, его не устроила.

Джафар отвернулся от пейзажа и приподнял бровь.

– А чем я, по-твоему, все это время занимался? – возмутился Эйзен, расценивший этот мимический акт по-своему. – Сомов решил, что мы собираем наркотики, и теперь ему, как наркобарону, нужна эта земля. Идиотизм примитивного мышления. Но мы-то знаем…

Эйзен замолчал и какое-то время обдумывал несказанное, да тек и не продолжил.

– Мир грибных достижений открывается не всем? – с иронией предположил Джафар.

– Все куда глубже, – рассеянно произнёс Эйзен, видимо, пытаясь совместить в своем сознании нечто, известное всем, и нечто, известное лишь ему.

– О, – хмыкнул Джафар, – я люблю, когда глубже…

– Да ну тебя, Яша! – огрызнулся Эйзен.

Джафар отступил назад, упал в шезлонг, и, расположившись в нем с грацией кота, рассмеялся.

– Удобная у тебя мебель, – сказал он. – Располагает не только к размышлениям.

Эйзен не отреагировал. Может, уже и не слышал, переключившись на другое.

– Смотри, – кивнул он на круглый столик, – вот досье на Сомова, которое собрал Шнайдер. Я хотел тебя попросить… ну… посмотреть его. Возможно ты, как человек с некоторым аутсайдерским опытом, сможешь посоветовать…

Джафар фыркнул, как недовольный кот.

– Лёша, не лицемерь. Пожалуйста. Мой опыт аутсайдера, это, в сущности, опыт неудачника, воспитанного как порядочный человек и решившего вопреки половине прожитой жизни всё-таки стать порядочным человеком. Я хотел быть мирным и благополучным обывателем… как ты или Полина. И итоге, что я слышу? Ведь ты же сам вернул меня в законопослушную парадигму…

– Это правда.. И… я не настаиваю. Но даже твои соображения, как обывателя, были бы весьма кстати, – сказал Эйзен почти жалобно – так зависимая, но красивая жена просит у мужа денег на новые сережки.

– Соображения, – мягко засмеялся Джафар. Его подозрения начинали подтверждаться, и он не знал, что точно ощущает по этому поводу: гнев, обиду, гордость или все-таки острую жалость к Эйзену. Скорее гнев, но пока не очень убедительный. – Ты вообще читал Якова нашего Виджена Гнедича?

– Упаси боже, – отмахнулся герцог, вновь становясь самим собой. Правда, беглый и виноватый взгляд, брошенный на дом, от Джафара не укрылся. Ну да, подумал он. Там эта книга лежала весной. Но тогда ему было зачем читать? Или же…

– Вот и зря, – продолжал Джафар. – Там есть некоторые соображения про таких, как я.

Нарушив, как показалось Эйзену, все законы физики, его друг одним движением поднялся из шезлонга и стянул с себя футболку, явив смуглый, мускулистый и очень сухой торс.

– Ваша светлость, скажите, я сильно похож на интеллектуала, у которого есть, как вы изволили выразиться, «соображения»? И сколько на мне видно следов высшего образования и ученых, мать их, степеней, чтобы я консультировал бизнесменов в различных аспектах общения с криминалитетом в законе? Скажите, ваша светлость.

Некоторое время они оба молчали, и чем дольше длилось это молчание, тем более смиренное выражение приобретало усталое лицо Эйзена. Он знал, что поддался импульсу просто потому, что не нашел выхода. Слабости попросить… и теперь Джафар справедливо упрекал его.

Обреченно кивнув, Эйзен, тем не менее, заметил:

– А по твоей речи не скажешь, что у тебя нет высшего образования.

– Меня хорошо воспитали, – примирительно объяснил Джафар. – С непонятной целью, но хорошо. Однако ты, как выяснилось, ценишь меня отнюдь не за хорошие манеры.

Эйзен поморщиться и поморгал.

– Прости мне эту минутную слабость. Конечно, ты не должен вмешиваться в естественные мировые процессы. Нас поглотят, и ладно бы. Наше дело извратят. И если раньше я только сомневался в том, что мой бизнес совместим с моралью, то теперь сомнений не будет: придут те, кто не оглядывается на мораль… Но дело не в этом! – прервал он сам себя. – Я бы заплатил… как угодно за благополучный исход. Сколько угодно… Но я знаю, что не вправе… перекладывать свои грехи на других. Если я не знаю, как это сказать… прямо… то наверно, и не надо. Забудем.

Опершись на ручки шезлонга, герцог с явным усилием поднялся и полошел к столику.

Взяв со стола прямоугольное чёрное досье, он подошел к стоящему на веранде посудному шкафу, открыл дверцу и спрятал досье на полку. Между друзьями повисло невысказанное.

– Прости еще раз, – сказал Раунбергер хрипло. – Я знаю, что ты… что ты не… словом, я не должен обращаться к богам за милостью, и, видят боги, присутствующие здесь, я не настаиваю. Забудь о моей ошибке. Будь милостив последний раз. Но знай – цена может быть любой.

Джафар упал обратно в кресло, бросив футболку на край нагретого солнцем столика – на то место, где минуту назад лежала чёрная папка.

– Через три дня, – сказал он светски – так, словно всего предыдущего разговора не было, – меня снова хочет видеть мой отец. На этот раз наше общение займет около двух недель. Я должен помочь ему с делами и снова отпрашиваюсь у тебя в Москву.

Эйзен недоверчиво глянул на него, потом кивнул.

– Конечно, – сказал он упавшим голосом. – Езжай на любой срок. Я возражать не стану.

Вид у него теперь был полупрозрачный. От прежнего человека, от влияния его личности осталось не больше половины. А то и четверть.

– Вот и славно, – кивнул Джафар. Поднявшись, он натянул футболку обратно, открыл шкаф, вытащил оттуда папку, подошёл к выходу между колоннами балюстрады и, замерев на пороге, сказал:

– До свидания, Эйзен.

Эйзен хотел что-то сказать, но потом закрыл рот и сел на столик, чуть не опрокинув вазу с розами.

– Вот только не надо, – угрюмо произнес Джафар. – Конечно, все это тоже о любви. Но если получится, плату мне с тебя все равно придется взять. Ты знаешь, почему.

– Я не… – начал было Эйзен, но Джафар прервал его жестом, и герцог осекся, закашлявшись в украшенный перстнями кулак.

– Я тебя не осуждаю, – сказал Джафар резким тоном. – Нельзя не использовать то, что под рукою, особенно когда на кону гораздо больше, чем бизнес.

Легко развернувшись, Джафар начал спускаться вниз по мраморным ступеням.

Эйзен бросился было за ним, но за поворотом тропинки уже никого не было. Джафар исчез.

*

Минуту Эйзен стоял, прислушиваясь к шелесту листвы, шуму ветра, крикам птиц. Лицо его было бледным и неподвижным, словно у мертвеца, а руки почти окоченели, когда он наконец решил пошевелиться.

Приблизившись садовому столику, он поднял стоявшую на нем стеклянную вазу, вынул цветок, втянул запах, вставил обратно в вазу. Схватив стоящий рядом стакан – стекло обожгло холодом онемевшие пальцы – с силой бросил его о камни дороги.