Текст книги "Путь к своему королевству"

Глава 29
Хворь

Борис, Лупо, де Винь, Моркер и Фотий получили от берладского правителя еду, теплую одежду и троих хорошо знающих дорогу провожатых, а на прощание, в ответ на излияния благодарности, Иван Ростиславич попросил с усмешкой:

– Напомни, Борис Кальмонович, при случае обо мне братцу Ярославу.

Пока путники добирались до Галицкого княжества, осень почти сбросила с деревьев листья и приготовилась уступать права зиме. Становилось все холоднее, поэтому подаренная берладским правителем теплая одежда очень пригодилась.

Когда Фотий начал узнавать знакомые места, люди Ивана Ростиславовича вернулись в Берлад, а Борис, Лупо, де Винь и Моркер положились на музыканта, который, несмотря на свое долгое отсутствие на родине, прекрасно ориентировался.

– Вот здесь мы с отцом, упокой Господи его душу, были, – уверенно сказал Фотий, когда их небольшой отряд проезжал мимо буковой рощи.

– Что вы делали так далеко от своего села? – спросил Борис.

– Забыл уже, хотя все остальное помню.

– Человек многое помнит из детства, – заметил Борис.

– Это верно, милорд, – подержал его Моркер. – Я как закрываю глаза, вижу, словно наяву, наш замок и лес вокруг него. Каждая тропка, каждое дерево, каждый куст хранятся в моей памяти.

Де Винь, привыкший за время своего пребывания в ордене Храма говорить только по великой необходимости, кивнул, соглашаясь.

– У вас у всех было счастливое детство, – подал голос Лупо. – А я почти забыл и деревню, в которой рос, будь она неладна, и все ее окрестности, пропади они пропадом. Помню только, как мой опекун меня наказывал, и как я мстил ему за это.

Он рассказал несколько забавных историй о своих детских проделках. Слушая Лупо, Фотий хихикал, а Моркер хмыкал себе под нос. Даже на лице де Виня порой появлялась улыбка, которая тут же пряталась за серьезным выражением.

А Борис оказался во власти мыслей об Агнессе. Чем обернется их грядущая встреча? Она теперь не теряющая разум от любви к чужеземному рыцарю девушка, а много повидавшая и пережившая женщина. Может быть, появление бывшего возлюбленного вызовет у нее лишь досаду, что было бы к лучшему. Но если чувство к нему проснется в ней вновь, это наверняка принесет ей страдания.

«Я не могу ни остаться с моей ладой, ни увезти ее с собой. Мне некуда деваться. Пожалуй, стоит и впрямь пойти вместе с Генрихом Сандомирским на поморов. Жизнь не получилась, так сумею достойно помереть».

– Мессир! – позвал Лупо.

– Чего тебе?

– А не устроить ли нам привал? У меня кишки бунтуют от голода.

– Ладно, давайте передохнем.

Для привала путники выбрали небольшую поляну у подножья горы. Лупо, де Винь и Моркер занялись костром, а Борис, внезапно ощутив недомогание, присел на кочку.

– Мессир, земля холодная! – предостерегающе крикнул Лупо.

От промерзшей, неприкрытой снегом земли действительно веяло сковывающим тело холодом. Поежившись, Борис поднялся и подошел к начавшему разгораться огню.

– Как мессир себя чувствует? – заботливо поинтересовался Лупо.

– Хорошо, – солгал Борис.

На самом деле ему было худо. Он весь трясся от озноба, но успокаивал себя:

«Согреюсь, и мне станет лучше».

Моркер дал ему кожаную фляжку.

– Выпей вина, милорд.

Сделав несколько глотков, Борис предложил:

– Давайте, перекусим и двинемся дальше.

– Милорд выглядит неважно, – заметил Моркер.

– Пустяки! – возразил Борис. – Мне лишь немного нездоровится.

Когда кельт отошел к лошадям, а Лупо и Фотий отправились собрать еще хвороста для костра, де Винь тихо сказал Борису:

– Музыкант обмолвился, что мы двигаемся не к Галичу. Осмелюсь спросить у мессира, куда мы держим путь?

Только теперь до Бориса дошло, что за своими переживаниями он как-то забыл поделиться с де Винем, Лупо и Фотием сведениями, полученными от Ивана Ростиславовича.

– Так куда же мы направляемся? – повторил тамплиер.

– Провожаем Фотия до его села, – ответил Борис.

Не глядя на него, де Винь сказал:

– Как я понял, мессир хочет навестить мою кузину.

– Ты правильно понял.

– Но Агнесса замужем.

– Она овдовела.

Де Винь не знал, как относиться к этому известию.

– Вот как? А музыкант еще не знает, что его господин умер.

– Не умер, а погиб в бою, – уточнил Борис.

Вернулись Лупо и Фотий.

– Вскорости мы будем в Радимычах, – заговорил по-русски музыкант. – Ты, Борис Кальмонович, правильно решил заглянуть в наше село. Боярин Любим Радкович всегда рад гостям.

– Боярина твоего уже нет на свете, – сообщил Борис. – Его угры убили.

Фотий побледнел и сел на кучу хвороста.

– Неужто? Кто же теперь владеет Радимычами?

– У боярина остался малый сын.

Музыкант облегченно вздохнул:

– Народился-таки у Любима Радковича сынок! И за то спасибо Господу! А боярина нашего мне жаль. Добрый был боярин, Любим Радкович, хоть и строгий.

Лупо немного обучался у Фотия русскому языку, поэтому кое-что понял из услышанного разговора.

– Значит, Агнесса теперь вдова, – пробормотал он себе под нос.

– Давайте трапезничать, – предложил Борис усталым голосом.

У него усилился озноб и появился жар.

«Вот незадача! Хоть бы до завтра мне полегчало».

Но вечером Борису стало еще хуже. Ночевали путники в окруженном лесом неглубоком овражке. Спали вместе, завернувшись в шкуры. Лупо проснулся на рассвете, оттого что ему привиделось во сне, будто бы он висит связанный на крепостной стене Аскалона, и от жгучих лучей солнца у него лопается кожа. Очнувшись от кошмара, Лупо не сразу понял, почему ему по-прежнему жарко, и только, когда он услышал бессвязное бормотание лежащего рядом с ним Бориса, то понял, в чем дело.

«Гром и молния! Мессиру, кажется, совсем плохо! От него жар, как от кузнечного горна!»

Лупо принялся будить де Виня, Фотия и Моркера, а когда те проснулись, рассказал им, что случилось. Все засуетились, а Борис тем временем стонал и метался в бреду.

– Далеко ли отсюда до твоего селения? – спросил Моркер у Фотия.

– Если поторопиться, то к полудню можно добраться, – ответил музыкант.

– Вот и поторопись, – властно велел Моркер. – Скачи быстрей и приведи сюда людей.

Лупо встрепенулся.

– Верно, мессир Моркер. Нам вчетвером трудно будет довезти мессира Бориса. Пусть Фотий приведет помощь.

Музыкант кивнул и, схватив флейту, бросился к своей лошади.

– Погоди! – остановил его Моркер. – Флейта-то тебе зачем нужна? Оставь ее.

Фотий нехотя подчинился.

– Надо еще кого-то с ним послать, – вмешался де Винь. – Вдруг с музыкантом что-нибудь случиться, и мы зря будем дожидаться помощи.

– Вот ты и скачи, – велел Моркер.

Фотий возразил:

– Храмовник может испугать людей своим видом. Лучше я возьму с собой Лупошку.

– Я не хочу оставлять мессира… – начал Лупо.

Моркер прервал его:

– О милорде мы позаботимся, а ты поезжай с музыкантом, и оба поторопитесь.

Лупо не стал больше возражать. Взобравшись на свою лошадь, он обратился к де Виню.

– Прошу проявить всю возможную заботу о мессире Борисе. А то, не приведи Господь, мы привезем прекрасной Агнессе труп.

Тамплиер молча кивнул.

Глава 30
Встреча в лесу

Агнесса перебралась жить в Радимычи почти сразу же после того, как стала невестой Константина. Жениху она сказала, что уезжает, чтобы заняться подготовкой приданого, на самом деле же ей хотелось пожить подальше от него, ибо он вызывал у нее все большее раздражение.

«Лучше Константину не знать, что он мне не мил, – думала она. – А я постараюсь перебороть себя».

Через месяц Агнесса, соскучившись по детям, забрала их в Радимычи. Первое время ей было хорошо с Агашей и Илюшей, но вскоре ее стало одолевать беспокойство, не имеющее отношения к готовящейся свадьбе. Агнесса не раз ловила себя на том, что она кого-то с нетерпением ждет, и досадовала на себя.

«Кого мне ждать? Разве что Бажена и Белославу? Да я вроде по ним не успела соскучиться».

Чтобы развеяться и отвлечься от ненужных мыслей, боярыня затеяла охоту. Вечером она прибыла вместе с детьми и слугами в построенную ее покойным мужем охотничью усадьбу, представляющую собой крепкий двухэтажный дом с поварней, баней, конюшней, псарней и помещением для ловчих птиц, в окружении высокого частокола. Над воротами была сторожевая башня.

Конюх Збышек сообщил боярыне о найденных в лесу оленьих следах. Поутру началось преследование оленя, во время которого Агнесса на своем быстроногом жеребце значительно опередила своих слуг. Когда Агнесса заметила, что с ней никого нет, она остановила коня и прислушалась. Раздавался топот копыт, но совсем не с той стороны, где должны были находиться ее слуги. Встреча в лесу с чужими людьми могла обернуться чем угодно, поэтому Агнесса хотела развернуть коня и ускакать, но не успела до того, как на тропинке появились двое мужчин верхом на рыжих лошадях. Бросив взгляд на всадников, Агнесса решила, что она сошла с ума: к ней приближался никто иной, как шут короля Людовика, Лупо.

«Боже милосердный! Что за наваждение?»

Лупо остановил свою лошадь и, учтиво склонив голову, произнес:

– Пусть прекрасная мадам Агнесса не пугается: перед ней вовсе не призрак, а на самом деле бывший шут.

– Откуда ты взялся, – выдавила из себя Агнесса, все еще не веря собственным глазам.

– Об этом я поведаю немного позже, а сейчас нам нужна от мадам помощь.

К Агнессе подскакали ее слуги.

– Слава Христе, ты здесь, боярыня! – воскликнул Збышек и покосился с подозрением на незнакомцев.

– Глядите-ка! – завопил вдруг Жердей. – Гудим к нам воротился!

Он бросился обнимать спутника Лупо, на которого ошарашенная Агнесса не обратила внимание.

Послышались возгласы:

– Воротился, значит!

– Вот радость Лепко!

– Лепко ждет, не дождется брата!

В другое время Агнесса тоже порадовалось бы от души за Лепко, но сейчас ей было не до этого.

– Какая тебе нужна помощь? – обратилась она к Лупо.

Он озабоченно нахмурился.

– Помощь нужна моему господину – мессиру Конраду или точнее мессиру Борису.

Покачнувшись в седле, Агнесса прошептала:

– Он здесь?

– Да, здесь и в очень плохом состоянии. Мессир захворал.

– Где он?

– Недалеко отсюда.

– Он один? – испуганно воскликнула Агнесса.

– С двое – кельт Моркер и известный мадам Агнессе мессир де Винь.

После появления Лупо и известии о Борисе Агнессу уже невозможно было удивить де Винем.

Слуги тем временем поглядывали вопросительно на свою боярыню, разговаривающую на непонятном им языке с каким-то коротышкой. Она ничего не стала им объяснять, а только сказала, что надо забрать из леса хворого человека. Все двинулись за Лупо и Фотием, и когда добрались до места, к ним бросился Моркер, крича на бегу:

– Хвала Создателю, что вы прибыли так скоро!

Де Винь отвесил Агнессе почтительный поклон, но ей было не до него. Соскочив с коня, она бросилась к лежащему на медвежьей шкуре Борису и испуганно вскрикнула:

– Пресвятая Богородица! Ему совсем худо!

Больному, действительно, было очень плохо: он то стонал, то кричал, то бормотал невнятно и при этом весь трясся.

– Трясавица у него, – изрек Збышек.

Агнесса достала из рукава платок, вытерла с лица больного густой пот и велела слугам:

– Придумайте, как его лучше везти.

Челядинцы принялись сооружать носилки.

– Немедля скачи за Веденеей! – обратилась Агнесса к Поспелу. – Тащи ее, коли даже она будет упираться!

Веденеей звали живущую в лесу старуху-знахарку.

– Куда тащить? – спросил Поспел.

– Вестимо, на охотничий двор. До села отсель далече.

– Да, – согласился с ней Поспел, – до Радимычей мы можем хворого и не довезти.

Агнесса прикрикнула на него:

– А ну, давай, не рассуждай, а скачи за бабкой.

К ней подошел де Винь.

– Здравствуй, кузина. Я рад тебя видеть.

– Здравствуй, дорогой кузен – рассеянно откликнулась Агнесса. – И я тебе рада.

– Наверное, тебя удивило наше появление?

– Конечно, удивило, – ответила Агнесса, устремив взор на Бориса.

– Мы здесь по своим делам, – рассказывал тамплиер. – Мессир Конрад послан константинопольским императором к здешнему правителю, а я по поручению великого магистра нашего ордена следую в Сандомир.

Вдруг Агнесса заметила нечто, отчего она опять изумилась: ворот рубахи Бориса был распахнут, а на груди лежал крест – тот самый, который пропал более двух лет назад у Агаши.

«Господи Иисусе! Нынче прямо-таки день чудес!»

Когда были сооружены из палок и шкур носилки, слуги вначале прикрепили это ложе к двум лошадям, затем устроили на нем больного. Збышек взялся вести одну лошадь, Жердей – другую.

– Осторожно, везите, – сказала Агнесса.

– Повезем, как сосуд из стекла, – пообещал Збышек и, покосившись на де Виня, полюбопытствовал: – Что за чудное одеяние на нем? То ли чернецкое, то ли воинское? Кто он есть?

– Он – храмовник, – пояснила боярыня. – Храмовники на Святой земле и воины, и чернецы.

– На Святой земле? – удивился конюший. – А как же его к нам занесло?

– Он здесь по делам, – сухо ответила Агнесса.

– А ты, видать, его давно знаешь?

– Он мой родич.

Збышек покачал головой.

– Вон оно что!

Агнесса вспомнила о кресте, вернувшемся каким-то непонятным образом к Борису.

«А есть ли на нем подаренная мною ладанка? Я совсем о ней забыла».

В лесной усадьбе Бориса отнесли в опочивальню.

«Когда же Поспел привезет ведунью?», – волновалась Агнесса.

Поспел не заставил себя долго ждать: не прошло и получаса, как он въехал во двор, победоносно улыбаясь. Впереди него сидела сухая сгорбленная старушка – парень сжимал ее руками, а она громко бранилась.

– Вот вам Веденея! – закричал Поспел. – Не желала старая ехать!..

– Как так не желала? – заверещала старуха. – Ты не больно-то мое желание узнавал! Схватил в охапку да на лошадь взгромоздил, черт малохольный!

– Прости его, Веденея! – попросила Агнесса. – Он не со зла, а по дурости. Привезти тебя ему я велела. Надобно хворого полечить.

– Неужто я его отсель буду лечить? – возмутилась Веденея. – Сымут меня с лошади али нет?

Поспел тут же спрыгнул на землю и стащил с лошади знахарку. Сердито ворча, старуха заковыляла по лестнице наверх, причем двигалась она так проворно, что едва не наступала на пятки шагающей впереди боярыне. В опочивальне Веденея оглядела лежащего в беспамятстве больного, прочла над ним заклинанья и уверенно сказала:

– Завтра соколик придет в себя, через день встанет на ноги, а вскорости и вовсе поправится.

– Неужто вскорости? – удивилась Агнесса. – У него такая хворь уже была, и тогда он почитай месяц не мог оклематься.

Старуха обиделась:

– Ты моему слову не веришь, боярыня? Тогда сама его и лечи.

– Верю, верю! – поспешила успокоить ее Агнесса. – Прости!

Знахарка отправилась в поварню – готовить отвары и притирания. Агнесса отрядила ей в помощь Боянку и двух девок, а сама вышла из покоев, чтобы пройтись по двору и хоть немного унять волнение. Спустившись по лестнице, она наткнулась на неподвижно стоящего де Виня.

«Святой Боже! Я в суете совсем забыла о нем, Лупо и их товарище».

– Я немедля велю вас покормить, кузен, – сказала она.

– Благодарю за заботу, кузина! – отозвался с поклоном де Винь. – Но нас уже покормила твоя пышнотелая служанка.

– Боянка, – догадалась Агнесса. – Она очень расторопная и всегда знает, что надо делать.

Де Винь внимательно смотрел на нее, отмечая с досадой, что за прошедшие годы его бывшая дама сердца похорошела еще больше, чем прежде. До сих пор Ги довольно легко исполнял все обеты рыцаря-тамплиера, в том числе и обет целомудрия: женщины для него словно перестали существовать. Но сейчас тамплиер вдруг понял, что он отнюдь не чужд соблазнам мирской жизни.

– Как тебе живется на чужбине, кузина? – осведомился де Винь.

– В общем-то неплохо, – ответила Агнесса. – Правда, сейчас хуже, чем тогда, когда был жив мой муж, упокой его Господи.

– А не вернуться ли тебе на родину? – задал де Винь неожиданный вопрос.

Агнесса растерялась:

– На родину? Разве это возможно? А как же дети?

– Сандомирский князь – истинный рыцарь, и он наверняка не откажет в помощи даме, попавшей в трудное положение. Генрих снабдит тебя деньгами и даст эскорт. Детей ты, конечно же, возьми с собой – тем более, что твой сын имеет все права на наследство де Тюреннов. Я со своей стороны готов подтвердить факт рождения твоих детей в законном браке со знатным сеньором.

Де Винь за время своего пребывания в ордене Храма отвык произносить длинные речи, поэтому он даже взмок от натуги.

Агнесса печально улыбнулась.

– Спасибо за заботу, кузен, но я вряд ли воспользуюсь твоим советом. Мой сын – наследник владений и благородного имени своего отца, и этого у него никто не отнимет. Зачем же я помчусь добывать для него то, что давно принадлежит другим? Сомневаюсь, что граф Раймунд Тулузский легко откажется от бывших владений де Тюреннов, и не мне, слабой женщине, бороться с могущественным графом.

Вздохнув, де Винь сообщил:

– До Иерусалима дошло известие о помолвке графа Раймунда Тулузского с овдовевшей сестрой короля Людовика, графиней Констанцией Блуасской.

– Значит, и на помощь короля я не могу рассчитывать, – сделала вывод Агнесса. – Не станет же он из-за меня ссориться с мужем сестры.

– Да, пожалуй, ты права, – нехотя согласился с ней де Винь.

– Зачем мне куда-то ехать, если я привыкла жить здесь и даже уже думаю по-русски? – заключила Агнесса.

– Это заметно, – с грустью сказал де Винь. – У тебя появился акцент.

Встреча с бывшей дамой сердца очень расстроила тамплиера. Он понял, что по-прежнему влюблен в нее, и никакие обеты не избавили его от этой любви. Де Виню ничего другого не оставалось, кроме, как читать про себя молитвы.

К ним подбежал Лупо.

– А кто возле мессира Бориса?

– Веденея, – ответила Агнесса.

– А-а-а, старая ведьма! – протянул Лупо.

Агнесса пригласила гостей в дом, и в сенях они услышали веселую мелодию флейты.

«Кто может играть, коли Лепко здесь нет?» – удивилась Агнесса и тут же вспомнила, что вернувшийся брат Лепко тоже музыкант.

Фотий играл на флейте в большой горнице. Он сидел на лавке, а перед ним под одобрительные возгласы челядинцев танцевали пятилетняя Агаша и четырехлетний Илюша. На появившихся Агнессу, де Виня и Лупо никто не обратил внимание.

– У мадам Агнессы красивые дети, – тихо сказал Лупо.

– У них был красивый отец, царство ему небесное, – отозвалась она.

– Если меня не обманывают глаза, девочка – вылитая мать, – заметил де Винь.

Агнесса поспешила сменить тему разговора:

– Мне кажется, что я уже где-то видела этого музыканта.

– Его венгерский король подарил Алиеноре, – подсказал Лупо.

– Верно! – вспомнила Агнесса. – Теперь понятно, почему Лепко мне кого-то напоминал.

В горницу заглянула Веденея.

– Я, боярыня, хворому помогла, и теперь пущай твой Поспел ворочает меня туда, отколь взял. Вели еще своим людям привезти мне хлеба, соли, меда и прочей снеди.

– Обязательно велю, – пообещала Агнесса.

Она подозвала к себе двух слуг – Поспела и Жердея. Первому было велено отвезти знахарку в ее лесное жилище, а второму боярыня сказала:

– Скачи в Радимычи и сообщи Будиле, что мы воротимся завтра.

– Слушаюсь! – гаркнул Жердей.

– А можно я с ним поскачу? – жалобно попросил Фотий. – Хочется брата повидать.

– Нельзя! – капризно возразила Агаша. – Кто же нам будет песни на дуде играть?

Слова девочки подействовали на музыканта удручающе.

– Обойдешься покуда без песен, – строго сказал Агнесса дочери. – А ты, – обратилась она к Фотию, – поезжай!

Агаша надула губки, а музыкант, просияв, бросился вслед за Жердеем седлать коня.

– Не похоже, что он устал, – заметил де Винь. – А кельт, между прочим, свалился и спит.

– Вам двоим сон тоже не помешает, – заметила Агнесса.

– Я хотел бы навестить мессира, – сказал ей Лупо.

– Навестишь завтра, – возразила она.

– Как угодно мадам.

Отдав кое-какие распоряжения слугам, Агнесса направилась к больному, и с каждым шагом ее все больше охватывала тревога.

«Господи Иисусе, помоги ему! Пресвятая Богородица, сохрани его! Не оказались бы слова Веденеи пустым пророчеством».

Глава 31
Выздоровление

В первый раз Борис очнулся глубокой ночью. Открыв глаза, он увидел полутемную опочивальню, горящую лампадку и дремлющую на лавке незнакомую молодую женщину – судя по ее одежде, челядинку.

«Где я?» – подумал Борис и опять впал в забытье.

Второй раз он пришел в себя уже днем. Вместо женщины в опочивальне были маленькие дети – мальчик и девочка, – которые смотрели на него с любопытством.

Борис вспомнил, как подобное с ним уже происходило в Антиохии.

«Добрый знак! Дай Бог, чтобы и на сей раз я так же скоро, как и тогда, от хворобы освободился».

Он заметил, что девочка похожа на Агнессу, и у него дрогнуло сердце.

– Вы кто? – спросил Борис осипшим от волнения голосом.

– Я – Агаша, – ответила девочка.

– А я Илюша, – сообщил мальчик и тут же поправился: – Илья Любимович.

– Нынче снег выпал, – поделилась Агаша новостью.

Тут же дверь широко распахнулась, и ворвался Лупо, вереща:

– Мессир пришел в себя! Хвала Всевышнему, что это случилось!

– Пить! – хрипло попросил Борис.

Лупо поспешил исполнить его просьбу.

– Где мы? – хрипло спросил Борис, напившись теплого молока с медом.

– У Агнессы, – ответил Лупо. – А это, – указал он на детей, – ее дочь и сын.

Борис хотел спросить, где же она сама, но тут опять подала голос Агаша.

– А по-каковски вы меж собой толкуете?

Борис улыбнулся ей.

– По-всякому.

– А почто не по-нашему?

Не успел Борис ответить девочке, как вошла Агнесса. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом она пробормотала по-русски:

– Значит, не солгала Веденея.

– Что за Веденея? – не понял Борис.

– Ведунья. Она тебя лечила.

– Прошу прощения у мадам и мессира! – вмешался Лупо. – Но, очевидно, мне и детям лучше уйти.

– Нет, нет, ты останься! – возразила Агнесса. – А детей уведу я. Нам уже пора ехать.

– Ехать? – удивился Борис. – Куда?

Агнесса объяснила ему, что сейчас они находятся в охотничьей усадьбе, и ей надо увезти детей домой.

– Когда ты воротишься? – спросил он.

– Завтра, – пообещала она, беря за руку дочь.

Агаша обернулась, и Борис внезапно поймал на себе знакомый до боли взгляд своего сына Кальмана.

«Господи Иисусе! Неужто?..»

Когда дверь затворилась, Борис откинулся на подушки и закрыл глаза. Слишком много впечатлений навалилось на его еще не оправившийся от болезни организм. Борис ощущал слабость и сонливость, однако не успел он уснуть, как к нему явились де Винь и Моркер.

– Я рад видеть мессира выздоравливающим, – сказал тамплиер без особой радости в голосе.

– Помоги Господи милорду! – гораздо искреннее воскликнул кельт.

– Как вы здесь устроились? – спросил Борис.

– Неплохо, милорд, – ответил Моркер. – Особенно повезло твоему оруженосцу.

Лупо хмыкнул:

– Мне всегда Создатель помогает.

В опочивальню вошла одетая по-дорожному Агнесса, а за ней протиснулась полнотелая служанка, которая заняла так много места, что стоящим мужчинам пришлось отодвинуться к стене.

– Меня до завтра не будет, – обратилась хозяйка к гостям. – Если у вас появится в чем-то нужда, обращайтесь к Боянке. Она женщина сообразительная – вот только не знает других языков, кроме русского.

– Пусть мадам не беспокоиться, – подал голос Лупо. – Я сумею договориться с ее служанкой.

– В этом я не сомневаюсь, – откликнулась Агнесса с улыбкой.

«Да, уж! – усмехнулся про себя Борис. – Лупошка любит пышных бабенок».

Агнесса простилась со всеми и ушла. Боянка ненадолго задержалась, чтобы дать больному отвар.

– Мы тоже пойдем, пожалуй, – сказал де Винь. – Мессиру надо отдохнуть.

– Ступайте, – откликнулся Борис.

Оставшись в одиночестве, он печально вздохнул. Не такой ему представлялась встреча с Агнессой.

«Она глядит на меня так, будто меж нами ничего не было, и говорит, как с обычным гостем. По всему видать, наша любовь осталась для моей лады в прошлом».

Вскоре Борис уснул и проспал до утра следующего дня. Проснувшись, он чувствовал себя физически значительно лучше, чем накануне, но душевное его состояние было самое отвратительное. Борис постоянно думал об Агнессе, ждал ее, понимая, что любовь к ней захватывает его с новой силой.

«Зря я послушался Ивана Ростиславовича. Господь послал мне искушение, и надобно было его побороть. Чем теперь обернется наша встреча? Наверняка ничего доброго не случится».

Агнесса вернулась в лесную усадьбу ближе к полудню и сразу же поднялась к больному. При ее появлении ухаживающий за своим господином Лупо вспомнил о каких-то срочных делах и стремглав выскочил из опочивальни.

– Кажись, тебе стало лучше, – промолвила Агнесса, оставшись вдвоем с Борисом.

– Да, лучше, – подтвердил он и тихо добавил: – Никак не могу привыкнуть, что ты говоришь по-русски.

Она пожала плечами.

– Я, слава Богу, уже более шести лет живу на Руси.

– А я токмо прошлым летом узнал, что ты в Галицком княжестве.

– Узнал? – удивилась Агнесса. – От кого?

– От купца Хасана. Помнишь, на него в Антиохии ассасин напал.

– Помню.

Борис окинул ее пристальным взглядом.

– А как могло случиться, что ты вместо родной Тулузы оказалась в далеком от королевства франков Галицком княжестве?

Присев на лавку, Агнесса рассказала, как она познакомилась с галицким боярином Любимом Радковичем. Борис остро чувствовал ревность: ему было нестерпимо больно слышать, что его возлюбленная после расставания с ним быстро утешилась с другим мужчиной.

– Чем же боярин сумел тебя обольстить? – спросил он.

– Он мне отца напомнил, – смущенно ответила Агнесса.

– Вот как? – саркастически усмехнулся Борис. – Значит, у тебя была к нему дочерняя любовь? Токмо от такой любви дети не родятся.

Агнесса опустила голову и прошептала:

– В чем ты меня винишь?

– В том, что ты, едва успев со мной расстаться, нашла мне замену. Получается, ты меня совсем не любила.

– Любила! – возразила Агнесса.

– Что же, ты боярину Радковичу отдалась без любви.

– Нет, его я тоже любила, но совсем иначе, чем тебя.

– Все-таки любила, – с горечью промолвил Борис – И, видать, сильнее любила, чем меня раз согласилась стать его женой. Может, он чарами сумел тобой овладеть?

Агнесса глянула на него с упреком.

– Почто ты мужа моего порочишь? Он мертв, упокой его Боже.

– Он-то мертв, а Иван Ростиславович жив! – закусил удила Борис. – Ладно, Господь с ним мужем, но ты еще и полюбовника имела!

– Отколь ты знаешь? – спросила Агнесса, покраснев до корней волос.

– Понял я по тому, как Иван Ростиславович говорил о тебе, что меж вами не токмо знакомство было. Спросил его в лоб, и он не стал отпираться. По чести молвить, защищал тебя твой полюбовник!

– Значит, в нем больше ко мне жалости, чем в тебе, – прошептала Агнесса.

Увидев в ее глазах слезы, Борис сразу же утратил весь свой запал.

– Прости меня, ради Христа! – раскаялся он. – Виню тебя, будто сам чернецом жил все шесть лет.

Вытерев слезы, Агнесса сказала с твердостью:

– С Иваном Ростиславовичем у меня все случилось по бесовскому наваждению, а вот в моей с Любимом жизни не было ничего, о чем я жалела бы.

– Как погиб твой муж? – спросил Борис.

– Его зарубил Бруно.

– Значит, Бруно и тебе успел насолить? – проворчал Борис.

Она рассказала ему о нападении на Радимычи. Самое большое впечатление на него произвел прыжок Агнессы со стены.

– Вот уж воистину тебя Господь уберег, – пробормотал он.

– Да, воистину, – согласилась Агнесса и, нахмурившись, добавила: – Перед самым нападением угров к нам странник явился. Помнится, он все повторял: «воистину» да «воистину».

– А, Лазарь Рожна! Он еще подаренный мною крест своровал.

Агнесса кивнула.

– Да, стащил поганец крест у спящей Агаши. И Бога не убоялся нечестивец.

Борис снял с себя и, приподнявшись, надел на Агнессу упомянутый крест.

– Вот ворочаю тебе свой дар.

– А моя ладанка у тебя? – осведомилась Агнесса.

– Да, со мной, – ответил Борис, вытаскивая из-под рубахи ладанку.

«С ним мое благословение», – удовлетворенно отметила Агнесса.

И тут Борис сразил ее вопросом:

– Скажи, Агаша – моя дочь?

– Как ты узнал? – воскликнула она.

– Значит, моя, – заключил он.

– Как ты узнал? – повторила Агнесса.

– У нее взгляд, как у моего сына Кальмана.

– Взгляд у Агаши твой и кровь у нее тоже твоя, но отцом она звала мужа моего Любима, – напомнила Агнесса.

– А он знал, что дите чужое ему по крови?

– Вестимо, знал. Скрыть правду я не могла, кабы даже пожелала. У нас ведь с ним до свадьбы ничего не было.

– Значит, твой муж растил мою дочь, как свою?

Агнессу этот вопрос почему-то очень рассердил:

– Да, растил и любил! И она его любила, как родного отца! А ты и ей, и мне чужой! Зачем ты токмо появился здесь?

Захлебываясь слезами, она выбежала из опочивальни и прижалась в сенях к стене. Немного погодя, Агнесса взяла себя в руки, вытерла слезы и вышла на гульбище, где наткнулась на Лупо.

– Я никак не пойму – ты это или не ты? – спросила она с грустной усмешкой.

Он поклонился ей.

– Что же заставляет прекрасную мадам сомневаться во мне?

– А прежде ты звал меня по имени.

– Прежде я был дураком, а дураку не положено быть учтивым.

– Однако со своим теперешним господином ты был более учтивым, чем даже с королем и королевой.

– Я уже тогда знал, что мессир Конрад будет моим господином.

– Да, он тебе нравился.

Лупо отвел взгляд в сторону.

– Если и мне не изменяет память, нравился он не только мне.

Вспыхнув, Агнесса укоризненно промолвила:

– Зачем ты так?

– Я вовсе не желал обидеть прекрасную мадам! – воскликнул Лупо. – На коленях прошу у нее прощения!

И он действительно бухнулся перед Агнессой на колени.

– Встань немедленно! – сердито прикрикнула она на него. – Увидят слуги, и Бог знает, что подумают!

Лупо поднялся.

– Я вижу, что мадам Агнессу что-то гнетет. Прошу простить меня за самонадеянность, но, может, я сумею помочь?

Агнесса вспомнила, что в прежней ее жизни Лупо был ей настоящим другом, и спросила его:

– Скажи, а ты можешь хранить тайны даже от своего господина?

После недолгого раздумья Лупо ответил:

– Могу, если это не угрожает его жизни и чести.

– Тогда не говори ему о нашей беседе и не подавай вида, что знаешь…

На последних словах она запнулась.

– Что знаю? – недоуменно спросил Лупо.

– Что моя дочь – это и его дочь, – выпалила Агнесса и торопливо добавила: – Он сам может тебе об этом сказать, но ты сделай вид, что слышишь об этом впервые.

– Ничего не понимаю, – недоумевал Лупо. – Если мессир Борис уже знает о том, что у него есть дочь, то почему я должен хранить это от него в тайне?

– Да, не о дочери храни от него тайну, а о том, что я с тобой этой тайной поделилась. Ему это может не понравиться.

– Пожалуй, – согласился с ней Лупо.

– Наконец-то ты меня понял.

– Я благодарен мадам за доверие, – проговорил он с почтительным поклоном.

– Скажи честно, тебе самому, не приходило в голову, что моя Агаша – дитя твоего господина?

– Нет, – искренно ответил Лупо. – Я заметил у девочки только сходство с ее матерью.

– А Борис говорит, что она похожа и на его сына.

– Неужели? – удивился Лупо. – Честно говоря, мне так не показалось. Но мессир – отец, а родители видят в своих детях, чего не замечают другие.