Текст книги "Путь к своему королевству"

«Он прав, – подумала Агнесса. – Вряд ли кто-нибудь еще, кроме Бориса, догадается о том, чья дочь Агаша. И все-таки на душе неспокойно».

Она приняла решение съездить в Радимычи, чтобы побыть с детьми, ибо общение с ними всегда действовало на нее умиротворяюще.

– У вас здесь все есть? – осведомилась она у Лупо.

Он кивнул.

– Да. У мадам очень исполнительные слуги.

– Вот и замечательно. А то я опять оставлю вас ненадолго.

Агнесса спустилась во двор и велела Поспелу седлать лошадей. Тут ее окликнул де Винь:

– Ты нас покидаешь, кузина?

Агнесса ощутила, как у нее на щеках выступила краска.

– Да, я уезжаю ненадолго, – смущенно ответила она. – Здесь останутся мои слуги – я им велела угождать вам.

– Твои служанки восприняли это повеление слишком буквально, – заметил тамплиер без тени улыбки.

– Ты намекаешь на Боянку и Лупо?

– Не только. Еще и Моркер завел шашни с белобрысой челядинкой.

– Светкой? – воскликнула Агнесса и укоризненно покачала головой.

– Ты поговорила бы построже со своими служанками. Pro domo tua5757
  В твоих интересах (лат.).


[Закрыть] не потакать разврату.

Агнесса поморщилась.

– Слишком уж ты, кузен, стал печься о чужой нравственности.

Она уехала в Радимычи, где, несмотря на присутствие детей, не только не успокоилась, а, напротив, еще больше разволновалась. После бессонной ночи Агнесса, едва забрезжил рассвет, отправилась в обратный путь.

Во дворе лесной усадьбы к ней бросился Лупо.

– Мадам! Мадам! Ради всего святого! Мессир Борис хочет уехать! Его необходимо остановить!

– Как хочет уехать? – воскликнула Агнесса. – Он же еще болен!

– Я пытался ему это сказать, но он меня не слышит!

Агнесса спрыгнула с лошади и торопливо поднялась по лестнице. Она нашла Бориса сидящим на лавке. Почти одетый он пытается натянуть на ноги сапоги.

– Ты с ума сошел! – закричала Агнесса. – Тебя же ветром качает! Хочешь помереть где-нибудь в лесу?

Борис действительно выглядел очень плохо. Бледное лицо, круги под лихорадочно блестевшими глазами, неуверенные движения рук – по всему этому было видно, что болезнь еще не оставила его.

– Ну, и помру! – прорычал он. – Тебе-то что за дело? У тебя, как я слыхал, будет вскорости новый муж – вот о нем и пекись!

«Отколь он узнал о моей свадьбе?» – растерянно подумала Агнесса, но тут же вспомнила о том, что ее предстоящий брак не является тайной для слуг.

А Борис продолжил:

– Будто бы ты и впрямь за меня страшишься! Сама же обмолвилась, что я для тебя чужой! Ты токмо рада будешь, коли я уберусь! Оставайся со своим женихом!

У Агнессы мелькнула мысль, что, если все эти упреки слышат слуги, то они Бог знает что могут подумать о своей боярыне.

Она сердито сказала на своем родном языке:

– Да, у меня есть жених, а ты, между прочим, женат – вот и брани свою жену.

– Моя жена померла, – тихо сказал Борис.

Агнессе стало за себя стыдно.

– Прости! – покаянно попросила она.

Неожиданно он спросил глухим голосом:

– Ответь, была ли ты счастлива с той поры, как мы расстались?

– Была, – призналась Агнесса.

– А вот я не был, – с горечью признался Борис и тут же поправился: – Хотя, пожалуй, однажды был – когда родился Кальман.

– А как же твоя жена? – спросила Агнесса. – Ты даже самую малость ее не любил?

– Я в своей жизни любил и люблю одну лишь тебя, – уверенно сказал Борис.

От этого признания у Агнессы почти помутился рассудок.

– И я тебя люблю, мой рыцарь, – прошептала она.

Борис обнял и принялся целовать свою вновь обретенную возлюбленную. Они упали на постель и наслаждались друг другом с таким упоением, какое может испытать только тогда, когда чего-то очень долго желаешь и, наконец, получаешь желаемое…

Когда Агнесса очнулась, она увидела перед собой улыбающееся лицо Бориса.

– Чему ты веселишься? – спросила она с нежностью.

– Видать, я совсем излечился от хвори, раз могу тебя так любить.

– И ты более не желаешь меня покинуть?

Он обнял ее.

– Нет, я хочу навеки остаться с тобой?

– И я хочу быть с тобой, – прошептала Агнесса.

Глава 32
Любовь и разговоры о будущем

Весь день любовники провели вместе. Порой они вновь отдавались страсти, но больше беседовали, рассказывая друг другу о пережитом за проведенные в разлуки годы. Агнесса узнала от Бориса о разводе Людовика и Алиеноры. Ее это известие нисколько не удивило, а по поводу брака бывшей французской королевы и графа Анри Плантажене она заметила с усмешкой:

– Помнится, граф Анжуйский был очень ветреным юношей. Значит, теперь рога придется носить Алиеноре.

– По заслугам и честь, – хмыкнул Борис.

А по поводу стремительного возвышения де Шатильона Агнесса сказала:

– Боюсь, что любовь княгини Констанции принесет немало бед, как ей самой, так и защитникам святых мест.

А она сообщила Борису о желании галицкого князя заключить союз с королем Гёзой.

«Значит, Ярослав не пожелает дружить с Мануилом», – равнодушно подумал он.

На несколько часов Агнесса ощущала счастье и спокойствие, но настроение ее изменилось, когда Боянка принесла обед.

«Поди, слуги осуждают меня. Завтра по всему селу разнесется весть о том, что боярыня отдалась проезжему молодцу. В Радимычах есть люди Бажена, и они непременно поведают своему боярину, как невестка его осрамила. Но еще хуже будет, коли Бажен и Белослава вдруг в гости ко мне заявятся да еще не одни, а вместе с Константином и боярином Яном Угримовичем. Ох, и достанется тогда нашему семейству! Хорошо же я отплачу родичам покойного мужа за их доброе ко мне отношение! А каково придется Агаше и Илюше? Они должны будут расплачиваться за материнский грех. Пресвятая Богородица, помоги моим детушкам!»

Борис заметил, что Агнесса погрустнела. Он не стал ни о чем расспрашивать возлюбленную, а постарался успокоить ее лаской, в чем преуспел: Агнесса вновь почувствовала себя счастливой.

Утром она вышла из покоев и увидела, что весь двор засыпан снегом. Агнесса возмутилась:

«Почто слуги дорожки не почистили? Совсем они обленились».

Словно в ответ на ее мысли, тут же вышли с лопатами Поспел и Жердей. Боярыня велела немедленно расчистить дорожку к поварне, куда она направлялась, чтобы отдать кое-какие распоряжения. Пока слуги работали лопатами, Агнесса, заметив возле бани Боянку, подошла к ней.

– Ты, что здесь делаешь?

– Баню пришла затопить, – благоговейно сообщила Боянка. – Лупошенька пожелал попариться. Уж очень ему наша банька пришлась по нраву.

– Он тебя не обижает? – спросила Агнесса.

– Лупошенька? – удивилась Боянка. – Да он и мухи не обидит.

– А ты, кажись, в нем души не чаешь?

– Не чаю. Я замуж пошла бы за него, кабы он взял.

Это признание удивило Агнессу потому, что до сих пор ее верная служанка, пользуясь немалым успехом у мужчин, нипочем не желал стать чьей-либо женой. Боянка содрогалась, когда вспоминала своего покойного мужа Кручину, не единожды избивавшего ее до полусмерти. В свое время Любим Радкович решил взять с собой в святые места ревнивца, чтобы тому Бог помог избавиться от излишней подозрительности в отношении жены. Однако Кручина мало того, что потащил в паломничество свою половину, еще и продолжал ее бешено ревновать в пути. Когда же муж Боянки скончался на Святой земле, она восприняла это, как Божью милость. И вот на седьмом году вдовства ей захотелось, наконец, замуж.

– Вряд ли Лупо на тебе женится, – заметила боярыня.

– Да, вряд ли – согласилась с ней Боянка и погрустнела.

Оставив ее предаваться печали, Агнесса дошла до поварни, где велела приготовить на обед особенно любимые Борисом блюда. Потом боярыня заглянула в людскую и на конюшню, чтобы проверить все ли там в порядке. Возвращаясь в покои, она догнала на лестнице раскрасневшегося после бани Лупо.

– Что ты творишь с моей Боянкой? – упрекнула его Агнесса. – Она от любви к тебе совсем завяла.

Он виновато вздохнул:

– Я сам, кажется, не на шутку влюбился. Но, увы, нам, по всей очевидности, придется расстаться.

Лупо неосторожно задел в душе Агнессы самое больное место.

– Борис сказал тебе, когда вы едете? – спросила она упавшим голосом.

– Нет, и вряд ли он скажет об этом мне первому.

Агнесса направилась к Борису. Ее путь лежал через гульбище, где она увидела де Виня. Кутаясь в плащ, тамплиер стоял у перил и смотрел вдаль.

– Что ты там пытаешься разглядеть, кузен? – спросила Агнесса.

– Свою судьбу, кузина, – серьезно ответил де Винь и, немного помолчав, добавил: – И твою тоже.

– Ты ведь осуждаешь меня?

– Нет, – твердо ответил Ги.

– Следуешь заповеди Христа: не судите да не судимы будете?

У де Виня заблестели глаза.

– Да, но не только поэтому… Разве я могу осуждать, если люблю тебя и завидую твоему возлюбленному?

Агнесса растерялась.

– Но ведь ты, кузен, принял обет…

– И, клянусь честью, соблюдал его, но, когда встретил вновь мою даму сердца, понял, что она может заставить меня…

Агнесса мягко прервала его:

– Я вижу в тебе только друга и брата. Прости!

Опустив голову, де Винь глухо сказал:

– Это ты прости меня, кузина. Я не сумел совладать с собой.

Он отвесил поклон и почти бегом бросился к лестнице. А Агнесса тут же забыла о влюбленном кузене.

«Я должна знать, когда мы расстанемся, – думала она. – Любая правда лучше неизвестности».

Борис встретил возлюбленную ласковым упреком:

– Куда ты, лада моя, запропастилась?

Агнесса замялась, не зная, с чего начать разговор. Наконец, она выдавила из себя:

– Ты уже не хвораешь.

– Не хвораю, – подтвердил он.

У Агнессы часто забилось сердце, а к горлу подступил комок, и ей стоило немалых усилий спросить нарочито спокойным голосом:

– Когда ты едешь в Галич?

– Никогда, – ответил Борис. – Зачем я буду исполнять волю Мануила, коли не собираюсь к нему ворочаться.

– Не собираешься? – удивилась Агнесса. – А как же твой сын? Да, и куда ты теперь денешься?

– Не ждет меня Мануил обратно, – сообщил Борис и рассказал возлюбленной об изменившемся к нему отношении византийского императора.

– Господи Иисусе! Пресвятая Богородица! – воскликнула она. – Что же тебе теперь делать?

Борис ласково обнял ее.

– Не переживай, лада моя. Вон Генрих Сандомирский зовет меня в поход на язычников-поморов, и даже предлагает мне стать поморским князем. Может, стоит согласиться?

– Тебе решать, мой рыцарь – пролепетала Агнесса.

– Решать нам надобно вместе, – возразил ей Борис. – Я хочу взять с собой тебя и детей.

– Что? – воскликнула Агнесса.

– Я желаю, чтобы вы стали моим семейством.

– Но мой сын чужой тебе?

– Твой покойный муж любил мою дочь. Почто же ты думаешь, что я не сумею полюбить вашего с ним сына?

Агнесса с сомнением покачала головой.

– У моего мужа до Агаши не было своих детей, а у тебя есть сын. Глядя на Илюшу, ты будешь вспоминать Кальмана. Да, и имею ли право лишать нашего с Любимом сына отцова наследства?

– Тогда оставь сына у родичей мужа, – предложил Борис. – Ты же говорила, что деверь и невестка в детях души не чают. Вырастят они твоего Илью.

Агнесса вновь возразила ему:

– Вырастить-то они его вырастят, но от худой молвы не уберегут. Люди будут злословить: мол, у Ильи Любимовича матушка с полюбовником утекла.

– Почто с полюбовником? Мы с тобой обвенчаемся.

Агнесса махнула рукой.

– Все одно в Галиче и Перемышле меня осудят за брошенного жениха.

– Ты все-таки хочешь за него выйти? – ревниво спросил Борис.

– Не хочу. А и захотела бы, Константин не возьмет меня.

– От него ты можешь скрыть… – начал Борис.

Агнесса прервала его:

– Обманывать его я не желаю, а коли и пожелала бы, не получится: чай, у слуг есть языки.

– Почто же ты со мной споришь?

– Сама не знаю, – ответила Агнесса, глядя на возлюбленного влажными глазами. – Вижу тебя и готова идти за своим рыцарем на край света, а подумаю о детях и страшно за них становится.

– И все же надобно на что-то решаться.

– Решусь, куда я денусь. Вот токмо не хочу я в Сандомир.

– Не хочешь? – удивился Борис. – Поверь, Генрих тебя не обидит.

Агнесса умоляюще глянула ему в глаза.

– Ты уйдешь в поход, а мне придется жить в страхе. По слухам, язычники-поморы жестокие и беспощадные…

– Но я воин, а воину всегда грозит опасность.

– Ах, кабы ты остался тем, кто ты есть, но нам можно было бы не расставаться! – с жаром воскликнула Агнесса, обнимая его.

Слившись в поцелуе, они сразу же забыли обо всех своих заботах…

Глава 33
Перед нападением

Иван Ростиславович поступил с Бруно так, как обещал Борису: проводил до Венгерского королевства и велел не возвращаться. Рыцарь послушался берладского правителя вовсе не потому, что испугался угроз, а, понимая бесперспективность погони за Борисом. Пытаться найти в густых карпатских лесах – все равно, что искать иголку в стоге сена.

«Пусть меня вздернут, если я все равно не доберусь до ублюдка – плевать сын он короля или нет», – думал Бруно.

Он отослал от себя почти весь свой отряд, велев передать королю, что поручение будет выполнено, несмотря ни на какие препятствия. При себе Бруно оставил только одного человека – воина по имени Асан.

Среди подданных венгерского короля были не только христиане римского и греческого толка, но и магометане, чей ареал обитания находился на юго-западе королевства. Одни из них еще в давние времена пришли вместе с венграми из Азии5858
  В раннее Средневековье венгры были кочевым племенем, обитавшим за Уральским хребтом.


[Закрыть], другие появились позже. Почти все они нипочем не желали менять веру, и христолюбивому Гёзе приходилось с этим мириться, потому что именно магометане составляли наиболее боеспособный костяк его войска. Именно из таких людей и был Асан.

Бруно приметил этого ратника еще три года назад, потом они встречались еще дважды и даже немного общались. Асан был идеальным воином – хитрым и жестоким. Внешне он походил на славянина и при этом хорошо говорил по-русски. В общем, Бруно решил, что ему такой человек может пригодиться.

Вместе с Асаном рыцарь отправился в Дашево, чтобы там составить план дальнейших действий. В селе приезд хозяина всех удивил: по сути, у него там даже не было жилья, поскольку деревянный замок уже разобрали, а каменный еще не начали строить. Бруно остановился в самой большой избе, принадлежащей одному из его ратников – парню по имени Бакуня. Сразу же выяснилось, что Бакуня завел в Радимычах любовницу и накануне посещал ее.

– А их хозяйка там? – спросил Бруно как бы невзначай.

– Боярыня Агния в Радимычах, – ответил парень. – Токмо она нынче живет почитай безвылазно на охотничьем дворе. Гости там у нее.

– Что за гости? – встрепенулся рыцарь.

– Знатный муж, а при нем двое слуг и воин-чернец. Кто-то из них захворал в пути, так боярыня о нем заботится.

Бруно не мог поверить в свою удачу. Разумеется, он знал от ратников о происшествии в Берлади с Лазарем Рожной, но особого значения этому не придал. Что из того, что Борис узнал крест, который он когда-то подарил Агнессе? Ведь с той поры минуло более шести лет. Мужчины обычно не горят желанием встретиться с брошенными ими женщинами (Бруно предполагал, что Борис бросил отдавшуюся ему девушку). Но на сей раз это оказалось не так.

Рыцарь затеял тайную экспедицию в окрестности Радимычей. Кроме Асана, он взял с собой еще четверых ратников: смышленого Горяна, ловкого Жданко, молчаливого силача Гойко и Бакуню. Для жителей Дашева боярин и сопровождающие его воины якобы отправились в Унгвар.

Преодолев до темноты путь до Радимычей, небольшой отряд Бруно остановились в густой чаще леса.

– Здесь мы переночуем, – сказал рыцарь.

Ратники начали сооружать шалаши. Костер нельзя было разводить, поскольку в селе заметили бы дым, и согреваться пришлось, кутаясь в шкуры и совершая прыжки.

Бакуню Бруно отправил к любовнице, велев:

– Выведай у нее, как можно добраться до охотничьего двора. Токмо так выведывай, чтобы она ничего худого о тебе не подумала.

– Ладно, – самоуверенно пообещал парень. – Я зная, как со своей бабой толковать.

– Ты токмо особливо бабьего подола не задерживайся, – попросил его Жданко, стуча зубами.

Бакуня клятвенно пообещал вернуться поутру с нужными сведениями и ускакал.

– Верткий парень, – заметил Горян. – Он непременно все выпытает у бабы.

– Токмо бы он лишнего не сболтнул, – проворчал Бруно.

– Не сболтнет, – заступился за Бакуню Горян. – Он не дурак и умеет вовремя свой язык прижать.

Ночью Бруно и четверым ратникам пришлось несладко: мало того, что было холодно еще и повалили густой снег. Никто не сомкнули глаз. Чтобы не замерзнуть, людям приходилось все время совершать какие-то движения.

На рассвете вернулся Бакуня. Спрыгнув с коня, он небрежно швырнул на снег шевелящийся мешок, из которого тут же раздались глухие звуки – что-то среднее между стоном и хрюканьем.

– Ты что же, поросенка привез? – спросил Жданко.

– Вроде того, – весело ответил Бакуня.

В мешке оказался карлик – он был в одной нижней рубахе, крепко связанный и с кляпом во рту.

– Кажись, скоморох? – недоуменно протянул Гойко.

– Ну, да, шут боярский, – подтвердил Бакуня.

– И зачем ты его приволок? – озадаченно осведомился Асан

Остальные тоже были в недоумении, что нисколько не смутило Бакуню.

– Он нам может понадобиться, – уверенно заявил парень.

– Чем же? – с сарказмом осведомился Горян. – Будет нас веселить?

Бакуня обратился к своему господину:

– Дозволь, боярин, все сказать по порядку!

– Сказывай – разрешил Бруно.

– Моя вдовушка не знает, как в охотничий двор попасть…

Асан с усмешкой прервал парня:

– Ты, видать, худо ее пытал?

– Мне ли не знать, как надобно пытать бабу? – огрызнулся Бакуня. – И коли она опосля того, что я с ней сотворил, ничего мне не открыла, то, значит, ей и впрямь неведомо, как до охотничьего двора добраться. А скомороху Яреме ведомо!

– А где ты его взял? – полюбопытствовал Горян.

Бакуня засмеялся:

– Сей недомерок имеет двух полюбовниц – одну среди дворни, другую в селе…

– Силен скоморох! – хмыкнул Жданко.

А Гойко заметил:

– Говорят, что при малом росте… бывает большим – вот бабы и довольны.

– Помолчите! – прикрикнул на них Бруно. – Я покуда слушаю одного Бакуню!

– Моя вдова обмолвилась, что Ярема у полюбовницы в селе, – продолжил Бакуня. – А двор той бабы стоит у самого леса. Грех было не воспользоваться случаем. Я и подкараулил шута у избы его зазнобы, сунул в мешок и привез сюда.

– Не поднялся бы переполох, – озабоченно сказал Бруно.

– Вряд ли из-за шута подымится переполох, – возразил ему Асан. – Его, поди, и искать начнут не раньше завтрашнего дня.

Бруно велел вынуть у дрожащего шута изо рта кляп и велел:

– Покажи нам двор в лесу.

– Не покажу! – завизжал Ярема. – Лучше убейте, вороги!

Бруно усмехнулся и произнес, чеканя каждое слово:

– Мы тебя, выродок, убивать не станем, а поступим с тобой так, что ты будешь молить Бога послать тебе смерть. Отрежем тебе твой …, и не будешь ты нужен бабам.

Ярема из белого стал зеленым, а ратники загоготали.

– Сымите с шута рубаху, – командовал Бруно, – Гойко и Жданко держите его крепче, Асан возьми самый острый нож.

Голый Ярема выглядел очень жалко, и ратники не скупились на скабрезные шуточки.

– Суньте ему в зубы деревяшку, – продолжал руководить Бруно. – А то он будет так орать от боли, что в селе услышат.

– Я покажу, покажу вам двор в лесу! – жалобно проскулил Ярема.

– Ну, вот и славно! – ухмыльнулся Бруно. – Укутайте шута шкурой, чтобы не замерз. Горян, возьми его к себе на коня.

С помощью Яремы отряд добрался до лесной усадьбы. С горы хорошо просматривался частокол, однако не было видно, что за ним и за закрытыми воротами творится.

– Кабы кто-то из вас сумел к ночи во двор попасть, – пробормотал Бруно себе под нос.

– Я могу туда пойти, – вдруг предложил Асан.

– И чего ты скажешь? – спросил удивленный рыцарь.

– Притворюсь заплутавшим хворым путником и попрошусь на ночлег. Неужто мне откажут?

– А у тебя получится? – засомневался Бруно.

Асан молча сгорбился и на глазах у своих спутников превратился из крепкого, жилистого мужчины в изможденного старика.

– Ух, ты! – тихо воскликнул Бакуня.

– Как у тебя ловко получилось! – восхитился Жданко.

Асан выпрямился и сказал деловито:

– Пущай кто-нибудь даст мне свой крест. А ликом я вполне сойду за вашего соплеменника.

– А ведь ты и впрямь на нас похож, – заметил Горян.

– И по-нашему хорошо говоришь, – добавил Бакуня.

– Моя мать была пленницей родом из Перемышля, – сказал Асан. – И из моих трех жен две – русские.

– Любишь, значит, наших баб, – хмыкнул Жданко.

– Люблю, – буркнул Асан.

Бруно принялся давать указания:

– Ступай ближе к вечеру. Узнай, много ли там людей. Коли нам по силам с тамошним народом справиться, найди способ отворить нам ворота.

Асан кивнул.

– Все сделаю. Токмо там, должно быть, есть собаки. Их надобно потравить.

– Но у меня нет ничего… – начал рыцарь.

Асан прервал его:

– У меня есть.

Он вынул из своего мешка что-то завернутое в тряпицу.

– Сие зелье надежное.

Когда отравой пропитали несколько кусков взятого с собой вяленого мяса, Асан убрал их себе в мешок, после чего деловито спросил:

– А может, мне и людей потравить?

Подумав немного, Бруно возразил:

– Нет, людей травить хлопотно. Мечи будут надежнее.

В общем-то, действительно, отравление было делом ненадежным. Но самое главное, Бруно очень хотелось убить собственными руками человека, которому дважды удавалось от него спастись, и заполучить женщину, ставшую его наваждением. Агнессу рыцарь собирался забрать с собой. В лесной глуши его новых владений была такая же охотничья усадьба, как и эта, рядом с которой они сейчас находились. Именно туда и хотел увезти Бруно Агнессу. Король и королева, конечно же, ждут не дождутся вести о гибели своего врага, но ничего не случиться, если они узнают о столь важном событии немного попозже. Вряд ли Бруно понадобится много времени, чтобы доказать себе, что красавица, сводившая его с ума ничем не отличается от всех других женщин. А что будет с ней потом? Об этом рыцарь не задумывался. Самым главным для него было – избавиться от ее чар.

Бруно обсудил с ратниками план дальнейших действий. К предстоящей расправе над обитателями усадьбы все относились спокойно. В Дашеве недолюбливали радимычан, считая, что в селе по ту сторону границе слишком хорошо живут. Еще во время нападения на село Любима Радковича Бруно заметил, с каким остервенением его ратники крушили мастерские – основу благополучия местных селян. Вот и теперь Бакуня сказал:

– Добро, коли конюх Збышек здесь. Он одежу себе справил почитай как у боярина.

– Они все здесь почитай по-боярски одеваются, – проворчал Жданко с завистью.

– А что нам делать с бабами? – неожиданно спросил Гойко.

– А ты не знаешь, что с бабами делают? – хмыкнул Горян.

– А опосля куда мы их денем? – озадачился силач.

– Нельзя никого оставлять в живых, – жестко сказал Бруно. – Никто не должен знать, что здесь были мы. Пущай вся вина падет на снующих по здешним лесам татей.

– Тати баба с собой уводят, чтобы продать, – пробурчал Гойко.

– Не всегда, – возразил ему Бакуня. – Бывает, что бабы, попав татям под горячую руку, гибнут.

– Никого не оставлять в живых, – повторил рыцарь и, сделав паузу, добавил: – Кроме боярыни. Ее токмо свяжите.

Ратники привыкли его слушаться беспрекословно. Они молча закивали, однако по их лицам было видно, что убийство женщин им не по душе.

– Я могу зарезать баб, – неожиданно предложил Асан и хищно усмехнулся. – Мне их не жаль.

– Режь, – согласился Бруно.

– Чем же тебя так бабы допекли, что ты их готов резать без жалости? – спросил Горян у Асана.

Тот пожал плечами.

– Ничем.

Бруно вспомнил, что Асан, участвуя позапрошлым летом в нападении на Галицкое княжество, увел с собой весьма привлекательную молодую женщину.

– А куда ты дел два года назад здешнюю красавицу? – поинтересовался рыцарь. – Тоже зарезал?

– Зачем? Я потешился с ней, а потом выгодно продал ее. Она была послушной, а я обычно убиваю строптивиц. Аллах не дозволяет бабам быть строптивыми

Жданко проворчал:

– Кабы мы своих баб убивали бы за строптивость, то мало кто из них в живых остался бы.

– Тогда бы многие из них присмирели, – заметил Гойко.

Бруно обратил внимание на привязанного к осине Ярему.

– Прикончи его! – обратился рыцарь к Асану.

Тот спокойно, со знанием дела перерезал коротким клинком шуту горло.

– Некому теперь в Радимычах баб ублажать, – ухмыльнулся Жданко, наблюдая за смертельными конвульсиями коротышки.

Остальные ратники тоже засмеялись.

– Закидайте его сухими ветками, – велел им Бруно.