Текст книги "Путь к своему королевству"

Глава 34
Схватка

После того, как Борис узнал, что Агаша его дочь, ему очень хотелось ее повидать. А поскольку и Агнесса соскучилась по детям, то за ними был послан Жердей, который привез только девочку, сообщив боярыне о том, что Илюша подхватил простуду. Разволновавшаяся Агнесса собралась было в Радимычи, но второпях подвернула на лестнице ногу, упала и сильно ушиблась. Борис ласково выбранил возлюбленную за излишнюю суетливость, сказав в заключении:

– Ничего такого с мальцом не случилось, чтобы лететь к нему, сломя голову. Дите всего лишь немного застудилось.

Агнесса не стала с ним спорить: главным образом, потому что ей было больно ехать верхом. Однако она отправила в село Поспела, чтобы он узнал, как себя чувствует Илюша. Вскоре, впрочем, Агнесса совершенно успокоилась, к чему располагала царящая в большой горнице обстановка. Приятно было, сидя в углу за прялкой наблюдать за тем, как общаются Агаша и Борис. Девочка сразу прониклась симпатией к малознакомому ей человеку, словно чувствовала в нем родную кровь, а он воодушевленно возился с дочерью, исполняя любой ее каприз. Они были втроем, и им было очень хорошо.

Когда начало смеркаться, вошел Жердей.

– Там к нам чужой человек пожаловал, – сообщил он.

– Что за человек? – удивилась Агнесса.

– Старик из Унгвара. Приспичило ему в Санок ехать, а лошадь возьми и сдохни прямо на дороге. Пришлось ему назад ворочаться, он лесом напрямки двинулся да заплутал. Весь день старик бродил, покуда нас не нашел. Постучал он в ворота и с ног свалился, едва их отворили.

– И где теперь старик? – спросил Борис.

– Его до людской доволокли, – ответил Жердей. – Лежит он там да охает. Как бы не помер.

Агнесса поднялась.

– Пойду, погляжу, что с ним.

Шагая по направлению к людской, она думала вовсе не о находящемся там старике. Этот человек напомнил ей о том, что Радимычи расположены вблизи границы с Венгерским королевством.

«Я потеряла рассудок и не думаю о грозящей Борису опасности. Ни приведи, Господи, в Унгваре прознают о том, что он здесь. Господи, помилуй!»

Асан (это, конечно же, был он) лежал в людской на лавке. Он кутался в овчину и стонал так, словно испытывал величайшие мучения. Бросив на него взгляд, Агнесса сразу решила, что перед ней довольно пожилой мужчина.

– Да ты совсем плох, – сочувственно проговорила она.

– Плох! – проскулил Асан. – Ой, худо мне!

У него заблестели глаза, а на щеках выступил болезненный румянец.

Агнесса покачала головой.

– Ты весь горишь.

– Горю, боярыня, горю, милая.

– А зачем тебя понесло в Санок?

– На торг.

В таком ответе не было ничего подозрительного. В Санке много чего стоило дешевле, чем в больших городах.

А Асан тихо бубнил себе под нос.

– Вот старый дурак! Ведь кляча еще вчерась хворала, а я все одно на ней поехал. Остался теперь без лошади, да как бы и самому не помереть.

– Я велю тебе принести поесть, – предложила Агнесса.

– Храни тебя Боже, боярыня, за твою доброту. Токмо мне кусок в глотку не полезет.

«Как бы и впрямь старик не помер, – забеспокоилась Агнесса. – А я ведь даже не знаю, отколь он».

– В сон меня клонит, боярыня, – жалобно сказал Асан. – Поспать бы мне.

– Ладно, спи, – ответила Агнесса, а про себя добавила:

«Даст Бог, доживешь ты до утра. Тогда и решим, что с тобой делать».

Она направилась к двери, не подозревая, что за ее спиной лежащий на лавке человек преобразился из дряхлого, умирающего старика в того, кем он был на самом деле – крепкого, жилистого мужчину. Асан проводил молодую женщину таким взглядом, который был одновременно и хищным, и похотливым, и полным презрения.

Агнесса забыла о больном старике, сразу же, как только вернулась в горницу. Борис по-прежнему играл с дочерью, и это продолжалось, пока девочка не уснула у него на руках. Уложив девочку в ее постельку, Борис и Агнесса ушли к себе в опочивальню.

– Тебе надобно на что-то решаться – решительно сказал он. – Того и гляди твой деверь сюда заявится да еще и с твоим женихом, будь он неладен.

Агнесса улыбнулась.

– За что ты бранишь Константина? Он неплохой человек.

– Что из того? – рассердился Борис. – Будь он даже святой, ты с ним не пойдешь под венец. У тебя теперь два пути – либо со мной, либо в святую обитель.

– В святую обитель? – заинтересовалась Агнесса.

Борис мысленно обругал себя за неосторожные слова и добавил уже мягче:

– Про святую обитель у меня ненароком с языка сорвалось, а желаю я токмо одного, чтобы мы с тобой были вместе.

Вздохнув, Агнесса спросила:

– Как же мы будем вместе, коли ты уйдешь в поход на язычников?

Борис предложил:

– Коли ты не хочешь отпустить меня на язычников, давай поищем себе приюта во Владимире на Клязьме – у брата галицкой княгини, князя Андрея Юрьевича. Он еще в Никее звал меня к себе.

– Но князь Андрей подвластен отцу своему, князю Юрию.

– Ну, и что? Прежде дядюшка Юрий неплохо относился и ко мне, и к моей матушке.

– Прежде – не нынче, – резонно возразила Агнесса.

– Коли я не сумею с дядей Юрием и братом Андреем столковаться, мы можем отправиться в Рязанское княжество, где всегда есть надобность в добрых воинах, ибо рязанцам приходится защищаться от соседствующих с ними диких племен. Ты не страшишься жить в опасном месте?

– С тобой, мой рыцарь, я ничего не страшусь, – прошептала Агнесса.

Борис понял, что, во-первых, их разговор на сегодня закончен, и, во-вторых, возлюбленная готова согласиться ехать с ним…

Ночью они проснулись от осторожного стука в дверь.

– Кто там? – спросил Борис.

– Это я мессир, – шепотом ответил Лупо.

Поняв, что случилось нечто из ряда вон выходящее, Борис вскочил и выбежал из опочивальни.

– Беда, мессир! – зашептал Лупо, едва его господин показался в дверном проеме. – Слуга мадам Агнессы зарезан, ворота отворены, а во дворе чужие люди.

– И много их?

– Человек пять или шесть.

Борис заметил в сенях две темные фигуры.

– Это де Винь и Моркер, – пояснил Лупо.

– Погодите, – сказал Борис.

В опочивальне Борис быстро натянул на себя одежду, надел шлем, схватил меч и бросил Агнессе:

– Оденься и ступай к Агаше. Огонь покуда не зажигай.

– Что случилось? – испуганно осведомилась она.

– Пока непонятно. Пойду, узнаю.

Пока добирались до черного хода, Борис узнал немного подробнее, что произошло. Именно этой ночью отношения Лупо с Боянкой впервые омрачились бурной ссорой. Женщина так вспыхнула, что ее любовник решил подождать во дворе, пока она остынет. Но как только он сделал пару шагов, как наткнулся на бездыханное тело Жердея, а немного погодя ему удалось разглядеть в темноте нескольких мужчин в шлемах. Незаметно для невесть откуда взявшихся чужаков Лупо прокрался к черному ходу, вошел в дом, разбудил ночевавшего у Светки Моркера, а затем поднял де Виня. Они все взяли оружие и явились к Борису.

Когда Борис, Лупо, де Винь и Моркер вышли из дома, их ослепил свет от языков пламени. Горела баня, а в стороне от нее стояли шестеро мужчин в воинском облачении и с обнаженными мечами. Поджог был явно совершен для того, чтобы выманить людей во двор. Если бы это случилось неожиданно, то вряд ли, спеша к пожару, кто-нибудь из обитателей усадьбы подумал бы об оружии, но внезапности не получилось.

Заметив Бориса, Бруно бросился к нему. Третий раз судьба свела их в яростном поединке, и оба понимали, что эта их схватка последняя. Рассвет мог встретить кто-то один из двоих.

А Лупо, де Винь и Моркер оказались втроем против пятерых. Хуже всего пришлось верному слуге Бориса: на него налетели Асан и Бакуня, с которыми Лупо вряд ли удалось бы справиться, если бы к нему на помощь не подоспела Боянка с хозяйственным топором в руках. Она с ходу проломила Асану череп, и таким образом, по иронии судьбы, воин, презиравший женщин, пал от женской руки. Такой поворот событий заставил оторопевшего Бакуню сделать неловкое движение, чем немедленно воспользовался Лупо, заколовший своего второго противника.

Тем временем Светка попыталась, по примеру подруги, помочь Моркеру, с трудом отбивающегося от огромного Гойко и ловкого Жданко. Молодая служанка ударила чем-то Жданко, а тот в ответ снес ей голову, но в следующее мгновение сам наткнулся на меч поспешившего на помощь кельту Лупо.

Теперь численный перевес был у обитателей усадьбы: Борис продолжал биться с Бруно, де Винь дрался с Горяном, а Лупо и Моркер набросились на Гойко. Разозленный гибелью Светки кельт с остервенением зарубил могучего силача, а немного погодя и Горян пал от руки тамплиера.

Бруно между тем предпринял самую отчаянную атаку на своего противника. Напор был такой силы, что Борис пропустил удар по голове, от которого у него померк в глазах свет, а в голове загудело множество труб, и он потерял сознание.

Агнесса как раз появилась во дворе, когда ее возлюбленный упал, а Бруно поднял свое оружие, чтобы добить лежащего на земле человека. При этом Лупо, де Винь и Моркер не могли успеть на помощь к Борису. Казалось, ничего уже нельзя изменить, но едва Бруно услышал женский крик, у него случилось помутнение рассудка, и он, забыв о неподвижном противнике, рванулся с поднятым мечом к Агнессе. Путь обезумевшему рыцарю успел преградить де Винь, которому и достался предназначенный молодой женщине удар. Подоспевшие Лупо и Моркер остервенело накинулись на Бруно, а тот даже не пытался сопротивляться, как будто отдал все силы неудачной попытке убить Агнессу. Рыцаря убили, а потом кромсали мечами, пока его тело не превратилось в кровавую груду.

– Надеюсь, с ним покончено, – произнес Лупо, опуская свое окровавленное оружие.

Горящая баня давала достаточно света, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что с Бруно действительно покончено.

Агнесса подбежала к своему возлюбленному. Как только она склонилась над ним, он пришел в себя и приподнялся.

– Ты жив! – воскликнула Агнесса. – Господи, ты жив!

– Где Бруно! – спросил Борис.

– Вот он! – ответил Лупо, указывая на останки рыцаря. – А душа его на пути в преисподнюю.

Борис попытался встать на ноги.

– Мы поможем мессиру, – предложил Лупо.

– Сам справлюсь, – отозвался Борис. – Я вроде цел.

Агнесса прижалась к нему.

– Бог сохранил тебя для нас!

– А где Агаша? – осведомился Борис с тревогой.

– Спит, я не стала ее будить.

– Правильно. А что здесь было, покуда я валялся без памяти?

Агнесса коротко рассказала о том, как она едва не оказалась жертвой неистовства Бруно.

– Значит, ты обязана жизнью Ги? – проговорил Борис.

– Ему, – подтвердила Агнесса, и ей стало стыдно за то, что она после окончания схватки не вспомнила о де Вине.

Тамплиер был еще жив.

– Я спас свою даму сердца… – зашептал де Винь, с трудом шевеля бескровными губами, когда Агнесса приблизилась. – И это самая прекрасная смерть для рыцаря…

– Не умирай, кузен, – жалобно попросила она и всхлипнула.

На его бледном до синевы лице появилось подобие улыбки.

– Спасибо тебе, кузина, за сочувствие ко мне и все… Молись за мою душу… Будь счастлива… Про…

По его телу пробежала судорога, и он затих.

Агнесса начала читать заупокойную молитву, но душившие ее слезы не давали ей говорить, и она разрыдалась.

– Упокой Господи его душу, – произнес Борис.

Он подошел к возлюбленной и, нежно обняв ее за плечи, сказал:

– Прости, что не даю тебе погоревать, но нам надобно кое-что обсудить вдвоем. Пойдем в горницу.

Агнесса оторвала взгляд от бездыханного де Виня, и ей тут же попался на глаза Моркер, замерший в скорбной позе над трупом Светки. А поодаль от несчастного кельта стояли, тесно прижавшись друг к другу, Лупо и Боянка: он что-то ей шептал, а она гладила его по голове.

– Не надобно ли чего, Агния Вильямовна? – смущенно спросила Боянка.

– Сходи, погляди, как там Агаша, – велела ей Агнесса и последовала за Борисом в большую горницу.

– Из нынешней беды мы можем извлечь для себя пользу, – неожиданно сказал он ей.

– Как извлечь пользу? – удивилась она.

– Мы подожжем двор вместе с покойниками и уедем отсель. Твой деверь, твои слуги и прочие подумают, что тати здесь все пожгли и всех изничтожили – тогда о тебе никто худого слова не вымолвит, а я от прошлого своего навсегда освобожусь.

– Значит, Илюшу я больше никогда не увижу, – прошептала Агнесса с горечью.

– Выбирай! Коли ты останешься здесь, свадьба твоя отменится, родичи жениха озлятся на ваше семейство, и тебе из-за худой молвы придется уйти не токмо от сына, а и от дочери в святую обитель. Так хоть одно дите будет с тобой.

– Да, ты прав, – признала Агнесса и тяжело вздохнула.

– Что же, ты согласна? – спросил Борис.

– Пожалуй, – ответила Агнесса и торопливо добавила: – Токмо де Виня, Светку и Жердея не надобно сжигать.

Борис кивнул.

– Мы их за оградой оставим: вроде как они там были убиты, а в огонь кинем токмо ворогов – их шестеро и нас шестеро.

– А поедет ли с нами Боянка? – засомневалась Агнесса.

– Поедет, – усмехнулся Борис. – Она готова за Лупошкой отправиться на край света.

– Ладно, будь по-твоему, – окончательно сдалась Агнесса.

Они вышли во двор, где Борис коротко объяснил Лупо и Моркеру, что надо делать.

– Поторапливайтесь, – велел он. – Мы должны до рассвета убраться как можно дальше.

Агнесса направилась в покои, чтобы сообщить о готовящемся отъезде Боянке, взять вещи и собрать дочь.

«И все-таки пожелает ли Боянка оставить родные места?» – все еще сомневалась Агнесса.

Однако Борис оказался прав: как только Боянка узнала, что у нее есть возможность не расставаться с любимым Лупошенькой, она засветилась от счастья.

– Да, я на все готова, чтобы с ним не расстаться!

– Лупо будет тебе изменять, – предупредила ее боярыня.

– Пущай изменяет, я ему все прощу!

А Борис тем временем коротко изложил свой план Лупо.

– Прекрасно! – обрадовался тот. – Мессиру Борису достанется Агнесса, а мне – моя красавица! Чего же еще желать?

– А не боишься, что тебе придется жениться?

Лупо пожал плечами.

– Ну, и что? Я не давал обет безбрачия.

Спустя час у распахнутых ворот стояли два запряженных возка – в один из них, которым управляла сияющая Боянка были сложены вещи, а в другом сидели Борис, Агнесса и хнычущая спросонья Агаша. Лупо держал под уздцы двух оседланных коней. У мрачного Моркера в руках были два факела.

– Пора в путь, – сказал Борис и, обернувшись, крикнул: – Поджигайте покои, и когда поймете, что огонь уже не погаснет, догоняйте нас!

– Все сделаем, мессир! – отозвался Лупо.

– Не беспокойся, милорд! – подал голос кельт.

Когда возки выехали за ворота, Агнесса невольно глянула туда, где чернели на снегу три трупа.

– Холопы их похоронят, – сказал Борис. – А мы в каждом храме будем по ним молебны заказывать.

Агнесса вздохнула и обернулась, чтобы последним взглядом окончательно распроститься с прежней жизнью.

Глава 35
Союзники

В начале зимы Гёза и Фружина получили известие о внезапной кончине киевского князя Изяслава Мстиславовича. Новость была неожиданная: всего месяц назад королева получила от старшего брата письмо, в котором он сообщал о своей женитьбе на грузинской царевне и планах на будущее. И вдруг эта внезапная смерть.

Король не горевал о покойном (хотя в присутствии жены делал вид, что опечален). Теперь Гёза, освободившись от прежних обязательств, мог спокойно налаживать связи с галицким князем, чем он был очень доволен.

Вскоре после Рождества король прибыл в Унгвар. Главной его целью было узнать, куда делся Борис, который покинув Берлад, словно растворился в карпатских лесах. Недоумение Гёзы мог бы разрешить Бруно, но и рыцарь родом из Эдессы тоже куда-то исчез.

Король объехал владения Бруно и самолично поговорил с его холопами. Но слуги не знали, что случилось с их господином. Вроде бы Бруно и пятеро воинов отправились куда-то, однако больше о них ничего не было известно.

Из Киева тем временем приходили вести о происходящих там переменах. После кончины Изяслава Мстиславовича киевские бояре позвали к себе его брата, Ростислава Мстиславовича Смоленского, с чем, конечно же, не согласился Юрий Владимирович Долгорукий, который, приложив усилия, все-таки сумел добиться киевского княжения. Гёзу новость об удаче недавнего противника нисколько не расстроила: времена изменились, и теперь они были в одном стане союзников галицкого князя.

Ярослав прислал к венгерскому королю гонцов с приглашением на совместную охоту. Гёза ответил согласием и спустя несколько дней отправился с большим эскортом в Галицкое княжество.

Уже наступила весна. Солнце осыпало теплыми лучами землю, однако стоило людям углубиться в лес, как они начинали дрожать от сырости и холода. Король зябко кутался в плащ и ворчал про себя:

«Лучше бы я нашел повод отказаться от приглашения Ярослава. Разве сейчас подходящее время для охоты? Не приведи Господи захворать от этой весенней сырости».

Он со своим эскортом добрался до охотничьего лагеря галицкого князя к вечеру. В широкой низине стояло множество шатров, между которыми бегали дружинники и ловчие. Возле птиц суетились сокольничие. Дымились костры. Немного в стороне от лагеря рычал на толстой цепи пятнистый гепард5959
  Гепарды в XII веке использовались русскими князьями для охоты на крупного зверя.


[Закрыть].

Галицкий князь вышел навстречу королю. Одет Ярослав был в свиту из расшитой золотом парчи, алое шелковое корзно, соболью шапку, а обут – в отделанные золотом короткие сапожки. За галицким князем следовал еще более нарядный младший брат венгерской королевы, при виде которого Гёза в первое мгновение удивился, но тут же догадался, что Владимир Мстиславович стал союзником Ярослава Галицкого и Юрия Долгорукого в пику своему племяннику, Мстиславу.

– Мы с волынским князем заждались тебя, – сказал Ярослав.

«Ого! – усмехнулся про себя король. – Значит, мой шурин уже не княжит в Дорогобуже, а получил Владимир на Волыни».

После приветственных речей Ярослав сказал:

– Ты, брат Гёза, как раз к ужину поспел.

Король и князья вошли в шатер, где был накрыт стол. Они принялись утолять голод поросятами, куропатками, рябчиками, рыбой и пирогами, а жажду – вином. Насытившись, сотрапезники разговорились. Переводчик им не был нужен: Ярослав владел венгерским языком, Владимира выучился говорить по-венгерски у жены, а Гёза, благодаря королеве, неплохо понимал по-русски. Беседа началась, как обычно, с вопросов о здоровье членов семей, затем обсудили политические дела на Руси и в Венгрии. Когда коснулись смерти Изяслава Мстиславовича, волынский князь усмехнулся:

– Зачем брат Изяслав в пятьдесят семь лет женился на юной девице – да еще царевне грузинской? Сгорел он, как свечка.

– Должно быть, грузинская царевна того стоила, – засмеялся галицкий князь. – Она, поди, хороша собой?

– Ой, хороша! – в тон ему воскликнул Владимир. – Я сам женился бы на ней, кабы не был женат! Уж меня она в гроб не вогнала бы!

Слушая шутки князей, король вежливо улыбался. Веселиться по-настоящему ему мешала засевшая в его мозгу мысль о Борисе:

«Знает ли галицкий князь, куда делся самозваный сын Кальмана?»

А Ярослав внезапно стал серьезным и, вздохнув, сказал:

– Сгореть от любви не так страшно, как от настоящего огня. У нас зимой погибла в огне одна боярыня – да еще не одна, а с малой дочкой и слугами. Ее деверь и невестка все никак в себя прийти не могут. Бедная Агния Вильямовна!

– Агния Вильямовна? – поразился волынский князь. – Та самая, кою твой боярин из Святой земли привез? Она, кажись, родом из королевства франков?

– Да, та самая, – подтвердил галицкий князь.

– Вот как бывает! – продолжал удивляться Владимир. – В Киеве Агния Вильямовна, значит, сумела уцелеть в огне, а здесь сгорела, упокой ее Господи. Хороша она была ликом, Агния Вильямовна, а вот телом худая. Мне более по нраву женки и девки в теле. Вчера в Галиче нам с тобой, Ярослав, боярское семейство навстречу попалось – так я на таких девиц падкий, как их боярышня.

Князья видели накануне семейство Чагровых, а понравившаяся Владимиру девица была Настасья Чагрова, которая уже стала любовницей галицкого князя, поэтому тот, нахмурившись, проворчал:

– Не больно-то ты на наших боярышень заглядывайся: неровен час ослепнешь.

Гёза между тем никак не мог понять, зачем галицкий князь заговорил о какой-то сгоревшей боярыне – пусть даже родом из королевства франков?

Словно услышав мысли короля, Ярослав принялся обсуждать с ним те вопросы, которые волновали их обоих. Владимир принимал активное участие в этой беседе.

Когда Гёза уже порядком утомился, галицкий князь сказал:

– Пора уже спать ложиться. Твой шатер, брат Гёза, с моим по-соседству, и так ра,, коли тебе чего-либо понадобится, обращайся ко мне.

В шатре, король лег, однако уснуть никак не мог из-за холода. Поворочавшись с боку на бок около получаса, он поднялся, чтобы одеться потеплее. Когда Гёза зажег лампадку, полог шатра неожиданно приподнялся и вошел галицкий князь.

– Прости, брат Гёза, но я за столом не был с тобой откровенным. Там был волынский князь, а при нем лучше лишнего не говорить, ибо неизвестно, с кем он завтра станет дружбу водить.

Ярослав опустился на лавку напротив сидящего на постели короля и заговорил, понизив голос:

– Еще зимой явился в Галич посол сандомирского князя с письмом от него. Генрих спрашивал, не ведомо ли мне, куда подевались следовавшие в мое княжество два знатных мужа – сын угорского короля Кальмана Борис и некий рыцарь-храмовник родом из королевства франков.

– Что ты ответил Генриху Сандомирскому? – встрепенулся король.

– Написал ему, что ничего не ведаю ни о Борисе, ни о храмовнике. Тогда я, и на самом деле ничего о них не знал.

– А теперь знаешь? – с замиранием сердца осведомился Гёза.

– Знаю, – ответил Ярослав после недолгого молчания. – Помнишь, я боярыню Агнию поминал? По слухам, она ее дочка и слуги сгорели вместе с охотничьим двором. Я бы на их гибель внимания не обратил, кабы…

Он прервался на полуслове, поднялся, шагнул к королю и сел на постель, после чего еле слышно продолжил:

– Ты ведь слыхал о моем брате Иване Ростиславовиче, чтоб ему околеть. Он в Берладе засел, но скоро я его оттуда выгоню. А при жизни Изяслава у меня руки до бывшего звенигородского князя не доходили. Однако же и без внимания я своего врага не оставлял. Прошедшей осенью мною был послан в Берлад один человек – узнать нельзя ли как-нибудь брата Ивана со свету сжить. В общем, то чего я хотел не получилось, зато мне кое-что удалось узнать – в том числе и о дядюшке Борисе.

Королю не понравилось, что Ярослав назвал Бориса «дядюшкой». Это, по сути, означало, что галицкий князь считает претендента на венгерскую корону братом своей покойной матери и, следовательно, сыном короля Кальмана. Однако Гёза решил пока не выражать вслух своего недовольства.

– О том, что мой враг был в Берладе я знаю, – сказал он. – Мои люди видели его там. Вроде бы он к тебе направлялся.

Ярослав кивнул.

– Да, царь Мануил его послал ко мне. Зачем я Мануилу понадобился, можно лишь догадываться, потому как Борис до меня не добрался.

– Так куда же он делся? – нетерпеливо спросил король.

– Моему человеку удалось подслушать разговор Бориса с бывшим звенигородским князем. Речь шла о боярыне Агнии Вильямовне.

– Причем здесь она?

– А у нее с Борисом, оказывается, когда-то была любовь. В общем, как я понял, он, узнав, что она в Галицком княжестве, очень хотел с ней встретиться, но сомневался, выйдет ли из той встречи, что-то доброе.

– Возможно, Борис подчинился своему желанию, – заметил Гёза.

– Наверняка подчинился! Видать, Агния, сильно ему в душу запала.

– Допустим, все так и есть: Борис решил навестить свою бывшую возлюбленную. Но что с ним потом случилось?

– Вот и я о том думал. Чтобы узнать правду, заплатил одному холопу покойной боярыни Агнии.

– И что тебе удалось узнать? – встрепенулся король.

– Гостил Борис у своей зазнобы, – ответил князь. – Она в лесу его подобрала занемогшего, когда со слугами охотилась, и поместила в охотничьем дворе. Вроде бы и любовь меж ними по новой случилась, да продлилась она недолго: однажды утром холопы прибыли из села на охотничий двор, а там головешки да три покойника за оградой. По всему было видать, что ночью напали тати, всех поубивали, взяли себе добро и коней, а двор подожгли.

– Если нашли трех убитых, то куда же остальные все подевались? – с сомнением проговорил Гёза.

– Сгорели, – убежденно заявил Ярослав. – В золе нашлись и кости, и черепа.

«Уж не Брунаш ли там побывал? – подумал король. – Но куда же он сам пропал?»

– А зачем твой боярину было скрывать правду? – спросил он.

– Его понять можно. Он не желает худой молвы о покойной невестке: все-таки у нее сын остался.

– Но ведь никто не видел моего врага мертвым, – все еще сомневался Гёза.

Князь пожал плечами.

– Куда же он по-твоему подевался? У меня Борис так и не появился, Генрих Сандомирский его ищет, из других мест о нем тоже нет никаких вестей.

Гёзе ничего не оставалось, как согласиться с доводами своего собеседника:

– Должно быть, он на самом деле погиб.

«А Брунаш и ратники тоже могли пасть от рук разбойников», – добавил король про себя.

– Значит, тебе не о чем больше беспокоиться, – заключил галицкий князь.

Он поднялся, но тут же опять сел и задушевно сказал:

– Давай, брат Гёза, сохраним в тайне гибель Бориса. А то наши князья могут пустить слух, что я ради дружбы с тобой с ним расправился.

– Не знал я, что ты такой щепетильный, – удивился Гёза.

– Не люблю лишних забот. Пропал Борис, и Бог с ним. Меньше станем его поминать, скорее о нем забудут.

– Пожалуй, ты прав.

– Ты никому не расскажешь о том, что с ним случилось?

– Разве что королеве.

– Ей можно, – сказал Ярослав, поднимаясь. – Ладно, ложись спать, чтобы до утра отдохнуть как следует.

Когда он вышел, Гёза закутался потеплее и попытался уснуть, однако сон к нему по-прежнему не шел. Король чувствовал себя так, словно он чего-то только что лишился.

«Я привык к существованию самозванца, и теперь мне его не хватает».