Текст книги "Путь к своему королевству"

Глава 36
Во Владимире на Клязьме

Борис, Агнесса, Агаша, Лупо, Боянка и Моркер смогли быстро покинуть Галицкое княжество, а на подъезде к Дорогобужу им пришлось замедлить движение, оттого что у обеих женщин начались недомогания, в которых явно прослеживались признаки беременности.

Боянка громогласно делилась с окружающими своей радостью:

– Затяжелела я! А Кручина, земля ему пухом, твердил, что я пустая! Сам он, прости его, Господи, был пустой! Ой, спасибо тебе, Лупошенька! Ой, ублажил ты меня, так ублажил!

Хотя она ни разу не обмолвилась о браке, Лупо сам предложил ей обвенчаться, что и было сделано в одном из сельских храмов. На следующий день Борис спросил у своего верного слуги:

– Ты, Лупошка, еще не пожалел, что женился.

– Нет, мессир, – искренно ответил Лупо. – Я теперь жду, не дождусь, когда у меня родится сын.

При всей своей болтливости Лупо обладал деликатностью и умел вовремя прижать язык, дабы случайно не ранить словом, однако на сей раз он от счастья сказал лишнее. Борис вспомнил о своем навсегда потерянном сыне и подавил тяжелый вздох.

– У тебя вроде уже есть дети, – сказал он, нарочито веселым голосом.

– Они отцами называют рогатых мужей моих бывших любовниц. А теперь у меня будет только мой сын.

– Может ведь и дочь родиться.

Лупо покачал головой.

– Избави, Боже! Вдруг она будет любить мужчин так же, как я женщин!

Агнесса отнеслась к своему состоянию, как к посланной свыше неизбежности, но когда Борис предложил ей, по примеру слуг, обвенчаться, она отказалась и в ответ на его недовольство, ласково добавила:

– Мы не поженимся без исповеди, а опосля нее нас уже не обвенчают. Ты же не видал свою жену мертвой и известия о ее смерти не получал.

– Но лекари сказали, что она не выживет.

– А священник тебе ответит, что пути Господни неисповедимы.

– Я дам попу серебра, – предложил Борис.

Агнесса отрицательно покачала головой.

– Коли нас обвенчают за серебро, я никогда не буду себя чувствовать твоей настоящей женой.

Поняв, что ее трудно переубедить, он отложил разговор о браке до лучших времен. Их отношения, если не брать во внимание эту небольшую размолвку, были самыми нежными, и с не меньшей нежностью, чем друг к другу они относились к своей дочери Агаше. Девочка довольно быстро привыкла к тому, что Борис стал ее отцом, и привязалась к нему; она легко переносила путешествие, радовалась новым впечатлениям, но первое время, скучала по брату.

Рядом с двумя счастливыми парами Моркер выглядел особенно одиноким и печальным. О своей погибшей возлюбленной он заговорил лишь однажды, когда Борис заказал панихиду по ней и де Виню. Выйдя из храма, кельт промолвил с тоской в голосе:

– На родине, в Йоркшире, мне нравилась одна девушка – Эмма Беловолосая. Светка была на нее очень похожа.

В городах и селах Борис представлялся мужем боярского рода, прожившим много лет в Царьграде, а теперь едущим во Владимир на Клязьме – искать службы у князя Андрея Юрьевича. Но в Искоростени он узнал о смерти Изяслава Мстиславовича, о взятии Киева Юрием Владимировичем Долгоруким, и о том, что последний, став киевским князем, посадил своего старшего сына в Вышгороде.

«Значит, дядя Юрий желает держать Андрея возле себя, – недовольно подумал Борис. – А мне-то как быть? В Киевском княжестве я не могу оставаться: здесь меня еще помнят. Ладно, навещу Андрея в Вышгороде и посоветуюсь с ним».

Однако в Вышгороде старшего сына Юрия Долгорукого уже не оказалось. Андрей, вопреки воле отца, отбыл во Владимир на Клязьме, а находившиеся под его правлением менее десяти дней вышгородцы, говорили о своем бывшем князе только с возмущением, потому что он, уезжая, забрал с собой хранившийся в Богородичном женском монастыре образ Богородицы – по преданию, творение самого апостола Луки.

Путники двинулись на восток. Вначале они ехали по степи, затем начались леса, которые становились все гуще и гуще. Приходилось нанимать проводников, чтобы не заблудиться. Лупо поглядывал с опаской на тянущиеся вдоль дороги заросли.

– Что, Лупошка, страшно тебе? – спросил как-то Борис.

– Страшно, мессир, – честно признался Лупо. – Я не привык к таким густым лесам. За каждым кустом мерещатся разбойники.

Боянка успокаивала мужа:

– Ну, что ты, Лупошенька! Разве же здесь лес? Вот возле Радимычей, куда не сунься – везде чаща.

В начале лета путники переправились через речку Клязьму и добрались, наконец, до Владимира. Увидев еще издали строящиеся городские ворота, Борис облегченно вздохнул:

– Андрей здесь.

– Отколь ты знаешь? – спросила Агнесса, обнимая спящую Агашу.

– Токмо князь может ворота ставить, – резонно заметил Борис.

Тем не менее он осведомился у городских стражников, во Владимире ли князь Андрей Юрьевич.

– А ты кто такой, чтобы о нашем князе выспрашивать? – с подозрением спросил один из стражей.

– Я вместе с князем Андреем Юрьевичем ходил в поход на магометан, – ответил Борис.

Стражники сразу подобрели.

– А-а-а! Здесь он, наш славный Андрей Юрьевич: в своих новых хоромах.

За воротами путники увидели множество строящихся зданий – в основном храмов.

– Похоже, князь Андрей всерьез решил сделать Владимир главным русским градом, – заметил Борис.

Найти княжеский двор было легко, поскольку он располагался на склоне высокого холма.

– А там что? – спросила Агнесса, указав на небольшую деревянную крепость, восточнее.

Борис тихо ответил:

– Там, кажись, детинец, поставленный еще нашим с Андреем дедом, Владимиром Мономахом.

– А град сей, значит, в честь него назван? – догадалась Агнесса.

– Ну, да.

Борис направил коня к княжескому двору, следом за ним двигались управляемые Лупо и Боянкой повозки, а последним ехал Моркер. Они беспрепятственно миновали распахнутые ворота, и оказались перед роскошными деревянными хоромами с красивыми теремами. Здесь же возводился из белого камня храм.

Двор был запружен людьми: строителями, дружинниками, княжескими слугами, священниками, монахами. Стоял такой гам, что проснулась Агаша.

«Как же мне сообщить о себе Андрею?» – озадачился Борис.

Неожиданно к нему обратился миловидный белокурый юноша лет пятнадцати, наряженный в алую свиту и такого же цвета сапожки:

– Ты, мил человек, не иноземный ли мастер каменных дел?

– А разве я похож на мастера каменных дел? – недовольно откликнулся Борис.

– Не, не очень. Я на всякий случай спросил.

– А ты кто таков?

Юноша горделиво задрал нос.

– Я – Михей, отрок6060
  Здесь – юный княжеский слуга.


[Закрыть] князя Андрея Юрьевича.

– Ступай к князю и скажи ему, что рыцарь Конрад, коего он встречал в Никее, желает с ним наедине потолковать.

Михей не двинулся с места.

– Значит, ты таки иноземец. А по-русски говоришь, как киевлянин. Их у нас много. В наших землях спокойнее жить, чем…

– Ты не болтай, а ступай к князю! – сердито прервал Борис парня.

– Пойду, – сказал Михей и остался стоять.

Неизвестно сколько еще времени понадобилось бы Борису, чтобы столковаться с ленивым княжеским отроком, если бы в их беседу не вмешался коренастый малый лет тридцати пяти, в скромной, но недешевой одежде.

– Он не пойдет, а побежит! – грозно воскликнул малый. – Иначе князь узнает об его проделках!

Михей тут же засуетился:

– Ну, что ты, что ты, Кузьмище! Обещал же…

– Я обещал молчать, коли ты служить будешь исправно.

– Бегу, бегу! – пообещал юноша и помчался со всех ног в хоромы.

– Прости его, князь, дурня младого, – обратился Кузьмище к Борису.

Тот насторожился:

– Почто ты думаешь, что я князь?

– В обличье у тебя есть много княжеского. Мне даже поначалу твой лик знакомым показался…

– А отколь ты родом? – спросил Борис.

– Из Киева. Меня так здесь все и кличут – Кузьмише Киевлянин.

Он начал рассказывать о том, как еще во времена войны Ярополка Владимировича с черниговскими Ольговичами убрался от греха подальше из Киева. Этот рассказ был прерван возвращением запыхавшегося Михея.

– Князь Андрей Юрьевич зовет к себе иноземного мужа, – сообщил юноша.

Кузьмище едко заметил:

– Ведь можешь же ты, Михей поспешать, когда тебя жареный петух в зад клюнет.

Он вызвался проводить гостя к князю. Вместе они поднялись по широкой лестнице, миновали гульбище с резными перилами и прошли по светлым сеням. Борис вошел в очень светлый покой, где от новых, еще не выкрашенных стен пахло древесной стружкой. Андрей сидел в резном кресле у высокого письменного стола. За без малого восемь лет он не особенно постарел, хотя морщин и седины у него, конечно же, прибавилось.

– Ну, здравствуй, здравствуй, братец! – воскликнул князь, поднимаясь с кресла. – Давненько мы не видались!

Они обнялись, затем Борис спросил родственника о здоровье его домашних.

– Все здравы, – коротко ответил Андрей и тут же задал свой вопрос: – Почто ты назвался рыцарем Конрадом, а не своим настоящим именем?

Борис бросил взгляд на окно.

– Я тебе все скажу, токмо ты вначале прояви заботу о моих жене, дочери и слугах. А то они остались посередь двора.

Вызвав Киевлянина, Андрей велел ему позаботиться о близких и слугах гостя.

– Твоя жена ведь племянница царя Мануила? – спросил князь, когда Кузьмище вышел.

– Теперь нет, – ответил Борис и, вздохнув, добавил: – Выслушай меня и тогда поймешь, с кем и зачем я сюда прибыл.

Андрей кивнул.

Около часа Борис рассказывал ему о своей жизни, а когда закончил это повествование, услышал от Андрея:

– Значит, ты уже не хочешь быть угорским королем? Не узнаю тебя, братец. Ты всегда отличался терпением.

– Я до сорока лет дотерпел, и больше не могу. Вся моя жизнь теперь в Агнессе, дочери и дитяти, еще не рожденном.

Князь покачал головой.

– Неспроста вас с твоей зазнобой Господь вновь свел. А я ведь ее помню и шута короля Людовика тоже не забыл.

Порядком уставший Борис испугался, что его собеседник пуститься в воспоминания и поспешно спросил:

– Так ты меня примешь?

– Приму, – ответил князь. – Надобно еще поразмыслить, куда тебя пристроить, но без дела, ручаюсь, ты не останешься.

– Я хотел бы служить тебе не здесь, а где-нибудь на рубежах, – предложил Борис.

– На рубежах, так на рубежах, – согласился Андрей. – Дело я тебе найду, а имя, кажись, уже нашел.

– Что за имя?

– Ты знавал князя полоцкого князя Рогволода Всеславича, ныне покойного?

– Нет не знавал, токмо слыхал о нем, – удивленно промолвил Борис, не понимая, куда клонит его собеседник.

– Князь Рогволод Всеславич прижил двух сынов – жена родила ему Рогволода, а зазноба – Бориса. Рогволод Рогволодович стал друцким князем, а Борис Рогволодович поначалу служил мне, потом остался в немецких землях. А вчера я получил от короля Фридриха письмо, в коем среди прочих новостей сообщается, что преставился младший сын князя Рогволода, упокой его Господи. Вот я и подумал: не стать ли теперь тебе Борисом Рогволодовичем. К княжескому сыну, пущай и прижитому на стороне, уважения больше, чем к боярину, да и сразу станет понятно, почто я тебя в своих хоромах принимаю по-родственному.

Борис про себя грустно усмехнулся. Ему всю предыдущую жизнь приходилось доказывать, что он рожден законно от короля, а теперь обстоятельства заставляют его стать побочным сыном князя.

– Жену Борис Рогволодович давно схоронил, – продолжал Андрей. – Детьми он не обзавелся, а старшему брату до него нет дела. Вряд ли кто-то догадается, что ты – не он.

– Но твои люди знали его.

– Из тех, кто хорошо знал сына князя Рогволода, никого уже нет в живых, а прочие успели его забыть. Токмо отца моего не удастся обмануть, но с ним ты навряд ли встретишься. Батюшка, как стал киевским князем, забыл сюда путь.

– Добро, я буду Борисом Рогволодовичем.

Андрей поднялся с кресла.

– Ступай, отдохни. Кузьмище тебя проводит.

– Нам помыться бы, – попросил Борис. – Да, и бельишком чистым мы не богаты.

– Будет вам и баня, и чистое белье. А потом милости прошу на вечернюю трапезу: и тебя, и жену твою, и дочь вашу.

На ужине присутствовали, кроме князя и гостей, княгиня, трое княжеских детей и два брата княгини, бояре Кучковы. Бориса, Агнессу и Агашу Андрей посадил на почетные места, чем, кажется, вызвал неудовольствие своей жены и ее братьев. Трапеза проходила в почти полном молчании, лишь дети иногда подавали голоса.

А Борис исподтишка разглядывал членов княжеского семейства и вспоминал, что ему Андрей рассказывал о своей личной жизни. Нынешний брак старшего сына Юрия Долгорукого был вторым, а первая его жена умерла рано, оставив мужу единственного ребенка – дочь Ростиславу.

Затем Юрий Владимирович женил Андрея на дочери одного из своих бояр. Причину этого выбора Борис узнал во время продвижения Христова воинства от Никеи к Эфесу.

– У отца был свой интерес, – говорил тогда Андрей. – Уж очень понравилось ему сельцо боярина Кучко, что на Москве-реке, и задумал он там град поставить. Вот мне и досталась страшная собой Улита Кучковна, а отцу ее приданое.

Жизнь с новой женой у него не заладилась, поэтому он и отправился путешествовать, оставив Улиту Кучковну и маленького сына Изяслава на попечение Юрия Владимировича. После возвращения Андрея княгиня родила ему еще одного сына, Мстислава, но, похоже, что и это не внесло лада в их семейную жизнь.

Борис находил княгиню вовсе не такой уродиной, какой ее словесно описывал муж. Она была хоть и не красавицей, но довольно внешне приятной женщиной.

«Все дело в том, что не люба Улита Кучковна Андрею».

После ужина князь пригласил Бориса к себе и начал рассказывать о своей жизни после возвращения из долгого путешествия:

– Я прибыл как раз тогда, когда мой батюшка, Юрий Владимирович, начал новую войну с ныне покойным Изяславом. Одержал тогда отец победу и сел на киевский стол, а мне дал в удел Вышгород, будь он неладен. Я так не хотел там княжить, что, по чести молвить, даже обрадовался, когда Изяслав вновь взял верх. Они еще пять лет бодались, покуда Господь не прибрал Изяслава. Сел, значит, мой отец в Киеве, а мне опять дал Вышгород. Но тут я своеволие проявил: посетил данный отцом удел токмо для того, чтобы из тамошней святой обители забрать образ Богородицы, писанный самим святым апостолом Лукой, и сюда отправился.

– Юрий Владимирович сильно осерчал на тебя?

– Нет, не особливо. Он уже привык к моему непослушанию.

– А где теперь образ Богородицы?

– Покуда в храме Спаса, а вскорости я новый Успенский собор поставлю, где Богородице и будет самое место.

– Я поглядел бы на Богородицу. Да, и Агнесса хочет увидать образ, писанный апостолом Лукой.

– Завтра у вас будет случай поглядеть на Богородицу, – сообщил князь. – Я тут потолковал о ваших заботах с настоятелем храма Спаса, отцом Михайло, и он сказывал, что ты можешь взять себе новую жену.

– Могу? – встрепенулся Борис.

– Ну, да. По его разумению, раз Бог дал тебе вторую жену, первая и впрямь померла. Отец Михайло готов завтра же обвенчать тебя и твою зазнобу.

– А как твои родичи отнесутся к нашему венчанию? – озадачился Борис. – Ты же им сказал, что Агнесса моя жена. Не обиделась бы княгиня Улита, узнав правду.

– Обвенчают вас опосля заутрени при запертых дверях храма, – объявил Андрей и добавил, поморщившись: – А княгине моей полагается терпеть обиды. Терплю же я ее братьев, чтоб они сгинули.

Борис покачал головой.

– Не жалуешь ты своих родичей.

– Не жалую, – подтвердил князь. – Жадные они очень – как их не жалуй, им все мало. А тут еще кто-то пустил об их семействе молву, задевающую честь моего отца. Боярин Кучко, упокой его Господи, погиб в драке с княжескими дружинниками, когда решил, что они не оказали ему должной чести. Тесть накинулся с кулаками на воинов, кто-то из них пихнул его, он упал и насмерть расшибся. Вот и вся история – дело обычное. Но вдруг люди начали болтать, будто бы мой отец, покусившись на жену боярина Кучко, велел дружинникам учинить над ним расправу. Уж я-то нипочем не поверю в то, что батюшка польстился на увядшие прелести моей тещи.

– И по-твоему Кучковичи пустили тот слух? Но зачем?

Андрей пожал плечами.

– Бес их знает. Они, правда, Христом Богом клянутся, что ведать не ведают, отколь взялась молва, но я им не верю. Оба Кучковича лживы, особливо старший из братьев.

Борис устал и собирался сказать об этом, но князь сам догадался о состоянии гостя.

– Ладно, ступай спать, а то тебе завтра рано подыматься.

«Мне еще надобно с Агнессой потолковать, – думал Борис, выходя от князя. – Надобно ее обрадовать».

Агнесса, действительно, обрадовалась. Ночью счастливые жених и невеста почти не сомкнули глаз, а когда подошло время поспешили в храм Спаса к заутрене, после которой должно было состояться их венчание. Князь вызвался быть одним из свидетелей, вторым стал Моркер. Лупо и Боянка, разумеется, тоже захотели присутствовать при таком событии.

Отслужив заутреню, священник принялся за обряд венчания. Удивительно, но у алтаря обоих новобрачных охватило одинаковое чувство. Оба испытывали спокойную уверенность в том, что все лучшее у них впереди, а самое плохое осталось в прошлой жизни.

После того, как отец Михаил объявил Бориса и Агнессу мужем и женой, помолились у образа Богородицы.

– Я нынче же приведу к Богородице Агашу, – тихо сказала она.

Он кивнул.

Затем присутствующие поздравили новобрачных. А когда все вышли из храма, князь Андрей обратился по-гречески к Моркеру

– Был у меня любимый воин – звали его Прокопием. Погиб он у реки Руты, а ты похож на него, как родной брат.

– Весьма польщен, милорд, – отозвался кельт с учтивым поклоном.

– Я буду называть тебя Прокопием, – предложил князь.

Моркер вновь поклонился.

– Как угодно милорду.

Утренняя трапеза прошла так же тихо, как и вечерняя, а после нее князь пригласил молодоженов в свои покои, где больше часа расспрашивал Бориса об императорском дворе, а Агнессу о французском короле.

– Уж не собрался ты сам стать царем али королем? – усмехнулся Борис.

– А почто бы и нет? – серьезно откликнулся Андрей. – Царей и королей народ больше почитает, чем нас, князей. Да, и порядок наследования у них лучше нашего.

Беседа было прервана Киевлянином, принесшим князю какую-то важную новость. Андрей отпустил своих гостей.

Семейству и слугам Бориса были предоставлены маленькие, но очень уютные покои. В украшенную красивой резьбой горенку челядинцы даже принесли прялку, за которой сидела Боянка. Лупо был рядом с женой.

– А где Агаша? – спросила Агнесса.

– Боярышня с княжичами играет, – ответила Боянка. – Она за нынешнее утро уже успела с ними подружиться, и княжич Мстислав от нее ни на шаг не отходит.

– Может, Агаша станет княгиней, – усмехнулся Борис.

Агнесса не оценила эту шутку. Покачав головой, она тихо сказала:

– Жены князей редко бывают счастливыми, так же, как и жены королей.

– Ну, тебе не грозит быть женой короля али князя, – заметил Борис.

– И слава Богу, – заключила Агнесса и обратилась к Боянке: – Ступай, приведи Агашу. Я ее свожу к образу Богородицы, писанного святым Лукой, а вы с Лупо проводите нас в храм.

Боянка ушла, переваливаясь с боку на бок.

– Эвон, как ее разнесло, – отметил Борис. – Того и гляди Лупошка получишь сразу двух наследников.

– Лишь бы они были сыновьями, – откликнулся Лупо.

Когда Боянка привела Агашу, Агнесса с дочерью и слугами отправилась в храм Спаса. Оставшись в одиночестве, Борис лег на лавку и задремал. Разбудил его Андрей Юрьевич, громко объявивший с порога:

– Мой отец прибывает сюда!

Борис вскочил.

– И близко уже Юрий Владимирович?

– Дня через три батюшка будет во Владимире. Хотя может и позже прибыть. Он ведь, а она на сносях.

– Силен твой отец! – поразился Борис. – Не всякий сумеет в его летах жену обрюхатить.

– Да уж, сие дело у него всегда лучше получалось, чем война за Киев, – проворчал Андрей, недовольный тем, что его отец продолжает плодить детей.

Борису не хотелось ни встречаться с дядей, ни, тем более, знакомиться с его второй женой – родной сестрой императора Мануила.

– Я хочу тебя завтра услать отсель, – сообщил князь.

– Куда?

– Есть у нас в устье речек Сухоны и Юг, место, кое надобно защищать и от чуди6161
  Чудь – собирательное название ряда финно-угорских племен, соседствовавших с Владимиро-Суздальским княжеством и Новгородскими землями.


[Закрыть], и от наших беспокойных соседей, новгородцев. Так вот, я хочу послать тебя туда воеводой.

– Место-то хоть обжитое?

– Обжитое. Посады там есть, храм тоже, а о прочем ты сам позаботишься, коли согласишься воеводствовать. Место там еще и торговое, а значит, и хлебное. Я дозволяю тебе брать для себя по надобности, притом что ты, вестимо, и про нас забывать не будешь.

– Я не алчен, – сухо заметил Борис.

– Добро, коли так, – отозвался Андрей. – Ты нынче подумай, с женой посоветуйся, а завтра поутру скажешь мне – согласен ты воеводствовать на Сухоне али нет.

– Скажу, – пообещал Борис.

Шагнув к двери, князь обернулся.

– Я тебе дам надежную дружину, а ты, коли не жалко, оставь мне Прокопия. Больно он мне по нраву пришелся.

Борису было жаль расставаться с кельтом, но отказать Андрею он не мог, да и самому Моркера наверняка предпочтительнее находиться во Владимире, чем на окраине княжества, тем более, что свою клятву служить правнуку короля Гарольда он не нарушит, поскольку князь Андрей тоже считался таковым.

«Моркер не узнает о том, что Гита не была настоящей матерью князю Юрию, ибо в нашей родне не принято трепать языком о семейных тайнах».

– Пущай остается, коли, вестимо, пожелает, – дал Борис свое согласие.

Довольный князь ушел, а спустя немного времени вернулись из храма Агнесса, Агаша, Лупо и Боянка. Отпустив дочь к княжеским детям, Борис сообщил жене и слугам о скором отъезде.

Лупо озабоченно нахмурился.

– А это далеко? Как бы нам не пришлось принимать в пути роды у своих жен.

– Я сам того же боюсь, – признался Борис и, разведя руками, добавил: – Однако же и оставаться здесь мы не можем.

– Даст Бог, все обойдется, – сказала Агнесса, улыбнувшись, – Главное, что мы вместе.

– Да, нас теперь, покуда мы оба живы, не разлучить, – согласился с ней Борис.