Текст книги "Русский праздник. Традиции и обычаи"

Иван Купала

После Семика и нераздельно связанного с ним Троицына дня главным народным праздником являлся Иванов день (7 июля (24 июня по ст. ст.) – Рождество честного и славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Так как день святого Иоанна Предтечи совпадал с купальскими праздниками, то с распространением христианства он стал называться днем Ивана Купалы или просто Купалой. Значение этого праздника определялось словами старинной народной песни:

 
Как у нас в году три праздника:
Первый праздничек – Семик честной,
Другой праздник – Троицын день,
А третий праздник – Купальница.
 

Этот праздник справлялся во время летнего солнцестояния, когда светило, достигнув своей высшей точки, делает первый поворот на зиму. Купало и Купальница – это древние Перун и богиня Заря. По поверью, солнце (Перун) сбивается в эти дни с пути-дороги, и ясноокая дева Заря является на помощь светлому богу. Она не только ведет его по стезе, но и каждое утро умывает его росой с напоенных летними благоуханиями лугов, пестреющих к этому времени всеми цветами.

Купальские праздники совершались во времена язычества в честь свадьбы бога солнца, супругой которого являлась светоносная заря-зарница, и одним из актов этой свадьбы было купание солнца в воде. Отсюда и название этих праздников. В песнях, которые распевали в деревнях на Ивана Купалу, его называли «любовным», «чистоплотным», «веселым». В одной из купальских песен прямо говорится: «Ай, Купала наш веселый, князюшка наш летний, добрый».

Все эпитеты, которыми наделила Купалу народная песня, нашли объяснение в целом ряде обычаев, приуроченных к этому дню. Так, «любовным» Купала звался потому, что в этот день, раз в году, по народному поверью, расцветает цветок папоротника, обладающий чудодейственной любовной силой, которая перейдет на любого, нашедшего и сорвавшего цветок, при помощи которого, по словам купальской песни, «сердце девичье огнями зажигают на любовь». Впрочем, сердца деревенской молодежи зажигались и без папоротника, потому что еще накануне Ивана Купалы рощи, леса, берега рек и луга оглашались веселыми хороводными песнями, и парни и девушки вместе искали чудодейственные травы, вдали от строгих глаз матерей и отцов. Верили также, что тот, кто сумеет сорвать цветок папоротника, обязательно отыщет зарытый разбойниками клад.

«Чистоплотным» Ивана Купалу называли оттого, что на заре этого дня принято было купаться, причем этому купанью приписывалась целебная сила. С той же целью отыскать целебную силу поутру Иванова дня женщины шли «черпать росу». Для этого брали чистую скатерть и бурак (круглый короб из бересты), с которыми отправлялись на луг. Здесь скатерть таскали по мокрой траве, а потом выжимали в бурак и этой росой умывали лицо и руки, чтобы прогнать всякую болезнь и чтобы на лице не было ни угрей, ни прыщей.

Купальская роса служила не только для здоровья, но и для чистоты в доме: ею кропили кровати и стены домов, чтобы не водились клопы и тараканы. От клопов существовало и другое, более радикальное средство. Когда в дом приходил священник и окропив его водой, собирался уходить, нужно было вслед ему мести пол, приговаривая: «Куда поп, туда и клоп». Считалось, что после этого уже ни одного клопа не останется, так как все они перейдут в тот дом, куда далее направится священник.

Также накануне Ивана Купалы крестьянки обязательно мыли у колодца или на реке так называемые квашенки – кадушки, в которых разводили тесто для ржаного хлеба. (По замечаниям исследователей, эти квашенки только и мыли один раз в год.)

Во многих областях с Иванова дня начинали ломать прутья березы для банных веников, так как полагали, что веники, срезанные до Иванова дня, приносили вред здоровью (на теле будет чесотка). Вообще, баня, купание в реках и умывание росой составляли один из наиболее распространенных купальских обычаев. Местами он выродился в своеобразный обычай обливания водой всякого встречного. Деревенские парни одевались в грязное, старое белье и отправлялись с ведрами и кувшинами на реку, где наполняли их самой грязной, мутной водой, а то и просто жидкой грязью, и шли по деревне, обливая всех и каждого, делая исключение только для стариков и малолеток. Но охотнее всего, разумеется, обливали девушек, парни врывались даже в дома, вытаскивали и выносили девушек на улицу силой и здесь с ног до головы окачивали водой и грязью. В свою очередь, и девушки старались отомстить парням и тоже бежали на реку за водой и грязью. Начиналась всеобщая свалка, полная веселья, криков и смеха. Дело кончалось тем, что молодежь, перепачканная, мокрая, в прилипшей к телу одежде, гурьбой устремлялась на реку и здесь, выбрав укромное местечко, подальше от строгих глаз старших, купалась вместе, причем и парни, и девушки, разумеется, оставались в одежде.

В некоторых областях купание в Иванов день признавалось очень опасным, так как в этот день именинником считался сам водяной, который терпеть не может, когда в его царство лезут люди, и мстит им тем, что не только топит всякого неосторожного, но и, затащив его в самую глубь речного омута, глумится над уже мертвым телом.

Иван Купала повсеместно именовался еще и травником. Название это указывает на народное верование, которое гласило, что все чудодейственные и целебные травы распускаются как раз в ночь на Ивана Купалу, когда творческие силы земли достигают своего наивысшего напряжения. Поэтому знающие и опытные люди, а особенно деревенские лекари и знахари, ни под каким видом не пропускали Иванову ночь и собирали целебные коренья и травы на весь год. Наибольшим вниманием пользовались: петров крест (трава, похожая на простой горох без стручков; крест находится в корне, на глубине) – предохранял от колдунов и нечистой силы; чертогон – трава с теми же свойствами, ее втыкали в трещину над воротами и калиткой (от колдунов) и под крышей (для изгнания чертей); чернобыль-трава – ее заплетали в плети и клали «под Иванову росу» с приговором: «Мать – земля, отец – небо, дайте рабам вашим от этой травы здоровья»; зяблица – помогала от ребячьего крика и от бессонницы, но для успешного действия ее нужно было топить в молоке; расперстьице – порошком этой травы присыпали больные места на теле (порезы, нарывы, опухоли); мария-магдалина – от тоски; богородская трава – для окуривания отелившихся коров. В эту же ночь собирали и травы, которых много было в лесу: купаленку, медвежье ушко, богатенку – их втыкали в стены дома, на имя каждого члена семьи, замечая, чей цветок скорее завянет, тому или умереть в этот год, или захворать.

Кроме целебных трав, в ночь под Ивана Купалу советовали искать и такие «лютые коренья», «злые былия», как любисток, перелет-траву, разрыв-траву. Перед силой последней, по поверью, не мог уцелеть ни один замок, как бы он ни был крепок.

После Иванова дня – первый покос. По народной примете этот праздник является также и днем полной зрелости полевых и лесных трав. Недаром и пчела в записанной В. И. Далем пословице говорит мужику: «Корми меня до Ивана, сделаю из тебя пана!» Крестьянин русский говорил: «До Ивана просите, детки, дождя у Бога, а после Ивана я и сам упрошу!», «Коли до Ивана просо в ложку, будет и в ложке!»

В ночь на Ивана Купалу загорались по полям, берегам рек и холмам праздничные огни. В старину в эту ночь никто не спал, чтобы не набросилась на беспомощного человека разбушевавшаяся нечистая сила. Еще с вечера Аграфены-ку-пальницы было принято разводить на границах села особые ритуальные костры. Обычно в купальском костре сжигали всевозможную рухлядь и чучело ведьмы. При первой вспышке пламени собравшаяся толпа молодежи откликалась огню веселыми купальскими песнями:

 
Как на Ивана солнце играло,
Ходил чижик по улице,
Ходил чижик по улице,
Собирал девок на Купало,
Собирал девок на Купало,
Молодушек на гулянье,
А девочек венки вить,
Молодушек шапки шить.
А у девочек своя воля,
А у молодушек дитя малое.
 
 
Приехала купаленка
На семидесяти тележеньках.
Привезла нам купаленка
Добра и здоровья,
Богатства и почести.
 

Девушки, разодетые во все яркое и пестрое и убранные цветами, и парни, схватившись попарно за руки, перепрыгивали через пламя, связывая с удачей или неудачей прыжка судьбу своей супружеской жизни. Верили также, что прыганье через купальские костры избавляет от сорока злых недугов (в том числе от бесплодия). Матери сжигали на купальских кострах рубашки, снятые с больных детей, чтобы вместе с ними сгорела и болезнь. После того как костер догорал, отправлялись купаться на реку. Вода (омовение) и огонь (очищение) в купальских празднествах всегда были неразрывно связаны.

В некоторых местностях было принято перегонять стада через огни, разложенные в поле в Иванову ночь. Этим предполагалось уберечь скот от всякой заразы. Разбрасывали головешки с Иванова костра по полям и огородам – от червей. Крестьянки вбивали у околицы в землю большой кол, обложенный соломой, в ночь на Купалу зажигали его и, подбрасывая в огонь березовые ветки, приговаривали слова, относящиеся к урожаю льна.

Петров день

День святых апостолов Петра и Павла (12 июля (29 июня по ст. ст.) имеет народное название Петров день, в котором слилась в народном представлении память об обоих чествуемых святых. Существовали и другие народные названия этого дня: Петры и Павлы, петровки, петровка-голодовка, межипарье, праздник солнца, праздник покровителя полей, Петровские жары, играние солнца, Петровские торги, Петровские гулянья, Петровская дань.

День Петра и Павла считался также праздником рыбаков, так как апостол Петр повсюду был известен как покровитель рыбного промысла, а среди приозерных и приречных жителей носил даже имя «рыболова». Рыбаки ему молились об удачном улове и сохранении жизни, служили молебны, а в некоторых местах установился даже обычай ежегодно, в день святых Петра и Павла, собирать «Петру-рыболову на мирскую свечу», которая ставилась в храме перед его образом. И день этот в некоторых местностях назывался Петры-рыболовы. К Петрову дню приурочивалась большая часть сделок, заключавшихся между ловцами и рыбопромышленниками, раздававшими ловцам мелкими участками свои воды – отдельно на каждую рыболовную пору. Петровым днем заканчивалась весенняя и начиналась летняя рыболовная пора; завершались расчеты по весеннему лову и заключались новые сделки на лето; устанавливалась новая плата за ловлю (с лодки или с сети) и производилась расценка живого рыбного товара, который ловцы обязаны сдать.

Апостол Петр – один из наиболее чтимых на Руси святых угодников Божьих. Его имя часто встречается в народных сказаниях, в пословицах и поговорках, в духовных народных стихах. На «апостола-ключаря», которому, по преданию, Господь передал ключи от Царства Небесного, перешли в народном представлении многие черты древнеславянского Перуна-громовника, низводителя дождей, растителя злаков и творца урожаев. Апостол Петр считался одним из самых надежных покровителей засеянных хлебом («даром Божьим») полей.

В одном из памятников русской литературы рассказывается, например, что шел апостол Петр путем-дорогой. Притомился, устал, проголодался святой путник. Пришлось проходить ему мимо нивы. И увидели его пресветлые очи человека, пашущего на волах. Обратился к нему апостол и попросил хлеба. Вскинул глаза на просившего пахарь, остановил волов и побежал за хлебом к своему селенью. Умилился душой святой путник и «без него взоравше ниву и насеявше, и прииде с хлебы и обрете пшеницу зрелу».

По народному сказанию, в конце весны – начале знойного лета, в грозовую пору, идет на небесах постройка «чертога райского». Топоры (молнии) сами, без плотников, рубят стены здания нерукотворного, ударяя по тучам, громоздящимся каменными горами; расступается под топорами «облачен-горюч камень», отверзаются окна-двери рубленые.

 
Из-за той горы, из-за высокой,
Слышен тонкий голос, тонкий голос.
Топоры звенят, топоры звенят,
Каменья тешут, каменья тешут,
Церковь муруют, церковь муруют,
В три двери, в три двери – в три облака.
У одних дверей идет Сам Господь,
У других дверей – Матерь Божья,
У третьих дверей – святой Петр.
Перед Милым Богом органы играют,
Перед святым Петром свечи горят,
Перед Матерью Божьей роза расцветает,
А из той розы пташка вылетает:
И не пташка то, а Сам Милый Господь, —
 

поется в старинной русской песне. «Милый Господь» олицетворяет в этой песне солнце. Пречистая Дева заступает здесь на место языческой Лады, апостол Петр поставлен взамен Перуна-громовника. Горящие свечи – это молнии, гудящие органы – громовые раскаты, расцветающая роза – утренняя заря, из цветка которой и вылетает на небесный простор птица-солнце.

В другом песенном сказании святой Петр является спутником Господа, шествующего за золотым плугом «в поле, в поле, в чистом поле». Ходит за Богом пахарей апостол-ключарь, коней погоняет. А Матерь Божья рядом с ними поспешает, семена носит, Своего Сына просит: «Зароди, Боженька, яру пшеничейку, яру пшеничейку и ярое житце!»

В деревенской глуши представляли апостола Петра разъезжающим на златорогом олене по небесному полю над колосящимися земными нивами.

По народному крылатому слову, на Петров день красное солнышко играет, как на Светлое Христово Воскресение: какими-то особенными цветами, которые искрятся и переливаются как радуга. Рано-рано поутру ходила заигравшаяся далеко за полночь в хороводах деревенская молодежь «караулить солнце». (Этот обычай – караулить солнце – первоначально был установлен с целью отогнать от села русалок, которые в Петров день своими злыми шалостями причиняли немало вреда посевам.) Всплывет из-за горы небесное светило, заиграет разноцветными лучами – радуются собравшиеся караульщики. Встретив солнышко, молодежь обыкновенно еще не расходилась по домам, а заплетала венки на ветках деревьев, преимущественно на березах, – с теми же символами, какие придавались венкам на Троицын день. А после с веселыми песнями расходились по дворам, Ладу вспоминали, Петров день величали. Этими песнями начинались Петровки – петровские гулянья, хороводы, проходившие вплоть до первого Спаса.

Часто в это время молодежь занималась проказами: подпирали кольями дома, собирали все, что попадалось под руки, сани, повозки, бороны, бревна, кадушки – одним словом, что по оплошности хозяев оставлено в эту ночь на улице, разбрасывали по селу, по дороге, так что хозяева на Петров день весь день разыскивали и собирали свое имущество. Те же хозяева, у кого поспели на огороде овощи, как то: лук, морковь, огурцы, – всю ночь караулили свой огород. Тот же, кто оставил свой огород без караула, наутро находил его опустошенным; не трогали только те овощи, которые в сыром виде не едят.

На Петров день в старину крестьяне отдыхали. В этот день начиналось разговенье с Петрова поста. Каждая семья заблаговременно готовилась к Петрову дню: пекла, жарила, варила, запасалась водкой. Вечером в деревнях устраивали застолья, так называемые «обетные угощения», «отводные столы»: приглашали гостей и родственников, многие из которых в этот день приезжали даже из дальних деревень, но принимали участие в застолье, главным образом, только женатые люди и старики, – деревенская же молодежь еще с вечера уходила в поле «караулить солнышко». Тещи приносили петровские угощенья зятьям, сами на угощенье напрашивались, кумовья проведывали крестников, приходили с пшеничными пирогами, угощали друг друга сваты.

Девушки вечером 12 июля плели венок, который надевали на голову коню любимого человека. Если венок не падал и вернувшийся утром хозяин видел его на голове коня, то осенью девушка смело могла ждать сватов.

Наши предки связывали день Петра и Павла с летним солнцестоянием, которое праздновали в рощах. Там устраивали игрища, в том числе качели, напоминавшие оборот солнца, водили хороводы, тоже воспринимавшиеся как символ солнца. Девушки с парнями на качелях на Петра и Павла веселились с послеобеденного времени и до глубокой ночи. В народе так и говорили: «Как ни сторонись, девка, а на петровских качелях с пареньком покачаешься!», «Петровы качели – девичье веселье!», «На Петров день качались, к Покрову свадьбу справили!» и т. д.

В старину были местности, где на Петров день жители сходились на три ключа-родника умываться «петровой водицей» и угощаться при этом хмельными напитками. Это умывание сопровождалось песнями, плясками, веселыми играми. Например, собравшиеся парни гуляли посреди девушек, закрыв себе лица платками. Девушки должны были угадывать парней, угадавшей предвещалось в скором времени сыграть свою свадьбу.

С XVII века вошло в обычай заводить по богатым селам петровские торги. А еще гораздо раньше принято было в Петров день «ставиться на суд по зазывным грамотам», т. е. этот день являлся сроком для судов, а также для взносов дани, пошлины.

К Петрову дню следовало подготовить косы и серпы, на него приходился второй, поздний, покос. «С Петрова дня – красное лето, зеленый покос!», «Женское лето – до Петра, с Петрова дня – страдная пора!», «Далеко кулику до Петрова дня!», «Худое порося и в Петровки зябнет; дворянская кровь и в Петров день мерзнет!», «В Петров день и барашка в лоб (можно разговеться)!», «С Петрова дня зарница хлеб зарит!», «Петр и Павел жару прибавил!», «Утешили бабу петровские жары голодухой!», «Петровка – голодовка, Спасовка – лакомка!» – говорили опытные крестьяне. «Коли дождь на Петра – сенокос мокрый!», «На Петров день дождь – сено как хвощ (жесткое, на корм не очень годное), зато урожай не худой; два дня дождя – хороший, три – богатый!», «Если просо на Петров день в ложку – будет и на ложку!» – приговаривала деревенская Русь.

Как ни парило после Петрова дня, как ни томил летний зной пахарей и жниц, а недаром дошло до нас народное слово: «Прошли Петровки – опало (с деревьев) по листу, пройдет Илья (2 августа (20 июля по ст. ст.) – опадет и два!» Замолкает к Петрову дню все певучее царство: соловей – и тот поет до заветной поры. «На Петров день и кукушка подавится ватрушкой!» – говорили хозяйки, напекая из остававшейся к тому времени муки творожных ватрушек с яйцами, на радость ребятам и старикам.

Ильин день

2 августа (20 июля по ст. ст.) – день святого пророка Илии – с незапамятных времен справлялся на Руси с особыми, веками установившимися обрядностями, непосредственно связанными с бытом народа-пахаря, все благосостояние которого зависело от земли-кормилицы. Этот день отмечен в народной памяти целым рядом разнообразных примет, пословиц, поговорок, заклятий и сказаний, отразившихся, как в зеркале, в народных обычаях, свято соблюдаемых по завету предков.

В представлении народной Руси с Ильей-пророком слились многие черты древнеязыческого Перуна – повелителя громов, утолявшего летнюю жажду земли живительными дождями, таившими в себе зачатки ее плодородия. Это в старину, несомненно, являлось одной из главных побудительных причин почитания посвященного празднованию его памяти дня среди народа, только-только начинавшего расставаться с обожествлением стихий природы. Впоследствии, когда утратилась в народе сама память о былом язычестве, ветхозаветное сказание о земной жизни святого пророка только укрепило вековые связи между ним и его почитателями на Руси. Сказочные же черты, приуроченные к его грозному облику, уцелели во всей своей суровой красоте.

Святой пророк Илия остался в народе хозяином громов, могучим седым старцем с грозными очами, разъезжающим из конца в конец по тверди небесной, по беспредельным небесным полям, на своей запряженной крылатыми конями колеснице. Карающая рука его сыплет с надзвездной высоты огненные каменные стрелы-молнии, поражая испуганные сонмы бесов, злых демонов, прочей нечисти и преступивших закон Божий сынов человеческих. Его непреклонное сердце не смягчат ни вопли, ни стоны пораженных, и взор его не остановится на зрелищах земных несчастий. Совершив правосудие неба, он, как бурный вихрь, мчится на своей сверкающей колеснице все дальше и дальше, и по могучим плечам его только рассыпаются седые кудри да по ветру развевается белая, серебристая борода. Как и в былые времена, льет он на землю дождевые потоки. Под его покровительство отданы Богом земные нивы, орошаемые потом трудового люда. В гулких раскатах грома слышался русскому крестьянину то грохот колес огненной колесницы пророка, то стук копыт его четырех коней, по быстроте могущих сравниться разве с одним ветром. «Быстрее коней Ильи – только ветер!» – говорит старинная пословица.

Русские народные сказки, поселяющие святого Илью на «острове Буяне», отводят ему важное место среди стихийных существ, влияющих на жизнь трудовую и человеческую. На этом острове, лежащем в неизведанных пределах «моря-окияна», как известно из дошедших до нас заговоров, сосредоточены все громы-молнии небесные, вся сила бурь и ветров. Но здесь же восседают «и дева Зоря, и пророк Илия». Последний привлекал к себе взоры всех, трудящихся на земле. Его молили не только о ниспослании дождей («Илья сухой»), но и о прекращении ливней («Илья сухой»). К нему обращались с мольбами об охране от ружейных ран, об удаче на охоте, об излечении от сибирской язвы и даже, как ни мало вяжется это с представлением о его грозном величии, о счастье в любви. Множество всевозможных заговоров и заклятий связано с его грозным и, по мнению народа, всемогущим именем.

«Встану я, раб Божий, – говорится, например, в одном из этих заговоров, – пойду под восточную сторону, к морю-окияну. На том окияне-море лежит бел-горюч камень алатырь, а на камне святой пророк Илья с небесными ангелами. Молюсь тебе, святой пророк, пошли тридцать ангелов в златокованом платье, с луками и стрелами, да отбивают и отстреливают от раба Божьего уроки и призоры, и притки, щипоты и ломоты, ветроносные язвы…»

Могущество Ильи-пророка, имеющего, по народному верованию, власть даже над ангелами, грозой гремит над всеми темными силами. Своими стрелами поражает он духов тьмы; во время грозы превращаются они в змей и прочих гадов, заползают в укрытия, но и там небесные стрелы находят их и убивают на радость добрым людям, чествующим пророка Божьего. Но горе тем от его грозного гнева, кто не чтит его, кто, внимая злобе своей, плодит только злую гордыню на ниве жизни. В одной из старинных сказок «громовник Илья» говорит «огненной Марии» (Пресвятой Деве), плачущей над грехами человечества: «Станем молить истинного Бога – пусть даст нам ключи от неба, и затворим семь небес, наложим печать на облака, да не падет из них ни шумящий дождь, ни тихая роса три года, и да не родится ни вино, ни пшеница…» И «ключи» эти, по словам других памятников народного творчества, «дались ему в руки от истинного Бога», волен он и в дожде, и в засухе. По своему желанию может он побивать градом поля грешников, поражать насмерть злых людей. Но в то же время заботится он о нивах добрых пахарей, побивает стрелами всякую «гнусь» земную, поедающую посевы. «Если бы не побивал их Илья-пророк, то земля не родила бы хлеба», – говорили в народе.

Таков, по представлениям народа, Илья-пророк, олицетворяющий собой праведный гнев Божий. Повсюду на Руси именовался он «грозным», и повсюду день, посвященный его памяти, считался одним из самых опасных. Каждый год в Ильин день ждали на Руси дождя и грома. Вёдро в этот день предвещало пожары. Ильинским дождем умывались для предохранения от всяких вражьих чар, соединенных с болезнями. Во многих местах крестьяне даже постились всю Ильинскую неделю, чтобы предотвратить гнев пророка и спасти от его стрел свои поля, свои села и скотину. Сам день святого пророка называли «сердитым» и проводили его в полнейшей праздности, никто не должен был работать в поле – ни жать, ни косить, ни убирать сено, даже самая пустая работа считалась великим грехом и могла навлечь гнев Ильи. Вся деревенская Русь твердо верила, что упорных ослушников, никогда не почитающих праздника Ильи-пророка, он убивает громом. Если в этот день на небе появлялись тучки, народ с боязнью следил за ними глазами; если доходило дело до грозы, эта боязнь переходила в панический страх: все население забивалось в дома, затворяли наглухо двери, занавешивали окна и молили пророка сменить гнев на милость.

В некоторых местах соблюдался старинный обычай собираться в этот день всем приходом к церкви и сгонять туда рогатый скот. Священника просили окропить «животину» святой водой. После обедни выбирали и покупали всем миром одно животное, за которое уплачивали хозяину собранные деньги. Это животное потом закалывали, мясо его варили в общем котле и разделяли присутствующим на торжестве за деньги, которые после обращали в пользу церкви. Также в этот праздник пели молебны над чашками с зерном – для плодородия.

Предупредительные меры принимались даже накануне Ильина дня. Крестьяне еще с вечера окуривали свои дома ладаном, а все светлые предметы, вроде самовара, зеркала и т. п., закрывали полотном или вовсе выносили из избы на том основании, будто бы пророк Илья считает такие предметы предосудительной роскошью, неприличной в крестьянском быту.

«Святой Илья зажинает!» – говорили в народе и перед началом жатвы связывали снопом на корню колосья, посвящая их покровителю урожаев со словами: «Илье-пророку – на бородку!» В некоторых губерниях это делалось перед окончанием жатвы. К оставленному в поле «кусту хлеба» все относились с благоговением, похожим на страх. «Кто дотронется до закрута – того скорчит!» – говорили старики и приводили для убеждения легкомысленной сельской молодежи бесчисленные примеры в подтверждение своих слов.

С Ильиным днем кончались, по народным приметам, летние красные дни. «Илья лето кончает, жито зажинает; первый сноп – первый осенний праздник!» – говорили крестьяне. Народная мудрость гласит: «На Илью до обеда – лето, после обеда – осень!», «До Ильина дня сено сметать – пуд меду в него накласть, после Ильина – пуд навозу!», «До Ильи поп дождя не умолит, после Ильи – баба фартуком нагонит; до Ильина дня и под кустом сушит, а после Ильина дня и на кусту не сохнет!» А между тем как раз в это время народ и ждет вёдра для уборки хлебов, потому что, по его словам: «До Ильи дождь – в закром, после Ильи – из закрома!»

На Ильин день не работали в поле, но готовились к этому празднику именно работами. «К Ильину дню заборанивай пар!», «До Ильи хоть зубом подери!», «К Ильину дню хоть кнутом прихлыстни, да заборони!», «До Ильи – хоть хлыстом за-хлыщи!» – в этих поговорках слышится голос деревенского опыта, веками выработанного земледельческого труда. Единственная работа, допускавшаяся в праздник святого Ильи-пророка, это первое подрезывание сотов на пчельнике. В этот же день пчеловоды перегоняли последние рои пчел и подчищали ульи. Считалось, что «пчелка – Божья работница», что ее работа «Богу на свечку» охраняет ее от гнева разящего громами пророка. По верованию пчеловодов, Илья-громовник не ударит громом в улей, хоть бы укрылся за ним нечистый дух.

На Ильин день не выгоняли и скот на пастбище. Народ убежден непоколебимо, что в этот праздник открываются волчьи норы и «весь зверь бродит на свободе». Кроме того, существовало опасение, что разгневанный пророк может поразить и выгнанную в поле скотину, и пастуха.

К этому времени вода в реках становилась все холоднее. Это также связывалось в представлении народа с чествуемым праздником «дождящего и гремящего» пророка. «До Ильи народ купается, а с Ильи – с рекой прощается!», «С Ильина дня работнику две угоды: ночь длинна, да вода холодна!» Дни становятся все короче («Петр и Павел к ночи час прибавил, Илья-пророк – два приволок!»), а работы в полях прибывает и прибывает. «Илья-пророк копны считает», а кое-где уже есть за солом и «новая новина на Ильин день». По словам деревни: «Ильинская соломка – деревенская перинка!», «Знать осень на Ильин день по снопам!», «То и веселье ильинским ребятам, что новый хлеб!», «У мужика та обнова на Ильин день, что новинкой сыт!», «Знать бабу по наряду, что на Ильин день с пирогом!» Жатва яровых, сеновоз, сев озимых, молотьба – на все надо немало времени. И беда, если этому помешают дожди, – если не умолит народ грозного Илью, беспощадного в своем праведном гневе.

Последние летние, переходящие на осень грозы гремят все грознее. От удара огненных стрел Ильи-пророка из каменных гор выбегают, по народному верованию, родники и быстрые речки, не замерзающие даже в студеную зимнюю пору. Им приписывалась чудодейственная сила. Нередко над ними ставили кресты и часовни с иконами святого пророка Илии и Божьей Матери, к которым впоследствии совершались торжественные крестные ходы каждый Ильин день, а в другое время – при молебствиях в дни засухи.

Во многих старинных песнях святой пророк Илия сливается с личностью былинного Ильи Муромца. Подвиги этого богатыря земли Русской приписываются Илье-пророку. Во многих местностях, где, по преданию, конь Ильи Муромца выбивал копытом родники, ставились часовни во имя святого Илии. В свою очередь, громовые раскаты грома объяснялись «поездкой богатыря Муромца на шести конях по небу».

Всюду, где встречается имя грозного пророка Ильи в дошедших до наших дней памятниках русского народного творчества, он является в венце своего праведного гнева на нечестивых грешников и с отеческими заботами о благочестивых и добрых. С каким обликом жил он в представлении отдаленных предков русского простолюдина, таким и остался в народе.