Текст книги "Самые нашумевшие преступления истории"

И вот долгожданный миг – начало судебного заседания. В зале немноголюдно. В основном – представители различных СМИ. Свидетели, как и полагается, отдельными группами толпятся в коридоре. Их появление в зале возможно только по вызову судьи.

Я и мой коллега-эксперт заняли места в левой половине зала поближе к окну (несмотря на ощущаемое дыхание осени, погода была довольно тёплая). Защита подсудимого Сивякова расположилась в противоположной части зала. В адвокатах у него двое – мужчина и женщина. Внимательно разглядываю обоих – и никаких особых чувств не испытываю: адвокаты как адвокаты. Зато порадовало, что гособвинителем выступал один из лучших специалистов Главной военной прокуратуры – молодой, знающий и очень любящий свою профессию офицер. Такой ни пяди «своей земли» не уступит, как бы хорошо не был подготовлен «враг».

Судебное слушание началось, первым к трибуне был приглашён хирург, оперировавший Андрея Сычёва в Челябинске. Было очевидно, что данный человек крайне редко выступает в судебных заседаниях, однако его духовная стойкость и высокий профессионализм позволили успешно выдержать все нападки адвоката Сивякова. А нападок было немало. Адвокат-мужчина (по стилю одежды и характерным жестам – в недалеком прошлом милицейский следователь) попытался сразу показать, «кто в доме хозяин». Как только ему представилась судом возможность, он в весьма развязной манере, менторским тоном начал задавать врачу вопросы, которые в цивилизованном обществе принято называть риторическими, то есть не требующими ответа. Врач спокойно отвечал на все вопросы именно так, как в данной ситуации и нужно было на них отвечать. Естественно, терпения у «бывшего милиционера» хватило ненадолго, и он попытался в «американской манере» начать расхаживать по залу и при этом вести диалог с допрашиваемым. Тут уже не выдержал председательствующий и своей судейской властью резко «приструнил» разошедшегося адвоката. Я ещё тогда подумал, что неплохо бы клиентам адвокатов сначала устраивать какой-нибудь «кастинг», чтобы убедиться в их профессионализме, умении связно излагать мысли, сдерживать эмоции, иметь опрятный внешний вид и т. д. В противном случае часть вызванного у суда негатива к своей персоне такой горе-защитник может невольно перенести и на подзащитного. К сожалению, неоднократно был тому свидетелем, когда заведомо выигрышные дела были загублены по причине адвокатской самовлюблённости.

Постепенно дошла очередь и до меня. Сообщив все формальные сведения о своей персоне, я обратил взор к председательствующему, как единственно значимой для меня фигуре. Эта маленькая хитрость позволяла довольно быстро и «энергетически незатратно» расшатать благодушие защиты. Ни разу за всё время своего выступления я не повернул головы в сторону адвокатов, а начиная ответ на очередной их вопрос, предварял его словами «Ваша Честь», давая понять, кто в этом доме действительно «хозяин».

Забегая вперёд, скажу, что мой допрос длился более 2 часов, однако похвастаться разнообразием стратегии и тактики адвокаты подсудимого Сивякова не смогли. Наоборот, создалось впечатление, что их кто-то специально готовил, чтобы они с треском провалили это дело. Справедливости ради следует отметить, что наиболее разумно вела себя женщина-адвокат – она молчала. Говорил исключительно воинствующий милиционер, о котором почему-то бытовало мнение, что он «крутой». К великому сожалению, последующие годы моей экспертной деятельности показали, что истинный профессионализм в нашем деле всё чаще стали отодвигать на второй, а то и на третий план, подменяя его рабской покорностью и желанием любой ценой выслужиться перед «сильными мира сего». Во всяком случае, тогда, в теперь уже далёком августе 2006 года, мне он «крутым» не показался, а длительность моего допроса скорее объяснялась желанием председательствующего на процессе создать для обвиняемого максимально благоприятную обстановку, чтобы потом не получить упрёка в предвзятом отношении.

Сначала мой визави попытался поймать меня на «противоречиях», якобы имевших место в предыдущих экспертизах. Старый, давно известный приём, который может сработать только в том случае, если хорошо знать предмет разговора или дискуссии. Адвокат Сивякова этим знанием в тот день не обладал, поэтому выдохся уже к концу первого часа. Во всяком случае, все просьбы показать в тексте экспертиз то место, которое ему непонятно, постоянно завершались его фразой: «С этим понятно, пойдём дальше». Мне это стало ясно по тому, как существенно снизилась двигательная активность моего оппонента, а вопросы, и без того нёсшие минимум смысловой нагрузки, стали вообще «ни о чём».

Несколько раз женщина-адвокат вяло пыталась остановить своего компаньона, но каждый раз безнадёжно махала рукой и прекращала попытки. Наконец, в середине второго часа в ход были пущены специфические адвокатские приёмы, направленные на то, чтобы дискредитировать эксперта, если не как профессионала, то хотя бы как личность. Поэтому, когда прозвучала фраза, близкая к истерике: «Но ведь до вас уже выступали полковник и генерал! И они говорили другое!», – я понял, что больше ничего серьёзного сегодня не будет. А когда его соратница извлекла откуда-то цветную картинку и, показав суду, задала вопрос: «Вот эти синие точечки на картинке – лейкоциты?», – всем стало ясно, что судьба Сивякова решена. Уже ничего не значили для исхода дела мои объяснения, что ранее выступавшие полковник и генерал – клиницисты, их задача лечить пострадавшего, а не давать оценку объёму, тяжести и времени происхождения у Сычёва повреждений. А синие точечки на абстрактной картинке – это всего лишь синие точечки и никакие не лейкоциты…

Конечно, в зале сидела слишком разношёрстная публика, чтобы понимать глубинный смысл развернувшейся на их глазах баталии, и аплодисментов ожидать не приходилось. Однако чувство добросовестно исполненного долга заставляло сердце учащённо биться. И это при том, что я отчётливо понимал: с этого дня для своего ведомства я стал изгоем. Теперь у моих начальников перед их начальниками появилась персонифицированная фигура на роль «козла отпущения». Дескать, всё было бы хорошо, если бы не этот полоумный…

К сожалению, ни мы, ни наши дети и внуки не доживём до того дня, когда в России будут давать объективную и достойную оценку интеллектуальному труду.

Уезжали мы с моим коллегой из Челябинска на следующий день поездом. Представители военной юстиции провожали нас до самого вагона, исходя из принципа «Мы, конечно, победили, но как бы чего не вышло». Перед посадкой в вагон один из офицеров юстиции положил мне в сумку увесистый свёрток, громко сказав при этом: «Уральский сувенир!» Оказалось, наши новые челябинские друзья решили подарить на память чугунного медведя. Сумка сразу заметно потяжелела.

Всё было хорошо до того момента, пока наш поезд не начал приближаться к Самаре. Где-то километров за 70 до этого замечательного города в вагон вошли три молодых и на удивление очень низкорослых человека. Суетливость движений и характерный слэнг выдавал в них сотрудников транспортной милиции. Пометавшись по вагону, эти странные люди почему-то стали кучковаться возле нашего купе, о чём-то подозрительно шушукаясь. Наконец, один из них (то ли самый старший, то ли самый смелый) постучал в нашу дверь и, не дожидаясь приглашения, вошёл.

– Здравствуйте, – официальным тоном произнёс он, – проверка документов.

Мы показали ему наши паспорта. Он долго изучал их, а потом неожиданно спросил:

– Так вы в Москве живёте?

Я резонно заметил, что при наличии московской регистрации трудно предположить, что я живу в другом городе. На этом проверка документов завершилась, и забавная троица двинулась далее по коридору.

Мы бы не придали этому эпизоду никакого значения, если бы он этим окончился, однако «продолжение следовало». Буквально через пять минут дверь нашего купе резко распахнулась, и на пороге появился другой «богатырь». Настроен он был куда более решительно, чем его предыдущий коллега.

– Сейчас будет произведён осмотр ваших личных вещей, – чуть ли не завизжал он, – а вот она, – он ткнул пальцем в стоящую рядом проводницу, – будет понятым.

С этими словами он шагнул в купе. Двое других остались стоять в коридоре, блокируя нам выход. Ситуация переставала быть забавной.

– На каком основании вы хотите досматривать наши личные вещи? – спросил мой спутник.

– Мы имеем право, – буркнул в ответ коротышка.

– Раз имеете, тогда досматривайте, – сказал я.

Что-то мне подсказывало, что не стоило ввязываться в конфликт с этой троицей. Точнее, я не мог себе представить ни одного сколь-нибудь значимого повода их появления, кроме как спровоцировать какой-нибудь инцидент.

Видимо, не ожидав такого скорого согласия, наш «досмотрщик» даже присел на полку моего коллеги и вопросительно посмотрел на своих спутников. Те сопели, переминались с ноги на ногу, но никакого путного совета дать так и не смогли.

Через минуту он вновь обрёл дар речи и предложил нам самим показать свои вещи.

В другое время и в другой обстановке я не преминул бы ответить стандартной фразой: «Вам надо – вы и досматривайте!», но это был совсем другой случай.

Я аккуратно расстегнул свой баул и показал его содержимое настойчивому милиционеру. Тот внимательно осмотрел всё и переключился на чемодан моего коллеги. Затем он ещё раз просмотрел наши документы и беспомощно взглянул на своих товарищей. Те продолжали сопеть и переминаться. Понимая, что пауза уже затянулась до неприличия, милиционер медленно встал и пожелал нам счастливого пути.

Я уже начал застёгивать свою сумку, и вдруг один из стоящих в дверях сопящих карликов проявил недюжинную прыть и, оттолкнув товарища, устремился к моей сумке. Не успел я и глазом моргнуть, как обе его руки были погружены в неё по локоть. Поскольку сумка стояла у меня на коленях, я физически ощущал, как через его руки проходит каждый предмет. Наконец, он добрался до чугунного мишки.

– Что это?! – завопил он, извлекая из сумки свёрток.

– Это сувенир, – спокойно ответил я.

Тут милиционер оказался перед дилеммой: либо поверить мне на слово, либо пойти на прямое нарушение ст. 22 Основного Закона нашей страны (каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность) и надорвать обёртку.

Сжалившись над беднягой, я разорвал часть газеты в области головы медведя. Увидев чёрный медвежий оскал, прыткий милиционер не на шутку загрустил. В отчаянии он ещё раз запустил руки в чрево моей сумки, ещё раз прощупал всё её содержимое и с обидой пятилетнего ребёнка, которому вместо конфеты подсунули пустой фантик, посмотрел на своих товарищей. Ему только и оставалось, что уподобиться предводителю уездного дворянства Кисе Воробьянинову, залезшему в очередной стул своей безвременно ушедшей из жизни тёщи, и сказать: «Нету!».

В какой-то момент мне даже стало жалко этого человека. До сих пор не знаю, что он пытался найти в моей сумке, так же как не знаю, кто и каким образом «снарядил» эту бригаду на данное деяние. Понятно одно: такие «досмотры» просто так не проводятся.

Исключая этот эпизод, наша поездка протекала мирно и безмятежно. Тем не менее, меня не покидало некое фатальное настроение приговорённого человека. Да, свой профессиональный долг я выполнил честно. Все попытки втянуть меня в грязную игру под названием «за чистоту мундира» провалились. Объективность восторжествовала, но мне что-то не хотелось «торжеств». Со всей очевидностью встал вопрос: как строить свои отношения с руководством Министерства обороны после всего случившегося?

В замечательных книгах А. Дюма, посвящённых эпохе королей Франции Людовика XIII и Людовика XIV, очень живо описаны похождения друзей-мушкетёров, которые не раз вмешивались в дела сильных мира сего и всегда выходили из этих передряг победителями. Моё же положение было куда менее завидным. Я не во Франции XVII века, у меня нет друзей-мушкетёров, но в дела сильных мира сего я «погрузился» основательно. Успокаивало одно: у меня не было ощущения, что я сделал что-то против своей совести.

Многие бури пронеслись над моей головой за последовавшие после этой истории годы моего управления судебно-медицинской экспертизой МО РФ, сменилось руководство, ушли люди, которые пытались противостоять истине по этому делу. Судьба многих сложилась весьма незавидно. Возможно потому, что Девятая заповедь Божия требует не произносить ложного свидетельства на ближнего своего…

Легенда о Якове

Годы работы в судебно-медицинской экспертизе неоднократно позволяли убедиться в двух вещах: первое – сколько бы ни был умён человек, он никогда не учится на ошибках других (в лучшем случае на своих, а то и вообще ничему не в состоянии научиться) и второе – труднее всего человек расстаётся не с людьми, а с мифами об этих людях. Бывает, что такой миф много лет передаётся от поколения к поколению чуть ли не как устное народное творчество и не выдерживает никакой критики при первой же попытке научного исследования ситуации. В советском и постсоветском обществе такие мифы о нашем относительно недавнем прошлом оказались удивительно живучи. Спроси любого: «Как погиб Чапаев?», – и он тут же расскажет одну из самых драматических сцен знаменитого фильма, когда пуля колчаковца попадает в народного героя, переплывающего реку Урал. Расскажет, пребывая в полной уверенности, что говорит истинную правду, и даже не задумается о том, что стал жертвой несуразицы и политической ретуши, так присущим коммунистической идеологии. И этим мифам и легендам несть числа! Вот некоторые из них:

1) С.М. Кирова убили по приказу И.В. Сталина, как его возможного конкурента в политической борьбе.

2) В 1942 году в оккупированном Киеве фашисты расстреляли украинскую команду «Динамо»-Киев за то, что та выиграла у гитлеровских футболистов.

3) В.И. Ленин говорил (как вариант – писал), что у нас каждая кухарка сможет управлять государством.

4) И.В. Сталин отказался обменять своего старшего сына Якова Джугашвили на фельдмаршала Паулюса, обронив при этом историческую фразу: «Я солдата на маршала не меняю».

И таких мифов можно вспомнить или найти бесчисленное множество! При этом все они остаются всего лишь мифами: С.М. Кирова не убивали по приказу И.В. Сталина, немецкие оккупанты не расстреливали команду «Динамо»-Киев (хотя несколько таких футбольных матчей действительно было проведено, и не только с немцами, но и с их союзниками), ни В.И. Ленин, ни И.В. Сталин приведённых фраз не произносили.

Одна из задач нашей профессии экспертов – разгадка (если хотите – расшифровка) различных ситуаций. В том числе и исторических. Вот об одной такой истории и будет рассказано в данной главе.

Яков Иосифович Джугашвили – одна из самых загадочных фигур в истории советского государства. Достаточно сказать, что, будучи первенцем И.В. Сталина, Яков, по сути, оказался изгоем в своей семье. Несмотря на свои многочисленные таланты, он не имел возможности их развивать. Не исключено, что именно это и реализовалось в откровенном противостоянии воле отца, который, «обжёгшись» на попытках подчинить себе своевольную Надежду Аллилуеву, не стал особенно усердствовать в насилии над волей старшего сына. Фактически с юных лет Яков был предоставлен сам себе. Переезд в Москву стал для него настоящим стрессом, так как он плохо знал русский язык, имел весьма отдалённые представления о жизни в большом городе, да к тому же долго не мог определиться с профессией. Именно выбор им профессии кадрового военного стал тем событием, которое много десятилетий спустя позволило раскрыть загадку последних дней его жизни…

…Ранней весной 2002 года Центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации посетили сотрудники телевизионного канала «Останкино» (ОРТ – 1 канал), которые приступили к работе над документальным фильмом о жизни, пленении и гибели Якова Джугашвили в рамках популярного в те годы сериала «Кремль-9». С помощью Федеральной службы охраны Российской Федерации, которая также участвовала в работе над этим сериалом, были представлены объекты исследования и сравнительные материалы. В частности, в руки специалистов Центра попали:

фотографии Я.И. Джугашвили, якобы относящиеся к периоду с июля 1941 года по 14 апреля 1943 года; письмо от19 июля 1941 года; записка от 20 сентября 1942 года.

В качестве образцов сравнения для почерковедческих исследований удалось получить почтовую открытку от 26 июня 1941 года и рабочую тетрадь с конспектами Я.И. Джугашвили.

Что же представляли собой объекты исследования?

Проведённое раздельное исследование рукописных материалов, подписанных Я.И. Джугашвили, и почерка Я.И. Джугашвили показали следующее.

Почерк автора письма, подписанного Я.И. Джугашвили, датированного 19 июля 1941 года, характеризовался высокой выработанностью, высокой (до 4 буквенных знаков) связностью, широкими разгоном и расстановкой, незначительным правым наклоном, средним темпом исполнения, слегка дуговой линией письма. Установить размер почерка в связи с отсутствием данных о масштабе фотокопии не представилось возможным.

В почерке был выделен комплекс частных признаков, главными из которых явились:

увеличенная кверху протяжённость по вертикали 1-го элемента буквы «Д»;

незамкнутая форма 1-го элемента буквы «б»;

размещение точки начала написания 2-го элемента буквы «р» в нижней части 1-го элемента;

уменьшение количества движений при написании буквы «ф» за счёт написания 1-го и 3-го элементов одним движением;

увеличенная протяжённость по горизонтали 1-го элемента буквы «л»;

интервальный способ соединения элементов двухэлементной буквы «т» с увеличенной книзу по вертикали протяжённостью 1-го элемента;

слитный способ соединения буквы «б» с последующей буквой;

отсутствие наклона при написании буквы «з»;

петлевая левоокружная форма 2-го (надстрочного) элемента буквы «д»;

уменьшение количества движений при написании 2-го и 3-го элементов буквы «к» за счёт написания их одним движением и увеличенное вправо по горизонтали соединение 1-го и 2-го элементов буквы «к»;

написание буквы «и» с наклоном влево;

уменьшение количества движений при написании 1-го элемента буквы «Я» за счёт редукции начальной части элемента;

уменьшение количества движений при написании буквы «х» за счёт исполнения её элементов одним левоокружным петлевым движением с отрывом пишущего прибора от бумаги;

прямолинейная форма окончания 2-го элемента буквы «П»;

прямолинейная форма начальной части 1-го элемента буквы «ф».

В почерке не выявлено признаков необычных условий исполнения или необычного физиологического состояния исполнителя.

Почерк автора записки от 20.09.1942 года характеризуется высокой выработанностью, низкой (до 2 буквенных знаков) связностью, средними разгоном и расстановкой, незначительным наклоном вправо или отсутствием наклона, средним темпом написания, горизонтальной или слегка восходящей линией письма. Установить размер почерка в связи с отсутствием данных о масштабе ксерокопии не представилось возможным.

В почерке был выделен комплекс частных признаков, главными из которых явились:

уменьшение количества движений при написании соединения 1-го и 2-го элементов буквы «Д»;

дуговая левоокружная форма 1-го элемента буквы «ж»;

уменьшение количества движений при написании 2-го (подстрочного) элемента буквы «у»;

угловатая форма написания буквы «г»;

правоокружное направление движения при написании 1-го элемента буквы «в»;

угловатая форма написания 2-го элемента буквы «в»;

увеличенная книзу протяжённость по вертикали овальной части 1-го элемента буквы «Я»;

увеличенная кверху протяжённость по вертикали 2-го элемента буквы «к»;

дуговая левоокружная форма и увеличенная протяжённость по вертикали дополнительного элемента буквы «й»;

увеличенная кверху протяжённость по вертикали 1-го элемента буквы «М»;

увеличенная кверху протяжённость по вертикали начальной части 1-го элемента буквы «л»;

угловатая форма и увеличенная кверху протяжённость по вертикали 1-го элемента цифры «4».

Почерк самого Я.И. Джугашвили характеризовался высокой выработанностью, высокой (до 4 буквенных знаков) связностью, средней расстановкой, широким разгоном, незначительным наклоном вправо, средним темпом написания, слегка дуговой линией письма. Установить размер почерка в связи с отсутствием данных о масштабе фотокопии не представилось возможным.

В почерке Я.И. Джугашвили был выделен комплекс частных признаков, главными из которых явились:

увеличенная кверху протяжённость по вертикали 1-го элемента буквы «Д»;

незамкнутая форма 1-го элемента буквы «б»;

размещение точки начала написания 2-го элемента буквы «р» в нижней части 1-го элемента;

уменьшение количества движений при написании буквы «ф» за счёт написания 1-го и 3-го элементов одним движением;

увеличенная протяжённость по горизонтали 1-го элемента буквы «л»;

интервальный способ соединения элементов двухэлементной буквы «т» с увеличенной книзу по вертикали протяжённостью 1-го элемента;

интервальный способ соединения буквы «б» с последующей буквой;

написание буквы «з» с наклоном влево;

относительное размещение движений при написании элементов буквы «п» – под углом, открытым книзу;

дуговая левоокружная форма с увеличенной влево по горизонтали протяжённостью 2-го (надстрочного) элемента буквы «д»;

дуговая правоокружная форма 1-го элемента буквы «р»;

петлевая левоокружная форма соединения элементов буквы «л»;

уменьшение количества движений при написании 2-го и 3-го элементов буквы «к» за счёт написания их одним движением;

уменьшенная кверху протяжённость по вертикали 1-го (надстрочного) элемента буквы «в»;

прямолинейная и дуговая левоокружная форма элементов буквы «х»;

дуговая левоокружная форма начальной части 1-го элемента буквы «ф»;

дуговая левоокружная форма 2-го элемента цифры «4».

При сравнительном исследовании почерка автора письма, подписанного Я.И. Джугашвили, датированного 19.07.1941 г., с подлинными образцами его почерка установлено сходство общих признаков – выработанности, связности, разгона, наклона, темпам исполнения, линии письма, но есть различия расстановки.

Установлены также как совпадения, так и различия частных признаков.

К совпадающим частным признакам были отнесены следующие:

увеличенная кверху протяжённость по вертикали 1-го элемента буквы «Д»;

незамкнутая форма 1-го элемента буквы «б»;

размещение точки начала письма 2-го элемента буквы «р» в нижней части 1-го элемента;

уменьшение количества движений при написании буквы «ф» за счёт написания 1-го и 3-го элементов одним движением;

увеличенная протяжённость по горизонтали 1-го элемента буквы «л»;

интервальный способ соединения элементов двухэлементной буквы «т» с увеличенной книзу по вертикали протяжённостью 1-го элемента.

К различающимся частным признакам были отнесены следующие:

способ соединения буквы «б» с последующей буквой:

в спорном тексте – непрерывный,

в образцах – слитный;

наклон при исполнении буквы «з»:

в спорном тексте – отсутствие наклона,

в образцах – наклон влево;

относительное пространственное написание элементов буквы «п»:

в спорном тексте – параллельно,

в образцах – под углом, открытым книзу;

форма и протяжённость 2-го (надстрочного) элемента буквы «д»:

в спорном тексте – петлевая левоокружная с обычной протяжённостью по горизонтали,

в образцах – дуговая левоокружная с увеличенной влево протяжённостью по горизонтали;

форма соединения элементов буквы «л»:

в спорном тексте – угловатая,

в образцах – петлевая левоокружная;

протяжённость по горизонтали соединения 1-го и 2-го элементов буквы «к»:

в спорном тексте – увеличена вправо,

в образцах – не увеличена;

наклон буквы «и»:

в спорном тексте – левый,

в образцах – правый;

протяжённость по вертикали 1-го (надстрочного) элемента буквы «в»:

в спорном тексте – обычная,

в образцах – уменьшенная;

количество движений при написании начальной части 1-го элемента буквы «Я»:

в спорном тексте – уменьшено за счёт редукции начальной части элемента,

в образцах – обычное;

форма элементов буквы «х»:

в спорном тексте – петлевая левоокружная,

в образцах – прямолинейная и дуговая левоокружная;

форма заключительной части 2-го элемента буквы «П»:

в спорном тексте – прямолинейная,

в образцах – дуговая левоокружная;

форма начальной части 1-го элемента буквы «ф»:

в спорном тексте – прямолинейная,

в образцах – дуговая левоокружная;

форма 1-го элемента буквы «р»:

в спорном тексте – прямолинейная,

в образцах – дуговая правоокружная;

форма 2-го элемента цифры «4»:

в спорном тексте – прямолинейная,

в образцах – дуговая левоокружная.

Выявленные при сравнительном исследовании различия одного из общих признаков и комплекса частных признаков устойчивы, не могут быть объяснены случайными причинами и в своей совокупности достаточны для категорического заключения о написании письма, подписанного Я.И. Джугашвили, от 19 июля 1941 года не Джугашвили Яковом Иосифовичем, а иным лицом. Наличие в рукописном тексте письма сходства большинства общих признаков почерка и совпадения ряда частных признаков свидетельствует о том, что письмо, подписанное Я.И. Джугашвили, было написано с подражанием его подлинному почерку.

При сравнительном исследовании рукописного текста записки от 20.09.1942 года с образцами подлинного почерка Я.И. Джугашвили установлены стойкие различия общих признаков (связности, разгона, наклона, темпа исполнения, линии письма) и ряда частных признаков, главными из которых явились:

количество движений по вертикали при написании соединения 1-го и 2-го элементов буквы «Д»:

в спорном тексте – уменьшенное,

в образцах – обычное;

форма 1-го элемента буквы «ж»:

в спорном тексте – дуговая левоокружная,

в образцах – прямолинейная или петлевая правоокружная;

количество движений при написании 2-го (подстрочного) элемента буквы «у»:

в спорном тексте – уменьшено,

в образцах – обычное;

форма буквы «г»:

в спорном тексте – угловатая,

в образцах – дуговая;

направление движения при написании 1-го элемента буквы «в»:

в спорном тексте – правоокружное,

в образцах – левоокружное;

форма движения при написании 2-го элемента буквы «в»:

в спорном тексте – угловатая,

в образцах – округлая;

протяжённость по вертикали овальной части 1-го элемента буквы «Я»:

в спорном тексте – увеличена книзу,

в образцах – обычная;

протяжённость по вертикали 2-го элемента буквы «к»:

в спорном тексте – увеличена кверху,

в образцах – обычная;

форма и протяжённость дополнительного элемента буквы «й»:

в спорном тексте – дуговая левоокружная, увеличена по вертикали,

в образцах – дуговая правоокружная, горизонтальная;

протяжённость по вертикали 1-го элемента буквы «М»:

в спорном тексте – увеличена кверху,

в образцах – обычная;

протяжённость по вертикали начальной части 1-го элемента буквы «л»:

в спорном тексте – увеличена кверху,

в образцах – обычная;

форма и протяжённость по вертикали 1-го элемента цифры «4»:

в спорном тексте – угловатая, увеличенная кверху,

в образцах – дуговая левоокружная, обычной протяжённости.

Установленные при сравнительном исследовании различия общих и частных признаков не могли быть объяснены случайными причинами. Они были устойчивы, неповторимы и в своей совокупности оказались достаточными для категорического вывода о написании рукописного текста записки, подписанной Я.И. Джугашвили, от 20.09.1942 года не Джугашвили Яковом Иосифовичем, а иным лицом.

Также в ходе сравнительного исследования было установлено, что два письма (от 19 июля 1941 года и от 20 сентября 1942 года), подписанных Яковом Джугашвили, были написаны разными людьми.

Большую работу пришлось проделать и в отношении представленных фотоснимков.

Вот как выглядели выводы этих исследований:

«1. Фотоснимок, условно обозначенный № 1, является фоторепродукцией с фотомонтажа с последующей позитивной ретушью.

2. Фотоснимок, условно обозначенный № 2, подвергался позитивной ретуши путём соскабливания эмульсионного слоя бумаги и дорисовки отдельных деталей графитовым карандашом. В связи с тем, что представленный фотоснимок является фоторепродукцией полиграфической продукции, установить наличие или отсутствие фотомонтажа не представляется возможным.

3. Фотоснимок, условно обозначенный № 3, представляет собой фоторепродукцию сборки из трёх фотоснимков. Все фотоснимки сборки подвергались позитивной ретуши путём соскабливания эмульсионного слоя фотобумаги и дорисовки деталей графитовым карандашом. Третий фотоснимок сборки с изображением двух мужчин является фотомонтажом с последующей репродукцией.

Таков итог нашей кропотливой работы. Большую роль в этих исследованиях сыграли мои именитые коллеги: доктор медицинских наук Сергей Сергеевич Абрамов (к сожалению, ныне покойный) и кандидат медицинских наук Сергей Михайлович Зосимов – на тот момент сотрудники Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз МО РФ. Их усилиями в основном и были расшифрованы эти тайны, оставшиеся нам со времён Великой Отечественной войны.

Эксперт имеет очень жёсткие пределы своей профессиональной компетенции. Многолетняя работа в процессуальных рамках отведённого ему законом правового поля, безусловно, откладывает определённый отпечаток на его личность. Эксперты редко бывают многословными и знают цену каждому неудачно сказанному слову. Поэтому и тогда и сейчас мы воздержимся от прямого ответа на вопрос: «Был ли в плену Яков Сталин?» Да и нужен ли он? Каждый может сам найти на него ответ, если ознакомится с проведёнными нами исследованиями. Тем более, что это абсолютно не сложно сделать. Давайте вместе задумаемся вот над чем.

Если Яков Сталин был в плену, то зачем подделывать его письма? В период Второй мировой войны в арсенале германских спецслужб было изобилие приёмов и способов заставить любого человека написать документ любого содержания (справедливости ради надо отметить, что и спецслужбы СССР не отставали от своих германских коллег в этом вопросе). Гораздо более ценными оказались бы его письма, написанные собственноручно, пусть даже под пыткой или каким-либо медикаментозным воздействием. Тем не менее, эти письменные свидетельства эпохи были написаны чужими руками.

Тот же вопрос возникает и при знакомстве с результатами исследования фотографий. Получается, что немцы не могли получить современных моменту фотографий Якова Джугашвили и для фотомонтажа применяли фотоизображения с ощутимым «сроком давности». Следовательно, Яков Джугашвили (как физическое «тело») был им недоступен. А раз так, то о каком пленении может идти речь? Скорее всего, Яков Сталин погиб в одну из первых недель войны, а факт его гибели был подменён фактом его пленения. Думается, что «Вождю всех времён и народов» элементарно врали, боясь его неотвратимой кары.