Текст книги "Наряд, сука, – дело святое!"

– Что? Опять?

– Опять.

– Матерь Божья! Как я хочу домой! – тяжело вздыхает зампрокурора.

Появившийся официант вытирает стол и быстро расставляет на столе разложенный по тарелкам разогретый шашлык, кур и большущее блюдо со свежими овощами. Также он ставит на стол большой кувшин местного вина и, как-то уж очень по-плебейски склоняясь к моему плечу, спрашивает:

– Вашему товарищу салат поменять или он в этом будет спать?

– Антон! Тебе салат поменять? – в свою очередь спрашиваю у заместителя прокурора.

– Нет. Я к этому уже привык.

– Слышь, дружище! – обращаюсь я к официанту. – Если нам все-таки повезет и мы когда-нибудь соберемся улететь из вашего гостеприимного города, я тебя умоляю, заверни ему салат с собой!

Глава 10
Как в кино, или Другие 24 часа

На дежурство я опоздал, вернее, даже так: на дежурство я, как обычно, опоздал. И так же традиционно начальник РУВД сообщил мне, что эти мои опоздания ему порядком надоели и в следующий раз он почти наверняка примет в отношении меня соответствующие меры воздействия. Если бы эта угроза не была данью традиции, я, наверное, умер бы от ужаса. А вообще-то, сегодня было даже не моё дежурство. Я специально поменялся, чтобы не ехать в главк на очередное никому не нужное заслушивание по «глухарю», который к раскрытию шансов никаких не имел. Однако эта маленькая хитрость мне нисколько не помогла, потому что начальник ОУР (потому он и начальник) был готов к такому повороту событий и загодя на время заслушивания подготовил мне достойную замену.

Ну и само собой, заслушивание закончилось грандиозным скандалом, естественно, по моей вине. Но заметьте, как обычно, не я первый начал. Ближе к концу совещания начальника одного из отделов ГУУР{ ГУУР – Главное управление уголовного розыска.}, со странной фамилией Выблюдов, видимо, посчитав, что я недостаточно унижен и раздавлен, упёрся в меня своими рыбьими глазами и бросил спичку в канистру с высокооктановым бензином.

– А что это у нас Савранский сидит с таким выражением лица, будто он чем-то недоволен? Или, может быть, он считает, что мы тут занимаемся никому не нужной болтовней?!

И хотя именно так я и считаю, счёл за благо промолчать. И в первую очередь потому, что по поводу последней брошенной им фразы даже мне добавить было нечего. Ведь сам всё понимает! Больше того, чтобы как-то ему угодить, я даже попытался изменить выражение лица на более счастливое, но, видимо, это у меня получилось не очень искренне, потому что он прицепился ко мне как репей:

– Савранский, встаньте! Я к вам обращаюсь! Или вы меня не слышите?

Взгляды всех присутствующих обратились ко мне, и в кабинете повисла тягостная тишина. Я встал со своего места, а мой начальник ОУР опустил голову.

– Что я могу сказать? Трудно делать счастливое выражение лица, когда тебя прилюдно имеют в зад, если ты, конечно, не порнозвезда. А я действительно не порнозвезд, поэтому прошу отнестись ко моему выражению лица со всем снисхождением, на которое вы способны.

Что тут началось! Ни о каком снисхождении и речи быть не могло, всех как прорвало, только ленивый не плюнул в мою сторону или не швырнул в меня камень. Странно, но почему-то никто не тронул мою сексуальную ориентацию, времени, что ли, не хватило?

Уже на выходе меня догнал исполняющий обязанности начальника управления кадрами.

– Савранский, постой! Ну и как ты собираешься служить дальше?

– Как обычно, честно и самоотверженно, не жалея собственных сил!

– А ты знаешь, что твоё «безмозглое» руководство хотело представить тебя к награде?

– Знаю.

– А сколько раз тебя вообще представляли к награде?

– Три или четыре, не помню точно.

– И что?

– Да ничего, ни разу не дали.

– И не дадут!

– Я знаю.

– Может быть, ты знаешь, почему?

– Потому что дураки-начальники, вроде тебя и Выблюдова, приходят и уходят, а преступления кому-то раскрывать надо. Вот поэтому я до сих пор работаю и буду работать дальше.

– Я постараюсь положить этому конец!

– Постарайся-постарайся. И ещё, не возьмусь утверждать, знаешь ли ты, но я-то это знаю точно, что вопрос о назначении нового начальника управления кадрами генералом уже решен. И я точно знаю, что этим счастливцем станешь не ты. Так что, прежде чем взваливать на свои плечи заботу о моей судьбе, для начала попробуй сохранить свою должность.

После заслушивания я возвращаюсь к исполнению своих прямых обязанностей и сейчас, стоя перед открытой дверью в эту чужую и незнакомую мне квартиру, сдвинув фуражку на затылок и раздраженно перекидывая сигарету из одного угла рта в другой, я размышлял о том, что обед наверняка накрылся медным тазом. Давно надо было перейти на работу в главк, ведь сколько раз звали. Имел бы регламентированный рабочий день и не таскался бы чёрт знает где в свой законный обеденный перерыв.

Кулинарную тему живо обсуждают между собой и приехавшие на труп следак и судебный медик.

Я прерываю их дискуссию:

– Да хватит вам болтать! Если вы оба немного пошевелите ягодицами, то мы ещё успеем взять манты или плова на авторынке, а то так и останемся без обеда, – недовольно морщусь я.

– Ну нет. В такую жару я ничего горячего не хочу, а вот окрошечки я бы навернул с удовольствием! И чтобы квас холодный и с хреном, – оживился следователь.

– Окрошечка, плов, манты! Гурманы хреновы! Если хотите пирожков с луком и яйцом, возьмите у меня в чемодане. Мне их с собой положила наша лаборантка из лаборатории гистологии, – отозвался эксперт.

– Она что, за тобой ухаживает? – спрашиваю я.

– Делает робкие попытки, – уклончиво отвечает Женька.

– Давай их сюда. Сейчас мы попробуем её пирожки и решим, может быть, тебе стоит на ней жениться, – говорю я, прислушиваясь к мучительному и громкому бульканью в своём желудке.

Наши кулинарные дебаты прерываются звуками рвоты. Интересно, кто это вызывает Ихтиандра? Я оборачиваюсь и вижу, что оба понятых беззастенчиво блюют в углу комнаты. Не сказать, что реакция неожиданная, скорее предсказуемая. В тридцатиградусную жару находиться в квартире с полуразложившимся воняющим трупом и слушать наши беседы о кулинарии далеко не каждому неподготовленному человеку под силу.

– Можно, мы пойдём? А когда вы закончите, позовите, и мы всё подпишем, – жалобно завыли понятые.

– Пусть идут. Видишь, людям нехорошо? – обращаюсь я к следователю.

– Ладно. Только будьте дома, мы скоро закончим.

Дальше осмотр проходит без участия посторонних. И хотя по закону это не очень правильно, но чисто по-человечески заставлять людей бесплатно дышать тем, за что нам платят деньги, нечестно.

Пока эксперт не осмотрел труп, мне тоже особенно делать нечего, потому как только после его выводов я буду планировать свои оперативно-розыскные мероприятия. Поэтому, с аппетитом пережевывая предложенный им пирожок, я оглядываюсь по сторонам, ища чем бы себя занять.

Обстановка в квартире небогатая, но зато есть книжный шкаф. В основном он заполнен разными техническими книгами и старыми справочниками по теплотехнике, однако моё внимание привлекает альбом эстампов Питера Брейгеля. Хорошее дорогое издание на английском языке. Странно, как оно сюда могло попасть? Судя по всему, альбом тут валяется очень давно. Беру его в руки и поражаюсь ещё больше: страницы книги ещё склеены между собой, но не так, как если бы между страниц ставили липкую чашку с кофе, а так, как будто она только что из типографии. Создаётся впечатление, что ни разу в жизни хозяин книгу не открывал.

Разгадка находится на первой странице: «Дорогому Петру Семёновичу, в честь 55-летия от профсоюзного комитета Котлоремонта № 2». Ну всё понятно. У профсоюзников ведь как было? Какую сумму выделили, на такую и, будь любезен, прояви положенную чуткость и преподнеси подарок, осчастливь юбиляра. И чтобы не больше и не меньше, а копеечка в копеечку. Вот и осчастливили человека чем попало. Но, видать, не пробудил у юбиляра наверняка преподнесенный с помпой подарок тягу к прекрасному, хотя я могу и ошибаться. А человек и работник «дорогой Петр Семёнович» был, видимо, хороший, и подарки ему дарили часто. Иначе, откуда бы появилась в прихожей вылитая из чугуна точная полуметровая копия парковой скульптуры «Девушка с веслом»?

– Серёжа, я тут альбом Питера Брейгеля нашёл! Возьму посмотреть? Потом, если родственники найдутся, я им отдам, – говорю я следователю.

– Порнография? – на всякий случай интересуется далёкий от живописи следователь.

– А ты «Чёрный квадрат» Малевича видел?

– Ну.

– Что «ну»? Видел или нет?

– Ну видел.

– И как? Порнография?

– Спрашиваешь! Конечно, порнография!

– Значит, и это порнография.

– Ладно, бери. Но лучше бы ты паспорт нашёл.

– Хорошо, сейчас поищу. А по поводу «Черного квадрата», надо признаться, более чем своеобразное у тебя восприятие прекрасного.

Перебирая старые бумаги в платяном шкафу, я наткнулся на переписку покойного с заведующей ЗАГСа и чуть не умер от смеха. В найденной мною переписке наш покойник душещипательно излагал, как трудно ему жить с редкой молдавской фамилией Пидоряну. И просил он всего-навсего поменять свою фамилию на девичью фамилию матери, наверное, чтобы не терять корни. Однако девичья фамилия его матери, Пидореску, на мой взгляд, вряд ли намного облегчила бы ему жизнь.

– Ну что, нашёл паспорт?

– Да-да, нашёл, вот он. Тут и деньги. Видимо, старик собирал себе на похороны.

– Так, а что у нас все-таки с причиной смерти? – спрашивает следователь у эксперта.

– Ничего особенного. Внешних повреждений нет, кости черепа целы, остальное покажет вскрытие, хотя сомневаюсь, что оно что-нибудь покажет. Слишком уж сильно разложился труп, – пожимает плечами эксперт.

– То есть предположительно, труп некриминальный? – нудит следователь.

– Можно и так сказать, – подводит итог эксперт.

Значит, здесь мне особенно делать нечего, и я иду к соседям уточнить, с кем жил мужичок, кто к нему приходил. Оказывается, жил он один. Есть дочь, но она вышла замуж и живёт теперь где-то в Калининграде.

– Четыреста двенадцатый, четыреста двенадцатый, «Вятке» ответь! – Это дежурный вызывает меня по рации.

– Четыреста двенадцатый. Слушаю.

– Ну что там у вас?

– Всё нормально, труп предположительно некриминальный, так что выставляй его в сводку обнаружением без признаков насильственной смерти.

– Ладно. Вы ещё долго? А то у меня заявок полно необслуженных?

– Ну не наглей! Мы только начали. Так что сам пока выкручивайся! И не забывай, что мы ещё и не обедали.

Часа через полтора, закончив осмотр и отправив труп в морг, выходим во двор. Даже перенасыщенный выхлопными газами городской воздух кажется нам ароматным и благоухающим.

– Четыреста двенадцатый, четыреста двенадцатый, «Вятке» ответь!

– На связи.

– Четыреста двенадцатый, следователь ещё у тебя?

– Да. А что?

– Записывай адрес. Улица Маршала Куликова, 103б, квартира 144. Как понял меня?

– Понял. Маршала Куликова, 103б, квартира 144. А что там стряслось?

– Племянник пришёл навестить одинокого дядю, а тот в ванной весь в крови. Из квартиры пропали вещи.

– Понятно, – вздыхаю я в рацию и говорю слышавшему мой разговор с дежурным следователю. – Поехали, нас ждут великие дела.

Сняв с передней панели своей «девятки» мигалку, закидываю её на крышу. Вдавив педаль газа в пол, разгоняю свою несчастную машину до немыслимой скорости – 70 километров в час и на этой немыслимой для моей машины скорости мы не спеша катим к новому месту происшествия.

– Везёт нам сегодня на одиноких старичков, – замечает следователь.

– Сплюнь три раза через левое плечо! – говорю я. Что он от всей души и делает, сидя справа от меня на пассажирском сиденье.

– Михалыч, а зачем ты мигалку поставил? Всё равно мы только троллейбусы обгоняем.

– Для порядка. А вдруг нам повезёт, и нас где-нибудь без очереди пропустят!

– Размечтался! – усмехается следователь.

У подъезда нас встречает Егор, второй старший опер в нашем отделении.

– Здорово, Михалыч! Как прошло заслушивание, не спрашиваю, наслышан. На вот, я за тебя премию получил, – протягивает он мне мятый конверт.

– Сколько и за что? – спрашиваю я, принимая помятый конверт из рук Егора.

– Помнишь, в прошлом декабре мы подняли труп под мостом? Вот за это. За вычетом налога твой вклад в борьбу с преступностью составил 436 рублей.

– Да, лучше поздно, чем никогда. Как говорится, награда нашла героя. И вообще, кто как не Родина знает истинную цену подвигу!

– Ладно, пойдём в квартиру. Поглядим, что к чему.

– Зовут потерпевшего Кремнёв Николай Евгеньевич. Дверь в квартиру не взломана. Видимо, потерпевший в квартиру убийцу впустил сам, – докладывает наш молодой опер Петька, когда мы с Егором входим в квартиру.

– Смотри, уже всё знает, пострел! Что же ты, такой шустрик, не раскрыл преступление к нашему приезду? – спросил я Петьку.

– Шеф, какие будут указания? – игнорируя моё замечание, обращается Петька к Егору.

– Не суетись, Петя, будут тебе указания чуть позже. Дай нам оглядеться.

То, что здесь имеет место преступление, понятно сразу. В ванной валяется труп хозяина квартиры с множественными ранами головы, голый и с галстуком на шее, вот такая пикантная подробность. Такой прикид наводит на определённые размышления, которые лишь усиливаются, когда в помойном ведре Петька отыскивает два использованных презерватива с лёгким налётом фекалий.

– Экий шалун был наш Николай Евгеньевич, – замечает Егор.

– Прям не Коля, а Ялок какой-то, – киваю я.

– Почему Ялок? – не понимает Егор.

– А ты вспомни «Королевство кривых зеркал». Ялок – это Коля наоборот.

Пока мы изучаем обстановку, следователь тоже не теряет времени зря и приступает к расспросу племянника убитого мужичка.

– Скажите, ваш дядя был… того? – задаёт наводящий вопрос следователь убитому горем племяннику.

– Чего «того»? – не сразу въезжает в тему племянник.

– У тебя дядя был пидор? – разрушает налёт видимого приличия оперуполномоченный Петька.

– Ну да. Он был не совсем нормальной ориентации, – стыдливо мямлит племянник.

– Слышь, родственник, хорош темнить! Мне ведь это надо знать не из любопытства! Мне искать среди активных или пассивных? – недовольно наезжает на парня Петька.

– Среди активных, – пряча глаза, бормочет племянник.

– Михалыч, ты иди поговори с племянником, а то наш пострел своими расспросами родит нам жалобу, – тихонько говорит мне Егор, а сам подзывает Петьку к себе. – Петя! Пойди помоги мне.

Включившись в разговор, я стараюсь сменить тему, чтобы снять возникшую неловкость.

– А вы сами как тут оказались и когда в последний раз дядю видели?

– В последний раз я видел его неделю назад. А вчера вечером, часов в семь, я с ним разговаривал по телефону. У меня дача на озере, и дядя брал у меня от неё ключи, когда собирался съездить туда на рыбалку. В общем, мы договорились, что я сегодня заеду к нему забрать ключи, надо было отвезти на дачу рабочих перестелить доски на пирсе, где дядя любил рыбачить.

– Значит, сегодня вы ему не звонили?

– Звонил, но он трубку не брал. Правда, меня это не сильно обеспокоило; во-первых, сначала я подумал, что он поехал на дачу, чтобы проследить, как рабочие будут класть новый настил, а потом у меня же есть запасные ключи от его квартиры. Ими я и открыл сегодня дверь.

– А вчера, когда вы разговаривали с дядей, он был один?

– Не знаю. Но мне показалось, что он был не один.

– Почему вы так решили? – уточняю я.

– Дядя был человек уже достаточно пожилой, к тому же одинокий, и, когда я ему звонил, он обычно подробно расспрашивал, как у меня дела на работе, что нового дома. А вчера он очень быстро закончил разговор, будто куда-то торопился.

– А вы случайно не знаете, где он со своими партнёрами знакомился? Или у него был постоянный друг? – включается в разговор Егор.

– Нет, по-моему, постоянного друга у него в последнее время не было, хотя наверняка утверждать не возьмусь, дядя не любил распространяться о своей личной жизни, поэтому я не могу вам сказать, где и с кем он знакомился. Понимаете, мы никогда не касались этой стороны его жизни. В конце концов, это его личное дело, и меня это не касалось.

– А на что ваш дядя жил? Где он работал? – спрашиваю я.

– Он не работал, ну в том понимании, как мы привыкли. Лет десять назад он взял в банке кредит и организовал первую в городе фирму по производству пластиковых окон. Дело пошло довольно хорошо, и через некоторое время фирма заняла лидирующие позиции на рынке, но у дяди случился инсульт. А я как раз в это время остался без работы, и дядя предложил мне должность исполнительного директора на своём предприятии, а сам взял отпуск. Несколько месяцев спустя он пришёл на фабрику, проверил, как идут дела, и остался ими доволен. Вот и предложил мне работать дальше, а сам остался главным акционером и жил на дивиденды.

– Надеюсь, он не бедствовал? – в раздумье говорю я.

– Да что вы! Он даже все причитающиеся ему деньги никогда не брал, оставлял их на развитие производства. Помню, первые месяцы я ему привозил небольшую сумму, тысяч по тридцать долларов, а потом он сказал, что ему и трёх тысяч вполне достаточно. Не знаю, поверите ли вы, но дядя жил очень скромно.

– Значит, у дяди в квартире могли быть деньги?

– Думаю, да, тысяч десять – пятнадцать долларов вполне может быть.

– А где он их хранил?

– Этого я не скажу, потому что не знаю, – разводит руками племянник.

– После смерти дяди фирма отойдет вам?

– Да, после смерти его родной сестры, моей матери, я и мои дети остались его единственными родственниками. В силу дядиных наклонностей семьи у него никогда не было. Так что в любом случае всё останется мне, и потому убивать мне его смысла не было, если вы на это намекаете.

– Ну это как посмотреть! А вдруг у него на старости лет любовь приключилась, крыша поехала, а тут вы? – влез в разговор Петька, и был в чем-то прав. Егор метнул в Петьку многозначительный, не обещающий ничего хорошего взгляд.

– Петь, пойди, собери все записные книжки, все клочки бумаги с записями, все газеты, фотографии – в общем, всё, что сможешь найти, и не лезь, когда взрослые разговаривают, пока тебя об этом не попросят.

Надо сказать, что место преступления было довольно странным. И вот в чём странность. По словам эксперта, кровотечение было довольно сильное, все раны в голове находились сзади. Труп в ванну принесли после убийства, о чём свидетельствуют следы волочения на трупе. Но в то же время в квартире чисто, никаких следов крови или борьбы. Странно. При более тщательном осмотре я обращаю внимание на очень мелкие, расходящиеся веером по стене и потолку брызги бурого вещества.

Кровь, подтвердил эксперт. Выдвинув и разложив подушки дивана, мы увидели огромное пятно крови. Видимо, это и было место убийства. Но зачем убийце складывать диван и замывать кровь, если от трупа он всё равно не собирался избавляться? В общем, вопросов на этом этапе расследования было больше, чем ответов.

С помощью племянника мы составили список похищенного из квартиры. Он получился довольно внушительным. В основном это была дорогая бытовая и компьютерная техника, золотые изделия и даже норковая шуба. Чтобы всё это вывезти из квартиры, у преступника, или преступников, должна была быть машина.

– Лёша! – позвал я второго опера – Возьми двух, нет, четырёх участковых и хорошенько опросите весь дом и дом напротив. Особенно обрати внимание, не видел ли кто-нибудь машину, в которую грузили вещи или аппаратуру.

Как обычно не вовремя, а вернее в самый разгар осмотра, на место преступления понаехали руководители РУВД и УВД города и области. Каждый из них считает своим долгом влезть на место преступления, затоптав и залапав еще не изъятые следы, взамен оставив огромное количество своих отпечатков. Выслушав краткий доклад о совершенном преступлении, проделанной работе и планируемых мероприятиях, они выдали нам два десятка бесценных по своей важности указаний по раскрытию преступления и, переругавшись между собой, довели до нашего сведения согласованный график, когда, кому и в каком порядке мы должен докладывать о результатах проделанной работы.

Вот уж помогли так помогли. На всё это у них ушло примерно часа полтора, после чего они разъехались по своим делам, дав нам возможность спокойно закончить начатую работу, насколько это вообще было возможно после их визита.

К моменту отъезда большого начальства судебный медик уже закончил осмотр трупа и бесцельно шатался по квартире.

– Ну что, внебрачный внук доктора Франкенштейна, скажешь? – спрашиваю я медика.

– Ну причина смерти, я думаю, тебе понятна.

– Поправь меня, если я неправ. ОЧМТ{ ОЧМТ – открытая черепно-мозговая травма.} на фоне обширного изнасилования.

– Проницательность твоя просто поражает, если не сказать, что пугает! Насчёт, открытой черепно-мозговой травмы ты, несомненно, прав. А вот с изнасилованием у тебя вышла промашка. Хотя косвенные признаки указывают на имевшийся половой контакт, но скорее, он был по любви, чем против воли покойного.

– Ты так хорошо в этом разбираешься, часом, сам этим не увлекаешься? – спрашиваю я медика.

– Дурак! Я же судебный медик, я должен в таких вещах разбираться.

– Да ладно, чего ты выкручиваешься.

– Далее, – игнорируя моё последнее замечание, продолжает медик. – Исходя из формы ран, орудие преступления – скорее всего, молоток. Время наступления смерти, если основываться на температуре внутри печени, около 9 часов утра. Следов борьбы, за исключением следов волочения, на трупе я не нашёл. Ещё вопросы есть?

– Ты ничего от меня не скрываешь?

– Нет.

– Тогда, кто же убийца?

– Вскрытие покажет.

– Не переоценивай себя!

Лёшка ещё не закончил обход, но я решил его не ждать и, забрав следователя с племянником, поехал в отдел.

Пока следователь допрашивал племянника покойного, я вывалил на стол собранные Петькой на месте преступления бумажки, записные книжки и начал их аккуратно перебирать и рассматривать. За этим занятием меня и застал Егор.

– Чем занят?

– Изучаю изъятые с места происшествия бумаги.

Он взял несколько бумажек в руки, осмотрел и бросил их обратно мне на стол.

– Эй, аккуратней! Бросай, где взял, а то всё перепутаем!

– У тебя такой бардак на столе, что сам чёрт ногу сломит! Разобрал бы ты у себя на столе, что ли.

– Когда все у меня на столе разложено в порядке, я не работаю, а любуюсь на созданную мною гармонию! Так что отстань от меня! А если тебе нечем заняться, то хотя бы не мешай мне работать.

В конце концов, моё внимание привлекла газета «Из рук в руки», свежий номер за сегодняшний день. Странно. Рассматривая газету, я обратил внимание на страницу с объявлениями о покупке и продаже теле-, радиоаппаратуры и компьютерной техники. Некоторые из объявлений обведены кружочками.

– Скажите, ваш дядя не собирался продавать или покупать аппаратуру? – спрашиваю я у племянника покойного.

– Не знаю. Но, по-моему, нет, – пожимает он плечами.

– Ну, что у нас плохого? – В кабинет ввалился Макс, ещё один любитель выпить из нашего отделения.

– Так, Макс, бери фотографию потерпевшего и гони в киоски «Союзпечать», что возле дома терпилы. Если мне не изменяет память, их там два. Узнай, во сколько к ним сегодня завезли газету «Из рук в руки», покажи им фотографию и спроси, покупал ли у них наш потерпевший сегодня газету «Из рук в руки». Потрись во дворе, тебя на месте из соседей никто не видел, а после отъезда милиции они наверняка будут чесать языками. Может, и узнаешь, что-нибудь интересное.

– А что мне делать? – спрашивает Петька.

– А ты поезжай на ГТС и в «Мегафон». Следователь тебе сейчас напишет запросы, возьми в компаниях все входящие и исходящие звонки за последние три дня на домашний и сотовый телефоны потерпевшего. И сразу разузнай данные на абонентов, конечно, на кого сможешь. И, я тебя умоляю, не тяни, делай всё быстро! Есть у меня одна мысль.

Не успела закрыться дверь за Максом и Петькой, в кабинет влетел Лёха.

– Михалыч! Чё я надыбал! – с порога радостно орет он.

– Ну и чё ты надыбал? – спрашиваю я.

Распираемый гордостью, Лёха раскрывает блокнот и начинает докладывать:

– Прав ты был. Была машина, желтая «пятёрка». Правда, номер, конечно, никто не запомнил, зато водителя, грузившего аппаратуру, описывают хорошо. Машина была аж два раза: в 12:30 и 13:30. Видимо, зараз всю аппаратуру вывезти не сумели и вернулись, нахалы! Скажи, что я не гений!

– Прав был я, а гений ты? Ладно, потом сочтёмся славой, а пока бери записные книжки терпилы и обзванивай его связи. Вызывай всех сюда, нам надо знать, где он себе партнёров находил. Понятно? И позвони Максу на «сотку», продиктуй ему приметы водилы. Я не думаю, что от этого будет толк, но так, на всякий случай.

Отзвонился эксперт-криминалист, порадовал, что есть пригодные для идентификации следы пальцев рук, но огорчил, что 12 изъятых отпечатков принадлежат потерпевшему, а на 6 неизвестных отпечатков информации в базах нет.

– Давай подведём промежуточный итог. Что мы имеем? – говорит Егор.

Оказалось, что информации у нас не так уж и много.

1. Образ жизни потерпевшего, его ориентация.

2. Понятен механизм нанесения телесных повреждений.

3. Примерное время наступления смерти.

4. Описание водителя.

5. Время, когда вывозили аппаратуру, и, скорее всего, потерпевший к этому времени был уже мёртв.

6. Отпечатки пальцев предполагаемого преступника.

7. Список похищенного имущества

– Мало, очень мало информации для анализа. Но всё же можно выдвинуть первую версию: преступление совершено лицом из числа партнеров потерпевшего, имеющего с ним одинаковую ориентацию, – подвел итог Егор.

Время тянется мучительно медленно. Чтобы немного отвлечься, листаю добытый мною в квартире потерпевшего альбом эстампов Питера Брейгеля.

Позвонил Макс, сообщил, что в оба киоска газету «Из рук в руки» завезли около 11 часов утра, по 100 экземпляров в каждый. Обе продавщицы, оказывается, знают потерпевшего. Газету он у них сегодня не покупал, а кто мог купить газету, они, конечно, вспомнить не могут. Беседы с соседями тоже ничего нового не добавили: жил один, ни с кем не конфликтовал, спиртным не злоупотреблял, о его ориентации никто ничего не знал.

– Давай шуруй в ГИБДД, в их картотеку. Ты мне там скоро понадобишься, – отправил я Макса.

Следующие сорок минут мы с Егором попеременке отчитываемся руководству всех уровней о проделанной работе. Ничего нового о себе, кроме того, что мы бездари и дебилы, мы не узнаём. Поэтому мы принимаем волевое решение, что сами они дураки, и становится намного легче.

Больше других старался один мой старый «друг» из числа руководителей УУР области со странной фамилией Выблюдов, видимо он считает, что на утреннем нашем свидании он не успел высказать всё что он об о мне думает. Уж он-то не стал скупиться на нелицеприятные эпитеты в мой адрес.

– Бездарь! Да на твоём бы месте, майор, я бы, я бы….

– …как честный человек застрелился бы, – заканчиваю я за него мысль и кладу трубку.

– Выблюдов? – спрашивает Егор.

– Он, родимый, – киваю я головой.

– Ой, Володька, умеешь ты заводить «друзей».

Понятно, что ничего хорошего, кроме неприятностей, мне этот разговор не сулит, но и хуже быть уже не может. Как говорили во время войны офицеры, дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут. А кто я есть? Старший опер районного управления. А значит, нахожусь на самом что ни на есть переднем крае борьбы с преступностью, и дальше меня посылать просто некуда.

В кабинет заходит Лёха.

– Михалыч, зайди ко мне в кабинет.

– Зачем?

– У меня там очень интересный человечек, а у меня от этих пидоров уже крыша едет.

В кабинете Лёшки на стуле вальяжно развалился мужчинка средних лет. Руки холёные, ногти отполированы и, по-моему, даже покрыты бесцветным лаком. Между средним и указательным пальцами он манерно удерживает тонкую дамскую сигарету, источающую сладковатый аромат, всё пространство кабинета заполнено цветочным запахом духов.

– Ну ты поговори с ним, а я на минуточку! – говорит Лёха и стремглав выскакивает из кабинета.

– Куда вы, молодой человек? Я ещё так много хотел вам рассказать! – кричит вслед Лехе холеный мужчинка.

– А вы пока мне раскажите. Обещаю, что самое интересное я ему обязательно передам.

– Вам? А вы, позвольте, кто такой?

– Я старший оперуполномоченный, в некотором роде начальник этого молодого человека, – говорю я.

– Очень мило! А знаете, начальник, форма вам к лицу, – кокетливо говорит мужчинка.

– Да что вы! Кто бы мог подумать! Вы мне льстите! Но давайте к делу, что вы хотели сказать моему молодому человеку?

– Вашему?

– Не в том смысле, в каком вы подумали.

– Значит, он свободен?

– Давайте ближе к делу.

– Да-да, конечно, к делу. Ну вот, я и говорю, позавчера я с Милкой разговаривал. Это мы, его друзья, так Коленьку звали. А скажите, как вас друзья зовут? Меня, например, друзья зовут Ласка.

– Необыкновенно милое у вас прозвище, но вернёмся к этому чуть позже. А сейчас скажите, о чём вы с вашим другом разговаривали?

– Ну хорошо-хорошо. Чтоб вам стало понятнее, я немного забегу назад. У Коли был друг. По ряду причин тот переехал в другой город, если мне память не изменяет, в Саратов. Коля так тосковал, так тосковал!

Я стучу карандашом по столу.

– Да-да! – продолжает надушенный мужичок. – Так вот, три дня назад, как мне рассказывал Коля, позвонил мальчик и передал привет от этого уехавшего в Саратов друга. Мальчик сказал, что приезжает в наш город в командировку и просит разрешения остановиться у него на пару дней. Вы понимаете, в нашем возрасте и положении приходится радоваться каждому новому другу. Ну вы понимаете, о чём я?

– Так-так, это уже кое-что! А вы случайно не в курсе, приехал этот мальчик или нет?

– Почему не в курсе? Конечно, в курсе! Я не удержался и вчера вечером, примерно около девяти, позвонил Коленьке. Знаете, он был такой счастливый! Я так за него был рад! От него я знаю, что сегодня он должен был провожать своего нового друга.

– А как звать этого мальчика? Зачем он приезжал к нам в город? Может быть, Николай рассказывал, куда они ходили вместе?

– Нет, ничего такого он мне не рассказывал. Он мне всё больше о чувствах говорил, что они его, как юношу, переполняют. Проказник!

– Да уж, проказник. Только вот кончилось всё так хреново. Ну ладно, сейчас придёт следователь, он вас допросит.

– Вы знаете, от всего пережитого меня просто ужас охватывает! Даже не знаю, как я до дому доберусь! Вы не согласитесь меня проводить?

– В другой раз. А вот следователь, может быть, и отважится.

– Да? А он тоже в форме? Люблю мужчин в форме.

Разговор с мужичонкой прояснил ситуацию. Появилось пока ещё призрачное, но всё же уже хоть какое-то лицо.

Я возвращаюсь к себе в кабинет, где сидит Петька. Он привёз распечатки телефонных звонков с номеров убитого. Очень интересный документ. Оказывается, уже после смерти Милка весьма активно вёл телефонные переговоры. Для покойника, хотя ещё и тёплого, это весьма нетипично.