Текст книги "Наряд, сука, – дело святое!"

– Мы понимаем, в какое щекотливое положение вы попали, ведь продукция вашей фирмы призвана обеспечивать полную безопасность дома и офиса, а тут такая неприятность. Ведь это может скомпрометировать вашу фирму. Мы бы своим сюжетом не хотели бросить тень на безупречную репутацию вашей организации.

– Да что вы, какая кража! Смею вас уверить, это всё действия нечистоплотных конкурентов! Сами ведь знаете, какие методы применяются в конкурентной борьбе в этой стране. Ни перед чем не остановятся, лишь бы оболгать честного бизнесмена!

Ну всё, попался голубчик! Даже стоя здесь, я чувствую, как от страха ты наложил в штаны.

– Да-да, конечно, я вас понимаю, но из достоверных источников нам известно, что милиция к вам в магазин уже выслала следственно-оперативную группу. Может быть, вы не в курсе или что-то от нас скрываете? Ладно, давайте сделаем так. Мы пошлём к магазину съёмочную группу и на месте разберёмся. Договорились? – Я кладу трубку.

– Куда эксперта выгружать? – высовывается из машины гамадрил.

– Да подожди ты! – отмахиваюсь я от него.

Забрав в машине чемодан эксперта, я возвращаюсь в магазин. Тихонько шепчу на ушко рыженькому лейтенанту, чтобы раскладывала свои бумажки, а сам открываю чемодан и достаю оттуда разные баночки, кисточки и ещё какую-то дребедень. Не проходит и десяти минут, как в магазин вваливается запыхавшийся директор с улыбкой до ушей.

– Ну, что тут у нас стряслось? – с показной весёлостью в голосе произносит директор.

Я нахмуриваюсь, создавая вид глубокой озабоченности и безумной занятости. Подношу к свету какую-то баночку из чемодана эксперта, сосредоточенно её трясу и, рассмотрев на свет её содержимое, недовольно цокаю языком. «Чёрт! Только бы не капнуть на себя, а то потом не отмоешь, или, того хуже, вонять целые сутки будешь», – думаю про себя.

– Я же вам звонил, Игорь Иванович! В магазине кража, – начал было объяснять ситуацию продавец.

Директор отмахивается от него, как от назойливой мухи.

– Извините, а кто тут старший?

«Молодец! Не рассусоливает, берёт быка за рога», – похвалил я мысленно директора магазина, а вслух быстро, чтобы не дать лейтенанту открыть рот, произношу:

– Ну, предположим, я. А вы кто такой, и в чём, собственно, дело?

– Видите ли, я директор этого магазина. Вы не могли бы уделить мне пару минут и переговорить со мной? Давайте пройдём в мой кабинет?

Продолжая делать вид, что он оторвал меня от безумно важного дела, я с видимым неудовольствием ставлю баночку на прилавок и следую за ним. Войдя в кабинет, бегло оглядываю его содержимое: есть на что глаз положить. Фирма явно не бедствует, и это хорошо.

– Ну-с, так в чём дело? Только давайте покороче, у меня очень много работы, и еще телевидение сейчас приедет. Мне им тоже что-то надо сказать. – От слова «телевидение» директора передёргивает, это хороший знак.

– Как раз по этому поводу я бы и хотел с вами поговорить…

Не дав ему закончить фразу, подхожу к его рабочему столу и беру в руки первое, что представляет какую-нибудь ценность. Это оказывается модем.

– «Robotics», – читаю вслух. – Чистая Америка! Замечательная вещь. А у меня встроенный был, недавно сломался, теперь отремонтировать большая проблема. – С видимым сожалением кладу я модем на место. По взгляду вижу, что директор всё понимает, а я тем временем продолжаю: – Так о чём вы хотели поговорить?

Почувствовав корыстную направленность моего хода мыслей, директор решает идти, что называется, ва-банк и сразу приступает к делу. Общий язык, ко взаимному удовольствию, мы находим быстро и расстаемся почти друзьями. Помимо заявления о том, что вызов милиции был сделан по ошибке, так как кражи не было, а просто сотрудник, который последним уходил из магазина, забыл закрыть окно, и все ценности на месте, я увожу с собой модем и небольшую, но достойную компенсацию за потраченный бензин и причинённые неудобства. Не то чтобы мне модем сильно нужен, просто уходить с пустыми руками от такого душевного человека ну как-то даже неудобно.

12 ч. 30 мин. Дежурная часть РУВД

Палыч искренне ликует:

– Я знал, кого посылать на кражу, сердцем, можно сказать, чувствовал! Молодого на такое тонкое дело не пошлешь, ума-то у них еще нет!

Семён не так оптимистичен:

– Правильно-правильно, Палыч, у молодых ума ещё нет, а у Михалыча его уже нет, если на свою задницу заведомый факт от учёта укрывает. Так ты, братик, хрен до пенсии дослужишь!

– Да ладно! Хорош вам! – отмахиваюсь я. – Слышь, Палыч, твои дифирамбы тронули мне сердце и твоя забота обо мне, Семён, тоже, но после совершения должностного преступления мне требуется время на релаксацию, чтобы, так сказать, восстановить душевные силы. Так что я забираю следователя – и на обед.

– Добро! Давай только не до утра, как в прошлый раз, а то мало ли что, и верни её в рабочем состоянии – вдруг ей ещё работать придется, – скабрезно хихикает дежурный.

– Да в чём вы меня, негодяи, подозреваете?! – негодую я.

– Мы тебя ни в чём не подозреваем, мы тебя знаем, поэтому и просим вернуть следователя в рабочем состоянии.

– Ладно, если что, я на «сотке».

Кстати, надо не забыть поменять сим-карту в телефоне. Прежний её хозяин уже второй месяц гниёт в могиле, вернее, пребывает в лучшем из миров. Полагаю, вреда ему от того, что я пользуюсь его «симкой», ровным счётом никакого, а мне безопаснее. Как гласит народная мудрость? Береженого Бог бережет, а небережёного конвой стережет.

– Куда эксперта девать? – В проёме двери стоит гамадрил. В левой руке у него чемодан, а на правом плече висит эксперт. Последний болтается у него на плече как шкура убитого леопарда. И только сейчас я понимаю, что имел в виду Семён, когда говорил о том, что они ему фуражку закрепили. Эти оболтусы фуражку к голове эксперта примотали скотчем!

– Бросай его здесь. Чтобы не таскать с этажа на этаж по каждому вызову, – отмахивается Палыч.

Гамадрил лёгким движением плеча скидывает бесчувственного эксперта на изъятые по краже из гаража мешки с картошкой, стоящие здесь же, в дежурной части, как вещественное доказательство. А эксперт мало чем от них отличается! Ну разве что примотанной к башке скотчем милицейской фуражкой.

13 ч. 00 мин. Обед

Обед дело святое, и подходить к нему надо с толком, тем более если на обед ты идёшь не один, а с дамой. Поэтому посещение забегаловки с гордым названием «Огонёк» (в обиходе именуемой «Изжога»), отпадает сразу и бесповоротно. И со следователем мы отправляемся в «Арарат». И хотя заведение носит гордое и почти библейское название и его вход украшен вывеской «ресторан», призванной хоть как-то отличить его от сотен подобных забегаловок в городе, оно всё равно никак не может отделаться от тянущейся за ним дурной славы. Правда, заведение известно хорошей армянской кухней, но это не единственное его преимущество перед сотнями других подобных заведений города – намного важнее, что меня здесь хорошо знают, а хозяин ещё и кое-чем мне обязан. А это значит, что уют, неформальный подход к обслуживанию и отдельная кабинка для меня и моей спутницы нам здесь гарантированы.

В этот день на средства, неожиданно для себя выступившего спонсором директора магазина «Защита», хозяин ресторана «Арарат» Давид Мартиросян прислал к моему столу: сочные шашлыки, жареных кур, свежие овощи, разную экзотическую траву, любимую мною долму, фрукты и много других вкусностей, ну и, конечно, бутылочку отменного коньячка «Ани».

Час, проведенный нами наедине, не проходит зря, о чём свидетельствуют, три расстёгнутые верхние пуговки на форменной рубашке моей голубоглазой спутницы, которые не столько обеспечивают вентиляцию её молодому телу, сколько дают мне возможность наслаждаться видом ее, очевидно дорогого и очень красивого нижнего белья. Обожаю женщин в красивом белье! Несомненно, такая женщина любит себя, и уже только поэтому она достойна любви сама!

Интересно, а как она отнесётся к моим трусам «Ну, погоди!»? Это очень важный момент! Полюбит ли она их так, как люблю их я? Длинные, огромно-широченные и такие же многообещающие, как алые паруса на бригантине самого капитана Грея.

Будучи лет пять назад в командировке в одной сибирской деревушке, я совершенно случайно наткнулся на них в тамошнем сельпо. Желтые, красные и зелёные с изображением волка, гоняющегося за зайцем, с надписью через всю задницу «Ну, погоди!», они не могли не поразить моего воображения. Я занял, сколько сумел, денег и купил их 82 пары. Пошитые из добротного доперестроечного сатина, они не знают сноса, и меня переполняет счастье от мысли, что мне хватит их надолго, может быть, не на всю жизнь, но на лучшую её половину точно. В мыслях я уже рисую картину, будоражащую моё воображение: небрежно брошенное поверх моих трусов «Ну, погоди!» ее изысканное ажурное белье на ковре в моих однокомнатных хоромах. Фантастика!!!

Звонок телефона выдёргивает меня из мира сладких грёз и возвращает к прозе жизни.

– Хватит обедать, пора начинать работать! – голосом Палыча гнусавит трубка.

– А чем, по-твоему, я занимаюсь? Я работаю! Работаю над собой как над личностью и скажу тебе, что налицо явные успехи! Смею тебя заверить, ты просто не поверишь своим глазам, когда увидишь меня, преображенного!

– Ты что побрился?

– Нет, с чего ты взял?

– Ну, ты сказал, что я тебя не узнаю.

– Нет, не побрился.

– Тогда зря стараешься!

– Почему?

– Горбатого могила исправит. Всё, заканчиваем дискуссии. Я жду в отделе.

14 ч. 40 мин.

Кража стиральной машины у ветерана

Оставив в отделе приходить в себя слегка захмелевшую девчонку, я беру с собой второго дежурного следователя – дядю Ваню, и мы отправляемся на очередное происшествие.

Дядя Ваня – это легенда, следователь от Бога. Как и я, дядя Ваня носит гордое и теперь уже вечное для нас с ним звание майора милиции. Нет, только не надо думать, что мы большего не хотим; поверьте, мы не прочь, но никто не предложит того, что не положено, выслужили мы свой верхний потолок по должности.

Но вернёмся к дяде Ване. Пробовать определить возраст этого славного человека, руководствуясь только внешностью, дело неблагодарное. Выглядит дядя Ваня неважно, впрочем, это не следствие его пагубного пристрастия к «зелёному змию», как у большинства из нас, дядю Ваню терзают какие-то внутренние недуги. Впрочем, на свои болезни этот мужественный человек, никогда не жалуется. К тому же дядя Ваня почти глух. Работа в последнее время даётся ему с большим трудом, но он изо всех сил старается не подавать вида, чтобы дотянуть до пенсии. Сейчас я испытываю неловкость перед ним за то, что напоил девчонку и дяде Ване приходится ехать вместо неё на преступление. Ну, что сделано, то сделано.

Вкратце суть, нашего нового дела такова. Старый славный артиллерист, ветеран войны восьмидесяти лет отроду возвращался из мастерской по ремонту бытовой техники и пер на плече полученную из ремонта стиральную машинку, такую же круглую, как в фильме «Когда деревья были большими». Торопился старик порадовать свою бабку да по дороге вспомнил, что та строго-настрого наказала ему купить хлеб на обратном пути. Старик, прошедший всю войну, потерявший слух, но сохранивший веру в людей, снял машинку с плеча, поставил её возле входа в магазин и пошёл за хлебом. Думаю, не надо объяснять, что, когда с батоном он вышел из магазина, машинки уже не было. Не преступление века, конечно, но славный старик ужасно расстроен.

– Сынки! – жалуется он мне. – Ну как же так? Я ведь всего минут пять отсутствовал! Опять бабке придётся на руках стирать, а у неё артрит. Как новую куплю, ума не приложу!

– Найдем, отец, не отчаивайся! – ободряюще говорю я старику, хотя сам-то я не очень верю в то, что говорю, а потому что – хрен его знает, где её искать.

– Да где вы её найдете теперь! Наверное, кто взял её, тому она была нужнее.

Дядя Ваня начинает допрос. Мы даже не обсуждаем со следователем, есть ли смысл возиться со стариком и его машинкой или нет. Мы не задаём деду вопроса, старая ли машинка и сколько она стоит. Наверняка стоит-то она всего ничего, и отказной материал тут слепить легче, чем высморкаться, но это не тот случай, поэтому будем искать. Ну по крайней мере уголовное дело возбудим, а там, чем чёрт не шутит, может, и найдём, ведь в нас ещё осталось что-то человеческое. И плевал я в такие минуты на Палыча с его параноидальным желанием ничего не регистрировать.

– Фамилия, имя, отчество, – задаёт первый протокольный вопрос дядя Ваня.

– Что?

– Фамилия, имя, отчество, – чуть громче повторяет дядя Ваня.

– Что?

– Фамилия, имя, отчество, – ещё громче говорит дядя Ваня.

– Что-что?

– Фамилия, имя, отчество! – дядя Ваня почти орёт.

– Ивановы мы, Петр Савельевич.

Теперь наступает черёд дядя Вани.

– Что?

– Иванов Петр Савельевич.

– Что?

– Иванов Петр Савельевич.

– Что вы там себе шепчете?

– Иванов Петр Савельевич! – в свою очередь почти орёт старик.

– Не кричите, я не глухой! День, месяц, год рождения.

– А?

– День, месяц, год рождения…

Я забираю свою папку и выхожу на улицу, чтобы ненароком не обидеть своей улыбкой кого-нибудь из стариков.

Вот многие заблуждаются, ошибочно полагая, что хороший сыщик – это хороший криминалист. Смею вас заверить, что хороший сыщик – это, в первую очередь, хороший философ, потому как философия – матерь всех наук в целом и криминалистики в частности.

Вот возьмем физику, а точнее один из наиболее фундаментальных её постулатов – закон сохранения энергии, согласно которому важнейшая физическая величина – энергия – сохраняется в изолированной системе. Этому закону подчиняются все без исключения известные процессы в природе и обществе. В изолированной системе энергия может только превращаться из одной формы (в том числе собственности) в другую, но ее количество всегда остается постоянным. Причина этого заключается в том, что энергия – однозначная функция состояния системы. А что это значит? А это значит, что если у старика машинку спёрли и у него убыло, то у того, кто её спер, прибыло, и этот кто-то ещё при этом и вспотел, скотина!

Вот такая, сука, физика! А чтобы сохранить равновесие системы надо машинку найти и вернуть её старику, вот такая, сука, криминалистика!

Выйдя на крыльцо магазина, я закуриваю и, не торопясь, оглядываюсь по сторонам. Грузчик магазина, издалека заметив меня, как-то странно, по-собачьи, боком пытается ретироваться в подсобку. Делая вид, что прогуливаюсь, я захожу следом за ним в подсобку, при этом, сильно не шумя, стараясь оставаться незамеченным. Но грузчик меня замечает и пятится за какие-то ящики и коробки, которыми заставлена подсобка. Первый удар ногой в живот, второй – рукой в ухо и три-четыре пинка по различным частям распростёртого на полу тела.

– Начальник, блядь буду, бес попутал!

– Кто бы сомневался! Где машинка, паскуда?

Утирая рукавом кровь из разбитого носа, грузчик ведёт меня в подвал соседнего дома, где за кучей сваленных старых радиаторов отопления и находим искомое – стиральную машину старика. Пристегнув попутанного бесом грузчика наручниками к батарее, возвращаюсь к дяде Ване. Оторвав взгляд от протокола, он смотрит на меня. Я широко улыбаюсь и показываю ему большой палец правой руки, поднятый вверх. Дядя Ваня доволен. Мелочь, а приятно. Узнав, что мы нашли машинку, старик от радости аж прослезился, а, собственно, ради этого мы и работаем.

Из кабинета директора магазина звоню Палычу и, не жалея красок, живописую наши с дядей Ваней подвиги на ниве борьбы с преступностью. Всё, я реабилитирован, от Палыча я получаю полную индульгенцию за подпоенного мною следователя. Палыч доволен, по-лёгкому срубили палку, а значит, в сводку пойдёт раскрытое по горячим следам преступление, что для дежурного несомненный плюс.

Ну кто тут сказал, что интуиции нет места в нашей умственной работе?

17 ч. 00 мин. Служебный кабинет

Пока я делюсь с Петькой впечатлениями от посещения мною магазина «Защита» (на языке нашего замполита{ Замполит – заместитель начальника по работе с личным составом.} это называется «делиться передовым опытом работы»), Петруха рассматривает модем и язвительно так замечает:

– Несомненно, штука толковая, но зачем она нам, если у нас в кабинете на телефоне восьмерка отключена? А не лучше ли было чайник у него подрезать? Нет, я-то без чайника обойдусь, это ты у нас любитель чаёк там, кофеёк всякий погонять. Ну, это понятно, возрастное, тебе без этого уже нельзя. Ты бы об этом подумал, а то тащишь как сорока всё, что блестит.

– Ты чё метёшь! Не забывайся, лейтенант! Как бы я с этим чайником выглядел? Пусть все смотрят на меня и говорят: «Вот мент, взяточник и побирушка, идёт»? А так, сунул в карман, и никто ничего не видит и соответственно ничего не скажет, только подумает. Ну, скажи мне на милость, неужели мы такую нужную вещь, как модем, не обменяем на чайник?

– Ладно-ладно, не заводись. Конечно, обменяем. Не оскудела ещё земля русская на лохов, и мы обязательно найдём таковых, хотя времена тяжёлые и придётся потрудиться.

Вообще-то Петька прав, лоханулся я с этим модемом, но признать это не могу, ну, по крайней мере, вслух.

– Кто заводится? Я завожусь? Я не завожусь! Ты мне лучше скажи, что ты полезного принес в кабинет? Ты только без конца прёшь отсюда даже не то, что плохо лежит, а то, что я в ходе борьбы с преступностью добываю непосильным трудом. И диван ты сломал!

– Диван сломал не я! Сколько тебе можно об этом говорить?

– Конечно! Он сам сломался!

Конец дискуссии положил стук в дверь.

– Войдите.

– Здравствуйте. Можно? – Просовывает голову в дверь женщина.

– Наверное, даже нужно, раз вы пришли. Да вы вся проходите, у нас тут места много, поместимся. Что у вас стряслось?

В кабинет входит небогато одетая женщина, за ней следом, опустив голову, – щуплая девчушка, по всей видимости дочь. Женщина чувствует себя явно не в своей тарелке, девчушка испуганно прячет глаза и нервно теребит в руках носовой платок.

– Садитесь. Рассказывайте, что за беда с вами приключилась, – приглашаю я.

– Да-да, беда. Понимаете, дочка сегодня возвращалась от бабушки, вышла на вокзале из электрички, а там эти, ну, цыгане. Налетели, давай, мол, погадаем. Ну, в общем, забрали серёжки и цепочку.

– Ну не забрали, а сама отдала, – уточняю я. – Ладно, узнать сможешь, кому отдала своё сокровище?

Девчонка отрицательно мотает головой и начинает прикладывать платочек к глазам. Мать старается ей помочь:

– Ты говорила, она такая в платке, в фартуке и с ребёнком на руках?

– Все они в платках и с детьми. Ты чем думала-то? Вроде большая уже девочка, соображать должна, – негодует Петруха.

– Помолчи! – морщусь я.

– Зря мы, наверное, пришли? Где их теперь искать? Вы уж извините нас. – Женщина встаёт со стула и пятится к двери. – Жалко просто. Мы ей этот гарнитурчик купили на окончание школы, на память, так сказать. Извините нас, мы, наверное, пойдем.

– Постойте-постойте! Что значит «пойдём»? Разберёмся! – говорю я им.

Сняв трубку телефона, набираю номер дежурки. В трубке слышен голос Семёна. Он продолжает начатый с кем-то до моего звонка разговор:

– …Вот сейчас всё брошу и начну с вами разбираться! Уверяю вас, вам это не понравится. Ну и что, что второй час ждёте? Освободится работник, займётся вами. Всё, отойдите и не мешайте работать. Да отойдите вы, в конце концов! Да! Что вы хотели? – это уже ко мне.

– Семён, вы мне женщину посылали, у которой цыгане золото сняли?

– Не знаю. Может, Палыч посылал, сейчас узнаю. Слышь, Палыч! Ты к Михалычу посылал объегоренную цыганами тётку? Говорит, посылал. Объясни ей, чтобы она следующий раз избытки золота сразу несла к нам, и гони её, к чёртовой бабушке.

– Дай мне машину! А советы свои я вам потом разъясню, куда нужно засунуть!

– Слышь, чё Палыч говорит? Нет машин, не предусмотрено, говорит, на лохов лимит бензина.

– Ну на нет и суда нет. Сейчас я помогу ей составить заявление на имя прокурора и скажу, куда его отнести. Вот тогда Палыч её сам на своей горбатой спине повезёт и не просто повезет, а прямо вскачь понесётся! Да ещё ржать при этом будет и повизгивать, изображая рёв сирены. Так вот, братик, для особо одарённых дежурных повторяю ещё раз: мне нужна машина! Что тут непонятного?

Семён передаёт мои слова Палычу, причём добавляет от себя для пущей убедительности пару-тройку эпитетов, которые у меня бы язык не повернулся сказать.

– Спускайся, будет тебе машина.

Я кладу трубку.

– Поехали! – говорю я женщинам. – Поищем вашу цыганку.

Громыхая железом своих внутренностей и подпрыгивая на ухабах, наша «канарейка» выкатывает на привокзальную площадь. Сходу подруливаем к пестрой толпе привокзальных цыганок.

– Здорово, ромалы! Как процветает бизнес по отъему излишков драгметаллов у населения?

– Начальник, какой бизнес? С голоду скоро подыхать начнем, – улыбается золотым ртом молодая шустрая цигарка.

– Ага, я и смотрю, у тебя от цинги все зубы повыпадывали, пришлось золотые вставлять.

– Зачем так говоришь? Обидные слова твои. Лучше скажи, зачем приехал?

– Ну с тобой мне говорить не о чем. Где барон?

– Нет его, по делам уехал. А что хотел-то? Говори.

– У девчонки сегодня ваши золотую цепочку и серёжки подрезали. Надо вернуть!

– Почему наши? Она узнать может, кому отдала? Тут кого только нет! Вон и из соседней области цыгане приезжают. Может, им она своё золото отдала?!

Цыганки облепляют машину, галдят, оскорбляют девчонку с матерью, барабанят ладошками по кузову нашего драндулета.

– Ну ладно, хватит! На нет и суда нет. Давай, Коля, – говорю я своему богатырю водителю.

Коля не спеша выбирается из-за руля и, распахнув дверцу «собачника» (помещения для перевозки задержанных), начинает парами зашвыривать туда цыганок. Цыганки визжат и упираются, но на Колю это не производит ровным счётом никакого эффекта. Запихнув их туда не менее четырех пар, он спрашивает у меня:

– Хватит или ещё?

– Хватит, – киваю я головой.

– Как скажешь.

Поднатужившись, Коля с трудом закрывает дверь автомобиля, и мы не спеша закуриваем, торопиться нам некуда. Проходит не более пары минут, и, как будто по мановению волшебной палочки, появляется сам цыганский барон. Он идет ко мне, широко раскинув руки, я иду ему навстречу. Ну ни дать ни взять – встреча старых друзей. Чтоб он сдох, собака бешеная!

– Рад тебя видеть, начальник! Что привело тебя к нам?

– Я тоже, Рома, рад тебя видеть. Договор наш помнишь?

– Какой?

– А то у нас с тобой много договоров! Но если ты запамятовал, я напомню, если я привожу сюда терпилу, которую твои «обули», вы возвращаете то, что взяли, я не собираю материал, и мы разбегаемся.

– Был такой договор, – кивает головой барон Рома. – А точно мои?

– Обижаешь, Рома! Я даже в страшном сне не могу представить, чтобы на твоей территории промышлял кто-то чужой!

– Отпусти моих людей, сейчас всё решим.

– Коля, выпускай! – говорю я водителю. Коля вылезает из-за руля и открывает дверь «собачника». Выпуская на свет божий слегка помятых цыганок общим числом девять штук. Как они все поместились в «собачнике», рассчитанном ну максимум на трёх человек, ума не приложу? Создаётся у меня такое впечатление, что Коля не очень любит цыган.

Бросив пару фраз своим, барон поворачивается ко мне:

– Заехал бы как-нибудь ко мне, посидели бы, поговорили, старое вспомнили. Сколько лет мы друг друга знаем?

– Да, наверное, лет пятнадцать уже. Летит время.

Проходит минут пять, и к нам подходит здоровенная колоритнейшая цыганка. Рома что-то ей говорит, та кивает и подходит к машине. Из кармана фартука она достаёт пригоршню разных серёжек:

– Какие твои?

– Вот эти, – девочка дрожащей рукой показывает на крохотные серёжки в виде листиков.

Ссыпав остальные серьги в карман фартука, из другого кармана цыганка вынимает клубок перепутанных золотых цепочек:

– Ищи. Какая твоя?

Девчонка слегка растерялась, и никак не может отыскать свою, тогда я выбираю довольно приличную цепочку и подаю ей.

– Э, командир, это не её! Её вот эта, – цыганка показывает на тонюсенькую цепочку.

– Ну была не её, стала её. Это ей на память от встречи с вами.

Цыганка пытается спорить, но барон её резко одёргивает. Обнявшись с ним на прощание, я сажусь в машину. Вслед мне барон бросает что-то на своём языке. Я открываю дверь машины и говорю ему:

– Зря ты так, Рома. Я тебя еще переживу. Обидел ты меня. Послезавтра зайдёшь ко мне, а то я слышал, твои не только по золоту промышляют, а еще и траву толкать начали. Так что не забудь! Послезавтра ждать буду с нетерпением.

– Михалыч, прости дурака, вырвалось.

– Что вырвалось – обратно не воротишь.

– Прости, начальник.

– Да пошел ты!

Когда мы отъезжаем на приличное расстояние, Коля спрашивает у меня:

– А что он сказал, товарищ майор?

– А хрен его знает, но я сильно сомневаюсь, что он пожелал мне крепкого здоровья.

Высадив мамашу с дочкой на остановке трамвая и взяв с девчонки обещание ни при каких условиях больше к цыганам не подходить, возвращаемся в отдел.

18 ч. 30 мин. Дежурная часть

В дежурке царит оживление. К работе приступила рота ППС, а это значит, что натаскают они за вечер полные камеры всяких клоунов: мелких хулиганов, кухонных боксёров, бомжей, чтобы на улицах был порядок и было чем дежурному участковому ночью заниматься.

– Может, сгоняешь на квартиру? – с надеждой в голосе спрашивает Палыч.

Ну, это уже сверх всякой меры, и я взрываюсь, давая полный выход своим эмоциям:

– Ну конечно, я же конь педальный! На мне можно ездить, пока педали не отвалятся! – и дальше передразнивая Палыча: – А если ночью что-нибудь случится, тебе выехать не на ком будет, опера-то нет. Я что, сегодня меньше всех материалов отработал? В смене что, моложе меня никого нет?

– Всё, всё, всё, не заводись. Иди, отдыхай, я ведь так просто спросил, на всякий случай.

На выходе из дежурки меня окликает Семён:

– Михалыч, иди сюда.

– Зачем?

– Ну иди-иди!

Семён стоит в проёме комнаты оформления задержанных.

– Что там у вас?

– Иди, не пожалеешь. Эксгибициониста из парка привезли. Ну до того, сучонок, изобретательный, подохнешь!

– Да ну его в задницу! Я устал и хочу кофе. В конце концов, что я, «трясуна» не видел?

– Да иди же ты сюда! Такого ты ещё не видел!

Без интереса я подхожу к комнате для задержанных, только чтобы не обижать Семёна. Увиденное не производит на меня ровным счётом никакого впечатления. Посреди комнаты в окружении сержантов стоит невзрачный мужичонка в сереньком плаще и в сереньких же брюках.

– Ну и что тут такого сверхъестественного? – спрашиваю Семёна.

– Да подожди ты, смотри! – И уже обращаясь к мужичку: – А ну давай, показывай.

Растаявший от такого обилия внимания «трясун» распахивает плащ, демонстрируя свои далеко не выдающиеся мужские достоинства. Но дело не в этом. Всех удивила изворотливость этого змея: чтобы не быть застуканным и быстренько смываться с места своих эротических подвигов, этот паразит отрезал брючины от штанов и привязал их возле коленей. По поводу увиденного вспомнилась мне одна давняя история из моей юности.

Из воспоминаний Михалыча о своей бесшабашно-безбашенной юности

Давно это было, очень давно. Февраль или март 198… года. В ту пору я, еще молоденький курсант Сибирской школы милиции, вместе со своими сокурсниками был откомандирован в Москву на охрану общественного порядка при проведении какого-то массового мероприятия. Конечно, были мы там не одни. С нами были и курсанты других милицейских школ. Поселили нас, как водится, где-то у чёрта на рогах, в старых заброшенных конюшнях. Ну и понятно, скукотища была неимоверная, даже телевизора не было, а ежевечерние лекции замполита о международном положении не сильно нас развлекали.

Однажды вечером, отстояв в оцеплении, мы, лёжа на кроватях, рассказывали байки о своих «подвигах». Парень из Питера долго и нудно бубнил о том, как однажды приспичило ему так, что, пристроившись между двумя мусорными ящиками, он не заметил, как свой голый зад он выставил в сторону детской площадки, где, к счастью, в тот час, кроме мирно пасущихся пенсионеров, никого не было.

Рассказ меня нисколько не впечатлил, но моего приятеля Федора словно чёрт за язык дёрнул. «Да я, – говорит, – если надо, за ящик коньяку хоть на улице Горького днём кучу наложу». Слово за слово, заключили пари, ударили по рукам, получил Федя сроку неделю на исполнение задуманного.

Надо ли говорить, что эта ситуация сильно оживила нашу жизнь? Во всю заработал тотализатор. А так как тотализатор держал я, проиграть Федор не имел права, потому и пришлось мне соображать, что делать. Ну, во-первых, сказавшись больными, мы с Фёдором два дня косили от службы, шатаясь по улице Горького, проводя рекогносцировку, после чего встретились с противной стороной, чтобы окончательно обговорить условия пари. Надо сказать, что наши супротивники не теряли времени даром и выставили нам, на их взгляд, заведомо невыполнимые условия: необходимо было, чтобы всё задуманное Фёдор осуществил, будучи облаченным в форму. Прикинув, насколько подскочат ставки на тотализаторе, я решил принять условия. Фёдор поначалу заартачился, но я быстро привёл его в чувство, пообещав оставить его один на один с созданной им же проблемой.

И вот наступил день «икс». Из числа наиболее авторитетных и неподкупных товарищей путём голосования была сформирована небольшая группа, целью которой являлось засвидетельствовать триумф либо позорное фиаско Фёдора. Другими словами, обосраться он не мог, а вернее, должен был, даже обязан!

Последние два дня Фёдора, по моему заданию, ни на минуту не оставляли одного – ни днём ни ночью. И вовсе не потому, что я опасался, что Фёдор падёт духом. Это мне было совершенно до лампочки. Главное, чтобы он не смел сходить в туалет. Мне он был нужен в полной боевой готовности.

В назначенный день мы вышли из метро на улице Горького. Федор, поддерживаемый мною под локоть, двинулся к ближайшей троллейбусной остановке. Как будут развиваться события, никто не знал, так как план мероприятия держался в строжайшем секрете. Наблюдатели зорко следили за каждым нашим шагом. Не доходя до остановки метров десять, я отпустил Фёдора. Дальше всё зависело только от него. Скрестив на удачу пальцы, я отошёл в сторону. Времени было примерно половина первого, и народу на остановке собралось довольно много.

Заняв очередь на троллейбус, Фёдор полез в карман шинели и достал оттуда средней величины красные бусы, которые, как бы случайно, выпали у него из рук на землю и рассыпались сотней красных шариков.

– Ратуйте, люди добрые! Поможите собрать бусы! Не топчите их ножищами, я их маме вез в подарок! – заблажил на всю остановку Федор голосом, полным неподдельного трагизма.

Раскинув полы шинели, Федя сел на корточки и стал собирать бусы. «Люди добрые» бросились помогать молодому курсанту милиции, позабыв о подошедшем троллейбусе. О троллейбусе позабыли все, но не Федор. В момент, когда водитель объявил: «Осторожно, двери закрываются», Федор сорвался с места и пулей влетел в закрывающиеся двери.