Текст книги "Наряд, сука, – дело святое!"

Я кладу трубку.

– Козлов, разрешите вам задать один интимный вопрос, а вас в какой кабинет направляли? – теряя терпение, спрашиваю я.

– В четыреста одиннадцатый.

– А это какой кабинет?

– Не знаю. Просто я постучал, там сначала никто не открывал, а потом, простите, послали меня нецензурно. Я уже хотел уйти, а потом смотрю, у вас дверь приоткрыта. Я и подумал, какая разница, кому заявление подавать.

– Это, конечно, верно. А ну, пойдёмте со мной!

Мы выходим в коридор и подходим к двери кабинета № 411. Я сначала негромко а затем, не дождавшись ответа, всё громче и громче начинаю барабанить в дверь.

– Я сейчас открою, но уверяю, тебе это не понравится! – доносится из-за двери.

Не обращая внимания на столь многообещающее предостережение, я настойчиво продолжаю барабанить по двери.

Дверь распахивается – и на пороге вырисовывается эдакое чудо рода человеческого в трусах, носках и милицейской рубашке.

– Ну? – протирая глаза, произносит чудо.

– Баранки гну! Совсем совесть потерял, лейтенант? Ты не рано задедовал? Может, все-таки дождешься, когда я уйду на пенсию?

– Спокойно, Михалыч. В чем проблема?

– Проблема в Козлове. Почему человека посылают к тебе, а он вместо этого оказывается в моём кабинете, так как дело, видите ли, в том, что в четыреста одиннадцатом кабинете у оперуполномоченного Петрова в пять утра приёма нет.

– Не вопрос, Михалыч, – и, обращаясь к Козлову: – Заходите.

– А может, вы сначала, штаны наденете? – смущенно лепечет Козлов.

– Да ничего, ничего. Я вас не стесняюсь, – говорит Петров и, чтобы избежать дальнейших объяснений со мной, за руку втягивает слабо сопротивляющегося Козлова внутрь кабинета, с шумом захлопывая за ним дверь.

Сладко и с удовольствием зевнув, при этом с хрустом потянувшись, я возвращаюсь к себе.

05 ч. 30 мин. Служебный кабинет

С появлением в моём кабинете гражданина Козлова сон уже сломан, и потому я иду не к себе, а направляюсь проведать следователя прокуратуры и заодно узнать, как дела у моего раскаявшегося каина, мокрушника-братоубийцы.

Когда люди говорят, что в милиции работает половина придурков, они даже не догадываются, что вторая половина этого братства дебилов скрывается в прокуратуре. И вот как раз Коля Рылов является ярчайшим тому подтверждением. Уж на что я считаю себя человеком, повидавшим всякого, но увиденное потрясло даже мое изувеченное жизнью воображение. Вместо того чтобы отправить изъятую голову, как положено, в морг для вскрытия, этот изувер-следователь притащил её сюда, и сейчас задержанный с ножовкой в одной руке и отрезанной головой в другой демонстрирует этому извращенцу, как он расчленял труп.

– Да ты просто воплощение зла какое-то! – только и сумел сказать я, глядя на эту далеко не идиллическую картину.

Прикрыв дверь, я отправляюсь к себе в кабинет. Но не успеваю стянуть и одного ботинка с ноги, как раздаётся телефонный звонок.

– Говорит Москва! Точное московское время – хрен вам, а не спокойной ночи! Михалыч, надеюсь, ты не спишь? – Слышу в трубке голос Семёна.

– Семён! Утром Палыч убеждал меня, что сегодня не пятница, тринадцатое.

– И он был прав! Сегодня пятница, восемнадцатое. Ладно, не серчай. Сам понимаешь, я бы тебя ни за что не поднял, но не могу отправить следователя одну в больницу «Скорой помощи», а дело там плёвое. Короче, встретились два барана: один с намерением завладеть чужим имуществом, другой – полный решимости воспрепятствовать ему и остаться при своих. В общем, оба в больничке. Сгоняйте, разберитесь по-быстрому.

– Семён, как, на твой взгляд, в жизни есть справедливость?

– Уверен, нет, но если ты против, я с Машкой отправлю Кузьмина. Он к ней весь день клинья подбивает и свои косые поросячьи глазки строит. Я просто подумал, что «кто дэвушка кормил, тот её и танцевать будет».

– Ладно-ладно, попрошу без скабрезных намёков. Уже еду.

– Я был уверен, что ты всегда готов почти бескорыстно послужить на благо родины, – говорит Семён.

– Брат! Да как ты вообще в этом мог сомневаться! Мне за тебя почти стыдно!

В этот час в дежурке тихо. Где-то далеко, в задней комнате как сверчок стрекочет телетайп. Из приёмника на пульте дежурного тихонько напевает Боярский о том, что «всё пройдёт: и печаль, и радость». Прапорщик, помощник дежурного, кормит сметаной из блюдца местную достопримечательность – кота Ментозавра. Сегодня свою пайку кот лопает вполне заслуженно. Ментозавр прошел курс реабилитации за то, что наконец-то задушил в оружейной комнате мышь, которая давеча до полусмерти напугала проверяющего из ГУВД, пересчитывавшего оружие, за что начальник РУВД дал команду «гнать этого дармоеда в три шеи», не проверяющего, конечно, а кота.

Сейчас мышь в качестве доказательства доблести и добросовестности исполнения своих служебных обязанностей котом Ментозавром лежит тут же, посреди дежурной части.

– Здоровенная мыша! – входя в дежурную часть и глядя на дохлую мышь, говорю я.

– А они у меня все такие, – отзывается помощник.

– Селекцией что ли занимаешься?

– Нет, живу я не бедно. У меня большое подсобное хозяйство.

– А при чём здесь ты и эта мышь?

– Ты что, серьёзно думаешь, что этот старый ленивый лоботряс способен поймать мышь? Да он отродясь их не ловил! – гладя кота по голове, улыбается прапорщик. – Эту мышь я у своей кошки отнял, когда домой на ужин ходил, отнял и принёс сюда, алиби этому дармоеду сделать. Ну не гнать же его, в самом деле. Не знаю, как ты, а я к нему за семь лет привык.

– Да, Ментозавр, – говорю я коту, – устроился ты не хуже гаишника: сметаной тебя кормят, мышей за тебя ловят. Скоро и по кошкам за тебя бегать будут.

Ментозавр довольно мурлычет, аккуратно слизывая с усов остатки сметаны.

06 ч. 00 мин. Последний выезд

Дорога от Управления и почти до самой больницы идёт под гору, и мы катимся по ней с неработающим двигателем. Делается это с целью экономии топлива, а точнее, чтобы этого самого топлива нам хватило на обратную дорогу, а всё потому, что суточный лимит бензина, отпущенный родиной на борьбу с преступностью, выбран почти до нуля.

Пугая ранних прохожих своим скрипом и бряцанием железа проржавелых крыльев, наш облезлый «воронок» как «Летучий голландец» подлетает к приёмному отделению больницы.

Я бужу мирно дремлющую на моём плече следователя:

– Маша, приехали.

– Да! Уже?

Я помогаю ей выйти из машины! Утро великолепное! Воздух пока ещё чист и прозрачен, и день обещает быть отличным. Проснувшиеся проныры воробьи возле мусорных баков громко выясняют отношения с голубями, отвоёвывая своё право на место под солнцем, то есть у помойки.

– Давай постоим пару минут, что-то я устал нынче за сутки, – прошу я следователя.

Маша согласно кивает. Облокотившись о крыло «уазика», я закуриваю. Сигарета последняя, как я ни старался, запаса мне не хватило. Ну что ж, подтвердилась непреложная истина: сколько сигарет ни бери, всё равно в ларёк бежать. А нет, это, кажется, про водку так говорят, а впрочем, какая разница. Смяв пачку в шарик, я бросаю её на землю и носком ботинка пинаю в сторону следователя:

– Лови! Пасуй!

Девочка принимает игру и отпасовывает мне пачку обратно. Игра началась. До этого мирно дремавший в машине гамадрил выбирается наружу, и вот мы уже втроём гоняем невесть откуда взявшуюся консервную банку по больничному двору.

– Пас на выход Бэкхему! Удар! Го-о-о-о-л!

Банка с грохотом врезается в борт «воронка».

– Совсем всякую совесть потеряли, наркоманы проклятущие! Ни днём ни ночью от вас покоя нет! Здесь же больница! Даже умереть спокойно людям не дадите! Вот я сейчас милицию вызову! – доносится откуда-то с верхних этажей.

Мы со смехом скрываемся за дверями больницы, а гамадрил проворно забирается в кабину машины.

Через лабиринты больничных коридоров добираемся до отделения интенсивной терапии. Долго стучимся, пока из-за двери не раздаётся шарканье ног и кто-то заспанным голосом не спрашивает:

– Кого чёрт принёс?

– Доктор Лектор с учениками на экскурсию.

– Очень смешно! Савранский, ты что ли?

– А ты знаешь других любителей побродить рано утром среди почти отдавших Богу душу полупокойников?

Замок на двери щелкает, и дверь наконец-то открывается.

– Давненько тебя не было видно, – приветствует меня дежурный врач.

– Привет, Доктор Смерть! Я тоже по тебе скучал. Что у тебя новенького? Кстати, собака-то благополучно ощенилась?

– Да, спасибо твоему ветеринару.

– Ну вот видишь, я же говорил, что он славный коновал, а ты сомневался.

– Да уж, коновал! Клизму с капельницей путает и пьян всё время, как я.

– Ну тебе же это не мешает?

– Мне нет, а ему мешает! Это ведь собака, существо тонкой душевной организации!

– Ну тогда сам бы принимал роды у своей собаки. В конце концов, собака ведь не человек.

– Не поверишь, я ей укол-то поставить не могу, так руки трясутся.

– Да, это проблема! Сдаётся мне, ты прям настоящий параноидальный алкоголик с комплексом собаковода-любителя. Покажись какому-нибудь знакомому доктору, сейчас это пытаются лечить.

– Да ты в своём ли уме! Какому доктору? Ты что, не знаешь, что в этой стране лечиться можно только у патологоанатома? Он единственный, кто ставит хоть и окончательный, но правильный диагноз.

– Слушай! – хлопаю я себя по лбу. – У тебя ведь приятель работал в психушке!

– Какой приятель? – переспрашивает врач.

– Ну тот, с которым мы в твой день рождения вместе шашлыки жарили.

– Думаешь, мне пора ему показаться?

– Сам решай, – пожимаю я плечами.

– А, понял! Хочешь избавиться от своих демонов. Ну что ж, давно пора, это я тебе как доктор говорю.

– Оставь моих демонов в покое, они мне жить не мешают, мне надо мужа одной моей приятельницы полечить от алкоголизма и закодировать на веки вечные от пьянки.

– А сам точно полечиться не хочешь?

– Точно-точно! Ну так как насчёт твоего приятеля?

– Да не вопрос, пусть подойдут к нему, фамилия у него Потапов, и скажут, что от меня. Кстати, он тоже тебя помнит, просил передавать привет. Не пойму, почему он к тебе хорошо относится?

– Наверное, потому что я хороший человек.

– Вряд ли, скорее, он в тебе видит своего будущего пациента.

– Тоже вариант, – киваю я головой.

– Ну да ладно, ко мне-то ты чего припёрся ни свет ни заря?

– Уж всяко-разно не о качестве нашей медицины потрепаться. У тебя где-то тут с ночи два клоуна завалялись: один резаный, а где второго искать – ума не приложу.

– Отвечая на первый вопрос, скажу: медицина есть, качества нет. А по второму вопросу ты, наверное, имеешь в виду тех двух уродов, из которых один другого хотел ограбить?

– Ну!

– Что «ну»? Оба они у меня! Пойдем покажу.

В сопровождении врача мы проходим в палаты. Зрелище, я вам скажу, ещё то. Реанимация, она вроде нашей дежурки, только если дежурка – предбанник «храма правосудия», то реанимация – предбанник «врат Божьих». Всё уже почти готово, клиенты лежат голые, окутанные трубками и разными проводами, а душа у большинства отлучилась узнать, не подошла ли очередь на приём к апостолу Петру.

– Слышь, Серега! А я въехал, зачем Смерти коса нужна! – говорю я.

– Глупость какую-нибудь сейчас скажешь.

– Не хочешь не слушай.

– Ну и зачем Смерти коса?

– Бродит она тут у вас между койками. Взмахнёт косой – вжик, перерезала пару проводов – и отъехал твой клиент к Богу в рай.

– Да тьфу на тебя, дурак!

– Согласись, Смерть с пассатижами выглядела бы нелепо.

– Для каждого Смерть является в своём обличии. Кому в чёрном капюшоне…

– А кому в белом халате, как ты, – заканчиваю я мысль за врача.

– Да ну тебя в задницу! Всё, пришли. Вот твои клиенты.

– Ху из ху? – глядя на запеленутые в бинты организмы, спрашиваю я.

– Тот, что с заплаткой на боку, – жертва, а тот, что весь в гипсе на растяжке, как ты говоришь, – злодей.

По всем признакам злодей выглядит много хуже жертвы своих преступных посягательств.

– Эко его сколдобило! Можно констатировать, суд за содеянное был скорый, но справедливый. Просвети, что у них по телесным повреждениям, а то я что-то под бинтами не разберу.

– У предполагаемой жертвы непроникающее ножевое ранение в поясничной области слева и перелом двух пальцев на правой руке. У «гангстера» перелом нижней челюсти в двух местах, перелом четырёх рёбер справа и двух слева, перелом лучевой кости правой голени, перелом ключицы, сотрясение мозга с подозрением на закрытую черепно-мозговую травму, ну и венчает картину перелом костей носа. Ну и по мелочам, разных мелких дефектов организма примерно ещё на лист.

– Неслабо!

– В общем, да, – соглашается со мной медик.

– А как они сюда попали? Ну я имею в виду, в больницу их кто доставил?

– Это ты в приёмном покое спроси, там точнее скажут. Но, как мне говорили, потерпевший сам пришел и обидчика на себе приволок.

– Серёга, справочку мне нацарапай по телесным, да я поеду.

– А что, допрашивать их не будешь? Они оба контактные и вполне способны рассказать, что с ними стряслось.

– Да ну их в баню! Мне только их душещипательных историй не хватает. Как я понимаю, им спешить некуда, да и устал я сегодня чего-то. Смена через час кончается, а тут с ними возни часа на два с лишним. Да и к тому же ты что, не обратил внимания, с каким рыжим ангелом я приехал? Неужели ты думаешь, что я хочу тратить своё свободное от защиты родины время на них, а не на неё? Так что ты не выпендривайся, черкни справочку, мол, так и так, на момент приезда милиции, с прискорбием констатирую, что бедолаги ещё не вышли из наркоза. К полудню приедет новая смена и соберёт материал в полном объёме.

– Против истины грешить заставляешь.

– Да брось ты! В первый раз, что ли?

– Только в память о нашей старой дружбе!

– Ты сейчас это сказал, чтобы пятьсот рублей мне не отдавать? – на всякий случай поинтересовался я.

Пока реаниматолог пишет справку, идём искать врача приёмного отделения. С трудом отыскиваем его в процедурном кабинете. Ощущаю себя полным Козловым, в том смысле, что застаю врача тискающим молоденькую медсестру. Я больше чем уверен, что меньше всего на свете он хотел бы сейчас увидеть меня или любого другого посетителя, мешающего ему вести нормальную служебно-половую жизнь.

Стараясь быть тактичным, негромко покашливаю:

– Извините, доктора Васильева здесь нет?

О Боже! Ну и лицо у него! Ну, в смысле выражение лица. С таким только заикание лечить.

– Я Васильев. Что у вас?

– Собственно, у меня немного. Просто жизнь не сложилась, денег хронически не хватает, но об этом мы в другой раз поговорим, а сейчас меня интересует, как к вам попали два ночных приятеля – грабитель и его жертва неудавшегося преступного замысла, кто их привёз и вообще…

– Да никто их не привозил, – пожимает плечами врач. – Где-то около четырёх часов ночи открываются двери и, вот так же бестактно, как вы, вваливается этот дохляк, в смысле худощавый, с ножом в боку, и за шкирку волочит за собой еще кого-то, как потом выяснилось, грабителя. Вот, собственно, и всё. Я их быстренько осмотрел и обоих в операционную.

– А откуда вы знаете, кто кого из них грабил?

– Это уж потом выяснилось, худой сам рассказал, когда я его осматривал. Шибко он интересовался, мол, не убил ли, ненароком, своего обидчика. Я его ещё успокаивал, убить, мол, не убил, но на инвалидность определил – это точно.

Пока я хожу за справкой, Маша быстренько записывает показания врача, и мы возвращаемся в отдел.

8 ч. 30 мин. Развод у начальника РОВД

Памятуя о моих ночных подвигах, опоздание на дежурство мне не припомнили, более того, начальник пообещал поощрить меня премией. Но премию он мне, хоть и пообещал, но не даст. Он всегда так делает: обещает и не даёт. А куда ему деваться? У него две дочери, обе замужем за ментами, старший зять взял в кредит машину, так что мы понимаем нужды начальника и не обижаемся на него.

А вот то, что за Машкой заехал такой же молодой, как и она, лейтенант, меня поначалу огорчило. А затем я порадовался, что пока она не променяла своего лейтенанта, на меня, старого придурка.

Так что пойду приму мзду с провинившегося соседа: надо отремонтировать двигатель на моей машине, купить новую зимнюю резину, заняться… И, кстати, надо не забыть позвонить моей утренней стриптизерше – жопастенькой Виктории. Пусть топает со своим благоверным в психушку искать доктора Потапова. А потом я буду ждать её у себя дома, чтобы она сполна могла погасить образовавшийся у неё передо мной должок.

В конце концов, кто-то ведь должен бросить свои стринги на мои трусы «Ну, погоди!».

Глава 2
«Шел трамвай, четвёртый номер…»

Все описанные события и герои выдуманы и являются плодом больного воображения автора.

Но тогда, блин горелый, на кого же они так похожи?

Утро не задалось с самого начала. И в этом не было ничего удивительного. Даже наоборот. Как раз это было нормально. Вот если бы утро задалось, это было бы странно. Машина не заводилась, впрочем, как всегда. В пробке я простоял сорок минут и опоздал на оперативку, дав повод начальнику влепить мне по первое число. Но учитывая, что сегодня тридцатое, досталось мне, в общем-то, и немного.

Не успела закончиться оперативка, всех в срочном порядке собрали в актовом зале. Начальник РУВД занудно бубнил о необходимости усилить, укрепить, установить персональный контроль…

Я смотрел в окно и думал о том, что наконец-то наступила весна. И хотя почки ещё не проклюнулись, листиков ещё не видно, общее настроение уже чувствовалось. Шустрый воробей бодро прыгает по подоконнику и, с интересом наблюдая за придурками, непонятно для чего набившимися, как кильки в банке, в тесном помещении. Я тоже этого не понимаю, но, в отличие от воробья, я облечён служебными обязанностями и доверием государства. А воробышек всё прыгает и прыгает по подоконнику, всем своим видом призывая плюнуть на всё и бежать на улицу. Разве ему объяснишь, что я птица совсем не свободная? Я легонько щёлкнул пальцем по окошку, и воробышек, обиженно чирикнув, улетел. Легче не стало, но хотя бы он перестал меня раздражать.

– Я не понял, что он сказал? – спросил сидевший слева от меня следователь Морозов, кивнув в сторону сгорбившегося на трибуне начальника РУВД.

– Вряд ли он и сам понял, что сказал. Но в сжатом виде его мысль я бы выразил так: «На улице весна, щепка на щепку лезет, а у нас все, как и прежде, – дятел дятлов в головы долбит».

– Да ну?!

– Вот тебе и «да ну»!

Причина моего кислого настроения проста. Вчера мы шуровали по разным бомжачьим закоулкам, отыскивая одного человечка, которого мы сильно и весьма обоснованно подозревали в убийстве своего товарища, ну в смысле, его товарища.

Ближе к вечеру, уже порядком вымотанные и злые, на границе района, почти у городской свалки, мы наткнулись на нелегальный пункт приёма цветного лома, где, собственно говоря, и задержали разыскиваемое нами существо. Но радость наша была бы неполной, если бы мы не обратили внимания на сам приёмный пункт. Судя по всему, бизнес в этом месте процветал и процветал вполне успешно, что называется, в полный рост. Неиссякаемой чередой толпы бомжей, сгорбившихся под тяжестью мешков с цветным ломом, с разных сторон тянулись к приёмному пункту. Пошушукавшись между собой, мы решили с помощью пары-тройки наводящих вопросов выяснить, кто из ментов местным бизнесюгам «ставит крышу».

Решить задачу взялся второй старший опер из нашего отделения Егор Карбитов («хитрый, коварный мент», как он о себе думает). Просто и незатейливо он подошел к приёмщику и, треснув ему в лоб, задал, с его точки зрения, наводящий вопрос:

– Кому из ментов за «крышу» платишь?

Поменжевавшись пару секунд над глубиной смысла заданного ему вопроса и получив ещё раз в лоб для быстроты мышления, приёмщик выдал на гора ценнейшую информацию, проанализировав которую, мы пришли к выводу, что «крыша» – это старший опер из соседнего РУВД.

А это, надо сказать, непорядок. Посторонним на нашей земле «крышу ставить» можно, но при этом жизненно важно отстегнуть откупные «хозяевам». На том и порешили. Плату назначили небольшую, но достойную, и время на «стрелочку» указали через три часа. Предупредили, что если так называемая «крыша» останется недоволен нашим взвешенным решением, то мы будем рады видеть его на нашей дружеской вечеринке с последующим битьём его физиономии. После чего с чувством хорошо выполненного дела мы закинули нашего бомжика в багажник моей машины и отправились в РУВД добиваться от него истины по делу.

Время пролетело незаметно, пока достучались до совести, пока получили явку с повинной, пока дождались следователя, глядь, а уже наступил и назначенный час «справедливой» расплаты.

– Антон! Мы отскочим минут на двадцать по другому делу, пока ты бомжика допрашиваешь? – спросил я у следователя. – Всё равно мы пока тебе не нужны.

Не отрываясь от протокола, следователь согласно кивнул, и мы отправились на «стрелку».

День клонился к финишу, и до логова чёрных гномов-копателей добрались в начинающих сгущаться сумерках. Почему «чёрных гномов-копателей»? А вот почему: бомжики, откопав медный кабель, обжигают его на костре, от чего с ног до головы покрываются чёрной сажей, потому что не обожженный от изоляции кабель в приёмку лома не принимают. Жизненный цикл у этих черных гномов, хотя и замкнутый, но стремительный, и гигиена в нем просто не предусмотрена, ведь жизнь так скоротечна, а надо еще успеть «залить шары» на вырученные от реализации кабеля средства. А утром снова в «поле» на поиски кабеля. Так и вертятся как белки в колесе, грязные и чумазые с ног до головы.

Прибыли на место, идём, разговариваем, строим радужные планы, кому в первую очередь отдадим долги, а кто пока сможет и подождать. Иногда громко и выразительно ругаемся матом, когда кто-нибудь из нас попадает ногой в жидкую грязь.

Навстречу нам из-за кучи металлолома высунулась хитрая и непонятно, отчего довольная рожа приёмщика:

– А, припёрлись! Весьма кстати! Вас тут давно ждут!

И добавляет, почесав грязным пальцем в своей башке:

– Уроды убогие!

– Что?! Что ты сказал, инвалид детства? Сможешь это повторить ещё раз? – дрожащим от негодования голосом уточняет Егор. Видимо, до его ума не сразу доходит, что кто-то может назвать его убогим уродом без необратимых для себя последствий. Лицо Егора начинает покрываться красными пятнами, что заметно даже в сгущающихся сумерках, а это, скажу я вам, очень нехороший признак.

А тут ещё, как нельзя некстати, раздается дикий и необдуманный визг из кустов:

– Руки в гору! Рылом в землю! Это милиция!

– Вот тебе на! Прям вот так сразу и рылом в землю! – отвечает в сторону кустов Карбитов.

– Ты чё, падла, меня не понял?! На землю, я сказал! А то откроем огонь на поражение! – кто-то невидимый очень истерично визжит из кустов.

– Да поняли мы, поняли. Приказ у тебя такой: ввиду особой опасности нашей банды живыми нас не брать! Да вот только неувязочка у тебя, родимый, вышла. Территория тут наша, да и грязно здесь, чтобы рылом в землю тыкаться, – говорю я.

– Твои проблемы!

– Ну это как раз понятно, – соглашаюсь я. – Ты это, не храбрись за кустами, выходи, поговорим.

– Ага! Выходи, Глеб Жеглов хренов! Сейчас мы из тебя Горбатого делать будем, – оживился Егор.

На мой взгляд, зря он это сказал. И в подтверждение моих пессимистических предположений из кустов раздаются три выстрела. Судя по свисту пуль над нашими головами, эти «альпийские стрелки», наплевав на инструкции, шмаляют совсем не в звёздное небо.

– Твою мать!

Не имея иного выбора, мы как подкошенные попадали в жидкую грязь.

– Ну, суки! Вы первые начали! Я ведь предлагал всё решить миром, на кулаках! – орёт в сторону кустов Егор, выхватывает из-за пазухи пистолет и открывает ответную стрельбу по кустам.

Макс, поглядев на Егора, решает не отставать от старшего товарища – в конце концов, не зря же его облекли высоким доверием и притащили из тёплого кабинета сюда, под пули, да ещё окунули в грязь по самые уши. Достав из наплечной кобуры свой ствол, он поддерживал Егора прицельной, и, я бы даже сказал «ворошиловской», стрельбой. А я просто поддался общему бодрому настроению и тоже начинаю палить. В конце концов, кто останется жив, тот и прав. Канонада стоит весёлая, в ход пошли уже и запасные обоймы, благо патронов левых у каждого после зачетных стрельб образовалось достаточно.

– Эй, мужики! – кричат из кустов. – А вы чё, натуральные менты?

– Нет, бля! Плюшевые! – ору я в ответ.

– И пистолеты у нас пистонами заряжены! Не веришь? Высунь башку! Я живо в ней дырок для вентиляции мозга наделаю, – зло развивает мою мысль Егор.

– Поговорим? – предлагают из кустов.

– Исключительно свежая мысль! Выходи!

Мы поднимаемся с земли и отряхиваем одежду.

– Твою мать! Только утром чистые брюки надел! – негодует Егор.

Из кустов выходят две фигуры и направляются в нашу сторону.

– Макс! Мне кажется или нет? – спрашиваю я у Максима.

Максим всматривается в темноту:

– Нет, Михалыч, тебе не кажется.

– Вова?

– Михалыч! Ети твою мать! А я думаю, ну кто так, в натуре, нагло мог наехать на моих людей! Как дома дела? Слыхал, ты опять развёлся?

– Не развёлся, а обрёл свободу. А как у тебя дела? Детишки здоровы?

– Все, слава богу!

Я крепко жму протянутую мне руку, и мы с моим недавним спарринг-партнёром по пулевому многоборью хлопаем друг друга по плечам. Не то чтобы мы друг в друге души не чаем, просто нельзя жить одним днем. Сегодня начальник отделения по борьбе с квартирными кражами из соседнего РУВД «ставит крышу» на нашей территории, а завтра, глядишь, мы на его «земле» какую-нибудь авантюру замутим.

– Дай я его тоже обниму, – зло бормочет Егор. – А то, по его милости, я весь в говне извалялся!

Поначалу Вова вроде проявил радушие и даже растопырил объятия, но, взглянув на грязного Егора, шарахнулся от него, как от чумы.

– Я в другой раз тебя обниму! – прячась за мою спину, обещает Егору Вова.

Приёмщик из-за кучи металлолома смотрит на нас и ничего не понимает, кроме того, что лично для него эта встреча старых друзей ничем хорошим не кончится.

– Выходи, горе-бизнесмен! – говорю я ему. – Будем делать калькуляцию убытков и морального вреда.

Приемщик, смирившись со своей судьбой, понуро выходит из своего укрытия. Мне почему-то кажется, что сейчас он очень жалеет, что сразу не договорился с нами.

– Я буду калькулировать, – твёрдо заявляет Егор. – У меня штаны все в говне! Кстати, а за «уродов» полагается отдельный бонус!

Спору нет, аргументы железные, против них не попрёшь. Мы с Вовой согласно киваем и отходим в сторону обсудить сложившуюся ситуацию, чтобы она не ушла дальше присутствующих. Лишняя слава, тем более такая, никому из нас не нужна.

Как известно, всё хорошее когда-нибудь кончается, вот и это занудное совещание наконец-то закончилось. Но к этому счастливому моменту солнышко успело спрятаться за тучи, и с неба полетел противный холодный дождь со снегом. А ещё вместе со снегом с неба начала валиться какая-то непонятная гадость, град не град, больше это падающее нечто напоминало выброс местного химического завода. Наверняка это так и есть. Пользуясь удачным стечением обстоятельств, «химики» не могут отказать себе в удовольствии попытаться подорвать шаткий экологический баланс на Земле.

Впрочем, это нормально: они всегда поступали именно так. И хотя их попытки пока не привели к сколько-нибудь зримым результатам, стоит начаться дождю – они вновь и вновь пытаются взорвать мир. Оптимисты хреновы!

В гнусном настроении я, сумрачный, брожу по коридорам конторы в поисках жертвы, на ком бы смог вволю отыграться, чтобы хоть немного поднять себе настроение. Но куда бы я ни заглядывал, личный состав, узрев мою смурную рожу, протискивающуюся между дверью и косяком, усиленно имитировал рабочий настрой, шурша бумагами и стуча по клавиатурам. Настроение с каждой минутой становилось всё хуже и хуже. Чувство гибельного конца становится всё ощутимее! Меня даже стали посещать крамольные мысли: а не поработать ли мне самому?

Так и не найдя хоть какую-нибудь мало-мальски пригодную для расправы жертву, я вернулся в свой кабинет, твёрдо решив сесть играть в карты с компьютером, справедливо полагая, что это избавит меня от всё нарастающего желания сделать хоть что-то полезное.

Мой сосед по кабинету, Петька, сегодня дежурит. В кабинете напротив него сидит посетительница. По похотливой Петькиной роже открытым текстом читается: «Мера моего участия в раскрытии совершенного в отношении вас преступления напрямую зависит от степени вашей половой распущенности». По всему видать, посетительница это тоже понимает, и данная мысль её ничуть не пугает.

На меня эта идиллическая картина навевает соответствующие мысли. От чего женщины больше получают удовольствия: от секса или от предвкушения секса? От ожидания! От предчувствия новизны! Потому как, по моему разумению, в самой технике секса мало что изменилось с тех самых времён, когда Ева скормила яблоко лоховатому Адаму и они слились в объятии. С мужиками все просто: не внемля опыту предыдущих поколений, они ищут ту, что поперёк. И правильно делают! Просто надо не терять надежду и искать, искать, искать и искать! Ну а раз желания особей, я имею в виду Петьку и посетительницу, во многом совпадают, то я справедливо полагаю, у них всё получится.

Взглянув на проклевывающуюся лысину на Петькиной макушке, я не могу отказать себе в удовольствии запустить ложку дегтя в ведро мёда нарождающегося взаимного влечения и задаю ему вопрос:

– Петя, а знаешь, почему лысеют молодые мужички вроде тебя?

– Знаю! Им дырку в башке протирают своими злобными и завистливыми взглядами престарелые ловеласы вроде тебя.

Видимо, я старею, становлюсь брюзгой и, что самое обидное, теряю быстроту реакции. За что, собственно, сейчас я и получил заслуженную оплеуху.

– Да?! А я думал, из-за высокого уровня тестостерона в крови, ведущего к неизбежной гиперсексуальности, – говорю я, стараясь с меньшими потерями выкрутиться из щекотливой ситуации.

– Гиперсексуальности?! – оживляется до этого безучастно слушавшая нашу перепалку посетительница.

Прерывая обещающий быть интересным разговор, у меня на поясе завибрировал сотовый телефон. Номер не определился.

– Какого чёрта! – рычу я в трубку.

– Привет, Михалыч! Не поверишь, но я тоже рад тебя слышать!

Звонит мой старый корефан, дружба с которым связывает нас с первой встречи в песочнице. Я рад этому звонку, встречи с этим человеком обычно приносят мне радость и дают мне заряд жизненной бодрости.

– Привет, Толя.

– Как настроение?

– Полная жопа.

– И у меня жопа. Как смотришь, может, нам плюнуть на все да поехать погонять шары?

Особо важных дел, которые я бы не мог отложить на завтра, у меня нет, поэтому я решил использовать предоставившуюся возможность окончательно не переругаться с коллегами, и принимаю Толино предложение.

– Если меня кто спросит, я в областной прокуратуре. Буду вечером, – бросаю я Петьке, и немного подумав, добавляю: – Или не буду, но в любом случае я на «сотке».