Текст книги "Наряд, сука, – дело святое!"

Вы даже представить себе не можете лица этих людей, когда на месте так искренне убивающегося курсанта милиции они обнаружили рассыпанные красные бусы и огромнейшую кучу свежего дымящегося на морозном воздухе дерьма. Куча, я вам скажу, была действительно выдающейся. Таких огромных куч я больше не видел никогда в жизни. Думаю, не надо объяснять, что вся комбинация была построена на отчаянной смелости Фёдора и обрезанных по колено брюках.

В тот день я поднял не только кучу денег, еще я сделал неутешительный вывод, что из меня ничего путного, с моим блестяще извращенным умом, не выйдет. Ну разве что хороший сыщик.

…Теперь, я надеюсь, понятно, почему находчивость задержанного извращенца не произвела на меня ровно никакого впечатления!

19 ч. 00 мин. Служебный кабинет

Всё, пора отправляется к Машеньке. Допив кофе и раздавив окурок в пепельнице, я встаю из-за стола. И в ту же секунду дверь распахивается и как ураган в кабинет врывается инспектор по делам несовершеннолетних Лена Локтева. Даже не поздоровавшись, она с порога задает вопрос:

– У тебя что-нибудь поесть найдется?

– Проголодалась, милая? Сейчас посмотрим. – Я достаю пакет, которым на выходе из кабака меня снабдил Давид, и начинаю выкладывать его содержимое на стол: шашлыки, долма, салаты, зелень и ещё много чего.

– Присаживайся, угощайся, дорогая гостья! – с нарочитым армянским акцентом говорю я.

– Да это не для меня!

– А для кого? Я его знаю? Зарежу!

Ленка подходит к двери и зовет:

– Сорокин, зайди!

На пороге появляется непонятное, жутко грязное, всклокоченное и оборванное существо. Обращаясь к нему, Ленка говорит:

– Садись, ешь! И не забудь потом дяде сказать спасибо.

Существо подсаживается к столу и вначале робко, а затем всё быстрее и быстрее начинает набивать себе рот всем подряд.

– Не торопись, никто у тебя ничего не отнимет, – поглаживая мальчишку по нечёсаной голове, говорит Ленка.

Что тут говорить? Я закуриваю и отворачиваюсь к окну, чтобы не смущать ребёнка. Ленка всхлипывает, слёзы катятся по её лицу, оставляя большие тёмные пятна на воротничке форменной рубашки.

На сколько её хватит, этой молодой и такой доброй женщины, если она так будет рвать своё сердце, работая с этими заброшенными и никому не нужными ребятишками? Конечно, всех не обогреешь, но она очень старается, и все мы её за это сильно уважаем.

Накормив ребёнка, Ленка уходит, а я собрался пойти к своей даме сердца, но, как только я подхожу к двери, на столе у меня начинает трезвонить телефон. Вздохнув, я снимаю трубку:

– Савранский, – говорю я в трубку.

– Это ты? – раздаётся в трубке свирепый и полный негодования голос.

– А, привет! Я думал о тебе. У тебя что-то стряслось? Не иначе, беда какая, – говорю я с деланым сочувствием в голосе.

В трубке что-то булькает и мыкает. Сразу понятно, что человек ищет нужные слова. А так как в словарном запасе слов у него не очень много, а те, что есть, в большинстве своём матерные, процесс явно затягивается. Поэтому я считаю своим долгом помочь своему телефонному визави.

– Э! Але! Не тяни резину! Соберись и излагай!

– Ты знаешь, что я с тобой сделаю, мент поганый?

– Ну надо же! Каждый раз повторяется одно и то же! – вздыхаю я. – Зря ты так. Ничего ты со мной не сделаешь. Потому что ты вовсе не крутой перец, как ты по ошибке о себе думаешь!

– Да ты что! – с иронией замечает мой собеседник.

– Точно-точно! Я в этом уверен. А знаешь, почему?

– Очень интересно!

– Ну не так уж и интересно, как тебе кажется. Но всё равно, послушай. Твоё дело с зоны о тесном сотрудничестве с тамошним кумом{ Кум – начальник оперативной части колонии.}, о котором ты, наверное, хотел бы забыть, лежит у меня в сейфе, а что это значит?

– И что же это значит?

– Ничего особенного, кроме того, что теперь ты «дятел» из моей личной стаи и стучать отныне ты будешь в мой сейф.

– А если не буду?

– Да брось ты, будешь как миленький. Ты, наверное, не понял, это не предложение.

– Тебе никто не поверит, – без уверенности в голосе говорит мой собеседник.

– Мне поверят. Ты наведи справки, за меня тебе люди скажут, что мент я авторитетный. И, пожалуйста, не мучайся, как зализать нанесённую мне душевную рану, Я не буду составлять длинный список всего, в чём я остро нуждаюсь, просто отремонтируй в машине все, что ты успел в ней испортить. Ну, что? Договорились?

– Договорились.

– Может, у тебя какие-нибудь возражения есть или предложения?

– Нет.

– Ну, вот и славно. Значит, нас ждёт крепкая и долгая дружба, надеюсь, до гробовой доски, естественно твоей. Утром в 9:30 жду тебя в своём кабинете. Попрошу не опаздывать, а то мне после дежурства положено отдыхать и наслаждаться покоем. Кстати, скажи, пожалуйста, ты уже жалеешь, что со мной связался?

– Да уж!

– А знаешь, я этому рад.

Не тот крутыш пошёл, ой не тот! Прежний-то машину бы мне от обиды сжег или ещё какую пакость учудил. А этот? Услышал, что я о нём кое-что знаю из его прежней жизни, и скис. Слабак! Прав был все-таки мой первый учитель оперативного мастерства Виктор Игнатьевич: знания – сила, а знания человеческих тайн – двойная сила.

А произошла, в общем-то, банальная вещь. Как говорил Карлсон: «Ерунда! Дело житейское». Возле моего подъезда есть крохотная площадка для парковки пары автомашин. Так повелось, что испокон веку я там ставил свою старенькую «девятку», и в общем-то это никому не мешало, все к этому привыкли. Но всему, даже хорошему, всегда приходит конец.

Появился у нас в доме новый сосед, да не какой-то обычный, а крутой, как он о себе думал. Само собой разумеется, место на парковке, на его взгляд, было только на одного. Думаю, что объяснять не надо, кто с парковки должен был свалить. А я, бестолочь такая, закочевряжился. Не скажу, что сосед меня не предупреждал. Предупреждал и даже угрожал, но пойти со мной на соглашение, оказалось ниже его гипертрофированного достоинства, поэтому попытки решить вопрос миром, полюбовно, так сказать, ни к чему хорошему не привели, за исключением того, что о себе и своей сексуальной ориентации я узнал много нового и интересного.

За своё упрямство я пару раз поплатился. В первый раз он со своими корешками облил мою машину пивом, в другой раз спустил мне колёса, ну а апофеозом были разбитые подфарники на моей многострадальной «девяточке». Это, так сказать, была последняя капля, и моему терпению пришёл конец, но насколько будет изощрённа моя месть, он даже представить себе не мог.

Месть – это блюдо, которое подают холодным, и я не смирился со своим незавидным уделом неудачника, как, наверное, по своей наивности, подумал мой сосед. Перво-наперво через свои связи в криминальных кругах я навёл справки, что это за тварь. Пробил его по местам лишения свободы и прежним судимостям, и всё, что я узнал, меня сильно порадовало. Таким образом, победа в нашей борьбе, подкреплённая собранными мною тайными знаниями о своём противнике, была мне обеспечена, и я ровным счётом ничем не рисковал, ну если только в результате проигрыша ему бы пришлось купить мне новую машину, что, к слову сказать, меня бы вполне устроило.

Но он-то об этом не знал.

К реализации плана мщения я приступил вчера вечером. Как только мой сосед поставил свою машину на парковку, я решил, что настала пора поставить точку в этой затянувшейся истории. Не теряя времени, я приступил к решительным партизанским действиям. Замочил на кухне заблаговременно припасенную пшенную крупу, ни много ни мало восемь килограммов, замочил бы больше, для «любимого» соседа мне ничего не жаль, но больше пшённой крупы в магазине не оказалось, и под покровом ночи «мерседес» своего соседа, весь играющий свежим лаком, я с ног до головы обмазал этой дрянью.

То, что я увидел утром, пролило мне бальзам на израненную обидами душу. На «мерседесе» не было ни одного зернышка, но представлял он из себя одну огромную кучу голубиного помёта, даже очертания «мерседеса» в этой куче дерьма угадывались с большим трудом. Чтобы мой «друг» не ломал себе голову, кто это сделал (а я полагаю, что людей, желающих выкинуть с ним такую штуку, на земле нашлось бы немало), брезгливо оттянув «дворник» лобового стекла на его «мерсе», я сунул под него клочок бумаги с моим именем и телефоном. А уходя, чтобы быть уверенным, что моё послание дойдёт до адреса, я достал из кармана шило и проколол «мерседесу» все колёса.

19 ч. 45 мин. Служебный кабинет

Юного следователя Машеньку я так и не застал. Пока я беседовал с соседом, её, мало-мальски очухавшуюся, дежурный заслал на квартирную кражу. Эх, не даёт мне преступность наладить полноценную личную жизнь.

Не спеша я прибрал на столе и почувствовал, что за день я устал, заныла спина, и, чтобы дать ей отдохнуть, я решил прилечь на диван. Как ни крути, а спортивная юность и беспутно прожитые годы берут своё.

Сейчас все скажут: «Ой-ой-ой! У него и диван в кабинете есть! У него прям не кабинет, а санаторий какой-то, так не бывает!» А почему, собственно, не бывает? Ещё как бывает. Давно уже минули те времена, когда я мог спать даже сидя на стульях. Первой, как предмет уюта, в моем кабинете появилась раскладушка, но, как известно, время не стоит на месте, и вот уже проснулась тяга к комфорту, которая и воплотилась в старом диване моей второй тёщи.

Нет, тяга к комфорту появилась раньше, значит, это диван первой тёщи. Точно, первой. Или все-таки второй? Да какая разница! Главное, он у меня в кабинете есть. А когда пружина из дивана при неловком движении впивается мне в бок, я этих змей, своих бывших тёщ, всегда вспоминаю «добрым» словом.

Вот третья тёща не была такой. Она с барского плеча подарила мне старый неисправный электрический чайник, который лет пять без дела валялся у неё. Если быть до конца честным, она не хотела мне его дарить, она отдала мне его, чтобы я его отремонтировал, да всё как-то руки не доходили, а после развода он у меня остался как трофей и память о семейной жизни.

Вообще-то она у меня была заботливая, она мне даже кипятильник подарила, чтобы я не ел на работе всухомятку. В память о ней я посадил в чайник кактус и не поливаю его принципиально, но он вопреки всему растёт и цветёт каждый год, гад.

Но картина комфорта была бы не завершенной, если бы я утаил, что в кабинете у меня есть ещё и японский телевизор, доставшийся мне в качестве трофея от одного квартирного вора. Он так и не вспомнил, где его украл, а я так и не нашел его хозяев, и как добрый человек дал приют этому сироте бездомному, в своём кабинете.

Правда, телевизор старый, и в треснувшем корпусе, но всё равно настоящий, японский. И завершают ансамбль моего рабочего кабинета компьютер с DVD-приводом и лазерным принтером – предметы моей особой гордости, а также одновременно предметы зависти многих моих коллег.

Их мне подарил Толян, мой старый друг детства. Логика его рассуждений была проста и изящна: старому майору не иметь в кабинете компьютер не просто несолидно, а даже как-то позорно. В кабинете, правда, есть ещё видак, но его где-то спёр Петька, и его историю я не знаю. Ну что? Неслабо я устроился? Иди и ты работать в милицию, и у тебя тоже всё будет! Может быть, не сразу, но с годами – обязательно.

21 ч. 30 мин. Служебный кабинет

Просыпаюсь я от громкого и весьма настойчивого стука в дверь. Не самое приятное пробуждение, в моей жизни случались пробуждения и получше. Часы показывают половину десятого вечера. Если бы не этот нехороший стук, можно было бы сказать, что я хорошо поспал.

Как только я открываю дверь, в кабинет вваливаются Палыч с Семёном. Следом за собой они втягивают какого-то бледного, как полотно, мужика, который явно не чует под собой ног. Вся компания как-то странно и бешено вращает глазами. Мне почему-то сразу становиться понятным, что появление этой троицы в моём кабинете ничего хорошего мне не сулит.

– Спокойно, здесь вы в безопасности! Здесь почти ничто не грозит вашей невинности, итак, что у нас стряслось плохого?

В отличие от Егора и Палыча принесённый ими с собою мужик первый берёт себя в руки. Из его сбивчивого рассказа картина вырисовывается довольно некрасивая. А дело вот в чём: его старая школьная подружка живёт в другом городе, но в наш городишко приезжает довольно регулярно навещать двух своих братьев-алкоголиков. Работать братья давно разучились, да и не испытывают особой тяги к труду, ну а пожрать, само собой, были не прочь ежедневно, да не по разу. Вот чтобы, значит, эти два моральных урода с голоду не подохли, и попросила добрая женщина, своего старого друга изредка завозить этим двум дегенератам продукты, оставив ему немного денег и взяв с него обещание денег этим акробатам в руки не давать.

На мой взгляд, старой дружбой тут и не пахнет, больше похоже на то, что старая любовь не ржавеет. А впрочем, это не моё дело. Так вот, как раз сегодня у мужика выдалась свободная минутка, и он привез своим подопечным продукты. На звонок в квартире никто не отозвался, и он своим ключом открыл дверь. Внутри было тихо. В комнатах никого не было. Когда же он вошел на кухню, то на полу увидел труп без рук, без ног, без головы, а рядом стоял пустой мешок из-под сахара, из которого торчала нога. В ужасе захлопнув дверь, он выбежал на улицу, прыгнул в свою машину и примчался сюда.

Что и говорить, скверная история. Времени терять нельзя ни минуты, ведь преступник, приготовивший для выноса части тела, а в этом я ни на секунду не сомневался, вернётся в квартиру, чтобы закончить начатое им дело.

– Где ключи? – спрашиваю я у мужика.

– Вот. – Мужчина трясущимися руками лезет в карман и подаёт мне связку ключей.

– Вот этот, жёлтый, от их квартиры.

Всякое, конечно, бывает, но не похоже, что мужик решил нас разыграть, и потому я быстро беру ситуацию в свои руки. Перво-наперво, отдаю дежурному необходимые в таких случаях распоряжения, что помогает ему выйти из ступора и начать думать и действовать:

– Всё, Палыч, хватит тут торчать соляным столбом, давай быстро звони руководству, докладывай и собирай группу, а я на хату. Связь будем держать по моей сотке. Вопросы и ответы только через sms.

– Понял, понял, Михалыч. А ты что, в засаду пойдёшь? – спрашивает очевидную глупость Палыч.

Ничего не скажешь, уместный вопросик.

– Нет, я за печенью, пока она ещё тёплая. Печень человечью, понимаешь ли, я очень люблю.

– Шутишь, да?

– Ну что ты, какие шутки! Тебе как начинающему каннибалу порекомендую язык. Привезу, дома отваришь – от свиного не отличишь. Под хреном с водочкой – пальчики оближешь.

Быстро переодевшись в цивильное, забираю у мужика ключи, и через 10 минут я уже на месте. Бросив свою машину в соседнем дворе, я, разыгрывая слегка подвыпившего гражданина, захожу в подъезд, где расположена нехорошая квартира. Минуту посидев на лавочке у подъезда, я проверяюсь, не наблюдает ли за мной кто-нибудь и, не заметив ничего подозрительного, я вхожу в подъезд.

В подъезде тихо. Поднявшись на нужный этаж, я нахожу квартиру, в которую мне предстоит попасть, и, прильнув ухом к двери, долго прислушиваюсь к тому, что происходит внутри. Убедившись, что в квартире всё тихо, достаю пистолет и, отперев дверь, тихонько проскальзываю внутрь.

Замерев у дверей и сжимая в руках мгновенно ставшую мокрой от пота рукоятку пистолета, опять прислушиваюсь к шорохам внутри квартиры. Хрен его знает, что меня там ждёт. Даже врать не стану – страшно. Но, слава богу, всё вроде тихо. Не убирая пистолет, достаю фонарь и включаю его на самый маленький поток света, так, чтобы его отблески не были заметны, если кто-то наблюдет за окнами с улицы.

В квартире стоит тошнотворный запах свежей крови. Начинаю потихоньку осматриваться. Квартира двухкомнатная. Быстро, стараясь не шуметь, прохожу в дальнюю комнату и начинаю осмотр с неё, чтобы быть уверенным, что за спиной у меня никого нет. Меньше всего мне хочется «получить по чайнику» и оказаться ещё одним разделанным трупом, у меня ещё столько дел не доделано: например, радость секса с Машенькой не испытана, благодарность с соседа не получена, потолки дома не побелены (кстати, надо не забыть позвонить маляру) и вообще, помирать мне ещё рановато.

В комнатах, чулане и ванной с туалетом пусто, и я приступаю к самому интересному – осмотру кухни. Чем больше я приближаюсь к кухне, тем сильнее подошвы ботинок прилипают к полу и отрываются с эдаким неприятным треском. В тишине это производит почти оглушительный звук. И вот моему взору предстаёт то, что на мужика, посетившего квартиру до меня, произвело неизгладимое впечатление, а именно – расчлененный труп. Не соврал мужик, и впрямь ни ног, ни рук, ни головы. А вот и орудия производства: ножовка по дереву, вся в крови и с волокнами тканей на зубьях.

Интересно, как этот доморощенный патологоанатом перепиливал кости столь не приспособленным для этого дела инструментом? Присаживаюсь перед трупом на корточки. Ага, вот и ответ: он ему кости просто молотком перебил, а потом дальше пилил. Вот и молоточек, далеко убирать не стал. И правильно, работа ведь еще не закончена. Способный, паразит.

Кровь вокруг трупа ещё не запеклась, значит, совсем свежий. Чтобы убедиться, к месту на трупе, не выпачканному кровью, прикладываю руку. Действительно, тёплый. Мешок с «запчастями» тоже на месте, а это значит, велика вероятность, что мясник вскорости вернётся.

Я возвращаюсь в комнату. Порывшись в шкафу, нахожу чистую простыню. Даже удивительно, как она тут смогла сохраниться. Затем выкручиваю лампочку в комнате, и, накрыв кресло найденной простыней, устанавливаю его таким образом, чтобы, оставаясь незамеченным, иметь возможность видеть коридор и проход на кухню.

Ну вроде всё готово. Остаётся только ждать. Никто не знает, сколько мне придётся сидеть в такой «приятной» компании. Набрав номер телефона Семёна, я сообщаю ему что информация, полученная от мужика, нашла своё самое что ни на есть материальное подтверждение.

Поудобнее устроившись в кресле и расположив ноги так, чтобы они не затекли, я прикрываю глаза и предаюсь воспоминаниям. Не знаю почему, но вспомнилась встреча последнего Нового года. Праздник выдался чудесный. Вот только Деду Морозу зря рожу разбили. Но он сам виноват. Зачем было настаивать, что все менты – козлы?

А ещё я вспоминаю себя счастливым двухлетним карапузом, гуляющим во дворе со своим отцом. Я поворачиваюсь к нему, чтобы поделиться каким-то новым жизненным открытием, и вижу его светящиеся добротой и любовью глаза. Их я запомнил на всю жизнь. Этот взгляд у меня всегда здесь, в сердце. Как он меня любил! Это в полной мере я смог ощутить только сейчас, когда отца уже нет в живых, а у меня растёт сын, которого по ряду причин, от меня не зависящих, я могу видеть очень-очень редко. Теперь моя жизнь идёт от встречи к встрече с ним. И когда он обнимает меня за шею, целует и спрашивает: «Любишь меня?», я знаю, ради кого я живу.

В дверном замке поворачивается ключ – и это сразу возвращает меня из нирваны к реальностям жизни. Сейчас начнется самое интересное, ведь этот клоун может быть и не один. В коридоре зажигается свет, слышны шаркающие шаги, на кухню проходит мужик примерно с меня ростом и моей комплекции. Это нормально, с таким я справлюсь. Загорается свет на кухне, слышно, как гремит чайник, снимаемый с плиты. Пить захотел, не иначе утомился, бедолага.

К слову сказать, у меня тоже в горле пересохло. Судя по тому, что наличие трупа на кухне у гостя не вызывает ровным счётом никакого удивления, раз уж он не грохнулся бесчувственным бревном рядом с покойником и не стал взывать о помощи, он именно тот, кого я жду. Но спешка в нашем деле – штука небезопасная, поэтому, стараясь не шуметь, я встаю с кресла и очень тихо начинаю продвигаться в сторону кухни. «Доктора Лектора» мне не видно, но зато мне очень хорошо его слышно. Он кряхтит, и слышно, как с шуршанием забрасывает, видимо за спину, приготовленный загодя мешок. Я встаю в тени простенка. Шаркающие шаги приближаются, и вот он уже рядом со мной. Идет, сгибаясь под тяжестью мешка, нелегко бедолаге.

– Бог в помощь! – негромко и очень спокойно говорю я.

Мужик от неожиданности охает, выпускает мешок, который с глухим стуком летит на пол, и поворачивается ко мне лицом. Я подпрыгиваю и правой ногой что есть силы наношу ему удар в солнечное сплетение. Пока он ловит ртом воздух, я успеваю завести ему руки за спину и защёлкнуть на них наручники. Как в кино. Только меня всего трясёт, я весь мокрый от пота да ещё подвернул ногу, когда приземлялся. Стар я для таких выкрутасов. Да и вообще, зачем полез? Что, помоложе, что ли, никого нет? Ну, что сделано, то сделано. Главное, что всё обошлось.

Сидя сверху на мужике, я закуриваю и негнущимися пальцами набираю Семёна.

– Да! – орёт в трубку Семён.

– Какой у тебя противный голос, но как мне приятно его слышать. Всё, давай собирай банду, я его взял.

– Дурак ты у меня, брат, но я тебя всё равно люблю! А, кстати! Пока я ждал твоего звонка, вспомнил фразу: «Сколько героев не были бы героями, если бы у них был здравый рассудок».

– Это точно, – соглашаюсь я.

Положив трубку, я принюхиваюсь к воздуху вокруг себя и констатирую факт:

– Слышь, кореш, да ты никак обосрался!

Через полчаса квартира кишмя кишит начальниками разного уровня. Здесь же прокурор района и начальник УВД города. От похлопываний у меня начинает болеть спина. Ничего не поделаешь – такова участь героя.

02 ч. 30 мин. Служебный кабинет

Сколько времени надо человеку, чтобы потерять человеческий облик? Одному и целой жизни не хватит, а другому и малости достаточно, чтобы превратиться в душегуба и убийцу.

– Проходи, давай наручники сниму. – говорю я задержанному. – Присаживайся, разговор у нас будет долгим. Курить будешь?

Как бы ни был он мне противен, будем соблюдать пятое правило Глеба Жеглова: «Если хочешь узнать о человеке всё, проявляй к нему искренний интерес». А мне от него явка с повинной нужна. Хотя явка с повинной со времен Генерального прокурора СССР Вышинского не является царицей доказательств, но при расследовании преступлений, совершенных в условиях неочевидности, где свидетелей нет и быть не может, явка с повинной сильно облегчит расследование и, в частности, может многое расставить по своим местам при установлении механизма совершения преступления.

Сейчас мы сидим и молча курим. Я думаю о том, где в его тупоголовой обороне найти брешь. О чём думает он, я не знаю, хотя и очень хотелось бы, но что не дано, то не дано.

А, чёрт, как болит нога! Видать, здорово я её потянул.

– А чьи это рисунки? – спрашивает меня арестант.

Ну всё, голуба, попался. Теперь ты мой. Сентиментален, купился на детские рисунки, развешанные у меня по стенам. Ну что ж, это хорошо. Сейчас мы эту тему разовьём. Я расскажу тебе о давешнем моём визитёре Сорокине, выдавлю из тебя слезу и предложу выпить. Потом я тебе подкину идею о превышении пределов необходимой обороны, а ты мне расскажешь, куда дел отрезанную голову, и напишешь явку с повинной. И все, а дальше уже пусть суд решает твою судьбу.

К четырём часам ночи всё закончено. Всё сработало, как и было задумано, на сто процентов. Вместе с явкой с повинной мужик передан на допрос следователю прокуратуры. Голову и без меня изымут, а для меня на сегодня героизма предостаточно. Открыв окно, чтобы проветрить помещение от своего недавнего визитёра, я ложусь на диван. К больной спине добавилась ещё и нога. Если так поедет, то к утру у меня вообще не одной здоровой конечности не останется. Но в этот момент я вспоминаю о Машеньке и, кряхтя, медленно поднимаюсь с дивана. «Тоже мне, герой-любовник! – чертыхаюсь я про себя. – Будь проклят» этот чёртов Зигмунд Фрейд со своим либидо{ Либидо (лат. libido) – влечение, желание, стремление) – в сексологии половое влечение. Одно из основных понятий психоанализа З. Фрейда.}!

Да ети его мать, дадут мне сегодня личной жизнью заняться или нет? Это я к тому, что только я собрался дойти до Машеньки, как в кабинет вваливается замначальника УВД города. Принесла же его нелёгкая! У нас с ним старая «дружба», терпеть друг дружку не можем, что называется, не на жизнь, а на смерть.

Осмотрев стены моего кабинета, он делает, несомненно, деловое замечание:

– Что это у тебя за хрень на стенах развешана?

– Детские рисунки, – пожимаю я плечами.

– Не дурак, сам вижу, что детские рисунки. Я спрашиваю, зачем?

Ну, насчёт «не дурак» я бы, пожалуй, мог и поспорить.

– Для релаксации. А вы полагаете, надо сменить экспозиции, ну, например, на репродукции Сораямы или Босха?

– Босх – это же поповщина какая-то!

– Если вы имеете в виду религиозные сюжеты, то это, пожалуй, Доре, а Босх – это больше чертовщина всякая.

– Ну почему ты такой? Вечно выпендриваешься!

– Не знаю, мать таким родила, наверное.

– Это точно, без башни она тебя родила. Потому и сидишь до сих пор всего-навсего старшим опером. И поверь мне, пока я жив, большего тебе не светит!

– Никто судьбы своей не знает, ничто не вечно под луной… – с выражением цитирую я известную поэтическую строчку.

Хлопнув дверью, зам уходит. Зачем приходил? Видимо, хотел поздравить меня с раскрытием особо тяжкого преступления по горячим следам, но забыл или не смог. А может он в чем-то и прав, считая, что я родился без башни. А почему нет? Всякое может быть. А вообще история моего рождения, как гласит семейная легенда, такая.

Из воспоминаний матери Михалыча об истории его рождении

С момента, как с щелчком ножниц была отсечена пуповина и мокрый и наверняка обескураженный из темноты и уюта я вылез в самостоятельную жизнь, повёл я себя не как все нормальные дети. Сам-то я момент своего рождения помнить, конечно, не могу, но мама рассказывала, что, появившись на свет, я не стал орать как резаный а, солидно откашлявшись, уставился на окружающих, будто бы пытался их запомнить.

Мама говорила, что на прихвостней Гиппократа этот произвело тягостное впечатление, и, воспользовавшись временной властью надо мной, они с азартом начали лупить меня по заднице ладошками, якобы чтобы узнать, немой я или нет. Со слов очевидицы этого варварства, моей матери, я всё равно не стал орать, хотя от их трогательной заботы врачей моя попа выглядела как перезрелый помидор. Повторно откашлявшись, я произнес звук типа «ну-ну». Окружающие восприняли это как банальное «агу», но по жопе лупить перестали.

Наутро, опять же со слов матери, медсёстры шушукались, что такого уникума (а в их интерпретации – урода) как я, надо ещё поискать, и при этом сокрушенно качали своими безмозглыми головами. К примеру, когда я проголодался, то не стал орать, как все, а, распеленавшись, дождался, когда медсестра наклонилась надо мной и, ухватив её за отворот халата, начал что было силы пыжиться, стараясь разодрать его, чтобы добраться до вожделенной груди. Зачем? Медсёстры утверждали, что двигал мною совсем даже не голод.

Поговаривали, что акушер, принимавший роды, уволился, сменил фамилию и уехал работать лесорубом в тайгу. Я в это не верю. Ещё укладчиком бетона, как Дима Горин, это куда ни шло, но лесорубом – это полная лажа. Вообще, как совершенно случайно выяснилось впоследствии, уволили его, потому что, напившись на дежурстве, он для скорости обслуживания клиентов выдавал детей счастливым родителям не по списку и даже не по половому признаку, а по порядку, как они лежали в палате. Понятно, это привело к некоторой неразберихе и вполне обоснованным претензиям со стороны счастливых родителей. Ну и, само собой разумеется, выйдя из состояния абстиненции{ Абстинентный синдром – болезненное состояние, развивающееся у наркоманов при прекращении приема наркотика (алкоголя у больных алкоголизмом – т. н. синдром похмелья).}, во избежание нелицеприятных вопросов родителей и следователей, он счёл за благо, что называется, податься в бега.

04 ч. 30 мин. Служебный кабинет

Напялив на физиономию маску смертельной усталости, я плетусь к Машутке. Наверняка она знает о моём подвиге, а это значит, шансы мои затащить её после дежурства к себе домой резко возрастают. В нашем деле волокиты за юбками главное – не спешить, но и опаздывать нельзя, потому что, как гласит народная мудрость, опоздавшему поросёнку – сиська возле жопы!

Машка ещё не вернулась с очередного преступления, куда её загнал Палыч, давая возможность отдохнуть дяде Ване. А дядя Ваня не спит, сидит в кабинете, пишет какие-то бумаги. Заметив меня бредущего по коридору, он приглашает меня зайти к нему, выпить чаю. Чтобы не обижать старика, я соглашаюсь. Выпив чаю и прокричав ему в ухо свежий анекдот, уже без всякой маски, а просто усталый и разбитый, плетусь к себе в кабинет.

05 ч. 05 мин.

Служебный кабинет. Утрешний кошмар

– Здравствуйте! Не помешал? Моя фамилия Козлов.

– Я догадался.

– А, это у вас юмор такой!

– Нет, это у вас фамилия такая. На часы посмотрите. С другой бы фамилией наверняка дома спали.

– Вот вы меня обидеть хотите, а я ведь помочь вам пришел, заявление о краже написать. У меня борсетку из машины украли, а я хорошо разглядел преступника. Вот!

– С ума сойти! «И как малая фронту подмога – мой песок и дырявый кувшин!» – цитирую я строчку из стихотворения Владимира Высоцкого.

– Что-что?

– Ничего. Когда и где вы так неудачно разинули рот?

– Вчера. Около полудня. Я возвращался…

– Что? А сейчас который час?! Козлов, вы что, издеваетесь? А, к примеру, до завтра вы не могли отложить свою неоценимую в деле борьбы с преступностью помощь, когда я, к примеру, уже сменюсь с дежурства?

– А вот в фильме «Улицы разбитых фонарей» я видел…

– Козлов, а вы в Деда Мороза верите?

– Ну вот вы опять! Я что, виноват, что меня обворовали?

– А кто виноват? Я, что ли? Кто должен бережно относиться к своему имуществу, лелеять его и зорко побдёхивать, чтобы его не сперли? Ладно. Что в борсетке было? Ну там деньги, документ, ценности, вырезки из порножурналов, ваши эротические фотографии?

– Всё раньше было: и документы, и деньги.

– Было время, и цены снижали… – и что это меня прёт на стихи, не иначе влюблённость на меня так влияет. – Поконкретнее, Козлов.

Козлов молчит, трёт лоб, что-то мучительно старается вспомнить.

– Козлов, вам дополнительная минута на размышления не нужна? Кончайте валять дурака! Здесь не клуб «Что? Где? Когда?», и ваша борсетка – не чёрный ящик.

– А можно, я сначала фоторобот попробую составить?

– Можно, у нас всё можно.

Я набираю номер дежурки:

– Семён! Я тебе сейчас Козлова пришлю. Он хочет составить фоторобот предполагаемых преступников, только после фоторобота пошли его не на…, а, к примеру, в …

– К едрене фене? – подсказывает Семён.

– Или, на худой конец, к другому оперу.

– А как он вообще к тебе попал? Я же его не к тебе, а к Петрову направил!