Текст книги "Наряд, сука, – дело святое!"

Доехав до нужной мне остановки, я так и делаю, но странно, хотя дверью я хлопнул так, что аж фары в маршрутке заморгали, ровным счётом ничего не произошло.

Итог поставленного мною эксперимента, или грозный таксист вовсе даже не «Д’Артаньян», или объявление написал его напарник.

На остановке ночной дозор медвытрезвителя чистит карманы у подвыпившего мужичка. Пара серых братьев старается не пропустить ни одной мелочи, которая могла бы пригодиться им в хозяйстве. Один из них даже язык высунул от усердия.

Вроде я сегодня ещё не пил, а уже тошнит. Противно.

С остановки иду к ближайшему кафе.

– Добрый вечер! Что прикажите? – Официант явно пытается мне угодить.

– Чай с лимоном и мёдом, – прошу я. Всё-таки я набегался босиком по лужам, и мне совсем не хочется простывать.

– И всё?! – поднимает в недоумении брови официант.

– Нет, – мотаю я головой и, сделав зверское лицо, цежу сквозь зубы: – Чуть позже я закажу много водки, а когда буду уходить, обязательно набью тебе морду. Только не забудь мне об этом напомнить.

Официант метнулся исполнять заказ, а я, устроившись за угловым столиком, наблюдаю за пандусом соседнего кинотеатра, где крупнотелая тётка, явно родная сестра девушки с веслом, раздаёт напрокат проституток.

Официант приносит чайник, чашку и розетку с мёдом.

Я наливаю себе чай и продолжаю наблюдать, но скоро мне это надоедает. Перевожу свой взгляд на чаек, которых праздные гуляющие кормят с парапета. Терпеть не могу этих тупых прожорливых тварей, в смысле тех и других, и чаек, и гуляющих. Одна, особенно нахальная, поднимается высоко в небо и ждёт куска побольше, и, как только его заметит, широко разинув клюв и сложив крылья, падает камнем вниз.

Остальные в ужасе шарахаются в разные стороны. Всплеск от её падения производит столько брызг, что кажется, голова её от гидравлического удара пролезет сквозь тело и выскочит через задницу, вывернув птицу наизнанку. Но, к сожалению, ничего подобного не происходит.

Скучно и как-то не по себе. Предчувствие какой-то неотвратимости, появившееся утром, снова вернулось. Я достаю из кармана сотовый телефон, покрутив его в руке и не набрав никакого номера, сую обратно. Допив чай, я рассчитываюсь с официантом, явно обрадованным, что я не стал заказывать водки, и выхожу из кафе.

– Мужчина! – окликает меня «девушка с веслом». – Девочку не желаете?

– Нет. Я не люблю девочек, – отвечаю я.

– А! Ты из этих! – многозначительно говорит сутенерша. – Есть вариант.

– Нет. Просто я люблю взрослых женщин, которые точно знают, чего хотят.

– Тебе дать мой телефон? – кокетливо спрашивает она.

– Дай.

– Я заканчиваю в два ночи. Тебя ждать?

– Жди, что тебе ещё остается.

Без цели я бреду по аллее, навстречу попадается мелкий придурок, с упоением жрущий мороженое. В ближайшем ларьке покупаю точно такое же. Оказалась, гадость редкостная. Беру самое хорошее мороженое, догоняю малыша и с разрешения его матери предлагаю ему меняться. Сделка состоялась, пацан доволен и, по-моему, даже счастлив. Вот и хорошо – счастья много не бывает.

Пиная впереди себя пустую пачку из-под сигарет, я без цели бреду по тенистой аллее.

– …И из-за этого говённого телефона ты готов лишиться здоровья? – долетает до меня обрывок разговора. Я оглядываюсь. Три гопника прижали «очкарика». Один из них рассматривает забранный у мальчишки телефон, двое других споро обшаривают карманы жертвы.

Я направляюсь к компании:

– Ну и что тут происходит? Отдайте парню телефон! – говорю я.

– Слышь, дядя, иди своей дорогой! – зло отвечает один из уродов.

– Не могу, я не просто прохожий дядя, я дядя из милиции, – спокойно отвечаю я.

– А я тебя знаю! – говорит один из парней, поворачиваясь ко мне. – Ты, падла, брата моего посадил!

– Может быть, – киваю я. – Не повторяй ошибок брата, а то и тебя посажу.

– Да ты мне никак грозишься!

– Нет, предостерегаю от глупостей.

– А не боишься? Ведь здесь нет никого, – хитро говорит парень, с нескрываемой ненавистью глядя на меня.

– Стыдно мне бояться, старый я уже.

Воспользовавшись замешательством, очкарик вырвал свой телефон из рук гопника и рванул прочь.

– Вот и свидетеля больше нет. А терпила остался, – с угрозой говорит парень, всё ближе и ближе подходя ко мне.

Где-то внутри шевельнулась тревога, но я не успел на неё отреагировать. Резко выкинув руку вперёд, гопник неожиданно всаживает мне под рёбра нож, чуть-чуть пониже сердца.

– Вот и поквитались, – со злорадной улыбкой говорит он.

Резкая боль уходит, и я смотрю на рану. Парень всё ещё держит руку на ручке ножа, не вынимая его из моего тела.

– Выдернешь нож, я умру от кровопотери, и тебя, если найдут, будут судить за умышленное убийство. Оставишь нож в ране, я, может быть, выживу, и тогда тебя будут судить за покушение на убийство.

– Один хрен!

– Хрен один, сроки разные, – возражаю я, из последних сил выдавливая из себя слова.

– А чтоб ни тебе, ни мне! Чтобы по-честному! – Парень резко сгибает нож, и он обламывается. Лезвие остаётся у меня под ребрами, а ручка у него в руках. – Ну давай теперь, выкручивайся, а мы пошли. – С этими словами парень сильно бьёт меня рукой с оставшейся у него ручкой ножа по голове, и я, теряя сознание, падаю на землю.

Я лежу и смотрю в небо. Интересно, сколько прошло времени, с тех пор как я мог видеть жизнь с высоты своего роста? Боли нет, но руки и ноги не двигаются. Наверное, падая, я сломал позвоночник. Жаль!

Редкие прохожие бегут мимо, стараясь не смотреть в мою сторону. Я их не осуждаю. Подошел бомж, им движет вовсе не сострадание, на ситуацию он смотрит исключительно с практической точки зрения. Воровато оглядевшись, он склоняется надо мной и стягивает с моей руки часы. Большей добычи ему не светит, потому что подошёл милиционер и пинками отогнал бомжа от добычи. Затем, пару раз пнув меня ногой, милиционер говорит:

– Жаль, что ты не пьян! Я бы тебя в вытрезвитель сдал.

Мне тоже жаль. Помирать бы было веселей, но помочь я ему ничем не могу.

– А может быть, все-таки пьян? Понимаешь, я норму по подбору пьяных не выполнил, завтра мне от начальника достанется.

Поразмыслив пару минут, он принимает решение на всякий случай вызвать «Скорую помощь», о чём сообщает в шипящую рацию дежурному. Они долго не могут понять друг друга, но, в конце концов, дежурный понимает, куда требуется направить машину «Скорой помощи».

– Потерпи! За тобой скоро приедут, – сообщает мне милиционер. – Хорошо, что ты живой! – говорит он. – Тебя быстро заберут, в «Скорой помощи» с этим строго. А вот если бы ты был мёртвый, я бы с тобой здесь полночи просидел, дожидаясь бригаду труповозов. Нынче народу много мрёт, работы у труповозов много, потому ждать их приходится подолгу, – повествует мне милиционер о тяготах своей службы. Лучше бы, конечно, он молчал.

Коротая время, милиционер решает обследовать содержимое моих карманов, по ходу дела, он мне объясняет, зачем он это делает: «А вдруг ты умрёшь! Что я в рапорте напишу? Ведь фамилии я твоей не знаю». Найдя документы и переписав мою фамилию в свою записную книжку, документы он кладёт на место. Однако продолжает лазить по карманам, пока не находит кошелёк с деньгами, кошелёк он тоже кладёт на место, а деньги забирает себе, видимо, опасаясь, что я их потеряю. Славный человек, заботливый.

– Ты не волнуйся, товарищ майор, деньги я тебе верну. Если ты выживешь, – обещает он мне, и я понимаю, даже если я выживу, деньги он мне не вернёт никогда.

А «Скорая помощь» всё не едет и не едет, даже несмотря на твердое заверение милиционера, что у них там полный порядок.

Тревоги больше нет. Медленно начинают холодеть руки и ноги. Наверное, усилилось внутреннее кровотечение. Постепенно глаза окутывает белая пелена.

Последняя мысль, которая проносится у меня в голове: «Интересно, какой философский изыск извлечёт отец Никодим, увидев меня в морге?».