Текст книги "Наряд, сука, – дело святое!"

Вот, собственно, и вся история. Ничего необычного, но почему же я с таким нетерпением жду, когда в следующий раз Арик с какой-нибудь безумной идеей свалится мне на голову?

Глава 4
Моська и старуха Петрыкина

Обычно кошмары по ночам мне не снятся. А собственно, почему они должны мне сниться? Если по роду своей деятельности мне приходится иметь дело с покойниками, это вовсе не означает, что они обязательно должны еженощно ко мне являться, нарушая мой сон. В самом деле, не являются же к лесорубу по ночам срубленные им деревья и не щекочут его до смерти едва распустившейся листвой срубленных им веток. И к рыбаку по ночам не приплывает выловленная им рыба и не орёт ему в ухо всякую ерунду о его профессии.

В отличие от лесоруба и рыбака, я никого жизни не лишаю, и потому покойникам являться ко мне по ночам повода вообще нет. Но в эту ночь творилось что-то невероятное. Прям ночь живых мертвецов какая-то, точнее и не скажешь. Ко мне в сновидение влезли даже те трупы, которых я никогда не видел. Я честно пытался выгнать их из своего сна и даже старался втолковать им, что мы, к счастью, никогда не встречались, скорее всего, они что-то перепутали, и самым лучшим для нас всех будет расстаться раз и навсегда и забыть о существовании друг друга. Но на мои увещевания им было абсолютно наплевать, и они продолжали лезть в мой сон. Пуще других старалась старуха Петрыкина. Но эта дама, вообще тот ещё фрукт.

– Почему ты не захотел искать подонка, лишившего меня жизни? – шамкает она мне в ухо своим ртом, больше похожим на анус старой макаки, ковыряясь сломанной зубочисткой в своей беззубой пасти.

– Бабушка, да что вы, в самом деле, такое говорите? Вы умерли собственной смертью, от старости! Большинство известных мне криминальных авторитетов не пожалели бы никаких денег, лишь бы умереть так же, как вы, тихо и мирно, с последним пуком и выдохом! Шли бы вы, бабушка, на хер. А вернее, к Апостолу Павлу, и не шатались бы по ночам средь живых, смущая их мирный сон.

Бабка, перестав ковыряться во рту зубочисткой, подносит ладонь к уху, вслушиваясь в мой монолог, и отрицательно мотает головой.

– Но ведь эксперт, проводивший ваше вскрытие, не нашёл ничего: ни телесных повреждений, ни следов яда, то есть вообще ничего, что могло бы бросить хоть мало-мальскую тень на вашу счастливую кончину!

– Мелко копаешь! Нешироко смотришь на вопрос! – голосом нашего прокурора отвратительно проблеяла старуха Петрыкина.

– Ну что я упустил? Чего не заметил? – Разговор мне порядком наскучил, и я начинаю терять терпение.

– Ты находишься в плену своих стереотипов, – закуривая длинную сигарету, назидательно произносит Петрыкина. Глубоко затянувшись и выпустив дым через ноздри, противная старуха продолжает: – Однобоко, без должной глубины подходишь к осмыслению жизненных коллизий. Ширше надо на вещи смотреть, милок!

– Что за чушь? Бред сивой кобылы! А ну проваливай, оставь меня в покое!

Я даже два раза вставал пить воду, но стоило мне лечь в постель и закрыть глаза, тут же являлась старуха Петрыкина. В последний раз она явилась с сеткой-авоськой, полной апельсинов. Не очищая апельсин от кожуры, а откусывая его, как яблоко, она громко чавкала. Утирая рукавом сбегающий по подбородку сок, старуха ехидно заметила:

– Слишком легко хочешь от меня отделаться!

– В конце концов, ты скажешь, что тебе от меня надо?

– Мне?

– Нет, мне! Это ведь я к тебе по ночам являюсь и не даю спать!

– Да ничего мне не нужно. Я так, по-свойски заглянула. Дай, думаю, напомню тебе о необходимости надлежащим образом исполнять свои служебные обязанности.

– И это всё?!

– Всё! А ты считаешь, этого мало?

Ближе к утру она меня так заколебала, что я решил больше не ложиться, и, закурив, поплёлся на кухню ставить чайник.

Стоя перед открытым окном с зажженной сигаретой в одной руке и кружкой дымящегося кофе в другой, я смотрел на всплывающее из-за горизонта, всё в грязных потёках серых утренних облаков солнце. Нарождающееся хмурое утро меня совсем не радовало. Я думал о том, что эта старая сволочь не дала мне выспаться, и теперь весь день пойдёт кувырком. Не знаю, в конце концов, может быть, в чём-то старуха Петрыкина была и права. Допив кофе, я собрался и поехал на работу писать давно заброшенные оперативно-поисковые дела по нераскрытым преступлениям.

– Михалыч? А чё ты тут делаешь, а?! – Лёха от удивления открывает рот, увидев меня в кабинете.

– Работаю я тут, чего и тебе желаю, – бубню я, не поднимая головы от бумаг.

– Ну это понятно. А времени сколько? Не мог же я, в самом деле, проспать настолько, чтобы прийти на работу позже тебя! – Лёха сосредоточенно трясёт запястьем левой руки и прикладывает свои часы к уху. – Странно! Вроде идут, – озадаченно произносит он. – Постой-постой, Михалыч! А тебя, часом, не мучают кошмары по ночам? Старуха Петрыкина во сне тебе сегодня не являлась?

Теперь наступила моя очередь открывать от удивления рот:

– А ты почём знаешь?

– Ну, Михалыч! – тянет Лёха. – Да кому она по ночам только не являлась! Всех заколебала! Вот и до тебя, значит, она добралась.

– Полтергейст?!

– Точно-точно! Полтергейст. А я всё никак не мог вспомнить, как эта херня называется! Да ты сильно-то не расстраивайся! У меня знакомая экстрасенсша есть. Она тебя живо от этой чертовщины избавит. Чакры-макры там всякие почистит, а потом войдёшь ей в ауру, десяток сеансов, – и всё как рукой снимет.

– С чакрами всё понятно. А как в ауру входить?

– Это просто. Она приверженка традиционного секса. Поза мёртвого жука – и вперёд к оргазму!

– А других способов нет?

– Ну почему нет, есть. Можно, конечно, и не прибегать к сомнительным услугам знахарки, а использовать проверенный способ самолечения: как только явилась тебе во сне старуха Петрыкина, сразу соскочил с койки и жахнул стакан святой воды. Надеюсь, у тебя святая вода есть?

– Нет.

– Не беда, я тебе дам. Давеча мне отец Никодим из Свято-Троицкой церкви от щедрот душевных десяток литров этой целебной жидкости нацедил. Литров шесть вроде должно ещё остаться. Скажу по секрету: одно время старуха Петрыкина меня тоже сильно доставала.

– Ну и дела!

– А то! И всё же, Михалыч, я тебе как человек искушенный настоятельно рекомендовал бы лечение в сочетании методов: стакан воды, знахарка, стакан воды, знахарка – и так до полного выздоровления.

– Да-да, конечно, – в раздумье говорю я. – Так ты говоришь, она многих тут достаёт?

– Кто? Знахарка?

– Да при чём тут знахарка! Старуха Петрыкина!

– Михалыч, да ты чё, серьёзно? Я ведь пошутил!

– Пошутил? Насчёт чего пошутил?

– Ну насчёт старухи Петрыкиной, полтергейста и всего такого.

– То есть ты хочешь сказать, нет никакой старухи Петрыкиной?

– Конечно, нет! Я про Петрыкину просто так брякнул, первое, что пришло в голову. Вчера вечером ты сам про неё рассказывал, вспомни! Ну вот я её и приплёл. А ты клюнул! Сам понимаешь, отказать себе в удовольствии разыграть тебя я не мог. Не сердись, ладно?

– А я и не сержусь. Ты мне вот что скажи, Лёша. Дело по Запрудину у тебя в производстве?

– У меня.

– Хорошо! Даже очень хорошо! Ты мне его принеси. Я тебе туда разных мудростей и умностей напишу, чтобы ты в другой раз подумал, прежде чем издеваться над беззащитным стариком с расшатанной психикой.

Уже выходя из кабинета, Леха бросает:

– Я бы на твоём месте, Михалыч, знахарке всё же показался. Для профилактики. Не блядства ради – здоровья для!

– Дело неси!

– Несу-несу, уже несу! – бормочет Лёха, выходя из кабинета.

Перебирая в памяти события вчерашнего вечера, я вспомнил, что сам вчера рассказывал пацанам о старухе Петрыкиной. Дело было примерно года полтора-два тому назад. Выезжал я на труп старухи. Старуха как старуха, умерла тихо в своей кровати, даже руки на груди сложить успела. Осмотрел её медик, ничего подозрительного не нашёл. А вот когда стали труп перекладывать на носилки, чтобы отправить его в морг, из-под подушки выпала тетрадка. Самая обычная школьная тетрадка на сорок восемь листов. Поднял я ее, раскрыл и начал читать: «Этот документ составила я, Петрыкина Пелагея Никифоровна, находяся в здравом уме и памяти, чтобы облегчить труд работникам доблестной милиции по поимке мерзавца, лишившего до времени меня жисти. В первую очередь, в моей смерти виноваты:

№ 1. Моя сноха Петрыкина Елизавета Сергеевна. Домашний адрес… место работы… должность… Потому что…

№ 2. Мой внук Петрыкин Максим Андреевич. Домашний адрес… место работы… должность… Потому что…

№ 3. Соседка из квартиры № 1 Бузуева Наталья Фёдоровна… Потому что…

№ 4. Соседка из квартиры № 2… Потому что…

№ 5. Соседка из квартиры № 3… Потому что…

…№ 398. Мои бывшие сослуживцы… Потому что…

…№ 668. Дворник из дома № 54-а…»

И так мелким убористым почерком на всех сорока восьми листах перечисляются фамилии и адреса. А венчала этот нетленный труд фраза: «Если я кого позабыла, это не из желания осложнить поиск моего убийцы работникам милиции, а вследствие моего возраста и слабости памяти». Славный была человек старуха Петрыкина, никого не забыла.

В кабинет входит Петька. Настроение у парня явно прескверное, потому что, даже не поздоровавшись, он садится за свой стол и устремляет взор в пространство, причем как-то странно устремляет, зрачками вовнутрь.

– Доброе утро, между прочим, – говорю я.

– Это кому как повезет, – философски замечает Петька.

– Конечно, это так, но сказать «доброе утро» язык не отвалится.

– Ну доброе утро. Полегчало?

– Петя, что у тебя стряслось? Уж не старуха ли Петрыкина к тебе ночью являлась?

Петька вздрагивает и переводит на меня бешеный взгляд:

– А ты откуда знаешь?

От удивления моя нижняя челюсть медленно поползла вниз. Видимо, вид у меня настолько дурацкий, что Петька не выдерживает и начинает ржать:

– Да успокойся, Михалыч! Мне Лёха рассказал про твои ночные видения!

Если бы не появление в кабинете секретарши ОУР, трудно представить, чем бы для Петьки закончилась его шутка.

– Привет! Савранский, получи отдельные поручения из прокуратуры.

– Ну что я тебе говорил насчёт доброго утра? – ехидно замечает Петька.

– Распишись, – говорит мне секретарша, тыча накрашенным ноготком в журнал. – Спасибо. Пока, мальчики! – бросает она на прощание.

– И тебе счастья в личной жизни! – не сговариваясь, в один голос произносим мы с Петькой.

Не успевает за секретаршей закрыться дверь, в кабинет вваливается странное существо. Половую принадлежность посетителя по одежде определить невозможно. Из-под расстёгнутой чёрной фуфайки с надписью «Microsoft» видна женская цветастая кофта с глубоким декольте. Венчают ансамбль армейские галифе и стоптанные женские сапоги с завязками сзади. Такой странный набор одежды может принадлежать особи любого пола из числа деклассированных элементов, но в сочетании с бородой, лысиной, алым шейным платком и кожаной бейсболкой это может быть только Слива.

– Привет, Михалыч! И тебе, Петька, здорово! Наконец-то раскрутил я это дело! – гордо произносит существо.

– Какое ещё дело? – спрашиваю я.

– Я узнал, кто тырит канализационные люки на улице Русской, – самодовольно отвечает Слива. – Эх! Знал бы ты, сколько сил и энергии ушло у меня на это дело! Какую хитрость и изворотливость пришлось мне проявить, чтобы докопаться…

– Мне это неинтересно, – прерываю я его разглагольствования.

– Всего литр спирта!

– Неинтересно!

– Пол-литра!

– Повторяю: неинтересно! Не мой профиль.

– Сто рублей – и полный расклад. Даже куда люки сдают, скажу.

– Да иди ты! Хотя нет, зайди-ка лучше в четыреста восьмой кабинет. Это их территория. Вполне возможно, что там заинтересуются твоей эпической поэмой «О краже канализационных люков». Только читай её пафосно и с выражением, так чтоб за душу взяло, ну примерно так же, как ты начал втирать это мне в уши.

– Ну ты же понимаешь, им я меньше чем за две сотни информацию не продам! Или, может, лучше сказать, что это наше с тобой дело, что я его по твоему заданию раскручивал? Само собой, деньги пополам! А? Как такой расклад?

– Боже упаси! Я чужой информацией, тем более добытой с такой хитростью и изворотливостью, не спекулирую. Попытай счастья в четыреста восьмом кабинете. Может, что и выйдет. Да, кстати! Если не сторгуетесь и тебя всё же начнут бить, обязательно скажи, что знаешь меня.

– А поможет? – с некоторым сомнением в голосе спрашивает посетитель.

– Ну поможет или не поможет, не скажу, не знаю! Всё будет зависеть от того, насколько ты будешь расторопным и убедительным! Одно несомненно – в живых оставят обязательно.

– Ладно, рискнем!

– Рискни-рискни!

Дверь закрывается, посетитель исчезает, но остаётся неистребимая вонь давно не мытого тела.

– Открой окно, а то память о нем ещё долго не выветрится из кабинета, – морщась, прошу я Петьку.

– Вот чего никогда не мог понять: как можно вечером вместе пить, а с утра бежать в милицию, пока собутыльник ещё дрыхнет, чтобы успеть его сдать?

– Не забывай – и получить за это деньги на опохмелку. Синдром Павлика Морозова, или по-другому – «Место Иуды вакантным не бывает»! Это кому как больше нравится. Суть от этого не меняется.

В кабинет входит дежурный по РУВД.

– У нас что, сегодня день открытых дверей? – недовольно ворчу я. – Вваливаются в кабинет все кому не лень! Работать спокойно не дают!

– Тихо, Михалыч, не свирепей! Сам знаешь, по доброй воле я к тебе в кабинет ни за какие деньги не войду. Меня к тебе начальник ОУР послал!

– Что послал, верю! Что ко мне – не верю!

– Тут такое дело. Пришла женщина, хочет написать явку с повинной, а у меня факта нет. Поговори с ней.

Рассказ Зинаиды Петровны, душещипательный и уморительный одновременно

– Дело было вечером, смеркалось. Я с работы шла, – Волнуясь, начинает свой рассказ женщина.

– Кровавая луна, предвестница большой беды, медленно поднималась из-за горизонта. – подхватил Петька.

Женщина напряглась и замолчала.

– Не обращайте на него внимания, он у нас немного того, – покрутил я пальцем у виска. – Поэт. Сами, понимаете ли, очень от этого страдаем. Значит, вы шли с работы…

– Ну иду, значит, темнеет уже, подхожу к своему подъезду. Я ещё посмотрела – в подъезде лампочка не горит. Хотя женщина я не робкого десятка, но всё равно как-то боязно, – тут Зинаида Петровна замолкает, видимо, заново переживая впечатления вчерашнего дня.

– Так что дальше-то было, Зинаида Петровна? – нетерпеливо спрашиваю я.

– Дальше? Достала я из сумки нож и взяла его по привычке в правую руку, – подробно отчитывается женщина. – Так и вошла в подъезд с ножом в руке.

– А откуда у вас нож? – интересуюсь я.

– С работы взяла. На нём маленькая зазубрина, хотела мужу отдать, чтобы он его направил. Он у меня заточником на заводе работает.

– А вы где работаете?

– А я на мясокомбинате, обвальщицей мяса. Ну так вот. Захожу, я, значит, в подъезд, впотьмах поднимаюсь на второй этаж, а он как выскочит! Распахнул свой плащ и давай у меня перед носом своим хозяйством размахивать. Я не то чтобы сильно напугалась, мужичонка-то хлипкий, да и хозяйство его не особо меня впечатлило, просто как-то всё неожиданно вышло. Ну я чисто инстинктивно его за хозяйство-то прихватила и ножом чиркнула. Мужичок взвизгнул и убежал.

Глаза Зинаиды Петровны наполняются слезами. Она поднимает с пола свою сумку и начинает вытрясать её содержимое мне на стол. Среди разного женского хлама вроде губной помады, флакона духов и расчески, я замечаю два презерватива и сверточек из носового платка. С появлением на моем столе загадочного свертка Зинаида Петровна перестаёт трясти сумку и брезгливо двумя пальчиками разворачивает его. Нашим взорам открывается частичка крайней плоти самца млекопитающего подвида «человек».

– На столе лежит «конец», «трясуну» пришел капец! – не унимается Петька.

– Безусловно, в это утро тётя Зина молодец! – почесав затылок, подхватываю я.

– Зинаида Петровна, вы – мой герой! – визжит Петька в восторге. – Я побегу Яровлеву расскажу, он должен это знать.

– Понимаете, я ведь не хотела! Это автоматически вышло. – Красная от смущения Зинаида Петровна смотрит куда-то в сторону, стараясь не глядеть на дело своих рук. – Я даже не поняла сначала, что случилось, а потом как увидела… Всю ночь проплакала, а с утра решила идти к вам. Как вы думаете, ещё не поздно это пришить?

– Да-да, пришить, – в раздумье говорю я. – Только осталось найти, к кому это пришить.

– Меня ведь не расстреляют, правда? Я же сама пришла.

– Конечно, не расстреляют. У нас в стране мораторий на смертную казнь.

– А много дадут? Хотелось бы успеть погулять на свадьбе дочери.

– А у вашей дочери скоро свадьба?

– Не думаю, что скоро. Ей всего шесть лет.

– Ну тогда точно успеете.

В кабинет, стараясь подавить улыбку, входит замначальника СКМ{ СКМ – служба криминальной милиции.} Яровлев.

– Вот такие дела, Егор Карлович! – обращаюсь я к заму. – Зинаида Петровна просит найти пострадавшего, волнуется, в конце концов, как он будет теперь жить без «конца».

– Что решил делать? – стараясь подавить смех, спрашивает Яровлев.

– Ну проверим телефонограммы из городских травмпунктов. В идеале было бы нелишним связаться с управлением здравоохранения администрации области. Они по своим каналам быстрее проверят, поступал в лечебные учреждения области больной с аналогичной травмой или нет.

– Хорошо. С облздравом я сам свяжусь, а вы пока близлежащие больницы обзвоните.

В следующие полчаса мой кабинет больше напоминал Кунсткамеру. Под любыми предлогами в кабинете перебывала половина сотрудников управления, вследствие чего у нас с Петькой больше не осталось ни единого пакетика чая и ни крошки сахара.

– Сахара нет, чая нет! «Конец» на столе, Зинаида Петровна слева от него, – голосом торопящегося на свидание экскурсовода даёт пояснение очередному посетителю Петька. Зинаида Петровна, так неожиданно для себя окунувшаяся в лучи славы, приветливо улыбается новому визитёру.

– Слышь, Михалыч! Если так дело пойдёт и дальше, через полчаса мы сможем автографы продавать.

– А что, неплохая прибавка к жалованию!

В кабинет входит Яровлев:

– Всё, хлопцы, по коням! Ваш клиент в Копайске в городской больнице. Объясняя причину травмы, врачу сказал, что вчера вечером ему собака хозяйство оттяпала, когда он у забора мелкую нужду справлял.

– Поехали, Зинаида Петровна!

– А я зачем поеду? – смутившись, неожиданно заупрямилась наша гостья.

– Согласитесь, мне его опознать будет затруднительно, ведь я его в лицо не видел, – убеждаю я её.

– Так и я его в лицо не шибко разглядела, – пытается уклониться от мероприятия женщина.

– Зато, я думаю, он вас хорошо запомнил. – Аргумент, приведённый замначальника СКМ, не оставляет Зинаиде Петровне никаких шансов, и она неохотно поднимается со стула.

Жалобно скрипнув задними амортизаторами под тяжестью организма Зинаиды Петровны, наша «девяточка» покатила в соседний городишко Копайск.

В приёмном отделении произошла небольшая заминка. Зинаиде Петровне никак не могли подобрать халат, соответствующий её размеру. Петька остался с ней помогать решить возникшую проблему, а я тем временем поднялся с лечащим врачом в отделение.

– Он вчера уже поздно вечером пришел, – рассказывал мне предысторию врач. – Шатается, много крови потерял. Говорит, встал у забора мелкую нужду справить, а тут собака из-за забора его и тяпнула. Я ещё смотрю, вроде мужик трезвый, а для собачьего укуса рана совсем не характерная. А тут с утра телефонограмма из облздрава: так, мол, и так, за особо опасное преступление милицией разыскивается человек с частичным отсечением крайней плоти полового члена. Я сразу же позвонил. Вот, пришли, палата номер шесть.

– Доктор, а вы не без юмора. Подумать только! Палата номер шесть! Прям по Чехову! И больной подходящий, тоже с башкой не всё в порядке, – говорю я, врачу у дверей палаты.

У окна с характерной повязкой пониже пупа, но повыше колен, лежит хлипкий мужичонка.

– Здравствуйте! Я старший оперуполномоченный уголовного розыска Савранский.

– Здравствуйте! А я Иванищенко Леонид Васильевич.

В палату заглядывает Петька:

– Мы пришли!

– Раз пришли, заходите, – отвечаю ему.

В палату медленно вплывает Зинаида Петровна. Оглядев палату, она замечает Иванищенко. И без того большое лицо Зинаиды Петровны расплывается в почти что счастливой улыбке.

– Ой! Здравствуйте! А я вас узнала! – радостно сообщает она ему.

Несчастного Иванищенко начинает трясти, он весь покрывается испариной и теряет сознание.

– Создаётся впечатление, что он вас тоже признал, Зинаида Петровна. По всему видать, вчерашняя встреча с вами произвела на гражданина Иванищенко глубокое и, я бы даже сказал, неизгладимое, а может быть, даже и обезображивающее впечатление.

Силами местных эскулапов тело Иванищенко удалось привести в чувство. Долго уговаривать его дать признательные показания не пришлось. Хватило одного обещания снова позвать в палату Зинаиду Петровну для проведения очной ставки. Обещание возымело действие, и Иванищенко прорвало, да так что следователь еле-еле поспевал записывать изливаемую им в протокол боль. Так что через час мы неспешно катили обратно в контору.

– А что со мной теперь будет? Меня в тюрьму? А я вещи не успела собрать. А что теперь в тюрьму берут? – взволнованно тараторила Зинаида Петровна, трясясь на заднем сиденье нашей видавшей виды «девяточки».

– В тюрьму, Зинаида Петровна, как и прежде, берут только самое необходимое, плюс добрые воспоминания о воле. Но вам, Зинаида Петровна, об этом не стоит тревожиться, потому что в тюрьму вас могут повести только на экскурсию. Так что идите домой и занимайтесь подготовкой к свадьбе дочери, – успокаиваю я её. – Где вас высадить, ближе к дому или у работы?

Высадив растерянную Зинаиду Петровну возле её дома осознавать всю глубину милосердия отечественного уголовного законодательства, мы с Петькой отправились на обед, но вопреки моему желанию, полноценного обеда у нас не получилось. Несмотря на совершенный с утра подвиг, нужда в наших услугах у родины не отпала, что лишний раз подтвердило истину о служении отчизне ежеминутно и без остатка. Но почему в ущерб законному обеду? Этого я понять не могу.

– Поехали! – Петька спешно набивает рот остывающими пельменями, превращая обед из трапезы в поглощение пищи.

– Ага, сейчас, брошу все дела и сорвусь с места как ошпаренный страус. – В доказательство своих слов я не спеша отправляю очередной пельмень в рот. Но есть спокойно, когда твой напарник смотрит на тебя глазами гончей собаки и в нетерпении перебирает ногами под столом, просто невозможно. Поэтому я ускоряю процесс, насколько это возможно, то есть сокращаю время приёма пищи минуты на полторы.

– Ну ты и горазд пожрать! – В голосе Петьки слышен укор.

– «Тщательно пережевывай пищу! Этим ты помогаешь государству!» – назидательно и с пафосом произношу я, неторопливо усаживаясь в машину.

– Помню-помню. Это из «Двенадцати стульев». Вот ответь мне, чем лично ты помогаешь государству, когда неторопливо перетираешь своими беззубыми дёснами перемолотое мясо, завёрнутое в недоваренное тесто?

– Петя, ты категорически не прав, потому что на вопрос смотришь поверхностно, без должного его изучения в глубину, – блеснул я эрудицией, припомнив слова старухи Петрыкиной.

– Ну-ну, просвети меня, тёмного!

– Пожалуйста! Тщательно перетёртые мною пельмени легли в мой желудок ровными, аккуратными слоями, что не оставило желудку ни малейшего шанса выкинуть со мной злую шутку в виде заворота кишок или банального запора. Как следствие, тебе не придётся, наплевав на свои служебные обязанности, везти меня, корчащегося от боли, в больницу, где в свою очередь врачи, побросав неотложные дела, не кинутся вставлять мне куда попало клизму, чтобы выручить меня из неловкого положения.

– О-о-о-о, Михалыч! Как у тебя всё запущено!

– Нет, Петя, у меня как раз всё нормально. Я, в отличие от тебя, свою долю «ластиков»{ Ластики (жаргон) – любые пельмени из общепита.} пережевал тщательно.

– Ну и у меня, слава Создателю, пока с пищеварительным трактом всё нормально.

– Заметь, Петенька! Ты сам сказал «пока»! А значит, уже близок тот час, когда ты не сможешь лечь спать, не испытав облегчающего воздействия клизмы на свой организм.

– Когда этот день настанет, я обязательно приду и из этой самой клизмы полью увядающие цветочки на твоей могилке.

– Оптимист ты!

– Не без этого. Всё, приехали, доктор Клизма! Гляди, нас уже ждут.

Окруженный сворой начальников среднего ранга, оперевшись задницей о багажник служебной «Волги», полусидит-полустоит начальник РУВД. Свита удачно оттеняла его новую каракулевую папаху.

– Савранский! Это ничего, что мы позволили себе на происшествие приехать раньше вас? – полковник обводит рукой свиту. Свита гудит как улей и согласно кивает головами.

– Извините, товарищ полковник. Впредь этого не повторится. Разрешите приступить к работе?

– Приступайте, раз уж вы все-таки приехали, – милостиво разрешает полковник. Свита осуждающе косится на меня и неодобрительно шипит.

Поодаль от беспорядочно мечущихся и непонятно чем занятых сотрудников милиции из городского и областного УВД стоит, переминаясь с ноги на ногу, грустная троица сотрудников убойного отделения нашего РУВД: Макс, Лёха и свежеиспеченный выпускник школы милиции Валентин.

– Ну что у нас плохого – не спрашиваю. Давай, Макс, докладывай.

Макс двумя руками трёт лицо и голову.

– Макс, с тобой всё в порядке?

С трудом, откуда-то из глубины лица, Максим выкатывает мутные глаза и произносит хотя и странную, но как нельзя более образно характеризующую его теперешнее состояние, фразу:

– Всё в порядке. Только мне мой мозг сильно голову достаёт!

В общедоступной форме это должно означать, что у него просто-напросто с похмелья трещит башка. И всё же, несмотря на испытываемые трудности, Макс довольно чётко обрисовывает картину происшествия.

На площадке разгрузки металлургического завода рабочие, выгружавшие лес, нашли мешок. Понятное дело, они не удержались от любопытства и заглянули внутрь. Увиденное их слегка разочаровало, потому что в мешке они обнаружили не свинину и не баранину, а нижнюю часть туловища мужчины, сильно подавленную брёвнами.

– Короче, жопа! – подвёл итог своему повествованию Макс.

– Полная жопа, – согласился Петька.

– Нет, не очень, так размер на пятидесятый, максимум пятьдесят второй, – внёс свои коррективы Лёха.

– Жопа пятьдесят второго размера для тебя ещё не полная жопа? – насмешливо удивляется Петька.

– Прекратите, в конце концов, балаган! Какие будут предложения, господа офицеры? – разозлился я.

– По-быстрому собираем материал, что тело находилось в вагоне, и спихиваем его в «линейку»{ Линейка (жаргон) – линейный отдел милиции на железнодорожном транспорте.}, – выпалил Валентин то, что у всех и так вертелось на языке.

Взгляды всех присутствующих обращаются к молодому сотруднику.

– Молодой да ранний, – произносит Лёха.

– Далеко пойдёт! – согласно кивает Петька.

– Споёмся! – подытоживает Макс.

– Раз ты так всё хорошо понимаешь, бери Макса, одному ему работать сегодня тяжко, и идите отрабатывать бригаду грузчиков. Сильно людей не пугайте, помните, что нам надо установить, кто выбросил мешок из вагона, и всё. Учтите, мешок могли выбросить и ночью, поэтому устанавливайте и бригаду ночных грузчиков, адреса, телефоны и так далее. Да, и постарайтесь узнать, из какого именно вагона выбросили это добро. Всё, идите, – распоряжаюсь я, после чего обращаюсь к Лехе: – Так, теперь ты, Лёха. Шуруй к транспортникам, найди диспетчера и начальника транспортного цеха. Установи, сколько вагонов было под разгрузкой на площадке за последние двое, нет, лучше трое суток, их номера, когда и откуда поступили вагоны, фирмы-отправители, их адреса, телефоны, в общем, всё, что сможете узнать.

Теперь очередь дошла и до Петьки:

– Петя, а ты разыщи судебного медика. С тебя давность наступления смерти. Орудие, которым бедолагу расчленили, и вообще, узнай все, что можно узнать о трупе для его идентификации: возраст, шрамы, ожоги, наколки.

– Какие же на жопе могут быть наколки? – удивляется Петька.

– Мало ещё на свете живёшь, Петя! И на жопе бывают наколки, правда, добровольно их не делают и особенно не афишируют. Напомни мне на досуге, я тебе лекцию о татуировках прочитаю. И не забудь после разговора с медиком найти эксперта-криминалиста. Проследи, чтобы он всё заснял. Особенно то место, где труп раздавлен бревном. Чтобы потом «линейщики» не визжали, что мы сами мешок в вагон подкинули. Осмотри мешок, надписи на нём, бирки, чем был завязан и как. И последнее! Это всех касается! Всю информацию без напоминаний сразу передавайте мне. А теперь за работу, и пусть вам повезёт!

Отыскав глазами зампрокурора и следователя, я направляюсь к ним, но по дороге моё внимание привлекает одно забавное событие. К слову сказать, на месте происшествия всегда найдётся человек, действующий по принципу «лучше больше, чем меньше», эдакий перестраховщик, как правило из числа руководителей.

Иначе чем можно объяснить присутствие здесь служебно-розыскной собаки? Пес свою ненужность понимает не хуже других, однако в силу своего таланта старательно имитирует бурную деятельность. Добросовестно обежав площадку по кругу, он четыре раза поднял лапу, тем самым отметив своё участие в раскрытии преступления, и с чувством выполненного долга уселся на задницу, справедливо полагая, что на этом его миссия выполнена. Но у его проводника на этот счёт совершенно противоположное мнение, отчего пёс, на мой взгляд, совершенно незаслуженно, и получает поводком между ушей. А дальше события развиваются в направлении, противоположном теории Дарвина, в том смысле что человек – это высшее в своём интеллектуальном развитии существо. Пёс поворачивает голову и умными глазами смотрит на своего проводника, как мне показалось, даже с некоторой жалостью.

– Давай работай, тварь безмозглая! – стимулирует своего пса так называемый кинолог.

Пёс нехотя отрывает задницу от земли, отряхивает прилипшую к шерсти грязь и, взяв низкий старт, стремительно срывается с места, едва не вырвав руку из сустава у проводника. Еле-еле поспевая за всё более увеличивающим темп псом, кинолог, спотыкаясь, бежит вслед за ним. Пес хитрый и, по сути своей, фаталист, потому что ему безразличны последствия от своих необдуманных поступков.

Разогнавшись до немыслимой скорости, он проскакивает в узкую щель между бетонными плитами забора. Надвигающуюся опасность проводник заметил слишком поздно, и его слабая попытка предотвратить неизбежное успеха не имела. Со всего маха он влетает в щель, где крепко-накрепко застревает. Чтобы убедиться, что цель достигнута, пес ещё пару раз дёргает за поводок, затем, протискивается между ног кинолога обратно. С минуту он смотрит на болтающийся в воздухе зад, как бы размышляя, стоит ли усилить эффект от своих выкрутасов или нет. Но в последний момент пёс благоразумно отказывается от своей затеи и, отойдя в сторону, укладывается на землю и закрывает глаза.