Текст книги "Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох"

Оставшееся до выборов время Баширов полностью посвятил жизни округа. Он открыл новый спортивный центр: «Хоть это и не очень этично, но позвольте без ложной скромности сообщить, что, если б не мое участие, пришлось бы всем нам ждать пуска этого великолепного комплекса еще очень долго. Ну, мы бы потерпели, а вот наши дети ждать устали!» Он распевался соловьем в День города: «Этот чудесный городок отражает лучшие традиции русского зодчества, что в сочетании с современной архитектурой придает ему неповторимый облик! Однако красивые дома безлики без вас – прекрасных жителей. Вы стали мне родными отныне и навсегда!» Когда город появился, не знал никто, даже сотрудники местного музея, но так уж повелось много лет назад, что празднество для удобства приурочили к сентябрьским избирательным компаниям, за что кандидаты были от души благодарны городским властям.

Баширов успел перерезать четыре красные ленточки, посадить три дерева, два раза пообедать со средними и мелкими предпринимателями и даже посетить собачий приют, где не сильно искушенные в перипетиях политической борьбы волонтеры встретили «господина депутата» аплодисментами, а животные так вообще залились радостным лаем, унюхав тележки с дорогим кормом.

По вечерам Руслан Игоревич сидел в штабе, где с важным видом принимал нескончаемый поток жалобщиков. Ирина и Динара, выполнявшие функцию ассистенток (для солидности они нацепили на нос очки без диоптрий), молниеносно записывали распоряжения, а Баширов указывал точную дату решения вопроса, которая обычно выпадала на первую неделю после выборов.

Боголюбов в связи с тем, что на его заводе был аврал, от всего этого отстранился. Техническое переоснащение захватило его целиком, и он лишь краем уха улавливал слухи о Баширове и продолжающихся посиделках с Леной.

В один из обеденных перерывов Ивана Сергеевича позвали к директору. В кабинете толпились заводские партийцы, уставившись в телевизор. Диктор на новостном канале беспристрастным голосом сообщила, что в Н-ском округе совершено нападение на сына кандидата в Государственную думу от партии коммунистов. Юношу сильно избили, он потерял много крови и введен в медикаментозную кому. Заплаканная женщина на экране говорила, что ей неоднократно поступали угрозы от определенных людей с требованием снять свою кандидатуру, но она готова была идти до конца. То есть раньше была готова. Но она прежде всего мать, и жизнь сына заботит ее больше всего. Поэтому она приняла тяжелое решение о своем неучастии в выборах и просит лишь одно – найти и покарать заказчика, хотя он и так известен. «Следственный комитет и Генеральная прокуратура взяли под особый контроль это гнусное преступление», – закончила ведущая.

– Мне только что звонил Теплицын, просил всех сохранять спокойствие, поскольку не исключены допросы представителей партии в рамках этого дела. А вы, Иван Сергеевич, как партийный вожак, проинструктируйте всех подопечных. На предприятие полно китайцев понаехало пусконаладкой заниматься. Не хватало еще, чтобы слухи в Гуанчжоу партнерам поползли, что у нас не все в порядке, если полиция тут бегает.

Уже перед самым окончанием смены к Боголюбову подошел старый товарищ из заводских:

– Ваня, хреновня полная! Я этого мальчишку побитого знаю, во дворе нашем вырос. Так вот, давеча встретил он меня и говорит: Василий Федорович, не обратили внимание, что уже несколько дней около дома машина стоит с номерами ментовскими, но не здешними? Вроде как пробил он их по базе какой-то и вроде как за ним следят. А я-то, дурак старый, ему еще и отвечаю, что сериалов надо меньше про бандитов смотреть, тогда и мерещиться всякая чушь не будет! А этот твой Баширов – ментенок продажный, и кукиш у него на выборах намечался по сравнению с Ксюшей-коммунисткой! Вот и шевели мозгами после этого!

Пока Боголюбов пытался ответить, товарищ взял его за руку и отвел за угол.

– Но это еще на все! Вчера ночью завезли в седьмой цех грузовики с сейфами. У меня дружок там работает, ты его не знаешь, из новых он. Так вот они вчера и сегодня стенки сзади спецсваркой режут и дверцы потайные делают! Ты сечешь, для чего это и сейфы откуда? Докатился ты со своей «партией реальных дел» до таких делов, что людям кости ломают и дурят по беспределу!

Иван вернулся домой, когда домашние уже спали. Не было, как обычно, только Ленки. Боголюбов набрал ее номер, она не ответила, что и следовало ожидать. Получив дежурное сообщение «все нормально», он достал водку и залпом осушил полстакана. После всего услышанного на него давило странное ощущение надвигающейся трагедии, непонятной и оттого еще более пугающей.

Он выпил еще немного, добрел до спальни и провалился в сон, а среди ночи проснулся: надрывался городской телефон, и Наталья больно толкала его локтем в бок.

Боголюбов в темноте нащупал трубку.

– Иван Сергеевич, это охрана со стоянки. Там ваш гараж горит, полыхает вовсю. Я пожарных вызвал, но тут за десять минут одни железяки остались…

Утром на пожарище Боголюбов нашел обугленную канистру с бензином, видимо, брошенную впопыхах поджигателями. Соседние гаражи почти не пострадали, а у него дотла выгорела даже кирпичная пристройка.

Вскоре приехал Артем Осадчий с какой-то милой девушкой. Они молча побродили вокруг, а уходя, Артем бросил:

– В любом случае спасибо вам, Иван Сергеевич. Простите, что из-за меня такое приключилось. В следующий раз поумнее буду, и еще не все потеряно, вот увидите.

Иван нашел Баширова в кофейне, где проходил деловой завтрак кандидата с прессой. Журналистки, прокручивая записи в диктофонах, угощались мороженым, а Руслан любезничал с Динарой.

– Сергеич, какими ветрами сюда? Случилось чего? Повезло тебе – тут только следак отчалил. Вопросами меня замучил, ух! Если бы не Динара…

Он не успел договорить – Боголюбов схватил его за рубашку и выдернул из-за стола:

– Ты один знал про гараж и бумаги! Ты это сделал! Ты во все руки свои грязные суешь! – Иван тряс Баширова, захлебываясь от переполнявшей его ярости.

– Охерел вообще? – Руслан вырвался и оттолкнул Боголюбова. – Сергеич, ты чего обожрался так? От тебя перегаром прет на километр! Не ори! Я тут при чем с этим гаражом сгоревшим? О чем я знал? Ну, может, ляпнул кому про листовки когда…

– Я не говорил тебе, что он сгорел! – Боголюбов сплюнул на пол, резко развернулся и направился к выходу, слыша вдогонку, как кричит Баширов:

– Сдурел, блин, совсем! Потерпи уж несколько дней, терпила!

Воскресенье, 17 сентября, 20:00

Боголюбов сидел дома за праздничным столом с Натальей. Лена, получив от родителей на день рождения фитнес-часы, хмыкнула, выдавила «спасибо» и быстро собралась и убежала, оставив после себя шлейф приторных духов. Светлана, побыв с родителями некоторое время, ушла с другом в кино. Иван Сергеевич молча переводил взгляд с початой бутылки водки на растерзанный торт и методично переключал телеканалы, на которых дикторы объявляли о закрытии избирательных участков и о начале подсчета голосов.

Воскресенье, 17 сентября, 20:40

Ведущая Первого канала бодрым голосом сообщила, что, по сводкам МВД, серьезных инцидентов на выборах не наблюдалось и что, по данным экзит-пулов, с большим отрывом впереди правящая партия. Местный кабельный канал тем временем информировал, что, по предварительным данным, в округе безоговорочно побеждает партия власти, а вот между кандидатами-одномандатниками развернулась настоящая борьба.

Воскресенье, 17 сентября, 21:11

На экране телевизора мелькали цифры: количество проголосовавших, число обработанных бюллетеней… Столбик процентов главной партии стремительно нарастал, оставляя далеко позади конкурентов. Местный канал дал несколько репортажей – у избирательных участков люди скандировали: «Хотим честные выборы», а на одном участке даже пытались прорвать полицейский кордон. Внезапно живая картинка прервалась, и на экране появилась заставка Центрального телевидения.

Боголюбов нервничал, несколько раз звонил Лене. Телефон молчал. Наталье передалось волнение мужа, она тоже набрала дочку и отправила сообщение, ответа на которое не получила.

– С Русланом, видно, где-нибудь сидят, следят за его ситуацией, – пыталась она успокоить Ивана и себя. – Время еще детское, ты чего так завелся?

Воскресенье, 17 сентября, 21:49

Местный канал так и не включился. Показывали дурацкую современную комедию. Боголюбов выпил еще одну рюмку водки и убрал бутылку в холодильник.

Позвонили из приемной Главы и соединили с Теплицыным.

– Сергеич, ты не в штабе? Пора уже – мы выигрываем везде, Руслан Игоревич вырвался вперед – не догнать! Давай уж собирай своих из Совета и двигайся туда! Я пока не могу, попозже приеду – сижу на прямой конференцсвязи с губернатором. Короче, ноги в руки – и в штаб! Пресса скоро понаедет триумф запечатлеть – всем надо там засветиться!

Воскресенье, 17 сентября, 22:30

Наталья начала убирать со стола. Алкоголь никак не подействовал, и Боголюбов вышел на воздух. На улице было тепло, вдалеке слышались звуки музыки, мужской хохот и женские визги. Иван прогулялся вокруг дома, сжимая мобильный. Надо было заставить себя обзвонить всех членов Совета и невозмутимым голосом позвать их на это идиотское представление.

Внезапно телефон завибрировал – Ленка. «Наконец-то, слава богу», – пронеслось в голове.

– Папочка, слышишь меня? – Голос в трубке прерывался, и Боголюбов ловил обрывки фраз. – Папочка, я на даче, приезжай, пожалуйста, мне очень нужна твоя помощь! Пожалуйста, только поскорее!

– Что с тобой? Что случилось? – взревел Иван на весь двор, перекрикивая короткие гудки.

Он в вбежал в квартиру и схватил ключи от машины, пытаясь изобразить спокойствие.

– Все нормально? – оторвалась от телевизора Наталья.

– Да. Вспомнил кое-что – надо в авто покопаться.

Воскресенье, 17 сентября, 23:08

По всей веранде была разбросана одежда, валялись подушки, кресло было перевернуто, под ногами хрустело стекло. В полутьме Боголюбов не сразу разглядел дочь, свернувшуюся калачиком в углу. Он зажег свет. Лена тихонько всхлипывала и дрожала всем телом, закутавшись в покрывало. Почти все ее лицо и открытая часть шеи были в кровоподтеках, верхняя губа разбита и чудовищно распухла. На диване виднелись темные пятна.

– Он… он приехал поздравить… мы договаривались справить вдвоем, я купила тут всего к празднику… привез цепочку… очень пьяный уже… – Лена говорила медленно, с трудом двигая губами и прикрывая рот рукой, – пытался надеть на меня цепку свою и стал сразу приставать… я все в шутку переводила… не готова, мол, не хочу… У нас до этого ничего не было… я тебе правду сказала… только целоваться полез однажды, когда выпивши был, а тут… Я вырвалась, он догнал и толкнул… вот, разбила фигуру твою… мою… Он опять вцепился… я по лицу его ударила… пощечину, а он кулаком… потом свалилась, а он ногами… зуб выбил… потом за волосы и на диване… вот… все это случилось… страшно… больно… и после снова бил и за шею душил… головой куда-то о стену… Я отключилась, а сейчас нет его… Давай в больницу, пап… у меня болит все внизу и вырвало… голова трещит… маме и Светке только не надо…

Ивану казалось, что он сам теряет сознание. В висках бешено стучало и стало трудно дышать. Дрожащими руками он набрал номер знакомой врачихи, она уже была дома, но сказала, что немедленно приедет в госпиталь.

Боголюбов бережно, как в далеком детстве, одел дочку. Ленка вскрикивала от боли, а когда Иван завязывал ей шнурки на кедах, разрыдалась, зарывшись лицом в его затылок.

Уходя, он зачем-то поднял расколотую скульптуру, попытался соединить части, затем машинально распихал по карманам обломки дерева и инструменты.

Воскресенье, 17 сентября, 23:59

Юлия Львовна, врач, когда-то принимавшая роды у Натальи и ставшая впоследствии другом семьи, вышла после осмотра Лены:

– Ваня, ты не волнуйся, все не очень хорошо, но не смертельно. По всей вероятности, сильное сотрясение мозга, сейчас проверим точнее, гематома на голове большая, выбито два зуба, много ссадин и порезов. Может, ребро треснуло, тоже посмотрим. Но вот по женской части… там разрывы везде и всякое… В общем, тебе без подробностей, звони Наташке, не валяй дурака – пусть приезжает. Или я позвоню. Леночке вколем успокоительное – она поспит. К ней не ходи пока. Бумаги необходимые подготовим о побоях… ну, и об изнасиловании, конечно… В полицию надо сразу! Как это произошло? Кто?

– Выясняю. Спасибо, Юля! Свяжись с Натальей сама тогда. Скажи, что я отъехал ненадолго. Пусть мчится.

Понедельник, 18 сентября, 00:31

В штабе было весело и празднично. За столом вперемешку сидели общественники и журналисты, сотрудники администрации и главы районов. На стене висел большой монитор, показывающий процентное соотношение кандидатов. Баширов опережал главного конкурента почти наполовину, и каждое новое изменение цифр на экране сопровождалось криками «ура!» и звоном бокалов. Виновник торжества сидел в углу с фужером шампанского и, дымя сигаретой, нашептывал что-то прыскающей от смеха Динаре. На появление Боголюбова особо никто не обратил внимания, так как в этот момент из колонки взорвался Лепс с «Рюмкой водки на столе», и нетрезвая компания начала подпевать нестройными, срывающимися голосами.

– Сергеич, ты ли это? – Баширов, обернувшись, увидел Ивана и нетвердой походкой направился к нему. Подошел и схватил за плечи, чуть не попав сигаретой в лицо. – Все, Сергеич! Я первый! Всех порвал, как и обещал! А ты – мужик! Перетерпел – и меня выдержал. – Руслан слюняво улыбался, пытаясь переорать пьяный хор.

– Пойдем на улицу, здесь ничего не слышно, – чуть отстранился Иван.

– Пошли! Если ты из-за Ленки, то все нормуль! Побезобразничали немного, но наше дело молодое! Все суперски – завтра отмечаем у тебя дома день моей победы! День Победы, как он был от нас далек…

Затянув песню, Руслан поплелся за Иваном, не забыв дать знак охраннику.

– Ну, чего тебе надобно, старче? – На улице Баширов вмиг посерьезнел. – Сама постоянно девочку из себя строила…

Иван поразился, как легко и мягко лезвие ножа вошло в плоть. Баширов уставился на него остекленевшими глазами и тихо охнул. Иван ударил еще раз. Издали могло показаться, что двое мужчин тепло обнимаются. Охранник понял, что произошло, лишь когда Руслан стал медленно оседать на землю. Ошарашенный телохранитель прыгнул и, оттеснив Боголюбова, пытался поймать падающее тело. Иван бросил нож рядом, как делал всегда по окончании работы со скульптурами, и быстрым шагом направился к своей машине.

Понедельник, 18 сентября, 0:58

Иван Сергеевич Боголюбов распахнул дверь в кабинет главы округа, пройдя мимо не успевшей остановить его секретарши. Теплицын в комнате отдыха одной рукой развязывал галстук, переодевая пиджак на демократичный свитер.

– Ваня, ты чего врываешься, как будто война началась, я ж сказал, в штабе меня жди! Ну ладно, сегодня можно без приглашения! Только что прямая линия завершилась! Все отлично – губернатор доволен, сам руководитель Администрации Президента звонил – похвалил! Вот так-то! Ну и, конечно, Игорь Фаритович. Что такой взъерошенный? Расслабься уже, выпей коньячку. – Он указал пальцем на рюмку удивленной помощнице, стоявшей в дверях.

– Да, выпью, спасибо! Как вы и говорили, двуединую задачу выполнили! Теперь и партия наша поблагодарит, и Игорь Фаритович рад будет…

Где-то вдали чуть слышно нарастал вой сирен…

Замок

И чего они все пристали к этому замку! Ну, красивый, ну, большой, да разве у меня одного такой есть? И побольше, и подороже найдутся хоромы, если поискать! Меня вот все страшатся, стоит только глазом сверкнуть, а сами-то, сами! Как гадость какую исподтишка сделать – это завсегда с удовольствием! И шум такой поднялся, будто я чью-то землю цапнул. А что я цапнул? Всего лишь джунгли вырубил, где ни одна нога до того не ступала, потому что болота там и зверье дикое бегает. Аборигены и те не совались в эту глушь, и вот на тебе, не понравилось, что Верховный Правитель забытый Богами уголок себе прибрал!

Сегодня выдался у меня часок, задумался впервые за многие годы: а чего у меня за жизнь такая, чему все завидуют, аж ядом брызжут? Часок, кстати, незанятый – это ж прям роскошь для меня, забыл, когда и спал больше четырех часов этих. А просыпаться, бывает, вообще не хочется, как представлю, что ждет меня днем деньским. Раньше-то я любил край наш за то, что солнце круглый год, а сейчас бесит этот шар огненный и жарко, и душно, и кажется, что лучами своими дотошными в каждую дырку норовит залезть – показать хочет: вот здесь ты проворонил, тут недоделал опять, а там пусто совсем, а пусто потому, что твои стырили до зернышка…

Я ж не родился в семье вождей и Правителем точно и во сне не помышлял стать. Нет, конечно, не в касте Вторых появился на свет, откуда ходу – никуда, кроме работы на Первых, но не я ж мир такой выдумал. И все ж Вторые у меня прокормиться могут, не то что на некоторых землях, где мрут, бывает, с голоду.

Ну ладно, хоть из Первых я невеликих, но так бы и жил спокойно. Да я и не хотел чего-то уж такого… Работал себе на равнине соседней, глядел, чего у них там не в порядке, чего замышляют против нас, а тут, глянь, начисто перевернулось житие дома. Возвращаюсь – все полыхает вокруг! Вторые в крик – жить хотим лучше! Первые, мол, душили нас веками! В яму Первых! Вроде как и опасно стало в Первых ходить… Да и какой я Первый – так, по крови только.

Затесался я в Серединные и смотрю себе на вакханалию эту, вспоминаю историю нашу. А история – отрада моя с детства, всю ее знаю до запятых, до точечек в книжках любых. Вот каждый раз, как Вторые-то из хижин с дубинами вылезали, сразу смуты, войны, кровь! Потому что нищие до власти дорывались – и уже на следующий день забывали про слова свои красивые и вместо обещанного давай душить и грабить всех подряд! Ладно бы врагов своих Первых, а то ведь и родственных Вторых, и Серединных – короче, без разбору, лишь бы у трона удержаться и успеть нахапать побольше! Потом, конечно, все на места вставало – народ же не совсем дурной, глаза протирал и видел, кого к кормилу привел. Клоунов этих новых, прозрев, пинком под зад, а иногда и похлеще того – на площадях да головами вниз.

Ну, это раньше, тогда хоть понятней было, кто где и за кого, а вот нынче возвращаюсь я, как говорится, в отчий дом, а все перемешалось – не разберешь! Вторые, как я говорил, взбунтовались опять, но подзуживают-то их Первые, которые меж собой чего не поделили. Тут и Серединные вякают, которые тихие обычно – им вроде чего пообещали в будущем. Короче, такая куча мала! А всяких движений, движений-то развелось – и не упомнить! Тут тебе и «Заокеанские», и «Родные», и «Мир без Первых», и аж «Новые Вторые» – смех да и только! В каждом селении чуть ли не свои группы – и собираются, кучкуются! Знамена, гербы разные понаделали! Ладно, пергамент весь перевели, так еще и газеты бумажные понавыпускали – где деньги нашли-то? «Заокеанские» – еще понятно, а у «Новых Вторых» откуда? Они ж голь перекатная, если коротко!

Короче, затаился я, жду, чем свара эта завершится. Думал, быстро друг дружку перегрызут… куда там! Только хуже и хуже вокруг – и работы нет, потому что все только и орут на площадях сутками, и деньги дешевле пергамента стали, хоть, извиняюсь, подтирайся ими! А мои равнинные купюры на вес золота ценятся, но к концу запасы-то подошли! Семья с укором поглядывает, мол, сидишь целыми днями на лавке, чернее угля на солнце стал, а скоро и жрать не на что будет жене твоей и мальчишкам, вон, худющие какие – просвечивают насквозь!

Делать нечего, осмотрелся я по сторонам, благо родственников полно разбросано! Я ж раньше не просил ни у кого – не умею, да и противно всегда моему естеству это было! А тут засунул гордость в означенное место и пошел по людям. А люди – кто где: и в дружинах военных, и в Смотрителях Тайных, – но никто не помог! Принимали вроде по-доброму, а послушав, языками начинали цокать: видишь же, времена какие, не до жиру и не до тебя нынче, самим бы удержаться, а угомонится все, мы тебя не забудем. Я вот, кстати, потом никого не забыл – пожалели они вскоре, что так обошлись со мной! Ну да ладно, Боги с ними, не об этом я.

Совсем стало некуда податься, а деньги напрочь кончились. Устроился каретой управлять. Занятие такое – удел Вторых в обычные годы, но в том бардаке и Серединные не брезговали подработать, да даже и Первые, как и я, втихаря, – а чего не сделаешь, коли у тебя шесть голодных глазищ дома? Уже не с упреком, а с мольбой глядят, да и сам стал на тень свою прежнюю похож.

Попал не куда-нибудь, в сборище это под названием «Мир без Первых». Это я говорю «сборище», а они себя гордо Сообществом величали! Тоже не мог понять – откуда у них деньжищ столько: и домины две огромные захватили как бы для нужд Сообщества (это еще раз к вопросу про Замок мой и кто там чего честно поимел в жизни), и карет понабрали самых недешевых… Влез я к ним по счастливой случайности – принес историю жизни на потрепанном пергаменте, а там плюгавенький такой тип повертел его в руках и говорит:

– Ну, опыта у тебя ездового маловато, да еще и Первый ты – не к месту сегодня кровь ваша, но нам такие ой как нужны скоро будут – глядишь, и пригодится твое прошлое равнинное. – И улыбается противненько так.

Потом уж этот плюгавенький моей правой рукой стал – не бросаю я никогда, кто хорошего чего мне сделал, – а в миг тот прямо гора с плеч, тем более что аванс сразу выдали немалый! Зауважал себя снова – значит, незыблемо все в мире нашем, всегда нужны люди моего ремесла!

А плюгавый напоследок подмигнул и напутствовал шепотом:

– Ты особо-то не распространяйся про кровь свою, мы ж типа против Первых, но Главный наш сам из них, аж с верху высокого, но скрываем умело от всех факт пока! Не пришло время еще!

А правит судьбой нашей все ж Его Величество Случай! Потихоньку со старой кареты на новую пересел, а там как-то Главный схлестнулся на сборище очередном многолюдном с «Родными». Пока ругался с вождем их, извозчика его камнями до полусмерти закидали. Стали срочно кого на замену искать, да все хвосты поприжали – кому ж охота под каменья лезть? А я так вообще ни о чем и не помышлял, но как меня позвали, такая злость на этих «Родных» взяла! А я уже подкован-то в этих движениях о-го-го как был! Думаю, вот ведь паскуды! Орут на каждом углу – мы, мол, за бедных и убогих, чтобы у всех поровну стало, отнять все и поделить, как когда-то проповедовал их идол, Волосатый Дед (того, слава всем Богам, очень вовремя много лет назад заживо в короб закатали, чтоб до конца не развалил Отчизну нашу). А у кого отнимать, чего делить-то? Но народу ж, когда порядка нет, главное – растащить все и не работать! И эти знай людям по ушам ездят и баламутят! А вожди «Родных» – ну какие, мать их, мученики? Я таких жирных рож и жоп ни в одном движении отродясь не видел! Не приведи Боги, голод бы начался, так тушами этими прокормиться и продержаться с год можно! Ну, это шутка грустная…

К чему я? А, вот! Думаю, пойду на площадь вроде как на подмогу просто! Если не успеют меня осадить, в пару рыл лоснящихся точно заеду с удовольствием! Аж руки зачесались! Прискакал я, спешился, а там наш Главный на перевернутой карете стоит, конечностями машет, а Смотрители его отбиваются с трудом от толстожопых! Ну тут я оглоблю схватил и, себя не помня, стал метелить направо-налево, аж слышал, как сквозь сало кости их оплывшие трещат.

Очнулся утром следующим в лазарете – видно, огрел меня кто-то сзади по-серьезному, до сих пор иногда голова побаливает, сколько ни лечили меня доктора со всех мирских окраин. А тогда, смотрю, прямо все засуетились вокруг, только и бегали в палату, даже кое-какие известные певчие и шуты пришли восхищение выразить. Позже узнал, что сам Главный дал команду меня поправлять и развлекать. Мальчишки-то мои радовались, а жена сразу чутьем своим женским поняла – не к добру это, взлетишь высоко – другим человеком станешь, не до нас тебе будет, милый, любовь на славу променяешь! Я ж только улыбался лицом своим перекошенным, уж больно сказочным казалось будущее мне, извозчику покалеченному.

Ну, выздоровел я и постепенно в колею рабочую вошел. Заработок мне прибавили существенно, а попутно и дела Главного нашего стремительно в гору пошли! Сдружился он с «Заокеанскими», а у тех деньжищ немерено, да еще и другие земли, видать, подкинули немало. Мы и армию свою быстро набрали, а набрав, вооружили ее по последнему слову в обмен на пару холмов с золотом в Неприкосновенных Полянах. Такого раньше не делал никто – основной запрет был на это в Книге Предков! Но проявил смелость Главный, а горлопаны съежились со страху, только по углам визжали, что продаем Родину-то. Однако умишками трусливыми догадывались, что Главный наш вскоре Правителем станет, поэтому скулили больше для фона, беззлобно. А Первые, что засели в Центральном Доме, давно уж скумекали, что дни их сочтены, они особо-то и не противились и грамоту охранную чужеземцам быстренько подписали, когда Главный к ним в Дом пришел, как бы невзначай, с личной Дружиной своей.

А я к тому времени Бригадиром каретного парка стал и как-то само собой в доверие к Главному вошел. Не то чтобы стремился, даже, наоборот, старался подальше держаться от дрязг и интриг всяких, что, наверное, и понравилось Главному – уж больно надоели ему лизоблюды продажные, а тут я такой неподкупный (это в жилах моих накрепко сидит, с молоком матери впитано), не просил никогда ничего, да и не свое дело не лез, если с каретами и извозчиками не связано было.

Повадился Главный со мной вечерами засиживаться подолгу – любил очень мои рассказы про прошлые века слушать и как все предопределено в мировом создании. Про роль личности в истории ему больше всего нравилось, особенно когда сильно ковар-травы накуривался. Вот с этим беда у начальника моего была! С древних лет все, что связано с ковар-травой, у нас смертью каралось. Казнили без разговоров за выращивание и распространение, да куда там! И растили ее втихую, и продавали, особливо во времена неустойчивые. А еще и соседние земли без зазрения совести подкупали стражей на границах и везли дурманить народ наш. Главный-то, как пошел вверх, всё на нервах и уже удержаться не смог – плотно подсел на зелье. Его это и сгубило в конце.

Постепенно «Мир без Первых» набрал такую силищу, что другие движения плавно начали вливаться в Сообщество. Даже враждебные «Родные» и те устремились под наши знамена. Немаловажную роль здесь, конечно, сыграла дружба Главного с вождем Диких. Народность эта никогда дотоле ни с кем не объединялась, издревле жила обособленно, никому не мешала, однако к себе не пускала и не платила податей в казну. Все попытки втащить Диких в государство ничем не кончались – ни после мирных переговоров, ни после десятков военных набегов на их территорию. Земли Диких сухие да дохлые были, поэтому еще прежние Правители махнули на этих Диких рукой. Довольствовались отчасти переманиванием мужчин на военную службу за хорошие деньги, потому как воины Диких считались самыми сильными и бесстрашными. А чего им не быть бесстрашными? Укуривались этой самой ковар-травой, за которую у них особо и не лютовали, сидели на ней плотно, вот и геройствовали. А Главный наш под этим дурманом, видимо, и сошелся с их предводителем, договорились они, что одно из войск Диких перейдет в наше подчинение, а мы им за это бесплатно передадим новые оружия. Я тоже внес лепту в те решения исторические – сначала возглавил Объединенный Каретный Дивизион, затем создал с Дикими особый Клан Тайных Смотрителей.

Короче, кончились все эти игрища тем, что, накурившись и расхрабрившись, Главный однажды опять пришел к Центральному Дому, но уже в окружении целого вооруженного отряда, да и закрылся с министрами Первыми почти на сутки. Я сидел снаружи и, не смыкая глаз, прислушивался к их крикам за стеной. Поутру двери отворились, и понурые министры засеменили к выходу. До меня доносились отрывки разговоров, мол, все пропало, обманул нас курильщик, теперь и государству конец, все прокурит подчистую.

Вот так бескровно мы и власть забрали. Позже я узнал, что, когда Главный-то с министрами разговаривал, семьи министров в ямах у Диких сидели в ожидании участи своей, потому-то Первые сникли и сдались окончательно без боя. За это было обещано не трогать запасы их золотые, наделы да дворцы фамильные, особливо заокеанские (вот уж где города целые, не чета моему замку, к которому привязались говоруны и писаки дешевые).

Потихоньку стали мы жить в мире новом. Житие лучше не становилось, а через тройку лет вообще тяжко стало. Соседи, которые помогали вначале, совсем обнаглели – стали покупать золото наше все меньше и меньше. Специально так делали, чтобы приползли мы к ним с мольбами. А потом и того хлеще, потребовали у нас за бесценок ни много ни мало – половину холмов в Неприкосновенных Полянах. Дали нам десять лунных месяцев на раздумье и подготовку всяких пергаментов официальных, а иначе грозились бедствия наслать неимоверные!

Главный, чтобы беспорядков избежать, сперва своих решил успокоить: раздал всем бывшим вождям, большим и малым, свободных грамот – типа, не подчиняйтесь никому, только подати вовремя платите и не уходите в государства другие с землями своими. Потом поехал в Заокеанию – просить помощи и защиты от соседей, благо заокеанских у нас по всем министерствам и службам понатыкано было. В ту дорогу меня впервые с собой взял. Я и не догадывался в то время о миссии своей великой, даже удивлялся, чего на меня одни крупные шишки волком глядят, а другие пресмыкаются, ведь я никаких поводов и не давал. Жена-то дома песнь свою старую завела – видит тебя Главный на месте пресерьезном, готовься, мол. Опять как в воду глядела!

Промотались мы за океаном без толку с месяц. Принимали по-царски, угощали без устали, но так ничем и не помогли, намекали только, что не отдавайте соседям ничего, а мы, заокеанские, с вами будем совместно холмы на Полянах рыхлить, а доходы пополам, понятное дело. Хрен редьки не слаще – все нагнуть хотят! Главный в Заокеании аж курить перестал ненадолго – сильно муторно ему стало от картины бытия скорого!

И вот стоим мы у океана как-то ночью, на волны смотрим, и вдруг он говорит:

– Слушай, что я постановил! Отныне, как вернемся домой, будешь Маршалом всех Воевод и Тайных Советников, и полный тебе простор для всего! Хочешь – золотом государственным подкупай, хочешь – заточай по тюрьмам без судов долгих, а хочешь – и кровь лей, но чтобы порядок настал внутри границ Отчизны и бусурмане не покушались никогда на Родину заветную! Все средства тебе в руки – не на кого мне положиться боле, мои годны только задницу языком вычищать да накуривать меня до бесчувствия, чтоб не смотрел я по сторонам и не видел, как гниет все вокруг! Так что на тебя надежа одна – пан или пропал, понимаешь!