Текст книги "Визит сэра Николаса"

Глава 11

Николас помог Элизабет выйти из кареты, и они вдвоем направились к двери дома. В конечном счете обед в честь возвращения Николаса оказался приятным. Вернее, он оказался бы очень приятным, если бы не предвкушение того, от чего у Элизабет не прекращалась внутренняя дрожь, мешавшая ей чувствовать себя непринужденно, а порой и нормально дышать. К тому же вечер тянулся бесконечно.

Итак, это произойдет. Нынче ночью, быть может, через час, Николас окажется в ее постели. Она хотела этого, хотела Николаса сильнее, чем могла себе раньше представить. Но почти с той же силой, с какой она жаждала близости с ним, Элизабет хотела понять суть происходящего. Что это, временное увлечение, обостренное долгим ожиданием? Или нечто долговременное? Быть может, на всю жизнь?

Ответ был для Элизабет желанным, но она с тревогой думала о том, к каким последствиям в ее жизни он приведет и в том и в другом случае.

Элизабет подняла глаза на дом и остановилась на полпути к входу.

– Николас, ваш кучер ошибся.

– Вы уверены? – хладнокровно спросил он. – Мой кучер никогда не ошибается.

– На этот раз он ошибся. Это не мой дом. – Она отступила на шаг и покачала головой. – Мой дом следующий по порядку.

Верно, но тут нет никакой ошибки. – Он взял ее под руку и помог подняться по ступенькам крыльца. При их приближении дверь отворилась. Николас отступил в сторону, пропуская Элизабет впереди себя. – Это мой дом.

Она быстро повернулась к нему лицом.

– Ваш дом? Что вы имеете в виду?

– Всего лишь то, что дом принадлежит мне. – Движением плеч он сбросил пальто на подставленные руки неописуемо корректного на вид слуги, очевидно дворецкого. – Я его купил.

– Как это понимать, что вы его купили?

Элизабет сняла манто и отдала его дворецкому, кивнув в знак благодарности. Тот принял одеяние и тотчас исчез где-то в глубине полутемной прихожей.

– Мне показалось, что я выразился достаточно ясно. Этот дом принадлежит мне, потому что я его купил.

Элизабет посмотрела на него с подозрением:

– Зачем?

Он улыбнулся – загадочно, как ей показалось, – и прошел в гостиную. Право, он начинал раздражать Элизабет своей необъяснимостью, которая не предвещала, по ее мнению, ничего хорошего. Она скрипнула зубами и последовала за ним.

– Я тебе не верю, – сказала она, переходя на ты, поскольку они остались наедине.

– Как тебе угодно, только это чистая правда.

– Это не может быть правдой. Лорд Холстром жил здесь целую вечность. – Она сощурилась. – Что ты с ним сделал?

– Лорд Холстром?

– Ну да, лорд Холстром, бедняжка.

Элизабет постаралась подавить чувство вины. Она жила в соседнем доме с тех пор, как Чарлз приобрел его вскоре после их свадьбы. Лорд Холстром жил рядом с ними, он поселился здесь очень давно. Но, сказать по правде, Элизабет не была уверена, что, встретив старого джентльмена у себя в гостиной, она бы его узнала. Он был вдовцом и человеком не очень общительным. И насколько ей было известно, большую часть времени проводил в деревне.

– Я стукнул его по голове и отправил к праотцам, – сказал Николас и подошел к столику, на котором стояли графин и рюмки.

– А, как я вижу, Эдварде проявил должную инициативу. Он прекрасно работает. Я очень им доволен.

– Вот как? – Элизабет скрестила руки на груди. – Это он помог тебе закопать тело?

Николас посмотрел на нее с веселой улыбкой:

– Насколько я знаю, ты предпочитаешь бренди?

– Да, разумеется. – Она взяла у него рюмку. – Но ты не ответил на мой вопрос.

– А я думал, что ответил.

– Николас!

– Ну хорошо, сознаюсь. – Он пожал плечами. – Я не бил его по голове. Пострадавшей стороной в нашей сделке оказался я. – Он отпил бренди и продолжал: – Его сиятельство очень хотел продать дом и удалиться в свое имение, но запросил за свою недвижимость громадную сумму. К счастью, я могу себе позволить потратить эти деньги.

– Зачем? – снова и очень требовательно спросила она, хотя ответ знала заранее.

– Недвижимость всегда считалась хорошим вложением средств.

–Ну и?

– А я постоянно ищу возможности выгодных инвестиций. И вряд ли я ошибся на этот раз. – Он покрутил бренди в своей руке. – Отличное местоположение и прекрасное соседство.

– Этот дом соседствует с моим, – сердито напомнила она.

– Я же и сказал, что местоположение отличное. Элизабет даже вздрогнула от ужаснувшей ее мысли:

– Но ты же не собираешься жить здесь после Рождества?

– Именно собираюсь. Я уже прожил здесь несколько дней. Неужели ты не заметила?

Она не заметила. И скорее всего не замечала бы до тех пор, пока в один прекрасный день они оба не вышли бы одновременно на улицу.

– Но разве ты не живешь в доме у дяди?

– Я ценю свое уединение и независимость, так же как и мой дядя. Уверен, что ты это понимаешь.

– Продолжай.

– Мы поговорили с дядей и пришли к заключению, что нас обоих устраивает такое решение вопроса.

– Смею заметить, что вы оба могли бы прожить в Торнкрофт-Хаусе бог знает сколько времени, ни разу не столкнувшись в коридоре. Дом невероятно велик.

–А этот дом не слишком большой. – Николас окинул комнату удовлетворенным взглядом. – Как раз такой, какой мне нравится.

Элизабет ни к чему не присматривалась с той минуты, как вошла в дом. Теперь она с любопытством оглядела гостиную. Комната была достаточно велика и хороша по своим пропорциям, но так плотно заставлена вещами, точнее сказать, набита ими, что разглядеть что-либо в отдельности было нелегко. Не меньше полудюжины кресел, два дивана, а еще столы, бюро, настольные часы, множество антикварных безделушек, статуи и статуэтки… На каминной полке выстроились фарфоровые вазы, судя по всему китайские, а то, что не уместилось, было расставлено по комнате в художественном беспорядке. Если бы Элизабет попробовала представить себе обиталище Николаса до того, как попала сюда, оно не было бы похоже на то, что она увидела.

– Я приобрел дом вместе с мебелью и прочими вещами. Холстром не указал ни одной вещи, продаже которой вкупе с домом он воспротивился бы. Он мнил себя коллекционером, но в его так называемой коллекции нет никакой системы, не говоря уж о порядке. И он жаждал отделаться от всех этих вещей не меньше, чем от самого дома. И мне понятно почему. – Николас поморщился. – Все это не в моем вкусе, и я предвижу необходимость изменений, но пока сойдет и так. – Он кивком указал на вазы на каминной полке. – Фарфор, однако, мой собственный.

– Ты коллекционируешь керамику? – удивилась Элизабет.

– Нет, я коллекционирую только фарфор династии Мин, пятнадцатый и шестнадцатый века.

Он поставил рюмку и прошел к камину, лавируя между кушеткой, двумя антикварными французскими креслами и большим бронзовым Меркурием.

– Не говоря уж о возрасте этой вот вещи, она и для своего времени уникальна. – Он снял с полки маленькую вазу с длинным горлышком и синей росписью на белом фоне. – Она вылеплена из особой глины, которую добывают лишь в одном районе Китая. Над изготовлением одного кувшина или вазы должны работать человек десять – двенадцать. Белый с синим – более распространенный вариант, чем многоцветный, но у меня есть и такие. На большинстве моих экземпляров стоит клеймо императорских мастерских, такой фарфор использовали только в императорском дворце. Он повертел вазочку в руках.

– Несмотря на затраченные мастерами усилия и редкость материала, если в готовом изделии обнаруживали хотя бы один мельчайший недочет, его разбивали и осколки выбрасывали.

– Вот уж не думала, что ты станешь коллекционировать керамику.

– Императорский фарфор династии Мин, – подчеркнул он. – Я не собирался этим заниматься. Небольшая коллекция попала мне в руки в качестве уплаты долга, я познакомился с историей производства таких предметов, меня покорила их красота. – Он пожал плечами. – К тому же это ценное капиталовложение.

– Как и этот дом.

– Точно.

– Капиталовложение. – Элизабет недоверчиво хмыкнула. – Я тебе не верю ни в малейшей степени. Я полагаю, что ты купил этот дом по одной-единственной причине.

– За его местоположение?

– Вот именно. Он расположен рядом с моим домом.

– Ты живешь в очень приятном соседстве.

– Да, оно было раньше вполне приятным, – отрезала Элизабет.

Николас посмотрел на нее не без любопытства:

– Ты всерьез говорила об искренности как об одном из условий нашего соглашения?

– Абсолютно.

– Очень хорошо. Тогда позволь мне быть искренним. Через несколько минут я намерен взять тебя на руки и отнести наверх, в мою спальню.

– Я вовсе не хочу, чтобы ты брал меня на руки и нес по лестнице к себе в спальню. Я хочу с тобой поговорить о том, почему ты купил дом рядом с моим. Я хочу в точности знать твои намерения.

– В спальне я раздену тебя медленно и методично.

– Николас!

Нет, этот человек просто невыносим!

– Начну я, разумеется, с платья. – Он сделал глоток бренди, и глаза у него заблестели. – Кстати сказать, платье очень красивое. Оно подходит к твоим зеленым глазам.

– Благодарю за комплимент, – быстро проговорила она, стараясь прогнать от себя видения, которые вызвали его слова. – Все это хорошо и прекрасно, однако…

– Снимая его, я пробегусь губами по твоим обнаженным плечам. Поцелую шейку и ту очаровательную впадинку на спине.

Голос у него был низкий, и Элизабет, вслушиваясь в страстные модуляции, почти чувствовала на своем теле руки Николаса.

– И ты намерен это сделать?

– Непременно. Ты даже не заметишь, как твое платье пышным облаком шелка опустится на пол. Потом я стяну с тебя нижние юбки, попутно измерив ладонями длину твоих ног.

– Николас… – Несмотря на всю ее решимость, имя его прозвучало скорее как вздох, а не слово. – Перестань…

Он не обратил на ее протест ни малейшего внимания.

– Потом я займусь твоим корсетом. Досадное занятие, на мой взгляд. Не понимаю, зачем женщины носят корсеты. Хотя, с другой стороны, есть нечто опьяняющее в том, как ты распускаешь шнурки и освобождаешь тело от стесняющих его пут, чувствуя под пальцами теплую нежную кожу, прикрытую лишь тонкой нижней сорочкой.

– Господи, Николас! – вскрикнула Элизабет и одним глотком допила рюмку, как будто несколько капель жидкости могли погасить вспыхнувший пожар желания.

– Корсет я просто отброшу в сторону, и этого ты тоже не заметишь, потому что я стану ласкать тебя, гладить твои груди, твои бедра, пробираясь к тому заветному уголку, где сходятся твои ножки…

Рюмка выскользнула из пальцев Элизабет и упала на пол. Николас тоже допил бренди одним глотком и поставил рюмку на первое подвернувшееся под руку свободное место на столе…

Он раздевал ее прямо здесь, в гостиной, раздевал точно так, как говорил об этом, и Элизабет и в самом деле не заметила, как осталась почти совершенно нагой. Ей хотелось одного: видеть и ощущать его обнаженное тело, прижаться к нему, – о, как долго она этого ждала! Она стянула смокинг с его плеч, и Николас освободился от него. Она дергала пуговицы на его жилете до тех пор, пока они не расстегнулись, вытащила подол его сорочки из брюк, и Николас стянул с себя то и другое через голову. Минуту или две Элизабет просто смотрела на обнаженную мускулистую грудь Николаса. Треугольник темных волос спускался по животу, скрываясь под поясом брюк. Плечи у него были шире, чем она себе представляла, а талия тоньше. Этот мужчина отнюдь не был творением портного, красоту и изящество он получил от природы. Элизабет глубоко вздохнула и положила ладони Николасу на грудь. Он весь напрягся и простонал:

– Проклятие, Элизабет…

– Николас… – Она поцеловала его в губы. – Ты понимаешь, что я не делала ничего такого уже долгое время?

– Да, понимаю, – почти не отводя своих губ от ее, пробормотал он. – А ты понимаешь, что я хотел тебя бесконечно долгое время?

Они отдались друг другу, не поднимаясь в спальню, и долго сдерживаемая страсть доставила обоим величайшее, ни с чем не сравнимое наслаждение. После катарсиса они, не разжимая объятий, лежали на диване, погруженные в мир пережитых ощущений. Николас медленно погладил Элизабет по спине и спросил:

– Тебе было хорошо?

Элизабет ответила не сразу, потрясенная тем, насколько безудержно, не стыдясь ни одного своего движения, она отзывалась на страстные ласки Николаса. И при этом она радовалась своим порывам, каждому из них.

– Элизабет?

Она подняла голову и улыбнулась ему.

– Это было… то, что надо…

–Да. – Он тоже улыбнулся. – Это было удивительно. Необыкновенно.

Элизабет отодвинулась от него и встала; слава Богу, что панталоны хоть и спущены, но все-таки еще на ней, создавая некую весьма слабую видимость скромности. Николас тоже встал. Прекрасный в своей наготе, казавшийся сейчас особенно высоким, он был похож на ожившую статую античного атлета.

Он взял руки Элизабет в свои и поднес их к губам. Темные глаза его сияли.

– Ты воплощение всего, о чем я мечтал. Всего, чего я долгие годы хотел.

У нее перехватило дыхание.

– И ты тоже, – только и смогла выговорить она. Улыбка снова тронула уголки его губ.

– Мне кажется, что моя кровать – более удачное место для продолжения.

– А почему ты решил, что я хочу продолжать?

– А ты хочешь?

Элизабет вздрогнула – столько страсти прозвучало в голосе Николаса.

Она отошла в сторону и начала собирать свою одежду.

– Значит ли это, что ты больше не хочешь?

– Это значит, что я предпочитаю, чтобы мои вещи были у меня под рукой, когда мне все-таки надо будет одеться. Я полагаю, что твоя кровать где-то наверху?

– Позволь мне.

Он сгреб ее обеими руками вместе со всей ее одеждой и направился было к лестнице.

– А мои туфли? – спохватилась Элизабет. Придерживая свои вещи одной рукой, она слабо махнула другой куда-то в сторону.

– Разумеется, – произнес он галантно, вскинул ее на плечо, наклонился, подобрал бальные туфли, переместил Элизабет в прежнее положение и как ни в чем не бывало продолжил путь к лестнице.

– Это было впечатляюще, – заметила Элизабет. На этот раз улыбка его была весьма самодовольной.

– Еще бы! – сказал он и начал подниматься по лестнице.

– Ты не думаешь, что слуги могут нас увидеть?

– Меня это не особенно заботит.

– Возможно, они уже привыкли созерцать тебя в голом виде, поднимающегося по ступенькам с полуголой женщиной на руках?

– Не успели, – возразил он. – Я только что нанял их. Но думаю, со временем они привыкнут к такой картине.

– Николас!

Элизабет расхохоталась и теснее прижалась к нему. Она вдруг почувствовала себя совершенно счастливой. Ошеломительно счастливой, хотя для этого вроде бы не было особых причин. В голову пришло, что вообще-то хотелось бы, чтобы она осталась единственной полуголой женщиной, которую ему, совсем голому, доводилось и доведется нести по лестнице в спальню. Но она прогнала эту мысль. Все это кончится сразу после Святок. Во всяком случае, таков ее план.

Они добрались до спальни, Николас открыл дверь ногой, вошел в комнату и, не оборачиваясь, захлопнул дверь еще одним ударом ноги. Газовая лампа на столике у кровати горела, но свет ее был слабым. Николас поставил Элизабет на ноги, взял у нее одежду и положил на кресло.

Мебель в комнате была темного цвета, довольно тяжелая и, бесспорно, старая. Кроме нескольких ваз все того же императорского китайского фарфора, никаких украшений не было, и по сравнению с остальными помещениями дома спальня казалась пустой.

– Образцы коллекции лорда Холстрома в спальнях не размещены?

Образцами коллекций лорда Холстрома были битком набиты все комнаты в доме. – Николас подошел к Элизабет сзади и обнял ее. – Я просто не мог уснуть в окружении предметов японского оружия и охотничьих трофеев в виде голов экзотических животных, поэтому все, кроме мебели, велел перенести в другую комнату. – Он засмеялся. – В ту комнату теперь почти невозможно открыть дверь.

Элизабет перевела взгляд на кровать. Она была чересчур велика для одного человека, но для двоих очень удобна, особенно если один из них полон необузданной страсти, а второй искушен в любовных ласках.

Николас повернул ее лицом к себе и раскрыл объятия…

Глава 12

Первые лучи утреннего света проникли в спальню Николаса сквозь высокие окна. Элизабет лежала, закинув одну ногу на ногу Николаса, а руки и голову уютно пристроив у него на груди. Она чувствовала себя невероятно усталой – и невероятно счастливой и спокойной. Любимой, даже если любовь не имела к этому никакого отношения.

– Мне пора домой, – пробормотала она.

– Да, пожалуй, – согласился Николас и погладил ее по спине.

– Дети проснутся еще не скоро, но даже в этот поздний, вернее сказать, ранний час слуги могут бодрствовать.

– Не стоит создавать угрозу твоей репутации.

– Но нам еще нужно обсудить мои условия нашего соглашения.

– Обсуждать нечего.

– Что за чепуха, только из-за того, что я позволила тебе соблазнить меня…

– Ты позволила мне? Соблазнить тебя?

– Ты должен признать, что в роли соблазнителя выступил ты. Вся эта чушь типа «я начну, разумеется, с платья» и так далее.

– Ты не сочла это чушью. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Хорошо, изменим формулировку: не позволила соблазнить, а поощряла меня.

– Ни то, ни другое.

– Я думаю, что как раз то… – Он поцеловал ее в плечо. – …И другое. – Он поцеловал ямку на шее. – А теперь снова то.

Было бы так приятно позволить ему продолжать. Закрыть глаза и отдаться предвкушениям страсти во всем ее пылком воплощении… Элизабет прогнала от себя эту соблазнительную мысль, отодвинулась от Николаса и оперлась на локоть.

– И тем не менее, поскольку мы уже привели в действие наше соглашение, ожидаю, что ты выслушаешь меня.

Он обвел кончиком пальца ее сосок, и у Элизабет снова перехватило дыхание, а Николас произнес: —Нет.

– Нет? – Она резко оттолкнула его руку. – Что значит нет?

– Это значит, моя дорогая Элизабет, только то, что я сказал. Я не намерен выслушивать твои условия.

– Но ты должен. – Она усмехнулась. – Я уже начала выполнять свою часть соглашения. А ты дал мне слово.

Я более чем уверен, что слова насчет этого я тебе не давал. – Его усмешка была, пожалуй, выразительнее сказанного. – Я только сказал, что хорошенько обдумаю твое предложение. Что я и сделал.

– Да, но после того, что произошло между нами… – Элизабет не договорила и сдвинула брови, стараясь сосредоточиться. Ведь он и в самом деле не давал согласия на то, чего она требует. Она села, выпрямив спину, и полыхнула на Николаса глазами. – Ты устроил мне ловушку.

– Ничего подобного я не делал.

Он протянул руку и провел пальцами по ложбинке между ее грудями. Элизабет хлопнула его по руке – уже со злостью.

– Ты вынудил меня поверить, что это вот, – она показала на измятую за ночь постель, – стало началом нашего соглашения.

– Что-то не припоминаю.

– Ты позволил мне прийти к заключению, будто…

– За последние несколько часов я позволил себе и тебе очень многое, но не давал тебе понять, что приму твои условия. – Он покачал головой. – Если ты так подумала, то явно ошиблась.

Она соскочила с постели, со злостью сдернула простыню и закуталась в нее.

– Разумеется, я так подумала. Ты это прекрасно понимаешь. Я ни за что бы не позволила…

Николас весьма выразительно поднял брови.

– Ну хорошо, может, и позволила бы, – раздраженно выпалила она, – но без малейшего воодушевления.

Николас рассмеялся – вполне непринужденно.

– Не мог же я охладить твое воодушевление, вылив тебе на голову ведро холодной воды.

Элизабет задохнулась от негодования, но не могла оставить этот выпад без ответа.

– Ты отвратительный, слышишь, отвратительный человек, Николас!

– Нет, я вовсе не такой. – Он сел, поправил подушки и лег на спину, закинув руки за голову. – Я был, правда, мрачным и чересчур серьезным, но теперь я само очарование. Все так говорят.

– Значит, все ошибаются.

– Все ошибаться не могут.

Он улыбнулся ей с видом довольного собой греческого бога, только что удовлетворившего свою похоть с целой деревней обезумевших от страсти крестьянских девушек. Слов нет, у него тело, достойное быть изваянным из мрамора, но в настоящий момент не помешал бы фиговый листок. Совершенно бесстыжий тип!

– В данном случае они ошиблись. – Элизабет одной рукой поплотнее запахнула простыню, а другой прикрыла глаза. – И пожалуйста, прикройся.

– Не вижу смысла. Здесь очень тепло, и мне в таком виде исключительно удобно и приятно.

– Зато мне это исключительно неудобно.

– Тебе это не казалось неудобным прошлой ночью. И сегодня утром. И даже всего несколько минут назад.

– А сейчас стало неудобно. – Элизабет стиснула зубы. – Я не привыкла обсуждать серьезные вопросы с голыми мужчинами.

– Какие же именно вопросы ты привыкла обсуждать с голыми мужчинами?

– Николас!

Он хихикнул, и Элизабет услышала шелест материи.

– Теперь ты вполне благопристоен?

На такой вопрос ответить непросто. Я серьезно отношусь к морали, хотя вынужден признаться, что в моем прошлом бывали случаи, когда я недостаточно скрупулезно…

– Проклятие, Николас, я не спрашиваю тебя, достойный ли ты член общества! Я хочу знать, прикрыл ли ты ту часть своей анатомии, которая обычно должна быть прикрыта одеждой.

– Я в точности понял, о чем ты спрашивала, но подумал, что стоит воспользоваться возможностью, которую дают мне наши отношения, и сообщить тебе о наиболее положительных сторонах моей натуры.

–Да-да, ты настоящий святой, – нетерпеливо произнесла Элизабет.

– У меня есть свои хорошие стороны. Кстати, тебе уже незачем прикрывать глаза.

Элизабет опустила руку. Николас смотрел на нее с невозмутимым спокойствием.

– Что касается моих положительных черт, то, во-первых, я считаю себя честным человеком. Далее, я из тех, кто знает, чего он хочет, и не бросаю дела, пока не добьюсь своего. Решительность – еще одно мое хорошее качество.

– Я бы скорее определила это качество как раздражающее. Однако признаю, что во многих ситуациях решительность весьма полезна. Итак, чего же ты хочешь?

– Тебя.

– В таком случае ты уже добился успеха. Ты обладал мною. Даже несколько раз.

Он покачал головой:

– Этого мне недостаточно.

– Я предложила тебе, что мы продолжим…

Я помню твое предложение, но меня не устраивает необходимость исчезнуть из твоей жизни сразу после Рождества. Проверить в половине третьего твои счета, а потом побыть в твоей постели для меня недостаточно. Я хочу большего.

– Но ведь это и есть мое предложение, и это единственное, что я могу тебе предложить.

– Пересмотри свое решение.

– Думаю, что этого не будет.

– Я хочу тебя, Элизабет. – Он смотрел ей в глаза прямо и упорно. – Навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Мне нужно твое сердце, твоя любовь, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Элизабет на несколько секунд перестала дышать, потом произнесла первое, что пришло в голову: —Нет.

– Что значит нет?

– Оно значит нет. Абсолютно. Я тебе говорила, что не хочу выходить замуж.

– Я не предлагаю замужества как такового. Я предлагаю тебе выйти замуж за меня.

– Это не имеет значения. Я не хочу подчинять свою жизнь кому бы то ни было, в том числе и тебе. Я предпочитаю сама управлять своими делами.

– Ты выйдешь за меня замуж, Элизабет.

– Ты слышал, что я сказала?

– Каждое слово.

– И тем не менее ты игнорируешь то, чего хочу я вопреки твоим желаниям. Ты, пожалуй, самый заносчивый из всех мужчин, каких я знала, и самый уверенный в себе.

– Еще одно мое хорошее качество, – сверкнул он мгновенной улыбкой.

– Еще одна причина застрелить вас, когда вы спите. Он раздражал ее, но сейчас Элизабет вдруг поняла, что он радуется противостоянию между ними, возникшему с первого же их разговора. И была поражена тем, что ей это нравится. Она довольно долго молчала, глядя на него исподволь, потом вдруг рассмеялась:

– Все же, Николас, ты, пожалуй, чересчур уверен в себе. На этот раз тебе придется пережить разочарование.

– Я уже говорил тебе, что ни разу не потерпел неудачи, когда чего-то хотел добиться. Удача будет сопутствовать мне и теперь. Запомни мои слова, Элизабет: ты выйдешь за меня замуж.

– Посмотрим.

Что ж, быть может, играть в эту его игру надо по его правилам. Величайшее чувство спокойствия и уверенности в себе овладело ею. Очень хорошо. Она улыбнулась Николасу медленной понимающей улыбкой и заметила, что на мгновение – только на мгновение – уверенность в его глазах сменилась сомнением.

– А теперь, – произнесла она, отвернувшись от него и поднимая с пола свое белье, – помоги мне одеться. Я не могу справиться с этим сама, а вызывать кого-то из твоих слуг было бы неприлично. И разумеется, я не могу себе позволить вернуться домой завернутой в простыню, держа в руках все остальное.

Не поворачивая к нему головы, она слышала, что он встал с постели и, судя по шороху материи, чем-то прикрыл свою прекрасную, но слишком соблазнительную наготу.

– Я же не горничная, – проговорил он с некоторой обидой в голосе. – Понятия не имею, что я должен делать.

– Ты же сумел снять с меня все. – Элизабет натянула панталоны, застегнула их на пуговицы, потом надела через голову нижнюю сорочку. – Повтори процесс в обратном порядке.

Она повернулась к нему и с удовлетворением убедилась, что он надел брюки. Она раньше не представляла себе, как невероятно соблазнителен полуодетый мужчина. Полностью обнаженный Николас выглядел как греческий бог, но полуодетый он был еще привлекательнее. Ей в голову пришел образ пирата из приключенческого романа.

Он поднял с пола ее корсет и уныло посмотрел на него.

– Я не знаю, что с этим делать.

– Ну право же, Николас. – Она выхватила у него корсет, обернула вокруг талии, застегнула спереди, придержала обеими руками по бокам и через плечо посмотрела на Николаса. – Тебе только нужно затянуть сзади шнуровку, вот и все.

Он взялся за шнурки и очень осторожно начал их затягивать, что-то бормоча себе под нос.

– Просто не могу поверить, что ты предпочитаешь быть моей любовницей, а не женой, – донеслось до нее.

– Потуже, пожалуйста, иначе я не влезу в свое платье. И я вовсе не намерена быть твоей любовницей.

– Тогда кем же ты хочешь быть для меня? – Он сильнее потянул шнурки.

– Право, не знаю, но любовница обычно получает от любовника финансовую поддержку, так сказать, в порядке вознаграждения. Я ничего не хочу получать от тебя.

– За исключением того, что я должен исчезнуть из твоей жизни после Рождества, будто меня и не было.

Элизабет ощутила острый и болезненный укол, не имеющий никакого отношения к корсету. Что это? Чувство вины? Сожаление? Сомнение?

– Ты слишком туго затянул шнурки, – произнесла она почти не думая, о чем говорит.

– Минуту назад мне было сказано, что я затянул их недостаточно туго.

– Не верю, что ты никогда не помогал женщине надевать корсет. Разве они уходили домой, держа свое белье в руках?

– Да, – огрызнулся он и добавил после короткой паузы: – Если ты не хочешь быть ни моей женой, ни моей любовницей, какое же место предпочитаешь ты занять в моей жизни?

– Не знаю. Твоей… быть может, твоего друга? – ответила она, стараясь удержаться от улыбки.

– Моего доброго, доброго друга. Он старательно завязал шнурки.

– Если ты этого хочешь.

– Моего очень хорошего, особого друга. – Николас с ударением произнес слово «особого» и поцеловал Элизабет в плечо, отчего она заметно вздрогнула. Неужели он всегда производил бы на нее такое действие?

– Перестань. – Она отстранила его и, подобрав с пола свои чулки и туфли, начала надевать их, отметив про себя, что не помнит, как их снимала. – Тем не менее, если ты предпочитаешь именно это, я буду счастлива стать твоим добрым, особым другом. – Она повернулась к нему лицом. – Твоя помощь принята с благодарностью. А теперь скажу, что, поскольку ты не намерен обсуждать мои условия, я беру назад свое предложение. Можешь выбросить его из головы. – Она помахала рукой, словно могла неким магическим жестом уничтожить его воспоминания. – Забудь обо всем.

– Быть может, мне следует забыть и проведенные нами здесь несколько часов?

Это было бы самое лучшее. – Она решительно тряхнула головой, отлично сознавая, что не сможет забыть этих часов, проживи она хоть сто лет. – Но ты можешь сохранить о них воспоминание, если хочешь. Я очень приятно провела время.

– Приятно провела время? – заикаясь выговорил он. – Только и всего? Приятно провела время?

Она кивнула:

– Очень приятно.

– Как хочешь, Элизабет. – Он скрестил руки на груди, в упор глядя на нее. – Если ты берешь назад твое предложение, то и я беру назад свое.

– Какое именно предложение ты имеешь в виду? Если ты намекаешь на предложение выйти за тебя замуж, то я могла бы обдумать свою пропозицию еще раз.

– О нет, дорогая, мое предложение о браке остается в силе.

– В таком случае…

– Я говорю о моем первом предложении. О том, что я проверяю твои счета до Рождества, а потом возвращаю тебе право заниматься делами самой.

– Ты не посмеешь.

Она смотрела на него так, словно не верила своим ушам, хоть и ожидала в глубине души чего-то подобного.

– Конечно, посмею. Поразмыслив, я пришел к заключению, что должен взять на себя ответственность, завещанную твоим мужем. Начиная с сегодняшнего дня, уважаемая леди Лэнгли, я стану контролировать все аспекты ваших финансовых дел. Все расходы, каждый пенни, шиллинг и фунт.

Он явно провоцировал ее, ожидая, что она придет в ярость. Не дождется. Она глубоко вздохнула и сказала, тщательно выбирая слова и тоже переходя на вы:

– Могу я предполагать, что если я выйду за вас замуж, то мои финансовые дела снова перейдут в мои руки?

– В принципе вы достаточно легко строите различные предположения, однако в данном конкретном случае вы рассуждаете верно. В качестве вашего мужа я по закону становлюсь владельцем всего вашего имущества, но вы проявили незаурядные способности…

– Блестящие, – вставила она, однако Николас проигнорировал это и продолжал:

– …управлять своими делами самостоятельно.

– Значит, я смогу продолжать это? Распоряжаться своими инвестициями, управлять имением, заниматься наследственными средствами детей?

– Не вполне так. – Он заложил руки за спину и принялся расхаживать по комнате. Это выглядело бы крайне импозантно, если бы не его обнаженный торс и босые ноги. – До моего возвращения в Лондон, должен признаться, мысль о браке если и приходила мне в голову, то лишь мимолетно, но теперь я думаю, что в семейной жизни я хотел бы стать, как бы это выразиться, не диктатором, а скорее партнером.

– Вот как?

– Вы компетентны, способны и умны, к тому же обладаете чувством юмора. В вас есть нечто вызывающее, и это стимулирует. Короче, вы обладаете всеми свойствами, какие я хотел бы найти в своем партнере, и я хочу быть вашим партнером, Элизабет. В делах и в жизни.

– Равноправным партнером?

– Это чепуха. В конце концов, я как-никак мужчина. Мы живем в просвещенный век, и на троне Англии восседает женщина, но ни один человек в здравом уме не согласится на равноправное партнерство с собственной женой. Я бы предложил партнерство на такой основе: семьдесят процентов и тридцать.