Текст книги "Визит сэра Николаса"

– И мне вы предложили бы тридцать процентов, – с довольно кислой миной предположила Элизабет.

– Да, и это отличное предложение.

– Мне оно таким не кажется. – Она помотала головой из стороны в сторону. – В настоящий момент я осуществляю стопроцентный контроль над своими средствами – и над собственной жизнью тоже. Мои решения принадлежат мне и ни от кого не зависят.

– Это не совсем соответствует действительности, если я буду контролировать ваши финансы.

– И я признаюсь вам откровенно, что для меня это неудобно, с одной стороны, а с другой – обидно. Впрочем, остаток моей жизни полностью в моих руках.

– Уверяю вас, что я не стану вести себя неблагоразумно или чрезмерно придирчиво по отношению к вашим расходам.

– Как это великодушно с вашей стороны!

– Однако я положу предел непродуманным расходам.

– Я в этом уверена. – Элизабет старалась сохранять спокойствие. – Это шантаж, Николас.

– Слишком сильно сказано, но да, по сути так и есть.

– Вы не оставляете мне выбора.

– Я предвидел, что вы отнесетесь к этому именно таким образом. Клянусь, что сделаю счастливым каждый день вашей жизни, Элизабет.

– Нет, Николас, вы будете сводить меня с ума до конца моих дней, и мне придется жить с этим, никуда не денешься. – Она направилась к двери. – А теперь если вы проводите меня вниз, то дорогу к своему дому я найду сама.

– Элизабет?

В его голосе она впервые уловила сомнение.

Не обратив внимания на его призыв, спустилась по лестнице и дошла до входной двери, не задерживаясь ни на секунду. Ее манто и перчатки были аккуратно положены на скамью возле двери. Эдварде знал свое дело.

– Могу ли я начать подготовку? – спросил Николас, помогая Элизабет надеть манто. – К свадьбе?

– Не будьте смешным.

– Вероятно, вы правы. Это ваша забота. Я не имею представления, с какими хлопотами связана подготовка к свадьбе.

– Никаких хлопот, поскольку я не намерена готовиться к свадьбе.

– Но вы же сказали, что я не оставил вам выбора.

– Так кто же из нас двоих легко строит предположения?

Он посмотрел на нее с откровенным недоверием:

– Вы предпочитаете утратить полный контроль над вашими средствами, только бы не выходить за меня замуж? Неужели я вам настолько не нравлюсь?

– Ничего подобного. – Она обвила руками шею Николаса и прильнула к нему всем телом. – На самом деле вы мне очень нравитесь. И я ужасно хочу быть вашим особым другом.

Он бросил на Элизабет возмущенный взгляд, но тем не менее обнял ее.

– Тогда почему бы вам не выйти за меня замуж?

– Женщины выходят замуж ради стабильности, материальной и общественной. Я уже имела это. И замужество как таковое. – Она усмехнулась не без горечи. – Я не верю в институт брака и не верю вам.

– Почему? – нахмурился он.

– Ах, Николас. – Она коснулась губами его губ. – Вы чуть не разбили мне сердце десять лет назад. Я не хочу пережить такое еще раз. – Она высвободилась из его объятий и надела перчатки. – Но я должна бы благодарить вас.

– За что?

– Как бы я ни ценила свою независимость и как бы ни радовалась тому, что сама распоряжаюсь своими средствами, все это дается нелегко. – Она одарила его самой ясной и чарующей улыбкой. – Я пришлю свои счетные книги сегодня же утром, а счета и прочие бумаги, имеющие отношение к делу, буду передавать по мере поступления.

– Но нет необходимости…

– Есть необходимость, особенно если мы больше не станем делить постель. – Она вздохнула – подчеркнуто тяжело. – Очень жаль, конечно, однако ничего не поделаешь. Хотя признаюсь, что каждый раз в половине третьего я не смогу не ощутить теплого чувства…

– Элизабет!

– …привязанности, Николас. – Она широко раскрыла глаза с выражением полнейшей невинности. – Именно это я хотела сказать. Той привязанности, которую питаешь к другу. Совершенно особому другу.

Она быстро-быстро захлопала ресницами.

– Элизабет!

– Чем больше я об этом думаю, тем лучше понимаю, какое это облегчение – не беспокоиться ни о счетах, ни об арендаторах, ни о посевах зерновых. Снова вести беспечный и приятный образ жизни леди, которой не о чем тревожиться. Вернуться к былой беззаботности и легкости.

Она открыла дверь.

– Что вы имеете в виду? – медленно проговорил Николас.

– Кажется, наша с вами проблема имеет затяжной характер. Ни один из нас до конца не понял, о чем говорил другой. Мне казалось, я выражаю свои мысли ясно, но, может, оно и не так. – Она переступила порог и обернулась к Николасу. – Дорогой Николас, более чем похоже на то, что вас не победить в той игре, какую вы, думается, ведете, и я присоединюсь к вам.

– Что? – изумился он.

– И мне так же, как и вам, будет очень весело участвовать в этой игре.

Она одарила Николаса еще одной сияющей улыбкой и захлопнула дверь у него перед носом.

Спустившись по ступенькам, она быстро пошла по дорожке к своему дому. В этот час никого поблизости не было, а если бы кто и был, то Элизабет в данный момент ничуть не беспокоилась о своей репутации.

Она, безусловно, одержала верх над Николасом Коллингсуортом. Да, конечно, он станет проверять ее расходы и прочее, но с этим ничего нельзя поделать. И возможно, он дал ей оружие против себя.

Дверь ее дома отворилась при ее появлении, и Элизабет вошла в дом. Ей случалось и прежде возвращаться очень поздно, но до сих пор она ни разу не отсутствовала всю ночь. Однако ее дворецкий даже, как говорится, бровью не пошевелил по поводу ее несвоевременного возвращения. Хэммонд был отлично вышколен. Элизабет поздоровалась с ним, отдала ему манто и перчатки и стала подниматься по лестнице.

Николас, как никто другой, мог бы понять ее нежелание связывать себя брачными узами. Он высоко ценил свою независимость и всегда шел дорогой, избранной им самим. Почему бы и ей не ценить так же высоко свою свободу? Только потому, что она женщина? Чепуха. Женщина правит всей страной [8]8
  Королева Виктория, последняя представительница Ганноверской династии, правила Великобританией с 1837-го по 1901 год.


[Закрыть]. Почему женщина не может управлять своей собственной жизнью?

Она, Элизабет, может отказаться от условия не встречаться с Николасом после Рождества. Прошедшая ночь вызвала у нее желание продолжать с ним связь в будущем.

«Мне нужно твое сердце, твоя любовь, я хочу, чтобы ты стала моей женой».

Элизабет замедлила шаги. Он хочет ее любви? Так ли это, или он просто говорит о любви, чтобы поколебать ее позицию? Ведь любовь – это нечто совсем особенное, она и брак далеко не одно и то же.

Она провела десять лет в твердом убеждении, что не любила Николаса. Даже теперь она отказывалась признать, что, возможно, заблуждалась на этот счет. Не заблуждалась ли она и насчет Чарлза, воображая, что любит его?

Может, она вышла замуж не за того человека? Может, он был для нее не более чем очень дорогим и близким другом, ради которого она отказалась от большого чувства, от подлинной страсти?

Нет, разумеется, нет. Она прогнала от себя эту мысль. Абсурд. Ведь это значило бы, что значительную часть своей жизни она прожила во лжи. Приятной, удобной лжи, но тем не менее лжи. А этого она принять не может.

Вероятно, поэтому она готова была какое-то время делить с Николасом его постель, но не всю его жизнь.

Лучше и гораздо проще вступить в любовную связь, удовлетворить давние желания, а потом каждый из них пойдет своим путем.

Элизабет не любила Николаса тогда и отказывалась любить его теперь. Иначе перед ней встал бы вопрос, полюбила ли она его снова.

Или еще хуже.

Все еще любила.

Глава 13

– Ты разговаривал в последнее время со своей сестрой? – спросил Ник, вперив взгляд в груду счетов и квитанций на столе перед ним.

– Как? Ни тебе «Добрый день, Джонатон»? Ни «Поздравляю с началом сезона, ваше сиятельство»? Ты даже не поблагодарил меня за то, что я, бросив собственные дела, поспешил сюда по твоей настоятельной просьбе!

– Добрый день, Джонатон. Примите поздравления по случаю начала сезона, ваше сиятельство. Благодарю вас за то, что, бросив свои неотложные дела, вы поспешили сюда по моей настоятельной просьбе. – Ник поднял голову. – Так ты говорил со своей сестрой?

– С моей сестрой? С той, которая живет в двух шагах отсюда? – Джонатон ухмыльнулся, стоя в дверном проеме и опершись на косяк. – Полагаю, было бы весьма интересно поговорить о покупке тобою дома и о том, почему ты приобрел именно этот дом.

– Потому, что он расположен в прекрасном месте и, кроме того, это выгодное вложение средств.

– Я так и подумал.

Николас ничего не ответил на это замечание и продолжал:

– Твоя сестра явно избегает меня, питая надежду, что я исчезну с лица земли. Однако, если ты говорил с ней…

– Я не видел Лиззи с того вечера, как мы обедали у твоего дядюшки, а с того времени прошло… – Джонатон помолчал, припоминая. – Да, прошло уже четыре дня.

Он все еще стоял в дверях, но теперь на лице у него появилось несколько ошеломленное выражение.

Несмотря на отвратительное настроение, Николас не удержался от улыбки: он подозревал, что у него самого было на лице такое же выражение, когда он впервые переступил порог этой комнаты.

– Впечатляет, не правда ли?

– Впечатляет, хотя, сказать по правде, я не уверен, что следует употребить именно это слово.

– Я полагаю, что поначалу здесь хотели устроить библиотеку. – Ник обвел комнату удрученным взглядом. – Во всяком случае, полки тут есть и некоторое количество книг тоже.

– К этим книгам невольно испытываешь жалость из-за явного отсутствия у них численного превосходства.

Джонатон осторожно ступил в комнату, пройдя под неким подобием арки, образованной двумя скрещенными копьями, каждое из которых держал в руке изваянный из черного камня огромный нубиец. Библиотека лорда Холстрома была, как и все комнаты в доме, битком набита вещами, но вещами такого немыслимого размера, не говоря уж об их причудливости, что вряд ли хоть одну из них можно было бы втиснуть в любую другую комнату. Джонатон двинулся к Николасу, маневрируя между мраморной колонной, увешанной образцами старинного оружия и несколькими античными урнами, чтобы пробиться к почти столь же древнему креслу, помещенному перед письменным столом Ника. Джонатон осторожно уселся в кресло и показал на тарелку с фруктовыми пирожными, помещенную на то, что должно было исполнять функции столика, но на деле напоминало высушенную ногу слона.

– Можно?

– Милости прошу. Съешь хоть все, если тебе хочется.

–Я не прочь, но это было бы невоспитанно. – Джонатон выбрал себе пирожное и сказал с удрученным вздохом: – Люблю пирожные. – Он откусил большой кусок, и глаза его округлились от удовольствия. – Ничто так не мирит человека с действительностью, как хорошее пирожное, а эти просто превосходны, надо отдать должное твоему повару.

– Мой повар здесь ни при чем. Пирожные прислала твоя сестра.

– Лиззи? – Джонатон с подозрением уставился на пирожные. – Они отравлены?

– Это мы узнаем позже, не так ли? – с кривой усмешкой произнес Ник.

– Умереть от пирожных? – Джонатон пригляделся к пирожному, пожал плечами и откусил еще кусок. – Неплохой способ расстаться с жизнью. Сладость на устах и вкус вишни на языке. Очень предупредительно со стороны Лиззи, особенно теперь, когда она всячески избегает тебя.

Это послания, – сказал Ник и посмотрел на тарелку, прищурив глаза, словно пирожные и вправду были смертельны. – Сначала засахаренные сливы, потом тянучки, а теперь вот пирожные.

– Что же она этим хочет сказать? – Джонатон отправил в рот последний кусочек пирожного.

– Старается показать, чего мне не хватает.

– Но тебе всего хватает, – возразил Джонатон и взял еще одно пирожное. – Пирожных тут много.

– Не в пирожных дело. Проблема вот в чем. – Николас нетерпеливо повел рукой в сторону пачки бумаг, лежавших на письменном столе. – Счета, оплаченные твоей сестрой в последние несколько дней. По большей части это экстравагантные, нелепые покупки.

– Оставь, пожалуйста. – Джонатон рассмеялся. – Она не привыкла к бережливости, это так, но я в жизни не слышал, чтобы она потратила деньги на что-то экстравагантное или глупое.

– А теперь тратит. Вот посмотри. – Ник зашелестел оплаченными счетами. – Вот уведомления об оплате от ювелиров, модисток, портних, антикваров, мебельщиков. – Он вынул из пачки один из счетов. – Она заказала новый гардеробный шкаф. А вот еще. Заказ на два новых экипажа. Два!

– Быть может, ей понадобились два новых экипажа? – беспомощно произнес Джонатон.

Ник сердито хмыкнул:

– Один, это понятно, но два!

– Это очень странно и совершенно на нее не похоже. Даже когда был жив Чарлз, она не позволяла себе сколько-нибудь безответственных трат. А с тех пор как сама стала распоряжаться своими средствами… – Джонатон примолк и взглянул на Ника. – Она и теперь ими распоряжается?

– Не вполне.

– Тогда я в затруднении. – Джонатон потер ладонью лоб. – Насколько я понимаю, ты просто дал согласие просматривать ее счета.

– Да, но все получается не так, как я ожидал.

Джонатон перевел взгляд с Ника на пирожное, остаток которого все еще держал в руке, потом посмотрел на лежавшие на столе бумаги.

– Думаю, и это послания, – сказал он.

– Более чем вероятно.

– И тебе они так же понятны, как и пирожные?

– Боюсь, что так. – Ник испустил долгий прерывистый вздох. – Твоя сестра пытается доказать мне, что она не такая женщина, какой я ее считал.

– И при этом ведет себя так, словно намерена залезть в долги. Нечего сказать, очень умно с ее стороны, – пробурчал Джонатон.

– Очень умно. Я бы даже сказал, дьявольски умно. – Ник откинулся на спинку кресла и снова уставился на бумаги. —Да, она расточительствует, но лишь в той мере, в какой может себе позволить, хотя мне пришлось немало повозиться с цифрами, чтобы установить это. Ее финансы в столь хорошем состоянии, что она может продолжать в том же духе еще месяцы.

– И все же как долго?

– Ну скажем, год.

– И все это для того, чтобы доказать тебе, что она не такая женщина, какой ты ее считаешь?

– Точно. – Ник испустил еще один прерывистый вздох. – Не та женщина, на которой я хотел бы жениться.

– Ты хочешь на ней жениться? —Да.

– Почему?

– Почему? – повторил вопрос Ник, сдвинув брови. – Право, не знаю. Потому что хочу. – Он покачал головой. – Она умна и занятна. Каждый разговор с ней – это равноправный обмен мнениями либо конкурс остроумия. Эта чертова баба будоражит мне кровь. Ты слышал за обедом ее замечания о Скрудже?

Джонатон кивнул.

– Элизабет – единственная из знакомых мне женщин, в которой я чувствую родственную душу. Как будто мы с ней не просто в чем-то похожи, но являем собой идеальную пару. Два отдельных механизма, которые при соединении образуют безупречное целое.

– Понимаю, – протянул Джонатон. – Во многих отношениях она осталась такой же личностью, какой была десять лет назад. Она просто перестала скрывать свою истинную натуру.

– Да, я знаю, – согласился Ник, рассеянно поигрывая пером.

– И даже теперь ты все еще любишь ее.

– Конечно, я все еще ее люблю. Я никогда не переставал ее любить. Я… – Он замолчал, подняв глаза на Джонатона, потом продолжил: – Но я никогда не говорил тебе об этом.

– Я исключительно проницателен, вот и все.

– Едва ли, – усмехнулся Ник. – Но почему ты сказал об этом?

– Я заметил, как ты смотрел на нее в день нашей первой встречи. Мало того. – Джонатон пожал плечами. – Десять лет назад ты оттолкнул Лиззи в манере, которая гарантировала, что она согласится выйти замуж за Чарлза.

– Откуда ты…

Джонатон перебил друга, не дослушав вопрос:

– Не имеет значения, откуда я знаю. Достаточно того, что я знаю об этом. – Он совершенно спокойно встретил взгляд Ника. – Я должен был сообразить это давно. Это великий подвиг любви – пожертвовать собственными желаниями во имя счастья другого.

– Ты думаешь, что я так и поступил? В то время мне казалось, что да, но сейчас я в этом не уверен. Все прошедшие годы я старался не думать об Элизабет, и мне это по большей части удавалось, но в тех случаях, когда я не мог выбросить мысль о ней из головы, я не мог решить, отказался ли я от нее ради ее блага или потому, что подобный путь был более простым и легким для меня самого. Может, то была не столько любовь, сколько эгоистичный поступок глупого юнца.

– Сейчас это звучит так, будто ты по прошествии лет, дабы смягчить горькое сожаление о совершенной в прошлом ошибке, приписываешь своим тогдашним действиям дурные, а не благородные намерения. В конце концов, – Джонатон указал на Ника полусъеденным пирожным, – если ты отказался от Лиззи по эгоистическим соображениям, то потерял ее по заслугам.

Николас рассмеялся.

– Логика замысловатая, – сказал он, – однако в ней есть здравое зерно.

– Благодарю. – Джонатон хотел было откусить еще кусочек пирожного и даже поднес его к губам, но передумал и счел за лучшее положить остаток обратно на тарелку. – Поскольку у нас нынче день признаний, позволь мне высказать мое. В свое время я тоже думал, что поступок твой правилен. Я считал, что для моей сестры самое лучшее – выйти замуж за Чарлза.

– А как ты считаешь теперь?

– Теперь я знаю, что я очень многого не знаю. – Джонатон вздохнул. – Мне казалось, что Лиззи довольна Чарлзом, но потом она стала довольна собой, и уж это вне всякого сомнения. И теперь я подумываю, не была ли она более счастлива с тобой.

– Возможно, тогда мы больше подходили друг другу, чем теперь. Заметь себе, что это не уменьшает мою решимость, но я боюсь, что теперь мы попросту сведем друг друга с ума.

– Ах, каким же крупным помешательством это станет!

– Крупным помешательством, говоришь? Знаешь ли, мне это выражение вполне по вкусу.

– Хорошо. – Джонатон энергично кивнул, как бы подкрепляя этим свою оценку. – И каков же твой план?

– Мой план?

В самом деле, должен же у него быть какой-то план? Он не вступал ни в одну сделку, не имея заранее продуманного плана. И никому не позволял взять над собой верх, а Элизабет брала над ним верх раз за разом…

– Ты мог бы, к примеру, уменьшить ее кредит, закрыть ее счет… что-нибудь в этом роде.

– В этом нет необходимости. Я же сказал тебе, что она может продолжать в том же духе достаточно долго, не принося серьезного ущерба своим финансам. Закрытие счета только рассердит ее, вот и все.

– Зато оно привлечет ее внимание, и она больше не сможет игнорировать тебя.

– Да ты, я вижу, дока в таких делах, – усмехнулся Ник.

– Она моя сестра, и я дразнил ее почти что со дня ее рождения.

– Ну что ж, я, пожалуй, постараюсь привлечь ее внимание тем, что урежу ей фонды. Предоставлю только средства, необходимые по случаю Рождества. Но пойми, привлечь ее внимание – еще не значит добиться желаемого. План явно несостоятельный, если здесь вообще уместно подобное слово.

– Проблема с Элизабет заключается в том, что она долгие годы не имела достаточного представления о собственных силах, а теперь осознала это и очень рада реализовать свои возможности.

– Отсюда и проистекает стремление защищать любой ценой свою независимость.

– Верно, – согласился Джонатон. – Мне кажется, что самое лучшее для тебя – показать ей цену ее независимости. Показать, сколь многого она лишает себя.

– Я предпринял некоторые шаги в этом направлении, – сообщил Ник.

– Я не уверен, что хотел бы узнать в точности, какие это шаги. Как-никак я ее брат.

– Само собой. Итак. – Николас снова сдвинул брови. – Чего же она лишена?

– Хороший вопрос. Я не уверен, что у меня есть столь же хороший, даже просто приемлемый ответ на него. —Джонатон сделал долгую паузу. – Нам придется обсудить это в дальнейшем. А пока я посоветовал бы тебе поближе сойтись с детьми. Она исключительно привязана к ним.

– Я практически ничего не знаю о детях.

– Но ведь ты и сам был ребенком.

– Очень давно.

Ну, не так уж давно. Господи, Ник, неужели ты ни на что не обратил особого внимания в этом доме, кроме того, что он находится по соседству с домом моей сестры?

– Ну почему же не обратил. Дом достаточно велик. – Ник окинул взглядом комнату. – Отлично расположен, и это выгодное вложение средств.

Джонатон в ответ на повторение этих характеристик только застонал.

– Ну, можно еще сказать, что он битком набит антиквариатом и прочими вещами.

– Посмотри еще разок.

Николас снова оглядел комнату и пожал плечами.

– Еще раз могу сказать, что он битком набит вещами. Ни в одной из комнат нельзя двигаться свободно.

– Зато здесь много мест, где можно спрятаться.

– Наверное, – несколько смущенно согласился Ник.

– Просто не верится, что ты сумел заработать кучу денег, будучи таким тупым. – Джонатон возвел возмущенные очи к потолку. – Осмотри эту комнату еще раз. Взгляни на нее глазами ребенка, причем мальчика. Понимаешь?

– Кажется, понимаю.

На этот раз он совершал осмотр медленно, пытаясь поставить себя на место сыновей Элизабет. Да, если тебе шесть или восемь лет, тебя, несомненно, заинтересуют развешанные по стенам головы экзотических зверей… если не напугают до смерти. И стойка со средневековым оружием, помещенная в углу, – одна из многих, размещенных в доме. Мечи, висящие на стенах там и тут, миниатюрные пушки, модели кораблей в полной парусной оснастке…

– Боже милостивый! – Ник в изумлении широко раскрыл рот. Как он мог всего этого не заметить? – Для мальчишки это просто сон, обернувшийся явью.

– Вот именно, – веско подтвердил Джонатон, наклонив голову.

– Мне всего-навсего надо пригласить их сюда и предоставить им полную свободу. – Ник принялся обдумывать такую возможность. – А Элизабет не рассердится на то, что ее дети проводят время со мной?

– Но ведь поскольку ты занимаешься делами с их наследством, тебе, естественно, нужно познакомиться с ними поближе, – резонно заметил Джонатон. – Кроме того, если Лиззи хочет доказать тебе, насколько она легкомысленна, ей скорее всего придется проводить немало времени вне дома. По моему личному наблюдению, женщина не в состоянии реализовать свои покупательские потребности, если она постоянно сидит в четырех стенах.

– Ты предлагаешь мне приглашать сюда детей, не спрашивая разрешения у их матери? Завоевать их привязанность до того, как мать узнает о наших встречах?

–Да.

– Мне это кажется в некотором отношении коварным.

– Так оно и есть.

– Но мне это нравится, – заявил Ник, улыбаясь во весь рот.

– Я так и думал, что тебе это будет по душе. После детей на очереди остальные члены семьи, тебе надо заручиться их поддержкой. Впрочем, она у тебя уже есть, все они ценят тебя очень высоко.

– Выходит, самым большим препятствием для завоевания руки Элизабет является сама Элизабет.

– Я помогу тебе с детьми и семейством, но в отношении Лиззи я тебе не помощник. Тем не менее я убежден, что сестра любила тебя в прошлом, и готов заключить пари на крупную сумму, что любит и до сих пор.

– Что позволяет тебе говорить такое?

– Горячность, с которой она отрицает, что питала к тебе нежное чувство, в сочетании с тем, как она защищает то, что было у нее с Чарлзом. Думаю, она очень боится признать, что любит тебя до сих пор, так же как боится признать, что брак ее с покойным мужем был не столь совершенен, как она прежде считала. Ведь оба признания могут привести к заключению, что она вышла замуж не за того человека.

– Ты что-то очень уж много знаешь о том, что произошло между мной и Элизабет. Мне не верится, будто она откровенничала с тобой на эту тему.

– Важно не то, как и откуда я это узнал, важно, что я это знаю. Скажу только, что невзирая на твои благородные намерения, ты вел себя как полный идиот.

– Благодарю за столь сжатое и точное определение сути дела.

– Не за что. Рад оказать любезность. – Джонатон слегка поклонился. – Ты никогда не переставал любить ее, и подозреваю, что и она не переставала любить тебя. Но признание в этом изменит всю ее жизнь. – Он пристально посмотрел на Николаса. – Ты ей сказал?

– О чем?

– О том, что любишь ее.

– Сколько помню, нет, не сказал.

– Так о чем же ты ей сказал, когда делал предложение?

– Я сказал, что она была бы хорошим… – Николас поморщился. – Хорошим партнером.

– Партнером? – изумился Джонатон.

– В ту минуту мне казалось важным сказать об этом. Видишь ли, я никогда не делал предложения, для меня это нечто совершенно новое. Я даже никогда о таких вещах не задумывался.

– Ты, видимо, ничего не знаешь о женщинах, – заметил Джонатон, глядя на друга с непритворным сожалением.

– Наоборот, я очень много знаю о женщинах, – возразил Ник и снова поморщился. – Но о том, как делают предложения, я не знаю ничего. И не понимаю, с чего это я слушаю тебя, как оракула. Ты же ни разу не был в подобном положении. Кстати, почему? Мы ведь с тобой ровесники. Почему ты до сих пор не женат?

– Увы, – произнес Джонатон с театральным вздохом. – Я еще не встретил женщину своей мечты. – Он рассмеялся. – Или она меня не встретила. Но сегодня нам незачем углубляться в мои проблемы. Главное – ты и твой план достижения цели. Давай повторим его по пунктам. Первое: ты блокируешь счет Лиззи, чтобы она не имела возможности игнорировать тебя, как делает это сейчас. Второе…

– Подружиться с ее сыновьями, – подхватил Ник.

– И с остальными членами семьи. Сказать ей о своем чувстве.

– Которое я питал к ней всегда.

– Признать, что десять лет назад ты совершил ужасную ошибку.

– Я уже признал свою ошибку.

– Сказал, что это самая большая ошибка, какую ты совершил в жизни?

– Наверное, нет.

– Кайся, Николас, кайся униженно, со всей искренностью и энтузиазмом, – наставлял Джонатон. – И наконец, ты должен объяснить ей, какую цену она платит за свою независимость.

– Это все? – спросил Николас.

– Вероятно, нет, это, как бы сказать, план в общем виде. Не вполне организованный и отчетливый, но тем не менее план. – Глаза у Джонатона вспыхнули. – О, я нашел!

–Что?

– Что Лиззи теряет из-за своего пристрастия к независимости.

– Продолжай!

– Любовь. – Джонатон произнес это слово пылко и торжественно. – Великую страсть.

– Я считал, что это великое безумие.

– Между любовью и безумием разница невелика. Докажи ей, что любишь ее, Николас, более того, докажи, что она тебя любит.

– В этом заключен большой смысл. Ты просто мудрец, Джонатон, в том, что касается женщин.

– Ну нет. – Джонатон расхохотался. – На самом деле я полный идиот, когда дело касается женщин. Говорю сам не знаю что. – Лицо его приняло серьезное выражение. – Но я знаю свою сестру. Пока она не разберется в своих чувствах по отношению к тебе и к Чарлзу в настоящем и прошлом, пока не поймет до конца, что тоже совершила ошибку десять лет назад, ваше совместное будущее невозможно.

– Спасибо тебе, Джонатон. В этом по крайней мере что-то есть.

– Не благодари меня. Я могу ошибаться.