Текст книги "Визит сэра Николаса"

– Компетентно, – подтвердил Николас.

– Мой дорогой сэр Николас, мое управление финансами моей семьи было существенно более, чем просто… компетентным. – Она едва не поперхнулась последним словом. – Стоимость практически всех сделанных Чарлзом инвестиций значительно возросла.

– Кажется, что так и есть. Тем не менее… Элизабет ткнула рукой в сторону стопки счетных книг на столе:

– Вы ознакомились с моими отчетами?

– Я проглядел их, однако мне еще предстоит тщательно изучить их. Это чрезвычайно важно для того, чтобы определить ваше финансовое положение и степень моего участия в управлении вашими делами.

– Так возьмите их. – Элизабет обхватила обеими руками кипу солидных гроссбухов и подтолкнула эту кипу по столу ближе к Николасу. – Изучите. Прочтите каждую строчку, вписанную за последние три года. Проверьте все цифры, все подчистки, если вам угодно. А потом уж скажете, было ли мое управление состоянием всего лишь компетентным.

Николас с раздражающей неспешностью отставил в сторону свой стаканчик и придвинул к себе счетные книги.

–Я сделаю именно это. А поскольку в процессе изучения документов у меня неизбежно возникнут вопросы, я позволю себе навестить вас в вашем доме нынче вечером.

– Нынче вечером? – Как самоуверенны эти мужчины! – Возможно, я не сумею…

– Чем скорее мы с этим покончим, тем проще нам будет установить, как организовать дело в дальнейшем.

Он произнес последнюю фразу с возмутительно приятной улыбкой. Элизабет скрестила руки на груди.

– Стало быть, ваши слова насчет того, что вы считаете себя личностью, вполне подходящей для тех обязанностей, какие возложил на вас мой муж, по сути, означают, что вы намерены активно участвовать в управлении моими финансовыми делами?

Он кивнул:

– Вы вправе понимать это именно так. По крайней мере в настоящее время.

– Должен заметить, что я несколько ошарашен, – вставил в их диалог свое слово Джонатон.

– Мне ясно, – резким тоном заговорила Элизабет, – что сэр Николас как типичный представитель своего пола и помыслить не в состоянии, что обыкновенная женщина может справиться со столь сложной материей, как финансы.

– Прости, Лиззи, но это не вполне справедливо, – возразил Джонатон.

– Нет, Джонатон, это вполне справедливо, хотя в сущности своей не совсем верно, – сказал Николас. – Да, большинство мужчин из числа моих знакомых, а к ним относился и покойный лорд Лэнгли, убеждено, что прекрасный пол по уровню своего интеллекта не в состоянии справиться с теми многочисленными сложностями, которые связаны с управлением денежными делами. По общему признанию, это ложная идея, однако я отношусь к тем редким представителям сильного пола, которые верят, что можно встретить, хотя и редко, женщину, способную этим заниматься.

– Как, например, я, – с вызовом бросила Элизабет.

– Докажите мне это.

– А если я докажу?

– Тогда и посмотрим.

Элизабет довольно долго смотрела на него изучающим взглядом, прежде чем заговорить.

– Итак, – начала она, – мне кажется, что вы, поверенные, с которыми я говорила сегодня, и даже Чарлз не оставили мне выбора. – Она глубоко вздохнула. – Я жду вас сегодня вечером.

– Отлично. – Николас улыбнулся той загадочной полуулыбкой, которую она никак не могла забыть. – А сейчас позвольте мне попрощаться.

– Я провожу тебя.

Джонатон бросил быстрый взгляд на сестру и вышел вместе с Николасом из библиотеки.

Как только дверь за мужчинами закрылась, Лиззи буквально рухнула в ближайшее кресло и принялась растирать ладонью лоб.

Господи Боже, она, разумеется, понимала, что их с Николасом дороги когда-нибудь пересекутся, но ей всегда казалось, что это произойдет в старости. В глубокой старости. Тогда она не чувствовала бы слабость в коленях от одного его взгляда, не вздрагивала бы от самого легкого его прикосновения и сердце у нее не колотилось бы как сумасшедшее от его улыбки.

Вопреки ее собственным словам и ее уверенности в себе и своих возможностях в глубине души она вынуждена была признать, что присутствие Николаса выводит ее из равновесия. Она не желала, чтобы он или кто бы то ни было посторонний занимался ее счетами, но теперь, когда Николас вернулся домой насовсем, его присутствие тревожило ее не только потому, что он должен был контролировать ее денежные дела.

Она провела десять лет, убеждая себя, что чувство ее к Николасу не значило ровно ничего. Неосознанные порывы юности, вполне невинная дружба, один или два поцелуя. Она тогда испытала первый всплеск желания. Быть может, даже страсти.

Но желание и страсть не прошли с годами, теперь это ясно.

Откинувшись на спинку кресла, Элизабет безотчетно барабанила пальцами по деревянному подлокотнику кресла…

Ей двадцать девять лет, и она вдова. По ее собственным меркам, она неглупа. По мнению окружающих, видимо, женщина взрослая и опытная. Семь лет была замужем, родила двух детей. Она вполне может совладать со страстью. Своей, и если она верно понимает выражение его глаз, со страстью Николаса тоже.

Дрожь возбуждения пробежала у нее по спине.

Нет, она справится со своим влечением. И с Николасом Коллингсуортом. Хотя это могло бы стать для них обоих радостным приключением, которого она, во всяком случае, никогда не переживала.

А вот с чем ей не справиться в случае с Николасом, это с любовью…

Глава 7

Чертовски повезло, считал Ник, что ему удалось сегодня заранее просмотреть счетные книги Элизабет. Сидя напротив нее за столом в маленькой домашней библиотеке, он никак не мог сосредоточиться на очень ровных и аккуратно выписанных рядах цифр.

Да и какой нормальный мужчина смог бы? Разве что мертвый не обратил бы внимания на то, как свет газовой лампы золотит светлые волосы Элизабет, или не заметил бы изящный изгиб ее шеи, когда она наклоняется над гроссбухом.

Или то, как сверкают ее зеленые глаза, когда встречаются с его, Николаса, глазами.

Она держалась избранного ею в разговоре подчеркнуто вежливого тона, но у Ника не было сомнения, что она все еще зла на него. С одной стороны, это представляло некоторую проблему: то, что он вынуждает Элизабет вновь впустить его в свою жизнь, было своего рода вызовом. С другой стороны, то, что за десять лет она его не простила, мнилось Николасу добрым признаком. Раз не простила за столь долгое время, возможно, питает к нему те же чувства, что и раньше.

Они провели в этой комнате уже несколько часов и вместе просмотрели все записи и все цифры в счетных книгах. Николас подробно истолковывал каждую запись и каждое предпринятое Элизабет действие. Не то чтобы в этом была особая необходимость: книги были вполне удовлетворительны и говорили сами за себя. Вначале Ник опасался, что в своих расспросах и рассуждениях выглядит простофилей, но вскоре убедился, что его расспросы Элизабет воспринимает не как недостаток у него ума, но как признак его суждения о ней самой. Она держалась по-деловому и была относительно дружелюбна, хоть и соблюдала дистанцию. Это свидетельствовало о ее недюжинном самообладании.

Но вот Элизабет откинулась на спинку кресла и выжидательно посмотрела на Николаса.

– Итак?

– Что значит итак?

– Вы просмотрели все что можно, сэр Николас. – Она отвела упавшую ей на лицо прядь волос усталым движением, видимо, не сознавая, насколько мил и очарователен этот жест. – Пришли вы к определенному умозаключению?

– Даже к нескольким. Но прежде всего я должен принести вам извинения.

– Неужели?

– Да. Ваше управление собственными финансами в самом деле было блестящим. Я одобряю ваши действия. Вы проделали вашу работу, как проделал бы ее мужчина, но далеко не всякий из тех мужчин, кого я знаю, был бы на это способен.

– Ну что же, я принимаю ваши извинения и благодарю вас. – Элизабет глубоко вздохнула. – Значит, вы готовы оставить за мной право самой распоряжаться своими средствами?

Николас ответил ей не сразу – минуту или две он думал, как выйти из создавшегося положения. Думал главным образом о том, что если он откажется от своих обязанностей душеприказчика, то лишит себя поводов видеться с Элизабет. Но с той самой минуты, как он снова увидел ее, Николас понял, что это для него немыслимо.

– Я предоставлю вам должную самостоятельность, – ответил он сугубо деловым тоном.

– Должную самостоятельность? – У Элизабет явно захватило дух от этих его слов. – В чем дело? Вы признаете, что я исполняла свои обязанности выдающимся образом, но можете предложить мне всего лишь «должную самостоятельность»?

– Я готов предложить компромиссное решение, которое вам, быть может, придется по вкусу.

– Сомневаюсь. Не могу представить, что какой бы то ни было компромисс будет равен тому, чтобы вы, как говорится, умыли руки и оставили меня в покое.

– Я так и поступил бы, если бы мог. – Николас удрученно покачал головой. – Но у меня есть обязанности…

– Да, да, я осведомлена о ваших обязанностях, – перебила его Элизабет и устремила свой взгляд в потолок. – Говорите, что это за компромисс.

– Вы продолжите распоряжаться вашими счетами, как делали это до сих пор. Я буду проверять их ежедневно до тех пор, пока не приду к выводу, что в этом нет необходимости.

– Это в высшей степени смешно! – Она скрестила руки на груди. – Я этим занималась в течение трех лет, и никто не заглядывал мне через плечо.

– Тем легче вам это будет делать сейчас.

– А если я откажусь? Он пожал плечами.

– Я лишу вас возможности заниматься бесконтрольной финансовой деятельностью. Наложу на нее запрет. Вы, разумеется, будете получать содержание. Достаточные суммы для ваших личных нужд и особые – для вашего хозяйства.

– Ясно, – как отрезала она. – Я принимаю ваше предложение, но только как меньшее из двух зол. На какой срок, полагаете вы, заключается это компромиссное соглашение?

– До кануна Рождества. До рождественского бала Эффингтонов, – не задумываясь произнес он и поморщился.

Это было первое, что пришло ему в голову, а он уже очень долгое время не говорил первое, что приходило на ум, если речь шла о какой бы то ни было торговой сделке. Элизабет, разумеется, ничуть не походила на тех мужчин, с которыми ему случалось заключать сделки, а теперешний разговор был намного важнее любого бизнеса. К тому же с того вечера в канун Рождества, когда они с Лиззи виделись в последний раз перед его отъездом, прошло десять лет. Трудно найти лучшее время, чем канун Рождества, и лучшее место, чем рождественский бал, для того чтобы возобновить желанные ему отношения. В этом была даже своего рода ирония.

– До кануна Рождества? – Глаза у Элизабет широко распахнулись от изумления. Иронии она явно не оценила. – До рождественского бала?

– Если только это не вызывает у вас возражения.

Николас постарался произнести эту фразу как можно небрежнее, словно не придавал особого значения названной им дате.

– Мне все равно, – ответила Элизабет, дернув плечиком, что противоречило полному обиды выражению ее глаз. – До Рождества осталось всего несколько недель. – Она помолчала, и Николасу казалось, что он видит, как ворочаются винтики и колесики у нее в голове. – Ну хорошо. Я готова с этим согласиться.

– Но у меня есть некоторые условия, – поспешил добавить он.

– Я так и думала, что они будут мне предложены, – произнесла она с недовольной гримаской. – Что же это за условия?

– Во-первых, – собравшись с духом, сказал он, – вы должны позволить мне сопровождать вас на обед в дом моего дяди.

– Я вряд ли…

Николас не дал ей договорить:

– Вы ведь больше не носите траур. Кстати, на вас очаровательное платье. – Он бросил взгляд на ее одеяние из шелка цвета спелого персика. Платье подчеркивало теплые тона кожи Элизабет и оттеняло нежно-розовый румянец. – Оно вам очень идет.

– Я знаю. – Элизабет весело улыбнулась. – Все, что я ношу, мне идет. Хорошо, что благодаря моему умению обращаться с деньгами у меня достаточно средств на приобретение нарядов.

Николас не клюнул на эту приманку и переменил тему разговора:

– Я, разумеется, не первый джентльмен, который готов сопровождать вас после того, как вы овдовели?

– Можете быть совершенно уверены в том, что не первый. – Она негромко рассмеялась понимающим смехом, который не слишком понравился Николасу. – Я вдовею, как вы знаете, сэр Николас, уже несколько лет, но моя жизнь не прекратилась со смертью моего мужа. Я всегда любила развлечения, которые может предложить лондонское высшее общество, а после того как прошел положенный срок траура, я не видела необходимости блюсти его всю оставшуюся жизнь. Лорд Лэнгли мертв, но я вполне жива.

– Что верно, то верно, – сказал Николас скорее самому себе, чем ей.

– В последние два года мне было приятно посещать светские развлечения в сопровождении симпатичных мне джентльменов.

С минуту она смотрела на Николаса испытующе, словно раздумывая, симпатичен он ей или нет.

–Да?

Не ответив ни слова на этот вопрос-междометие, Элизабет встала и прошла через всю комнату к столику, на котором стояли стаканы и графин.

– Вечер был очень долгим, и я полагаю, настало время для бренди.

– Бренди – это прекрасная идея. – Он тотчас последовал за Элизабет к столику. – Но вы уклонились от ответа.

– Правда?

– Вы не дали согласия на мое условие.

– Вот как? – Она налила бренди в два стаканчика и один вручила Николасу. – Вам непременно нужно мое согласие?

– Непременно.

– Говоря по правде, у меня нет выбора, не так ли? – Она пожала плечами. – Хорошо, я позволяю вам сопровождать меня на обед к вашему дяде.

– И во всех других подобных случаях в течение грядущих нескольких недель, – быстро добавил он. Если ему суждено завоевать сердце Элизабет в предрождественские недели, он должен находиться с ней вместе как можно чаще и дольше. – Особенно на рождественский бал.

– Боже правый, это может быть не слишком удобно. – Элизабет пригубила бренди. – Поскольку это обозначает конечный срок нашего соглашения, я приняла бы ваше предложение сопровождать меня на рождественский бал, но я уже получила и приняла другое.

– Так измените ваши планы.

– Это было бы непростительной грубостью. – Она покачала головой с деланным сожалением. – А я стараюсь не быть непростительно грубой.

Николас произнес с усмешкой:

– Однако сегодня днем вы…

Примите мои извинения, сэр Николас, – заговорила она самым невозмутимым тоном. – Я была просто захвачена врасплох. Ваше появление потрясло меня, а день и без того был полон потрясающих и неприятных сюрпризов.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

– И я тоже оказался неприятным сюрпризом?

– Да, – улыбнувшись, ответила Элизабет.

– Понятно.

Николас не мог решить, то ли она поддразнивает его, то ли флиртует таким вызывающим манером, то ли хочет свести его с ума. Может, и то, и другое, и третье.

– Ну и как, оправились вы от потрясения?

– Почти.

Она смотрела на Николаса с выражением полного простодушия, которому он ни на секунду не поверил. Он сейчас готов был отдать большую часть своего состояния за возможность прочитать ее мысли.

– Смею ли я спросить, есть среди сопровождающих вас джентльменов тот, кому вы отдаете предпочтение перед всеми другими?

Слова сорвались у него с языка прежде, чем он успел подумать, стоит ли их произносить.

Если есть мужчина, который уже добился ее сердечной привязанности, его собственные усилия напрасны. Нет, не напрасны, ему просто будет труднее достигнуть цели. С годами Николас понял, что всегда лучше заранее знать, с какими препятствиями придется иметь дело, затевая то или иное предприятие.

– Я подозреваю, что вы имеете смелость спрашивать о чем угодно и делать что вам хочется, – совершенно спокойно ответила она.

Николас уставился на нее в полном ошеломлении. Что, черт возьми, здесь происходит? Он взял верх над Элизабет, у него вроде бы все карты на руках, но тем не менее именно она с полным самообладанием направляет их обмен репликами. Более того, по выражению ее глаз ясно, что она сама это понимает. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и сказал:

– А вы имеете смелость ответить?

Она рассмеялась – впервые за этот день совершенно искренне, и Николас вздрогнул от воспоминаний, нахлынувших на него при звуке этого смеха.

– Разумеется, сэр Николас, и хотя ваши расспросы совершенно недопустимы, носят сугубо личный характер и относятся к тому, что вас не касается, я отвечу, что ни один из этих джентльменов не пользуется в данный момент моим особым расположением, однако кое-кто из них был бы не прочь его заслужить.

– Я это вполне понимаю, – произнес Николас, чувствуя невероятное облегчение.

– Неужели?

Она еще раз пригубила бренди и теперь взирала на Николаса поверх ободка своего стаканчика.

– Вы богатая вдова из знатнейшей семьи и с большими связями. К тому же вы очень умны, и годы были к вам милосердны. Я нахожу вас еще более красивой, чем в то время, когда вы были юной девушкой.

– Вы льстите мне, сэр Николас. – Элизабет вскинула голову и вгляделась в него, словно он являл собой неразрешимую загадку для нее. – Не помню, чтобы в молодости вы обладали склонностью говорить комплименты. И вы были далеко не столь обаятельны, как теперь.

– Стало быть, я очень изменился?

Да, – отозвалась она без промедления, потом прищурила глаза, как бы припоминая что-то. – Прошло очень много времени, но я помню вас как очень серьезного молодого человека, куда более серьезного, чем вы теперешний. Возможно, это воздействие времени или формирование характера, но вы произвели на меня впечатление человека, который занимает главенствующее положение в своем кругу и чувствует себя в этом положении вполне на месте. В вас чувствуется уверенность в себе, которой не было прежде. Я не помню, чтобы вы были таким… право, не знаю, как это определить словами… – Она с минуту подумала. – Удовлетворенным, быть может? Он кивнул:

– Может быть. Я достиг многого из того, что намеревался сделать, реабилитировал свое прошлое, вернее, прошлое моей семьи, и, если хотите, пребываю в мире.

– Как это хорошо для вас, – тихо проговорила она, отходя от него.

– А вы пребываете в мире?

– Что за странный вопрос.

– Ничуть. Но если вы не хотите отвечать, я могу, разумеется…

– Я довольна своей жизнью. – Слова ее прозвучали размеренно, словно она открывала каждое из них для себя в тот момент, когда оно слетало с языка. – Быть может, не всякий поверит, что женщина, оставшаяся с двумя детьми после семи лет замужества…

– Да нет же, вовсе нет! Элизабет повернулась к нему:

– Но должна признаться, что теперь я очень дорожу своей независимостью и своей свободой.

– И возмущаетесь мною за то, что я лишаю вас этих преимуществ.

Это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.

Ее брови взлетели вверх:

– А вы бы не возмущались, оказавшись в подобном положении?

– Без сомнения, возмущался бы. – Он усмехнулся. – И вероятно, вел бы себя точь-в-точь как вы сейчас.

– То есть?

– Обдумывал бы план бегства.

Она с минуту молча смотрела на него, потом вдруг расхохоталась.

– Отлично, сэр Николас, какая проницательность. Но у меня уже есть наготове план бегства, как вы это называете. – Она круговыми движениями поболтала бренди в стаканчике. – Судя по словам моего брата, моими финансами не будете управлять ни вы, ни он, если я выйду замуж за кого-нибудь… – Тут в глазах у нее вспыхнули искорки веселого лукавства. – Подходящего.

– Это крайняя мера, если учесть, что у вас есть возможность полностью избавиться от меня в Рождество.

– Совершенно верно, тем более что я не хочу выходить замуж еще раз.

– Почему бы нет? – Он постарался придать своему тону максимальную беззаботность. – Как я понял, вы с Чарлзом были счастливы вместе.

– Да, были, – произнесла она, пожалуй, чересчур поспешно.

Она пытается убедить его? Или самое себя?

Ник вдруг подумал: а что, если Джонатон ошибается и Элизабет на самом деле знала о неверности мужа? Дядя прав: никто не может знать, что на самом деле происходит в скрытом от постороннего глаза уединении семейной жизни.

– Совершенно счастливы, – сказала Элизабет, и в глазах у нее теперь был откровенный вызов. – И тем не менее я не ищу себе мужа.

– Почему? – снова спросил он, нахмурившись. Тон ее ответа был подчеркнуто беззаботным, однако она тщательно выбирала слова:

– У меня был муж, я знаю, что такое жизнь в браке. Каким бы совершенным ни было мое замужество, я не вижу необходимости повторить опыт.

– Понятно.

– Вам понятно? – Элизабет вскинула голову, и глаза у нее загорелись. – Мне нравится свобода, доступная вдове, сэр Николас. Мне нравится возможность заниматься чем я хочу и с кем хочу. Вы можете контролировать мои финансы временно или постоянно, но не в ваших силах контролировать мою жизнь.

– Я вовсе не хочу делать это.

– Чего же вы желаете, сэр Николас? Чего вы хотите от меня?

Ее вопрос как бы повис в воздухе между ними.

«Я хочу тебя. Хочу, чтобы мы жили вместе. Я хочу спать с тобой в одной постели до конца моих дней. Хочу, чтобы ты навсегда поселилась в моем сердце».

Николас вздохнул. Сейчас не время говорить ей о том, что с годами для него ничего не изменилось. Что он лгал, когда оттолкнул ее от себя тогда, десять лет назад. Что в ту минуту, когда он увидел ее снова, он понял, какую огромную, самую большую ошибку в жизни совершил, утратив – нет, отказавшись от нее.

Он поставил стаканчик на столик и постарался заговорить весело и непринужденно:

– Для начала я хотел бы, чтобы вы называли меня просто Николас.

Она покачала головой:

– Это совершенно неприемлемо.

– Почему? – Самообладание ему изменило. Он подошел к Элизабет ближе. – Пропади оно пропадом, Элизабет, почему вы не можете называть меня по имени?

– Вам это не нравится? – прищурив глаза, спросила она.

– Да, и даже очень не нравится.

– Прекрасно. – Она изобразила самую сладкую улыбочку. – Называть вас просто по имени было бы в высшей степени неприлично и намекало бы на отношения, которых между нами не существует.

Он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Но вы обычно называли меня по имени.

– Тогда мне было девятнадцать лет, и я была до крайности глупа.

– Что-то я не помню такого вашего качества, как глупость.

– Память избирательна, сэр Николас. Я хорошо помню, что была достаточно глупа, чтобы думать… то есть чувствовать… – Она досадливо махнула рукой. – Это не имеет никакого значения.

– А я полагаю, что имеет. Он придвинулся ближе.

– Вы заблуждаетесь.

Сейчас она находилась на расстоянии вытянутой руки от него. Что она сделает, если он заключит ее в объятия?

– Все, что происходит между нами, чрезвычайно важно.

– Когда-то, может, и было важно, однако не теперь. Теперь это всего лишь мгновение из давно забытого прошлого.

– Вы забыли?

Что, если бы он прижался губами к ее губам и поцеловал со страстью, сдерживаемой вот уже десять лет?

– Да, – отрезала она, но не отступила ни на шаг.

– Все? – спросил он, глядя на ее губы, полные, упругие и неотразимые. – Абсолютно все?

– Тогда не произошло ничего значительного, что оказалось забытым, и ничего достаточно важного, что стоило бы помнить, – решительно и твердо возразила она. – Вы стоите чересчур близко ко мне, сэр Николас.

– Я стою недостаточно близко.

– Вы намереваетесь поцеловать меня?

– Я и сам не знаю, каковы мои намерения, Элизабет. Ее аромат обволакивал Николаса; слегка пряный, он, видимо, поэтому напоминал о Рождестве.

– Леди Лэнгли, с вашего позволения, – сказала она, но Николасу показалось, что она слегка наклонилась в его сторону.

– Вы помните наш последний поцелуй? Элизабет сдвинула брови:

– Разве мы с вами целовались?

– Раз или два.

– Вы, должно быть, с кем-то меня путаете. Я не помню, чтобы целовала вас, – заявила Элизабет, но Николас видел по глазам, что она лжет.

– Вы не помните, как ваши губы соприкоснулись с моими? Не помните, как ваше дыхание смешалось с моим?

–Нет.

Голос ее был тверд, однако она нервно облизнула губы, словно бы внезапно пересохшие от его слов.

– Не помните, как я обнял вас? – Он заметил, как бурно вздымается ее грудь от участившегося дыхания. – Как вы прильнули ко мне всем телом так, будто мы созданы друг для друга?

–Нет.

Она не отводила взгляда от Николаса, и он видел, что зеленые глаза Элизабет затуманены воспоминаниями, которые она могла отрицать, но не в состоянии была убить.

– И не помните, как нас обоих охватило желание с такой силой, что мы оба едва могли дышать?

Точно с такой же силой, опасной, возбуждающей и неотразимой, оно охватило их и теперь – охватило обоих, Николас чувствовал это.

– Нет, – произнесла она чуть слышно.

– А я помню, Элизабет. – Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы не поддаться импульсу и не заключить Элизабет в объятия. – Я помню все.

– Вот и прекрасно, а я нет, потому что и помнить особо нечего. И предупреждаю вас, если вы вздумаете поцеловать меня сейчас, то я…

– Вы ответите на мой поцелуй.

– Более чем уверена, что нет.

– Очень и очень жаль. У меня в памяти сохранился ваш ответный поцелуй. Вы прильнули ко мне, словно к источнику жизни. Вы…

– Прекратите немедленно! – Судорожно дыша, она отступила на шаг и ухватилась за спинку кресла, словно ей нужна была надежная опора, чтобы устоять на ногах. – Чего ради вы все это проделываете со мной?

Николас по мере сил призвал себя к сдержанности и проговорил как можно спокойнее:

– Что такое я проделываю?

Вы отлично знаете что. Вы принуждаете меня вспоминать о том, о чем и помнить-то не стоило. О том, что существует… – Тут она сокрушенно покачала головой. – …только в вашем воображении.

– У меня не столь уж богатое воображение.

Николас подошел к столику, взял свой стакан, стараясь не обращать внимания на то, что рука у него слегка дрожит, и допил бренди.

– Я знаю, что причинил вам когда-то боль, и прошу у вас прощения за это.

Резким движением Элизабет повернулась к нему:

– Вам не кажется, что ваши извинения несколько запоздали?

– Вероятно. – Он снова налил себе бренди. – Но у меня ,были причины поступить так, как я поступил.

– Да, я понимаю. Позвольте, как это… – Она прищурилась, делая вид, что припоминает. – Ах да, вы сказали, что мои деньги и мои семейные связи соблазнительны, но что сама я, на ваш взгляд, чересчур легкомысленна. И добавили, что я забавна. Даже чересчур забавна. Кажется, так.

– Я вижу, что это вы помните.

– Неясно!

– Для меня это звучит совершенно по-особому.

– А мне по-особому запомнилось, что я была очень молода, очень глупа и сильно увлечена мыслью о жизни, полной приключений, которую вы намеревались вести. И… и… набросилась с этим на вас в самой абсурдной и душераздирающей манере! – Она обхватила себя обеими руками за плечи; вся ее фигура выражала бурное негодование. – Я была полной, невероятной дурой, и это я помню до ужаса отчетливо. Только это и более ничего!

– Но было очень много другого, чрезвычайно важного для нас.

Элизабет вздернула подбородок:

– Не было никаких «нас».

– И было и должно быть. Вы не были дурой. Полным дураком был я.

Элизабет с шумом втянула в себя воздух, но не сказала ни слова.

– Я не должен был упускать вас. Я совершил ошибку, Элизабет, всю огромность которой полностью осознал, лишь увидев вас снова. – Он сделал долгую паузу и смотрел на Элизабет, недоумевая в который раз за день, как он мог отказаться от нее. Единственное, чего он сейчас хотел, это немедленно заключить ее в объятия и все уладить между ними. И больше никогда не отпускать ее от себя. Но в эту минуту такое поведение тоже было бы ошибочным. – Я не намерен совершить еще одну.

– Что именно вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что за прошедшие десять лет я преуспел во всем, в чем хотел преуспеть, приобрел все, что хотел приобрести, за одним примечательным исключением. – Он выпил бренди, со стуком поставил стаканчик на столик и посмотрел на Элизабет. – Это исключение – вы.

– Вы хотите приобрести меня? Меня? – возмущенно повторила она, глядя на него так, будто не могла ушам своим поверить. – Как пароход или какое-нибудь предприятие?

– Я не формулировал бы это так грубо.

– Но вы это только что сделали! Он пожал плечами:

– Примите мои извинения. Еще раз.

– Они не приняты! Ни за ваше поведение нынче вечером. Ни за ваше поведение десять лет назад. А теперь… – Она резко повернула голову, указывая таким образом на дверь. – Будьте добры оставить мой дом. Немедленно.

– Вы правы. Час уже поздний, а наши дела на сегодня завершены. Но у меня есть еще кое-какие дела на этот вечер.

– Какие еще дела? – спросила она с нескрываемой подозрительностью.

– Главным образом корреспонденция. Я давно уже обнаружил, что голова у меня лучше всего работает по ночам, когда исчезают дневные соблазны.

– Добрый вечер, сэр Николас, – проговорила Элизабет сквозь стиснутые зубы.

– Добрый вечер, леди Лэнгли. – Он пошел было к двери, но вернулся. – Я хотел бы установить постоянное время для ежедневной проверки ваших счетов. Думается, половина третьего вполне подходит.

– Вы в самом деле намерены ревизовать мои счета ежедневно?

– Разумеется. – Он приятно улыбнулся. – И я рассчитываю завтра познакомиться с вашими детьми.

– Зачем?

– Я облечен ответственностью за управление их наследством, даже при том, что вы сейчас осуществляете эти заботы.

– Под вашим неусыпным наблюдением, – с неприязнью произнесла она.

– Тем более нам следует быть представленными друг другу.

– Но они дети, сэр Николас.

– Один из них виконт, а другой – его наследник. Невзирая на юный возраст, оба заслуживают знать, кому доверено их материальное будущее.

– Они знают меня. – Она почти выплевывала слова. – Я их мать.

– Вы всегда будете их матерью. Однако всегда ли вы будете управлять их делами, это еще вопрос, – сказал он, печально покачав головой.

– Это угроза, сэр Николас?

– Наверное, нет, но кто может знать. – Он сверкнул на нее лукавой усмешкой. – А пока до завтра.

Николас снова направился к двери, отворил ее, переступил порог и обернулся.

– Еще одно, леди Лэнгли, прежде чем я уйду.

– Что еще? – огрызнулась она.

– Как вы знаете, я человек дела, не привык ошибаться и не намерен совершать ошибки впредь. Но я проявил бы известное нерадение, если бы не упомянул об одной вещи, окончательно последней. – Он окинул Элизабет оценивающим взглядом и улыбнулся. – Вы ответили тогда на мой поцелуй.

Он закрыл за собой дверь и, подождав возле нее не более секунды, услышал в библиотеке грохот.

Нет, вечер прошел совсем не так, как он ожидал. Он мог бы пройти куда лучше.