Текст книги "Обольщение джентльмена"

– Я не соврал, Малькольм, когда сказал, что предпочитаю один год с ней целой жизни без нее, – глядя ему в глаза, твердо произнес Оливер.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Дамливи одобрительно кивнул.

– Ты хороший человек, – заметил он. – Признаться, я даже не ожидал. Так что хоть ты и не просил у меня разрешения жениться на Кэтлин, я тебе его даю. Заслужил.

– Спасибо.

– А теперь на чердак.

И он направился к двери, прихватив недопитый стакан.

Оливер пошел следом. Его план был действительно великолепен, лучше не придумаешь. И главное, он мог сработать.

Глава 21

Кэтлин еще никогда не доводилось столько плакать и чувствовать себя такой несчастной, как в эти дни у Норкрофтов. Горе сломило молодую шотландку, прежде гордившуюся своим сильным характером и благоразумием, превратило в печальную, с опухшими от слез глазами затворницу, лишь отдаленно напоминающую жизнерадостную леди Кэтлин Макдэвид. И сознание собственной слабости заставляло ее страдать еще больше.

Очередной день тянулся очень медленно. Свернувшись калачиком на диване у себя в комнате, Кэтлин задумчиво перебирала четыре монеты, которые Оливер когда-то вложил в ее руку, и смотрела в окно на пасмурный пейзаж, так гармонировавший с ее настроением. На мосту, видневшемся в отдалении, стучали топорами несколько рабочих, но дело у них, похоже, не очень спорилось. Впрочем, с такого расстояния рассмотреть что-либо было трудно. Кэтлин хотела уехать как можно скорее, чтобы больше не встречаться с Оливером. Пока же она просто не выходила из своей комнаты. Но сколько можно сидеть в добровольном заточении? Так недолго и с ума сойти…

Увы, у бедной женщины не было выбора. Она боялась, что, увидев Оливера, услышав его смех, почувствовав сладостное прикосновение его губ, она не сможет уехать, и тогда проклятие сделает свое дело. Разве могла она обрекать на смерть Оливера, которого любила так сильно, так страстно, как уже не сможет полюбить никого? А все Ханна со своим планом, будь она неладна. Если бы Кэтлин не потеряла память, она бы постаралась оградить свое сердце от этого всепоглощающего чувства.

Как несправедливо с ней обошлась судьба… Она приехала в Англию, готовая выйти замуж за человека, которого не знала и не любила, ради того, чтобы покончить с родовым проклятием, спасти обе семьи от гибели, а теперь ей приходится жертвовать собственным счастьем ради того, которого так неразумно полюбила.

Впрочем, надо признать, что Кэтлин отказалась от брака с Оливером в какой-то степени и ради себя тоже. Она очень тяжело пережила гибель Кеннета, а ведь тогда она была намного моложе, сильнее и ничего не знала о проклятии. Несмотря на горе, она знала, что у нее впереди вся жизнь. А гибель Оливера может стать ударом, от которого ей уже никогда не оправится. Так не лучше ли расстаться с любимым, зная, что его жизни ничего не угрожает?

Кэтлин тяжело вздохнула. Она вернется в замок Дамливи, чтобы жить там с бабушкой, Малькольмом и Ханной, пока они один за другим не отойдут в мир иной. Тогда она останется одна, совсем одна, без мужа, без детей, без единой родной души и будет доживать свои дни, утешаясь единственной радостью – изучением Древнего Рима, пока не умрет, такая же древняя и позабытая, как любимый город.

А как сложится жизнь Оливера? Хоть он и не верит в предание о проклятии, наложенном на его род, оно наверняка заронило в его душу сомнение, поэтому он никогда не решится жениться, чтобы не подвергать ни в чем не повинную жену опасности. Он тоже закончит свои дни в одиночестве.

Кэтлин поежилась. Как долго, мучительно долго тянется время, когда вздрагиваешь от скрипа половиц в коридоре, боясь и одновременно надеясь, что это Оливер идет, чтобы в последний раз попытаться переубедить ее или заняться любовью…

В дверь постучали. Решив, что принесли обед, Кэтлин положила монеты в карман и пошла открывать. У нее совсем не было аппетита, к завтраку она даже не притронулась, но нельзя же держать слугу за дверью…

– Добрый день, Кэтлин, – бодро поздоровалась леди Норкрофт, входя в комнату. За ней следовала горничная, державшая в руках поднос. – Элен, поставьте обед на стол и заберите оттуда завтрак, – распорядилась графиня и с упреком посмотрела на добровольную узницу: – Надо есть, милая, иначе у вас не будет сил.

– Спасибо, но мне совершенно не хочется есть.

– Похоже на то, – вздохнула леди Норкрофт. Подождав, пока горничная соберет со стола ненужные тарелки и выйдет, она добавила: – Нам нужно поговорить.

– Опять? – спросила Кэтлин со слабой улыбкой. Накануне мать Оливера, тоже придя поговорить, по-матерински обняла ее, и она вдруг разрыдалась у нее на груди. – Прошу прощения за вчерашнее, обычно я умею держать себя в руках.

– Дитя мое, вчера вам было просто необходимо выплакаться. Надеюсь, сегодня вам лучше? Хотя, – графиня окинула Кэтлин критическим взглядом, – выглядите вы просто ужасно.

– Спасибо, – засмеялась Кэтлин, – но и чувствую я себя так же.

– Это все из-за сильного потрясения. Садитесь и поешьте. Имейте в виду, я не уйду, пока вы не подкрепитесь.

– Выглядит очень аппетитно, – заметила Кэтлин, оглядев тарелки с холодной отварной телятиной и сыром, корзиночку с хлебом, небольшое блюдо фруктов и конфеты. – Пожалуй, мне и впрямь не мешает подкрепиться.

Она уселась за стол, леди Норкрофт устроилась рядом.

Кэтлин начала с фруктового пирожного, оказавшегося столь же восхитительным на вкус, как и на вид. После первого же кусочка у нее проснулся аппетит, и несколько минут она молча ела. Утолив первый голод, она откинулась на спинку стула и посмотрела на графиню:

– Если вы пришли, чтобы убедить меня изменить решение, миледи, то должна предупредить, что я этого не сделаю.

– Разумеется, – согласилась графиня, – ведь вы не из тех легкомысленных женщин, у которых семь пятниц на неделе. Поэтому я не собираюсь вас переубеждать, просто хочу извиниться перед вами.

– Неужели? – спросила Кэтлин, беря из хлебной корзинки свежеиспеченную булочку. Сверху она покрыла ее толстым слоем густых жирных сливок, потом земляничным джемом и с наслаждением принялась есть. – Господи, как вкусно!

– У нас отличная кухарка, дорогая. Так вот…

– Вы должны непременно попробовать, ваше сиятельство, булочки просто божественные.

– Кэтлин, вы меня не слушаете.

– Нет, что вы, слушаю. Продолжайте, пожалуйста. – И Кэтлин, взяв следующую булочку, сделала приглашающий жест.

– Так вот, дорогая, я хочу извиниться перед вами за то, что слишком многого от вас ожидала, – наконец договорила графиня.

– Что? – опешила Кэтлин.

– Я считала вас сильной, умной женщиной, которая так легко не сдастся, и, похоже, ошибалась.

– Я боролась! – с негодованием отвергла обвинение Кэтлин.

– Но вы использовали далеко не все имеющиеся у нас возможности.

– Нет никаких возможностей.

– Потому что вы просто бежите от проблемы, не пытаясь ее решить.

– Я не бегу, я спасаю Оливеру жизнь!

– Как его мать, я хорошо вас понимаю, – сменила тон леди Норкрофт. – Я тоже не хочу, чтобы Оливер стал жертвой проклятия, родового или какого-то другого.

– Увы, выхода нет, – печально покачала головой Кэтлин. – Мы не в силах ничего изменить.

– А вот я с вами не согласна, – неожиданно заявила графиня. – Чтобы найти выход, надо побольше узнать об этой загадочной истории, и если ее детали скрыты туманом времени, то мы должны сами их разыскать!

Она встала из-за стола, подошла к двери и распахнула ее – лакей внес внутрь большой сундук, поставил его на пол и с поклоном удалился.

– Сражение еще не закончено, дорогая, и вы можете принять в нем участие, если хотите, – ободряюще заметила графиня.

– Что в нем? – кивнула на сундук Кэтлин.

– Те самые тайны времени, милочка.

– Простите, не понимаю.

– Все просто: это один из тех сундуков со старинными бумагами, которые находятся на чердаке, – объяснила леди Норкрофт, открывая сундук.

Кэтлин с интересом оглядела его содержимое – перевязанные шпагатом пыльные пачки документов, стопки писем, какие-то амбарные книги, рукописные журналы, дневники.

– В этом сундуке вы нашли упоминание о проклятии? – спросила она.

– Нет, в другом, – пояснила графиня. – На чердаке их не меньше полудюжины. К сожалению, родственники моего мужа, которые в ведении хозяйственных дел были всегда весьма аккуратными, не взяли на себя труд разобрать этот архив. В одной пачке нам с Малькольмом попались относительно свежие документы и те, что были написаны много веков назад. Эти документы лежали вместе. Увы, мы разобрали лишь малую их часть, потому что… немного отвлекались, – бросила она лукавый взгляд на собеседницу. – Ваш дядя – само обаяние.

– Так говорят, – пробормотала Кэтлин. Сундук ее явно заинтересовал. – Думаете, здесь есть что-нибудь о проклятии?

– Не исключено, поэтому взглянуть стоит. Малькольм и Оливер тоже так думают. Еще они говорили о каком-то знамении. Оба со вчерашнего дня роются в сундуках.

– Неужели?

– Оливер не собирается сдаваться, потому что любит вас.

– А вдруг в сундуке нет того, что нам нужно?

– На чердаке полно других. Хватит разговоров, дорогая, займитесь делом.

– Но я не могу…

– Надежда умирает последней, дитя мое, – смягчилась графиня. – Вот вы чего хотите от жизни?

Чего хотела Кэтлин? Конечно, счастья – детей, долгой безоблачной жизни с любимым.

– Оливера! – выпалила она.

– За него стоит бороться, как вы считаете?

– Еще бы! – Кэтлин решительно расправила плечи.

Леди Норкрофт права – она, Кэтлин Макдэвид, привыкшая добиваться своего во всем и всегда, будь то стрельба из лука, научные изыскания или что-то другое, на сей раз слишком легко сдалась. А за свое счастье надо бороться.

– В таком случае приступайте к работе. Мне надо готовиться к свадьбе.

– Не рано ли, миледи? – удивилась Кэтлин.

– Речь идет не о вашей свадьбе, милочка, – улыбнулась графиня. – Кстати, теперь вы уже можете называть меня тетей Эдвиной.

Кэтлин ахнула:

– Вы выходите замуж за дядю Малькольма?

– И еду с ним в Шотландию! – просияла леди Норкрофт. – Вот уж не думала, что мне снова доведется идти под венец. Так что, дитя мое, работайте и помните – для прекращения борьбы есть только один повод – безоговорочная победа.

Она вышла, а Кэтлин сосредоточила свое внимание на сундуке. Вряд ли в нем есть что-то важное, но все же… Впервые после разговора в гостиной в ее душе зажегся лучик надежды. Может быть, разборка бумаг из старого сундука станет самым важным научным изысканием в ее жизни.

Выбрав для начала обвязанную ленточкой пачку писем, она взяла тарелку с булочками и села за письменный стол. Он не очень подходил для этих целей, но Кэтлин, решив, что пока сойдет и так, принялась разбирать и читать письма. Вскоре она с головой погрузилась в перипетии долгой истории рода Норкрофтов. Работу затрудняло лишь то, что письма были сложены кое-как, не в хронологическом порядке, однако Кэтлин находила в этом особую прелесть.

Она корпела над пожелтевшими, рассыпавшимися от старости документами уже третий день, разобрав в общей сложности четыре сундука, но упоминаний о проклятии все не попадалось. Кэтлин не сдавалась, хотя уже была близка к отчаянию. Единственное, что радовало, – наконец выглянуло солнце. Листая хрупкие страницы старинного дневника, она подумала, что, когда мост отремонтируют, ей придется уехать, даже если она ничего не найдет.

Ее взгляд наткнулся на цифру 1632, она прочла датированную этим годом запись, потом перечитала один раз, второй, и у нее радостно екнуло сердце. Победа!..

Глава 22

Стараясь не бежать, Кэтлин нашла дворецкого.

– Холлингер, где лорд Норкрофт? – спросила она, с трудом сдерживая радость.

– Я потерял его из виду, миледи, – ответил тот. – А леди Норкрофт в малой гостиной, но…

– Отлично! – одарив его своей самой лучезарной улыбкой, Кэтлин поспешила прочь и через несколько мгновений с криком: – Тетя Эдвина, победа! – ворвалась в малую гостиную. Однако в следующую минуту она изумленно замолчала: в гостиной как ни в чем не бывало сидела оставленная в Шотландии бабушка Дамливи…

– Добрый день, дитя мое, – поздоровалась она. Высокая, статная, величавая, она производила впечатление аристократки до мозга костей. – Похоже, ты не ожидала меня увидеть.

– Еще бы!

– Малькольм сообщил, что не нашел тебя в Лондоне, и я решила, что тебе может понадобиться наша помощь.

– Что значит «наша»?

– Здравствуй, Кэтлин, – произнес знакомый голос.

Она повернулась – у окна стояла Ханна.

– Ты хоть представляешь, что ты наделала? – шагнула к ней племянница.

– Полагаю, да. Я превратила твою практичную, излишне рассудочную натуру в…

– В полный ноль! Ты стерла мои воспоминания, украла мою жизнь – вот что ты натворила!

– Вздор, – пожала плечами Ханна. – Я просто попыталась сделать так, чтобы ты поступала по велению сердца, а не рассудка.

– Но это же ужасно! – возмутилась Кэтлин. – И ты даже ни капельки не раскаиваешься в содеянном?

– Прежде всего я не знала, что у меня получится, да еще так хорошо. Что до раскаяния, то его действительно нет. Напротив, я горжусь собой.

– Гордишься? – гневно воскликнула Кэтлин. – Бабушка, ты хоть знаешь, что она натворила? – повернулась она к старшей родственнице.

– Мы здесь уже добрые полчаса, – ответила та, – и леди Норкрофт нам все рассказала. Она только что вышла, чтобы привести Малькольма. – Бабушка усмехнулась. – Их взаимная симпатия – неожиданный, но приятный поворот, не правда ли? Кажется, твое пребывание здесь прошло весьма увлекательно.

– Увлекательно? – чуть не задохнулась от негодования Кэтлин.

– Если ты будешь все время повторять за нами как попугай, то мы не придем ни к чему путному, – наставительно заметила тетушка.

– Ты Ханну даже не отругаешь, бабушка? Тогда я прямо сейчас задушу ее своими руками!

– Легко сказать – отругай. Ханна же не ребенок, – пожала плечами графиня Дамливи. – Но если тебе станет от этого легче… – Она посмотрела на дочь. – Ханна, то, что ты сделала с племянницей, просто аморально. Кстати, а как ты это сделала?

– Бабушка, что ты говоришь! – вскрикнула Кэтлин.

– Ты, конечно, права, дитя мое, Ханна поступила низко, но меня очень обрадовал сам факт, что наше заклинание подействовало, ведь это произошло впервые на моей памяти. Как говорил Шекспир, все хорошо, что хорошо кончается.

– О хорошем конце и речи нет, – покачала головой Кэтлин. – Постой, леди Норкрофт действительно рассказала тебе все?

– По крайней мере все самое интересное, – вставила Ханна.

– Но… – Кэтлин вдруг осеклась. Если бабушка знает о ее разрыве с Оливером (леди Норкрофт наверняка не упустила ни одной детали этого важного события), то почему она не выглядит огорченной? Не может же она знать о том, что Кэтлин только что обнаружила в старинном дневнике?

– Нам надо поговорить, дитя мое, – невозмутимо произнесла бабушка, – очень подробно обо всем поговорить.

– Да, надо.

– Пойдем в сад? – предложила графиня Дамливи. – День выдался чудесный, осенью это редкость. Кто знает, сколько еще продержится хорошая погода.

– Прекрасная мысль, – согласилась внучка.

Через несколько минут они уже прохаживались под зонтиками от солнца по главной аллее, с обеих сторон обрамленной высокой живой изгородью.

– Ну так о чем ты хочешь меня спросить? – начала бабушка.

– Откуда ты знаешь, что я хочу тебя о чем-то спросить?

– Не забывай, дорогая, я тебя вырастила, – усмехнулась графиня. – Мне ли не знать, когда тебя что-то беспокоит?

– Это касается проклятия. Ты в него веришь?

– Ты же знаешь.

– И все-таки?

– Не верить было бы глупо, – ответила бабушка. – Жизнь полна трагических событий – кого-то задавили упавшие бочонки, кто-то свалился с крыши, кто-то утонул в ручье, где воробью по колено. Любимые часто уходят из жизни до срока, и людям легче смириться с потерей, объясняя ее какой-нибудь серьезной причиной – например, такой пугающей, как родовое проклятие, – нежели простым стечением обстоятельств. – Она помолчала и добавила: – Во всяком случае, мне легче.

– Ты имеешь в виду…

– Не важно, – не дала ей закончить графиня и сложила свой зонтик. – Так что ты хочешь знать?

– Я просматривала бумаги из семейного архива Оливера и нашла очень интересную запись в одном старинном дневнике, – сказала Кэтлин, не сводя с бабушки пристального взгляда.

– Она касается проклятия?

– Не совсем. Согласно этой записи, в 1632 году незаконный сын одного из Лейтонов женился на овдовевшей дочери Армстронга. Как по-твоему, мог этот брак снять проклятие?

– Видишь ли, поскольку жених был внебрачным сыном, а невеста – вдовой, у них были другие фамилии. Не исключено, что проклятие могло их пощадить.

– Так ты об этом знала, да?

– Не могу сказать, дорогая, – с глубоким мелодраматическим вздохом пробормотала графиня. – Годы идут, я старею, память подводит…

– Память у тебя яснее не бывает, ум остер как бритва. Если ты и впрямь знала…

– Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.

– Неужели ты внушила мне веру в проклятие только для того, чтобы заставить выйти за человека, которого ты считаешь подходящей парой?

– Парой, составленной пятьсот лет назад… – многозначительно заметила леди Дамливи.

– Хватит, бабушка, больше никогда так не говори!

– Как я поняла, Оливер называет тебя Кейт, и ты ему это позволяешь, – с довольным видом заметила графиня.

– Какая разница? – махнула рукой Кэтлин.

– Не скажи. В девять лет ты попросила больше не называть тебя Кейт, и с тех пор никому, кроме мужа, не позволяла обращаться к тебе иначе, как Кэтлин, – ухмыльнулась леди Дамливи. – Видишь, вы с Оливером действительно пара, причем составленная давным-давно…

– Я вижу в этом только заговор против меня, давным-давно составленный тобой!

– Что делать, – пожала плечами бабушка, – ради тех, кого любишь, приходится идти на все.

– Не понимаю…

– Тебе и не надо ничего понимать. – Графиня остановилась и посмотрела внучке в глаза. – Давай решим так: родовое проклятие существовало, но теперь его, возможно, уже нет.

– Возможно?

– Я имею в виду, что свадьба, о которой ты говорила, могла снять проклятие, если ты, конечно, не ошибаешься, считая, что для этого необходимо проявить самоотверженность, готовность пойти на жертву. Останься же проклятие в силе, его наверняка победила бы твоя готовность пожертвовать ради Оливера не только будущим обеих семей, но и собственной любовью.

– Ты действительно так думаешь?

– Да, – уверенно кивнула леди Дамливи. – Иначе говоря, если для освобождения от проклятия нужен только брак между представителями обеих семей, как мы думали изначально, то оно давно уже в прошлом, и ты можешь спокойно выходить за Оливера. Если же считать, что твои опасения небеспочвенны, то проклятию положила конец твоя жертвенность, и ты опять же можешь стать женой Оливера.

– Но мы ничего не знаем наверняка.

– Милая, – в голосе графини слышалась досада, – несмотря на все недостатки моего воспитания, ты выросла рассудительной, умной, практичной, совсем как твоя мать. Я тобой горжусь. – Она приподняла лицо Кэтлин за подбородок и заглянула в глаза, совсем как в детстве. – Дитя мое, жизнь не дает нам никаких гарантий, только в любви и надежде находим мы поддержку. – И вновь открыв зонтик, добавила: – Конечно, было бы лучше получить знамение, что проклятия больше нет.

– Что за знамение? – встрепенулась Кэтлин.

– Не знаю, трудно сказать. Знамение может быть каким угодно, но мы наверняка поймем, что это оно, когда увидим.

Впереди показался просвет, и женщины вышли на пересечение двух аллей. Графиня огляделась.

– Посмотри-ка туда, – сложила она зонтик и указала им в конец боковой аллеи, уходившей в правую часть сада. – Вот оно, знамение!

Кэтлин повернула голову – клумбы, на которых еще несколько дней назад увядали последние летние цветы, теперь горели на солнце ярким весенним разноцветьем. Она подумала, что недавно уже его видела.

– Весенние цветы распустились в преддверии осени, – восхищенно заметила бабушка. – Это ли не знак свыше, дорогая?

– Их всего-навсего принесли из теплицы, бабушка.

– Дорогая, знак знаку рознь. Некоторые посылаются нам свыше, чтобы поведать о конце родового проклятия, другие оставляют мужчины для женщин, которых любят. На твоем месте я бы считала, что этот знак – то и другое.

Графиня Дамливи ободряюще улыбнулась и добавила:

– Иди, Оливер, наверное, уже тебя заждался.

– Вы действительно думаете, что он в безопасности? – нерешительно спросила Кэтлин.

– Да. Иди же!

С гулко бьющимся сердцем Кэтлин поспешила к цветнику. Беспорядочно посаженные нарциссы, тюльпаны, анемоны, гиацинты, карликовые яблоньки и вишенки цвели и благоухали так, словно вопреки законам природы в сад и впрямь чудесным образом вернулась чарующая весенняя пора. Там красовался даже покрытый роскошными цветами рододендрон – вероятно, ради этого весеннего буйства графская теплица была вконец опустошена.

Над разноцветьем маячила знакомая высокая фигура – не замечая Кэтлин, Оливер озабоченно осматривал все это великолепие, будто раздумывал, не дополнить ли его чем-нибудь еще.

– Оливер, – позвала она. Не сказать ли ему, что она знает, откуда взялись цветы?

Его лицо светилось радостью, и это тоже было похоже на чудо.

– Кейт! Вы только взгляните, какая красота! – воскликнул граф.

– Да, очень красиво, – ответила она, пряча улыбку.

– Где это видано, чтобы первоцветы распускались в это время года? – продолжал удивляться граф с такой искренностью, что Кэтлин мысленно восхитилась его талантом к лицедейству. – Это настоящее…

– Чудо? – перебила она.

– Да, чудо тоже, но я хотел сказать – знамение.

– Вот как? И что же оно означает? – с невинным видом спросила Кэтлин. – Что мы одним махом перенесемся из осени в весну?

– Вовсе нет, – осторожно подбирая слова, возразил Оливер. – На мой взгляд, это знак того, что действие проклятия закончилось.

– Почему вы так решили?

– Видите ли, мы с Малькольмом нашли упоминания о проклятии в некоторых старинных документах, где говорилось о знамении, которое будет означать его конец, – с серьезным видом сказал Оливер. – Я думаю, что вновь распустившийся цветник и есть такой знак.

– По-моему, у этого явления нет другого разумного объяснения.

– Нет, – согласился Оливер. – Ничего другого просто не приходит в голову.

Их взгляды встретились.

– Это означает, что проклятие снято, – продолжала Кэтлин.

– И теперь ничто не может помешать нам пожениться, – добавил Оливер.

– Ничто, – как эхо отозвалась Кэтлин.

Выражение облегчения на его лице сменилось безграничной радостью, и он заключил любимую в объятия.

– Вы уверены? – взволнованно пробормотал он.

– Абсолютно! – ответила она, не сводя с него восторженных глаз.

На его губах заиграла счастливая улыбка.

– Я люблю вас, Кейт, – проговорил он.

– И я вас, Оливер.

– И буду любить до самого последнего дня нашей долгой счастливой жизни, – продолжал он с таким обожанием в синих глазах, что от счастья у Кэтлин чуть не разорвалось сердце. – Мне кажется, я полюбил вас в ту секунду, когда впервые увидел, – вы без сознания лежали на диване.

Кэтлин рассмеялась.

– А я, – сказала она, – полюбила вас в тот момент, когда вы дали четыре шиллинга закутанной в поношенный плащ женщине, решив, что она в них больше нуждается. Вы даже пожелали, чтобы они принесли ей больше удачи, чем вам.

– Откуда вы знаете? – прищурился Оливер.

– Мне пора обзавестись новым плащом, – ухмыльнулась она.

– Так это были вы?!

Она кивнула.

– И как, монеты принесли вам удачу?

– Конечно, ведь теперь мы вместе. – Она потянулась к Оливеру и нежно поцеловала его в губы.

И в этот момент Кэтлин всем своим существом ощутила, что проклятие наконец ушло в прошлое, окончательно и бесповоротно. Она даже почувствовала некоторую благодарность за то, что оно привело ее в объятия Оливера, не важно как – стараниями высших сил или бабушки. Она решила, что никогда не расскажет любимому о своих подозрениях по поводу рукотворности знамения.

И еще – такому здравомыслящему, несуеверному человеку, как он, совсем не обязательно рассказывать, что в теплице никогда не выращивали рододендроны.