Текст книги "Загадочный Шекспир"

Критики считают, что слегка приоткрытый рот Лукреции на первой картине означает ее диалог не с мужем и отцом, а монолог[39]39
  Irvin Molotsky, Two Rembrandt Lucretias Are Together at Last.


[Закрыть]: точно так же, как в шекспировской поэме, где обесчещенная женщина разговаривает сама с собой:

 
Зачем дрожишь, рука?
Ведь это честь – избавить от позора![40]40
  Здесь и далее перевод отрывков из «Лукреции» В. Томашевского.


[Закрыть]
 

Рембрандт, как и Тициан, написал картины, посвященные Лукреции, в конце жизни. Голландский художник умер в 1669 году в бедности. По чьему заказу писались картины, неизвестно…

* * *

Обойтись без упоминания Овидия, пожалуй, не удастся. В менее знаменитом и неоконченном произведении «Фасты» («Календарь») Овидий рассказывает о происхождении римских обрядов, праздников и церемоний. Он планировал написать двенадцать книг, согласно количеству месяцев в году, но успел написать лишь шесть. Праздники и обряды, привязанные к каждому месяцу, сопровождаются изложением связанных с ними мифов и легенд. Месяц февраль, кроме прочих, посвящен легенде о Тарквинии и Лукреции.

24 февраля, как полагал Овидий, – день, названный в честь царя Тарквиния, который хоть и славился своей жестокостью и несправедливостью, в боях брал город за городом. Так, в какой-то момент царь начинает осаду Ардеи. Вот тут сын Тарквиния и задает друзьям вопрос: а верны ли им жены в то время как они воюют вдали от Рима? Все начинают восхвалять своих жен. Проверить слова мужей легко – надо только оседлать коней и неожиданно вернуться в Рим. Невестку царя застают за столом, пьющую вино. А вот Лукреция вместе со служанками шьет плащ для мужа. Она говорит, что скучает по нему и беспокоится за его жизнь. В этот момент муж входит в комнату, Лукреция бросается ему на шею, а сын царя влюбляется в чужую жену.

К утру воины возвращаются обратно на поле битвы. Но черные мысли не отпускают Секста, и он едет обратно в дом Лукреции, где его принимают как друга. Ночью он заходит в спальню к женщине и, угрожая ей мечом, добивается своего.

 
Что ж, победитель, ты рад? Тебя победа погубит:
Ведь за одну только ночь царство погибло твое![41]41
  Фасты, книга II, перевод Овидия здесь и далее Ф. А. Петровского.


[Закрыть]
 

На следующий день, «волоса распустивши», Лукреция сидит словно над могилой. Потом призывает отца и мужа, которые тут же приезжают домой. Согласно Овидию, женщина была одета, а вовсе не обнажена, как изображают многие художники и скульпторы:

 
Долго она молчит, от стыда закрывая одеждой
Очи; слезы ручьем, не иссякая, бегут.
 

С трудом подбирая слова, Лукреция все же рассказывает о случившемся грехопадении. Ее извиняют, «несмотря на все предрассудки», но женщина чувствует настолько себя виноватой, что вонзает кинжал себе в сердце.

 
Но и в последний свой миг заботилась, чтобы пристойно
Рухнуть; и к чести была ей и кончина ее.
 

Здесь мы видим, до какой степени считала себя однозначно виновной в произошедшем Лукреция. Недаром картины Рембрандта показывают женщину, готовую принять смерть как единственный выход из создавшейся ситуации. Фактически на этом Овидий и заканчивает свое изложение данной истории: буквально несколько последних строк кратко описывают свержение царя. 24 февраля стал последним днем его царствования, а последней каплей для людей стала смерть Лукреции.

* * *

Похоже, Шекспир при написании второй поэмы был опять воодушевлен изложением Овидия: то ли со школы хорошо запомнил тексты римского поэта, то ли книги его под рукой были, но так или иначе, второе посвящение графу Саутгемптону вновь имело вид поэмы, чей сюжет основан на известном мифе, вдохновлявшем многих. В начале поэмы Шекспир, естественно, написал посвящение, и приводить здесь его не имеет смысла, так как в целом оно повторяет и по манере изложения, и по сути то первое, что предваряет «Венеру и Адониса».

Не изменяет себе Уильям Шекспир и дальше: начинается описание, без ненужных прелюдий, с охваченного страстью Секста Тарквиния, мчащегося к Лукреции. Чтобы читатель долго не мучился, задаваясь вопросом, почему Тарквиний так уж воспылал чувствами к Лукреции, Шекспир сразу же дает простое объяснение:

 
Верна супругу! – Вот что в нем зажгло
Настойчивое, острое желанье…
Ведь Коллатину вдруг на ум пришло
Расписывать супруги обаянье,
Румянец щек и белизны сиянье…
 

Да, в поэме мы видим несколько иную трактовку развивающихся событий: муж Лукреции хвастается своей женой, чем распаляет воображение Тарквиния. Шекспир даже ставит мужу в вину подобное неразумное поведение, замечая мудро:

 
Ужель необходимость возникает
То восхвалять, что нам всего ценней?
Зачем же Коллатин в пылу речей
Обмолвился о камне драгоценном?
Иной раз быть не стоит откровенным!
 
 
Быть может, хвастовство красой жены
Тарквиния порыв воспламенило…
Порой сердца ушами смущены!
А может быть, ему завидно было,
Иль вот какая колкость уязвила,
Что, скажем, он владеет, Коллатин,
Тем, чем владеть не может властелин.
 

Итак, Секст приезжает в дом к Лукреции, где она его любезно принимает. Не зная предыстории, наивный читатель, возможно, задастся рядом вопросов: почему впустила незнакомца, почему любезничала с ним? Тем более что Шекспир неоднозначно описывает прелести Лукреции:

 
Он схватку видит на лице у ней
Меж добродетелью и красотою.
То прелесть побеждалась чистотою,
То красота выигрывала бой,
Весь блеск невинности затмив собой.
 

Тарквиний влюбляется окончательно и бесповоротно. Если бы женщина была более искушенной, то наверняка бы заметила опасный блеск в его глазах, но «не привыкшая с людьми встречаться, она мерцанья глаз не поняла». К тому же Тарквиний расточает любезности в адрес мужа Лукреции, расписывая его военные подвиги. Лукреция счастлива слышать лживые слова затаившего до поры свои грязные намерения Тарквиния.

Когда наступает ночь, Секст отправляется в предоставленную ему комнату, но не может успокоиться. В этом месте Шекспир начинает рассуждать о борьбе, которая происходит внутри человека, готового рисковать всем ради денег и наслаждений. Тарквиний «себе изменяет, ослепленный» – то есть не так уж он в принципе плох, просто как и многие люди, «мы презираем все, что есть у нас». Терзания Тарквиния описываются подробно: он не готов однозначно совершить задуманную подлость, но «вожделенье все же побеждает».

Однако даже после этих строк Шекспир заставляет своего героя продолжать размышления: идет безумная внутренняя борьба совести и вспыхнувшей страсти, Тарквиний рисует перед своим взором картины бесчестья и позора, которые обрушатся на него, если он претворит грязный замысел в жизнь. Он даже призывает мужа Лукреции услышать некий зов, узреть, что грозит жене, и примчаться домой, «чтоб встать преградой мне». Перед глазами Секста то появляется красавица Лукреция, то Коллатин, который, по версии Шекспира, является ко всему прочему еще и другом Тарквиния.

Путь к спальне Лукреции тоже оказывается нелегким: Тарквиний всюду натыкается на препятствия, но просит в молитвах помочь ему в свершении греха. Проникнув в комнату, он видит, что Лукреция спит. Несмотря на темноту, Тарквиний снова оказывается очарованным ее красотой. Когда Лукреция просыпается, она в ужасе видит перед собой Секста. Он пытается оправдываться:

 
Я в глубине души уже постиг
То зло, тот стыд, ту скорбь, где я виною,
Но зов любви всевластен и велик,
Желанье к цели ринулось стрелою…
Пусть слезы взор мне застилают мглою.
Пусть ждут меня презренье и вражда —
Я сам стремлюсь туда, где ждет беда!
 

Далее, как и в легенде, Тарквиний угрожает убить Лукрецию и раба, распустив слух о ее прелюбодеянии, что навлечет позор на мужа и всю семью. Он обещает, если Лукреция уступит его желанию, хранить тайну и не выдавать ее никому. Однако Лукреция, несмотря на слезы и страх, пытается образумить мужчину. Она апеллирует и к дружбе Тарквиния с мужем, и к его положению в обществе (для царя так вести себя недостойно). Сломив сопротивление несчастной, Тарквиний не рад, он не чувствует удовлетворения и понуро бредет прочь. Оба мучаются: Секст, потому что понимает, насколько был неправ, и Лукреция, осознавая всю глубину своего позора.

Лукреция ищет нож, чтобы умереть, но не находит. Она погружается в размышления и понимает: ей следует вначале объясниться с мужем и только потом лишить себя жизни. Коллатин не просто должен знать правду, он должен поклясться отомстить за жену. Пока Лукреция ждет мужа, она обращает внимание на картину, которая висит в комнате. На ней – изображение падения Трои. Оставшееся время женщина посвящает анализу нарисованного на холсте, размышляя о добре и зле.

Вернулся муж, и Лукреция с трудом рассказывает о случившемся. И тут Шекспир отступает от классической трактовки сцены: молчит Коллатин, не в силах вымолвить ни слова, не так уж он и готов простить жену, в ужасе внемля ее словам. Когда, наконец, люди начинают говорить, Лукреция слышит следующее: «пусть в теле червь, но дух не осквернен». Тут-то она и выхватывает нож.

Немного иначе расставлены акценты и в конце поэмы: фактически Брут воспользовался смертью Лукреции, дабы свергнуть царя и установить новую власть в Риме.

В поэме Шекспир, таким образом, во второй раз берет лишь часть истории, небольшой эпизод, посвящая львиную долю повествования не поступкам людей, а их размышлениям, мучительным раздумьям на тему добра и зла. Характеры героев неоднозначны, их нельзя «раскрасить» белыми и черными красками, как это делалось в самих мифах и трактовках Ливия и Овидия. Опять мы видим, что читателю понятны обстановка, мотивы, согласно которым действуют герои, просты их слова, не изобилующие красивыми, высокопарными эпитетами. Вторая поэма переиздавалась, но не имела успеха, подобного «Венере и Адонису». Что стало тому виной? Возможно, чуть более замысловатый сюжет, более глубокие размышления, которым предаются герои, неоднозначность выводов, которые приходят в голову после прочтения поэмы…

После? Будет что-то после: «Гамлет», например. Перечитай, читатель, поэмы, незаслуженно забытые или попросту отнесенные к «раннему» и «сырому». Образ Офелии – образ Лукреции, нет ли явного сходства портретов?

* * *

Что интересного можно извлечь из второй части? В первую очередь, конечно, мы видим, что Шекспир не изменял себе: его почерк, его стиль с ним повсюду. Как ни анализируй его творчество, но несколько только ему присущих черт сразу же бросаются в глаза:

– Шекспир никогда не ставил на первое место историческую правду. Его произведения, все от первого до последнего, в первую очередь выносят на суд зрителя (читателя) отношения межличностные, конфликт внутренний, нежели внешние его проявления;

– Шекспир с самого начала своего творчества апеллирует к обычному зрителю, для которого нагромождение деталей, призванных, казалось бы, усилить достоверность повествования, напротив, мешают восприятию текста. Драматург изначально ориентировался на простую публику, впрочем, не брезгуя экивоками в сторону знати, платившей ему деньги;

– эмоции – всё, поступки – ничто: это кредо будет работать во всех произведениях Шекспира. Мучения, размышления… В основном, по сути, монологи, а не диалоги: герой словно бы говорит сам с собой, а не с собеседником. Последний – сам по себе, никак не влияющий на ход мыслей героя.

Театр, чума (упоминавшаяся Шекспиром из произведения в произведение), «Университетские умы» – все говорит о том, что Уильям не есть выдумка прозорливого английского народа в целом и желавших подзаработать жителей Стратфорда в частности. Человек, реально существовавший в данных обстоятельствах, в реалиях своего времени, умудрился заставить размышлять над собственными творениями людей, живших в разные эпохи, в разное время. Его герои, в отличие от героев мифов Овидия, остаются понятными по сей день. Ведь страдания Лукреции не сводятся к простому: «тогда жена являлась собственностью мужа». Нет! Шекспир идет куда дальше в своих размышлениях: непонимание со стороны окружающих, неприятие насилия по отношению к личности, неприятие лжи, муки совести и многое другое всплывают вдруг в 21 веке после прочтения великих строк, написанных кровью пронзенного кинжалом сердца…

 
Лицо ее с улыбкою бессилья
Как карта грозных судеб и времен,
Где каждый знак слезами окаймлен.
«Пусть бед таких, – она им отвечает, —
В грядущем ни одна из нас не знает!»
 

И картины Рембрандта вновь встают перед глазами: не нашедшая у близких людей поддержки женщина обречена. Она говорит сама с собой, понимая всю бесполезность сказанных слов. Два художника увидели одну картину, одну трагедию, одну причину…

Часть третья
Лондон. Дворцы и замки

Пожалуйста, какой-нибудь монолог.

Дайте нам образчик вашего искусства.

Ну! Какой-нибудь страстный монолог.

«Гамлет, принц датский». У. Шекспир

Отчего же рассказ о графе Саутгемптоне мы перенесли в третью часть, если о двух посвященных ему поэмах речь шла во второй? Подчиняясь законам театра, на сцене сейчас надо поменять декорации. В первом акте зритель видел маленький английский городок, во втором оказался в столице, на окраине и за чертой города, где строились театры и жили небогатые люди, а когда Шекспир писал поэмы, то действие переносилось недалеко – в его квартиру, располагавшуюся возле театра, в котором он служил.

В третьем акте мы переносимся туда, где царит богатство и власть. Сейчас на сцене появятся красивые декорации дворцов и замков знатных вельмож, и даже покои самой королевы. Актерам придется сменить костюмы: зашуршат кринолины, послышится шелест веера, зазвенят шпаги, заблестят золотом и драгоценными камнями украшения. Позволим рабочим сцены произвести необходимые перестановки…

Глава 1
Граф Саутгемптон

О графе Саутгемптоне известно намного больше, чем о Шекспире. Биографию графа нельзя назвать яркой, но он умудрялся находиться возле других незаурядных личностей, за счет чего и получил свое место в истории. Его даже казнить как следует не смогли, хоть и приговорили к смертной казни вместе с другом – графом Эссексом. Эссексу отрубили голову, представив его в анналах истории то ли героем, пострадавшим от сумасбродств королевы, то ли самонадеянным болваном, поднявшим тут же разгромленное восстание против Елизаветы. А Саутгемптона в последний момент помиловали. Но его имя чаще и чаще возникает совсем в другом контексте. Про участие в восстании Эссекса говорят вскользь – волнует всех иная тема. И тема эта напрямую связана с Уильямом Шекспиром.

Как всегда, основных теорий, касающихся отношений драматурга и графа, две. Первая имеет некоторые ответвления, но в целом сводится к следующему. Шекспир искренне посвящал поэмы молодому Саутгемптону, испытывая к нему сильную привязанность. Позднее свои сонеты он также посвятит графу: половину самому молодому человеку, половину некоей женщине, в которую оба были влюблены. Ответвлением является сексуальная ориентация мужчин. Чтобы еще больше запутать публику, сторонники теплых (и тесных) взаимоотношений Шекспира и графа объявили их приверженцами однополой любви. Мол, в те времена сие было делом не менее распространенным, чем сейчас. Мужчины охотно рядились в женские платья и флиртовали друг с другом.

Вторая теория опять проста и незамысловата. Саутгемптон покровительствовал некоторым поэтам, среди которых был и Шекспир. Зарабатывая на жизнь, драматург написал графу несколько посвящений, возможно, включавших в себя отдельные сонеты. Скорее всего, Шекспир в самом деле не без симпатии относился к молодому знатному другу – Саутгемптон был на девять лет младше Уильяма. Когда последний писал графу поэмы, тому исполнилось двадцать лет. Шекспиру, соответственно, двадцать девять. Некие наставления молодому человеку, которые проскальзывают в сонетах, и впрямь могли быть обращены к графу, но есть ли тут связь с гомосексуальной любовью?

Начнем с серьезного источника. Солидная британская газета «Гардиан», вовсе не желтая пресса, апеллирующая «жареными» фактами, а вполне уважаемое издание, в 2002 году опубликовала статью «That’s no lady, that’s…»[42]42
  Anthony Holden, The Observer, 21 April 2002.


[Закрыть] («Это не женщина, это…»). В статье приводится информация о том, что некий англичанин, имеющий аристократическое происхождение, выудил на свет божий картину, хранившуюся у него в чулане. Сначала все полагали, что на ней – леди Нортон. А вот, оказалось, нет! Англичанин неожиданно обнаружил сходство лица на портрете с более поздними изображениями графа Саутгемптона. Что потрясло публику? Наряд и женоподобный вид молодого человека. О, ужас – его губы накрашены (может, художник просто их нарисовал такими яркими?), в ухе серьга (но этот атрибут не являлся признаком определенной сексуальной ориентации), платье явно женское (не вполне), а прическа тоже больше подошла бы девушке (длинные волосы в то время мужчины носили совершенно безотносительно к своим предпочтениям в делах альковных).

Однозначно делается вывод: «Эксперты, которые исследовали эти факты, сейчас пришли к согласию, что портрет, без сомнения, является самым ранним из всех известных изображений третьего графа Саутгемптона, покровителя Шекспира, того самого «светловолосого молодого человека»[43]43
  Fair youth.


[Закрыть], к которому он обращается в своих сонетах, – приблизительно в возрасте от 17 до 20 лет и написанный именно в то время, когда были написаны первые сонеты». И далее: «В отличие от всех других портретов Саутгемптона, позже предпочитавшего быть изображенным в качестве эдакого «мачо» – придворного и военного, здесь – лицо бисексуальной личности, двусмысленно названное поэтом «хозяином – хозяйкой моей страсти»[44]44
  Master-mistress of my passion.


[Закрыть] в двадцатом из 154 сонетов».

Перед тем как привести последнюю цитату из вышеупомянутой статьи, приведем пресловутый двадцатый сонет, на первый взгляд изобилующий двусмысленностями. Впрочем, здесь – перевод С. Я. Маршака, приложившего максимум усилий, чтобы двусмысленность в переводе снять. А с другой стороны, почему не принять этот вариант как вполне отражающий совершенно недвусмысленную идею Шекспира, который, только предположим, просто-напросто ни на что не намекал…

 
Лик женщины, но строже, совершенней
Природы изваяло мастерство.
По-женски ты красив, но чужд измене,
Царь и царица сердца моего.
Твой нежный взор лишен игры лукавой,
Но золотит сияньем все вокруг.
Он мужествен и властью величавой
Друзей пленяет и разит подруг.
Тебя природа женщиною милой
Задумала, но, страстью пленена,
Она меня с тобою разлучила,
А женщин осчастливила она.
Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью.
 

Если кратко пересказать содержание сонета, попытавшись дословно его перевести с английского, то получится следующее: природа действительно нарисовала женское лицо «хозяина – хозяйки моей страсти». У «нарисованного» природой человека доброе женское сердце, но не склонное к переменам настроения, свойственным женщинам. Глаза также более яркие и не бросающие ложные кокетливые взгляды, но зато покрывающие золотом все, на что смотрят. Мужчина во всех отношениях, все у него под контролем. Мужчины, конечно, на него глазеют, но женщины отдают ему душу. Для женщин был создан наш герой, пленивший сердце поэта. Ну и в конце поэт просит: пусть моей будет твоя любовь, но использовать ее будут женщины – будь их сокровищем.

Следует, конечно, просить прощения за вольность изложения. Но очевидно, что сонет, восхваляя красоту мужчины, однако все время подчеркивает мужские черты ее обладателя. К тому же высокопарный стиль, присущий стихотворным посвящениям того времени, не может и не должен трактоваться прямолинейно и однозначно. Стоит почитать другие посвящения 16 века, как становится понятно, что поэты частенько ничего «такого» не имели в виду. Красивая вязь слов, внешняя красота пышных фраз ставились куда выше философского наполнения текста. Не надо забывать также и о рифме, ритме, других законах стихосложения, которые нередко диктовали выбор выражений.

Вот, например, отрывок из сонета Филиппа Сидни, творившего чуть ранее Шекспира, погибшего во время битвы в Нидерландах, но успевшего снискать себе славу прекрасного поэта:

 
Ты, как нектар, в пищу душе дана.
Волю неба вижу в твоей победе.
Нимфа, к чести женщин ты рождена, —
Светлая леди[45]45
  Перевод А. Шараповой.


[Закрыть].
 

В чем-то похожи некоторые строчки: светлая леди могла быть светлокожей или светловолосой, а у Шекспира будет темная леди и светлый юноша. В двадцатом сонете рожден природой красивый мужчина, который, казалось, должен был быть рожден «к чести женщин», но внешне, – внутренние его качества, Шекспир подчеркивает, вполне мужские. Таким образом, поэт всего-навсего использует существовавшие художественные приемы, кочевавшие из произведения в произведение. Являлись ли они намеком на сексуальную ориентацию того, кому они посвящались? Необязательно, и даже скорее всего нет.

Возвращаясь к статье из «Гардиан», скажем лишь: автор ничего не утверждает наверняка, но упорно цитирует двадцатый сонет, как доказывающий чувства определенного толка, которые испытывал Шекспир к молодому графу. Наличие жены и троих детей автор статьи приписывает тому факту, что «какова бы ни была сексуальная ориентация Шекспира, скорее всего она, как и в те времена, так и сейчас в театре, являлась нестрогой/гибкой». То есть Шекспир на пару с графом были бисексуальны.

Теория интересная, а главное, все объясняющая: и связь Шекспира с Саутгемптоном, и наличие у обоих жен и детей. Интересно, но требует все-таки более близкого знакомства с биографией графа: как он жил до знакомства с драматургом, как протекала его жизнь после.

Родился граф в октябре 1573 года в Сассексе в одном из самых примечательных замков того времени, Каудрей Хаус, принадлежавшем брату его матери. Полное имя Саутгемптона – Генри Ризли, третий граф Саутгемптон (Henry Wriothesley, 3d Earl of Southampton). Мать Генри, Мэри Браун, вышла замуж за его отца в тринадцать лет. Первые две дочери, родившиеся в этом браке, умерли еще до рождения Генри. На портрете графини явно прослеживается внешнее сходство с сыном – он пошел в мать, унаследовав от нее узкое лицо с тонкими чертами. У Мэри был брат-близнец, который после смерти их отца получил Каудрей Хаус.

Брак Мэри и 2-го графа Саутгемптона до поры до времени был счастливым, несмотря на некоторые передряги, связанные с твердыми прокатолическими взглядами графа. Но позже, в 1580 году, Мэри оклеветали, и муж отправил ее жить в одно из своих поместий под жестким контролем. Мэри не могла даже видеться с собственным сыном, однако длилось это недолго, так как буквально на следующий год муж умер, оставив ей неплохое состояние.

Отец Генри происходил из весьма знатной семьи. Стоит только упомянуть, что его крестным был сам король Генрих VIII, а крестной – дочь короля принцесса Мария. 2-го графа Саутгемптона воспитывали в строгой католической вере, и позже это привнесло много неприятностей в его жизнь. После восхождения королевы Елизаветы на престол, несмотря на ее расположение, граф продолжал секретные встречи и переписку со своими единомышленниками. В 1569 году он даже пытался переправиться во Фландрию к герцогу Альбе, но был вынужден вернуться домой из-за сильных встречных ветров. В Англии его допросили, но великодушно простили. Тем не менее, когда в следующем году Елизавету отлучил от церкви римский папа, королева потребовала, чтобы все католики сделали выбор между преданностью вере и преданностью королеве. Граф в то же время отправился на очередную тайную встречу с друзьями. За ними следили и потому застали «на месте преступления».

С этого момента свобода графа Саутгемптона-«старшего» была ограничена. Он даже провел 18 месяцев в Тауэре. Но после рождения сына в 1573 году начался шестилетний период стабильности, который прервался в 1580 году, когда граф уличил жену в измене и велел ей более не появляться перед его очами. Графиня пыталась защитить свою честь, отрицая все обвинения, но безрезультатно. Мэри пережила графа на несколько лет: она умерла в 1607 году, еще два раза побывав замужем. В завещании она просила похоронить ее возле любимого мужа – графа Саутгемптона.

Мать Генри оказывала помощь католическим священникам и после смерти графа. Дабы ее сын не попал под дурное влияние, ему подобрали высокопоставленного опекуна. В любом случае, было принято после смерти отца мальчиков отправлять на воспитание в дом, где за них отвечал мужчина знатного рода, а за девочек обычно несла ответственность бездетная родственница. За воспитание 3-го графа Саутгемптона, будущего покровителя Уильяма Шекспира, стал отвечать лорд Говард Эффингемский, передавший права на опекунство лорду Берли. Лорд Берли был и правой, и левой рукой Елизаветы, ее главным советником. В восьмилетнем возрасте юный граф попал в дом лорда, располагавшийся в Лондоне на уже упоминавшейся улице Стрэнд.

Переехал лорд Берли в лондонский дом в 1560 году и начал перестройку существовавшего на этом месте здания. В результате перестройки ближайший помощник королевы получил кирпичный дом в три этажа с четырехэтажными башнями по бокам. Центральный вход вел со Стрэнда прямо во внутренний двор. Там же у лорда Берли в течение года, с 1576 по 1577 год, жил будущий друг Саутгемптона, граф Эссекс. Оба поступили в Кембридж. Саутгемптон – в 1585 году, когда ему исполнилось двенадцать лет. Окончил университет Генри через четыре года и стал студентом уже упоминавшегося заведения для взращивания будущих барристеров (высшее звание адвокатов в Англии) «Судебные Инны». Саутгемптон поступил в «Грей Инн» – один из четырех иннов и притом самый выдающийся, так как ему оказывали покровительство королева Елизавета и лорд Берли.

Инны были известны своими театральными постановками. Не исключено, что именно там Саутгемптон познакомился с Шекспиром, чей театр время от времени приглашали выступать в Грей Инн. Так как практически все фавориты королевы оказывали ту или иную поддержку представителям искусства (которыми по большей части являлись поэты и актеры), Саутгемптон логично оказался в их числе. Графу посвящали стихотворения многие, не только Шекспир. Он был хорош собой и привлекал восхищенные взгляды окружающих. Тем не менее, некоторые обвиняли Саутгемптона в нарциссизме – слишком он любил себя, что подкреплялось комплиментами, которые он бесконечно получал при дворе королевы.

Если принять во внимание, что Саутгемптон поступил в Грей Инн в 1589 году, то к 1593 Шекспир в самом деле мог быть вхож в круг тех, кто посещал дом графа в Лондоне, куда он переехал от лорда Берли. Кристофер Марло, также пользовавшийся покровительством графа, умер в том же 1593 году. Шекспир попытался испытать судьбу и занять место Марло. Он написал первую поэму. Она имела успех, граф остался доволен…

К 1590 году лорд Берли начал переговоры с дедушкой Генри – поводом для переговоров явилось желание лорда выдать за Саутгемптона свою внучку.

Буквально несколько слов о внучке. Элизабет де Вер была дочерью Анны Сесил и Эдварда де Вера, графа Оксфорда. Последний, как, скорее всего, догадывается читатель, всплывет в этой книге обязательно. Ведь это – лидер из всех претендентов на авторство шекспировских произведений. О нем писали, даже сняли фильм «Аноним», после выхода которого на экраны в Стратфорде закрыли памятник Шекспиру черной тряпкой, чтобы показать свое сугубо отрицательное отношение к этой версии. Так, не в первый раз, переплетаются имена, связанные с Шекспиром. Впрочем, переплести их до конца сейчас не получится: граф Саутгемптон нагло отказался жениться на внучке своего покровителя! Скорее всего, после отказа Саутгемптон перестал пользоваться благосклонностью лорда…

Нельзя сказать, что жизнь при дворе была для Саутгемптона безоблачной. Он ссорился со многими фаворитами Елизаветы. Хотя трудно сказать, насколько здесь однозначно можно обвинять дурной, вспыльчивый характер графа, избалованного вниманием представителей обоих полов. Двор изобиловал интригами разного толка, большую часть которых плела сама королева. Как бы то ни было, но жизнь до поры до времени текла довольно-таки спокойно. Саутгемптон взрослел, завел дружбу с Эссексом и возжелал успехов на поле брани.

Портреты показывают изменения, происходившие с Саутгемптоном. Мы больше не видим эдакую девушку в мужском обличии (или мужчину в женском?). Остались длинные волосы, узкое лицо и тонкие черты, длинные пальцы. Но изменился взгляд, жестче стала линия рта, исчезли испорченность и капризность, заметные на ранних изображениях. Графу, какими бы ни были его альковные пристрастия, приходилось бороться за место при дворе, «под солнцем» Елизаветы. Близкий друг графа Роберт Эссекс также обладал вспыльчивым характером и вечно рвался на войну, прочь от интриг и сплетен. Наверное, Саутгемптон волей-неволей перенимал какие-то черты друга, умудрявшегося волочиться за юбками фрейлин, ссориться со всеми подряд, включая королеву, одновременно писать стихотворения в ее честь и воевать.

Результатом дружбы явились несколько совместных военных походов и злосчастное восстание Эссекса. Королева всегда с неохотой отпускала со двора и Саутгемптона, и Эссекса. Оба фаворита пытались против ее воли сбегать на поля сражений, но когда Елизавете становилось об этом известно, она повелевала беглецам срочно возвращаться в Англию. Так, первое «бегство» Саутгемптона случилось во Францию в 1596 году, но его вернули обратно. Затем он пробовал вместе с Эссексом отплыть в Кадис, но ему опять запретили. Однако в 1597 году ему удалось отправиться в следующий поход вместе с другом. К сожалению, в отличие от знаменитого победоносного первого похода Эссекса на Кадис, второй (более известный как «поход к Азорским островам») провалился. В 1599 году Саутгемптон отправился с Эссексом в Ирландию. Этот поход также оказался неудачным, и даже хуже – именно его результаты привели Эссекса в суд, на заседания Тайного Совета, а затем и к изоляции в собственном доме в Лондоне, что закончилось восстанием и казнью.

Личная жизнь графа, конечно, в то время не стояла на месте. В 1594 году при дворе появилась кузина Роберта Эссекса – Элизабет Вернон. Она стала очередной фрейлиной королевы. Со стороны матери Вернон являлась потомком короля Эдуарда III. Елизавета родилась на год раньше Саутгемптона, училась во Франции, а в возрасте двадцати одного года вернулась в Англию. Возникла ли симпатия между молодыми людьми сразу? Сказать сложно, но определенно они обратили друг на друга внимание. Ведь именно в 1594 году граф откупается от брака с Елизаветой де Вер, внучкой лорда Берли, окончательно разрывая помолвку. Не послужила ли влюбленность в Вернон причиной? Их свадьба произошла в 1598 году, тайно, когда Елизавете до родов оставалось всего два месяца. В любом случае получается, в конце 1597 – начале 1598 года пара уже встречалась.

Некоторые биографы Шекспира, приверженцы интересной теории, которая ведет не куда-нибудь, а к леди Диане Спенсер, бывшей жене принца Чарльза, считают, что ребенка Вернон родила от драматурга. Главный довод – отсутствие в Лондоне на момент зачатия другого претендента на отцовство, будущего мужа фрейлины графа Саутгемптона. Кратко история звучит следующим образом: граф отбыл с Эссексом к Азорским островам, а друг графа, Уильям Шекспир, утешал его возлюбленную Елизавету Вернон. Ну и доутешался… А так как Диана Спенсер является потомком Вернон (линия идет от Елизаветы к ее старшей дочери, которая вышла замуж за барона Спенсера, и далее), то соответственно, является и потомком Шекспира.