Текст книги "Догнать и жениться!"

Глава 15

Следующим утром разразился ужасный скандал. Про «Антарес» не сообщили только в прогнозе погоды. А так все новостные порталы и газеты пестрели статьями о махинациях на заводе. Одни обвиняли Бурова и Ленку, другие – новых учредителей. Кто-то снова написал о причастности Катерины Наумовой, но как-то быстро эта версия сошла на нет. Телефон разрывался, но Катя, поставив айфон на беззвучный режим, запретила себе даже близко подходить к комоду, где в ящике жужжал от нетерпения сотовый. Вечером она вскользь глянула на список пропущенных. Насчитала штук двадцать звонков от Марата и скривилась недовольно.

– Твой поезд ушел, Алтаев, – пробурчала она себе под нос. – Поверил вранью, вот теперь сам и сиди в помойной яме.

Она решительно прошла в кабинет отца, давно перешедший по наследству матери. Провела рукой по большому папиному портрету с паспорту. Умные глаза смотрели тепло и внимательно.

– Папа, папочка, – тихонько проскулила она, всматриваясь в родное лицо. – Что мне теперь делать? – всхлипнула негромко и тут же поняла, что хоть и сейчас попала в непростую ситуацию. На собственной шкуре ощутила злобу и предательство людей, считавшихся друзьями, но даже и близко не подошла к той черте, за которой начиналась история с золотом.

– Кто украл и почему? – прошептала она, снова гладя лицо любимого человека, навсегда запечатленное на цветной портретной фотографии.

«Бедный мой папа, – печально вздохнула Катя. – Что же ты пережил с пропажей слитков? Как сумел пережить все дрязги и разборки? И как нашел в себе силы полностью выплатить Корнею ущерб! Папа, папочка», – снова всхлипнула Катя и, повинуясь внутреннему инстинкту, залезла в сейф и достала из потайного отделения маленькую коробочку. Вынула из нее брошку размером с пятак. Крупный сапфир в середине тянул карата на три, а переплетающиеся по кругу золотые ленты, сплошь усыпанные бриллиантами, добавляли праздничности и значимости. Такая вещь явно не предназначалась для тети Любы Корнеевой, что от большого ума прицепила ее на ту саму шпильку, подарившую свободу. Катя еще раз внимательно осмотрела тыльную сторону изделия. Нашла два выступающих крючка, с помощью которых и удалось жене Корнеева закрепить брошку на тонкой железке, а при случае закалывать волосы. Естественно, носить брошечку никто не собирался. Лежит себе в сейфе и пусть лежит.

«Трофей мой», – мысленно хмыкнула Катя, слегка касаясь подушечкой указательного пальца по едва видневшимся буквам. Б.О.Л.И.Н.

«Где же Михею удалось раздобыть историческую редкость?» – подумалось Кате. Она будто наяву увидела, как отец, засунув в глаз лупу, причитает над Катькиной добычей:

– Ну доча, ну даешь!

И сама Катерина, растерянная, еще не пришедшая в себя от полночного бега с препятствиями, смущенно заглядывает отцу через плечо и бормочет чуть слышно:

– Я только дома поняла, пап, что тут бриллианты и сапфир, кажется!

– Моя дочь, – гордо выпячивает грудь Альберт, а потом наматывает на тонкое шило небольшой слой ваты, смачивает ее в спирте и аккуратно чистит внутреннюю сторону брошки.

– Вот, смотрите, – улыбается он жене и дочке. – Видите буковки? Это Болин, твою мать! Катя, ну ты даешь! – веселится папа, а мама шикает на него, чтобы не смел ругаться при дамах.

Папа вскакивает из-за стола. Обнимает маму, потом чмокает в щеку саму Катерину, а уж после несется к телефону, стоявшему в коридоре, звонить Корнееву.

– Михей, – спокойно и слегка надменно говорит в трубку. – Я выплачу тебе стоимость слитков. Моей вины в их пропаже нет, но у них цена гораздо меньше, чем моя репутация. Во имя нашей прежней дружбы я прошу тебя о небольшой рассрочке.

Папа слушает внимательно, а потом неспешно соглашается.

– Да, ты прав, полгода – отличный срок. Я надеюсь, больше мою семью ни ты, ни твои люди не побеспокоят, – сдержанно замечает он, а потом терпеливо слушает собеседника и лишь под самый конец разговора мимоходом бросает:

– Какая еще брошка? Катя еле жива и безумно счастлива, что унесла ноги из твоего дома. А где она лежала, эта бижутерия? В спальне? Так поищи под кроватью, может, упала? Ладно, хорошо, – соглашается отец и вешает трубку.

– Почему ты не сказал, что эта вещь у нас? – нервно интересуется мама. – Тем более такая ценная.

– Во-первых, Михей похитил Катю. А это беспредел, Роза, – морщится отец. – И если Катерина случайно увела у него из-под носа дорогую безделушку, то Корнеев сам виноват. Не крал бы Катьку, остался бы с брошкой. Во-вторых, он понятия не имеет о ее действительной стоимости. Это историческая редкость. Изделий Болина почти не сохранилось. По крайней мере в нашей стране.

– Кто такой этот Болин? – нетерпеливо фыркает мама, уперев руки в боки. Она еще собирается спорить с отцом и настаивать вернуть обратно Михею его цацку. – Пусть Корнеев себе на задницу эту бирюльку нацепит, – шипит она.

Папа пропускает ее слова мимо ушей и с удовольствием начинает объяснять, кто такой Карл Эдуард Болин и чем он знаменит.

– Ты думаешь, Фаберже всегда при дворе состояли и лепили свои пасхальные яйца? – усмехается отец. – До них, начиная со времен то ли с Екатерины, то ли с Павла, поставщиками украшений считались Болины. Жена одного из них стала крестной матерью дочери Николая Первого. Ты представляешь, Роза, близость этой семьи ко двору? А о ценности брошечки хоть примерно догадываешься?

– Тогда тем более, – мученически вздыхает мать.

– Я сказал, Роза, – пресекает всякие разговоры папа. – Брошка остается и принадлежит только Кате. Это ее собственность, добытая в бою. Тем более что Люба – великодушная женщина – разрешила нашей дочери оставить цацку себе, как компенсацию. Она чуть последние волосья Михею не выдрала, когда узнала о похищении.

Катя тяжело вздохнула, возвращаясь в реальность. А потом решительно убрала брошку обратно в сейф. Заперла мудреный замок и снова всмотрелась в добродушное лицо отца. Высокие скулы. Выдающийся лоб и непокорные белые вихры, причесанные за минуту до прихода фотографа.

– Папа, папочка, – прошептала Катя. – Как же я люблю тебя. И что же мне делать, а?

Она будто услышала строгий, но вместе с тем любящий голос:

– Займись делом, Катюнь. Хватит валять дурака.

Катерина вернулась в более обжитую часть дома. Вышла на кухню, где мама кормила Глеба и выспрашивала новости о внуке.

– Ты бы приехала, помогла Наташке, – пробурчал брат с набитым ртом. – У мелкого то живот, то зубы. Натка ночами не спит…

– Я только днем на пару часов могу подменить, – развела руками мама. – Тут дом и Ронка. Я же все не брошу.

– Давай я у вас поселюсь, – предложила Катерина, вытаскивая из тарелки брата ломтик малосольного огурца и быстро отправляя его в рот.

– Катя, – поморщилась мама. – Наложи себе в тарелку и ешь.

А брат лишь рассмеялся и довольно обронил:

– А что, Катюха, это идея! Натка тебе обрадуется. Алису с собой возьмешь.

– Она завтра едет в языковой лагерь в Сочи, – отмахнулась Катя. – Я целый месяц в твоем распоряжении. Алиску провожу и к вам приеду.

Теперь, по прошествии трех недель, Катерина даже точно понять не могла, как же быстро он пролетел. Соски, пеленки, колыбельные прочно вошли в ее жизнь, отбросив за ненадобностью подковерную возню Бурова, слишком чистенького Алтаева и дорогого товарища Феликса, единственного, кто соединял ее с внешним миром. Она подолгу болтала с Алиской по телефону, нянчилась с племянником и чаевничала с невесткой, когда маленький тиран давал хоть минутный отдых. Катерина прижималась носом к крохотному тельцу, пахнувшему молочком и детской присыпкой, и чувствовала простую искреннюю радость. Маленький человечек заполонил собою весь мир, превратив проблемы во что-то далекое и несущественное.

Катерина пренебрегла советом Сарычева и подавать в суд на журналистов не стала. Зачем? Проорутся и успокоятся. А так им лишний повод написать еще какую-нибудь гадость. Только по ночам она тихонечко ревела из-за Марата. Не ожидала от него, что так быстро отступится. Почему-то поверила собственной чуйке, что наконец встретила настоящего мужчину. Да еще влюбилась, идиотка!

Катя тяжело вздохнула, укачивая Кирюшку, и, почувствовав накатившую тошноту, быстро передала ребенка матери.

– Что-то мне нехорошо, – поморщилась она.

– Сарычева нет поблизости, – пошутила невестка и в сердцах добавила: – Я тебя заклинаю, Кать, не смей снова вступать в ту самую говенную реку. Ясен пень, что с ним ты как за каменной стеной. Но туда, за эту стену, и солнечный луч не проникнет.

– Знаю, – успела пробормотать Катерина и, зажав рот рукой, бросилась в туалет. – Наверное, не стоило допивать просроченный кефир, – усмехнулась она.

– Кефир? – подозрительно осведомилась Наташа, укачивая сына.

– А чем бы я еще отравилась? – хмыкнула Катя. – Все свежее, мы с тобой каждый день готовим.

– А ты залететь не могла, птица счастья? – как бы между прочим обронила невестка и тут же добавила обеспокоенно: – У меня тесты есть. Хочешь?

– Наверное, да, – нерешительно заметила Катя и уже через какие-то полчаса любовалась на две полоски, проявившиеся на узкой картонке.

– Твою мать, – ругнулась она от неожиданности, а потом, прислонившись лбом к белой плитке, задумалась.

– Залетела ворона в царские хоромы, – пробурчала под нос Катя.

«Ребенок – это всегда хорошо, – самой себе заявила она. – Вот только кто у нас счастливый отец? Феликс, как шакал, напавший на меня в баньке, или Алтаев, прижавший к стеночке? Ставлю на Марата. Постарался наш чистоплюйчик».

Как правило, женщина интуитивно чувствует, кто именно отец ее ребенка. Перед глазами внезапно всплыло лицо Марата в тот самый момент, когда Буров, не дав ей извиниться, выставил за порог.

«Что там было?» – в который раз задалась вопросом Катя. Раздражение, разочарование и брезгливость. Легкая, чуть заметная. Но она с головой выдавала Алтаева, наверное, решившего, что если Катя умыкнула брошку, то и деньги со счетов Бурова крала тоже.

Она, как больная, с трудом отворила дверь и, вывалившись в коридор, кинулась к себе в комнату. Рухнула на кровать и разрыдалась.

– Что же теперь делать? – снова поинтересовалась она у самой себя.

В комнату влетела Натка.

– Ну что? – глянула широко распахнутыми глазами. – Какой результат?

– Стопроцентное попадание, мать, – невесело усмехнулась Катерина. – Ну мне для полного счастья только этого не хватало…

– Две полоски? – охнула невестка и опрометью кинулась в туалет, где на тумбе около раковины лежал ненавистный тест. – Спрятать или выкинуть? – поинтересовалась она. – Что он на виду валяется? Сейчас Глеб ненароком зайдет или свекровь явится…

– Выкинь, – поморщилась Катя. – Я еще потом сделаю, да и врачу показаться надо. Только пока никому не говори. Даже Глебу.

– Хорошо, – кивнула Натка и тут же бросила полоску картона на дно пустой корзинки, застеленной прозрачным кульком. Так что когда утром Глеб Наумов выкидывал мусор, то тест на беременность с двумя розовыми полосками, маячивший на дне пакета, сразу бросился ему в глаза. От удивления Глеб даже задохнулся. Но вытаскивать кулек из чрева мусорной машины не стал. Он вернулся домой и внимательно воззрился на жену, вместе с трехмесячным сыном спящую в супружеской кровати. Глеб почувствовал неимоверную нежность к Наталье и в то же время дикое раздражение на самого себя! «Вроде предохранялся, – мысленно поморщился он, становясь на колени рядом с кроватью и аккуратно убирая с лица любимой непослушные русые прядки. – Наверное, когда душ принимали вместе, тогда и залетели. Блин, с одного раза!»

– Натка, – позвал он жену, – поговори со мной.

– Отвали, Наумов, – пробормотала сквозь сон она. – Твой сын только угомонился. Лучше приготовь завтрак, а?

Он неслышно вышел из комнаты, даже не зная, радоваться или нет утренней новости. Но вопрос, почему жена, получив положительный результат, сразу выкинула тест, буравил душу.

«Наверное, хочет оставить, – подумалось ему, – и решила, что я буду против. Вот и молчит до срока, когда уже прервать невозможно. Или, наоборот, собралась втихаря аборт сделать», – почесал башку Наумов, чувствуя, как начинает злиться на Наталью.

– Мать твою за ногу, – выругался он. – Решила меня втемную использовать…

– Что-то случилось, Глепа-а? – поинтересовалась сонная Катерина, заходя на кухню. Сестра быстро на автомате поставила греться чайник и, достав из холодильника молоко и дрожжи, замесила опару на оладьи. – Кто тебя использует, братец?

– Вы все, бабы, одним миром мазаны! – пробубнил он и, видя, что сестра готовит завтрак, потрусил к себе в спальню. Прилег рядом с женой, запустив по привычке руку ей под майку, но тотчас вытащил ее обратно. Мокрую от молока. И, недолго думая, обтер ладонь о махровую простыню.

– Ну что ты делаешь, обормотище? – тяжко вздохнула Наталья.

– Твои шуточки и шашни… – пробормотал Глеб недовольно.

– Ты что такой добрый с утра? – не поняла Наташа, отворачиваясь от мужа и обнимая ребенка.

Глеб навис над ней и, обняв за плечи, прошептал зло:

– Я видел тест и теперь жду объяснений. Почему мне ничего не сказала? – рыкнул он.

– Какой тест? – не поняла она и тут же застонала от бессилия.

– Когда в следующий раз будешь что-то выбрасывать, заверни в бумажку, – зло пробубнил он. – Я жду объяснений…

– Это Катькин, – выпалила жена, а потом рассмеялась, увидев вмиг поглупевшее лицо мужа. – Только она просила пока никому не говорить.

– Даже Феликсу? – изумился Глеб. – Хороший повод сойтись.

– Никому, – повернулась к нему жена, да еще пальцем ткнула в грудь. – Пообещай мне.

– Да иди ты, – отмахнулся муж и, со вздохом поднявшись, отправился на кухню.

Пришлось бежать следом и кричать в голос:

– Катя, я ему ничего не говорила. Глеб сам догадался!

– Как ты могла? – взвыл старший брат, нависая.

– Вообще-то зачатие считается таинством, – хмыкнула Катерина, нисколько не смутившись. – А учитывая, что я нахожусь в фертильном возрасте, то ничего удивительного!

– А Феликс знает? – снова попробовал насесть брат. – Ты просто обязана…

– Отвали, недоумок, – фыркнула Катя, как когда-то в детстве. – Следи за собой!

– Ты ребенка оставишь или решила иначе? – напрягся Глеб. – Феликс тоже должен принимать решение вместе с тобой.

– Ага, – отмахнулась сестра. – Отвали. И не вздумай даже заикнуться Сарычеву, понял?

Отъезжая от дома в бешенстве, Глеб Наумов пробурчал себе под нос:

– Ага, Катя, сейчас! Поучи меня.

И даже не задумываясь, что отцом ребенка может быть кто-то другой кроме Сарычева, набрал бывшего однополчанина.

– Феликс, привет, – буркнул в трубку. – Нужно встретиться поговорить.

Глава 16

Целый день Катя рассуждала, когда лучше позвонить Алтаеву. И решила еще пару дней подождать.

«Куда торопиться? – саму себя остановила она, нарезая салат к обеду. – К врачу сходить нужно, все анализы сдать, а то получится холостой выстрел, да и Марат решит, что я за ним бегаю».

Катерина по-хозяйски залезла в холодильник и, достав большую кастрюлю с компотом, что варила на прошлой неделе, недовольно сморщила нос.

– Лучше вылить, пока никто не отравился, – пробурчала она, выставляя кастрюлю на стол, стоявший во дворе под навесом. А услышав, что в вольере тоненько заскулили щенки лабрадоров, пошла к ним проверить, все ли в порядке у малышей. Налила воды, потискала мохнатые золотые комочки, а когда вернулась обратно к кастрюле и понесла ее к выгребной яме, домой приехал Глеб. Проорал от калитки дурниной:

– Катька, я к ужину Феликса пригласил! Ты хоть платье красивое надень!

– Что, прости? – напряглась Катя и, как завороженная, подошла к брату.

– Сарычев ужинать приедет, – радостно заявил Глеб, разулыбавшись, как именинник.

– А зачем ты его домой позвал? – изумилась Катя. – Встретились бы в кафе. Ты же знаешь, что я его на дух не переношу.

– Из-за тебя, Катя, – раздраженно бросил брат, пытаясь ее обойти. – А то детей делать у вас получается, а в остальном ты его не переносишь…

– Ты сказал ему? – ужаснулась она. – Зачем?

Глеб рассердился. Он глянул на возмущенную сестрицу в старом сарафане. Волосы завязаны в хвостик. Взгляд недовольный. И глазищи огнем полыхают.

«Я прям испугался, – мысленно хохотнул он, не понимая, почему Катя так взъелась. – Ну какого лешего ей понадобилось строить недотрогу перед собственным мужем? Что за капризы идиотские?» – раздраженно подумал он.

– Заделал ребенка, пусть несет ответственность. Нечего тут сирот плодить, – резко заявил он.

– Да кто тебя просил? – вскрикнула, будто раненая, Катя. – Ты…ты… – зашлась она, не находя слов.

– Я…я, – передразнил Глеб, хлопнув опешившую сестру по плечу. – Потом спасибо скажешь, Катюха, – довольно заметил он и улыбнулся во все тридцать два зуба. – Не, ну а что?

Вот от этой дурацкой улыбки и шлепка по руке Катерина будто пришла в себя. Медленно переместила широкую кастрюлю, взяла ее за обе ручки и, слегка подпрыгнув, надела ношу со всем содержимым брату на голову. Сразу вбежала в дом и заперлась в своей спальне, предоставив брату вычесывать из башки вареную малину и разваренные сливы. Катерина услышала, как в кухне хохочет невестка, а потом, будто закашлявшись, что-то отвечает мужу.

– Где она? – проревел Глеб. – Пусть убирается из моего дома! Идиотка!

– Дом мой, – холодно обронила Натка. – И нечего тут распоряжаться, понял? Лучше иди купайся, мой сладкий, – уже не сдерживаясь, фыркнула невестка.

– Что она так взбеленилась? – возмущенно пробурчал Глеб, включая колонку. – Я же как лучше хотел… Думал, они помирятся…

– Ты сообщил Феликсу о Кате? – охнула жена. – Как ты мог, Глеб? Это личное дело Катерины.

Наумов передернул плечами, пытаясь рукой снять с башки барахло из компота. Не получилось. К пальцам прилипла разваренная мякоть сливы. Благо, что вишни просыпались на асфальт.

– Вы, бабы, умные больно, – отрезал Глеб, направляясь в ванную, и мимоходом добавил раздраженно: – Полотенце чистое дай, пожалуйста.

Наталья махнула в сторону корзинки, где заботливые Катькины руки свернули по-модному несколько банных полотенец. И теперь плотные махровые валики, лежавшие горкой, стали предметом интерьера.

«Вот же бабы, – довольно хмыкнул про себя Глеб, решив после душа помириться с сестрой. – С ребенком Натке помогает, разносолы готовит. Те же полотенца премудро складывает. Какого лешего я с ней поссорился? Сами с Феликсом разберутся», – пробурчал он про себя, становясь под обжигающие струи. Долго мыл голову, тщательно вычесывая расческой дурацкие овощи. А когда, умиротворенный и счастливый, вывалился из ванной, то не сразу понял, что в доме никого нет.

Из пустой кухни, где его ждал накрытый на две персоны стол, Глеб потащился в спальню, оттуда в комнату к сестре. Теряя терпение, выскочил во двор. И только там, не увидев на месте Наткиной Мазды, понял, что жена и сестра решили его проучить и показать характер.

– Вы где? – рявкнул он в трубку, еле сдерживаясь.

– Мы гуляем по «Арлекину», мой сладкий, – пропела вероломная жена. – Обед на столе. Приятно провести вечер…

– Дай телефон моей сестре, – велел Глеб, но вместо ответа услышал гудки отбоя.

«Вот же вустрицы!» – рыкнул про себя Наумов и, тяжело вздохнув, пошел открывать калитку приехавшему Феликсу.

Марат Алтаев по привычке прокатился мимо Катькиного дома и снова заглянул в окна.

– Никакого движения, – пробурчал он себе под нос и, припарковав Крузак недалеко от подъезда, быстро прошел в дом. Кивнул по привычке консьержке. Поднялся на третий этаж и, нажав на звонок, снова услышал знакомую трель. Никого.

– Катя давно тут не появлялась, – приоткрыв дверь, сообщила соседка. Симпатичная тетка лет сорока. – Роза Равильевна с Глебом были. Вещи какие-то забирали…

– С кем, простите? – сделал вид, что не расслышал, Марат.

– Роза с сыном приезжали. Катя у него сейчас гостит. Там ребенок родился. Вот она и помогает.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Марат, сдерживая отчаянный порыв расцеловать словоохотливую тетку. Он повернул к лифту и уже собрался нажать кнопку вызова, как Катина соседка остановила его.

– Но это я только вам сообщила, – махнула она холеной ручкой. – Тут много народу приезжает. Всем наша Катя понадобилась.

– А кто именно приезжал, описать можете? – насторожился Марат.

Женщина, задумавшись лишь на секунду, убрала назад каштановые пряди волос и заметила тихо:

– Начальник ее приезжал. Буров-боров, мерзкий человек. Терпеть его не могу.

– А вы откуда его знаете? – нехотя поинтересовался Марат.

– Катя давно знакомила, – отмахнулась женщина и добавила заговорщицки: – Парни какие-то около двери стояли. Гравий мелкий около порога насыпали. Если кто в квартиру входить станет, растолчет. Но я сразу вышла и все подмела. Так они на следующий день снова заявились. Вот и пришлось консьержкам скандал устроить.

– Спасибо вам, – улыбнулся Марат и полюбопытствовал мимоходом: – А мне почему сказали, где Катя?

– Хм… – вскинулась соседка. – Кто, как не вы, тут с цветами наперевес бегал? Да и Катька счастливая ходила, не то что с Феликсом…

– Спасибо! – проорал Алтаев и скатился с лестницы. А на выходе из подъезда столкнулся с двумя парнишками. Одного он узнал сразу. Тот самый, что подрезал его на допотопном мерсе.

«Корней-скотина, – раздраженно поморщился Марат, забираясь за руль Крузака. – Наврал с три короба, что не следит, а сам пацанов Катьке под окна прислал».

Алтаев решительно крутанул руль, выезжая на Центральный проспект, и проехав пару кварталов, свернул в переулок. Остановился около красных ворот с бодающимися оленями наверху и, не обращая внимания на кучку женщин невдалеке, требовательно нажал на звонок. Калитка тут же распахнулась, и на улицу вышел мальчишка лет пятнадцати. Артем – старший сын Вовки Корнеева и крестник Руслана.

– Здрасьте, – радостно поздоровался он. – А папа только вчера о тебе вспоминал.

– Хорошо или плохо? – усмехнулся Марат, проходя во двор.

– Они с бабушкой из-за какой-то брошки ругались. Только я тебе ничего не говорил, – пробурчал Артем.

– Ага, – кивнул Алтаев. – А бабушка где? Или у нее прием?

– Да-а, – ухмыльнулся Артем. – Гадает тут всяким по старой памяти…

– Но на булку с маслом хватает, – довольно хмыкнул Марат.

– Да еще и с черной икрой, – раздался от двери голос крестной. Алтаев поднял голову и встретился взглядом с дородной пожилой женщиной в черном траурном платье. Седые волосы, скрученные на затылке, казались невесомым облаком, пойманным в плен точно такой же косынкой, а крупные серьги с аквамарином придавали хозяйке солидности и загадочности. Лишь карие глаза, живые и печальные, остались прежними и говорили о добром нраве тети Любы Корнеевой.

«Да и где бы мы с Русланом были, если бы не она?» – в сотый раз за свою жизнь сам у себя поинтересовался Марат. Он шагнул к старухе и сразу же оказался в крепких объятиях.

– Маратик мой золотой, – прошептала она. – Давно ты к нам не заглядывал. Соскучилась я.

Алтаев чуть не ляпнул, что недавно встречались на похоронах Витали. Но напоминать матери о смерти сына счел неправильным и смолчал.

– Пойдем, – приказала старуха и потянула Марата за руку. – Кофе попьешь, я чашку посмотрю. – Она повернулась к внуку и велела: – Темочка, очередных предупреди, у меня перерыв полчаса. Крестник мой любимый приехал.

Вслед за тетей Любой Марат вошел в маленькую кухоньку. Чистенькую и свежепобеленную. На площади чуть больше четырех квадратов умещалась печка на две конфорки и стол, покрытый розовой клеенкой с нарисованными кружевами.

– Садись, – кивнула Люба, подтолкнув к нему табуретку с привязанной подушечкой. Алтаев послушно уселся и внимательно глянул на крестную.

Она споро заварила кофе в блестящей турке. Быстро перевернула содержимое в маленькую чашечку и велела выпить. Но не все.

– Только не дуй, – предупредила серьезно.

– Так я не гадать приехал, теть Люба, – смущенно пробурчал Марат. – С вами повидаться и с Вовкой переговорить…

– А ты в гадальное время явился, значит, положено погадать, – улыбнулась она. – Вовка только через час домой приедет. Вот мы и скоротаем часок, его ожидая.

Она напряженно глянула на Марата, и ему почудилось, что она посмотрела как бы через него. Потом задумалась и, как заправский фокусник или крупье в казино, принялась метать по столу карты. Поморщившись и разложила все снова.

– Прибавление в семействе, – довольно хмыкнула она. – Мальчик родится, на твою жену похожий. Ты его любить будешь, как сумасшедший…

– Так это не у меня, – весело отмахнулся Алтаев. – У Руслана подруга залетела.

– Я, по-твоему, не могу отличить трефового короля от бубнового? – строго посмотрела на него старуха. – Мы сейчас говорим о тебе, понял? – добавила сердито. – Девчонка эта… – Люба задумалась. – Будто знакома она мне. А кто, не разберу… Подожди, – пробурчала она, надевая очки.

– Это Наума дочка, – распахнув дверь, ведущую в глубь дома, заржал Вовка Корнеев. – Маратик наш с Катькой любовь крутит! Представляешь, мам?

– Вот я и говорю, что кто-то свой, – процедила старуха и с прищуром уставилась на младшего сына. – Катя – девушка хорошая, и Марат ее любит…

– Может, после свадьбы нам брошку вернет по-родственному? – хохотнул Корнеев.

– Забудь ты об этой брошке, – в сердцах бросила Люба. – Подумаешь, фитюлька какая-то. Я ее Кате сама подарила! И нечего вспоминать об этом. При Марате тебе говорю, хватит!

Она снова всмотрелась в чашку и заметила тихо:

– Лучше бы тебе поторопиться, Марат. Не ровен час, она к бывшему мужу вернется. Как на перепутье стоит. Думает. Пока лицом к тебе повернута. Но муж ее бывший, он человек казенный, разворачивает ее к себе. Смотри в оба, Марат. Я, конечно, помогу, но и от тебя самого многое зависит. Руки дай!

Алтаев протянул крестной обе ладони, а она на них водрузила свои. Зашептала что-то неразборчиво. Молитвы какие-то.

– Все, иди, – велела она. – Только на свадьбу не забудь пригласить, – усмехнулась довольно.

– Катька тебе по судьбе идет, – тихо пробормотал Вовка, уводя старого друга на свою половину, обставленную богатой итальянской мебелью. – Что привело тебя, Маратик? Ты уж точно не погадать приехал. Хотя я каждый раз перед важным делом с матерью советуюсь. Все получается, как она скажет. Ни разу не было иначе… – он собрался еще что-то добавить, как в кармане зазвонил сотовый.

– Да, мам, – кивнул Корнеев. – Хорошо.

Он не мигая уставился на Алтаева. И Марат в который раз подивился, как в этом крепко сколоченном бугае с черными будто вишни глазами и поредевшей шевелюрой мирно соседствуют дикая злоба к окружающим и щенячья нежность к матери.

– Она сейчас придет к нам. Говорит, что посмотрела в чашку внимательно. Кате твоей грозит опасность. Кто-то смерти ее хочет.

– Следят за ней, – поморщился Марат. – Я к ней домой заезжал, наткнулся. Думал, твои орлы.

– Нет, – мотнул головой Вовка. – Я же тебе говорил.

– Помоги ему, – на пороге появилась тетя Люба и сразу перешла в наступление: – Там мужчина и женщина замешаны, они любовники между собой. Она замужем, а он будто прячется… Мстят Кате. За что, не пойму. Но еще смотреть буду.

– Лена Бурова, – пробормотал Марат, понимая, что тетя Люба зазря панику разводить не станет. – Она очень плохо к Кате относится.

Вовка Корнеев посмотрел на мать, потом перевел взгляд на друга детства и бросил поморщившись:

– На хвост сядем, глядишь, и поймаем неуловимого мстителя.

– Хорошо бы, – кивнула тетя Люба и, как истинный генерал, отдавший указания подчиненным, удалилась к себе.

– Давай и к Кате охрану приставлю, – усмехнулся Вовка. – Все-таки теперь нам родня. Хотя после истории с золотом кто бы мог подумать!

– А крестная что про золото говорит? – озадачился Марат. – Она-то смотрела?

– Да сто раз! Сразу, как поперли. Потом отец ее просил и я. Твердит одно, что это Виталя наш отчебучил. Место указывала, где он его закопал. Все там переворошили и ничего не нашли.

– А где? – усмехнулся Алтаев.

– В саду, у дальней стенки.

– Странно, – пробубнил Марат. – А как она это видит?

– Не знаю, – отмахнулся Вовка. – Она уверена, что рук дело брата. Просто со временем забыл из-за болезни. Поэтому никогда не приезжала к нему. На своем стоит твердо. Не сдвинешь. Говорит, что явственно видит наш старый дом. Ну тот, что сгорел. У дальнего забора в углу закопано.

– Так, может, оно там и лежит?

– Нет там ничего. Я же тебе объяснял!

– Загадка века, блин, – раздраженно фыркнул Марат и полез в карман за разрывающимся орущим сотовым.

– Да, бро, – лениво бросил в трубку и тут же насторожился. – Держи ее, – рыкнул Руслану. – Я сейчас приеду.

А встретив насмешливый взгляд Корнеева, пробурчал удивленно:

– Кажется, Катерина моя нашлась.

– Держи крепко и никуда от себя не отпускай, – серьезно заметил Вовка. – А я постараюсь хреновым мстителям сесть на хвост. Если с нашей Катьки хоть волос по их вине упадет, землю жрать заставлю.

– Нашей? – улыбнулся Марат и довольно глянул в глаза Корнееву.

– Ну а чьей, брат Марат? – фыркнул тот. – Мы с Руськой – молочные братья. Тебя моя мама крестила. Значит, родня! – Корнеев поднял вверх толстый палец, больше похожий на морковку.

– Родня, – на полном серьезе согласился Алтаев. – Мы с братом всегда помним, что всем в этой жизни обязаны твоим родителям.

– А если Катькин ребенок от тебя, значит, тоже наша родня, – гнул свое Корнеев. – Я все выясню, Марат, и по ушам надаю кому надо, не боись!

«Знала бы Катя, – подумалось Алтаеву дорогой, – что те самые Корнеевы, от которых ее воротило всю жизнь, считают себя нашими родственниками. В принципе, так оно и есть, – Марат не заметил, как губы сжались в тонкую складку. – Что бы с нами сталось, если бы не Михей и тетя Люба? В лучшем случае детский дом… – Алтаев вцепился в руль, вспоминая тарелку горячего супа и пирожок, что съедал он с голодухи на кухне у тети Любы. Может, поэтому Руслан и не хочет иметь детей… – Но я хочу, Катя! – захотелось заорать ему. – От тебя сколько угодно! Каждому найдется место в моем сердце!»