Текст книги "Желанная"

Глава 34

Король Англии не находил себе места. После смерти старого друга Уильяма де Монтекьюта, Виндзор казался клеткой. Кончина Уильяма заставила короля понять, что жизнь коротка, а смерть неминуема. Возможно, он ошибался, подчинив всю свою жизнь одной цели – покорению Франции. Сам он в расцвете сил, обстановка в государстве благополучная, празднования по случаю его великой победы будут продолжаться еще много лет. К тому же он основал Орден Подвязки для самых мужественных и храбрых рыцарей Англии. Его Совет настаивал на заключении мира. Войны обходились дорого, а после битвы при Креси и Кале, а также затрат на пышный турнир в Виндзоре, казна вновь опустела.

Неожиданно события во Франции полностью изменили ситуацию. Король Филипп умер, и на трон взошел его сын Жан. Смерть также пришла за Папой, и вскоре был избран новый Папа, Иннокентий.

Король Эдуард созвал Совет, чтобы составить план на будущее. Члены Совета были против того, чтобы залезать в огромные долги ради продолжения войны с Францией. Поэтому было решено послать герцога Ланкастера к новому Папе, в Авиньон, с предложением условий мира, если права короля Эдуарда как суверена Франции будут безоговорочно подтверждены. Кроме того, намечалось также послать делегацию к королю Наварры Карлу, чтобы укрепить союз между Англией и Наваррой, поскольку было известно, что Карл ненавидел нового правителя Франции.

Принцесса Изабел влюбилась в Эзи, сына лорда Альбре из Гаскони, поэтому начнется обсуждение пунктов брачного контракта, а рука младшей сестры Изабел, принцессы Джоанны, будет предложена Педро, наследнику трона Кастилии: итак, все переговоры будут иметь целью обретение союзников по другую сторону Ла-Манша.

Королева Филиппа предложила всем двором отправится Бордо. Предстояло нелегкое путешествие, и сборы начались немедленно.

Черный Принц, однако, был полон решимости вновь собрать свое войско и вернуться в Кале, чтобы предпринять очередное наступление. Он решил снарядить войско и платить своей десятитысячной армии из дохода, приносимого его оловянными рудниками в Чешире. Король, всегда заботившийся о безопасности и благополучии семьи, решил, что Черный Принц должен вести армию в Бордо. Большинство английских владений во Франции входило в южные провинции, и стоило, следовательно, завоевывать земли по соседству с этими владениями.

Принц Эдуард не мог не признать обоснованности этого предложения. Но Джоан была в Кале, и принц больше не мог выносить разлуку. Когда он возразил, что должен посетить Кале и проверить, как несет свои обязанности оставленный гарнизон, отец отмел все его предложения:

– Нет, Эдуард, прочти ежедневные отчеты. Кале теперь английский порт, весь, до последнего камня. Людям гораздо лучше под властью англичан, и они это прекрасно сознают. Наш флот удерживает гавань, и торговля день ото дня все больше процветает. Я хочу, чтобы ты отправился на юг, и Уоррик со мной согласен.

У принца Эдуарда не было другого выхода, кроме как сдаться. Он немедленно уселся писать письма своей возлюбленной Джоан, ее брату Эдмунду и сэру Джону Холланду.

Холланд сидел за столом, заваленным пергаментами и счетными книгами. Главный камергер короля – должность, на которой можно получать большое жалованье без особого труда. Он нанимал большой штат слуг для ведения хозяйства в каждом королевском замке и такую же ораву клерков для записи расходов.

Холланд прекрасно умел считать и еще лучше находить возможности для получения прибылей. Сотни торговцев и поставщиков едва ли не дрались за честь снабжать припасами королевское семейство и знали, что вовремя данная взятка поможет избавиться от конкурентов.

Холланд выглянул из окна на небольшой двор, где сидела его жена под цветущим каштаном.

Какая прекрасная картина! Дорого бы он дал, чтобы стать частью ее, но Эдмунд Кент постоянно следил за сестрой, как сторожевой пес.

Глаза Холланда настороженно сузились. Граф Кент был развратником, не знавшим счета деньгам, имевшим по три-четыре любовницы сразу. Его отец оставил сыну огромное состояние, так что Эдмунду не приходилось беспокоиться о расходах.

Холланд поднял пергамент и расправил его толстыми пальцами. Там было написано, что у Эдмунда были и другие титулы, кроме графа Кента и лорда Уэйк Лиддела, а это означало, что владения его еще более обширны, чем считал Холланд, и, пока Эдмунд не был женат, наследницей оставалась не кто иная, как жена Холланда, Джоан.

Главный камергер короля пристально наблюдал за братом и сестрой. Он мечтал заполучить не только богатство Эдмунда, но и Джоан. Она так прекрасна, так полна жизни, даже сейчас, когда беременность уже очень заметна. Она привлекала глубоко чувственную натуру Холланда, стала для него навязчивой идеей еще и потому, что была запретным плодом. В эти дни он часто вспоминал о разговоре с Робертом де Бошемом. Хватит ли у него смелости? И ума, чтобы выйти сухим из воды? Каждый день он подсознательно ожидал получить известие о смерти Эдуарда. Эта смерть сделала бы принца Лайонела наследником трона.

Холланд ничем не мог ускорить дело. Оставалось только ждать и молиться, но зато он мог предпринять кое-что здесь, в Кале, чтобы увеличить собственное состояние. Поскольку судьба помогает тем, кто заботится о себе, Холланд решил захватить огромное состояние графа Кента.

Наблюдая за сидевшей во дворе Джоан, Холланд все время представлял то, что он хочет сделать с ней, и то, что она могла бы делать с ним по его желанию. Веселый смех Джоан наполнял дом, а улыбка освещала комнаты. Холланда снедало вожделение лишь при одном взгляде на жену, но она видела лишь своего проклятого братца. Рука Холланда скользнула внутрь трико. Придется самому принести себе облегчение, прежде чем прочесть остальные депеши. Но он поклялся себе, что вскоре его избалованная жена будет биться под ним, придавленная его телом. Уж он-то знает, как получать массу удовольствия!

Когда Холланд вернулся к столу, солнце уже садилось и во дворе никого не было. Кент, скорее всего, занят очередными похождениями, а Джоан ужинает у себя в компании камеристки. Он потянулся к депеше, обозначенной «срочно», и, когда прочитал, руки затряслись от бессильной ярости. Принц Уэльский сообщал, что двор отплывает в Бордо и присутствие там Холланда, как главного камергера короля, необходимо.

– Чума на всех принцев! – пробормотал он с ненавистью. – Значит, этот трус де Бошем не набрался мужества нанести последний удар! – Ну что ж, для Убийства наследника нужно ума побольше, чем у него! Холланд возьмет на себя ответственность и покажет Роберту, как это делается.

Письмо дало ему предлог навестить Джоан. Он пробел из своего крыла в ту часть здания, где находились покои жены. Немногие слуги еще оставались на ногах в этот час, так что он направился прямо в гостиную и постучал в дверь.

Открыла Глинис и неприязненно воззрилась на него.

Она терпеть не могла Джона Холланда, с его толстой бычьей шеей и коренастой фигурой. Она видела, как Холланд преследовал Джоан, прежде чем принц проявил к ней интерес.

– Что вы хотите, сэр?

– Мне нужно видеть леди Холланд.

– Она отдыхает.

– Она моя жена. Отойдите!

Голос был таким угрожающим, что Глинис поняла: сопротивление бесполезно.

– Кто это? – поинтересовалась Джоан.

– Это я, Джон, миледи.

Джоан быстро подошла к двери.

– Входите, милорд, – пригласила она, в тревоге хватаясь за сердце.

– Что-нибудь случилось? Эдуард?

– Да, это касается принца Уэльского. Будет лучше, если мы поговорим наедине, миледи.

Глинис исходила злобой, но Джоан успокоила камеристку:

– Ничего, Глинис, все будет хорошо, – боязливо улыбнулась она, стремясь скорее узнать, что произошло.

Оставшись наедине с женой, Холланд заботливо предложил:

– Пожалуйста, садись, Джоан. Я обязан беспокоиться о твоем благополучии и не могу не волноваться за тебя, особенно сейчас, когда время родов близится.

– Спасибо за сочувствие, Джон, но, если не ошибаюсь, осталось еще не меньше месяца. Что привело тебя в такой час?

– Королевский двор переезжает в Бордо, и нам приказано отправляться туда. Однако я не думаю, что благоразумно путешествовать до родов.

– О, я чувствую себя прекрасно, Джон. Если Эдуард хочет этого, мы должны выехать немедленно.

Холланд пришел в ярость, оттого что жена так спешит выполнить просьбу Эдуарда.

– Но с его стороны легкомысленно надеяться, что ты предпримешь такую долгую опасную поездку. Он, по-видимому, не понимает, что ты уже на сносях. Ты подвергаешь опасности себя и будущего ребенка.

– Джон, ты слишком добр, беспокоясь за меня, но не стоит осуждать принца. Он хочет как лучше, а для меня лучше быть с ним, и как можно скорее.

– Джоан, ты, кажется, не понимаешь, что я твой законный муж и стану законным отцом твоего ребенка. Если случится что-то плохое на долгом пути в Бордо, я буду винить только себя.

Джоан вежливо проигнорировала его слова. – Я попрошу брата снарядить судно. Мы сможем плыть со всеми удобствами. Я немедленно начну собираться. Если почта прибыла из Виндзора, Эдуард, должно быть, прислал письмо и мне.

Джоан подошла к соседней двери, двигаясь с присущей ей грацией, хотя фигура ее сильно располнела.

– Глинис, дорогая, ты не пойдешь с сэром Джоном? Принеси, пожалуйста, мое письмо.

Брайенна и Адель весь день укладывали вещи для поездки в Бордо. Пэдди и Али сновали взад и вперед, перенося ящики и сундуки, принадлежавшие Хоксбладу. Брайенна взглянула на установленный в алькове рабочий стол, заваленный кистями, красками, рисунками богов из греческой мифологии и полузаконченной картиной, изображавшей высадку викингов в Ирландии.

– Прости, Пэдди. Нужно было бы убрать со стола и сложить все, что я хотела взять с собой.

– Нет, нет, миледи. У меня строгий приказ оставить все как есть до завтра. Ваш муж сказал, что вы любите рисовать по вечерам.

– О, спасибо!

Кристиан был так заботлив во всем, что касалось ее. Он предвидел каждое желание Брайенны, обращал внимание на настроение, знал даже, когда у нее болела голова. Кристиан был мягким, нежным и любящим. Ц все же между ними выросла ужасная стена, препятствующая полной близости. Пока они не оказывались за пологом кровати. Правда, он обладал способностью создавать интимную близость, преодолевая пропасть, разверзшуюся между ними. Каждую ночь совращение происходило заново и напоминало ритуал обладания и покорности, в котором Брайенна отдавала почти все и, уж конечно, больше, чем намеревалась. Это продолжалось до тех пор, пока день не возвращал к воспоминаниям о том, как безжалостно убил Кристиан своего соперника.

Придя к себе после ужина, Брайенна удалилась в альков, решив закончить картину о викингах. Она нарисовала замок на побережье и корабль викингов. Свирепый завоеватель, стоя на носу корабля, жадно разглядывал хозяйку замка.

Картина удалась, викинг выглядел настоящим дикарем, причем совершенно неотразимым, но ему, на взгляд самой художницы, чего-то недоставало.

Воображение унесло Брайенну так далеко, что она опомнилась, только услышав смешок. Вскоре в комнате уже звучал хохот Кристиана. Со дня насильственной женитьбы в покоях обычно было тихо, но сейчас Кристиан смеялся громко, раскатисто, счастливым смехом.

Брайенна почему-то подумала: «Как приятно слышать эти звуки». Невероятно сильное желание узнать причину его радости охватило ее. Она отложила кисти и, выйдя из алькова, увидела, что муж читает стопку пергаментов. Сердце тревожно забилось. В эту минуту он выглядел так молодо! Хмурая напряженность куда-то пропала.

Кристиан сразу же обратился к жене:

– Я читаю сказку, сочиненную одним из писцов короля. Какая смешная и забавная! И, хотя он изменил имена, чтобы защитить виновных, я точно знаю, о ком идет речь! Ты должна прочесть ее, Брайенна.

– Я закончила картину, но в ней все-таки чего-то недостает.

– Дело в викинге?

Брайенна была потрясена: муж знал, над чем она работает, хотя, кажется, в этом не было ничего удивительного – он живо интересовался всем, тем более если дело касалось ее.

– Можно взглянуть?

Брайенна направилась за Кристианом к столу, неожиданно смутившись, оттого что он увидит ее работу. Кристиан поднял рисунки, изображавшие греческих богов.

– Это Протей из «Одиссеи». Он постоянно изменяет облик, превращаясь из змеи то во льва, то в дерево.

Их взгляды встретились и застыли.

– Чтобы сохранить гармонию, мы все должны изменяться… преображаться. Нам необходимо уметь открыть ум и душу людям разных культур, чтобы почувствовать свою связь с ними.

Брайенна знала, что Кристиан говорит о них двоих.

– Я попытаюсь, – ответила она.

Кристиан надеялся, что в Бордо они смогут все начать сначала и, может, оставят позади зловещие тени прошлого.

Он с трудом оторвал от нее взгляд и посмотрел на картину.

– Твой талант – дар небес. Твои способности просто невероятны.

Хотя цвет волос был иным, нетрудно было узнать в облике гордого викинга черты самого Хоксблада.

– Знаешь, Брайенна, – тихо сказал он, – хотя викинги совершали набеги и даже покорили часть Ирландии, они отдали этой земле свои обычаи, силу, знания, таланты. Их достижения обогатили культуру Ирландии. Искусство викингов, например, вдохновляло ирландцев на создание узоров для лент и окантовки. К исконно кельтскому мотиву в виде спиралей добавилось изображение животных: орла, дракона.

Он начал рисовать на листке пергамента, и постепенно из-под его пальцев появилась цапля с рыбой в клюве, а за ней последовала вторая. Их длинные изогнутые шеи переплетались, образуя орнамент.

– Арабы тоже славятся изящными бордюрами с изображением цветов, фруктов, деревьев и даже экзотических танцовщиц. Иногда их изображают в непристойных позах, это называется эротикой.

Брайенна мило покраснела.

– Я нарисовала вокруг картины бордюр с кельтским рисунком, чтобы отразить присутствие викингов в Ирландии. Что ты думаешь насчет драконов и трилистников?

Кристиан долго смотрел ей в глаза.

– Очаровательно, – пробормотал он.

Ресницы Брайенны опустились, и она повернулась к столу. Кристиан неслышно приблизился к ней, обнял сзади, нежно, бережно, словно окружая любовью, и поцеловал в волосы.

– Не оставайся здесь на всю ночь, любимая. Приходи поскорее ко мне.

По спине Брайенны пробежал озноб. О, Боже милосердный, как она хотела бы броситься к нему, опрокинуть это мускулистое тело на постель и любить, любить страстно, жадно, без оглядки, вместо того чтобы лежать неподвижно, ожидая, пока Кристиан истощит терпение и ласки, чтобы соблазнить ее и заставить отдаться.

Только после того как они сплетутся в бешеной, буйной, безумной страсти, она будет вновь любить мужа, сладостно-игриво, снова и снова слыша его великолепный смех, а потом оба они начнут беспомощно кататься по постели, опьяненные радостью и весельем. И вот когда Кристиан уже устанет от смеха, она начнет совращать его, медленно, продлевая наслаждение до утра, воспламеняя желание дразнящими пальцами, губами и языком. Больше всего в мире она желала провести кончиком языка по всему рисунку клейма на его бедре, обвести изгиб лезвия, продвинуться наверх, к широкой рукояти… и еще выше. Эта чувственная картина преследовала ее во сне и наяву, а иногда и среди бела дня.

Брайенна рисовала еще два часа, пока веки не отяжелели от усталости. Но ей казалось, что сидеть здесь и спокойно рисовать гораздо безопаснее, чем присоединиться к Кристиану на большой, закрытой пологом кровати. Два часа… Именно столько времени ушло на то, чтобы огонь в ее крови погас.

Наконец Брайенна положила голову на стол. Она вновь умирала от вожделения к беспощадному убийце, и это рождало в ней гнев и презрение к себе.

Приглушенное рыдание сорвалось с уст Брайенны, но в этот момент сильные руки подняли ее. Кристиан осторожно раздел жену донага отнес в постель. Потом лег рядом, прижал ее к себе и начал тихо говорить:

– Ты полюбишь Бордо. Это одно из красивейших мест на свете, Брайенна.

Его голос соблазнял, убаюкивал, одурманивал, и звук ее имени был сам по себе неотразимо искушающим, заставившим Брайенну мгновенно забыть все на свете, кроме того, что они лежат рядом, обнаженные и сгорающие от желания. Стоило Кристиану заговорить, и ее неприязнь таяла, как снег под солнцем.

– Чтобы добраться до Бордо, мы поплывем по извилистой реке Гаронне, серебряные воды которой достаточно широки для больших судов. Здания, окруженные белыми стенами, похожи на сахарную вату – одни белые, Другие розовые с красными черепичными крышами. И все вокруг в цветах. Запах жасмина разливается в теплом воздухе, охлажденное тонкое вино из Медока заставит забыть обо всем.

Его губы коснулись ее горла, ощутили лихорадочное биение крови.

– Солнце ярко светит на бирюзовом небе. Иногда долгам летним днем мы закроем ставни, чтобы прогнать жару, и я отнесу тебя в постель на сиесту.

– Любовь среди бела дня?

Брайенна закусила угол простыни, чтобы не застонать.

– Я буду кормить тебя виноградом и персиками, наполненными нектаром, чтобы твои поцелуи стали еще слаще, чем раньше.

Наконец его рот завладел ее губами, и она приоткрыла их, чтобы упиться жгучими поцелуями, о которых так долго мечтала. Когда его пальцы дотронулись до сомкнутых створок нежной перламутровой раковины, они распахнулись перед ним, позволяя проникнуть внутрь и подарить наслаждение их владелице, чтобы Кристиан и Брайенна испытали потрясший обоих взрыв чувств.

Ему снова удалось очаровать, завлечь, потрясти, околдовать ее и овладеть ею.

Бордо оказался в точности таким, каким его описывал Кристиан. Город переливался и сверкал под ослепительным солнцем. Благоухание экзотических цветов разливалось в воздухе. Сам порт представлял фантастическое смешение винных лавок, аллей, по которым сновали уличные разносчики, бегали ослики с тележками, наполненными, как и лотки, зеленым инжиром, персиками, связками чеснока и колбасами. Цветочницы предлагали корзинки с лилиями, пионами и фрезиями. Женщины на улицах втыкали в волосы резные гребни и цветы.

Великолепный королевский дворец, бывший когда-то аббатством Сент-Андре, привлекал взгляды всех, кто впервые видел его. Восхищала и роскошь окружающих зданий. Поскольку Кристиану нужно было встретить своих корнуольцев и рыцарей дома Уоррика, он оставил Брайенну и Адель на попечение Пэдди. Хотя десятитысячное войско принца Эдуарда считалось небольшим, уйдет не меньше двух дней, прежде чем все высадятся на берег.

У каждого члена семьи Плантагенетов был свой двор и слуги. На этот раз король оставил регентом принца Джона. Хотя было сделано все возможное, чтобы скрыть участие принца Лайонела в заговоре, ничто не могло заставить короля вновь довериться ему.

Эдуард III повелел герцогу Кларенсу и его рыцарям сопровождать его в Бордо, где за ними можно будет постоянно присматривать.

Королева Филиппа привезла всех младших детей, включая новорожденную, вместе с их няньками, служанками и прачками.

Поскольку принцессы Изабел и Джоанна должны были вскоре выйти замуж, они захватили с собой невероятное количество вещей. Джоанна, собиравшаяся отправиться в Португалию, везла даже брачное ложе с пологом из триполийского шелка, колесницу, обитую пурпурным бархатом, кресла, столы, ковры, золотую и серебряную посуду. И на всем этом красовался английский герб. Хотя принцессе было всего тринадцать, ее двор насчитывал сотню слуг, включая пажей, управителей, рыцарей, оруженосцев, поваров, конюхов и служанок.

Брайенна была придворной дамой Изабел, которой принадлежало гораздо больше слуг и вещей. Адель заверила Брайенну, что вместе с Пэдди присмотрит за сундуками и корзинами и доставит все, привезенное на корабле, в дом Кристиана. Брайенна должна была находиться рядом с Изабел и знала, что, возможно, пройдет несколько дней, пока капризная принцесса разрешит ей удалиться к себе.

Как Брайенна и ожидала, только на следующий день принцесса позволила ей уйти на несколько часов, чтобы устроиться в собственных покоях.

Поднявшись по ступеням и увидев широкую террасу и мраморные полы, Брайенна подумала вначале, что попала не туда, но, услыхав доносившийся откуда-то крик Пэдди, подняла голову. Оруженосец стоял на балконе второго этажа и громко ругался с кем-то, не выбирая выражений. Брайенна окликнула его:

– Это настоящий дворец! Он принадлежит принцу Эдуарду?

– Нет, конечно, нет, миледи. Его владелец лорд де Бошем, – почти оскорблено заявил Пэдди.

– Ты имеешь ввиду Уоррика?

– Нет, дворец Уоррика рядом. Этот принадлежит Кристиану, миледи.

На балконе появилась смуглая женщина и взглянула вниз. Даже с искривленными презрительной ухмылкой губами, она была необыкновенно привлекательной.

– Леди?! Какая жалость! Хоксбладу только леди не хватало!