Текст книги "Рай под колпаком"

Радость, что не только мы с Валентином Сергеевичем являемся изгоями в розовом мире, захлестнула сознание, но я не бросился к мальчишкам с объятиями. Ещё за извращенца примут – перепугаю до смерти.

– Ребята, вы никак курите? – поинтересовался я, с трудом сдерживая эмоции.

– А твоё какое дело? – нагло ответил чернявый.

Второй мальчишка стеснительно покраснел, пряча глаза, загасил сигарету о скамейку и сунул окурок в карман куртки.

– И пиво пьёте… – продолжал я.

– Ну и что? Воспитывать собираешься? Или подзатыльники отвешивать?

– Это пусть с вами родители разбираются. Уши крутят, или ремнём секут…

– А вот это теперь – дзуськи! – неожиданно рассмеялся мальчишка.

– Что так? – поинтересовался я, и тень странного предположения закралась в голову. Настолько странного, что я даже не мог определить его суть.

– А вот так! Ещё позавчера отец драл за дело и без дела. Пил здорово, никогда не просыхал. А вчера бросил пить и начал со мной нравоучительные беседы проводить. То двух слов связать не мог, а тут такую речуху, как по писанному, закатил, что уши завяли. Училка литературы позавидует. И маманю словно подменили. То меня не замечала, где я и что со мной, а сейчас только и слышу: «Сю-сю, Санёк, то, сю-сю, Санёк, это…»

– Н-да… – неопределённо протянул я, повертел в руках банку с пивом, отхлебнул. – Ну и как тебе всё это?

– А чё – как? Нормально. Нищак, когда всё бесплатно. Только взрослым на глаза лучше не попадаться, когда пиво берёшь. Тут же начинают ныть, на путь истинный наставлять. Уж лучше бы связь с другими Интернет-кафе наладили, а то в городе ни одной стоящей игры не осталось. Не с кем ни на мечах сразиться, ни пострелять.

– Санёк… – задёргал словоохотливого парнишку за рукав его стеснительный друг. – Пойдём отсюда, Санёк…

– Чё ты заладил, пойдём, пойдём? – возмутился Санёк. – Дай мужику мозги вправить, не всё же они – нам. К тому же мужик вроде нормальный, вишь, тоже пиво пьёт. Не то, что все эти…

И тут, наконец, я понял, в чём заключалось моё предположение.

– А остальные ребята как к этому относятся? – с замиранием сердца спросил я, словно боялся ошибиться в своей догадке.

– А чё – остальные? Тоже нормально. – Парнишка уже курил не таясь. – Вчера в школе, как только узнали, что всё бесплатно, уроки сорвали и на радостях киоск со «сникерсами» возле школы перевернули. Во, как! Сегодня уже поспокойнее, но девки шоколадом обжираются до прыщей.

– Идём, Санёк… – продолжал канючить приятель.

– Ладно, идём, – согласился Санёк, допил пиво, бросил окурок в банку и поставил её на скамейку. – Обёртку из-под кока-колы не забудь, – сказал он приятелю. – Не все мужики такие понятливые, как этот.

Они встали и направились в сторону Интернет-кафе. Санёк шёл уверенной походкой подростка, вступившего в краткосрочную пору осознания собственной исключительности, а его приятель семенил рядом и опасливо оглядывался на меня.

«Значит, вот как, – думал я, глядя им вслед. – Оказывается, психологическая перестройка личности коснулась не всех горожан. Только взрослых. А дети, как были, так и остались теми же. Тогда почему нас с Валентином Сергеевичем это не коснулось? Допустим, я недавно миновал юношеский возраст, но как быть с Бескровным? Ему-то за пятьдесят перевалило…»

Я допил пиво, посмотрел на часы. Пора идти в автосервис. Не скажу, что я заядлый автолюбитель, но пешком ходить уже отвык. Чувствуешь себя без машины, как без штанов.

Подходя к автосервису, я увидел, что из ворот гаража выруливают бежевые, как и мои, «Жигули» с тонированными стёклами. Новенькая машина, вероятно, только с конвейера, не чета моей потрёпанной старушке – как её ни ремонтируй, как ни крась, всё равно первозданный вид не придашь. Машина остановилась на парковке у автосервиса, я обошёл её и направился к гаражу.

– Привет, Артём! Меня ищешь? – услышал я из-за спины и обернулся.

Из машины выбирался Толик Вахрушев всё в том же белом халате, блестя просветлённой оптикой золочёных очков.

– Привет! – сказал я, подходя и пожимая ему руку. – Как мой заказ?

– Принимай! – Толик похлопал рукой по капоту.

Я оторопело уставился вначале на него, затем перевёл взгляд на «Жигули».

– Спасибо, – пробормотал я, – но это не моя машина…

Толик отступил на шаг, поманил пальцем. Я подошёл.

– Номера твои? – указал он.

Я посмотрел.

– Мои…

– Значит, и машина твоя.

Теперь я посмотрел на «Жигули» придирчивым взглядом. Новый капот, стёкла, новенькие шины высокой проходимости… Ничего от моей машины, кроме номеров, не осталось. И тут я увидел, что капот составляет с кузовом одно целое. Не было видно ни то, что щели, даже шва.

– А… А как же это?

Слов у меня не хватило, и я потрогал капот, сделав движение, будто открываю его.

– Нечего тебе там делать! – рассмеялся Толик. – Всё равно в моторах не разбираешься… К тому же заправлять её не нужно, не на бензине работает. Почаще на солнышке оставляй… Гараж есть?

– Нет.

– Вот и ладненько… Значит, никаких других забот не будет. – Он вдруг поморщился и помахал возле лица ладонью. – Ты что, пил?

– Пиво… – смутился я, отстраняясь. – Немного…

Толик строгим взглядом окинул меня снизу до верху, затем махнул рукой.

– Садись, – сказал он.

Я забрался в салон. Здесь тоже всё изменилось. Мягкие удобные сиденья с ворсистой обивкой… Но больше всего меня поразило отсутствие рычага переключения скоростей и новая приборная панель, с которой исчезли многие циферблаты, зато появился дисплей компьютера.

– Включай зажигание. Видишь тумблер?

Поискав глазами на приборной панели, я нашёл переключатель, нажал, но привычного фырчанья мотора не услышал. На панели вначале загорелся красный глазок, затем через пару секунд сменился зелёным.

– О! – фыркнул Толик, заглядывая в салон через опущенное стекло. – На пределе… Здесь установлен анализатор алкоголя. Выпьешь ещё сто граммов пива, и машина никуда не поедет, пока не протрезвеешь и не загорится зелёный сигнал.

– А… А как же?.. – У меня опять не нашлось слов, и я подёргал правой рукой, будто переключал скорости.

– Внизу две педали. Левая – увеличить скорость, правая – уменьшить, вплоть до торможения. Переключатель задней скорости рядом с тумблером зажигания. И всё. Как рулём пользоваться, надеюсь, объяснять не надо?

Я помотал головой.

– Да, здесь установлен компьютер с программой системы безопасности. Так что не дави понапрасну на педали, если машина вдруг остановится, а посмотри в лобовое стекло. Увидишь перед собой либо перекрёсток с красным сигналом светофора, либо какое-то препятствие.

Я одарил механика сумрачным взглядом. Он ещё и шутил!

– Ладно, езжай! – отстранился от машины Толик и напутственно поднял ладонь. – Счастливо.

Я надавил на правую педаль, и машина мягко тронулась с места. Звука работающего мотора я опять не услышал – такое впечатление, будто отпустил тормоза и «Жигули» покатились с крутой горки, увеличивая скорость. Выехав на дорогу, я вдруг вспомнил, что даже не поблагодарил Вахрушева. Конечно, о деньгах не могло идти и речи (кому они сейчас нужны?), но всё-таки… По-свински получилось.

Нажав до упора левую педаль, я остановил «Жигули» и выскочил из машины. Толик как раз открывал дверь в гараж.

– Спасибо, Толик! – крикнул я.

Он повернулся, посмотрел на меня.

– Не за что! – махнул рукой и скрылся в гараже.

Глава двенадцатая

Оказалось, что управлять новой машиной одно удовольствие. Было, определённо было что-то хорошее в этом мире, напрасно я встретил его появление в штыки. Сказывался стереотип, навязанный низкопробным чтивом и фантастическими кинобоевиками, – если нашествие пришельцев, то обязательно либо полное порабощение людей, либо тотальное уничтожение человечества. К тому же смущали элементы коммунизма: вдолбили в голову аксиому, что коммунизм – это плохо, и я заранее настроился на то, что нас пешими колонами погонят в лагеря. А я в глаза не видел ни одного всамделишного пришельца – как и Бескровный, не верил, что они могут походить на людей. Природа слишком многообразна, чтобы повторяться. Ремишевский, скорее, завербованный ими человек, а Сэр Лис, как сам говорил, только наполовину не наш. Так что если ничего больше в городе меняться не будет, то я, пожалуй, не против здесь и пожить. Лишь бы затем расплачиваться за всё не пришлось.

Именно последнее обстоятельство и точило душу червячком недоверия. Никому не удастся меня переубедить, что аксиома: всё имеет свою цену и рано или поздно за всё надо платить, – потеряла актуальность. Не обязательно деньгами – в средние века, согласно канонам мистической литературы, за предоставляемые блага дьявол требовал душу. Какой СЧЁТ мне выставят пришельцы?!

Я вёл машину почти рефлекторно, оценивая происходящее вокруг как бы подсознанием. Поэтому, когда машина самопроизвольно сбросила скорость и остановилась, не сразу понял, в чём дело. Рука машинально потянулась к рычагу переключения скоростей, но обнаружила вместо него пустоту. Я, наконец, отрешился от посторонних мыслей и огляделся.

Вопреки обещанию Толика, ни перекрёстка с красным сигналом светофора, ни какого-либо препятствия впереди не наблюдалось. До перекрёстка, кстати, нерегулируемого, оставалось ещё метров тридцать. Анализатор паров алкоголя тоже горел зелёным светом. Что случилось? Машина сломалась? Вот вам и ремонт по высшему классу… Рано, похоже, радовался.

Достать сотовый телефон, чтобы позвонить в автосервис, я не успел. Слева от машины по воздуху с шипением и искрами пронёсся огненный сгусток величиной с кулак, затем ещё два справа, а потом сзади послышался быстрый топот. Кто-то с дробным стуком пробежал по крыше «Жигулей», спрыгнул перед носом машины и на огромной скорости устремился вперёд.

«Стопоход!» – с изумлением узнал я, хотя конструкция мало напоминала ранее виденную машину. Этот стопоход был юрким, маленьким, чем-то похожим на мотороллер, но с неизмеримо более высокой скоростью. На перекрёстке он заложил крутой вираж вправо, и я увидел то, что никогда бы не смог проделать мотороллер, даже управляй им циркач – мастер езды по вертикальной стенке. Стопоход подпрыгнул, пробежался по стене дома между первым и вторым этажами, соскочил на дорогу и скрылся в переулке.

Справа и слева от «Жигулей» пронеслись два больших стопохода, но куда им было тягаться в манёвренности с маленьким. Всё-таки масса есть масса и для пришельцев, и против инерции, как понимаю, они ещё ничего не придумали. Отчаянно тормозя всеми лапами, стопоходы пытались повторить манёвр маленькой машины, но у них ничего не получилось. Одного закрутило так, что вынесло на тротуар далеко за перекрёстком, второй, хоть и сумел развернуться, но из-за инерции сразу продолжить движение в переулок не смог. Из него высунулся человек в чёрной спецназовской форме с непонятным устройством в руках, пустил вдогонку малому стопоходу два огненных сгустка, и только затем машина, набирая скорость, скрылась в переулке. За ней, перебирая лапами по замысловатой траектории, устремилась вторая.

Погоня! Самая настоящая погоня, причём со стрельбой! Вот тебе и благополучный розовый мир… Разглядеть водителя в маленьком стопоходе, я не успел, зато людей в преследующих стопоходах разглядел более-менее. В каждом сидело по два человека в спецназовской форме, но мне почему-то подумалось, что отнюдь не родной российский уголовный кодекс они блюдут. Нечто иное, и от этого на душе стало мерзопакостно. Не хотел бы я оказаться на месте преследуемого, чтобы в меня «пуляли» огненными сгустками. Подозреваю, что дырка от такого снаряда гораздо больше, чем от пули.

Но больше всего меня поразило отношение прохожих к происходящему – они продолжали двигаться по тротуарам, словно не случилось ничего необычного. Как будто погони с перестрелкой были здесь настолько обыденным делом, что не стоило на них обращать внимания.

Неожиданно мои «Жигули» тронулись с места, и я обнаружил, что всё ещё изо всей силы нажимаю на правую педаль. Так вот, значит, почему машина остановилась – оказывается, не только программа безопасности была заложена в её компьютер, а что-то ещё, позволяющее дистанционно заглушить мотор. Любопытно, какие ещё штучки в неё заложены, и как они могут на мне отразиться?!

И тогда я вышел из себя. Хватит, подобно страусу, прятать голову в песок, пора, в конце концов, кое в чём разобраться. Удрать из города я уже не могу, поэтому необходимо менять тактику и из выжидания переходить в наступление. Пришла пора нанести визит заместителю директора холмовского филиала банка «Абсолют» Викентию Павловичу Ремишевскому.

Достав из кармана сотовый телефон, я хотел набрать номер, но передумал. Визит должен быть неожиданным, тогда больше шансов на откровенность. Где находится офис филиала банка, я знал, и плевать мне было, что Ремишевский скатывал пальцами монеты в трубочку – я тоже не лыком шит.

Однако, подъехав к офису, я испытал сильнейшее разочарование. Вся моя ярость к пришельцам, готовность драться с Ремишевским не на жизнь, а на смерть, улетучились без следа. Не выходя из машины, я увидел на двери дежурную табличку с трафаретной чёрной надписью: «Банк закрыт». Наискосок по табличке красной краской было написано куда более красноречивое дополнение: «Навсегда!»

Да, я ошибся очень серьёзно. С какой стати банку продолжать работать? Если СССР от всего мира отделял образный «железный занавес», не мешающий, между прочим, вести торговлю, то ныне Холмовск от России отделяла реальная, непроницаемая во всех смыслах, розовая стена. И ни о какой торговле не могло идти речи. Где же искать Ремишевского или Сэра Лиса? Только они могли дать вразумительные ответы на мои вопросы, да ещё, пожалуй, странный налётчик, которого я в глаза не видел. Похоже, моя разборка с пришельцами откладывалась на неопределённое время, и встреча с ними произойдёт не по моему желанию, а когда они захотят. Если посчитают нужным захотеть.

Впрочем, было ещё одно место, где, по словам Верунчика-Инги, я мог повстречаться с Ремишевским – ресторан «Chicago». Правда, надежда найти его там была весьма призрачной…

На бывшей платной стоянке возле ресторана сторож отсутствовал, что меня, в общем-то, не удивило. Другое смутило – охранную сигнализацию с «Жигулей» сняли, и мой брелок из дистанционного пульта превратился в обычную безделушку. С минуту я стоял возле машины в нерешительности, мучаясь сомнением, оставлять или нет её без присмотра – отмена денег отнюдь не означала отмену угона автотранспортных средств. Затем меня осенило – о каком-таком угоне может идти речь? Видел я вчера «новых горожан» в магазине: то, что можно, брали по минимальной необходимости, так что на чужое здесь никто не позарится. Разве что мальчишки. Но почему-то подумалось, что на этот случай в «Жигулях» установлен своеобразный анализатор несовершеннолетия, наподобие анализатора паров алкоголя. Не могли пришельцы этого не учесть: одно дело шоколадом объедаться, и совсем другое – по улицам на «Жигулях» гонять. Так что и с этой стороны розовый мир был прекрасен – если бы не виденная мной полчаса назад погоня со стрельбой. И не рыжебородый парень, в одно мгновенье ставший трупом от кодового слова.

Ресторан оказался заполнен, как и кафе «Наш двор», и атмосфера в нём изменилась. Сразу чувствовалось, что нынешние посетители приходят сюда есть, а не трапезничать. Их раскованность, непринуждённость общения с персоналом, сменившие аристократическую чопорность застолья дорогого ресторана, мне нравились больше – всегда считал, что потребление пищи не должно превалировать над человеческим общением. Обед должен быть вкусным, сытным, но не возведённым в культовый обряд. В конце концов, это чисто физиологическое действо, и незачем из него устраивать спектакль.

Минут пять я потратил на то, чтобы осмотреть все столики. Ремишевского в зале не было, и я вышел на террасу. Ремишевского там тоже не обнаружил, зато взгляд невольно задержался на молодой паре, сидевшей за крайним столиком. Они не столько ели, сколько весело болтали, и никого вокруг для них не существовало. В другое время взгляд скользнул бы по ним и не остановился – мало ли на свете влюблённых. Но это были Верунчик и Афоня! Кто бы мог представить такую метаморфозу!

Не знаю, какой чёрт меня дёрнул, но я подошёл.

– Привет, Верунчик! – развязно поздоровался, принципиально не обращая внимания на Афоню.

– Здравствуй, Артём, – тепло поздоровалась Верунчик, но голоса её я не узнал. Обертоны в нём прибавились, что ли?

Афоня кивнул.

– Присаживайся, – доброжелательно предложил он. Голос у него тоже изменился, точнее, изменилась манера говорить – исчезли сленг, отрывистость речи, дёрганность в движениях.

Я сел, огляделся в поисках официанта. Валера, обслуживавший столик неподалёку от нас, уловил мой взгляд и кивнул.

– Валера, мне – как всегда! – громко сказал я, хотя, честно сказать, обедать не хотел – уж очень сытными оказалось бакамарсту у Нюры.

– О чём разговор, если не секрет? – поинтересовался я, поворачиваясь к Верунчику. – Надеюсь, в этот раз не о «голубых»?

Они переглянулись, Верунчик пожала плечами, Афоня кисло усмехнулся.

– Нет, не о «голубых», – сказал он. – Мы говорили о том времени, когда ты был младенцем, орал и пачкал пелёнки.

Я остро глянул ему в глаза и встретил открытый, насмешливый взгляд, в глубине которого таилась уже привычная мне жалость.

– Тебя не спрашивали! – отрубил я. Ишь, намекает, что они уже выросли из пелёнок, а я по-прежнему завёрнут в зловонные тряпки.

– Тогда нечего было подсаживаться к нам, – спокойно сказал Афоня, но и тени недовольства не присутствовало в его тоне. Он разговаривал со мной как терпеливый воспитатель с нашкодившим мальчишкой.

Мне захотелось его ударить, но в то же время прекрасно понимал, что так просто, как в прошлый раз, не получится. Передо мной сидел совершенно иной человек – от прежнего Афони осталась только оболочка.

Выручил из патовой ситуации Валера. Подошёл, поставил передо мной два блюдца с салатами, стакан грейпфрутового сока.

– Горячее будешь? – спросил он.

– Нет, спасибо, больше ничего не надо.

– Приятного аппетита, – пожелал Валера и ушёл.

От моего воинственного настроения не осталось следа – схлынуло так же стремительно, как и накатило. Я посмотрел на принесённые Валерой блюда: один салат состоял из неизвестных крупно нарезанных овощей, фиолетовых и зелёных, другой, залитый майонезом, походил на обычный мясной, но я был уверен, что и в нём содержатся неизвестные компоненты. Есть такое, да ещё под жалеющими взглядами Верунчика и Афони, не хотелось.

Надо было встать и уйти, но я этого не сделал. Взяв стакан с грейпфрутовым соком, отхлебнул и только затем спросил:

– И чем же теперь вы оба занимаетесь? Как понимаю, ваши бывшие профессии упразднены.

От сарказма я всё-таки не удержался, но они восприняли мои слова спокойно, пропустив иронию мимо ушей.

– В городе многое меняется, – философски изрекла Верунчик, – и в первую очередь инфраструктура. Продавцы, банковские служащие, дворники, официанты городу не нужны. Валера ещё пару дней поработает, а потом все рестораны перейдут на самообслуживание, как большинство кафе и магазинов.

Я смотрел на Верунчика во все глаза. Инфраструктура… Скажи ей это слово раньше, обязательно привязала бы к нему «голубых». А сейчас, видите ли, философствует…

– И таким образом вы наплодите в городе безработных… Ах, да, какие безработные, когда всё бесплатно? Правильнее сказать, бездельников и дармоедов.

– Вы полагаете, что в высокоморальном обществе такие понятия существуют? – поморщился Афоня. – Не будет безработных. Через два-три дня, когда пройдёт реорганизация школы, до сорока процентов населения будут заняты в сфере воспитания и обучения, ещё около двадцати процентов – в сфере строительства, так как большинство зданий и сооружений, в том числе жилья и школ, не соответствует цивилизованным нормам. Понятие безработицы нелепо в нашем обществе. Каждый найдёт себе работу по душе, и его труд будет приветствоваться, потому что наши моральные устои ориентированы прежде всего на превалирование общественного над личным.

Своим заявлением он меня настолько ошарашил, что пару мгновений я сидел с приоткрытым ртом и глупо таращился на него. Но затем, мотнув головой, расхохотался.

– Это вы, что ли, обладаете высокоморальными устоями?! Да таких, как вы, и вивисекцией не переделаешь!

– Модификация сознания взрослого населения проведена в первую очередь, – спокойно объяснила Верунчик. – К несчастью, в редких случаях модификация сознания отдельных индивидуумов невозможна.

Улыбка сползла с моего лица. Они смотрели на меня, и теперь жалость в их глазах была неприкрытой. Злость исчезла, и на её месте в душе воцарило неприятное чувство ничем не заполненной пустоты.

– Интересно, и какую же специальность «по душе» выбрала ты? – съязвил я, обращаясь к Верунчику, будто Афони рядом не существовало.

Они переглянулись.

– Через три-четыре дня, когда нам предоставят помещение, – сказала она, – мы будем воспитателями группы из десяти детей восьмилетнего возраста.

Опять в голове у меня всё перевернулось, лицо перекосилось. Нормальный, однако, детский воспитательный дом получится, руководить которым будут бывшие прожжённая проститутка и её сутенёр…

Ни слова не говоря, я поднялся из-за стола и стремительно пошёл прочь. И только усевшись в «Жигули», смог обуздать расшалившиеся нервы. Наверное, я всё-таки не прав – нынешние Верунчик и Афоня не имели ничего общего с теми, которых я знал. Кроме тел. Но в голове это никак не укладывалось – я-то остался прежним…

Немного успокоившись, я достал из кармана сотовый телефон и позвонил Бескровному. Он долго не походил к телефону, и когда я уже хотел отключиться, решив, что писателя нет дома, трубку сняли.

– Я вас слушаю, – донёсся из трубки знакомый голос.

– Добрый день, Валентин Сергеевич!

Честное слово, не ожидал, что так обрадуюсь, услышав его. Единственный человек в городе, ставший для меня почти родным.

– Артём? Здравствуйте.

– Валентин Сергеевич, вы ничем не заняты?

– Вот уж два дня как ничем не занимаюсь… – вздохнул он.

– Можно подъехать?

– Отчего же нельзя? Подъезжайте. Просьба одна – хлеба по дороге возьмите, а то я как ранним утром от вас пришёл, до сих пор спал. Старость…

– Что вы, право, на старость жалуетесь? – рассмеялся я. – Вы мне кое в чём сто очков вперёд дадите.

– Например?

– Мне коньяка столько не осилить, сколько вы вчера приняли.

– Э-эх… – с ностальгической грустью протянул Валентин Сергеевич. – Только это умение и осталось. С удовольствием обменял бы на вашу молодость…