Текст книги "Планета супербарона Кетсинга"

Как, почему пошли в атаку сопровождающие свиты, Вок не знал и не видел. Дабл-п граф мог бы, наверное, объяснить сложную схему местной дуэли, но, к сожалению, был слишком увлечен выбиванием колокольного звона из шлема графа де ла Коста. Эффективно действовал – каждый удар резонировал в теле, доходя до раненой ноги, возвращался оттуда шквалом боли.

Две группы кавалеристов столкнулись над поверженными работодателями, началась рубка. Зачем? Никто и не собирался помогать лежащим под копытами графам.

Дуэль закончилась внезапно, будто внутри у каждого из сражающихся прозвучал сигнал «Альт!», остановил схватку. Коричневые подняли своего примятого графа, взгромоздили на коня. Тот зло выговаривал слугам, его освободили от лат, и он стал ругаться еще энергичнее – видимо, до этого момента броня каким-то образом мешала словесному потоку. Так он и убыл, поддерживаемый с обеих сторон и очень недовольный.

Был ли в сознании граф без номера, Вок и сам бы сказать не мог. Наверное, да, кажется, различил злой взгляд коротышки, кажется, тот собирался напомнить анекдот про «не берись бороться со свиньей». Бред, конечно, откуда дабл-п графу Борровсу знать земные анекдоты? Да и свиней на этой планете Вок до сих пор не видел.

* * *

На этот раз в постели лежал Вок, а рядом хлопотал барон. И Редвик, конечно. Без сознания или просто во сне, что тоже может считаться как без сознания, Вок провел время до утра. Проснулся оттого, что ногу дергало, да так, будто в ней одновременно болели штук десять зубов. Надо было посмотреть, сколько их, зубов этих, там на самом деле. Заставил Редвика снять повязку, перевел дух, попросил помочь сесть, опять перевел дух. Рана оказалась неглубокой, но расходилась красными, распухшими лохмотьями – Борровс долго возил в ней кинжалом, резал и резал. За ночь воспалилась. И что с этим делать? Вспомнился чей-то рассказ про новый фильм, где мужик, чтобы не умереть от заражения, сам себе отчекрыживал ногу. Рассказчик детали воспроизводил с таким энтузиазмом, что Вок решил фильм не смотреть.

– Ну что? – обратился он к Редвику. – Готовь физраствор.

И пояснил сотруднику, не разбиравшемуся в терминологии, что надо, как в прошлый раз, кипятить воду и разбалтывать соль. Пока дворецкий колдовал над волшебным зельем для болящей изо всех сил ноги, Вок отвлекал себя мыслями о прогрессорстве – как сам он улетит на Землю, а умение готовить физраствор будет передаваться из поколения в поколение. Подумалось – а с двумя ногами ли улетит? И стало совсем кисло.

Регулярные пытки разболтанной в воде солью, наверное, дали эффект, как минимум газовой гангрены не случилось, – Вок подозревал, что гангрену смог бы диагностировать по вонючести газов. В плане же пыток особенно впечатлил случай, когда Редвик не до конца разболтал раствор и в рану попали мелкие кристаллы. Из-за них ли, нет ли, но рана не заживала, болела, сочилась прозрачной гадостью. Судя по виду, зашивать ее не стоило, а кроме зашивания неиспользованных методов лечения в медицинском арсенале не оставалось.

Еще в первый день Вок приказал повесить над кроватью свой меч. Со стороны – красивый жест, на самом деле – страх, просьба о помощи. По идее через запрятанные в железяку камеры спрут должен был разглядеть проблему и отправить спасательный дрон с настоящим лекарством. Дрон не летел, Вок злился на осьминога и время от времени вспоминал, что шпионам принято посылать цианистый калий. Калия не хотелось, хотелось обычного пенталгина, таблетки три сразу, чтобы заснуть хоть на несколько часов. Но заснуть почти не удавалось, состояние не менялось день за днем. Видимо, нанесенный организму ущерб имел амбиции стать хроническим заболеванием. Наконец Вок объявил, что готов сдаться местному лекарю. Посещавший в тот момент палату барон только вздохнул, повторил то, что Воку уже сообщалось, – лекари, они же маги, имеются исключительно при дворе, свободношатающихся не бывает, и вызвать их на дом абсолютно невозможно. Сошлись на том, что Редвик сходит на рынок и тайно поговорит с одной из фармацевтических ведьм. Хоть что-нибудь они знают на тему врачевания? Хотелось надеяться, что знают.

Дворецкий организовал визит до предела достойно – ведьма прокралась в дом под покровом ночи, хоть факт этот почти не спавший вторую неделю Вок осознал с трудом, плохо уже различал время суток. К его облегчению, по вызову явилась менее крикливая из двух торговок, почему-то вызывавшая больше доверия.

Ведьма долго не верила, что рану пациент получил неделю с лишним назад, по ее представлениям, нога за такое время должна была сгнить. Осталось неясным, волшебные ли свойства физраствора худший сценарий предотвратили или просто у лекарки позитивного опыта не хватало. Повторяла и повторяла, что не может такого быть без вмешательства кого-то там, скорее всего божества или духа, о котором не только пациент, но даже барон с Редвиком понятия не имели. Потом речитатив, должный, видимо, придать веса первичному медосмотру, перешел к причитаниям об отсутствии столь нужного именно сейчас акалаля. Отсутствию жабы Вок изрядно порадовался, хоть и подозревал, что вела торговка к необходимости отдельно оплатить дефицитный медикамент. Наконец было предложено лечение птицей Мастраастра, если Вок, конечно, правильно расслышал название. Знахарка клялась, что буквально сегодня опробовала зелье на одном бароне, поранившем себя лопатой, и эффект был просто волшебным. В барона, самостоятельно махавшего шанцевым инструментом, не верилось совсем, а вот в волшебный эффект верить хотелось. Скорее всего, лечила бабка какого-нибудь крестьянина, но это пофигу, анатомия вряд ли сильно различается между социальными классами этой планеты.

Зелье оказалось грубо помолотым сероватым порошком, если что птичье и напоминающим, то только помет. Сил протестовать не было. Даже тогда не было, когда бабка не ограничилась присыпанием раны, а для пущего эффекта решила втереть зелье грязными пальцами в живое мясо. От боли Вок отрубился, а когда очнулся, знахарка исчезла, а у постели сидел барон.

– Друг мой, – заметил он открывшиеся глаза Вока, – как видишь, и у нас на севере лечение не так уж плохо. Много ли, мало ли, а до утра ты проспал. Сейчас кухарка принесет твоего любимого бульона, и начнешь выздоравливать.

Есть хотелось, не сильно, но хотелось. А вот мысль о курином бульоне вызывала отвращение. Вок попросил отложить завтрак до востребования и пожелал осмотреть рану. Следов волшебного птичьего порошка в разрезе не осталось, изменений тоже не наблюдалось. Разве что выглядело все немного посуше. Что ж, уже хорошо, может, действительно польза? Живут, например, в местных пернатых медицинские грибы, а в птичьи какашки выделяют пенициллин. Эффект птичьего пенициллина проявился спустя два дня, после чего заживление пострадавшей конечности шло на редкость успешно. Через неделю Вок спустился с помощью Редвика к столу, а через две объявил себя хромым, но здоровым. И очень хорошо, что выздоровел, не прошло и пары дней, как поступил новый вызов, на этот раз не на дуэль.

В душе считая себя все еще больным, как, собственно, дело и обстояло, Вок в город не выходил, сидел дома, беседовал с бароном, скучал. Пытался говорить и с Редвиком, но общаться с графами на равных дворецкий не умел, а не на равных все сводилось к банальным вопросам и ответам. Решив, что выздоравливающую ногу надо понемногу нагружать, Вок занялся осмотром коридоров, открыв для себя много нового – в основном, конечно же, дверей, что еще можно открыть в доме?

Над вторым этажом имелся третий, там пустовали комнаты прислуги и всякие служебные помещения, выше шла крутая винтовая лестница, причем движение по ней больше походило на протискивание в щель между каменными стенами. Толстый коротышка, предпоследний граф не смог бы ничего поделать, доведись Воку прятаться от него в этом проходе, размер в талии не позволил бы. Лестница вела к двум тяжелым дверям, причем никакой площадки не было, последняя ступенька упиралась в стену, а двери висели по сторонам. Вок спросил дворецкого, зачем построен такой странный проход и что там, если не секрет, над головой наверху? Зачем – тот не знал, дом возводили очень много лет назад, второй же вопрос понял буквально и заявил, что на верху небо. В ответ на недоумение Вока был извлечен ржавый ключ прямо-таки бутафорских размеров, который подошел к замкам с обеих сторон. Как ни странно, оба выхода вели на один и тот же чердак, совершенно пустой, если не считать каменной колонны, заключавшей в себе ту самую винтовую лестницу. Зато Вок сумел выбраться на крышу, взглянул вниз – не интересно, улицу закрывал балкон, галереей опоясывавший третий этаж, по словам того же дворецкого не использовавшийся из-за абсолютной ветхости. Вот и все, ничего занимательного.

* * *

Исследование дома утомило, больной все-таки. Вспомнилась фраза «сон – лучшее лекарство», но сразу Вок не уснул, лежал и размышлял. Вот исследовал коридоры, лез вверх, добрался до крыши, и стало не интересно. Почему человек вдруг теряет интерес к тому, что казалось важным или хотя бы занятным? К месту, вещи или к другому человеку? Мысли перескочили на воспоминания. О девушках, конечно, о девушках. Июльский вечер, кажется, лет двенадцать назад. Юная Лера с карими глазами и круглой стрижкой. Что он о ней помнит еще? Не много – розовые ногти, белая блузка, юбка. Почему официальщина, юбка и блузка, а не платье? Может, Лера была одета иначе, а потом память сложила вместе разные картинки? Ах да, поступление в университет, хождение по собеседованиям.

Кольцовский сквер, маленький гипсовый поэт, певец крестьянской доли, грустно взирал с высокого тонкого пьедестала. Взирал на толпу девчонок, высыпавших из университета, абитуриенток, поступавших на иняз. Вок сам не понял, как оказался в этой толпе, девчонки шутили, смеялись. Он отвечал. Начали разговаривать с Лерой, и другие поступавшие разбежались, каждая по своим делам. Да и почему не разбежаться, ведь даже не подружки, просто девушки, объединенные визитом в приемную комиссию.

Лера задорно улыбалась и, как большинство выпускниц школы, плохо понимала, кем же хочет стать. На иняз шла, чтобы работать стюардессой на международных рейсах, это она выболтала в первые полчаса знакомства. Престарелый двадцатилетний Вок прекрасно знал, что романтики в работе стюардессы не больше, чем у проводницы скорого поезда, но не перебивал – милая юная девушка рассказывает, так не важно о чем, не надо перебивать.

Они медленно шли по летнему городу, описывая огромную дугу – от центра вниз, к водохранилищу, вдоль набережной, вверх вдоль рельсов, по которым давно не ходили трамваи, через парк около цирка, еще через несколько парков, назад мимо истребителя МиГ-21, почему-то служившего памятником летчикам Великой Отечественной. Лера жила на улице Ворошилова в старых пятиэтажках, построенных в незапамятные времена, называвшихся хрущевками и носивших славу жилья для бедных. Только кого в двадцать лет это интересует? Девушка чмокнула Вока в щеку, что показалось очень приятным…

Следующим вечером они обнимались в кино, а потом Вок уехал на сборы. Вернувшись через три недели, тут же отправился на Ворошилова, нашел квартиру на четвертом этаже. И вот везение, открыла ему сама Лера. Вернулся? Здорово! Как съездил? Нет, сегодня занята. И завтра тоже. Наверное, и послезавтра.

Вок медленно спускался по серой бетонной лестнице, дышал кошачьими запахами и переживал. Почему ей стало неинтересно? Ругал обстоятельства – надо же было совпасть, такая девушка и поездка на сборы. Не уехал бы, остался – все пошло бы иначе. Потом, когда влюбленность прошла, месяца через два, а может, и совсем через другое время, вспоминал. И не мог вспомнить – а какая? Круглая прическа, глаза, блузка, юбка, маникюр и веселый голос. Так и не узнал, поступила ли она в университет и стала ли стюардессой. Только грусть осталась об упущенном, и то только когда вспоминал этот эпизод. Раз в год вспоминал? Реже?

Почему мысли перескочили с баронского дома на давно забытую Леру? Непонятно. Так, наверное, голова устроена. Но дом никуда из головы не делся, хоть и перемешался со стюардессой, с авиацией. Уже ночью приснился сон, в котором Вок устроил на крыше вертолетную площадку. Проснувшись, он долго лежал в постели, смотрел в закопченный потолок. Почему потолок закопчен? Ни печи, ни камина в комнате не было. Может, многие поколения читали здесь при свечах? Пожалуй, с таким узеньким окошком даже днем для чтения свечи бы понадобились. Но интересно – книг Вок до сих пор не встречал в этом городе, и свитков, кстати, тоже не видел. Есть здесь вообще письменность? Непонятно.

Мысли вернулись к вертолетной площадке и съехали на вполне здравую идею. Может, нарисовать на крыше что-нибудь, что сумеет узнать осьминог? Красную звезду, или знак НАТО, или символ мира. Да пусть даже эмблему «мерседеса» – какая разница. Главное, понятно будет, где Вока искать, если что, а для местных – обычный орнамент, украшение. Кстати, дом-то самый большой на площади, неоткуда баронскую крышу разглядывать, при отсутствии у данной цивилизации вертолетов и авиации в целом. Идея понравилась, и Вок решил немедленно удостовериться в недоступности крыши для посторонних взглядов. Оделся и отправился вверх по лестницам.

Ветер свистел уже на чердаке. Буря? Высунулся в окно, встал на четвереньки – снаружи дуло по полной программе, дождь не лил, но низкие тучи проносились с кинематографической быстротой. Похоже, климатические катаклизмы на этой планете случались чаще, чем в земных книжках про приключения пиратов.

Почти над самой головой с криками промчалась стая птиц, Вок вспомнил анекдот про определение скорости ветра по их полету, но было поздно разглядывать, вперед хвостами летели пернатые или все-таки назад. Решил, что летят кубарем, и собрался забыть об орнитологии. Однако забыть не дала крылатая тварь, неожиданно отделившаяся от стаи. Она не кричала, держалась гораздо ниже остальных и, не справившись с управлением, врезалась Воку в плечо. Пожалуй, стоял бы не на четвереньках, и с крыши свалиться бы удалось. Птица заверещала неразборчиво, точнее – неразборчиво зазвучал голос осьминога.

Вок отметил, что тот его нашел без всяких рисунков на кровельной черепице, а сам он так и не научился отличать в массе пернатых один-единственный вид – дронов обыкновенных инопланетных. Вернулся на чердак, где ветер меньше мешал беседе. Ударом, видимо, повредило говорильное устройство машинки, только попытки с четвертой удалось разобрать, что осьминог требует его к себе, и чем скорее, тем лучше. Зачем такая срочность, птица то ли не знала, то ли выговорить была не способна. Убедившись, что сообщение воспринято адресатом, выпрыгнула в окно и была унесена ветром. Вок вспомнил странствующих монахов, решил, что в этот поход обязательно возьмет веревку для скалолазания, и отправился вниз завтракать и собираться.

Глава 13. Конь в лодке и берсерк

Выехали через два дня – буря заставила отложить экспедицию. Получать удовольствие от верховой езды Вок не научился, но хотя бы был готов к ощущениям. Покачивался и размышлял, даже мечтал в каком-то смысле. Например, о том, что имиджу спрутова корабля не повредила бы стюардесса, да, неплохо было бы встретить там стюардессу с веселым голосом. Усмехнулся – отсутствие женщин сказывается, кстати, почему их вообще так мало на улицах города? По домам сидят или еще какая-то причина? Хотя случайные прохожие везде одинаковы – что в Воронеже, что в этой столице без названия, красивых девушек среди них лишь малая часть.

Чуть привыкнув к местной манере одеваться, Вок перестал обращать внимание как на пеших, так и на редких конных. Пожалуй, оборачивался взглянуть только на тех, кто очень уж блистал роскошью – шествовал со слугами и сопровождающими; но много ли таких встречалось на улицах?

Знакомая дорога знакомой не выглядела, на ней лохмотьями валялись вырванные с корнем кусты, тряпки и щепки непонятного происхождения. Один раз наткнулись на дохлую лошадь, запряженную в оглобли, остатков телеги поблизости не наблюдалось. Мысли вернулись к местному климату – вторая поездка, и опять атмосферный катаклизм. Это даже не считая странных волн, обеспечивших отбытие водолазов. Но в прошлый раз особых последствий, кроме уничтоженного парома, не наблюдалось, теперь же разрушения наличествовали повсюду.

Вок сильно сомневался в какой-нибудь возможности пересечь реку, но все-таки решил попытать счастья – очень уж далеко получалось ехать вкругаля. Счастье улыбнулось, как оказалось, восстановительные работы на переправе еще и не начинались, зато население энергично зарабатывало, меся воду веслами разнокалиберных лодочек. Польза от этого была не очевидна ввиду значительного общего веса экспедиции – из-за срочности вызова свиту Вок посадил в седла. Маркс, организовывавший транспорт и экипировку, политкорректно подогнал одного коня достойного рыцарского размера, сам же с тремя солдатами ехал на животных не в пример мелких. А может, разница в лошадиных размерах объяснялась не уважением к графскому достоинству, а уважением к собственному карману проворного оруженосца? Туда наверняка ушла разница в оплате.

Несмотря на крайне легкий вид сиротских лошаденок, найти посудину на пятерых конных не удалось, переправлялись поодиночке. Воку, конечно же, «повезло» – посреди реки рыцарскому коню взбрело в голову побрыкаться. Лодчонка закачалась, успокоить сельхозскотину Вок даже не пытался, да и не знал, как это делать. Паникерски расстегнул ремни доспехов, приготовившись спасаться вплавь. Плавсредство подпрыгивало, лошадь нервничала и дергалась еще размашистее, похоже, решила найти предел, после которого посудина перевернется. Сидевший на веслах мужик с опасением смотрел на клиента. То ли плавать не умел, то ли лодку жалко было. Впрочем, неудивительно, берег просматривался довольно далеко, и сам Вок, при всей спортивной подготовке, не был уверен, что доберется. Со своей-то не совсем работоспособной ногой. Лодка черпнула бортом, чтобы не выпасть, пришлось ухватиться руками за скамейку. Вдруг мужик решился, выдернул весло из воды и со всей дури ударил им нарушителя судовой дисциплины по морде. Конь тут же перестал безобразничать, замер на месте и захлопал ресницами, будто не он только что чуть не утопил судно с экипажем и пассажирами. Мужик опустил весла в воду, потом опустил руки и голову – ждал неминуемого возмездия за оскорбление графского имущества. Вок растерялся, по протоколу он, видимо, должен был тут же укоротить дерзкого простолюдина посредством меча. Но, по совести, надо было благодарить. Вок решил держаться золотой середины, рявкнул: «Греби давай, а то платы не получишь!» Радостный спаситель замельтешил веслами.

Вок заметил, как много начерпало суденышко, выбрался на берег, отошел на относительно сухое, не задумываясь, сел на землю и стянул промокшую обувь. Поймал краем глаза удивленный взгляд перевозчика, который как раз намеревался выгрузить коня. Конь сходить на сушу не желал – то ли решил ехать обратно, то ли мореплавание понравилось, то ли вежливых слов он понимать не хотел принципиально. Вок попытался встать и тут же ощутил босыми ногами острые колючки, столетиями опадавшие с покрывавших территорию кустов. Внутренне обругал и берег, и реку, и ландшафт в целом, потом вслух посоветовал долбануть коня веслом еще разок, и на карачках, не по-графски, перебрался на мокрый, зато неколючий песок.

Бить животное не потребовалось, стоило водителю лодки вынуть воспитательный инструмент из уключины, и лошадина осознала собственную неправоту, послушно выбралась на берег. Пролетарий начал не спеша вычерпывать воду, тянул время, ждал платы за проезд, продолжая беспокойно поглядывать на босые ноги Вока, в свою очередь поглядывавшего на сброшенные сапоги. Шагать за ними по колючкам не хотелось совсем, а стоять на мокром песке было холодно. Неожиданно сапог дернулся, и над ним взвилась голова тонкой змеи, качнулась из стороны в сторону и исчезла.

– Это что за образина? – растерянно вопросил граф.

Перевозчик замешкался, не зная, как объяснить, замахал руками, забормотал про землю и сырость. К счастью, подоспел переправившийся Маркс, оценил ситуацию и, нисколько не боясь замаскированных пресмыкающихся, шагнул за обувью работодателя. Кожаное голенище правого сапога оказалось пробито насквозь, оставалось спросить, что это была за змея и откуда она на ровном месте взялась.

– Обыкновенная змея, – подтвердил наемник, но, услышав, что на юге такие не водятся, сообразил, что от него требуются подробности.

Змеи оказались обитателями почвы, по словам Маркса, гады в ней кишмя кишели. Только около моря или реки можно было их не опасаться – не любили сырость. Ну а буря дождя налила, везде мокро, они и лезут. Маркс подошел к перевозчику, бесцеремонно задрал его ногу и предъявил корявую железную подошву, закрепленную на обувке, больше напоминающей лапти. Вок тут же вспомнил свою ночевку на пляже и ржавую рыцарскую обувь на ногах одного из рыбаков. Потом хмыкнул, вспомнив, как опасливо смотрел перевозчик на его босые ноги. Смертельно ранившая новый сапог змеюка запросто пробила бы и ступню, и плакали тогда обещанные за перевоз монеты. Ну что же, был бы умным – помог бы графу избежать опасности. На этой ноте Вок решил расплатиться строго по счетчику и никаких чаевых не прибавлять.

Не могло такого случиться, чтобы доехать без неприятных приключений, да вообще – что это за Средневековье, если без неприятностей? События на реке не считаются, морские происшествия местная планида засчитывала отдельно от сухопутных.

Всадник, двигавшийся навстречу, был одинок и заметен издали, а уж тем более с небольшого пригорка, куда отряд графа де ла Коста как раз въехал. Граф оглядывал окрестности, Маркс тоже крутил головой – помогал-старался. Сопровождающих при всаднике действительно не было, если не считать второго коня под пустым седлом непонятного, очень навороченного вида. Ну, не Воку седлам оценки давать. Рыцарь, а подъезжавший определенно принадлежал к этой категории, имел богатырское телосложение, как, впрочем, и животное под ним, превышавшее чемоданоподобием даже то, на котором предпоследний граф Борровс приезжал драться на дуэли. Самым же необычным выглядело оружие – над развевающимся плюмажем в небо торчало подобие алебарды, с непонятной целью снабженной дополнительными лезвиями. Все вместе представляло собой отменную выставку кузнечного искусства, полный арсенал от маленького кинжальчика до крестьянской косы. Зачем может понадобиться такая, похожая на кактус, штука, вообразить не удавалось, и Вок поначалу классифицировал прибор как устройство церемониальное.

Свита отступила назад вдоль дороги, но бегством спасаться не спешила. Испуганно никто не выглядел, разве что раздосадованно. Вок посчитал отступление сопровождающих данью этикету – два благородных сэра встретились, первый в одиночестве, значит, и второй свите рядом делать нечего. Ошибся, но это, конечно же, выяснилось гораздо позже. Одинокий рыцарь пошевелил своим многолезвийным жезлом и начал вещать на манер богатырей из старинных, советских еще, мультфильмов:

– Выходи на бой, чудовище поганое, вот мой меч, и голова с плеч.

Дословно речей его разобрать не получилось, поскольку язык встречного пестрел оборотами, одновременно напоминавшими «Слово о полку Игореве» и речь священника, когда тот старается задавить слушателя внутрицерковным диалектом. Вок даже посетовал на бедность словаря, полученного во сне на корабле осьминога. Подсознательно подбиравшиеся аналоги слов и выражений оказывались не самыми удачными и очень приблизительными. Складывались в путаные, непригодные для понимания фразы. В конце концов Воку надоело напрягаться, и он задал вопрос напрямую:

– Извините, что перебиваю вашу великолепную речь. Хотелось бы спросить, кто вы и почему желаете, чтобы я ткнул вас мечом в живот? – Сообразил, что не очень вежливо прозвучало, и добавил: – Кстати, я – граф де ла Коста, а вы кто?

Все равно куртуазно вырулить не получилось. Вок замолчал и стал ждать взрыва негодования. Огромный рыцарь замер на минуту, потом немного сник и разочарованно произнес:

– А-а, иностранец. – От напыщенности в его голосе не осталось ничего.

– Иностраннее не бывает. – Вок усмехнулся двусмысленности, которую на планете может оценить только он сам, да еще сидящий там, в горах осьминог.

Рыцарь без всякой охоты обрисовал свое видение ситуации.

– Плохо, но драться надо. – Видя непонимание, спросил: – Иностранец откуда?

– С юга. – Вок махнул рукой в сторону невидимого за горизонтом океана.

На лице собеседника отразилось полное удовлетворение ответом – типа чего можно ожидать от дикого человека.

– Я берсерк, – коротко пояснил он, запутав ситуацию еще больше.

На полуголого злого скандинавского атлета, посвятившего себя войне, он никак не походил. Выглядел именно как былинный богатырь, тридцать три года сидевший на печи, все это время хорошо питавшийся, а физкультурой не занимавшийся совсем. Картину портило только вооружение, своей несуразностью подходившее разве что Змею Горынычу.

– Честно говоря, слово «берсерк» для меня ничего не объясняет, – решил занудствовать Вок. – Например, почему я должен с вами драться, имея другие срочные дела? Вы ведь даже имени своего не назвали.

– Какая тебе разница? – Непохожий на берсерка берсерк вежливостью не отличался, обращался на «ты». – Сейчас я тебя убью, и знания твоей головы откатятся далеко от способного использовать их тела.

– Ну, я-то против такого развития событий, – съязвил Вок.

По совести, стоило проткнуть наглому громиле какую-нибудь конечность, пусть бы полежал в постели, подумал над своим поведением. Нельзя, надо спешить к осьминогу. Да и вообще все эти драки с кровавыми исходами – они для книжек и кино, а не для нормального человека. Особенно если этот нормальный человек и других шпагой попротыкать успел, и сам в постели поваляться. Вок махнул рукой Марксу, но свита не сдвинулась с места.

Конь богатыря переступил ногами, преградив дорогу.

– Ты не хочешь умереть достойно? Или знаешь способ достойнее поединка с берсерком?

– Достойно? Пожалуй, хочу. С берсерком? Звучит неплохо. Но время! Хотелось бы значительно попозже. У нас принято сначала обязательства выполнить, а потом уже «достойно». Так что не мешай проезду, пожалуйста. – Вок тоже перешел на «ты», с чего церемониться?

– Хороший обычай, – согласился берсерк. – Но к нашему противостоянию неприменимый. Все, кто идет к Богу, оставляют долги на земле.

– Оставляют. Но вот уйти, хотя бы не постаравшись доделать, – это большой грех.

– Грех останется на мне, на то я и поп, – объявил берсерк.

Опля, типа рыцарь, шляющийся в одиночку по дорогам, а заодно и поп? Опять, наверное, переводчик в голове неправильное слово подсунул. Берсерк или поп увидел замешательство, неодобрительно пошевелил губами:

– Совсем темные вы там, в Южной стране.

Не говоря больше ни слова, поднял свой жезл и ударил сверху вниз. Вок, так и не успевший полюбить конный спорт, побыстрей скатился с седла, по ходу сорвав с луки притороченный щит. Выхватил кавалерийский меч, который сдавался внаем вместе с конской сбруей. Оружие берсерка ударило по пустому седлу, причем большинство лезвий исчезло, осталась длинная узкая алебарда, закрепленная на ажурного вида дубине. Седло не выдержало удара, и конь, пытавшийся покончить с жизнью еще на реке, получил желаемое, повалился и забил передними ногами при полностью отключившихся задних.

Берсерк снова замахнулся, Вок отпрыгнул, взвыл от боли в ноге – нагрузил, забыл, что она не зажила еще. Попытался спрятаться за дергающейся лошадью, но схлопотал скользящий удар копытом и откатился в сторону. Странное оружие просвистело рядом, на этот раз оно выглядело как ажурная булава, собранная из множества лезвий разной формы. Булава длиной в оглоблю, да еще и с железяками, торчащими во всех направлениях. Кажется, самый большой средневековый меч имел шесть кило и использовался как церемониальная принадлежность. Эта же дубина выглядела весом в центнер, и рыцарь ухитрялся крутить оружие над головой, нарушая все законы физики. Штуковина определенно должна была перевесить и всадника, и его коня, но не перевешивала. «Надувная?» – глупо хихикнул Вок и сообразил, какую тактику стоит попробовать. Может, не слабое место нашел, но возникла идея, позволяющая строить защиту. Механическое чудо определенно весило немало, даже хозяин, волшебным образом вертевший этим оружием, ничего не мог поделать с законами инерции, штуковина не годилась для коротких ударов и быстрых серий.

Берсерк затеял атаковать горизонтально, на этот раз вперед торчала узкая коса. Вок даже не пытался отбить удар, подставил щит, перекатился через косу и нырнул под богатырского коня. Позже понял, что научился этому на дуэли. Спасибо Борровсу, но сейчас не до воспоминаний, главное – атаковать. Вцепиться в ногу всадника оказалось нереально – мешал жестко надетый на руку противника щит, да и саму ногу на такой случай украшало множество шипов. Вок распрямился и ударил острием меча снизу вверх под латы. Дубины он не боялся, та же ситуация, что с дабл-графом, – таким оружием удар к себе не проведешь. Берсерк взревел, дернул поводья, но огромный коняга тоже имел инерцию, удалось ткнуть мечом еще раз и еще…

Вдруг кто-то схватил Вока за щит, потянул, обнял за плечи. Рывок – освободиться не получилось, еще и ноги зажало намертво. Сеть! Не такая дурная оказалась дубина. Не способна ударить, так выбросила сеть – точно как в фильмах про гладиаторов. Нет, не точно, здесь ячейки на глазах уменьшались – самозатягивающаяся вязка. Секунда, и граф де ла Коста лежал на земле, в коконе вместе со щитом и прочим вооружением. Берсерк спешился. Он так и не закрыл забрало, и Вок видел недовольно жующие губы.

– Теперь домой ехать. – Богатырь почесал панцирь над тем местом, куда Вок тыкал мечом.

Походил вокруг пленника, легко поднял его и водрузил на запасную лошадь. Сразу прояснилось, что за странное седло она несла, устройство почти совсем не позволяло шевелиться, а уж выбраться самостоятельно из этого капкана нечего было и думать. Арестантское седло. Даже на свиту посмотреть не получалось – шею на столько не повернешь, а корпус как в корсете зажат. Чего они, кстати, в стороне остались, должны бы на помощь работодателю двинуться? Или действительно вся эта каша на какие-то обычаи завязана, в которые слугам лучше не мешаться? Черт с ними, с бездельниками, решил Вок. Останутся теперь без оплаты. Заячья месть, но хоть так себя порадовать.