Текст книги "Планета супербарона Кетсинга"

Глава 23. Дежавю и сувенирный кинжал

Земля выглядела будто с картинки про наших славных космонавтов. Синий шар с пятнами океанов, материков и облаков.

– Ну что, в Воронеж? – Осьминог потянулся в своем неизменном кресле.

– Пожалуй, не стоит, время-то здесь прошло. Как ты учил – в неизвестном мире надо выглядеть приезжим, чтоб косяки с рук сходили. Лучше куда подальше.

– Веллингтон, – ехидно хихикнул спрут, – таки максимально удален от Воронежа, если не считать океана и совсем мелких городишек.

– Ага, а пока летим, английский выучу и там не потеряюсь. Нет, давай лучше… да хоть в Саратов.

Может, Саратов и изменился, но не настолько, чтобы легко это заметить. Те же улицы, люди. Мода чуть другая, но это выяснилось, еще когда на корабле одевался – осьминог подсмотрел телепередачи и скроил своими машинами в соответствии с веяниями стиля. Вок гулял по центру, крутил головой. Не так чтобы интересовался – не бог весть сколько времени прошло. Наоборот, ощущал, впитывал комфорт, такой, когда все вокруг знакомо и понятно даже и в совсем чужом городе Саратове.

Зашел в ювелирный:

– Вы золото принимаете? Вот, в командировке поиздержался.

Положил на прилавок обручальное кольцо, свое собственное, не из тех золотых побрякушек, которыми спрут снабдил «на первые дни».

– А жена что скажет? – усмехнулся немолодой продавец.

– В разводе.

Сказал, и стало радостно. И еще раз вспомнил, что в разводе, наверное, уже давно. И еще – что все время в космосе даже не думал возвращаться к Валентине. Она уж тем более ему вряд ли обрадуется. Если до сих пор не развелась «за отсутствием мужа как такового», то… Да удивительно такое будет, только и всего.

Деньги оказались непривычными, и цветом, и блеском радужных полосок защиты. Никаким сюрпризом это не стало, российская валюта штука пластичная – рубли, название не поменялось, и хорошо. Купил в киоске газет, новости узнать, сел в кафе и сразу открыл спортивные странички, репортажи, отчеты, сводные таблицы. Сначала глотал залпом – все виды подряд, потом фехтование и дзюдо, потом… потом понял – надоело, еще тогда надоело, сейчас спортивных новостей хватило едва на десять минут, а дальше читал по старой привычке, от ностальгии, без сопереживания, желания быть там – на дорожке или татами. Глотнул чаю с вкусным сладким пирожным, взглянул другие новости, а потом и вообще отложил чтение. Зачем? Мало ли в России людей, новостями не интересующихся? Листы белые, буквы черные, иллюстрации в три цвета, так что же здесь изменилось? Развалился на стуле, просто смотрел на улицу и наслаждался. Опять порадовался, что не надо наряжаться в доспехи, не надо думать о куртуазном обращении или как не уронить лицо перед разнокалиберной дружиной.

Не думать… Не думать не получилось, полезли мысли про планету барона Кетсинга. Там лезли мысли про Землю, а здесь про Кетсинг. Не про планету, конечно, что ему планета, но про тех, кто там остался, и о делах, которые там оставил. О бароне. Ведь так и не узнал, что с ним и с Редвиком. Ранены? Вок сам дрался рядом, когда они падали. Хотелось верить, что ранены, что овергерцог врал про совместный поход к Богу. Совесть. Для нее «хочется верить» – совсем не то, что «знаю». И для нее «ничего не мог сделать» не оправдание. Вдруг они так и остались лежать на площади перед собственным домом? Вок должен был вернуться, помочь. Лекарства у спрута добыть, деньги, в конце концов. Там, в сундучке, имелись золотые, не много, но даже их ни барон, ни дворецкий не тронут. И не свяжешься, не скажешь «это вам». А ведь сказать еще и мало, надо убедить.

Мудрое лицо барона встало перед глазами. Да, лицо у него действительно мудрое, почему это сразу в голову не пришло? Человек, с которым интересно разговаривать, которого хотелось расспросить о жизни, о прошлом, обо всем том мире, в конце концов. Не расспросил, не нашел подходящего момента. Теперь далеко, и даже как далеко – неизвестно. И про расстояние не спросил, но это не спросил у осьминога.

И загадочный берсерк остался загадочным. Не бывший барон Коляхн-Банобер, а именно берсерк. Почему он не только витязь, но и маг, и поп? И ведь разговаривали, специально раскручивал хозяина горного замка на всякую болтовню, а про это не спросил. Теперь кажется – забыл про самое интересное. И подарок ему не послал. Деньги обидели бы, он хоть и забывчивый, а выучил, что Вок не пленник, а гость. А подарок подошел бы, Кетсинг бы и подсказал, что послать.

И та девушка, промелькнувшая, кто она? Нет, переживать о девушке – это перебор, она не человек, а лишь образ. Не важно, где вспоминать образ, можно и в Воронеже, можно и здесь, в саратовском кафе. А вот Борровс. Закомплексованный злыдень. Жаль, что Вок не навалял ему тогда по морде, наоборот – проиграл поединок. Берсерк все списал, поставил Вока выше, заставил дабл-п графа завидовать. Но это по-тамошнему, ровно столько, чтобы Борровс от злости еще больше раздулся. А по-нашему, по-земному, морду следовало бить.

Вот именно – там, на неизвестно где летающей планете, о земных делах вспоминал, о том, что на Земле не успел, а здесь – о недоделанном в том мире. Интересно – это человек так устроен, сожалеет о далеком, или Вок один такой?

Обернулся к окну – вечер. Если расписание поездов не поменялось, пора покинуть замечательный город Саратов. Шел по улицам, пусть незнакомым, но по сравнению с планетой барона Кетсинга ох каким родным. Центральный парк узнал – так же ярко освещенный, так же набитый публикой.

Крики донеслись издалека, топот ног, треск ломающихся кустов. Кого-то били, кто-то убегал, догонял. Дежавю или так здесь принято? Совсем рядом, у прохода на боковую аллею, собиралась толпа, не большая, человек семь. На асфальте – какой-то парень, грудь рассечена, кровь, обычное дело… нет, это Земля, здесь, дома, такое не норма! Завопила женщина: «Вызовите же скорую!» В ране, в такт пульсу, поднимался и опускался маленький красный фонтанчик. Не задумываясь, почти машинально Вок наклонился, сунул пальцы в самое мясо, надавил, не получилось, в другой точке, в третьей. В голове проскочило «не в первый раз» – маг и целитель с планеты Кетсинг, привычная работа. Кровь продолжала сочиться, но уже не фонтанировала, доживет парень до больницы или нет? Дай бог инопланетный, чтобы хоть до врачей настоящих дожил.

«Скорая» въехала прямо на аллею, затормозила, выпихнула экипаж, все – немолодые женщины, даже водитель. Бившие сквозь листву фонари делали лицо врача усталым и больным, а может, оно и было усталым и больным. Наклонилась, бросила помощнице «ножевое», взяла поданную сумку, начала копаться.

– Я артерию держу, – сказал Вок. – Зажать бы чем-то, отпущу – струей хлестанет.

– Вы медик? – спросила врач скорой.

– Нет, я спортсмен.

Ответ почему-то удовлетворил, и из сумки показался блестящий зажим. Врач умело ввела его в рану, щелкнула инструментом. Нахлынула зависть – вот бы ему так в крепости Бротат. Помог затащить тяжеленные носилки в машину – как женщины с ними сами управлялись, осталось непонятным. Все, дело сделано, Вок шагнул в сторону, взглянул на себя, обратился к стоявшему рядом мужику:

– Можно здесь где-нибудь сменить одежду?

Тот повернулся и не глядя зашагал прочь. Толпа быстро исчезала – самое интересное позади, а иметь дело с полицией, с перепачканным кровью Воком не хотел никто. Оставалось вздохнуть, поднять упавшую на землю сумку и лезть в кусты переодеваться в спортивный костюм с гербом Воронежа на спине, в тот, который упаковал два года назад да так ни разу и не надел. И точно так же, как в прошлый отъезд из Саратова, шагать к вокзалу.

Уже садясь в поезд, понял, что не чувствует себя усталым. Так бывало после выступлений на дорожке – выложился весь, а не устал, готов драться еще. Дело наверняка в адреналине. Том, который зачем-то вырабатывается не сразу, а после события. Или не успевает использоваться по назначению? Начинается, как это ни пафосно звучит, обычная жизнь на планете Земля. Надо думать, что делать завтра и чем заниматься в перспективе. Не в плане денег – на первое время спрут золотой бижутерией снабдил, основную зарплату обещал потом. Не обманет, что для него земные деньги. А вот как самим собой распорядиться? Со спортом все, возраст. Это занятие в прошлом, да и не интересен спорт больше, Вок еще на Кетсинге понимать начал – не интересно. А что интересно? Вопрос, над которым думать придется долго.

Узкий спуск улицы Чернышевского струился от Каменного моста вниз, к водохранилищу. Из-за заборов тянулись ветки яблонь и вишен. Два года с хвостом, которые город провел без него, никак не ощущались.

Повернул назад, поднялся мимо Никольской церкви, сюда он ходил с мамой. Не молиться, а просто так, религиозными не были ни родители, ни даже бабушки с дедушками. В церквях он бывал и до того, классом водили, и не раз, но здесь мама сказала: «Этот храм построен очень давно. Верить, не верить, вырастешь – сам выберешь, а историю знать и нужно, и интересно». Сейчас он смотрел снизу вверх на возведенную триста, а то и четыреста лет назад колокольню и думал, что при всех поездках, а теперь уже и космических полетах, Воронеж всегда остается своим городом.

Поднялся по улице, и ноги сами принесли к спортивному центру. Зайти? Спросить, как там? А зачем? Вок прислушался к себе – нет, заходить не хотелось, не колыхалось внутри ничего. Около Никольской церкви колыхнулось, а здесь – нет. Обычный спортзал, мало интересного, захочется потренироваться – можно абонемент купить и встать на дорожку.

Вок хмыкнул, окончательно скинул с себя лирическое-ностальгическое настроение, вызвал такси и отправился в знакомый отель «Отдохни». В принципе бюджетность гостиницы фактором не являлась. Спрут не обманул и за работу заплатил, каким-то своим хитрым головоногим способом завел в Сбербанке счет на имя Владимира Олеговича Консинова. Утром, прямо в поезде, эсэмэска с паролем пришла. Хороший счет, можно не напрягаться с поисками пропитания. Еще были неизвестного пока размера вклады в Швейцарии и Боливии и ячейка в Штатах…

Деньги деньгами, но бездельничать скучно, нет умения лениво лежать в шезлонге и любоваться… Чем там принято любоваться из шезлонга? Понятно, что физкультуру в замученной школе вести не придется, а что вместо? Можно свой спортивный клуб открыть – рапира, шпага, сабля, немного дзюдо и начала владения оружием планеты Кетсинг. Вспомнился тренер, хороший, в общем-то, человек, но совсем уж однонаправленный, и стало скучно. Хороший человек твердил про спортивную дисциплину, режим, мог на память выдать любой норматив по любому виду. И все. Дорожка, пот, фехтование ради интересных только горстке фанатов очков. Нет, спорт бросать нельзя, но вот профессиональный точно ни к чему. Записаться в платный клуб, разминаться два-три раза в неделю вполне достаточно для нормальной жизни. А дело? Хотелось интересного дела, чтобы… чтобы как на Кетсинге, чтобы напряженно и бурно, по-настоящему. Но чтобы специалистом не притворяться, а действительно быть.

Повалявшись на кровати в номере, Вок потянулся за телефоном:

– Женьк, я в Воронеже. Да, вернулся. Давай сожрем что-нибудь вместе, отметим мой не отмеченный прошлой зимой день рождения.

Друг с места сорвался сразу, и через час они уже сидели в кафе-беседке, построенной прямо на тротуаре при кулинарии на улице Циолковского. Пельмени. Сам не думал, как по ним соскучился, а увидел в меню и понял. И наплевать, что раньше нос воротил, типа еда на случай, когда один дома и заморачиваться неохота. Два года без пельменей по земному времени!

И предмет кулинарной ностальгии, и традиционное мясо по-французски на столе перед Женькой достойно проходили свой путь из тарелок в желудки. Кафе это Вок облюбовал давно – нормальная еда, народу немного, и, главное, можно попросить сделать музыку потише. Сидишь под обогревателем, внутри заплетенного чем-то вечнозеленым беседочного каркаса, вроде и на улице, но не у людей на дороге. Разговариваешь спокойно, не рвешь связки, перекрикивая одуревшие колонки.

– Ты уезжал-то куда? – сразу спросил Женька.

Что отвечать? Легенду космический шпион не подготовил.

– В Африку. С водолазами работал.

– Так… там пустыня, – опешил Женька. – И ты вроде…

– Именно потому, что пустыня. Работа там для фехтовальщика с навыками дзюдо.

Вок сжалился над другом, начал врать вразумительнее:

– Побережье, туареги лезут, стрелять нельзя – дипломатический конфликт. Делаешь несколько выпадов или подсечку, и тебя уважают, кумыс из верблюжьего молока тащат.

Про кумыс он, конечно, зря наврал, но это антуражные мелочи.

– Дипломатический конфликт с туарегами? – хмыкнул Женька.

– А ты думал, туареги лаптем щи хлебают?

– Туареги в лаптях – это здорово!

– Давай рассказывай воронежские новости, в Африке ведь даже «Аргументы и факты» не купишь.

Женька умело спародировал интеллектуальный взгляд одного из постоянных дикторов «Воронежских новостей» и, стараясь подражать телевизионному голосу, объявил:

– Дорогие жители нашего замечательного города. Сегодня на Адмиралтейской площади пройдут масштабные гуляния по поводу…

По какому поводу объявить гуляния, Женька не придумал, но оно и не надо было. И так понятно – ничего особо нового в городе не произошло. В связи с окончанием телепередачи дальнейшие новости, частные, излагались голосом обычным.

– Валентина, говорили, с тобой развелась. Пойдешь к ней?

– Зачем? – Вок даже удивился сначала, потом понял, что вопрос-то логичный. – Я ее два года если и вспоминал, то не добрым словом.

– А жить где? Заниматься чем? В команду вернешься или обратно в Африку?

Заниматься чем? Опять тот же самый вопрос. Чем? Сразу вспомнились сегодняшние раздумья. Ответил невпопад:

– Сейчас родителей навещу, а потом думать буду. Знаешь, я там много повидал… в Африке…

Вок задумался о том, что повидал, что было главным? В памяти всплывали не события, а лица, почему-то все бледные. Супербарон Кетсинг, лежащий на кровати, перевязанный, с каплями пота на лбу. Еще чье-то лицо – молодое, над ним копна очень белых волос. Глаза тоже закрыты. Кто это? Казалось, что важно вспомнить, но вспомнить не получалось.

Ни про Африку, ни тем более про планету Кетсинга рассказывать Женьке не стал. Отмахнулся – знаешь, там крови было многовато, сейчас не хочется ворошить, может, потом как-нибудь. На том разговор и покатился к концу, к тому же и от пельменей, и от мяса по-французски на тарелках остались одни невнятные разводы. Поболтали еще минут пятнадцать об общих знакомых, да и разошлись довольные.

Вок вернулся отдыхать в «Отдохни», лег на кровать. Не спать – подумать о будущем. Взял в руки кинжал. Вот ведь ирония, единственная вещь, привезенная из путешествия, – подачка от юного Сультэрга, не друга, хоть, наверное, и не врага. Ничего ни от супербарона Кетсинга, ни от Редвика, ни от берсерка Коляхн-Банобера. Они только в памяти, как и Вобейн, Онтог, другие. А вот от случайно встреченного в переулке пьяного мальчишки подарок навсегда. Отложил сувенир в сторону, потянулся к телефону. Родители, да, к родителям в первую очередь. Вообще надо разобраться во всех этих семейных отношениях. Почему они живут по одному, в конце концов? И главное, почему он сам не задавался раньше таким вопросом? Прятался от него по сборам и соревнованиям? Что еще надо сделать срочно? Да ничего. Никому ничем не обязан, все сделано и закончено. Здесь, на Земле, в Воронеже, все сделано и закончено, а вот там – Вок посмотрел в окно, на небо – там все оставил не так, как надо, бросил и сбежал.

Задумался, и решительное деловое настроение улетучилось. В мыслях вновь всплыло лицо Кетсинга. Супербарон грустно улыбался. Редвика в мысленной картинке видно не было, но он стоял где-то рядом, именно невидимый, но стоял, присутствовал. Убиты? Живы? Теперь уже не узнать. И другие, оставшиеся там, на планете. Принц. Принцу-то что, от него не убудет, но вот сбежал граф де ла Коста не попрощавшись. Конечно, из тюрьмы смотался, не от монарха, оправдание стопроцентное, но одно дело – оправдание, а другое дело – оставшееся ощущение. Надо было попрощаться, непонятно как, но надо.

Да понятно как – когда в корабль забрался и не взлетели еще, осьминога надо было просить, чтобы дронов послал. И к принцу, и в дом Кетсинга с лекарствами. На всякий случай – если живы, но ранены. А дроны что – спрут все равно засветился космическим кораблем, птичья почта по сравнению с этим совсем мелочь. И письмо написать надо было, и принцу, и барону. Зачем писать, если они читать не умеют, если картинки рисуют? Да просто фотографий наснимать, в Интернете комиксов нарыть, решил бы техническую проблему. Осьминог бы помог, в конце концов, не может быть, чтобы он, улетая с Земли, пол-Интернета не скачал.

Хороший парень собранный из кожаных кусочков осьминог, но вот он, головоногий, не казался потерянным бесследно. Понятно, что встретиться не придется, если и вернется спрут в Воронеж, то Вок уже состариться успеет. Хотя…

И жалко было, что не узнал имя той девушки, пусть и непонятно, что бы он с этим знанием делал. Вспоминал бы жест «да ладно, на мне все рвется»? Так был этот жест и до того, у девчонки, учившейся на три года младше. Вот ее надо найти. Наверное, замужем давно, дети, быт. А может, нет? А может, все те же задорные жесты? Надо найти.

Мысли возвращались к миру, в котором остались рыцари и дуэли. Миру, в котором на улицах приходилось фехтовать почти столько же, сколько здесь на дорожке. Пусть оружием чаще неудобным, коротким или тяжелым, далеко не идеальным, оружие – это так, мелочи. И в том мире приходилось лечить людей. Вот не умел, а приходилось. И убивать, и лечить. Убивать… с кого началось? С Земли, с Ролина? Наверное, с него, мало ли что медицина сказала, главное – не будь поединка, не отказало бы у него сердце. Но чувство вины не мучило, эмоции выветрились. Чувство вины осталось совсем за другое, за неумелость – сколько людей умерло из тех, кого он лечить брался! Почти все. Неумелый представитель продвинутой цивилизации.

Вок задумался, вспомнил двор крепости Бротат, ряды раненых. Лицо с копной совершенно белых волос. Теперь сообразил – это лицо парня с распоротым животом, из которого пришлось вынимать кусок деревяшки. Парень умер, конечно, даже те, чьи раны выглядели полегче, своими ногами из того госпиталя не ушли. Неожиданно для себя Вок понял – не одни лишь обстоятельства заставляли лекарем прикидываться, действительно хотел помогать. И интересно было, азарт был – справиться, вылечить. Пусть не многих, но ведь удалось. И Кетсинга, и слугу его зашил так, что живы остались… ну, в тот раз живы. И из госпиталя пятеро, но живыми ушли. Азарт, адреналин, желание помочь. А что еще надо, чтобы не чувствовать себя никчемным?

И еще Вок вспомнил, как отец в тридцать пять пошел учиться на авиаконструктора. Вспомнил и сел на кровати, дотянулся до телефона, открыл Интернет. Что там нужно, чтобы поступить в медицинский?