Текст книги "Статика"

– Вы чокнутые! – прошипел я. – Как Вам это удалось?

– Ну что ж, время еще есть, можно и поболтать, – кивнул лже-Вершинин. – Дело в том, что в последний месяц земляне разработали действенный метод генетического контроля. ГСБ удалось схватить двух наших людей. Поэтому ранее опробованные методы внедрения агентов-секта с последующим террористическим актом оказались неэффективными в случае с Федорчуком. Нам нужен был именно человек, достаточно подготовленный морально и физически. Homo Sapiens. Желательно путешествующий вместе с ребенком – земляне очень трепетно относятся к своим детенышам. Парень, который заговорил с тобой действительно не был Рыбой – тут я тебе не соврал. Рыбу мы убили за несколько часов до этого. Итак, наш человек, замаскированный под известного мошенника, рыскал около вокзала в поисках подходящего человека с ребенком. Он сильно рисковал – увы, но через полчаса после разговора с тобой, ублюдки ГСБшники все-таки вычислили его. Однако брат секта сделал свое дело: ты отправился за документами. Так-то вот.

– Леша тоже работает на вас? – спросил я.

– Отчасти, – кивнул сектоид. – Мы подключились к его компьютеру, и когда он принялся делать паспорт твоему сопляку, то заодно и скачал досье на тебя из архивов Статики (этот червь – неплохой хакер). Любопытство – порок всех разумных рас Галактики. Таким образом мы получили данные на тебя, таким образом могли легко тобой манипулировать. Что с успехом и делали. И продолжаем делать, Гера.

В дверь туалета неуверенно пошкребся Гена.

– Подожди! – крикнул я ему.

Сектоид захохотал:

– Да ты, оказывается шутник, Герман! Вот уж не думал… Можешь сказать мальчику, что ждать осталось… (он взглянул на часы) …Чуть больше десяти минут.

– Последний вопрос, – произнес я. – На прощание.

– Почему бы и нет? – улыбнулся лже-Вершинин. – Задавай, Гера. С удовольствием отвечу – свое знание ты унесешь с собой.

– Зачем вам все это? – спросил я.

– Что? Не понял.

– Эти взрывы. Чем мы вам не угодили?

Сектоид задумался:

– Хороший вопрос, Гера. Скажем так: мы – игроки. Наша раса развивалась в трудных условиях на родной планете – так уж вышло, что параллельно с нами на бывшей Родине – Секте изначальной появились еще две разумные расы. Мы победили их. Не в ходе глупой бойни, а действуя осторожно, стравливая друг с другом этих ублюдков, проводя террористические акты, убивая их лидеров. Мы победили – и остались на Секте единственной разумной расой. Но жажда Игры – игры с большой буквы, Гера! – поселилась в наших сердцах. Мы вышли в космос, мы встретили других разумных. И мы решили стать правящей расой в нашей Галактике. Проходили годы, десятилетия Игры: миллионы пожертвовавших собой братьев и сестер Секта (что может быть приятнее, чем знать, что сейчас благодаря тебе и вместе с тобой взлетит в воздух здание, погибнет сотни чужих?), миллиарды уничтоженных чужих… Мы почти воцарились у себя в Галактике…

– Почти?

Сектоид отмахнулся:

– Да. Вышло так, что нам пришлось отступить. Одна небольшая ошибка – и все разумные расы Галактики объединились против нас – оставшиеся в живых братья-секта снарядили в путь сто огромных кораблей, которые покинули родные планеты в поисках новой Игры – чтобы можно было подняться и, вернувшись в родную Галактику, отомстить обидчикам.

– Вы прибыли к нам… – задумчиво проговорил я.

– Да, – кивнул лже-Вершинин. – Сначала мы действовали скрытно. Проанализировали местную политическую обстановку. Изучили историю Галактического Совета и всех рас, уже вышедших в открытый космос. И сделали вывод – для продолжения Игры здесь надо ликвидировать самого сильного игрока на политической арене – то есть землян. Вас, Герман, вас. Когда вас не станет, Галактический Совет уже не будет проблемой.

– У вас ничего не выйдет! – сказал я.

– Ты слаб в политике, – покачал головой сектоид. – После гибели Федорчука у людей не будет шансов выстоять свои права в Совете. Против Вас объединятся волки Текрана, беу, закваки и все остальные. Даже ваши союзнички – акалоиты – предпочтут остаться в стороне от бучи. Все помнят ксеноцид червей… никому не нужна сильная Земля! Вот, что самое смешное, Герман! Наши же враги помогут нам!

Я молча смотрел в окно. Вместо недостроенных зданий снова потянулись одинокие небоскребы. Сквозь хмурое небо протягивались редкие лучи солнца. Мелькнула медленно вращающаяся голограмма: «Добро пожаловать в Санкт-Петербург. С наступающим Новым Годом!»

Какие-то лихачи кружили вокруг голограммы, будто не замечая надрывно сигналящего им гаишника. Двое мальчишек на крыше одного из небоскреба выставили вперед средние пальцы обеих рук вслед нашему поезду. Санкт-Петербург приветствовал собственную смерть в лице одинокого монорельса.

– Ну что ж, – сказал сектоид, – еще минута. И пора. Время икс, так сказать. Видишь этот пульт, Гера? Сейчас я нажму на красивую красную кнопку и тебя не станет. Ты понимаешь это, друг человек? Всего одно движения – и тебя нет. Я ведь знаю, как важна для тебя жизнь, человек… Я знаю, как вы боитесь смерти, ничтожные козявки! Ты меня понимаешь, Гера?

– Да, – сказал я. – Я все понимаю.

– Твое последнее слово?

– Прощай.

Сектоид рассмеялся:

– Все-таки ты шутник, Гера, – сказал он. – Мне даже почти жаль убивать тебя. Среди людей так редко встречаются настоящие шутники. Так исчезающее редко…

Поезд как раз начал тормозить.

Сектоид со значением посмотрел мне в глаза и нажал на свою кнопку.

Экран пошел помехами, а я спокойно встал и нажал кнопку «record» – наш разговор с сектоидом записался в память моего видеофона.

Потом я подошел к туалету и выпустил Генку. Тот судорожно прижался ко мне.

– Я думал что-то случилось! – сказал он. – Я думал, что с Вами тоже что-то случилось…

– Все в порядке, малыш, – сказал я. – Все хорошо.

Я снял с себя нелепую черную кепку, сорвал ногтем «жучок» и выкинул его в окно.

Теперь все зависело от того, где находилась база сектоидов.

Сколько невинных жертв на моей совести?

Я подхватил чемоданчик и с вместе с Геной вышел в коридор. Около окошка стоял давешний лейтенант. Вояка ждал меня.

– Вот мы и прибыли, – улыбнулся он, протягивая мне кобуру с пистолетом. – Вы уж простите, Герман Петрович, просто у меня работа такая…

– Все в порядке, – сказал я.

* * *

Питер встретил нас проливным дождем, и я даже пожалел, что выкинул кепку. Но возвращаться было поздно – под резкими холодными струями мы кинулись к вокзалу (почти точная копия московского), прошли уже привычный контроль у ворот и оказались в блаженном тепле.

Огромное табло, снующие туда-сюда люди, электронный голос, военные. Никто не знал, что буквально три минуты назад все здесь могли погибнуть. Приятно было осознавать, что именно я подарил этим людям жизнь. Самолюбие требовало взобраться на ближайший постамент и оттуда рассказать всем, что я – их спаситель! Или просто напросто Бог. И чтоб все бухнулись в колени и били челом оземь.

Самолюбие – поганое чувство.

Что бы ни говорили все психологи мира вместе взятые.

Около одного из ларьков я заметил сгрудившуюся кучку людей. Они вытягивали головы, расталкивали соседей и старались хоть что-нибудь углядеть по стереовизору, который висел под потолком. Кто-то курил сигареты с травкой, над группой распрпоятранялся пряный аромат.

Мы с Геной подошли поближе.

По стерео шел специальный выпуск новостей. Показывали море, которое вдруг вздыбилось водяным столбом, уносящимся под самые небеса.

Сквозь привычный гул вокзала я расслышал голос комментатора:

– Буквально пять минут назад произошел взрыв в Баренцевом море. По нашим сведениям в этом районе не проводилось никаких испытаний, и не было никаких подводных баз. Район считался абсолютно пустым! Военные отказались от комментариев, но уже сейчас Вы можете наблюдать, как боевые катера усиленно прочесывают окрестности…

На картинке и впрямь появились воздушные корабли береговой охраны.

– Сейчас Вы все-таки услышите интервью с генералом военно-морских войск Степаненко. – Обрадовано провозгласил комментатор. – Товарищ генерал, какова вероятность, что взрыв – дело рук сектоидов?

– Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт…

Дальше я не слушал.

Я практически не читал развлекательную литературу. В последнее время мне вообще почти не приходилось читать.

А вот лже-Вершинин похоже ею увлекался не слабо. Взять хотя бы черные очки и костюмы – ну типичные ГСБшники из дорогостоящих фильмов-боевиков. Настолько типичные, что я сразу засомневался в том, настоящие ли они. А уж когда лже-Вершинин предложил мне поработать на ГСБ, я сразу сообразил, что дело нечисто. Это уже заморочки из дешевых боевиков, которые пачками выпускают как у нас на Статике (из серии «Как я спас мэра и разгадал загадку Стазиса за 60 секунд»), так и на Земле.

Итак, эти люди – не те, за кого себя выдают, – решил я.

Значит, кепка – либо устройство слежения (Это подтверждает серебристый «жучок». Но зачем он им? Раз меня проследили с вокзала – значит «жучок» уже был установлен гораздо раньше), либо нечто другое.

Придя к таким выводам я действовал практически инутитивно: сорвал наклейку-"жучок" с кепки, схватил ее, выбежал на улицу… стрельнул сигару у сектоида, когда он отвлекся – подкинул в салон, под переднее сидение, кепку и блокнот (адрес в нем я успел запомнить. На всякий случай) и удалился. Конечно, существовала вероятность, что ГСБшники все же окажутся настоящими, но я сильно не волновался. Если это так – мне бы позвонили в тот же день. Или просто сбросили бомбу на гостиницу.

Конечно, я сильно рисковал. На кепке мог быть еще один передатчик, сектоиды могли обыскать машину и найти свой же «подарочек». Наверное, стоило позвонить в милицию. Хотя кто бы мне поверил? Короче говоря, я поставил на кон свою жизнь. Да и не только свою, наверное.

Далее я поступил совершенно логично: послал мальчишку в магазин – он купил точно такую же кепку мне и еще одну – Генке. Я наклеил на нее «жучок», чтобы лже-ГСБшники верили, что на мне их головной убор.

И стал спокойно ждать дальнейшего развития событий.

Ждать пришлось, как оказывается, не очень долго.

– Хоть на этот раз не дом рванули, – сказал кто-то в толпе. – Молодцы – сектоиды!..

Я мысленно согласился.

В конце концов база сектоидов могла оказаться где-нибудь в городе.

Я здорово рисковал.

Я знал, что сделаю, если узнаю, что моя выходка погубила тысячи жизней – пускай и ценой жизни Федорчука.

Кобура с «целителем» мягко давила на левый бок.

Поспи, дружок.

Пока для тебя нет работы.

* * *

Улица перед вокзалом была оцеплена. Какой-то солдатик облетал на мотоцикле сгрудившихся у заграждения людей и вещал в рупор:

– Извините за предоставленное неудобство! Через две минуты по улице пройдет кортеж господина Федорчука! Не пытайтесь прорвать оцепление! Через пять минут оно будет снято! Сохраняйте благоразумие!

Некоторые возмущенно роптали, но большинство завыло в экстазе. Какой-то парнишка забрался на столб и кричал оттуда:

– Ура Федорчуку! Ублюдков-сектоидов – под нож! Смерть зеленокожим сволочам! Федорчук – красавчик! Чужие – гады! Смерть всем инопланетникам! Акалоиты тоже ублюдки!..

Подлетела бело-синяя машина милиции. Нарушителя спокойствия сняли со столба и решительно затолкали внутрь машины. Он вырывался и орал:

– Смерть – секто – идам! Смерть – секто – идам!

Толпа рассерженно загудела, в милицейскую машину полетели пустые пластиковые бутылки.

А через миг все уже забыли об этом досадном инциденте – низко над улицей пролетело несколько черных машин – две «волги» и четыре «берсерка». Из первой «волги», в верхнее окошко высунулся немолодой кряжистый мужик – аккуратная короткая прическа, стальной взгляд, небрежно повязанный галстук. Он махал рукой народу, воздух перед мужиком подрагивал – силовое поле надежно защищало от выстрела снайпера.

– Федорчук! Федорчук! Федорчук! – неистовствовала толпа. – У-р-р-р-а-а!

Федорчук сжал правую руку в кулак и поднял над собой.

– Уууууу! – завыл народ. Какой-то мужчина в белой куртке попытался проскочить мимо солдат заграждения, но заряд станера оставил его лежать на земле, сырой и прохладной от недавно кончившегося дождя.

Федорчук уехал, толпа медленно рассасывалась. Даже оцепление сняли быстрее – всего за пару минут солдат погрузили в машины, которые тут же умчались прочь.

Я аккуратно обошел мужика в белой куртке, лицо которого уткнулось в лужу, перешел на другую сторону улицы – там, где виднелась желтая будка информатория.

– Режим телефона, – приказал я.

Из-под терминала информатория высунулась трубка. Я набрал номер.

– Скорая? Для Вас есть работа. Около московского вокзала лежит мужчина без сознания. Заряд станера. Да, военные. Точно. Спасибо.

Пошли гудки.

Я положил трубку и громко произнес:

– Режим информатория.

Трубка уползла в нутро желтого ящика. Вместо нее вперед выдвинулась клавиатура, на которой разноцветными огоньками выделялись голографические кнопки.

– Что мы делаем? – спросил Гена.

– Ищем твоего дедушку, – ответил я, вводя запрос.

"Геннадий Давыдов, 6-7 лет

Родители: мать – Наталья Давыдова

отец – Денис Давыдов "

Компьютер, поразмыслив, выдал несколько адресов.

Тогда я добавил в запрос: «последние два года проживали на планете Статика»

Информаторий выдал адрес и две фотографии: пожилая женщина в очках, строго улыбающаяся мне, и беззаботный мужичок, подмигивающий левым глазом, потому что вместо правого у него был стеклянный протез.

– Бабушка! – воскликнул Гена. – Дед Ваня!

Адрес под фотографиями, конечно, отличался от того, что дал мне сектоид.

– Ну что ж, – сказал я. – Давай отпразднуем это дело стаканчиком сока в ближайшей кафешке, а потом вернем тебя дедушке с бабушкой.

Мальчик счастливо улыбнулся.

– Еще одно, – вдруг вспомнил я, – надо же, совсем вылетело из головы…

– Режим телефона, – приказал я. – Анонимный вход.

Информаторий послушался.

Я достал из кармана видеофон, с помощью специального разъема подключил его к информаторию.

– Ключевые слово – «Герман», «Гера», «Рыба», «Червь», «Леша», «Гена», – сказал я.

Компьютер согласно мигнул зеленым огоньком.

– Стереть ключевые слова из аудиодорожки видеофайла номер один, – приказал я.

Секундная пауза – и вновь зеленый огонек.

– Переслать аудиодорожку файла в местное управление ГСБ.

Еще один положительный ответ.

– Стереть файл из памяти видеофона.

* * *

Генкины бабушка с дедушкой жили в другом конце города – мы добирались туда на такси почти час. Дважды нас останавливали патрули и проверяли документы.

– Совсем жизни не стало, – пожаловался таксист. – Чертовы сектоиды. Чего им неймется? Зачем они взрывают наши дома? Чего добиваются? Ублюдки…

– Они как дети… Злые, ужасные, так и не выросшие дети… – сказал я. – Играют. Смерть, жизнь – все это для них не более чем одна большая Игра. Ну, знаете, как в кубики. Построил замок – разрушил замок, и так по кругу.

Таксист посмотрел на меня в зеркальце заднего вида и замолчал.

Наверное, решил, что я – сумасшедший.

Может, он и прав.

Чем я занимаюсь последнее время?

Поперся через всю Галактику на Землю, возвращать пацана родственникам.

Вместо того, чтобы быть на Офелии – искать правду о Стазисе…

Хотя нужно ли мне и это?

* * *

Машина приземлилась в одном из старых дворов: вокруг невысокие здания – сталинки, которым, наверное, уже лет триста. Только с одного края – вполне современный небоскреб с площадкой для посадки машин.

Таксист сел около детской песочницы, в которой вместо песка в грязи плескался поломанный мусоробот, которого какой-то шутник засунул в лужу ради потехи. Я помог роботу выбраться из западни – оказавшись на твердой земле, он благодарно пискнул и покатился прочь, подмигивая еще неперегоревшими лампочками. Я посмотрел ему вслед, потом взглянул на здание, где жил дед Ваня с женой. Трехэтажный дом, посеревший от времени, тоскливо смотрел пустыми глазницами выгоревших окон на меня. Какая-то бабулька с виртушниками на глазах молча наблюдала за мной. А может и не за мной – скорее всего, какой-нибудь сериал смотрит.

– Яблоня! – закричал Гена, указывая куда-то в сторону. – Старая яблоня! Деда рассказывал, что она растет здесь уже четыреста лет!

Корявое дерево неуверенно притулилось между пластиковой дорожкой и асфальтом – на маленьком клочке земли, куда по чистой случайности еще не дотянула свои хищные лапы цивилизация.

Не знаю, сколько лет на самом деле было этой яблоне, но она уже явно доживала свой срок. Мы подошли к ней, и Гена осторожно приложил ладошку к почерневшему стволу.

– Привет! – сказал он.

Я медлил. Не знаю, почему. Я не хотел смотреть в глаза Генкиным дедушке с бабушкой. Я представлял, как рассказываю им о гибели Дениса и Марины, и внутри все сжималось, дрожало.

А может я просто не хотел расставаться с мальчуганом, к которому так привык.

– Пойдем, – сказал я. – Нам пора, Гена. Пойдем…

– Вы ведь будете к нам прилетать? – спросил мальчик. – Часто-часто, правда?

– Правда, – ответил я.

* * *

Мы поднялись по расшатанной лестнице на самый верхний – третий этаж, не встретив никого по пути. Гена радостно рассматривал обшарпанные стены, использованные одноразовые шприцы и катетеры на подоконниках, изрисованные голокраской потолки, выцветшую обивку дверей.

– Здесь тетя Зина живет, – говорил он. – У нее есть сын, мальчик, его Петя зовут. Тут бабушка Вера, она меня все время конфетами угощала и вареньем вишневым, здесь…

Мы стояли около высокой, оббитой дешевым пластиком, дверью. Над старинным глазком краской были выведены две цифры – 12.

– Здесь живет деда, – тихо произнес мальчик.

Я кивнул, подошел поближе, нажал на кнопку звонка. Тонкая соловьиная трель разбудила тишину на площадке. Я позвонил еще раз и стал ждать.

Мы ждали минут пять, но никто не ответил.

Я позвонил еще раз и еще.

Я все не верил, я гнал подозрение, которое холодными щупальцами пробиралось в мою душу.

Звякнула цепочка, приоткрылась соседняя дверь и в узком проеме появилось лицо давешней старушки с виртушниками.

– Вы к Давыдовым? – надтреснутым голосом спросила она.

Я молчал.

Я боялся того, что она скажет.

– Да! – кивнул Гена.

– А они уехали, – сказала старушка. – Дней восемь назад. Собирались на море черном отдохнуть. Должны на днях вернуться.

От сердца отлегло.

– Здравствуйте, бабушка Вера! – выкрикнул звонко мальчик.

Старушка всплеснула руками:

– Геночка, внучек! Я уж и не ожидала тебя увидеть! Господи! Да как же ты… вот Ванька с Машкой обрадуются! Да заходите, заходите же… Господи, как, откуда?..

Она пропустила нас в старенькую прихожую, заполненную старыми башмаками, туфлями, кроссовками.

– Моего деда, Севки, упокой Господь его душу, обувь, – объяснила мне старушка, – уже с год как на том свете, а я все его вещи выкинуть не могу. Рука не поднимается. Родное все… Вы меня понимаете? – она испытующе посмотрела на меня, отыскивая курпинки сомнения в глазах.

Я кивнул, разглядывая картины на стенах – бушующий океан, одинокий клипер. На некоторых холстах клипер разбивался о волны, на других – гордо рассекал неспокойное море навстречу солнцу.

– Художником Севка был, – сказала бабка, помогая Генке стащить с ноги кроссовок, – все кораблики рисовал. Довели они его до разрыва сердца, кораблики эти… Чайку не хотите?

Я снова кивнул.

* * *

Через десять минут мы сидели за большим дубовым столом на кухне, из пищедоставки старушка извлекла печенье и масло. Чай и варенье были собственного приготовления – старушка ловко выудила трехлитровую стеклянную банку клубничного варенья из-под стола, чайник в это время сердито пыхтел на электрической плите.

– Сейчас такие банки чуть ли не раритет, – пожаловалась бабушка Вера. – Нигде их не найти! Сплошной пластик кругом… Может, орехового хотите?

– Нет, спасибо.

– А Вы кем Генке приходитесь? – спросила старушка. – Куда родители его делись? Денька с Наташкой-то? До сих пор свои тайны разгадывают? – Она подняла чайник и стала разливать его по чашкам.

– Они… умерли, – сказал я просто.

Чайник в руке бабушки Веры дрогнул. Старушка поставила его обратно на плиту.

– Вот оно как… кто ж подумать мог… такие молодые… серьезные… Молодые… – Она всплакнула.

В наступившей тишине было слышно только как звенит ложечкой в чашке Гена, размешивая сахар, да негромкий шум стерео в соседней комнате.

– Генка, иди в зал! – не допускающим возражений голосом приказала бабушка Вера.

Мальчик все же попытался сопротивляться:

– Но я только…

– Я что сказала? Бери с собой печенье, чай и иди… посмотри по стерео, сейчас как раз мультики должны начаться. Давай-давай! Быстренько!

Когда мальчик покинул кухню, старушка уселась на стул, посмотрела на меня. Губы у нее дрожали, но слова бабушка Вера произносила спокойно:

– А теперь рассказывай, сынок. Все рассказывай и не бойся – не сплетница я. Маша – еще со школы моя лучшая подруга. А Деньку, сына ее, я с самого малолетства знаю. Нянчилась с ним, как со своим.

И тогда я заговорил.

Я произносил ненужные и неправильные слова.

Грубые и нелепые.

Но мне стало немного легче.

* * *

На следующее утро я покинул гостеприимную старушку. Адреса, куда именно направились дед Ваня с женой, она не знала, но пообещала, что продержит мальчика у себя до самого их приезда.

Я гулял по городу.

Я мок под дождем, заходил в первые попавшиеся ресторанчики, выпивал кружку пива и шел дальше.

Я не знал, куда я иду.

Я просто шел.

Случайный взгляд убедил меня, что я нахожусь на той самой улице, которая была указана в блокнотике сектоида.

До нужного номера оставалось восемь домов.

Я плотнее запахнул плащ и пошел вперед.

Перед искомым домом – семнадцатиэтажным зданием собралась приличная толпа. Все молчали, застыв в сером мареве дождя безликими тенями. Машины осторожно объезжали людей, стоявшие рядом гаишники даже не пытались разогнать толпу.

Будто ее не было.

Я присоединился к этим людям – какая-то женщина в черном пальто молча дала мне пройти. Ее глаза, красные, воспаленные, смотрели вверх, на здание.

Слышался чей-то тихий плач.

Я не хотел смотреть вверх.

Как вчера, когда стоял рядом с дверью в квартиру Давыдовых и на мой звонок никто не отвечал.

Потом я все же поднял взгляд.

На высоте девятого этажа здания расположилось гигантское табло. Серый заголовок над табло гласил: «Жертвы взрыва в Эрмитаже».

На сером фоне черными буквами были вырезаны имена и фамилии.

Список погибших. Их было очень много – весь список не поместился бы, поэтому верхние записи исчезали, на их место снизу приходили новые.

– Я уже пять раз здесь была, – тихо произнесла женщина в черном, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я знаю, что Ярик погиб. Но я все равно прихожу. Я надеюсь, что на этот раз надпись не появится. Что это ошибка. Ведь список обновляется. Может быть, его имя исчезнет? Боже, я не хочу идти в морг на опознание…

Я промолчал.

Я ждал.

Я ждал долго, минут двадцать.

Женщина в черном пальто ушла, ее место занял нервный паренек в грязно-коричневой куртке.

Я ждал.

Я ждал.

Я…

И имена появились.

Имена, увидеть которые я так боялся.

«Давыдов Иван Сергеевич»

«…Деда рассказывал, что она растет здесь уже четыреста лет…»

«Давыдова Мария Павловна»

«…Маша – еще со школы моя лучшая подруга…»

Зачем они по дороге на вокзал заехали в Эрмитаж?

А быть может просто пролетали на такси рядом с ним?

Я стоял.

Я стоял еще долго, и смотрел вверх.

Пытаясь запомнить имена людей, которые стали жертвой жестокой игры сектоидов.