Текст книги "Статика"

На остановке застыла невысокая худощавая старушка на старой аэродоске. Доска немного покачивалась под порывами ледяного ветра, но все же стояла довольно устойчиво.

– Послушайте, – обратился я к старушке, – извините, вы нам не подскажите как отсюда можно добраться до какого-нибудь города, где есть космопорт?

– Париж. Как раз сейчас подъедет, – проскрипела старушка. – Примерно полтора часа езды. Вот только улететь оттуда можно только на планеты акалоитов. Это ихний космодром там. И вообще, не советую я вам в Париж ехать. То еще местечко. Говорят, у них в ресторанах скунсов на обед подают. Жареных. Ну кто в здравом уме будет жарить скунсов? Их варить надо!…

В Парижские рестораны ни я, ни брат наведываться не собирались.

– Нормально, – решил я. – Хе… Париж…

– Герман, я не хочу! – резко проговорил брат.

– Тогда я выстрелю в тебя из станера и засуну в вагон, – пообещал я. – Не очень удобный способ перемещения, как ты думаешь?

– Гера!.. – проскрежетал Антон.

– Сядешь на ближайший рейс, – перебил я. – Полетишь на любую планету акалоитов, только оставь в камере хранения записку на мое имя с названием планеты. Про руку молчи. Терпи сколько сможешь, глотай болеутоляющее, только ничего не говори. Раскроешься, когда корабль выйдет в космос. Акалоиты тебе помогут. Как только прибудешь, поселись в какой-нибудь гостинице человеческой зоны и живи тихо, не высовывая нос. Опять же – оставь записку в камере хранения с названием отеля. Все. Если в течение двух недель я не появлюсь, убирайся на Землю. И лучше забудь о Статике навсегда. Так надо. Сечешь?

По упрямому выражению на его лице я понял, что Антон в любом случае так просто не сдастся. Но сейчас я, кажется, победил.

Поколебавшись, он протянул мне свою записную книжку:

– Здесь адрес и имя нужного тебе человека, – сказал брат. – И карточка… на счету около двухсот тысяч. Боюсь, что этого не хватит…

Неподалеку засвистел приближающийся вагон. Резкий ветер сорвал с насиженных мест по-осеннему желтые листья, запахло озоном.

– Плюс у меня еще чуть меньше пятидесяти, – сказал я, начиная понимать.

– Все равно мало, – кивнул Антон. – Гера… тебе придется…

– Иди ты… – сказал я. Окончание фразы потонуло в скрежете останавливающегося вагона, исписанного безграмотными граффити, но Антон похоже прекрасно меня расслышал.

Брат, по-моему, слишком поспешно залез в вагон, даже не удосужившись пропустить вперед старушку.

И не зря.

Моя рука шарила за пазухой в поисках станера – искушение все-таки подстрелить Антона было слишком сильным.

Любимый братишка оставил мне всего два варианта: либо пристрелить продавцов оружия и спокойно присвоить себе взрывчатку, либо ограбить банк. Оба варианта не сулят мне ничего хорошего, хотя бы потому что я – не убийца и не грабитель.

Приближающаяся вой сирены возвестил меня, что я на данный момент нахожусь в розыске, поэтому пришлось срочно покидать открытую всем ветрам и любопытным взглядам площадку.

* * *

В подобной ситуации, сначала необходимо сменить имидж. Только дураки говорят, что имидж – ничто. Правильно подобранная внешность и модель поведения – это пятьдесят процентов успеха. Остальный пятьдесят от тебя не зависят – это удача. Слепой случай.

Я зашел в дешевую парикмахерскую, где за умеренную плату молоденькая рыжеволосая девчонка побрила меня налысо. Кроме того я купил у нее сиреневые контактные линзы и тюбик с мазью для них.

В одном из затхлых дворов я обнаружил уличный сортир, где старательно изорвал куртку, так чтобы мех местами выглядывал наружу. С джинсами ничего сделать не получилось – слишком хорошая ткань и да и сама фирма тоже ничего. Пришлось просто с помощью специальной ленточки, заменяющей кнопку, поменять их цвет с черного на светло-синий.

Неподалеку я нашел магазин «секонд-хэнд», возле которого выстроилась приличная очередь бледных изможденных людей. Некоторые лениво переругивались, другие рьяно обсуждали последние сплетни. Когда разговор зашел обо мне, я поспешно втянул голову в плечи и сгорбился.

– Представляешь, какие-то придурки сегодня утром избили черномазого полицейского и таксиста на уолл-стрит! Прикинь!

– Копа случайно не Гарри звали? Такой здоровый ублюдок, да? Поделом ему! Все время у космодрома тусуется, нашего брата обдирает… Грязный полицейский…

– Я слышал полицейского убили…

– Заткнись, Юджин! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал…

– А придурки, что копа подстрелили, местные или как?

– Вроде, да. С северного централа…

– По-моему, один из них живет на триполи-стрит. Мне Айзек рассказывал. Ну, мам, ты же знаешь Айзека, Он в таксопарке работает, начальником. Он еще от белых в депутаты баллотировался, но провалился. Три закона человеческого сообщества, помнишь? Его этот засранец Джоггинс на дебатах обматерил, а Айзек не сдержался и ответил. Еще хорошо, что в тюрьму не загремел. Повезло просто. Откупился кое-как.

– Эй, кто там без очереди лезет?

– Мужчина, Вы куда?

– Бывают же такие наглые люди!

– Просто ужас, какое хамство!

– Соблюдаем очередь, господа!

– Чистка будет…

– Что?

– Мужчина!

– Да благодаря этим придуркам. Теперь-то черномазые рассвирепеют…

Где еще узнаешь быт и нравы планеты, как не отстояв в очереди часа два-три? Я жадно впитывал в себя информацию, пытался запомнить особенности местного диалекта – все, что могло мне помочь выжить на этом пыльном шарике, болтающемся меж звезд. Вглядывался в разбитые, завешенные тряпками, забитые наглухо окна некрасивых двухэтажных домов, в вывешенное между домов белье, чумазых детишек. Нет, национализм не изжит и в наши дни, но сейчас по большей части гнев и ненависть неразумного человечества направлены на чужих, а вовсе не друг на друга. Как могло возникнуть такое общество? А ведь с акалоитами местные власти еще как дружат…

Очередь медленно продвигалась вперед, местное солнце неторопливо покинуло зенит и теперь катилось к западу, иногда являясь людям сквозь частые рваные облака. Ветер немного стих, но все еще было очень холодно. Пару раз мимо нас медленно пролетали чернокожие полицейские на мотоциклах. Они напряженно вглядывались в прохожих, но на очередь почти не обращали внимания.

При виде полицейских толпа примолкала, а потом с новой силой принималась обсуждать увиденное:

– Видела? Ты это видела, Сара? Как он зыркнул-то!

– Господи помилуй…

– Бог всемогущий!…

– Спаси и сохрани…

– Небось этих ищут… Дай Бог, чтобы нашли. Тогда, может быть, все и успокоится.

– Да-да, Сара… Вот именно!

– А, по-моему, ребята молодцы! Я бы на их месте этих копов всех перестрелял!

– Юджин, замолчи, замолчи ради Бога!…

* * *

Наконец, мы оказались внутри магазинчика. Нас встретило хмурое серое помещение, заваленное грудами одежды. Везде дежурили зоркие женщины в скучной болотной униформе. Самая главная то и дело командовала:

– Не толпиться! Подходите по двое! Одежда дешевая, поэтому не более одного комплекта на рыло! Майка, трусы, рубашка, штаны и свитер для мужчин, все тоже самое плюс лифчик – для женщин!

Здесь все пошло побыстрее. Одежда и впрямь была очень дешевой. Всего за десять евро я стал обладателем широких армейских штанов, застиранной майки, выцветшей розовой рубашки и темно-коричневого вязанного свитера, на удивление приличного. От заплатанных трусов я по зрелому размышлению отказался.

– А можно переодеться? – спросил я у главной продавщицы.

Та яростно зыркнула на меня своими глазищами. Пришлось расстаться с еще одной бумажкой.

Продавщица не сменила гнев на милость, а просто отвернулась и прошептала своей помощнице:

– Рэйчел, отведи парня в примерочную.

Молоденькая пухленькая продавщица поманила меня за собой и повела через лабиринт, образуемый беспорядочно сваленными кучами одежды.

Примерочная оказалась на самом деле переделанным мужским туалетом. Унитаз был вырван с корнем, вместо него на стенку нацепили вешалку и зеркало, однако от запаха никто не удосужился избавиться. Однако жаловаться мне не приходилось, поэтому я быстренько переоделся, вынул из карманов джинсов все необходимое и переложил в новые брюки.

Джинсы было жалко, даже на Земле такие стоили недешево, а уж в этой дыре – тем более! Но ничего не поделаешь – с ними тоже пришлось расстаться.

Куртка и старые джинсы упали в мусорное ведро.

Девушка ждала меня в коридоре, с улыбкой разглядывая мое новое (если его можно так назвать!) одеяние.

– Что смешного? – осторожно спросил я.

– Извините, – сказала она серьезно, – я вас узнала. Вас по телевизору показывали! Вы полицейского избили!

– Ага… – только и смог сказать я, нащупывая оружие.

– Не волнуйтесь! – прошептала девчонка, зачем-то оглядываясь. – Я вас только по джинсам и узнала! Просто моя мама работала в модельном агентстве, и я знаю, что они у вас фирмовые, кучу денег стоят! За такие на нашей планете целое состояние отдадут и еще в выгоде останутся, а…

– Извините, – сказал я, раздумывая, выстрелить все-таки в нее из станера или нет, – но мне пора. Если желаете, можете забрать мои джинсы, они в примерочной остались.

– Это не важно! Я ведь все понимаю! – сказала Рэйчел. – И я вас не выдам!

– Спасибо! – поблагодарил я.

Девушка повела меня через лабиринт. Спросила шепотом напоследок:

– Вы шпион Галактического Совета, правда? Они узнали, что у нас тут творится?

Я кивнул, чувствуя себя последним подонком.

Галактическому Совету плевать на ваши проблемы, девочка.

* * *

В новой одежде и чувствуешь себя по-новому.

Я печально шагал по грязным тротуарам, слегка прихрамывая на левую ногу. Ни дать, ни взять – ветеран войны. А может здесь и впрямь идет какая-нибудь война?

В ближайшем тупике теснились друг на друге маленькие магазинчики, прачечная, обувная мастерская, швейная, а в основании всего этого нагромождения, в полуподвальном помещении, примостился бар со странным названием «Фрэнзи». На дверях висела табличка «Вход только для белых». Судя по тому, что я узнал об этом мире, это было довольно смело. Впрочем, вряд ли цветное население часто посещало бедный район. Поэтому я, больше не раздумывая, направился прямиком в бар.

«Фрэнзи» встретил меня резким запахом мужского пота и пряными ароматами гашиша и еще каких-то наркотиков. Над потолком висел старенький телевизор (обычный плоский экран, ни намека на возможность вывода голографических изображений!), за барной стойкой стояли две миловидные девушки в грязно-серой униформе. За деревянными столиками сидело пять или шесть мужиков. Я угадал с баром – большинство носило военную форму, у двух или трех я заметил небрежно прикрепленную кобуру. На меня обратил внимание только вышибала, накачанный мужчина лет тридцати в синей форме звездного десантника. Взгляд холодный и изучающий – взгляд опытного наемного убийцы, слегка скользнул по мне и вновь отправился гулять по бару. Этот парень выглядел достаточно опасно, чтобы я не рискнул спросить у него, как ему досталась форма десантника. Легче было предположить, что вышибала когда-то служил во флоте, но почему-то мне в это слабо верилось.

Девушки меня встретили дружелюбными улыбками. Вблизи они не казались такими красивыми: у одной лицо было изъедено оспой, а вторая, как мне показалось, едва держалась на ногах от недоедания. Судя по табличке на груди, ее звали Гвен.

– Привет, Гвен, – сказал я. – Не возражаешь, если я закажу кружечку пива?

– Конечно, я не против, красавчик, – подмигнула она мне. – Для тебя все, что угодно! Что будешь? «Будвайзер» или «Фатт»?

Первое название показалось мне чем-то знакомым.

– Давай «Будвайзер», – сказал я. – И чего-нибудь перекусить к пивку…

– Чипсы? Жареные орешки? – спросила вторая.

– Орешки, – решил я.

– Расплачивайся сразу, милый, – улыбнулась мне Гвен, нацеживая в пузатую кружку пенистый напиток. – Не подумай ничего лишнего, просто у нас так заведено… Традиция, так сказать.

– Хорошо, родная, – подмигнул я ей, положив на стойку бумажку в десять евро. – Сдачи не надо.

– И не будет, милый, – рассмеялась Гвен. – Ты еще должен три евро. У нас все-таки не дешевый магазинчик, а приличное заведение. Орешки стоят десять евро, дружище!

Какие-то орешки стоят десять евро? Я попытался не дать удивлению отразиться на моем лице.

– Сейчас, – буркнул я, вываливая на стол мелочь.

Гвен пододвинула мне кружку пива.

Я уселся за свободный столик, с подозрением рассматривая маленькую фарфоровую тарелочку с небольшой горкой зеленоватых круглых орешков. Мне они больше напоминали мутировавший горох.

Я отхлебнул пива и скривился. Дрянной, противный ерш. Давненько мне не приходилось пить нечто подобное. Даже на Статике пиво варят лучше.

А вот зеленые орехи оказались на удивление вкусными – к ним бы хорошего, настоящего пива… Неудивительно, что стоят они дорого. Интересно эти орехи растут где-нибудь поблизости или их покупают на какой-нибудь соседней планете?

Я задумчиво жевал орешки и смотрел телевизор. Показывали какое-то нелепейшее шоу. Красивые темнокожие девушки должны были наперегонки забраться на искусственно созданную, слепленную из ассиметричных металлопластиковых конструкций, гору. Гора состояла из нескольких секторов. В каждом секторе находился здоровенный бледнолицый дядька, почему-то в грязной нестиранной тунике. Он задавал девушкам вопросы, связанные с историей Чаки. Если девушка не отвечала, ей приходилось либо бороться с дядькой, чтобы пролезть дальше, либо снимать с себя часть гардероба.

Зрители этого действа, собравшиеся в баре, бурно приветствовали каждое падение девчонок вниз на один сектор. Когда одна чернокожая красавица неудачно упала и сломала ногу, вверх поднялись кружки с пивом.

– Сегодня удачный день! – крикнул кто-то.

– Уродка черномазая! – подхватили с другого конца бара.

Я неодобрительно покачал головой и заказал еще одну кружку пива, на этот раз «Фатта». К моему неудовольствию он оказался еще хуже «будвайзера». Впрочем, мне было уже все равно – я увлекся следующей телепередачей. Показывали баскетбол. Все в баре болели за единственную команду, в которой был белый, Джонни Ист. Джонни играл паршиво (впрочем, одноклубники Иста еще хуже) и его команда проигрывала с большим разрывом, но все равно клиенты «Фрэнзи» неистово поддерживали светлокожего парня.

Я покачал головой. Тяжелая планета. В чем-то хуже Статики. И что самое гадкое, многие местные верят, что Галактический Совет не в курсе о происходящих тут событиях… Да плевать Совету на их проблемы! Земному Сектору выгодно существование таких дыр, куда можно сваливать отбросы общества, включая и обычный мусор, и собственно людей.

Я выпил еще одну кружечку, посмотрел вместе со всеми начало какого-то нудного сериала про благородных чернокожих молодых людей, которые оказались разлучены злодейкой-судьбой. Мне особенно понравился образ толстой белой кухарки, об которую все походя вытирали ноги, но которая с завидным постоянством помогала влюбленным переписываться с помощью голубиной почты.

За окном вечерело, когда я покинул бар. Вслед мне грустно улыбнулась девушка с лицом, изъеденным оспой. Даже вышибала вел себя гораздо дружелюбнее, и попрощался со мной легким кивком.

Поселиться бы в доходном доме напротив, жить вместе с Гвен, рожать и воспитывать чумазых детишек. Иногда ходить к соседке напротив, если уж слишком надоест однообразие.

Мысль прибежала, махнула хвостиком на прощание и умчалась в далекие дали…

Ослепительный свет прожектора протянулся через все небо и громоподобный голос резко объявил:

– В белых кварталах объявлен комендантский час! Начало – ровно через полчаса! Полиции разрешено открывать огонь на поражение без предупреждения! Повторяю…

Я стоял, прислонившись к фонарному столбу и размышлял. В блокнотике, что дал мне Антон ясно было указано, что к его «другу» ехать лучше поздно вечером. Однако комендантский час несколько спутал мои планы. Можно, конечно, рискнуть, но…

Из бара потянулись завсегдатаи. Они еще продолжали бурно обсуждать перипетии сериала и ругать «проклятых черномазых», но уже явно спешили разбежаться по домам.

Зло фыркая, подлетел черный глянцевый мотоцикл. Темноволосый парень успел два раза посигналить, прежде чем из «Фрэнзи» выскочила Гвен, на ходу натягивающая синюю спортивную курточку. Меня они не видели – я отступил в тень дома.

Следующей вышла вторая официантка. Она, нервно оглядываясь, застучала каблучками по мостовой. Дверь за ней захлопнулась, и все огни погасли. Вышибала остался ночевать в баре.

Я еще раз взвесил все «за» и «против» и последовал за девчонкой.

Мы прошли четыре квартала, прежде чем девчонка нырнула в подъезд одного из домов. Несмотря на всю свою подозрительность, она, кажется, не заметила меня. Однако сейчас стоило поспешить – кто его знает в какой квартире живет официантка!

Опасность я почувствовал слишком поздно. Лишь только я переступил порог, мой затылок взорвался ужасной болью, а из глаз во все стороны полетели разноцветные фейерверки. Огромным усилием воли я заставил себя не только не потерять сознание, но даже не упасть. Вместо этого я развернулся и принял следующий удар легкой, но от этого не менее опасной, шоковой дубинки на предплечье. Не скажу, что это было очень приятно, но у меня появился шанс ответить, которым я и воспользовался. Рука сжалась на нежной кисти девушки, выкручивая ее. Дубинка шлепнулась на пол, официантка коротко вскрикнула.

Я прижал девчонку к стенке, зажал рот раненой рукой. Девчонка кусалась и брыкалась, но по крайней мере боли от ее зубок я не чувствовал, рука еще отходила от соприкосновения с шоковой дубинкой.

Я судорожно пытался вспомнить, как ее зовут. Ведь была табличка, была…

– Клер! – наконец, вспомнил я. – Не кричи! Слушай, я тебя сейчас отпущу, хорошо? Только не кричи, пожалуйста. Мне только надо где-нибудь переночевать, понимаешь? Этот чертов комендантский час застал меня врасплох! А я не хочу снйчас в тюрьму, а уж тем более не хочу валяться в луже собственной крови, понимаешь?

Клер перестала биться в моих импровизированных объятьях, глаза стали более осмысленными. Она осторожно кивнула.

Я отнял руку от ее лица.

Девушка глубоко вздохнула, потом яростно толкнула меня в грудь и прошипела:

– Дурак! Мог бы просто подойти ко мне в баре и спросить. Или это новый способ знакомиться с девушкой?

– Я с другого города, – сказал полушутливо я, отпуская Клер. – Не знаю ваших порядков, красавица…

– Из столицы? – презрительно спросила официантка. – Сразу видно… вы там в место того, чтобы на подарки девушкам честным трудом зарабатывать, перед черномазыми на коленях ползаете.

Я не уловил особой связи между девушками и ползаньем на коленях, но на всякий случай ответил:

– А разве здесь все иначе?

Клер вдруг потупилась:

– Да, впрочем, и здесь также. Ты прав, мой загадочный незнакомец.

– Меня зовут Гарри, – сказал я, вспомнив толстого полицейского.

– Имя как имя, – пожала плечами Клер. Потом вдруг схватила меня за руку и потащила по лестнице наверх. На втором этаже она долго стучалась в неряшливо покрашенную синюю дверь, пока та не открылась. В узком проеме показалось сморщенное лицо миниатюрной старушки.

– Тетя Агнесс! – весело крикнула Клер, но все-таки промелькнула в ее голосе какая-то напряженность. – Дайте ключ, пожалуйста. Я с работы…

Старушка повозилась за дверью и протянула девушке связку ключей. Посмотрела на меня, неодобрительно покачала головой:

– Клер, когда-то я обещала твоей матери, что прослежу за тобой. И что же я вижу изо дня в день? Ты приводишь все новых и новых мужчин к себе, девочка! Твоя мать, Клер, была настоящей богобоязненной католичкой, а ты…

– Тетя Агнесс, пожалуйста! – воскликнула девчонка, озверело ковыряясь в допотопном замке. Наконец, он поддался, и дверь распахнулась. Мы сразу же оказались в большой и явно единственной комнате. Слева белела еще одна дверь – на кухню. Клер включила свет, и я смог осмотреться.

Довольно уютно. Светлые гардины на окнах, широкий экран телевизора, небольшой диванчик и столик перед ним. Кровать. Два шкафа, заполненные книгами. Мягкий пушистый ковер под ногами. Я снял ботинки и всунул ноги в потертые безразмерные тапочки-кролики.

– Это сестра моей мамы, – сказала про старушку Клер, разуваясь. – Все бдит и заботится обо мне и моей моральной чистоте. Такая зануда, если честно, что просто ужас! Есть хочешь?

Это уже ко мне.

Я помотал головой, разглядывая старинный меч в красивых позолоченных ножнах, который висел на стене.

– Настоящий? – спросил я.

– Что? А… Нет, это моего бывшего приятеля. Бутафория. Пат в театре работал. Там и стащил. Потом этот придурок меня бросил, в Джорджтаун уехал, а меч вот оставил. Ты не стесняйся, проходи. Ящик включи, если хочешь… А я сейчас. Перекушу чуть, умоюсь, переоденусь… Хорошо? – И не дожидаясь моего ответа, Клер умчалась.

Я прошел в комнату, сел на краешек дивана. Телевизор включать не стал, вместо этого потянулся к шкафу и наугад вытянул одну из книг. Книги у Клер были старинные, бумажные. На оболжке той, что оказалась у меня в руках, я с удивлением прочиел: «Практическая психология. Уилфорд Бэннингс».

– Точно есть не хочешь? – донесся голос из кухни. – У меня есть сухарики и палка колбасы! Хорошей, честное слово!

– Нет, спасибо! – крикнул я. Поставил книжку обратно на полку, осмотрел другие корешки. Нет, встречались здесь и относительно новые электронные книги, но большинство из них датировались прошлым, а то и позапрошлым веком. Я прошелся вдоль полок, разглядывая названия. Здесь все было вперемешку: любовные романы и книги по истории, фантастика и детские сказки, детективы и классика. Я достал еще несколько книг, пролистал. Ощущение было необычным, будто прикоснулся к далекому-далекому прошлому. К мыслям авторов, что хранили эти книги.

Когда-то, в юности, мы пропадали с Мариной в библиотеках. Я даже запомнил запах тех книг – пряный запах, навевающий что-то мимолетное… приключения, путешествия, что-то загадочное и необъяснимое…

– Я раньше в библиотеке для белых работала, – сказала Клер.

Я обернулся. Девушка стояла в проходе в легком полупрозрачном пеньюаре. На лице играла застенчивая улыбка, даже раны, оставленные болезнью, были менее заметны. Наверное, Клер замазала их кремом.

– А что с ней случилось? – спросил я, пытаясь не обращать внимания на практически обнаженное тело девушки.

– Черномазые сожгли, – пожала плечами Клер. – Кое-что нам с подружками удалось спасти. Вот… уже три года читаю, пока что не все перечитала. А ведь раньше, Гарри, даже когда в библиотеке работала, к книгам редко-редко прикасалась. Представляешь? Не тянуло как-то… А как библиотеки не стало… Будто дань погибшим книгам отдаю! Читаю-читаю-читаю… Все подряд – философские труды, энциклопедии, биллетристику… Ой, о чем это я… Погоди…

Она торжественно проплыла через всю комнату и присела на кровать, томно выгнувшись. Под пеньюаром явно обозначились упругая девичья грудь с маленькими коричневыми пятныщками сосков.

– Клер, я… Я не потому к тебе пришел, – сказал я хрипло.

Она как-то сразу вся обмякла.

– Мне и впрямь негде ночевать…

Клер вдруг заплакала. Горько, по-женски, взахлеб.

Я осторожно присел рядом с ней, нежно погладил по вздрагивающему плечику.

– Я тебе не нравлюсь, так? – спросила бывшая библиотекарша. – Я – уродина? Вот, что ты хочешь сказать? Так что ли?

– Не в этом дело, Клер, – горячо проговорил я, – просто я… Ну, понимаешь, я не хотел тебя обидеть, просто…

Она вдруг прижалась ко мне и провела по бедру правой рукой, поднимаясь все выше и выше. Слез – как не бывало. Из этой девчонки могла бы выйти неплохая артистка.

– Клер, ты – проститутка? – спросил я, осознавая всю нелепость своего вопроса.

– Ну зачем же так грубо, милый? – горячо проговорила девушка, проводя язычком по моей шее. – Я – просто бедная девушка, которая зарабатывает себе на кусок хлеба как может… Не переживай, родной… с тебя всего лишь сотка за ночь… Ведь это так дешево, правда? А я позволю абсолютно все… Все, что захочешь, мой милый… Ведь ты мне очень нравишься… я могла бы с тобой и бесплатно, честное слово, но нужда заставляет…

Глаза сухие, на губах играет улыбка. Притворялась она или нет?

Я осторожно сбросил ее ласковые руки со своих плеч:

– Клер, я заплачу тебе за ночь двести евро. Честное слово. Посплю на диване, а ты здесь, хорошо? Только сексом мы заниматься не будем. Я не хочу. И не потому, что ты некрасивая. Просто – сейчас не время и не место.

– Ты – импотент? – спросила она, внимательно всматриваясь мне в глаза. – Или голубой?

Я вспомнил Андрэ и улыбнулся, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться:

– Нет.

* * *

Клер переоделась в спортивный костюм и, весело дрыгая ногами, сидела рядом со мной на диване. Мы ели сухое печенье и запивали молоком. Печенье было ничего, а молоко ужасное – из порошковой смеси. По телевизору показывали уморительно смешное шоу (по крайней мере так считала Клер), и мы хохотали, рассматривая веселые ужимки дебильных клоунов и их ручных зверьков, отдаленно напоминающих смесь крокодила и кошки. Клер пыталась рассказать мне какой-то анекдот, связанный с этими необычными животными, а я припомнил случай из своей юности, когда мы с приятелем забрались в зооуголок факультета ксенологии и пытались стащить метровых крыс родом откуда-то с Альдебарана-4. Мы с Клер держались за руки и смеялись до слез, когда я дошел до того момента, когда одна из крыс ухватила моего друга за задницу.

Мы смеялись – беззаботно и весело.

Словно знали друг друга с самого детства.

– С тобой весело, Гарри, – вдруг сказала Клер, после очередного приступа смеха. – Черт… честно, даже не ожидала, что мне будет так весело. После смерти мамы все как будто пеленой какой-то накрылось… Понимаешь, все эти годы я живу будто впелене какой-то. Время уходит, но мне все равно. Словно робот какой-то – утром – в бар, вечером – домой, иногда трахаюсь с клиентами за деньги. И больше – ничего!

– Все будет хорошо, – пообещал я ей. В этот момент я действительно в это верил. Мир прекрасен. Пускай на данный момент он состоит всего лишь из этой комнаты и потерявшей веру в жизнь девушки.

– Ты замечательный, Гарри, – сказала тихо Клер, легонько коснувшись своей рукой моей ладони. – Прости… прости, что я подумала…

– Все в порядке, – заверил я девушку. – Хотя… ты не задумывалась, что однажды тебе попадется не клиент, а обычный вор или убийца?

Клер бесшабашно рассмеялась:

– Гарри, поучений мне и от тетушки вполне хватает. Давай не будем, хорошо? Воровать у меня почти нечего, ну кроме телевизора. Книги – кому они сейчас нужны? А убьют… да пускай. Ничего в этом мире нет, что меня держит. Честно-честно-честно! – И она наклонилась, разглядывая меня исподлобья, словно нашкодивший котенок. – Я не вреу. Ты мне веришь, Гарри?

– Не верю, – сказал я. – Если это так – ты бы уже давно шагнула с крыши ближайшего четырнадцатиэтажного дома.

– А у нас нет достаточно высоких домов, – тихо произнесла Клер.

– Есть и другие способы…

– Да ты оптимист, как я посмотрю! – воскликнула девушка. – Ладно, иди сюда, я тебе кое-что покажу.

Она потянула меня к окну, и отдернула занавески.

Мы стали рядышком.

Черное-черное небо, звезды-огоньки. Когда смотришь с земной поверхности, они вовсе не кажутся далекими и холодными.

– Я мечтаю заработать много денег, – сказала Клер, – и улететь отсюда. Путешествовать из мира в мир. Разговаривать с людьми и чужими. Бродить по развалинам давно исчезнувших таинственных цивилизаций. Мечтать о каждом новом путешествии. Предчувствовать то загадочное, с чем можно встретиться. И чтобы рядом был друг. Муж, любовник – все вместе, но главное – друг. Мой друг, с которым можно поговорить обо все на свете. Который понимал бы меня с полуслова. Только мой, понимаешь? И я бы была только его. И все звезды на свете – только наши! Хорошая мечта? Скажи мне, Гарри!

Я смотрел на звезды, пытаясь отыскать среди них ту, что обогревает Статику.

– Отличная, – сказал я.

– А какая у тебя мечта? – спросила Клер.

В другой момент я бы промолчал. Но ночь очистила мою голову от дурных мыслей. Давным давно кто-то сказал, что утро вечера мудренее. Этот умник, наверное, ложился спать в девять вечера и беспробудно спал до самого утра. А зря.

Ночь вечера мудренее. Утром все уходит…

– Я хочу помочь одной планете. Спасти ее, если угодно. Давным давно, Клер, я любил девушку. И мечтал только об одном, чтобы она была рядом. После ее смерти все мои мечты померкли и стали маленькими, недостойными меня. Понимаешь? Чтобы сделать хоть что-нибудь достойное ее памяти, я должен спасти весь мир. Как минимум, планету… Прав мой брат, плевал я на Стазис и Статику. Если бы не эта девушка, я спокойно…

Я замолчал, понимая смысл только что сказанного. Передавали ли по телевизору обо мне? И видела ли Клер эту передачу?

– Я сегодня рано утром записала на телик новости, – задумчиво сказала Клер, будто читая мои мысли. – С общего канала…

Я промолчал.

– У нас запрещено его просматривать, – закончила Клер. – Но все понемножку настраиваются. Даже черные. Пойдем, Гарри…

Мы снова уселись на диван. Клер отыскала пульт и нажал несколько клавиш. На экране возникло довольное лицо Дэвида Блоха. А рядом с ним стоял… Мда… Мой старый знакомый, Ден Малик. Малик белозубо скалился в камеру – даже синяк под глазом уже рассосался. А, может быть, поработали опытные гримеры.

– Журналистское расследование привело нас на Статику! – нагло улыбаясь заявил Блох. – Здесь мы встретились с людьми, которые так или иначе знали детектива Германа Лукина, который обвиняется в убийстве начальника винзавода «Офелия» господина Цвейга. Один из этих людей – мой коллега, господин Малик. Ден, вы хорошо знали господина Лукина?

– Здравствуйте, дорогие зрители! С вами вновь ваш любимый трупоед! – воскликнул Малик, выпучив свои рыбьи глаза. – Да, Дэвид, я прекрасно знаю детектива Лукина. Если честно, мы с ним некоторое время дружили. Вернее я думал, что дружили. На самом деле под личиной добропорядочного гражданина Лукин умело скрывал маску зверя. Как сейчас помню, за несколько дней до отлета со Статики Герман разговаривал со мной. Я заявил ему, что грядущая постройка горнодобывающего предприятия, конечно, поможет Статике преодолеть экономический кризис, но ведь надо и учесть резкое возрастание уровня преступности… В ответ Лукин выругался, притворился, что идет за напитками, а сам подло напал на меня со спины…

– Ублюдок, – смачно проговорил я. Было в этом Малике что-то такое неосознанно подлое… он напоминал мне ребенка, на которого даже просто обижаться как-то стыдно. Максимум, что стоило сделать – легонько хлопнуть сорванца по попке и поставить в угол. А потом простить – в очередной раз.

Во время речи Малика Блох глубокомысленно кивал, потом снова повернул свое ухоженное лицо в камеру и сказал: