Текст книги "Моя «Правда». Большие тайны большой газеты"

НА ПЕРЕПУТЬЕ

В Москву шли танки. Шли очень аккуратно, даже вежливо, строго в правом ряду, пропуская мимо себя легковые автомобили.

Я легко обгонял колонну, дивясь тому, что эти танки появились.

А потом вдруг увидел на Минском шоссе «окопокопатели». Их, очевидно, сняли прямо с учений, потому что роторы были грязные – машины не успели помыть.

В колоне танков «окопокопатели» выглядели забавно. Стало понятно, что технику собирали второпях. Но зачем?

На заседании редколлегии «Правды» все сразу выяснилось: создан «Государственный комитет по чрезвычайному положению» – ГКЧП.

Что греха таить, в «Правде» его появление было встречено с воодушевлением. Не помню, кто именно вел в этот день заседание редколлегии – И.Т. Фролова не было, он лечился, но руководство «Правды» сразу же поддержало все документы, пришедшие из Кремля.

Я выступил «против», сказал, что не привык, чтобы меня запугивали «канавокопателями»… За «политическую незрелость» я был сразу же отстранен от ведения номера. Этому я был рад, потому что надо было отправлять чернобыльских детей на отдых в Италию, а все рейсы военных самолетов были отменены. Получением «добро» на вылет одного борта я и занимался целый день. Наконец-то дозвонился до министра обороны, и он выделил один самолет для детей.

Сразу оговорюсь: в той политической ситуации августа 1991 года я не поддерживал ни одну из сторон. Все происходящее казалось мне каким-то фарсом, противоречащим здравому смыслу. Видел, что борьбу ведут Ельцин и Горбачев за власть, которая им нужна лишь для собственного «вождизма». Это я понял, когда написал книгу «Президент России, или Уотергейт по-русски», а потом и пьесу «Бильярд».

Однако устоять «над схваткой» не удалось.

На следующий день «Правду» попытались закрыть. Я увидел бронетранспортер, стоявший у здания, и группу людей в камуфляже, которые разогнали охрану здания и сами стали у дверей, никого не пропуская в редакцию. Решение было принято сразу же: из телефона-автомата я позвонил корреспондентам западных телекомпаний, и уже через час улица Правды была заполнена съемочными западными группами. Под прицелами телекамер мы и прорвались в здание.

Сенсационные репортажи о закрытии «Правды» прошли по всем крупнейшим телеканалам мира, и «люди Ельцина» – а именно они попытались захватить газету и закрыть ее – сразу же исчезли: в окружении нового «вождя нации» понимали, что нужна поддержка Запада, а там ведь могли и осудить за столь радикальные меры по отношению к прессе.

Но исчезли не только они, но и почти все члены редколлегии и политические обозреватели не появились на работе.

Но газета продолжала выходить…

Кстати, помогли ей выжить в то время не только верные «Правде» сотрудники, но и новые технологии, которые уже удалось освоить. Я имею в виду, в частности, те технологии, которые сегодня используются повсеместно. Именно в «Правде» появились первые компьютеры. В «Правде» были опробованы электронные технологии выпуска газеты. К юбилею полета Юрия Гагарина (25 лет со дня старта) была выпущена первая специальная вкладка, вторая была посвящена Великой Отечественной, третья – событиям в Чернобыле, четвертая – программе «Космос – детям». Новшество было опять-таки не поддержано редколлегией – ведь исправлять в подготовленных текстах ничего было нельзя. И кто-то верно заметил: «А мы тогда зачем нужны?» Действительно, новые технологии подразумевали владение компьютером, а в составе редколлегии «Правды» было немало людей, уже не очень способных осваивать новую технику. Впрочем, понятно, что на переломе эпох больше всего страдают именно ветераны…

Запрет Коммунистической партии Советского Союза вынудил коллектив «Правды» искать пути своего выживания…

Это было время страстей и скоропалительных решений. В руководстве газеты оказалось много случайных людей, думающих прежде всего о собственной выгоде.

На должность главного редактора был избран Геннадий Селезнев. Понятно, что по своим способностям и характеру ему не под силу было управлять таким сложным коллективом, а тем более спасать газету от гибели. Вот и началась ее «продажа». «Правду», и в особенности ее здание, а также авторитет и влияние на общество пытались заполучить многие. Селезнев выбрал «греков» – нет, не в переносном смысле слова, а прямом – греческих предпринимателей, объявлявших себя коммунистами.

Я вынужден был публично заявить, что в проданной грекам «Правде» работать не буду.

Меня в коллективе не поддержали. На общем собрании, где обсуждалось будущее газеты, я остался в одиночестве. Селезневу и грекам удалось убедить людей, что теперь им будет жить намного лучше, чем раньше.

Вечером ко мне в кабинет пришли три человека. Не буду называть их фамилии, потому что спустя несколько лет они признались, что совершили тогда ошибку… В общем, они попросили меня «наступить на горло собственной песне» и не продолжать борьбу за «Правду». Главный аргумент их был справедлив.

– Вы драматург и писатель, – сказали мне, – понятно, что человек вы обеспеченный, а сейчас под угрозой четыреста человек и их семьи, которым не на что жить, если газета прекратит свое существование. Просим вас уйти и не мешать…

Людям свойственно надеяться на лучшее, хотя чаще всего они ошибаются.

Мне уже исполнилось пятьдесят, и согласно закону, как участник ликвидации Чернобыльской аварии, я мог уйти на пенсию. Я дал слово, что прекращаю борьбу за «Правду», ухожу на пенсию, займусь собственным творчеством, нигде и никому служить не буду.

Слово свое я сдержал.

В той борьбе, что велась вокруг «Правды» и внутри ее, кода сменялись главные редактора, когда газету разделяли, когда один судебный процесс сменял другой, я не принимал участия. Для меня «Правда» умерла в 1991-м, когда стало ясно, что сражение за будущее страны мы проиграли.

Много лет прошло, но однажды позвонили из «Правды», попросили забыть прошлые обиды и обязательно написать материал к юбилею академика Сергея Павловича Королева.

Обид не было, а даже если бы и были, то о них следовало забыть, когда речь заходит о таких людях, как СП. Королев, о величии Родины, о том, о чем надо знать и помнить новым поколениям.

И есть еще одна причина, по которой я вернулся в коридоры «Правды», сузившиеся сегодня как шагреневая кожа до нескольких комнат. В нашей действительности осталось всего несколько органов печати, где имеешь возможность высказать свою точку зрения, отличную от «директивной» (так нам говорили в прошлом!). Сейчас цензура в средствах массовой информации намного объемней и безжалостней, чем в прошлом. Правда, она действует иными методами, но от этого суть контроля за обществом не меняется. К счастью, в нынешней «Правде» светится «окошко», позволяющее существовать современному инакомыслию.

Да и молодость свою нельзя забывать…

ПРОЩАНИЕ С «МИРОМ»

В так называемые «лихие 90-е» очень трудно было найти издание, которое правдиво и объективно освещало бы события в науке. И в космонавтике тоже. Особенно это проявилось в те дни, когда решалась судьба орбитального комплекса «Мир». Правительство заявило: «Денег нет!», и тем самым судьба легендарной станции была обречена. А жаль!

Среди множества газет лишь «Правда» попыталась каким-то образом повлиять на судьбу «Мира». Руководители газеты обратились ко мне с просьбой прокомментировать происходящее в космосе. Так появился материал «Прощание с „Миром“». Я хочу воспроизвести его в этой книге не случайно: к сожалению, сейчас многие забыли о той борьбе, которая развернулась вокруг «Мира», сражении, которое мы проиграли. Работаем нынче на Международной космической станции. К сожалению, научных успехов практически нет. В общем, только туристов в космос свозили… Были обещаны гигантские барыши от такой деятельности, но где они?

Вот я стараюсь напомнить о том, насколько «Правда» была права, отстаивая продолжение работы на «Мире». А почему? Давайте вспомним о том выступлении газеты, которым горжусь до нынешнего дня.

Пожалуй, имеет смысл начать с победных реляций. Перечень достижений может занять многие тома, причем каждый из них относится к конкретной области науки, а число их – многие десятки: от познания глубин Вселенной до изучения хода тончайших процессов в клетке. Более ста человек работали на орбитальной станции, каждый старался внести нечто новое, а потому прилетал на «Мир» со «своим» экспериментом. И такие инициативы приветствовались руководством полетами, так как обогащали каждый день эксплуатации станции, делали ее еще полезней и актуальней.

Только факты: «20 февраля 1986 года на околоземную орбиту была выведена станция „Мир“, являющаяся базовым блоком для построения многоцелевого постоянно действующего пилотируемого орбитального комплекса модульного типа. В состав орбитального комплекса „Мир“ в разное время могут входить конструктивно завершенные и оснащенные агрегатами и системами до пяти специализированных научных модулей, до двух пилотируемых кораблей „Союз ТМ“, до двух автоматических грузовых кораблей „Прогресс М“. В процессе эксплуатации возможно изменение как количества состыкованных в составе комплекса модулей, так и общей его конфигурации. Модульное построение комплекса позволило существенно расширить его возможности, значительно увеличить эффективность использования оборудования и улучшить комфорт космонавтов».

С тех пор прошло более 13 лет. Опыт эксплуатации «Мира» показал, что идеи, заложенные в этот уникальный космический комплекс, полностью себя оправдали. И, тем не менее, где-то в самом начале была заложена ошибка, которая и привела к нынешнему состоянию орбитальной станции. Чего же не предусмотрели конструкторы и ученые?

Как ни странно, ответ чрезвычайно прост: они не могли и представить, что станция в 2,5 раза превысит предназначенный ей срок существования!

Надежность «Мира» и стала тем самым «камнем преткновения», о который споткнулась космонавтика России.

Впрочем, это типично для нашей космонавтики, как ни парадоксально это и звучит. Вспомним хотя бы первый «Луноход». Планировалось, что он должен работать на Луне три месяца. Перед стартом Главный конструктор Г.Н. Бабакин признался мне, что если машина проживет там хотя бы пару часов, то это будет большой успех… А наш первый луноход оказался столь «живучим», что он работал на Луне долгие 11 месяцев! В три с лишним раза была заложена в конструкции надежность всех систем! Перестраховка? Отчасти «да», но именно таков был принцип создания космической техники в нашей стране. Он был в полной мере использован и при конструировании «Мира». Плюс к этому в орбитальную станцию закладывалась «система модулей», которая позволяла собирать конструкцию из отдельных блоков, в случае необходимости их можно было менять. И даже в случае аварийных ситуаций жизнеспособность станции сохранялась. Это подтвердилось и при ударе о «Мир» корабля – вышел из строя модуль, а сама станция продолжала работать. Короче говоря, принцип «подводной лодки» был реализован в космосе, и минувшие годы показали, что это удивительно надежная конструкция. И подобно своему дальнему предку – луноходу – станция «Мир» втрое превысила предусмотренный срок своей службы.

Только факты: «За первые десять лет полета станции „Мир“ установлены мировые рекорды продолжительности непрерывного пребывания человека в условиях космического полета. 366 суток работал на орбите экипаж третьей основной экспедиции В.Титов и М. Манаров. Их достижение превзошел В. Поляков, работавший 438 суток в составе 15-, 16– и 17-й основных экспедиций. Самый длительный полет среди женщин совершила Е. Кондакова – 169 суток.

На станцию „Мир“ совершили полеты 23 международных экспедиции из 11 стран. Совместно с основными экспедициями на станции работали экспедиции посещения с участием космонавтов Сирии, Болгарии, Афганистана, Франции, Японии, Великобритании, Австрии, Германии, Европейского космического агентства и США…

Космический орбитальный центр предназначен для проведения научно-исследовательских работ в различных областях фундаментальной науки и техники, медицины, биологии, астрофизики, материаловедения, исследования природных ресурсов Земли и т. д. Не существует на Земле научно-исследовательского центра, оснащенного таким комплексом оборудования (около 240 наименований аппаратуры из 27 стран). Медико-биологическая лаборатория станции „Мир“ не имеет аналогов на Земле. На комплексе „Мир“ проведено более 16,5 тысячи научных экспериментов…»

На Совете Главных конструкторов, который недавно определял судьбу орбитального комплекса «Мир», отмечалось, что «впервые в истории космонавтики на станции „Мир“ реализуется широкомасштабное комплексирование различных направлений исследований с задействованием многофункциональной аппаратуры России, США, Германии, Франции, Австрии, Голландии, Чехии и Европейского космического агентства». Казалось бы, все научные центры этих стран заинтересованы в том, чтобы и в будущем использовать свою аппаратуру, но…

«Мир» убивает не время, а Международная космическая станция, которая создается общими усилиями ряда стран, в том числе и Россией. Но все-таки главную роль играют американцы, именно на их долю ложится основная финансовая тяжесть этого уникального проекта. Действительно, создание МКС – это очень большое достижение мировой космонавтики, и, пожалуй, впервые начинается реальное международное сотрудничество в космосе, о котором мы говорили много десятилетий. К сожалению, ради этого сотрудничества, в котором нам уже не может принадлежать ведущая роль, Россия вынуждена пожертвовать своим «Миром».

Только факты: «Ракетно-космическая корпорация „Энергия“ им. С.П. Королева совместно с ведущими предприятиями космической отрасли в сложнейшей экономической ситуации в России удавалось на протяжении последних четырех лет выполнять пилотируемую программу на комплексе, в основном, за счет привлечения внебюджетных средств и кредитов коммерческих банков. Всего за эти годы вложено в развитие космической отрасли внебюджетных средств около 1 млрд. долларов. При этом государственная задолженность за выполненные работы постоянно нарастала и на 1 января текущего года составила более 800 млн. рублей».

В странном государстве мы с вами теперь живем! Денег нет ни на социальные программы, ни на науку, ни на создание современного оружия, ни на развитие Севера, ни на космонавтику. То есть на все то, чем прирастала слава и гордость Отчизны! А мы все говорим, что страдают нефтяные компании, банки, разные олигархи…

А теперь с прекращением работы станции «Мир» число безработных в России увеличится. Причем искать работу начнут специалисты высшей квалификации. Вот и получается, что нынче государство озабочено тем, чтобы лишить работы как раз тех, кто способен трудиться на то самое государство наиболее эффективно и плодотворно: ведь в нынешнее время самое дорогое – это знания и высокие технологии.

Только факты: «В программе по пилотируемой космонавтике в настоящее время участвуют более 200 предприятий, в которых работает несколько сотен тысяч квалифицированных специалистов. Прекращение работ приведет к массовым увольнениям на заводах и в конструкторских бюро. Эти предприятия находятся в Москве, Московской области, Санкт-Петербурге, Ленинградской, Самарской областях, Воронеже, Ижевске, Уфе, Ростове, Красноярске, Калининграде и других городах и развитых регионах России».

Во время беседы с руководителем полетами Владимиром Соловьевым я поинтересовался:

– Что сегодня радует в «Мире» и что огорчает?

– Ответ достаточно простой. «Мир» – это пилотируемый комплекс. Радует то, что он до сих пор «экспортный». Хорошо известно, где наша страна находится по своему развитию и благосостоянию – то ли третий десяток, то ли шестой: разные авторы приводят разные цифры… В общем, мирового уровня товаров очень мало, и «Мир», безусловно, в лидерах… Я и сам до сих пор удивляюсь, сколько на нем передовых технологий, в том числе и проведение экспериментов, организация работ и так далее. И эти технологии весьма привлекательны для всего остального мира – ничего подобного в других странах сделать не могут!.. Что огорчает? У нас есть определенные заделы, сформирован хороший коллектив по эксплуатации орбитальных объектов, наработан бесценный опыт. И соответственно есть возможность не только продолжать работы на орбите, но и поднимать их на новый уровень… Однако из-за того, что у нас по сути дела нет правительства, нет заинтересованности в таких работах, они двигаются с очень большим трудом или вообще стоят. Финансирования практически нет. Мы пытаемся вкладывать какие-то заработанные нами же деньги, но этого явно недостаточно. Какое-то полное равнодушие, безразличие не только к «Миру», но вообще к космонавтике и освоению космоса, и это не может не вызывать неприятных чувств: стараешься, стараешься, а в конце концов все кошке под хвост… Прости за несдержанность, но это так и есть!..

– И все-таки «Мир» придется сбрасывать в океан?

– Как руководитель полета, я лучше других понимаю, что утопить станцию несложно, но очень обидно – ведь действует нормальная станция, нормальный комплекс, и он может работать и работать… Не нужно обращать внимания на вопли злопыхателей, мол, нужно ремонтировать то или иное – ничего в этом необычного нет. А вот если проанализировать то, что мы делаем на «Мире», то выясняется: науки там много… На «Мире», невзирая на неприятности, связанные с разгерметизацией модуля, находится в рабочем состояние большое количество уникальной аппаратуры – только медицинского оборудования около 2–2,5 тонны! И как уверяют специалисты, не только наши, но и заморские, на Земле трудно найти такую лабораторию, в которой было бы аккумулировано столько такой высококачественной и высокоточной медицинской техники. По нашим прикидкам, стоимость научного оборудования на «Мире» более ста миллионов долларов. И что же, все это сбросить сразу в океан?! Мне, по крайней мере, решиться на это трудно…

Но наше правительство на такое решается! И об этом свидетельствует Заявление Главных конструкторов:

«В соответствии с Постановлением Правительства РФ от 21 января 1999 года № 76 проделана большая работа по поиску и привлечению зарубежных и отечественных инвесторов для продолжения дальнейшей эксплуатации орбитальной станции „Мир“. Однако все попытки привлечь средства инвесторов оказались безуспешными, и в настоящее время отсутствуют средства не только на продолжение пилотируемой программы на орбитальной станции „Мир“, но и на проведение управляемого спуска ее в заданный район Мирового океана».

Не правда ли, хорошо живется нашему руководству?! Мол, вы дорогие ученые и конструкторы, придумали орбитальную станцию, запустили ее, вот сами и добывайте деньги на ее существование, ну а мы будем лишь поздравлять вас с успехами да и иногда по праздникам ордена выдавать…

С двумя выдающимися конструкторами и учеными во время торжеств по случаю 275-летия Российской академии наук довелось мне переговорить. О судьбе «Мира» они высказались весьма категорично.

Академик В. Мишин:

– Топить надо станцию! Слишком долго наша космонавтика стоит с протянутой рукой, по всему свету милостыню просим… От такой работы пользы никакой, большего позора я не знаю…

Это мнение человека, который стоял у истоков нашей космонавтики рядом с Сергеем Павловичем Королевым. Вместе они запускали первый спутник Земли, вместе отправляли в полет Юрия Гагарина.

Академик В. Уткин:

– Станция «Мир» доживает свои последние месяцы. Она будет летать еще в автономном варианте, но мне кажется, что средств найти так и не удастся… Хорошо бы, чтобы правительство не забыло своих обещаний по поводу Международной космической станции. Мы можем оказаться за ее бортом, если по-прежнему будет такое же финансирование, как в прошлом. А все вместе отбросит Россию в те времена, когда она не сможет вести космические исследования, то есть мы окажемся в далеком прошлом…

Опасения наших выдающихся ученых оправданны: в истории человеческой цивилизации очень мало примеров, когда люди выбирают вместо будущего прошлое. К сожалению, Россия сегодня делает именно такой выбор. По крайней мере, в космонавтике.

БЕЛОРУССКИЙ РАССВЕТ

Отец у меня русский, мать – белоруска. А я кто?

Такой вопрос я никогда не задавал себе в советское время, потому что он не мог даже возникнуть: один народ, одно прошлое, общее будущее.

К сожалению, в 90-е годы пришлось искать ответ на подобные вопросы: ведь великую страну разделили не только границы по земле, но самое страшное – их пытаются провести и по нашим душам, по нашему разуму. «Национальный вопрос» вдруг стал чуть ли не главным, во многом определяющим суть происходящего вокруг.

Но себе изменить я не мог, и себя самого тоже. Вот почему я часто езжу в Белоруссию, стараюсь вновь и вновь подчеркивать, что нет у нас границ ни в душе, ни в разуме.

Публиковать о том, что вижу, с кем встречаюсь, о чем думают мои знакомые и друзья в Минске, могу только в «Правде». Для других изданий написанное «не формат».

Это не легенда. Это быль.

Конец войны. Еще по Бобруйскому тракту подтягиваются к передовой тыловые части. Еще слышна на Западе канонада, и потому на душе тревожно: а вдруг немцы вернутся?! Еще прошлое не ушло, а будущее не приблизилось – время затянуто дымом пожарищ, тянется вязко – живем ведь в вырытых наскоро землянках.

Ночи стоят темные, безлунные.

Я запас много лучин, нащипал их, высушил. Но спичек осталось две или три, дед бережет их, а потому ложимся рано, чтобы встать пораньше, до первых сполохов на востоке. Мне по-прежнему кажется, что не солнце встает, а зарево от горящих деревень.

Дед приучил вставать всех на рассвете.

– Это лучшее время, – говорил он, – потому что дает надежду на Победу.

Он партизанил два года. Потому и жил Победой. А когда взяли Берлин, узнал об этом, выпил полстакана самогонки и сказал, чтобы его не трогали. Лег на лавку и к утру помер.

Если доводится мне встречать рассвет, будь то при бессоннице или в самолете, летящем навстречу солнцу, на даче или на рыбалке (это случается чаще всего), я обязательно вспоминаю своего деда. Мудрость его таилась как раз в том, что он прекрасно понимал – только рассвет приносит ощущение цельности прожитого отрезка времени, надежду на успех и уверенность в победе.

Мне кажется, что родная моя Республика нынче переживает как раз такой Рассвет.

Наука Беларуси для меня Вселенная. В нее ввел академик В.Ф. Купревич, который сыграл, как мне кажется, решающую роль в становлении научных исследований на Белой Руси. Василий Феофилович был человеком нестандартным, неожиданным и очень романтичным.

Мы встретились в Кремле. На сессии Верховного Совета СССР. Среди большого количества банальных речей выступление президента Академии наук Белоруссии В.Ф. Купревича было неожиданным и сенсационным. Он говорил о том, что человеческую жизнь можно продлить до 300–400 лет уже сейчас, что жизнь бессмертна, так как космическое пространство наполнено «спорами жизни», которые путешествуют по Вселенной и, попадая в благоприятные условия (подобные тем, что на Земле), сразу же начинают развиваться…

Было начало 60-х годов, и слышать подобное было странным, но объяснимым. Ведь это было начало космической эпохи человечества, и все люди вольно или невольно становились романтиками. Время позволяло матросам, штурмовавшим Зимний дворец, и сельским учителям становиться академиками – известными учеными, как это случилось с Купревичем, и они в свою очередь возвышали науку до космических высот.

К счастью, традиции их пока не нарушены…

Я имею в виду стремление Беларуси в космос.

Время летит стремительно, а потому будущее всегда приходит быстрее, чем иногда этого хочется. И вот уже внучка поступает в университет, и ты удивляешься, насколько стремительно прошли годы.

А что же сделано за это время?

Наука России выживала. Она то уходила в небытие, то вновь появлялась на общественной арене, но каждый раз говорилось о недостатке финансирования, о деградации тех или иных отраслей, о том, что пора, наконец, заняться не экономикой нефти и газа, а экономикой знаний.

Что скрывать, но аналогичные процессы после распада СССР шли и в Белоруссии. Но так как в республике нет беспредельных минеральных и природных ресурсов, то отношение к науке здесь было иным. В общем-то, сразу стало понятным, что реформирование науки – это потребность сегодняшнего дня, а не будущего. Все, о чем звучит в России сейчас, в Белоруссии стало реальностью уже давно.

«Съезд ученых» – звучит непривычно в наше время. Отвыкли мы от таких «высоких» слов, а напрасно, потому что именно такие встречи коллег определяют нравственное состояние общества! Почти год ученые Беларуси готовились к этой встрече, и то, что она прошла эффективно и чрезвычайно полезно, ни у кого не вызывает сомнений. Съезд ученых не только одобрил ход реформ науки, но и стимулировал их.

Концепция развития науки Беларуси, одобренная учеными и руководством Республики, определяет приоритеты научно-технической деятельности. Это 11 целевых программ, которые нацелены на выполнение масштабных проектов. Научные силы республики объединены в мощные центры, во главе которых стоят крупнейшие ученые Академии.

Космос, энергетика, развитие села, здоровье нации, биологические технологии, электроника и оптика, машиностроение – всем этим сегодня занимаются ученые Беларуси. Естественно, они работают вместе со своими коллегами из соседних стран, и в первую очередь с учеными Российской Академии наук.

Авария на старте

Неудача при запуске первого спутника Беларуси могла вызвать уныние и разочарование. Казалось бы, именно эти чувства должны властвовать над создателями космической техники – ведь более трех лет они денно и нощно создавали «Белку» (так ласково называют в Минске своего первенца «БелКА» – Белорусский космический аппарат).

Но я ошибся.

Разочарование, безусловно, было, когда на 85-й секунде полета произошла авария ракеты-носителя, но Президент А.Г. Лукашенко, который был в ту ночь на Байконуре, сразу же сказал, что надо делать второй спутник, и это смягчило боль от потери. В космос нет гладких дорог, неудачи подстерегают здесь на каждом шагу, потому что нет одинаковых пусков, ракет и спутников – все в космосе неповторимо. Ученые Беларуси об этом знают не понаслышке – еще в середине 70-х годов они делали первых космических фотографов-разведчиков для нужд обороны Советского Союза, и тот опыт, бесспорно, пригодился нынче. Космос требует особых технологий, новых методов работы, интеллектуальных порывов, новейшей техники и нестандартного приборостроения – и все это называется «космической индустрией». Если она есть в стране, значит, у нее соответствующий уровень развития и прогресса. Запуск своего спутника – свидетельство тому.

Наивно и даже нелепо утверждать, что прорыв в космос для Беларуси – это амбиции, удовлетворение тщеславия, повышенная самооценка возможностей. Если все измерять таким аршином, то вольно или невольно можно оказаться среди невежд, потому что только они воспринимают космос как некое политическое деяние. На самом же деле участие в космических исследованиях сегодня – это и зеркало, позволяющее судить об уровне науки в стране, и локомотив, который тянет экономику в будущее. Именно экономику, потому что развитие космической индустрии позволяет рваться науке и технике вперед.

Это логическое объяснение того, почему в Беларуси существует программа внеземных исследований, создаются спутники Земли и строится Центр управления полетами.

Зачем Беларуси спутник?

Как и любой стране, он нужен для дистанционного зондирования полей, лесов, водохранилищ, сельскохозяйственных угодий и болот. А также для контроля лесных пожаров, других стихийных бедствий, строительства дорог, поселков и городов. «Космический глаз» видит все, а потому сегодня съемки из космоса не только весьма ходовой товар, но и достаточно затратный. Тем не менее, снимки из космоса дешевле, чем аналогичная земная съемка.

Кстати, обработку космических съемок будут вести в Минске на суперкомпьютерах, которые созданы усилиями ученых России и Беларуси. Я имею в виду общую программу, которая уже реализована. Первые мощные компьютеры работают в Академии наук Беларуси, в Московском университете. Лишь несколько стран – США, Япония и Китай – способны выпускать столь мощные электронные машины, без которых трудно вести исследования на околоземных орбитах.

Может быть, пользоваться спутниками других стран?

Так и поступают сегодня те государства, которые сами не способны работать в космосе. Однако несложные экономические подсчеты показывают, что лучше все-таки запустить свой спутник (если есть, конечно, такая возможность), чем постоянно платить за космические снимки. Да и цена их, подобно газу и нефти, постоянно растет. Вот почему все больше стран предпочитают иметь на орбитах собственные космические аппараты. Среди них – и Беларусь.

Центры поиска и надежд

Реформирование науки в Белоруссии завершено. Разработаны Государственные комплексные целевые научно-технические программы. Их всего одиннадцать. Это, так сказать, «главные направления удара». И для их реализации в Республике созданы научно-производственные центры и производственные объединения. Ученые и инженеры, конструкторы и технологи, академики и молодые специалисты собраны вместе, в единый кулак, чтобы в кратчайшие сроки и с минимальными затратами решить самые важные проблемы. О них Председатель президиума НАН Беларуси профессор Михаил Мясникович высказался предельно ясно:

– Для того чтобы рос жизненный уровень граждан Беларуси, чтобы гармонично развивалось общество, нужен активный рост высокотехнологичных компаний, создание совершенно новых предприятий и производств. В этих целях президентом страны утверждена Государственная программа инновационного развития Республики Беларусь, подготовленная по его поручению Правительством и учеными. Все без исключения НИИ, КБ, вузы обязаны определить свое место в ее реализации, имея в виду, что около 70 процентов проектов программы планируется реализовать на базе научных отечественных разработок. Сверхсложная и очень ответственная задача для научного сообщества. Ведь большинство проектов – это совершенно новые для нас проблемы. Инновационная система должна обеспечить устойчивый и необратимый путь развития нашей страны – в этом ее основная суть…

Для тех, кто нынче знакомится с наукой Беларуси, поначалу покажется странным, что во главе научно-технических центров стоят не ученые с многочисленными званиями (а таких в Республике немало!), а практики – люди, которые совсем недавно работали в министерствах и ведомствах, на предприятиях и в сельскохозяйственных комплексах. Чаще всего у них научные звания – кандидаты наук, лишь иногда – доктора, а в подчинении – известные академики, лауреаты, даже Герои Труда. Такая ситуация непривычна, но в ней, оказывается, скрыта та самая «пружина», которая стимулирует развитие исследований, делает их нужными сегодняшней жизни. Ликвидируется та самая пропасть, что всегда существовала между наукой и практикой, когда на протяжении десятилетий говорилось о «внедрении достижений науки в практику». Причем уже само понятие «внедрение» подразумевало нечто насильственное, чуждое, подчас даже враждебное. Так и воспринималось как учеными, так и общественностью.