Текст книги "Страх"

– Старший лейтенант, куда же вы?! – крикнул я вдогонку. – Это бандиты, уверяю вас! – Но это, скорее, был крик отчаяния.

Старлей обернулся и сделал мне внушение:

– Гражданин Забродин, ведите себя прилично!

Это называется – приехали! Вот, блин, нет в жизни счастья! Я же говорил – сегодня у меня самый черный день в жизни. Не зря душа даже водки не принимала.

– Я же вас предупреждал, Дмитрий Константинович, – укоризненно сказал Петров и кивнул своему молчаливому помощнику, сидящему рядом со мной. – Саша!

Тот достал из кармана шприц с какой-то жидкостью и прямо через куртку сделал мне укол в предплечье. Я застонал от нестерпимой боли, затем мне стало жарко.

Последнее, что сохранило мое сознание перед тем, как вырубиться, был голос стюардессы: «Граждане пассажиры! Экипаж самолета привествует вас на борту и желает вам приятного полета. Наш самолет совершает рейс: Новосибирск – Волгоград…» Я ещё успел подумать: «Экие хитрованы, мать их. Они спешат смыться из Новосибирска первым же рейсом. Понимают, что меня могут в любой момент хватиться».

Глава пятая: Бегство.

Выслушав Калюжного, Олег Дмитриевич Друганов с сомнением спросил:

– Так ты полагаешь, что в этом замешан ваш прокурор?

– Я в этом убежден, дядя Олег.

– Да-а, дела-а! – озадачено проговорил Друганов. – А что было на той кассете?

– Лучше, дядя Олег, вам этого не знать. Из всех, кто видел запись, в живых остался лишь я, да и то не знаю – надолго ли.

– Ты меня никак пугаешь? – усмехнулся Друганов. – Мне в жизни приходилось столько рисковать, что тебе и не снилось. И потом, я уже, слава Богу, пожил на этом свете. Поэтому, хотел бы знать, – что за тайна такая, ради сохранения которой уже убили столько людей.

И Эдуард Васильевич был вынужден все рассказать. По мере продвижения его рассказа лицо бывшего летчика-испытателя все более суровело, на скулах явственно проступили желваки.

– Неужели все обстоит так серьезно? – озадаченно спросил он, когда Калюжный закончил.

– Серьезней некуда, дядя Олег.

– А ведь я за него голосовал. Надеялся, что он наведет в стране, наконец, порядок.

– Я тоже надеялся, – вздохнул Эдуард Васильевич. – Порядок-то он может быть и наведет, но только угодный этим олигархам.

– Но как тебя-то угораздило во все это вляпаться?! Ведь ты же всегда был очень осторожным и сторонился всяческих конфликтов. Ты даже никогда не поддерживал политических анекдотов.

– Возможно, потому и угораздило.

– Не знаю, не знаю. Что собираешься делать?

– Надо пока отсидеться, переждать время.

– А кассета у тебя?

– Да.

– Ты её собираешься обнародовать?

– Дядя Олег, не будь наивным! Ты думаешь, что кто-то рискнет это сделать?

– Ты полагаешь, что в стране не осталось честных и порядочных людей?

И Калюжный понял, что допустил непростительную ошибку, рассказав Друганову о содержании видеокассеты. Этот настырный старик не захочет молчать, а это может повлечь самые непредсказуемые последствия.

– Нет, я так не считаю. Но они, эти честные и порядочные, уже не способны переломить ситуацию и хоть что-то изменить. Как ты не понимаешь, что все сейчас в руках этих олигархов – и суды, и прокуратура, и ФСБ, и милиция. Везде в руководстве их ставленники.

– Но я также понимаю, что рано или поздно народ поймет, что его ещё раз обманули. Нового обмана он власти не простит. И тогда ей не поможет никто.

– А-а! – начал заводиться Калюжный. – Ты, дядя Олег, безнадежно отстал от жизни. О каком народе ты говоришь? Где ты его видел? Пьяницы, наркоманы, бомжи, проститутки, транссексуалы, рэкетиры, киллеры, целая армия боевиков мафии, или желторотые юнцы, готовые за «сникерсы» и красивые шмотки продать родную мать – это ты называешь народом?

– Нет, это всего лишь пена, возникающая всегда, когда море начинает штормить. Но новая свежая волна смоет и эту пену и все остальное, – спокойно возразил Друганов.

– Ну, надо же! – удивился Калюжный. – Тебе бы, дядя Олег, книги писать. У тебя бы очень здорово могло получиться.

Но Олег Дмитриевич не обратил внимания на его слова, продолжал:

– Я говорю о своих соседях по даче, по дому, о своих товарищах, которые также, как я, переживают то, что происходит со страной и всеми нами. Если ты их не знаешь, то я тебе сочувствую.

– Да, бросьте вы! – в раздражении махнул рукой Калюжный. – Что они могут эти ваши друзья и соседи?! Им в очередной раз навешают лапшу на уши, и они побегут голосовать за очередного «спасителя Отечества».

– Зря ты так о нас неуважительно, – хмуро проговорил Друганов. Глаза его стали жесткими и колючими. – Да, наш народ слишком доверчив и терпелив. Этим они пока и пользуются. Но когда его терпение лопнет, то я им не позавидую… Ты зачем ко мне приехал?

– Можно мне пожить у вас немного?

– Бога ради! Живи сколько вздумается. Пойдем, у меня для тебя есть подарок.

Они прошли в дом. Олег Дмитриевич спустился в полуподвал и через пару минут вернулся с железным ящиком в руках. В кухонном столе нашел сейфовский ключ, открыл ящик и достал из него небольшой хромированный браунинг, протянул Калюжному.

– Держи. Оружие не ахти какое, но все же. Теперь тебе без него ходить нельзя, в любую минуту они могут заявиться.

– Спасибо, дядя Олег! – искренне обрадовался Калюжный, беря браунинг. Что ни говори, а оружие придавало уверенности. – Откуда он у вас?

– Это, когда я ещё в ВВС служил, был награжден им лично командующим за умелые действия в учебном бою. Раньше это было принято.

– А вы как же?

– Что – я? – не понял Олег Дмитриевич.

– А вдруг, они сюда?

– Для этой цели у меня есть «тозовка» и охотничье ружье. Так-что, есть чем держать круговую оборону. – Друганов весело подмигнул Калюжному. – Не дрейфь, Эдик, прорвемся. Они, эти олигархи, лишь с виду такие страшные, а тряхни их как следует – рассыпятся. Уверен, что многие, кто им сейчас служит, их ненавидят не меньше нашего.

– Спасибо, дядя Олег! – ещё раз поблагодарил Калюжный за столь щедрый подарок.

* * *

Вечером Эдуард Васильевич сходил на Золотую горку и позвонил жене из автомата.

– Ира, я тут в командировке, – соврал он. Посвящать жену в истинные причины своего отсутствия Калюжный не хотел. Мало ли что она может подумать и как все это воспринять. – Так-что ты меня не жди.

– В командировке?! – удивилась она. – А что же ты мне утром об этом ничего не сказал?

– Утром я и сам не знал. Так получилось. Москва срочно запросила заключение по жалобе. Вот меня и послали кое-что проверить.

– Ты откуда звонишь?

– Из Искитима.

– А что же не едишь домой? Ведь из Искитима всего каких-то два часа на электричке?

– Я же сказал – срочное задание. У меня здесь много работы.

– Ты и сейчас что ли работаешь?

– И сейчас.

– Ну, как знаешь, – смирилась жена. – А тут к тебе недавно один товарищ приходил.

Сердце у Эдуарда Васильевича упало. «Начинается!» – с токой подумал он. Спросил:

– Какой ещё товарищ?

– Он представился Григорием Борисовичем, сказал, что вы вместе учились в Университете.

– И что ты ответила?

– Сказала, что ты на работе. Он выразил сожаление и ушел.

– Он не говорил, что ещё придет?

– Нет, не говорил.

– Вот что, Ирина, до моего звонка ты не должна открывать дверь ни под каким предлогом. Поняла?

– А что случилось?! – не на шутку встревожилась жена.

– Я тебе потом все объясню. Если кто попытается проникнуть в квартиру, немедленно звони в милицию.

– А этот, Григорий Борисович. Он кто?

– Понятия не имею. Но то, что у меня нет и никогда не было такого товарища – это однозначно.

– Эдуард, ты что-то от меня скрываешь?! Мне страшно! Приезжай скорей.

– Я утром позвоню и мы все решим. А пока никому не открывай дверь и все будет хорошо. Не волнуйся.

– Как же мне не волноваться, когда ты тут такого наговорил, – заплакала Ирина.

«Зря я её оставил, – подумал Калюжный. – Теперь эти сволочи ей покоя не дадут».

Но он прекрасно осознавал, что возвращаться домой за женой – значит, подписывать себе смертный приговор.

– До свидания, Ирина! – сказал Эдуард Васильевич и повесил трубку. Утро вечера мудренее. Может быть завтра и придет что-нибудь толковое в голову, а сегодня столько всего свалилось, что мозг буквально изнывал от перенапряжения.

Вернувшись на дачу, Калюжный лег и попытался уснуть. Но сон не шел, хоть убей. Мешала тревога. Что же теперь будет с ним, с Ириной и вообще? Ему было страшно. Страшно так, как никогда прежде не бывало. Впрочем, ему всегда было страшно, но так, по мелочам. Жил с оглядкой, как бы чего не вышло. И вот его настигла настоящая беда, а он к ней, практически, не готов. Очень даже не готов.

Промучавшись около часа, Калюжный встал, накинул на плечи ветровку, прихватил сигареты, вышел на веранду, сел на высокое крыльцо, закурил. Ночь была прохладная, сырая, безлунная. Хоть глаз коли. В голове роились невеселые думы. Похоже, кончается жизнь. Уцелеть в ситуации, когда против него работает мощная, хорошо отлаженная машина у него нет никаких. Ну побегает он ещё какое-то время будто заяц, но его неизбежно найдут и… А, да что говорить! Интересно, есть ли что за пределами земного бытия? Или все также черно, как вот эта ночь? А если и есть, что он там предъявит? Самое печальное, что за сорок три года ни одного яркого воспоминания. Разве-что рождение сына, а остальное – сплошная серость. Он не совершил ни одного поступка. Все осторожничал, все выгадывал. Ради чего? Ради спокойствия? Но ведь не было его, спокойствия. Не было. Дурацкая какая-то жизнь получилась. Да и получилась ли? Вот вопрос. Он все свои сознательные годы простоял на остановке, все чего-то ожидая. Но так и не дождался. А жизнь, похоже, уже заканчивается. Очень даже похоже.

Глава шестая: Колесов. Что же делать?

Дело до того раскрутилось, до того разраслось, что теперь об отпуске и мечтать не приходится. А мы с Леной думали этим летом съездить на Телецкое озеро. Съездили, называется. Эх, ма! Лена говорит, что это не работа, а издевательство. В шутку, конечно. А вообще, я работой вполне доволен. Интересная. И платят, по сравнению с остальными, неплохо. Так что, жить вполне можно. А когда рядом работает твой лучший друг, так вообще здорово. Он, Дима, конечно немного баламут, не без этого. Порой, эти его приколы кого угодно могут довести до белого каления. На что я, знаю его как облупленного, и то иногда завожусь. Но все это Дима не по злобе, а от веселости характера. Таким уродился. Не всем же быть колесовыми. Со скуки можно было бы помереть. Верно? Потому и нужны беркутовы. Для баланса жизни и полноты ощущений.

Рокотов поручил мне выяснить – почему убийцы хотели подставить именно директора Электродного завода Самохвалова. Да он и не директор, а назначенный арбитражным судом внешний управляющий. Поговорил я с ребятами из управления по борьбе с экономическими преступлениями, посмотрел имеющиеся у них материалы, побывал в арбитражном суде, посмотрел дело о признании завода банкротом, съездил на завод, побеседовал с некоторыми работниками, бывшем директором Леонидовым. Словом, работы много уже проделал. Но чем больше знал, тем меньше понимал. Правда. И вообще, с этим заводом какие-то странные вещи происходили и происходят. До развала Союза это было одно из самых процветающих предприятий, приносящее большие прибыли не только стране, но и области. А с момента объявления тотальной приватизации стал стремительно хиреть и разваливаться. Продукцию завода по какой-то непонятной причине отказывались покупать не только иностранные фирмы, но и отечественные. Леонидов убежден, что все это делалось сознательно, чтобы довести завод до банкротства. Будто ещё до начала приватизации, был составлен список предприятий, подлежащих обязательному банкротству. И Электродный завод значился в этом списке. Сколько он с бывшим губернатором области ни боролись за завод, ничего не помогло. Если все так, как говорит Леонидов, то ведь это самое настоящее вредительство. Тех, кто это делал, судить надо, как предателей. После всего этого и задумаешься, – а все ли было так однозначно в тридцатые годы, как сейчас об этом говорят?

Лет десять назад у меня случился аппендицит и я попал в больницу. Вместе со мной в палате лежал старик с грыжей. Так вот тот старик рассказал очень любопытную историю. Как раз в тридцатые годы он работал в колхозе. А была тогда пахотная пора. И стали у них трактора один за другим останавливаться из-за поломки небольшой, но очень дефицитной детальки. За каждой из них надо было в город ехать. А что такое добраться до города в весеннюю распутицу при тогдашнем отсутствии дорог? То-то и оно. Подозревали, что их, детальки эти, кто-то сознательно ломает. Но как обвинишь человека в воровстве, не поймав за руку? И тогда решили комсомольцы колхоза организовать дежурства на полевых станах, где трактора работают. Мой сосед попал дежурить на такой стан, где работали отец с сыном. Отец – трактористом, а его сын, шестнадцатилетний паренек – прицепщиком. Вечером сидят во времянке, пьют чай. И видит комсомолец, что паренек что-то засуетился, засуетился и шасть из сторожки. Он немного подождал, и за ним. Смотрит, а тот у трактора и плоскогубцами, пытается ту детальку сломать. Комсомолец к нему. «Ах ты, такой-сякой!» И ну его волтузить, А тот растерялся, плачет: «Это папка меня заставляет». Вернулись во времянку. Тракторист обо всем догадался, схватил ружье и на комсомольца. Тому удалось ружье вырвать. Выбежал, выбросил его подальше в кусты. А когда вернулся, то тракториста уже след простыл. Потом его в соседней области нашли.

Эту историю я собственными ушами слышал. Но если такое было в каком-то глубинном колхозе, значит было вредительство в стране. Зачем же все приписывать культу личности Сталина. А сейчас? Кто ответит за развал того же Электродного завода? Ну ладно, объявили банкротство, назначили внешнего управляющего. Стало от этого лучше? Как бы не так. Самохвалов будто сознательно все ведет к полной остановке завода. Спрашивается – почему? Чтобы продать его с молотка? То-то и оно. В последнее время на заводе вообще происходят странные события. Убиты двое молодых работников завода: девушка и парень. Девушка была активным членом общества по спасению завода. Убийства, по всему, заказные. Кто стоит за ними? От всего этого у меня голова кругом. Точно.

Вечером пришел Дима и такое рассказал, что впору кричать. После всего этого руки сами-собой опускаются. Такое бессилие ощущаешь, что жить, если честно, не хочется.

Пошли с Димой в кафе, выпили немного и разошлись. Настроения никакого. Да и о каком настроении может быть речь, когда в стране такое творится.

Лена почувствовала, что со мной что-то неладное, стала распрашивать. Но я ничего не стал ей говорить. Зачем ещё её нагружать подобными проблемами? Сказал, что просто устал на работе. Поужинали, посмотрели немного телевизор и легли спать. Но не спалось, хоть тресни. Я уж и пробовал считать, и внушать себе, что надо обязательно спать, и пробовал расслабиться. Ничего не помогло. Представляю, каким я буду завтра на работе.

И тут зазвонил телефон. Я включил настольную лампу, машинально взглянул на часы. Было половина второго. Взял трубку, сказал:

– Алло, слушаю.

– Здравствуй, Сережа! – услышал голос Светланы, жены Димы. И уже по её голосу понял, что с ним что-то случилось.

– Здравствуй, Света! Что случилось?!

– Ты не знаешь, где Дима?

У меня внутри будто что обовалось. Понял, что с другом случилась беда. Ведь мы с ним расстались где-то около десяти и он точно пошел домой. Да и куда ещё можно идти с таким настроением, как у него? Даже если медленным шагом, то все равно в половине одиннадцатого он должен был бить дома. А сейчас половина второго. От самых страшных предчувствий у меня помутилось в глазах и запершило в горле. Я закашлялся.

– Что с тобой? – спросила Светлана, ещё более взволновавшись.

– Першит что-то. Наверное, простыл.

– Ты видел сегодня Диму?

– Ну да. Утром на оперативке, – соврал я. – Он был, как всегда, весел, шутил.

– А что это ты о нем, как о покойнике? – голос у неё стал хриплым от волнения.

– Да что ты такое говоришь?! – возмутился я. – Типун тебе на язык. Просто, я хотел сказать, что утром у него было обычное настроение. Да ты не волнуйся, Света, ты же знаешь, что с Димой в принципе ничего не может случится. Он ведь завороженный.

– Потому и волнуюсь, что слишком хорошо его знаю. – Сыветлана расплакалась.

А я женских слез не то-что не выношу, я от теряюсь и начинаю плохо соображать. Потому, наверное, и ляпнул:

– Да не плач ты, Свет. Он из любой ситуации выкрутится.

Она сразу же ухватилась за мои слова.

– Ты от меня что-то скрываешь?! Что с ним, говори?!

– Да ничего я не знаю. Опять какую-нибудь операцию придумал. Он любит делать сюрпризы. Объявится.

– Господи! Только бы был живой! – сказала она и положила трубку.

А я сидел с трубкой в руке и никак не мог сообразить, что же делать.

Лена, слышавшая мой разговор со Светланой, спросила:

– Это звонила, Света?

– Да, – кивнул я.

– Что-нибудь с Димой?

– А-а! – махнул я на неё рукой, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться. У меня было такое предчувствие, что мы с Димой больше никогда не увидимся.

– Что с ним? – уже требовательно спросила Лена. – Ты знаешь, что с ним?

– Не знаю, но догадываюсь, что ничего хорошего. Мы с ним расстались в десять и он пошел домой. Это я точно знаю.

– Ну и?

– Его до сих пор нет дома. Представляешь?!

– А что ты сидишь, как… – Не договорив фразы, она решительно встала, накинула халат, ключила люстру.

А я совершенно растерялся и никак не мог сообразить, что же предпринять. Вчерашний разговор с Димой, бессоница, это страшное сообщение Лены меня выбили из колеи, окончательно доконали. Лена права, я действительно сейчас был похож на мокрую курицу. Точно.

– А что делать?! – спросил я её и ощутил, как по щекам текут слезы.

– Ну я не знаю. Звони начальству. Поднимай на ноги всех ребят. Ведь надо же что-то делать!

– Да-да, ты права, – тут же ухватился я за это её предложение, хотя, если честно, давно сам должен был сообразить.

Позвонил Рокотову. Он выслушал молча. Коротко сказал:

– Через сорок минут быть всем у меня в кабинете, – и положил трубку.

А я стал названивать ребятам. Пока я это делал, Лена уже оделась, умылась, причесалась, принесла мне чашку кофе.

– А ты-то куда собралась?! – удивился я.

– Пойду к Светлане. Представляю, каково ей сейчас одной.

– Какая ты у меня, Лена, умница! – едва не прослезился я от поступка жены.

– Просто, ты никогда не бывал в нашей шкуре. Если бы хоть раз побывал, то не умилялся бы сейчас, а воспринял мое решение, как естественное и закономерное, – серьезно ответил Лена.

Я наверное нмикогда не перестану удивляться своей жене. Она всегда говорила четко и по существу. Я уже не раз полушутя, полусерьезно говорил ей, что опером надо было работать не мне, а ей, больше было бы пользы.

В половине третьего все сотрудники нашего управления уже сидели в кабинете Рокотова. Здесь я увидел и Вадима Сидельникова. Я ему не позвонил, считая, что он все ещё в командировке. Я сел рядом и, наклонившись к нему, прошептал:

– Привет, Вадим!

– Привет!

– Ты когда вернулся из командировки?

– Вчера вечером.

– А откуда узнал об экстренном сборе.

– Мне шеф позвонил. Я ему вчера сообщил, что прибыл.

– А почему мне не сообщил?

– Я звонил, но тебя не было дома.

– Разговорчики! – сказал Владимир Дмитриевич, восстанавливая тишину. Объвел всех нас строгим взглядом. – Говорить, что нас всех сюда привело, думаю, не имеет смысла. Мы должны предпринять самые срочные меры по поиску нашего товарища подполковника Беркутова Дмитрия Константиновича. Во-первых, у кого какие мнения по его исчезновению?

– Разрешите, товарищ полковник? – сказал Сидельников.

– Да, Вадим Андреевич, слушаем вас.

– Версии может быть две: либо его убили, либо похитили в качестве заложника, чтобы в последующем диктовать нам свои условия. Считаю, вторую версию более предпочтительной.

– Почему?

– Я ещё не слышал, чтобы киллеры, убив жертву, увозили её с места преступления.

– Возможно, что мы просто не нашли ещё его труп, – возразил Рокотов.

– Возможно, – кивнул Вадим, – но не думаю, что Дмитрия могли убить по дороге домой.

– Почему?

– Беркутов опытный оперативник и смог бы обнаружить слежку. Нет преступники бы не стали рисковать. Гораздо спокойнее было дождаться его у дома.

– Логично, – согласился шеф. Обратился ко мне: – Сергей Петрович, вы хорошо помните, где вчера расстались с Дмитрием Константиновичем?

– Да, конечно.

– Надо будет взять кинолога с собакой, чтобы полностью исключить версию – убийство по дороге домой.

– Хорошо, Владимир Дмитриевич, – ответил я. – Но у меня есть дополнение к версиям Сидельникова. Его могли захватить с тем, чтобы узнать, что нам известно о видеокассете и всем остальном.

– Это маловероятно, – тут же забраковал мою версию Рокотов. – Прошли те времена, когда преступники действовали бы так примитивно. Они, уверен, заранее знали, что от Беркутова им ничего не добиться. Нет, они бы не стали в данном случае рисковать напрасно.

– А не связано ли его похищение с его прошлогодней деятельностью на Кавказе? – сказал Динис Хлебников.

– Вряд ли, – усомнился полковник и в версии Хлебникова. – Прошло уже около года. Нет, не думаю. Итак. остановимся на версии Вадима Андреевича – Беркутов захвачен преступниками в заложники с целью последующего шантажа и предъявления нам своих требований. Если это так, то я почти уверен, что за этим стоит люди Сосновского и Лебедева. Поэтому они попытаются вывезти Беркутова на свою территорию, то-есть в Москву. – Рокотов посмотрел на часы. – Когда у нас первый рейс на Москву?

– Через три с половиной часа, товарищ полковник, – ответил Хлебников.

– Вадим Андреевич, – срочно отправляйтесь в аэропорт Толмачево и вместе с оперативниками города Оби и аэропорта организуйте поиск Беркутова.

– Хорошо, Владимир Дмитриевич, – ответил Сидельников вставая. – Разрешите идти?

– Подождите. – Рокотов повернулся к майору Молостову. – Евгений Михайлович, что у нас с размножением фотографий?

– Через полчаса все будет готово, товарищ полковник.

– Но хоть сколько-то уже размножено?

– Я думаю, что уже больше половины.

– Тогда дайте необходимое количество майору Сидельникову. Да, Вадим Андреевич, возьмите мою машину. Она у входа.

– Спасибо. Разрешите идти.

– Как говориться, с Богом.

Сидельников с Молостовым вышли. Рокотов сказал, конкретно ни к кому не обращаясь:

– По тревоги поднят весь оперативный состав отделов и отделений уголовного розыска территориальной и траспортной милиции, оповещены сотрудники ГИБДД. Наша задача – организовать должным образом руководство поиском.

– А они его могли это… В соседние области. А уж оттуда, – подал голос наш «малыш» Шилов.

– Я это учел. В Управления Алтайского края, Томской и Кемеровской областей факсом отправлены фотографии Беркутова с просьбой организовать усиленное дежурство в аэропортах.

Я очень удивился. Да, в оперативности нашему шефу не откажешь, это точно. Когда он все это успел?

– Начальником штаба назначается подполковник Колесов. Вся информация должна стекаться к нему, – сказал Рокотов.

– А как же кинолог с собакой, товарищ полдковник? – спросил я.

– Я думаю, что это не займет много времени. На это время я вас заменю, – ответил он.

После оперативного совещания я пошел к себе в кабинет. Тело было настолько усталым, так болело и ныло, будто его кто провернул в какой-нибудь бетономешалке. А голове была только одна мысль: «Только бы Дима был жив! Только бы эти гады его не убили! Если он жив. то обязательно найдет способ выкрутиться. Он не я, рохля, он, будь здоров, какой парень! Но только бы он был жив! Только бы эти гады его не убили!»

По телефону я вызвал кинолога с собакой, попросив прислать самую что ни есть лучшую.

Кинолог появился через сорок минут. Это был пожилой. лет пятидесяти, старший прапорщик. Он отдал честь и довольно браво отрапортовал:

– Старший прапорщик Гаврюхин для выполнения задания прибыл!

Внизу в фойе нас ждала огромная овчарка по кличке Лорд.

– Вы не сомневайтесь, товарищ подполковник, если хоть какой-то запах сохранился, то Лорд обязательно его возьмет, – заверил меня кинолог.

Мы заехали в квартиру Беркутовых. чтобы взять обувь Димы и что-то из его вещей. Узнав о цели нашего визита, Светлана подошла ко мне сложила руки лодочкой на груди и, сглатывая слезы, проговорила:

– Сереженька, умоляю! Скажи, что с Димой? Он жив?!

Какая же она была красивая! Как эта… Ну, я не знаю. Это Дима мастак на эпитеты и сравнения. Как мадонна! Диме повезло. Искал, искал и нашел. Сколько у него этих всяких было. Я даже с ним ссорился. А нашел ту самую, которая единственная.

Я обнял её за плечи.

– Ну конечно же, Света. Конечно же он живой! – говорил я искренне веря, что так все и есть. – Он захвачен преступниками. Но мы обязательно его вызволим. Обязательно!

– Только бы он был живой! Хоть какой, но только, чтобы живой! – И Светлана беззвучно заплакала у меня на груди.

Как же я ненавидел сейчас этих гадов, которые Диму. Я бы их собственными руками без суда и следствия. Все они не стоят и слезинки такой вот женщины.

Лорд действительно легко взял след и привел нас снова к Диминому подъезду. Но на площадке второго этажа, вдруг, зафыркал, закрутил головой, заскулил.

– Похоже, что здесь подполковника кто-то встретил, – сказал кинолог. Он встал на корточки и низко склонившись долго принюхивался. Поднялся. – Не знаю, товарищ подполковник, боюсь ошибиться, но мне кажется, что здесь применяли газовое оружие.

У меня отлегло от сердца. Жив! Жив! Дима жив! И это главное! А все остальное – ерунда на постном масле.

Я влетел в квартиру Беркутовых и поделился с женщинами этой великой радостью.

– Они его из газового пистолета и куда-то увезли! – сказал я так, будто сообщил, что Дима уже едет домой из аэропорта.

Но и этого было вполне достаточно, чтобы сделать женщин счастливыми. Они бросились ко мне и принялись меня обнимать и целовать. Столько поцелуев я, пожалуй, не получил за всю жизнь.

– Подождите, я сейчас! – сказала Светлана и убежала на кухню. Вернулась она с бутылкой шампанского в руках.

И мы выпили шампанского за здоровье Димы Беркутова, моего лучшего друга и самого замечательного мужика в России!

А потом я вернулся в управление и стал дежурить у телефона. Через сорок минут он сообщил, что на первом утреннем рейсе в Моску Димы нет. Это повергло меня в уныние. Неужели они успели его вывезти из города? Не может быть, чтобы до этого времени он оставался здесь. Пошел доложить шефу. Он молча выслушал, спокойно спросил:

– А от других никаких сообщений?

– Никаких, – сокрушенно развел я руками.

– Будем ждать. Ничего другого нам, к сожалению, не остается.

Примерно через час вновь позвонил Вадим и взволнованно проговорил:

– Здесь старший лейтенант из отдела аэропорта утверждает, что видел Диму в салоне самолета, улетавшего в Волгоград!

– Что?! – закричал я. – А где этот старлей?

– Рядом со мной.

– Срочно вези его к Рокотову! Понял?!

– Понял, понял. Я что ты кричишь?

– Боюсь, что не услышишь.

Вновь пошел к шефу.

– Они вывезли его первым же попавшемся рейсом. Главное – подальше от Новосибирска. Грамотные черти! А что говорит этот старший лейтенант?

– Я не в курсе. Приказал Сидельникову, чтобы срочно вез его сюда, к вам.

– В таком случае, подождем. – Владимир Дмитриевич заметно приободрился. В нашем деле всегда так – надейся на лучшее, а готовься к худшему.

Через полчаса в кабинете появился Сидельников со старшим лейтенантом. Был тот стройным, подтянутым, не в пример некоторым старшим офицерам нашего управления. Отдав честь Рокотову, он отчеканил:

– Старший лейтенант отдела внутренних дел аэропорта Толмачево Кухаркин!

Да, строевая подготовка в транспортной милиции организована получше чем у нас. Это точно.

– Здравствуте, товарищ старший лейтенант, – сказал Рокотов с удовольствие разглядывая молодого офицера.

– Здравия желаю, товарищ полковник!

– Как вас зовут?

– Семеном, – несколько подрастелялся Кухаркин. – Семеном Евдокимовичем.

– Семен Евдокимович, вы этого человека, – Рокотов указал на фотографию Димы, лежащую на столе, – видели?

Старший лейтенант мельком взглянув на фотографию, ответил:

– Так точно, видел.

– Расскажите подробнее, когда и при каких обстоятельствах вы его видели?

– Вчера утром к нам в отдел поступило сообщение о розыске и задержании старшего помощника Новосибирского траспортного прокурора Калюжного Эдуарда Васильевича за убийство заместителя прокурора Татьяничевой Маргариты Львовны. Поскольку Калюжный, как работник траспортной прокуратуры мог проникнуть в самолет минуя регистрацию и накопитель, нам было дано указание в обязательном порядке осматривать салон самолета перед вылетом. Вчера вечером в двенадцать пятнадцать я вместе с автоматчиками вошел в первый салон самолета ТУ-154Б, вылетающего рейсом Новосибирск – Волгоград и в кресле 3б увидел вот этого мужчину, – старший лейтенант кивнул на фотографию. – Он был в наручниках. Это меня заинтересовало и я направился к ним. Справа от мужчины в наручниках у окна сидел парень атлетического сложения, а слева у прохода представительный мужчина лет сорока. Еще один молодой сотрудник сидел через проход в кресле 3г.

– А отчего вы решили, что он сотрудник? – спросил Рокотов.

– Это выяснилось позже.

– Хорошо. Продолжайте.

– Я подошел и, обратившись к представительному мужчине, попросил предъявить документы. Тогда этот, в наручниках, стал кричать, что он оперуполномоченный по особо важным делам Беркутов и что захвачен бандой преступников. Представительный мужчина на это усмехнулся, предъявил мне удостоверение сотрудника ФСБ и сказал, что мужчина на самом деле является вором-рецидивистом и разыскивается Интерполом за контробанду наркотиков. Он показал мне санкцию прокурора на его арест и поддельный паспорт на чужое имя.

– А вы хорошо рассмотрели служебное удостоверение этого представительного мужчины? – спросил шеф.

– Да, конечно, товарищ полковник. В нем заничилось… – Кухаркин сосредоточился, вспоминая. – В нем значилось, что подполковник Петров Валерий Маркович состоит на службе в Главном управлении Федеральной службы безопасности.

У Кухаркина оказалась просто феноменальная мамять, фиксирующая события будто видеокамера.

– Вы хорошо это помните? – усомнился Рокотов с исключительных способностях старшего лейтенанта.

– Так точно, товарищ полковник. Да вы не сомнвайтесь. Я с детства тренировал зрительную память запоминая номера автобусов. По внешнему виду автобуса я безошибочно называл его номер. Так что сомнений никаких не может быть.

– А арестованный мужчина ещё что-то говорил?

– Да. Он сказал, что они такие же офицеры ФСБ, как он Филипп Киркоров.