Текст книги "Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том II. Схватка на плато Маньпупунёр"

С другой стороны, в спальном районе, ещё с мая появились различные секты и секточки приверженцев других культов, среди которых также пошли гулять слухи и записочки о скором восшествии на престол царя – царей Вельзевула и даже был адрес, той самой квартиры, где скоро должен появиться тот, кому они присягнули в верности. И этих тоже было не мало.

Самое парадоксальное то, что им предписывалось охранять Господина своего и место его пребывания, как местоположение будущих храмов Сатаны.

Между двумя противоборствующими силами – концессиями был налажен некий контакт через вечные споры с внуками и внучками, потому ещё более распалился народ по обе стороны. К чему это привело, мы уже знаем, остаётся добавить только одно – Настя об этом ровным счётом ничего не знала.

Эта дикая встреча ночью напугала и расстроила её, но оказалось, что это не последнее приключение этой длиной летней ночи.

Проснувшись в очередной раз от мучивших её кошмаров, она почувствовала ночной холод и встала, чтобы закрыть, выходившее на поликлинику, что напротив, окно. В тишине, наконец, больше не звучал этот голос, где-то рядом беспрерывно читающий молитвы. Она стала закрывать обе створки, как почувствовала, что кто-то на неё смотрит, повернула голову направо и в метре от себя увидела улыбающееся лицо молодого юноши закрепившегося рядом, и чуть выше на пожарной лестнице, между шестым и седьмым этажами.

От ужаса волосы её причёски – «Паж» стали похожи на шарик одуванчика. На неё, не моргая смотрели чёрные большие глаза цыгана. На тонкой длинной шее его висел на кожаном шнурке, продетом петлёй в золотом кольце маленький череп блеснувший серебром металла. В темноте ночи, слабо нарушаемой светом неоновых фонарей, на столбах высотой где-то до уровня 3 этажа, картина поверьте, была та ещё.

Страх парализовал так, что она замерла глядя в них, а потом, даже присела, тот запросто мог в один прыжок оказаться в её квартире. Ниже на лестнице был ещё один мужчина. Он как-то плотоядно улыбался. Дрожащими руками она закрыла окно, затем обошла всю квартиру, проверив все окна и двери, даже заглянула в глазок, легла и попыталась уснуть, до рассвета оставалось не более двух часов. Внизу звучали пьяные голоса, видимо это собрались готы на лавочке у самого подъезда, которые верили в потусторонний мир, и часто собирались здесь по ночам в последнее время.

Издевательски рядом с будкой-выгородкой консьержа, на стене, прямо над почтовыми ящиками жильцов, как бы паря над ними в темно-коричневой краске красовалась здоровенная, пятиугольная звезда красной краской по контуру, перевёрнутая остриём вниз.

Наконец, уже под самое утро она опять заснула, беспокойно ворочаясь, ей опять снились люди в её квартире и её опять искали повсюду и не могли найти. А она искала Реактора.

Между тем, пока она спала в той же самой квартире, произошло ещё одно неординарное событие. Усиленная оперативная группа ФСБ, вооружённая штатным оружием и несколькими специалистами со спецсредствами, неслышно проникла в квартиру, так что молодёжь, болтающаяся во дворе, ничего не заметила.

Отворив отмычкой дверь, в полной темноте, шаги в ботинках с мягкой резиной практически не слышно, обошли квартиру никого не обнаружив, доложили наверх. Старлей Лёха Прянишников, зам. командира штурмовой группы, заглянул в туалет, чтобы осмотреть пространство скрытое дверкой шкафчика на задней стене, где обычно установлены счётчики горячей и холодной воды и одновременно оборудован вытяжной воздуховод.

Уверенности, что он там что-то найдёт, было мало, но для очистки совести посмотреть не мешало. Когда он открыл дверцу и направил луч тактического фонарика на трубы подачи воды, в лицо по глазам в окулярах миниатюрного тепловизора, закреплённого на кевларовом шлеме, ударил встречный поток света. Причём он был столь ярок, что на минуту Лёха потерял зрение.

В глазах сияло Солнце ядерное. От неожиданности он отпрянул назад и с грохотом упал, стукнувшись всей массой тела в бронежилете о дверь, которую входя, только прикрыл. В результате, вывалился в коридор, наделав шуму и приведя в замешательство всю группу. Сколько потом он не объяснял командиру и другим бойцам, что произошло, никто не верил. Ребята, подкалывая, спрашивали – чего он там курил и где взял косячок?

Осмотрели тот вытяжной шкаф, понятное дело ничего не обнаружили, но один из приданных спецов, замерив трубы своим прибором, обнаружил на поверхности обоих размытые следы органики в виде детских отпечатков ладоней с длинными ногтями.

Он записал изображение на видео, но поскольку следы ни вверх, ни вниз, – никуда не вели, посчитал нецелесообразным сообщить об этом старшему. Но в своём рапорте уже утром указал. Команда, прибывшая в квартиру уже перед самым обедом, ничего не нашла. Чертовщина какая-то заметил спец, не выспавшийся и злой на самого себя. Что касается девицы, посчитали, что она по этому адресу не ночевала.

Теперь понятно, почему и два года спустя, после описываемых событий, жившая там семья совершенно других людей, перебравшихся наконец-то в столицу и купивших квартиру за немалые деньги, испытывала там некие неудобства. Надо ли говорить, что никакого Хай-тека там, и в помине не было. Зато где-то рядом молитвы читали, то ночью кто-то по коридору ходил, топал, а в глазок – никого.

А то и вообще странное – как-то зимой на замёрзшем, покрытом инеем стекле окна, что во двор, появилось изображение перевёрнутой звезды, это на 6 этаже. При том, что пожарных лестниц, ни на фасаде жилого дома, современной постройки, ни на внутренней его стороне, обращённой во двор, отродясь, никогда не было.

В общем нехорошая это была квартира, так и народ соседский решил. А живущий тремя этажами ниже, в том же третьем подъезде, бывший учитель русского языка и литературы Лев Давидович Бромбахер почему-то называл её – Нехорошая квартира №2, а почему не объяснил.

Глава 49. Новая жизнь Немо и встреча с женой

Когда критикует равный равного или великий, это поучительно и интересно. Когда то же самое, делает ничего, не достигший, это вызывает жалость и сожаление

Гостиница, куда поселили в первых числах сентября временно Немо, хотя его теперь все называли Серов или Александр Алексеевич, была трёхэтажным зданием и примыкала к забору одной из многочисленных московских парковых зон на Юго-Западе, в самой её глубине. Один подъезд к ней был со стороны ворот в заборе с калиткой и постом охраны внутри, другой был собственно грунтовой дорожкой проложенной от асфальта трёх десятков дорог, обустроенных ещё при советской власти, и изрядно поплохевших за то время, что её не стало.

В домике было всего три номера. В одном, жил теперь Серов, в другом Матвей, приставленный к нему денно и нощно офицер конторы, а третий пустовал.

Наконец-то получивший свободу Серов блаженствовал, у него была работа в институте, он мог вечерами прогуливаться по парку, Матвей дипломатично отставал, не мешал, не топтался вокруг перед глазами и тем понравился Саше, который к тому времени совсем поправился и всё увеличивал и увеличивал проходимые расстояния. Иногда такие гулянья заканчивались далеко за полночь.

Ещё у него была Раиса – «беспечная», как гласил «Словарь русских личных имён», великомученица, которая в тот момент, находилась в НИИ Глазных болезней, на очередном приёме-консультации в назначенный профессором Шелудько И. П. день, после двух операций на повреждённых глазах. И он немного нервничал, ждал её звонка. Как там, что скажет врач, лучший в Москве, да и во всей России, наверное – тоже, как ему стало известно специалист.

Встреча с бывшей женой, о которой он когда-то мечтал, ничего кроме разочарования не принесла. Она была замужем, был и ребёнок от первого брака у мужа, он уже совсем взрослый. После, – как ты? И встречных – а у тебя, и говорить стало не о чем. Для оформления документов на жилье, его попросили подписать у неё какие-то справки, она их подписала и он, распрощавшись, ушёл.

Встречались они на «нейтральной» почве, в кафе неподалёку от института и она заметила, что он пришёл не один, была все также хороша собой и беспечно воздушна. Этакий воздушный шарик, куда понесёт, то и ладно, лишь бы сильного ветра не было.

Судя по всему, жизнью своей нынешней семейной она была довольна, Саша был для неё как понедельник или вторник, что на неделе, прошёл себе, и прошёл. Он тоже с некоторым непониманием прислушался к себе, что такого он в ней находил, кукла она и есть, разве что известный мужской эгоизм – моя лучше всех.

Совсем другой была Раисия, Раисья, с ней даже молчалось иначе. К тому, у него видимо не реализованное чувство отцовства, вылилось в заботу и внимание к пострадавшей в той их безумной охоте на силу, превосходящую не только их, но и целую армию полицейских ОМОНов и или войсковых частей, а то и вообще весь потенциал государственных инструментов подавления. Правда, в разговорах, оба избегали этой темы, он, чтобы лишний раз не напомнить ей об увечьях, а она, понимая эту его интеллигентскую тактичность, чтобы не вводить его в состояние неловкости.

На работе к возвращению Серова отнеслись по-разному. Большинство подчинённых его помнили, потому что ещё работали под его началом. А другая часть, потому что была наслышана о талантах шизика. Смотри, дескать, будешь так напрягаться и ты в дурку попадёшь, как Серов! Но притёрлось, поскольку вмешалась её величество Академия, оттуда даже приезжал «випран» (вице президент РАН), разбираться, правда, по другим вопросам, но поинтересовался в том числе, а почему раньше не включили в перечень перспективных работ и фундаментальных исследований по темам ФТН РАН работы А.А.Серова, под них он пообещал дополнительные субсидии.

Также способствовало возвращению его реноме (от франц. renommee) то, что секретарша Лидочка под большим секретом сообщила, что холостяком Серовым интересовался у Мирона (так между собой величали нового Директора) сам Верлихов. Все понимали, скоро из замов он перейдёт в ранг начальника управления, а это уже небожители, от зарплаты и машины, до дачи и путёвок в Сочи, ессно за счёт заведения! А может вообще уйдёт в НИЦ «Курчатовский институт» или Институт прикладной физики РАН (Нижний Новгород).

Одним словом там налаживалось, из старых друзей (нач. 57 отдела уволился – псж), правда, остался только Женя Ступицын, которого он тут же, с небольшим «кадровым скрипом», забрал к себе и теперь засиживался с ним в лаборатории допоздна. На вздохи, причём не шуточные последнего о том, что ему-то хорошо, у него жены и малых деток нет, а его скоро из дома выгонят. Евгений слышал в ответ, что вот намедни, не позже четверга получат они Звезды Героев России за открытия Блюменталь-Борзона, и его простят и вернут в семью, и полюбят пуще прежнего.

После того как Немо несколько раз подвозил его на машине, а Евгений по секрету рассказал жене и тёще, что она с охранником. Намекал, дескать, и я тоже того… Действительно приметил, что в домашнем рационе чаще стали подаваться на стол вареники с вишней и с картошкой, которые он так любил. Видимо женское тщеславие было не чуждо Валентине Митрофановне тоже.

Начальство, то есть Мирон Станиславович, возглавивший институт не так давно, чуть более года назад, отнёсся к появлению Серова, как и ко всем прибывшим после него, очень даже положительно. Всех, кто был до него, считая либо соучастниками тех безобразий, о которых было все подробно указано в Акте приёмной комиссии, при его назначении, а до того в материалах Счётной палаты, секретных, с которыми его под роспись, ознакомили.

Другую часть, тех старых сотрудников он считал, впрочем, не без оснований, молчаливыми пособниками тех, кто разбазарил средства, выделенные от работяг – на науку. Он всего в этой жизни добился сам, своей головой, и уважал это в других.

Ввиду имевшего место быть ажиотажа вокруг Серова, несколько вечеров и ночей разбирался с его отчётами и материалами и признаться был поражён мощью его интеллекта, даже не ожидал. После того, не раз повторял, что институт ещё будет, гордится тем, что Александр Алексеевич у них когда-то работал, именно так, а не штаны просиживал.

Так, что думаю, будет понятно, что все условия для плодотворного труда одного из главных зачинателей по сути всей этой истории теперь были созданы. Истории с её происшествиями в казино, отрезанными головами, иностранными шпионами, кражами в особо крупном размере, наконец, происшествию, где могло пострадать Второе-первое лицо государства, преступлениями с гибелью и тяжкими увечьями людей, до конца не ясной и разрешённой. В ней ещё предстояло разбираться и разбираться, но сначала найти основных фигурантов. Это был вопрос не только престижа, но проверки на профпригодность.

Поскольку более месяца нигде, ни в Москве, с её мощной информационно-поисковой, довольно прилично автоматизированной системой правоохранительных и иных органов, ни в других городах России, зафиксировать появление Арсата и Неизвестного/Баалу не удалось, об Анастасии отдельный разговор, охрану с Немо сняли. Это произошло не сразу, сначала исчез один из закреплённых сотрудников, затем второй начал уходить после прибытия с работы, и появлялся только к утру, перед самой отправкой на неё Серова. Затем остался один водитель, а потом в начале октября и машина с ним – ушли что называется.

Это особых неудобств не доставило. Зная, о нелёгкой судьбе своего подчинённого от заместителя по управлению персоналом и, по секрету, от режимщика Института о некоторых фактах биографии подчинённого. О том, что кроме 5-летнего пребывания в психиатрической лечебнице, на жизнь Серова дважды покушались агенты иностранных спецслужб, и он был недавно ранен, директор выделил в его полное распоряжение разъездную Тойоту с водителем, на срок – 3 месяца, с возможностью последующего продления ещё на три.

Несмотря на привычную, для него по той прошлой, до больницы жизни, работать и вечером и в выходные, Немо все же выкраивал время, чтобы навещать Раю. Приносил то тортик, то коробку конфет, а то и малюсенькую баночку икры и они сидели у неё на кухне и чаёвничали.

Время шло, уже была третья декада октября. Получив неожиданно на руки, громадную сумму, причитающуюся ему за все время пребывания в «шизах», не зная, но догадываясь о её стеснённых обстоятельствах, взял в «охапку» и устроил день покупок. Она всячески сопротивлялась, но под напором и нежной заботой не устояла. Накупили полно всего из одежды, часы с крупным циферблатом, зимнюю куртку, джинсы, свитер с оленями, сумку, зимние кроссовки и угги.

Под конец он уже разошёлся и купил ей, почувствовав себя настоящим Рокофеллером, дорогущую шубу из стриженого бобра и к ней шапку и варежки. Ах, до чего же она была мягка и приятна на ощупь, ласкала руку и взгляд.

Раиса постоянно носила тёмные очки, а под ними линзы, но видела все равно, после операций на обоих глазах очень плохо. Между тем, продавщица все нахваливала и нахваливала и звала к зеркалу. Тогда он, сказав – Как же ты в ней хороша! Вдруг сгрёб её сжавшуюся всю и принялся целовать в лоб, щеки, потом в губы, невзирая на продавщицу. Та была и вовсе привычна к выражениям столь бурной радости, понятное дело, здесь не картошку из Белоруссии покупали – Шубы.

Чего она, по молодости, не поняла, так это того, почему начал он, а не она и что в принципе непривычно – они оба потом навзрыд горько плакали, но потом правда уже опять улыбались. Покинули магазин, и сразу же он отвёз её к себе, в гостиницу. Водитель помогал нести все пакеты до самых дверей номера, но на сей раз не вошёл туда первым, как делал до этого. Утром, когда она его разбудила, он впервые в жизни не хотел идти на работу. С тех, самых пор жили они с Раей вместе.

Так прошли эти больше чем два месяца, с того рокового дня, о котором он теперь думал в несколько ином ракурсе, а именно в осознании того, что тогда запросто мог её потерять, теперь даже и представить себе не мог, как жил раньше без Раи. Вот-вот он, наконец, получит свою квартиру, ей уже сделали вторую операцию на ноге в Бурденко, к тому времени, когда у него будет свой угол, они поженятся, а там дай бог и дети. Об этом он хотел, но боялся спросить, чтобы не ранить ненароком, но где-то там, в далёком, так называемом тёмном теле головного мозга, самом древнем, мечтал.

У неё была дочь, уже взрослая, замужем за нефтяником из Нигерии, учившимся когда-то в Москве. Сердцу не прикажешь, укатила её единственная Нина, Нинуля, вслед за своим охламоном в Африку навстречу ли, или к расставанию с бабьим счастьем. И практически ни звонка, не считая двух по Скайпу и фото внуков оттуда. Ни хотя бы письма по старинке. Туда звонить пыталась, – абонент вне зоны доступа.

Ребят просила разузнать, рассказали – живут в небольшом городе Sokoto, почти на границе с Нигером. Она потом долго на карте искала, еле нашла. В неплохом доме, за высоким забором, рядом с рекой и каким-то нефтеперерабатывающим или ещё каким заводом, детей трое. Телефон, деньги, гостинцы кое-какие передали. Привезли новые фото внуков и внучки. Одеты вроде неплохо, малыши чёрненькие крепыши, а девочка самая маленькая светлее.

Слушая бодрый рассказ товарища, вернувшегося из загранкомандировки, она это почувствовала, её жалели. Как дочку упустила, а как удержать, что силой? Ещё она знала, что там неспокойно, мусульмане враждуют с христианами. После того, что случилось, когда делали первую операцию на ноге, полковник, руководитель их ВРГ (временной рабочей группы) Виктор Сидякин ей хмуро так передал, дочь сообщила – прилететь не сможет, сама приболела. Он договорился, и её готовы были привезти бесплатно.

Психосфера дочери с самого рождения была для Раи закрыта, тут её способности не работали, почему она не знала.

Муж её родная кровиночка Иванушка, кадровый офицер разведки, майор, погиб, был зверски замучен в некой азиатской стране. Ей, конечно, ничего этого не сказали, так это в порядке вещей, уведомили, что геройски погиб, даже какую-то липовую справку о смерти выдали, а вот, как и где именно, не сообщили. Он свободно владел тремя языками, но это ровным счётом ничего не значило. Не увидела она и его тела, хотя Служба делала для этого все возможное. Ей назначили неплохую пенсию и вручили орден за мужа, он так и назывался – за «Мужество», но этим его не вернёшь.

Сидеть дома с малой дочкой она не смогла, выть и бросаться на стену устала. Товарищ мужа по службе, но ей до того совершенно не известный, когда вернулся из командировки и зашёл навестить, узнать, как живёт, на вопрос как все случилось, только отводил глаза. Да пару раз произнёс – «Если бы не он…».

Другие, незнакомые ей люди, позаботились. Пристроили её на работу в учебном подразделении, там-то впервые и проявились её способности, благодаря которым она уже и попала в контрразведку. Видимо где-то тогда дочку и упустила.

Но об этой, стороне своей жизни – экстрасенсорике, кто и как её этому научил, никогда и никому не рассказывала, ни руководству, ни Серову, у каждого должен быть свой шкаф со скелетами в нем, а лучше маленькой косточкой, которую по началу, и не разглядишь. Если верно выражение, что в каждой женщине должна быть тайна, то у Раи от Серова она была единственной, а в принципе она до Саши уже как-то и не верила в то, что сможет кого-нибудь после гибели мужа ещё полюбить. А вот нате Вам, о ребёнке она тоже мечтала, и хотела его с той самой их первой ночи. Утром, после которой он предложил ей отмечать этот день каждый год, семейным праздником – Днём Шубы.

К тому времени, Алёхову Раису Михайловну ещё не уволили, она находилась в отпуске по болезни, полученной в результате тяжёлой военной травмы, приведшей к утрате трудоспособности и инвалидности. Но Рая прекрасно понимала, что скоро это случиться, так рвалась последняя нить, связывающая её с той прежней жизнью.

У неё появилось свободное время, и она наряду с чисто женскими делами: готовкой, уборкой, стиркой, глажкой, ходьбой по магазинам и докторам стала больше читать и гулять по парку. Ещё стала настоящим юзером в делах компьютерных и увлеклась по-настоящему фотографией. Саша, иногда она тоже звала его Немо, купил ей полу – профессиональную Canon. Её даже пару-тройку раз опубликовали в дорогих журналах и на известных сайтах.

Несмотря ни на что, им обоим достался тот самый главный приз, о котором говорил златокудрый Зевс в 37 главе этой истории: Третьей, самой прекрасной паре, я подарил – Любовь. А что на Земле и на небе тоже, так редко встречается и столь дорого ценится, и что не купить ни за какие деньги, не получить с богатством в наследство.

Тогда прозреем и мы и воздадим хвалу Всевышнему.

Ах, как бы знать, судьбы предназначенье

Навстречу нам спешащих дней и лет,

Случайных встреч и, лиц чужих вращенье,

Их, наша память не оставит след.

Подчас столкнёт судьба, как бы в ошибку

В скольженье дней, чтоб разбежались вновь,

Двух близких душ, открытую улыбку,

Не верьте ей, а вдруг это любовь.