Текст книги "«Пока горит свеча…» Очерки по истории кафедры зоологии беспозвоночных Московского государственного университета"

Подвиг длиною в жизнь

Заведующий кафедрой зоологии беспозвоночных профессор Л.А. Зенкевич хорошо понимал, что для успешного развития научной работы и биологического образования Московский университет должен иметь собственную морскую биологическую станцию. Русские зоологи традиционно много и плодотворно работали на Средиземном море (вспомним имена Н.Н. Миклухо-Маклая, И.И. Мечникова, А.О. Ковалевского, А.А. Коротнева, В.В. Заленского и многих других). Л.А. Зенкевич еще успел побывать в 1929 г. на Неаполитанской зоологической станции. К сожалению, с начала 1930-х годов средиземноморские биологические станции (в Неаполе и в Вилла-Франке, где традиционно сохранялись так называемые «русские столы») стали недоступны по политическим причинам – советское правительство опустило «железный занавес», и выезд за рубеж для научной работы стал не доступен. Вот почему мечтой Л.А. Зенкевича стало создание морской биологической станции в России.

Л.Л. Россолимо (слева) и Л.А. Зенкевич возле заявочного столба на месте будущей Беломорской биологической станции МГУ в 1939 г.

В 1938 г. по инициативе Л.А. Зенкевича была организована студенческая экспедиция под руководством аспиранта К. А. Воскресенского, которая прошла на весельных лодках около 1000 км вдоль побережья Белого моря. Это была полевая практика студентов биологов, во время которой они изучали флору и фауну Кандалакшского залива Белого моря. Однако у экспедиции была и другая цель – найти место будущей Беломорской биологической станции МГУ. В свое время Л.А. Зенкевич обсуждал проблему организации биологической станции на Белом море с профессором К.М. Дерюгиным, и тот рекомендовал организовать ее в Ругозерской губе напротив острова Великий – практически на линии Полярного круга в 15 км от маленькой железнодорожной станции Пояконда. Выдающийся знаток Белого моря К.М. Дерюгин знал, что узкий пролив Великая Салма, на побережье которого он советовал создать биостанцию, характеризуется особенным богатством флоры и фауны. На поиски этого места отправились три участника экспедиции: аспирант Кирилл Воскресенский, студент третьего курса Яков Славуцкий и студент-первокурсник Евгений Лебедев. Там и был вбит заявочный колышек – место будущей Беломорской биологической станции Московского университета.

Беломорская биологическая станция (ББС) – это в полном смысле слова детище кафедры зоологии беспозвоночных. В течение нескольких десятилетий кафедра отдавала биостанции все силы, директор станции, и ее сотрудники были в то же время сотрудниками кафедры, да и по сей день, их рабочие места находятся на кафедре. Не будет преувеличением сказать, что Беломорская биостанция – это плоть от плоти кафедры зоологии беспозвоночных. На биостанции прошли лучшие годы нескольких поколений сотрудников кафедры и выполнены их лучшие работы.

Первым директором Беломорской биостанции был известный гидробиолог Л.Л. Россолимо. Война остановила развитие биостанции. Сохранить то немногое, что было построено в предвоенное время, было задачей следующих директоров Г.М. Беляева (впоследствии известного морского биолога, специалиста по иглокожим, одного из ближайших сотрудников Л.А. Зенкевича в Институте океанологии) и Г.Г. Абрикосова. В послевоенные годы (с 1946 по 1951) биостанцией заведовал П.В. Матекин. В разоренной войной и живущей впроголодь стране не хватало самого необходимого, и все же, П.В. Матекин сумел организовать проведение летних полевых практик студентов на Беломорской биостанции.

Честь и хвала тем, кто своим трудом поддерживал биостанцию в первые годы ее существования. И все же, настоящая история биостанции началась в 1951 г., когда ее директором стал Николай Андреевич Перцов. Н.А. Перцов был необычайно одаренным и энергичным человеком, одним из наиболее ярких людей не только в истории кафедры, но и в истории Московского университета в целом. Жизненный подвиг этого человека мог бы быть сюжетом для героической повести.

Л.А. Зенкевич поднимает флаг на территории Беломорской биостанции в 1952 г.

Н.А. Перцов принадлежал к героическому поколению. В 17 лет, сразу после окончания школы, он записался вместе с отцом в дивизию Народного ополчения и защищал Москву на Можайском направлении. Н.А. Перцов вышел живым из мясорубки, в которой оказались необученные ополченцы, своими телами преградившие гитлеровцам путь к Москве. В боях на Можайском направлении Н.А. Перцов был тяжело контужен и по заключению медицинской комиссии отчислен из армии, поступил на Биологический факультет, но уже в 1942 г. Н.А. Перцов снова ушел в армию.

Н.А. Перцов в годы Великой Отечественной войны

Из-за контузии на фронт его больше не пустили и направили служить в пограничных войсках в Туркестанском военном округе. В конце войны у Н.А. Перцова было обнаружено тяжелое заболевание – туберкулез легких, лечение в госпиталях не помогло, и в 1946 г. он был демобилизован из армии.

После демобилизации Н.А. Перцов вернулся в Московский университет. Это был один из самых одаренных студентов кафедры, красивый и необычайно обаятельный черноволосый молодой человек с огненными глазами. Талантливый биолог, душа общества, великолепный музыкант и танцор, молодой Николай Перцов был любимцем и однокурсников, и преподавателей. Л.А. Зенкевич сумел распознать в Н.А. Перцове не только талантливого научного работника, но и блестящего организатора, человека, для которого долг перед обществом выше и дороже личной карьеры и успеха. Л.А. Зенкевич предложил Н.А. Перцову занять пост директора Беломорской биостанции. Что заставило Н.А. Перцова принять это предложение? Н.А. Перцов знал и любил Белое море, – в студенческие годы он принимал участие в нескольких экспедициях на о. Ряжков в Кандалакшском заливе. Но ведь он знал и то, что для больного туберкулезом человека постоянное пребывание на холодном севере может быть смертельно опасным. И, тем не менее, Н.А. Перцов не колебался ни минуты. В июле 1951 г. новый директор Н.А. Перцов ступил на берега Ругозерской губы.

Студенты кафедры зоологии беспозвоночных в экспедиции на о. Ряжков в Белом море в 1949 г. Слева направо: Н.А. Перцов, В.А. Свешников, М.Н. Соколова

Когда Н.А. Перцов приехал на место, обозначенное как Беломорская биостанция МГУ, там был только небольшой бревенчатый дом-лаборатория и два сарая из горбыля. С этого момента начался подвиг Н.А. Перцова, подвиг, который длился всю жизнь до последнего вздоха.

С первых дней пребывания на станции Н.А. Перцов развернул кипучую деятельность. Не имея необходимых средств, увлекая людей своим энтузиазмом, Н.А. Перцов сумел построить лаборатории и жилые дома, провел через тайгу линии электропередач и телефон, обеспечил станцию необходимым оборудованием, самыми невероятными путями ухитрился раздобыть настоящий флот, состоящий из нескольких судов разного тоннажа. В итоге его деятельности на пустынном прежде берегу в Заполярье, среди тайги возник целый научный городок, в котором одновременно могли жить и работать несколько сот человек. Благодаря усилиям Н.А. Перцова, на биостанции была организована уникальная морская биологическая практика для студентов биологического, физического, геологического, географического и других факультетов МГУ. Сначала на станцию приезжали только студенты-старшекурсники, но с 1972 г. там получили возможность проходить морскую биологическую практику студенты 1-го курса. Беломорская биостанция Московского университета стала широко известна и за рубежом, на нее стали приезжать студенты из нескольких университетов Западной Европы. Беломорская биостанция превратилась в базу для напряженной научной работы по различным направлениям биологической науки.

Н.А. Перцов и Л.А. Зенкевич на Белом море (середина 1950-х годов)

Кафедра зоологии беспозвоночных играла определяющую роль, как в учебной, так и в научной работе биостанции. Преподаватели, научные сотрудники и аспиранты кафедры из года в год проводили занятия в группах студентов разных кафедр и факультетов. Одновременно сотрудники кафедры, аспиранты и студенты-старшекурсники вели научную работу по фауне и экологии морских беспозвоночных, изучали их строение и развитие, ставили эксперименты, ходили в экспедиции на судах биостанции. Под руководством профессора К.В. Беклемишева были организованы несколько рейсов научно-исследовательского судна биостанции СЧС-2032, в которых впервые после знаменитых исследований К.М. Дерюгина 1920-х годов, но на новом уровне была проведена полная планктонная и бентосная съемка Белого моря.

Летняя студенческая практика на Беломорской биостанции МГУ в 1956 г. Планктонную сеть держит студент С.И. Девушкин (впоследствии доцент кафедры зоологии беспозвоночных)

По материалам исследований, проведенных на биостанции, сотрудники и аспиранты кафедры защитили несколько десятков кандидатских и докторских диссертаций. Именно на Беломорской биостанции выросло современное поколение профессоров, доцентов и молодых сотрудников кафедры зоологии беспозвоночных.

Не менее важным был тот дух бескорыстного совместного труда и творчества, который сумел создать на биостанции Н.А. Перцов. Этот дух ярче всего выразился в беломорском стройотряде. Следует сразу отметить, что беломорский стройотряд не имел ничего общего с официальными студенческими строительными отрядами, возникшими в СССР в 1960-е годы. Официальные стройотряды действовали под эгидой ЦК ВЛКСМ, и хотя сначала в этом движении было много энтузиазма и романтики, но постепенно официальное комсомольское руководство превратило летние студенческие стройотряды в унылую «обязаловку», в еще один ресурс рабочей силы на стройках социализма.

Беломорский стройотряд (тогда его называли «стройбригадой») появился еще раньше (в середине 1950-х годов) и не имел никакой связи с комсомолом ни в момент своего возникновения, ни позже в разгар официального стройотрядовского движения. Это было неформальное объединение энтузиастов, которые приезжали на ББС и бесплатно работали на постройке жилых домов и лабораторий, на пилораме, на маленьком бетонном заводе, вели через тайгу ЛЭП. Трудно передать тот особый дух дружбы, романтики, энтузиазма, который царил в стройотряде. Все прошедшие через стройотряд люди вспоминают проведенное в нем время, как лучшее в своей жизни. Уже повзрослев и поседев, старые стройотрядовцы нет-нет, да и приезжали на ББС, чтобы хоть недельку, хоть две, как в молодости провести на биостанции, пожить в «Огарках» (так называлось общежитие стройотряда), зарядиться стройотрядовским духом. Организатором беломорского стройотряда был сам Н.А. Перцов, он и вдохнул в него тот самый дух романтики, дружбы, энтузиазма, ради которого в стройотряд так стремилась молодежь. Собственно, Н.А. Перцов всю свою жизнь и был тем самым бескорыстным стройотрядовцем. После его смерти в 1987 г., стройотряд постепенно хирел, терял привлекательность, потому, что уже не было главного стройотрядовца – Н.А. Перцова.

Жизнь Н.А. Перцова была неотделима от Беломорской биостанции. А развитие биостанции отнюдь не было гладким. Далеко не все администраторы в университете испытывали энтузиазм по отношению к Беломорской биостанции. Огромного напряжения стоили Н.А. Перцову переговоры с чиновниками из различных инстанций. Каждый рубль, каждый кирпич, каждую ставку для биостанции Н.А. Перцову приходилось оплачивать собственными нервами и здоровьем. Лишая биостанцию самого необходимого, чиновники не понимали, откуда Н.А. Перцов берет силы и средства для постоянно идущего на биостанции строительства, как ухитряется получать суда, откуда добывает строительные материалы. Постичь, что все это делается бескорыстно, для блага биостанции, а не для себя – это было выше понимания чиновных бюрократов. Они постоянно преследовали и травили Н.А. Перцова, организовывали бесконечные комиссии и проверки, вызывали его «на ковер», грозили уголовным наказанием.

Флот Беломорской биостанции у причала (середина 1970-х годов)

Когда биостанция была построена, нашлись желающие отстранить Н.А. Перцова и прибрать готовую биостанцию к рукам. Появились анонимные письма, дело дошло до поджогов и саботажа с целью дискредитировать Н.А. Перцова. Отдавая все силы строительству биостанции, Н.А. Перцов ожидал этого же и от своих сотрудников. Ну, а среди научных сотрудников далеко не все были готовы к тому, чтобы пожертвовать собственной научной работой ради развития биостанции. Поэтому и среди коллектива биостанции возникали трения и противоречия. Эти противоречия умело разжигали те, кто хотел отстранить Н.А. Перцова. К чести кафедры зоологии беспозвоночных надо сказать, что она всегда и безоговорочно поддерживала Н.А. Перцова, хотя далеко не всегда могла его защитить.

Летняя студенческая практика на Беломорской биостанции МГУ в 1979 г. На переднем плане И.П. Богданов (впоследствии научный сотрудник кафедры, скончался в 1994 г.), рядом стоит М.Н. Воронцова (ныне руководитель российского отделения Всемирного фонда защиты диких животных)

Многолетнее напряжение подточило здоровье Н.А. Перцова. Травля и интриги довели Н.А. Перцова до сердечного приступа, от которого он скончался в 1987 г. Его прах покоится там, где прошла его жизнь – на берегу Белого моря, на территории биостанции. Н.А. Перцов был не первым, кто отдал свою жизнь на алтарь создания научных биологических станций в России (вспомним безвременную кончину А.О. Ковалевского), и, наверное, он не будет последним.

Директор Беломорской биологической станции МГУ Николай Андреевич Перцов (1924–1987)

После кончины Н.А. Перцова пост директора Беломорской биостанции МГУ последовательно занимали Н.Л. Семенова, П.В. Матекин (по совместительству с заведованием кафедрой зоологии беспозвоночных), Г.Г. Новиков. Преемникам Н.А. Перцова не удалось сохранить то, что было создано трудом великого предшественника. Не будем их упрекать, ведь с начала девяностых годов у государства не было ни желания, ни возможности поддерживать науку и образование. Нет, однако, никакого сомнения в том, что будь Н.А. Перцов жив, он смог бы предотвратить разрушение биостанции, изыскал бы самые невероятные пути для обеспечения работы в новых условиях, ведь он был гений, но не всем же быть гениями…

В 1996 г. за неуплату было отключено электричество, износилась и вышла из строя ЛЭП, перестали работать электрические печи в столовой. Лишенные электричества, студенты и сотрудники пытались работать при естественном освещении. Отправленный на ремонт, так и остался на ремонтных стапелях гордость биостанции – сейнер СЧС. Пришли в негодность суда, и стало опасным использовать их для перевозок студентов.

В 2001 г. руководство биологического факультете приняло решение прекратить летнюю практику студентов на Беломорской биостанции МГУ. Если бы это решение было осуществлено, это означало бы смерть биостанции. К счастью, энтузиазм студентов, обратившихся к ректору МГУ, твердая позиция авторитетных профессоров и преподавателей нескольких факультетов не позволили этого сделать. Настоящий государственный подход проявил и ректор МГУ академик В.А. Садовничий, запретивший отменять практику и выделивший средства на покупку нового судна для перевозки студентов. Летняя практика студентов на ББС была сохранена и тем самым была сохранена жизнь биостанции. Однако и в тот момент, когда пишутся эти строки, биостанция отнюдь не оправилась от разрухи. Нет постоянного электричества, и сотрудники обходятся бензиновыми движками, а студенты – по большей части естественным освещением. Питание для студентов готовится на дровяной печи на улице. Сильно сократились исследовательские возможности. Нет судов для проведения тралений и планктонных съемок. И все же биостанция существует…

Они не забыты

Н.А. Перцов принадлежал к поколению фронтовиков – победителей в Великой отечественной войне 1941–1945 гг. Детство и юность этого поколения пришлись на 1930-е годы – бурное и противоречивое время в истории нашей страны. Громадным напряжением сил всего народа в стране была создана индустриальная база, которая послужила опорой в будущей войне. В то же время на глазах этого поколения в стране творились чудовищные беззакония. Топор сталинских репрессий уничтожил руководящие кадры армии, выкосил цвет отечественной интеллигенции, истребил и подверг чудовищным мучениям в лагерях миллионы людей из всех слоев общества. Руководство страны запятнало себя преступлениями и совершило непростительные ошибки, в результате которых армия и народ были просто подставлены под удар готовых к нападению гитлеровских войск 22 июня 1941 г. Тяжелые поражения Красной Армии на начальном периоде войны и огромные человеческие потери были прямым результатом преступной и ошибочной политики сталинского руководства.

И все же, народ пошел воевать. Конечно, люди шли умирать не за Сталина (хотя и с лозунгом «за Родину, за Сталина!»). Так уж случилось, что история не оставила нашему народу выбора: надо было либо идти воевать и защищать себя и свою страну (а вместе с ними и находившееся в Кремле правительство), либо исчезнуть с лица Земли. Нацисты рассматривали народы Восточной Европы как дикарей, которые должны уступить место цивилизованным нациям. В немецком языке для обозначения представителей этих народов было специальное слово «Unter-mensch» (недочеловек). Нацистская доктрина не оставляла места на Земле ни евреям, ни русским, ни украинцам, как ни оставляла она места полякам, чехам, литовцам, сербам и другим покоренным гитлеровцами народов (хотят или не хотят они об этом сейчас вспоминать).

Подобные случаи в истории уже бывали. В наше время не принято прибегать к таким сравнениям, но ведь еще каких-нибудь 120–130 лет назад белые переселенцы вели войну на истребление коренных народов Северной Америки, а правительства некоторых штатов платили по 20 долларов за индейский скальп. В результате геноцида, организованного правительством США во второй половине XIX века, исчезли миллионы коренных жителей Северной Америки. Они жили на своей земле, имели свои языки и культуру и могли бы иметь свою интересную и богатую историю. Однако уроженцы Мерсии, Уэссекса, Нортумбрии, Ирландии и Девоншира почему-то рассматривали алгонкинов, делаверов, гуронов, ирокезов, чероки и другие древние народы богатейшего континента как дикарей, которые должны уступить место цивилизованным нациям, к которым они себя причисляли. «Цивилизованные» потомки кельтов и англосаксов не просто истребили миллионы коренных жителей, они вычеркнули из бытия их своеобразную культуру, языки, лишили их истории, лишили их будущего. Можно себе представить, насколько богаче была бы мировая палитра народов, если бы коренные жители Северной Америки смогли создать на своей территории собственные государства со своей неповторимой культурой и историей!

Разумеется, нынешние американцы не могут отвечать за то, что было сделано их, пусть, и не слишком далекими предками, но и забывать об этом не стоит, особенно в наши дни, когда Соединенные Штаты Америки рассматривают себя как главного гаранта демократии и прав человека во всем мире. Ну что ж, можно быть уверенным, что и в Германии людоедская идеология нацизма не смогла бы удержаться на большой исторический срок (если допустить на минуту, что нацисты одержали бы победу). Через 70 или 100 лет нацистский режим изжил бы себя сам, Европа вернулась бы к относительно нормальной жизни, но с поверхности этой части света навсегда исчезли бы целые народы, как исчезли они в Северной Америке.

Советские люди миллионами своих жизней оплатили освобождение Европы от нацизма. Известно, что в 1944 г., когда Красная Армия подходила к западным границам СССР (а второй фронт все еще не был открыт), в правящих кругах Великобритании стали всерьез опасаться, что Сталин заключит с Гитлером сепаратный мир. Боялись, что напуганный успехами Советской Армии Гитлер отдаст Сталину Польшу, Прибалтику, Финляндию, договорится о контрибуции, а закаленный в боях на восточном фронте вермахт шутя расправится с войсками западных союзников. В итоге могла бы возникнуть ситуация, сходная с той, которая послужила фоном задуманного как раз в 1944 г. романа Дж. Оруэлла «1984». Там ведь речь идет о непрерывно воюющих друг с другом трех тоталитарных сверхдержавах: одна из них соответствует объединенным США и Великобритании, другая – покоренной нацистами Европе, третья – России с восточными соседями. К счастью, в 1944 г. в Москве уже не думали о переговорах с Гитлером (да и вряд ли до крайности мстительный Сталин отказался бы от идеи расквитаться с Гитлером за вероломное нападение 1941 г.).

Сейчас, через 60 лет после окончания войны, находятся люди, которые называют освобождение восточной Европы от нацизма «советской оккупацией». Заметим, однако, что в результате этой «оккупации», не исчезли ни поляки, ни чехи, ни сербы, как не исчезли народы Прибалтики и других регионов бывшего СССР. Этим народам пришлось многое испытать в послевоенные десятилетия и по вине кремлевского «старшего брата», и по вине собственных коллаборационистских правительств. При всех издержках послевоенных десятилетий народы Европы имеют сейчас возможность развивать свою государственность, свою культуру, творить свою историю. Всего этого не было бы, если бы миллионы русских, украинцев, евреев, казахов, таджиков, представителей всех других народов той страны, которая называлась тогда СССР, своими жизнями не заслонили путь нацизму. Не было бы ни Польши, ни Литвы, ни Латвии, ни Чехии, ни Словакии, ни многих других стран и их народов, как не было бы России. Мы чувствуем искреннюю и глубочайшую признательность тем, кто своей кровью и жизнью защитил будущее России и других стран Европы.

В первые же дни войны Московский университет объявил себя мобилизованным, тысячи студентов, аспирантов и сотрудников ушли на фронт, и многие остались на полях сражений навсегда. Через фронт прошли многие из тех, кто потом определял лицо кафедры зоологии беспозвоночных.

Петр Владимирович Матекин окончил кафедру в 1941 г. В феврале 1942 г. он поступил в школу военных штурманов, участвовал в боевых вылетах, а затем стал командиром авиадесантного подразделения и восемь раз высаживался в тылу врага. В одной из таких операций П.В. Матекин был тяжело ранен. После лечения П.В. Матекин был признан ограниченно годным к службе, но настоял на переаттестации и был назначен начальником медсанслужбы стрелкового полка. Воевал на Северном Кавказе и на Кубани, в 1943 г. снова был тяжело ранен и снова вернулся в действующую армию. В должности начальника медсанслужбы бригады тяжелых минометов П.В. Матекин воевал на Ленинградском фронте, участвовал в боях за Берлин и Прагу. Войну П.В. Матекин окончил в звании гвардии майора. В послевоенные годы П.В. Матекин стал известным малакологом (специалистом по моллюскам), защитил диссертацию, за которую ему сразу была присуждена докторская степень, стал профессором, а с 1986 г. по 2000 г. был заведующим кафедрой зоологии беспозвоночных.

Петр Владимирович Матекин в 1941 г.

Молодой ассистент кафедры Кирилл Александрович Воскресенский был командирован в Минск накануне войны. Он летел туда одним из последних рейсов Люфтганзы (с посадкой в Минске). Самолет был заполнен сотрудниками немецкого посольства, которые перед войной возвращались в Берлин. К.А. Воскресенский (по обычаю интеллигенции того времени он хорошо знал немецкий язык) мирно беседовал с попутчиками, которые, конечно, уже догадывались о предстоящем нападении германских войск на СССР. К.А. Воскресенский вернулся в Москву за несколько дней до трагического воскресенья 22 июня. Началась война, и К.А. Воскресенский вступил в дивизию Народного ополчения, формировавшуюся на Красной Пресне. Вместе с ним вступил в ту же дивизию аспирант Анатолий Иванович Савилов. Плохо вооруженные и необученные ополченцы с винтовками и бутылками с зажигательной смесью пытались остановить моторизованные дивизии вермахта. Почти все ополченцы погибли или были окружены и оказались в плену. Попал в плен и К.А. Воскресенский (вместе с А.И. Савиловым). Немцы отнеслись к К.А. Воскресенскому как к штатскому человеку (этому способствовал подчеркнуто невоенный облик К.А. Воскресенского – «интеллигента в очках» и удостоверение ассистента университета), предоставив некоторую свободу передвижений. Воспользовавшись этим, К.А. Воскресенский сумел организовать групповой побег советских военнопленных из лагеря. Созданный им партизанский отряд «Кирилл» влился в легендарное партизанское соединение «Тринадцати» под командованием Героя Советского Союза С.В. Гришина. Партизанский полк С.В. Гришина громил гитлеровцев на Смоленщине и в Белоруссии. К.А. Воскресенский и А.И. Савилов прошли большой боевой путь в составе партизанского соединения. Только в 1944 г. у западных границ СССР партизанский полк С.В. Гришина соединился с частями 3-го Белорусского фронта.

Кирилл Александрович Воскресенский в 1941 г.

После войны А.И. Савилов стал известным морским биологом – сотрудником Института океанологии, а К.А. Воскресенский вернулся на кафедру. Он защитил кандидатскую диссертацию по новому для того времени направлению – биофильтрации беспозвоночных. Свои исследования он проводил на Белом море, в небольшой скалистой бухте недалеко от Беломорской биостанции. С тех пор она так и называется – «Бухта биофильтров». К.А. Воскресенский был ведущим гидробиологом кафедры. До конца дней он поддерживал связи со своими боевыми товарищами, вел большую военно-патриотическую работу среди молодежи.

Владимир Александрович Свешников в 1944 г.

В 1942 г. с первого курса биологического факультета МГУ на войну ушел Владимир Александрович Свешников. Он воевал в составе воздушно-десантной бригады, участвовал в жестоких рукопашных боях на Карельском перешейке и на территории Финляндии. С войсками 3-го Украинского фронта В.А. Свешников дошел до Венгрии, воевал против элитных эсэсовских дивизий на заключительном этапе Великой отечественной войны (в частности, участвовал и в кровопролитных сражениях у озера Балатон, где гитлеровцы в последний раз пытались перейти в наступление и переломить ход войны). Ожесточение этих сражений было так велико, что ни та, ни другая сторона в плен не сдавалась и пленных не брала. В.А. Свешников был тяжело ранен, около года оставался прикованным к больничной койке. После войны В.А. Свешников продолжил учебу в МГУ, был оставлен на кафедре и стал известным зоологом, профессором, ведущим специалистом по морфологии и развитию многощетинковых червей.

В первые дни войны добровольцем ушел в истребительный батальон студент 4-го курса кафедры Евгений Михайлович Лебедев. Спустя несколько месяцев его направили учиться в ветеринарную академию (советская артиллерия почти всю войну оставалась на конной тяге, и армия остро нуждалась в ветеринарах). В дальнейшем он воевал в составе Первого и Второго Украинского фронтов, участвовал в боях на территории Украины, Румынии, Венгрии и Австрии. Е.М. Лебедев закончил войну в звании капитана, но в армии оставался до 1948 г. После демобилизации Е.М. Лебедев работал в Институте океанологии, а затем – многие годы – в аппарате президиума АН СССР.

Борис Михайлович Логвиненко в 1954 г.

В июне 1941 г. с золотой медалью окончил школу Борис Михайлович Логвиненко. Талантливый юноша мечтал стать биологом, но началась война, и уже летом 1941 г. Б.М. Логвиненко ушел воевать. В составе танкового десанта он участвовал в Сталинградской битве, был тяжело ранен, но настоял на своем возвращении в армию. Начальство решило послать грамотного молодого человека учиться в артиллерийское училище. Окончив его, Б.М. Логвиненко был направлен на Дальний Восток, где в 1945 г. принимал участие в боевых действиях против Японии. Только после демобилизации в 1949 г. Б.М. Логвиненко смог осуществить свою мечту и поступить на биологический факультет МГУ. В дальнейшем Б.М. Логвиненко стал известным специалистом в области популяционно-генетических методов исследования. Долгие годы Б.М. Логвиненко руководил лабораторией биологии развития животных в составе кафедры зоологии беспозвоночных, был заместителем декана биологического факультета МГУ.

Особую скорбь вызывают воспоминания о студентах и сотрудниках кафедры, не вернувшихся с полей сражений. Их имена не забыты, но как мало знаем мы теперь, через 60 лет после окончания войны, об их коротких жизнях.

Олег Николаевич Радченко ушел на войну с 4-го курса кафедры зоологии беспозвоночных в мае 1942 г. Окончил минометное военное училище в г. Великий Устюг. О.Н. Радченко воевал в составе Волховского и Тихвинского фронтов, участвовал в боях за освобождение г. Ленинграда и в прорыве финской обороны. В 1944 г., выполняя особо важное спецзадание при форсировании реки Раеволан-Поки, старший лейтенант О.Н. Радченко был смертельно ранен и скончался в госпитале.

Олег Николаевич Радченко в 1941 г.

Талантливый студент нашей кафедры Георгий Александрович Пермяков выполнял дипломную работу под руководством Г.Ф. Гаузе. Он успел сдать государственные экзамены на 5-м курсе в начале июня 1941 г. и ушел в действующую армию. Г.А. Пермяков был командиром пехотного взвода, воевал на Кавказском фронте и погиб весной 1943 г.

Георгий Александрович Пермяков в 1941 г.

Николай Максимович Киналев до начала войны защитил кандидатскую диссертацию на тему «Гидробиологический очерк равнинного течения р. Или и некоторых водоемов ее поймы», работал на кафедре зоологии беспозвоночных в должности ассистента, а затем – старшего научного сотрудника. Н.М. Киналев был секретарем партбюро биологического факультета МГУ и ушел на фронт в первые дни войны. В звании старшего политрука 1001-го стрелкового полка Н.М. Киналев участвовал в тяжелых боях под г. Смоленском, отражая наступление гитлеровских войск на Москву. В октябре 1941 г. Н.М. Киналев погиб в бою.

Совсем мало известно об Олеге Александровиче Липине, который окончил кафедру в 1941 г., но сразу после сдачи государственных экзаменов ушел на фронт и погиб в бою в первые месяцы войны.

Николай Максимович Киналев в 1940 г.

Олег Александрович Липин в 1941 г.

Низкий поклон тем, кто проливал кровь в Великой Отечественной войне! Вечная память всем, кто отдал свои жизни в борьбе с нацизмом!