Текст книги "Океанский ВМФ товарища Сталина. 1937-1941 годы"

Командиры советского ВМФ СССР на ученьях в предвоенные годы.

Мы условились принимать и сдавать дела на другой день. На следующее утро, как было условлено, встретились. Поработали несколько часов и решили встретиться еще раз. Я думал, что передача дел займет три дня. Утром Петр Иванович в наркомат не пришел. Я ждал его час, два, три… Так и не дождался. Мне просто вручили ключ от сейфа. Только тогда я понял смысл слов, сказанных накануне Сталиным, когда я по его приказанию позвонил по телефону. «Вы еще не приняли дела?» – спросил он. «Нет еще». «Торопитесь, а то не успеете», – сказал Сталин и повесил трубку.

Итак, я стал первым заместителем народного комиссара Военно-Морского Флота, а самого наркома все еще не было. Говорили, будто Фриновский отдыхает на даче. Между тем в кабинете на огромном столе лежала гора бумаг, требовавших решения. Я поехал к А.А. Жданову посоветоваться, как быть.

– Решайте сами, а по наиболее крупным или сомнительным вопросам звоните мне – сказал он. – Поможем.

Так началась моя работа в Москве».

Как мы уже говорили выше, по результатам съезда Н.Г. Кузнецов, с подачи Сталина, был избран и в состав ЦК ВКП(б). А вскоре последовал и апофеоз карьерного роста – назначение Н.Г. Кузнецова 29 1939 года Народным Комиссаром ВМФ СССР. Заметим, что на тот момент Кузнецову было всего 37 лет (по другим данным и вовсе 35) и он был самым молодым наркомом в Союзе. Несколькими месяцами позднее наркомом текстильной промышленности станет ровесник Кузнецова А.Н. Косыгин (хотя, при всем уважении к текстильной промышленности, уровень наркоматов был все же разный). В июне 1941 года рекорд молодости обновит назначенный наркомом вооружения Д.Ф. Устинов. Что ж, следует сказать, что все три выдвиженца Сталина полностью оправдали доверие вождя, оказавшись личностями по-настоящему выдающимися. И Кузнецова, и Косыгина, и Устинова Сталин присматривал заранее, а потом лично занимался их стремительным ростом.

Из книги Н.Г. Кузнецова «Накануне»: «27 апреля меня вызвали в Кремль. Разговор шел о результатах поездки на Дальний Восток. Присутствовали все члены Политбюро. Жданов рассказывал о своих впечатлениях от Находки. – Это действительно находка для нас. Тут же было принято решение о создании там нового торгового порта. Жданов рассказал о делах Приморского края, о Тихоокеанском флоте. Когда я уже собирайся уходить, Сталин обратился к присутствующим: – Так что, может быть, решим морской вопрос? Все согласились с ним… Из Кремля заехал домой. Когда вернулся на службу, на столе обнаружил красный пакет с Указом Президиума Верховного Совета СССР о моем назначении народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР. Со смешанным чувством радости и тревоги читал я этот документ. Быстрый подъем опасен не только для водолазов. Столь быстрое повышение по служебной лестнице тоже таит в себе немало опасностей. Я это хорошо понимал еще в молодые годы, потому и просил после академии назначить меня на корабль старпомом, чтобы двигаться по службе последовательно. Мечтал, конечно, командовать кораблем. О большем не думал. Но за последние годы мое продвижение стало уж очень стремительным. Его можно было объяснить в то время лишь бурной волной вынужденных перемещений…»

Кстати, и П.А. Смирнов, и М.П. Фриновский, несмотря на активное участие в репрессировании своих подчиненных и слабую военно-морскую компетенцию, наркомат ВМФ все же сформировали и «в работу запустили». В своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов признает: «Когда я вступил в должность наркома, в апреле 1939 г., уже заканчивалась реорганизация ГМШ и всего наркомата ВМФ, но отдельные вопросы требовали доработки». Так что прибыл Кузнецов не на пустое место.

Каковы же были взгляды Н.Г. Кузнецова на развитие ВМФ СССР? Среди историков бытует мнение, что в момент назначения он вообще не имел устойчивого мнения на этот счет. Однако, последующая деятельность Кузнецова на посту наркома и самое главное – его мемуары, все же дают представление о его приоритетах. В реальности Кузнецов являлся типичным продуктом «молодой школы». Годы его учебы в военно-морской академии (1929–1932 гг.) пришлись на расцвет противников линейного океанского флота. Поэтому Кузнецов был лишен возможности слушать лекции изгнанного из академии профессора Петрова (а, следовательно, и проникаться его идеями), зато вдоволь наслушался лекций ярого поборника войны малыми силами и подводными лодками Александрова и его единомышленника Муклевича. Отсюда и упорная нелюбовь Кузнецова к большим океанским кораблям, постоянное высмеивание в своих мемуарах приверженности Сталина к линкорам и тяжелым крейсерам. В 1939 году, судя по всему, он вообще не имел собственных твердых взглядов на будущее ВМФ. Да и откуда им было взяться. ведь никаких серьезных оперативных и штабных должностей будущий нарком никогда не н занимал. Да, он был образцовым командиром легкого крейсера, но серьезным опытом организации взаимодействия родов сил ВМФ не обладал, чего собственно и не скрывал в своих воспоминаниях.

Разумеется, перечить Сталину в вопросе создания Большого флота Кузнецов не мог и впервые годы беспрекословно выполнял все его указания. Но уж в мемуарах впоследствии оторвался по полной…

В своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов так описывал первый период своего наркомовского становления: «Я был молод и без достаточного опыта. Многие, не говоря об этом, конечно, прямо, критически отнеслись к моему назначению. Не случайно несколько раз мне между прочим напоминал об этом и Сталин. «Вот говорят, что вы молоды, а мы назначили и не побоялись», – как-то упрекнул он меня, когда я высказался против одного назначения, ссылаясь на неопытность кандидата. Я и сам понимал, что по возрасту и опыту не был подготовлен к такому высокому посту. Это я прямо высказал летом 1939 года в училище Фрунзе, беседуя с выпускниками. «Я далеко не обладаю нужными знаниями, но раз меня назначили, считаю своим долгом приложить все усилия, чтобы справиться с работой», – и сказанное было правдой. Не мне судить, насколько мне это удалось. Положительным в моем назначении являлось то, что я был моряком и до этого все время плавал на кораблях, командовал крейсером и флотом, а стало быть, имел определенные преимущества перед Смирновым или Фриновским, что, видимо, многие ценили. Первый нарком ВМФ продержался недолго и после разгромных поездок по флотам сам был арестован. Фриновский же, человек далекий от флота и явно случайный, больше занимался присмотром за людьми с помощью своих соглядатаев да нагонял страх на руководителей – специалистов флота. Вскоре после моего назначения общие разговоры прошли и начали складываться отношения с людьми, которым я был подчинен или которые были подчинены мне».

В своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов почему-то делает вид, что не понимает, кому он обязан своей молниеносной карьерой. Неужели действительно не знал и не понимал? В такое верится с трудом. Тогда почему промолчал? Скорее всего, потому, что, когда писал свои воспоминания шли совсем иные времена, и хвастаться тем, что ты воспитанник Сталина было уже не модно. Кроме этого в воспоминаниях Кузнецова присутствует нескрываемая обида на Сталина, который хоть и сделал его наркомом, но затем был не всегда внимателен, не всегда прислушивался, а затем и вовсе, то убирал на вторые роли, то возвращал обратно. Сталин Кузнецова, как известно, простил (он даже впоследствии придумал для своего любимца особое персональное воинское звание Адмирала Флота Советского Союза!), а вот Кузнецов в своих мемуарах Сталина не простил…

Вообще к мемуарам, Н.Г. Кузнецова, как и ко всем другим воспоминаниям, следует всегда подходить критически, так как любой мемуарщик считает правильным только себя и неправыми всех остальных. Что касается Н.Г. Кузнецова, который в своих мемуарах предстает перед нами этаким «рыцарем без страха и упрека», то в воспоминаниях его современников не все столь однозначно…

Из воспоминаний адмирала В.И. Платонова: «В 1938 г. мне довелось принимать участие в работе Главного Военного Совета ВМФ, созванного правительством в Кремле по случаю первой годовщины образования нашего наркомата. На совещание съехались командующие и члены военных советов флотов и флотилий, командиры и комиссары передовых соединений и кораблей, начальники управлений боевой подготовки штабов. На заседаниях присутствовали И.В. Сталин, В.М. Молохов, М.И. Калинин, А.А. Жданов, К.Е. Ворошилов. С докладом об итогах боевой и политической подготовки выступал новый нарком военно-морского флота М.Н. Фриновский. Не имеющий представления о флотах и кораблях, чекист по происхождению, Фриновский сбивчиво и неграмотно читая написанный чужой рукой незнакомый ему текст обширного доклада, то и дело запинался и коверкал специальные и технические термины, обнаруживая полную беспомощность в морском деле. Было очевидно, что на столь ответственном посту этот человек оказался случайно, по какому-то недоразумению или по ошибке и что наркома Военно-Морского Флота из него никогда не получится. И вот, когда он, критикуя высокую аварийность самолетов и кораблей, стал поносить тихоокеанцев за потерю разбитого штормом эсминца, с места поднялся молодой командующий флотом Н. Г. Кузнецов и, перебив оторопевшего от неслыханной дерзости докладчика, бросил ему в лицо:

– Корабль погиб не по вине личного состава, а из-за внезапно налетевшего урагана. Вам надо сначала позаботиться о том, чтобы Дальневосточный морской театр был оснащен необходимой сетью метеостанций и постов наблюдения за погодой, а уж потом бросать такие обвинения. И еще, если бы вы не вмешивались, сидя в Москве, в мои распоряжения и не путали их, может быть, эсминец и удалось бы спасти.

Видимо, потому, что в запальчивых словах Кузнецова прозвучала правда, смелый его выпад понравился правительству. Ни командира погибшего эсминца, ни возглавлявшего переход комдива в тот раз судить не стали. А командующего Тихоокеанским флотом вскоре призвали сменить Фриновского в должности наркома. В новой же своей роли Николай Герасимович отношение к командирам, корабли которых потерпели аварию, резко изменил».

Написанное В.И. Платоновым весьма любопытно. Во-первых, он весьма убедительно описал вопиющую некомпетентность наркома ВМФ Фриновского. Но далее еще интереснее! Каким бы ни был Фриновский профаном, но он нарком и ругал командующего Тихоокеанским флотом за конкретную потерю новейшего корабля, т. е. вполне справедливо. Что касается Н.Г. Кузнецова, то он проявил себя в данной ситуации, как прекрасный психолог. Скорее всего он уже во время беспомощного чтения Фриновским чужого доклада, пронял, по выражению лица Сталина, что тот недоволен некомпетентностью докладчика. И поэтому решился на вопиющую дерзость, публично заявив, что ни только никакой вины за собой в гибели не признает, но и обвинив во всем случившемся самого наркома. Обвинения Кузнецову к Фриновскому были совершенно безосновательными. Сложно сказать какие указания давал из Москвы во Владивосток нарком командующему флотом по спасению эсминца. Но если Кузнецов действительно слепо их выполнял и не проявил здоровой инициативы, то грош ему цена. Что же касается сети метеостанций, то здесь Н.Г. Кузнецов вообще сморозил глупость. Если следовать его логике, то при отсутствии метеостанций, корабли должны вообще тонуть в обязательном порядке. Но как же плавали без этих метеостанций не одно столетие ранее. Самое поразительное, что абсолютно не ориентировавшийся в ситуации Фриновский не нашелся что ответить наглому комфлоту. Но сдерзил Кузнецов вовсе не для того, чтобы призвать наркома к объективному расследованию катастрофы. Во-первых, он понимал, что здесь и сейчас Сталин может принять решение о наказании за погибший эсминец и виновным может оказаться именно он. Поэтому Кузнецов в отчаянном броске попытался перевести стрелки на ошалевшего наркома. Во-вторых, весь демарш был рассчитан не на Фриновского, а на Сталина. Таким образом, Кузнецов демонстрировал ему свою храбрость, компетенцию, зная, что вождь любит умных и смелых. Расчет Кузнецова полностью оправдался – «смелый его выпад понравился правительству», т. е., прежде всего, Сталину. Разумеется, что, если бы на месте Фриновского был профессиональный моряк, он с легкостью бы поставил наглеца на место. Но Фриновский и в этом случае не нашелся что возразить. Что касается Сталина, то слушая запинавшегося и откровенно не понимавшего написанного подчиненными доклада, он, действительно был недоволен. Когда же молодой и дерзкий комфлот обвинил в катастрофе наркома и тот не смог на это возразить, Сталин был, по меньшей мере, удивлен. Возможно, именно тогда он понял, что ошибся с Фриновским и поставил на никчемном наркоме крест. Кузнецов же в данном случае проявил себя, как настоящий царедворец, сумевший в критической для себя ситуации, ни только выйти сухим из воды, но и обратить свое поражение в блестящую победу, заработав у Сталина «призовые очки». Весьма показательна и последняя фраза Платонова, о том, что когда в будущем сам Кузнецов разбирался с авариями своих подчиненных, то никакого снисхождения к ним не проявлял.

* * *

Заметим, что заместителей к Кузнецову Сталин подобрал сам. Затем, присматривался. Если считал, что тот или иной выдвиженец не соответствует своей должности, то убирал или производил рокировку, находя наилучшее применение способностям того или иного адмирала. При этом мнение Кузнецова в первые годы Сталина не интересовало. В принципе, Сталин был прав. Кузнецов был сам еще очень молод и неопытен, поэтому вряд ли мог сразу подобрать себе достойных помощников? Поэтому Сталин и подбирал ему «нянек».

Из воспоминаний Кузнецова: «Начальником Главного Морского штаба до октября 1940 г. был адмирал Л. Галлер – человек высокой культуры в широком понимании этого слова, с большим практическим опытом службы на кораблях. Он последовательно продвигался по службе еще в царском флоте и полностью перешел на сторону Советской власти после Великой Октябрьской революции. Без преувеличения можно сказать, что всю свою жизнь он посвятил флоту. Исполнительный до педантичности Лев Михайлович не нуждался в контроле за выполнением полученного им указания. Его недостатком в предвоенные годы была, пожалуй, излишняя осторожность. Об этом, видимо, знал И. Сталин и предложил вместо Л. Галлера назначить адмирала И. Исакова, бывшего тогда заместителем по кораблестроению. Они безболезненно поменялись должностями. Исакову более импонировала живая работ в роли начальника ГМШ, Галлер же принял под свое ведение органы кораблестроения. Это, по-моему, ничуть не принижает высоких качеств последнего. Сталин… много занимался строительством Большого флота, часто встречался с Исаковым и, видимо, составил о нем весьма лестное мнение. Важно другое. Когда в октябре 1940 г. Сталин сам предложил произвести замену начальника ГМШ и назвал кандидатуру Исакова, то я, искренне ценя и уважая Галлера, не мог ничего возразить. Исаков, более молодой, был теоретически подготовлен лучше Галлера, что важно для начальника ГМШ, обладал достаточным практическим опытом, а главное, был энергичнее и смелее его. Итак, во главе ГМШ перед войной стояли такие высокоэрудированные адмиралы, как Л. Галлер, И. Исаков и длительное время замещавший начальника ГМШ контр-адмирал В. Алафузов. Все трое обладали качествами, которые должны быть присущи руководителям крупного центрального органа. Отличное знание военно– морского дела, трудолюбие, высокое чувство ответственности сочетались у них с требовательностью к себе и подчинённым. При всем этом, мне думается, нужно подчеркнуть, что решающую роль в успешной работе штаба, конечно, играли не отдельные личности, а весь коллектив. А как Галлер, так и Исаков умели подбирать наиболее грамотных, дисциплинированных и трудолюбивых офицеров и адмиралов, обеспечивавших хорошую работу ГМШ в целом».

Из книги Н.Г. Кузнецова «Накануне»: «В октябре 1940 года вместе с начальником Главного морского штаба я докладывал в Кремле о строительства береговых батарей, которое шло быстрым темпом и приняло огромный размах, особенно на Балтике – от Кронштадта до Палангена (Паланга) и на Севере – от Архангельска до полуострова Рыбачий. Наши западные морские границы укреплялись на всем их протяжении. Государство отпускало для этих целей много средств в техники. Даже часть крупных орудий, предназначенных для кораблей, срочно переоборудовали для береговых батарей. В Германии заказали мощные подъемные краны для установки тяжелых орудий. Фирма «Демаг» тогда еще формально выполняла свои обязательства.

Мое сообщение было принято к сведению. После доклада собрался было уходить, но мне предложили задержаться. Вышел на минутку в приемную, переговорил о текущих делах с Л.М. Галлером, и он уехал в наркомат. Я остался ждать, прикидывая, какие еще вопросы могли возникнуть у начальства.

– Мне кажется, Галлера на посту начальника Главного морского штаба следует заменить Исаковым, – сказал И.В. Сталин. – Галлер – хороший исполнитель, но недостаточно волевой человек, да и оперативно Исаков подготовлен, пожалуй, лучше.

К тому времени я уже достаточно хорошо знал того и другого. Л.М. Галлер был безупречным исполнителем, обладал огромным жизненным опытом, дольше, чем Исаков, командовал кораблями и флотом, но с годами стал чрезмерно осторожным и не всегда действовал уверенно, инициативно. Исаков отличался более высокой теоретической подготовкой и большими волевыми качествами. У меня и самого сложилось мнение, что И.С. Исаков в качестве начальника Главного морского штаба был бы на своем месте. – Думаю, получится хорошо, – ответил я. Так и было решено. И.С. Исакова назначили начальником Главного морского штаба, Л.М. Галлера – моим заместителем по судостроению. О разговоре со Сталиным я сразу же рассказал Галлеру. Замена произошла без всяких шероховатостей. Л.М. Галлер был тогда уже в годах, честолюбием не страдал. Приказ есть приказ – так воспринял он новость.

– Приложу все силы, чтобы помочь вам и на этой работе, – сказал чистосердечно Лев Михайлович.

И.С. Исаков назначением был доволен. Новая должность больше соответствовала его активной натуре».

В другом месте своих мемуаров Н.Г. Кузнецов пишет о том, как именно Сталин подыскивал ему помощников: «Волею судьбы, волною вынужденных перемещений и без особого личного стремления я к началу Великой Отечественной войны оказался на вершине иерархической лестницы в Военно-Морском Флоте – наркомом ВМФ в звании адмирала. Убежденный сторонник последовательного продвижения по службе, я повышался чересчур быстро, перескакивая некоторые инстанции и не выдерживая даже минимально положенного времени на некоторых должностях. Так, мне не пришлось командовать соединением кораблей и служить на штабной работе в центральном аппарате, подготавливая себя к должности наркома. Это, бесспорно, недостаток, который я сознавал, пытался компенсировать его подбором опытных людей в свои заместители и чаще советовался с ними. Это оказывало положительное влияние, если заместителем работал такой на редкость нечестолюбивый и порядочный адмирал, как Л.М. Галлер, и несколько иначе было, когда моим первым заместителем был образованный, но довольно честолюбивый адмирал И.С. Исаков. Первый отдал себя целиком флоту и бескорыстно помогал, второй, помогая, требовал за это платы и при случае мог подставить ногу, о чем я откровенно писал, вспоминая один разговор в кабинете И.В. Сталина в 1946 году. Тогда Сталин прямо в его присутствии указал на И.С. Исакова, как на адмирала, настроенного властолюбиво против меня, а тот, смутившись, должен был выдержать при мне это замечание».

Помимо заместителей наркома Сталин лично занялся подбором и назначением новых командующих флотами. Заметим, что на всех четырех флотах командование было полностью сменено. Балтийской флот возглавил однокашник Н.Г. Кузнецова по ВМУ им. Фрунзе В.Ф. Трибуц (39 лет), Черноморский флот – Ф.С. Октябрьский (40 лет), а Северный – А.Г. Головко (34 года). На должность командующего Тихоокеанским флотом Н.Г. Кузнецов рекомендовал своего старого сослуживца по Черноморскому флоту И.С. Юмашева, занимавшего тогда должность командующего Черноморским флотом, с присвоением звания флагмана 1-го ранга (с июня 1940 г. – вице-адмирала). Командующий Балтийским флотом 40-летний В.Ф. Трибуц имел за плечами службу на линкорах, командовал эсминцем. Однако служебный путь от командира эсминца до командующего флотом прошел всего за три года, что не могло не сказаться на его уровне оперативной подготовки. Командующий Черноморским флотом 42-летний Ф.С. Октябрьский кораблями вообще не командовал, причем всю службу провел на торпедных катерах, не имея представления о практике командования серьезными корабельными соединениями. Самый молодой из всех, командующий Северным флотом А.Г. Головко также являлся катерником, большую часть службы прослужившим на речных и озерных флотилиях… При этом, к достоинствам последнего следует отнести опыт войны в Испании, к тому же управлять малочисленным Северным флотом было гораздо легче, чем тремя остальными. Из четырех командующих флотами самым опытным и грамотным являлся, безусловно, И.С. Юмашев. Начав службу матросом в царском флоте, он прошел последовательно все ступени флотской службы, командовал эсминцем и крейсером, дивизионом эсминцев и бригадой крейсеров.

Как Сталин назначал командующий флотами? Вот как происходило, к примеру, назначение А.Г. Головко. В июле 1940 года командующего Амурской флотилией А.Г. Головко вызвали в Москву Сталин принял его в присутствии Молотова, Берии и Ворошилова. Вначале Сталин, по воспоминаниям А. Головко расспросил его о положении на Дальнем Востоке, о судостроительном заводе в Комсомольске-на-Амуре. Затем перешел к положению на Северном флоте. «Там сейчас нет порядка и дисциплины, комфлот лишь спорит с рыбниками, а дело стоит, – обрисовал ситуацию вождь. – Между тем театр большой важности, очень сложный, открытый, по-настоящему океанский театр, не в пример Балтике и Черному морю. И не надо забывать, что во время первой мировой войны связь между западными государствами и Россией была более обеспеченной по северному направлению, нежели через балтийские порты…». И тут последовал залп главного калибра: «Так что же, значит, товарищ Головко берется за это дело? – продолжал звучать в моих ушах вопрос, с которым Сталин обратился ко мне. Я ответил, что буду стараться, но не знаю, как у меня выйдет. На этом разговор был закончен». А.Г. Головко тогда едва исполнилось тогда 34 года. Но и это не было пределом, т. к. не справившийся с Северным флотом контр-адмирал В. Дрозд, которого менял Головко, был моложе его еще на полгода.

Но как оказывается, Сталин лично занимался не только назначением командующих, но и начальников штабов флотов. Он лично подбирал и их заместителей! Из воспоминаний адмирала В.Ф. Трибуца «Балтийцы сражаются»: «В январе 1938 года, когда я уже работал в штабе флота, меня вызвали в Москву. В день приезда поздно вечером мы вместе с наркомом ВМФ поехали в Кремль. Не зная причины вызова туда, я, конечно, волновался. После ожидания в течение некоторого времени нас пригласили в кабинет И.В. Сталина. Я видел его впервые. В кабинете находились и некоторые члены Политбюро. Сталин поздоровался с нами, потом, расхаживая по кабинету, он задавал вопросы, касающиеся обстановки на Балтике и в Финском заливе, интересовался состоянием нашего флота и флотов сопредельных государств, просил дать оценку некоторым классам кораблей, их боевым возможностям. На мой взгляд, это было что-то вроде экзамена. Я обратил внимание на знание Сталина многих деталей военно-морского дела, особенно хорошо он был знаком с тактико-техническими данными наших кораблей. Потом Сталин поинтересовался моей личной жизнью, национальностью, образованием. Беседа была довольно длительной. Вскоре мне сообщили об утверждении меня в должности начальника штаба флота».

При этом заметьте, что беседа Сталина с Трибуцем не была формальной, как это происходило в последующем с другими руководителями СССР. Сталин не только реально выяснял, что за человек этот новый назначенец, проверял его военно-морскую эрудицию, но и, пользуясь случаем, сам узнавал для себя что-то новое в военно-морском деле.

Из посмертных мемуаров наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова «Крутые повороты»: «…К этому времени (времени назначения Н.Г. Кузнецова на должность наркома – В.Ш.) на флотах произошли крупные перемещения руководящего состава и было выдвинуто много молодых и недостаточно опытных командиров. Основными вопросами, которые я готовил и должен был лично докладывать, были вопросы по утверждению оперативно-тактических заданий на заложенные или закладывающиеся корабли. Если совещание было небольшое, то собирались, как правило, в кабинете Сталина, а если приглашенных было много, то в одном из небольших залов в Кремле. Предварительная подготовка всех вопросов поручалась Молотову и Жданову, и они, передавая те или иные указания Сталина, требовали доложить им подготовленный мною вопрос или документ. С первых же заседаний мне бросилось в глаза, что предварительная подготовка для моих «шефов» не имеет большого значения. Они весьма просто меняли свои мнения, высказанные еще вчера, если Сталин высказывал свои, являвшиеся для них законом. Противоречить никто не решался. Но решающее мнение Сталина часто не совпадало с моим, как специалиста-моряка, а я не мог рассчитывать на поддержку Жданова или Молотова и должен был полагаться только на себя. Что мне не следует надеяться на кого-либо, а нужно самому стараться доказать все Сталину, это я понял сразу. Сталин никогда раньше не соприкасался с флотом. Если армейские вопросы его занимали еще в годы гражданской войны и в мирный период строительства Вооруженных Сил, то с флотскими проблемами правительство вплотную столкнулось в середине 30-х годов. Проводимая политика и выход страны на мировую арену подсказывали, что без флота делать это уже невозможно. Национально-освободительная борьба в Испании явилась одним из ярких тому доказательств. С одной стороны, я наблюдал доброжелательное отношение Сталина к флоту, с другой – видел его недостаточную компетентность в морских вопросах и нежелание прислушаться к морякам-специалистам. Можно привести пример, когда при обсуждении оперативно-тактических элементов новых кораблей я обращал внимание на необходимость иметь более или менее одинаковую дальность плавания линкоров и крейсеров и на желательность по возможности увеличить запас хода эсминцев, которые призваны сопровождать эскадру. Сталин не придавал этому значения, заявляя, что для пополнения кораблей всем необходимым будем иметь базы где нужно. В подобных вопросах, когда Сталин недопонимал их значение, судостроители обычно брали верх и хором поддерживали его, а мои шефы, Жданов и Молотов, как правило, молчали, выжидая, что окончательно скажет Сталин. Если моряки проявляли достаточную настойчивость и упорство, тогда удавалось в конечном счете добиться нужного решения. Но если моряки не настаивали на своем, гражданские специалисты-судостроители проводили свои взгляды, часто выгодные для них, но неправильные с точки зрения военных моряков. После XVIII съезда партии мнение Сталина считалось уже неоспоримым. Беру для примера всего один крупный вопрос: судостроительная программа. Неизвестно почему, скажем, нравились Сталину тяжелые крейсера, и никто не смел высказывать иного мнения. «Сталин обещал голову снести тому, кто будет против этих крейсеров», – сказал мне однажды крупный работник Наркомсудпрома А.М. Редькин…»

При этом, если Сталин понимал, что в каком-то вопросе Кузнецов более компетентен, чем он, то к мнению наркома прислушивался.

Из воспоминаний Н.Г. Кузнецова: «В период становления наркомата ВМФ было решено в составе Военно-морского флота иметь авиацию как самостоятельный род морских сил и подчинить ее наркому ВМФ через начальника специального управления. Правда, такая форма организации не всем была понятна. Поэтому в правительстве снова возник вопрос: а не следует ли флотскую авиацию оставить, как и прежде, под началом командования Военно-воздушных сил наркомата обороны?

Однажды, когда я был на приеме у Сталина, он взял со стола какую-то бумагу, бегло пробежал её и вдруг спросил:

– Значит, вы все-таки настаиваете на том, чтобы флотская авиация подчинялась морякам?

– Да.

Сталин положил обратно на стол документ, и я понял, что это было одно из писем, в котором выражалось сомнение по поводу только что разработанной организации авиации как самостоятельного рода сил в системе Военно-морского флота. Я постарался как можно убедительнее обосновать правильность такой точки зрения. Сталин слушал внимательно, не перебивая. Судьба флотской авиации была решена так, как мы того хотели. Начальником управления авиации ВМФ назначили генерал-лейтенанта С. Жаворонкова, которого я знал по службе на Черноморском, а потом на Тихоокеанском флоте».

Так что утверждая в одной из книг своих воспоминаний, что Сталин не желал прислушиваться к морякам-специалистам, Кузнецов в другой своей книге приводит совершенно обратные примеры…

* * *

Прошу прощения перед читателями, за то, что и в дальнейшем буду вынужден много цитировать наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова. Во-первых, он как никто другой из моряков много и достаточно близко общался со Сталиным. Во-вторых, как нарком он был наиболее осведомлен обо всех делах ВМФ. Наконец, в-третьих, Кузнецов оставил несколько книг подробных воспоминаний обо всех этапах своей службы.

Что касается воспоминаний Н.Г. Кузнецова, то принимать их на веру следует особо осторожно и вот почему. При жизни Н.Г. Кузнецова были изданы три тома его воспоминаний: «Накануне» (о службе и жизни автора повествования до Великой Отечественной войны), «На флотах боевая тревога» (о первоначальном периоде Великой Отечественной войны) и «Курсом к победе» (о завершающем этапе Великой отечественной войны). В отношении авторства этих трех книг никаких сомнений быть не может – Н.Г. Кузнецов писал их лично, сам корректировал и подписывал в печать гранки. Следует отметить существенную деталь – во всех трех вышедших при жизни Кузнецова книгах, он избегает серьезных негативных оценок Сталина. Наоборот, все, что касается Сталина, написано, как правило, с большим уважением. А много лет спустя после смерти Н.Г. Кузнецова, в конце 80-х годов начали печататься неизвестные дотоле заметки бывшего наркома. Официально считается, что их он многие годы писал «в стол». Этакий кукиш в кармане. При этом посмертные записки были написаны совершенно в другом стиле, полностью в духе «нового перестроечного времени». В этих записках Н.Г. Кузнецов неустанно обличал недостатки советского строя и особенно щедро поливал помоями Сталина. Поэтому наиболее сочные выдержки из посмертных мемуаров Н.Г. Кузнецова с радостью начала публиковать перестроечная пресса, отводя под них целые развороты центральных газет. В конце концов, вышла и обличительная книга «Крутые повороты», написанная, опять же, полностью в духе «демократических» обличений советской государственной системы и лично Сталина. Совсем недавно стало известно, что невестка бывшего наркома в очередной раз, якобы, нашла некие новые, доселе неизвестные его записи, и по ним готовит очередную изобличительную книгу… Что же это за такой домашний архив, в котором многие десятилетия находят и находят новые и новые сенсационные рукописи? А может это сам покойник с высей горних сам что-то надиктовывает раз за разом?