Текст книги "Любимцы Богини"

Глава XI

В Петровске экипажу впервые представили нового замполита Плисецкого Юрия Александровича, высокого, стройного, задумчивого капитана третьего ранга. На его лице словно застыла печать какой-то грустной мысли. Он и по отсекам проходил как тень, редко с кем разговаривая. Но корабельная молва уже охарактеризовала Юрия Александровича как доброго, порядочного человека.

Сдача задачи Л-С прошла легко и незаметно. То ли народ соскучился по морю, то ли какие-то новые веяния коснулись его, скорее и то, и другое. Если раньше бесконечными тревогами, пыткой бессонницей (сон урывками не более двух часов в сутки), экипаж доводился почти до нервного истощения, то теперь все обстояло по-иному. Все делалось строго по распорядку дня. Если положено по распорядку двум ночным сменам отдыхать до десяти часов, значит, так тому и быть, никто не имеет право нарушить их сон в это время дурацкими внеочередными приборками или работами. Причиной этим положительным изменениям, конечно, был назначенный на должность командира дивизии вместо отстраненного Самсонова контр-адмирал Коржов. Этот громадный, розовощекий человек, с надписью «Командир дивизии» на кармане куртки «РБ», на весь выход, занявший кресло командира корабля, был необыкновенно спокоен и уверен в себе. Лавров отметил его эрудицию не только в вопросах управления подводной лодкой, но и в эксплуатации технических средств. Это же заметил и командир БЧ-5, с которым Лавров поделился своим мнением.

– Голова! – коротко сказал о нем Сысуев. Кроме того, Коржов обладал редким, для начальников такого ранга, чувством юмора. В кают-компании, смеясь, пересказывали его ответ младшему штурману Линькову. Во время выхода из залива Стрелок, штурман, желая продемонстрировать адмиралу свою наблюдательность, завалил его различными вопросами, одним из которых был:

– Товарищ контр-адмирал, а почему из трех скал «Три брата» на выходе из залива две темных, а одна белая?

Коржов, уставший от вопросов надоедливого штурманенка, ответил просто:

– Штурман, вы же по нужде ходите в одно место? Вот и чайки тоже!

После такого ответа желание задавать вопросы у Линькова пропало.

Случай помог Лаврову найти приемлемое объяснение мучившей его загадке причин возникновения интенсивных и быстротекущих пожаров на К-8 и К-221. Находившийся на борту подводной лодки помощник начальника ЭМС по живучести капитан 3 ранга Иванов, только что вернувшийся с курсов из Ленинграда, довел до офицеров корабля информацию о пожаре на атомной подводной лодке Северного флота в апреле этого года. Официального сообщения еще не было, поэтому все с интересом выслушали его доклад. Пожар возник на атомной подводной лодке первого поколения, как всегда в электротехническом отсеке. Огонь с опозданием смогли потушить системой ЛОХ. Погибли тринадцать человек. Флагманский специалист рассказывал удивительные вещи. Люди в аварийных отсеках вспыхивали как свечки! Горели волосы, одежда! И тут Лавров прозрел! Это кислород! Недостающее звено к теории Бобылева. Как он не мог об этом догадаться раньше! Ведь он видел пожарные брошюрки, в которых говорилось, что волосы на голове и одежда способны к интенсивному горению при концентрации кислорода не ниже двадцати четырех процентов, а лакокрасочные покрытия – не ниже двадцати семи. Там же говорилось, что если повысить содержание кислорода на планете на четыре-пять процентов против существующего двадцать одного процента, то все леса на ней погибнут в огне пожаров. Так почему же «Правила использования средств химической регенерации воздуха на подводных лодках ВМФ» разрешают верхний предел содержания кислорода в воздухе отсеков двадцать пять процентов? Стоит измениться влажности или давлению, как содержание кислорода выйдет за эту границу, со всеми сопутствующими последствиями! Любая искра или капелька раскаленного металла от контакторов автоматов, поверхность лампы накаливания, раскалившийся, неисправный сальник насоса приведут к возгоранию масляного тумана в трюме или пыли и волокон, скопившихся в электрооборудовании, послужив запалом для возникновения объемного пожара. Как и было обещано, Лавров рассказал о своей догадке Иванченко и Бобылеву. Ребята согласились с ним, но Бобылев все же поинтересовался:

– Интересно, а почему не горят американцы?

За Лаврова ответил Алексей:

– Во-первых, компоновка оборудования более удачная, во-вторых, не допускают такого содержания кислорода в воздухе отсеков, в-третьих, все наши пожары в конце автономки, на пятидесятые сутки, а они больше тридцати суток не ходят.

– Почему?

– Профсоюз моряков запрещает больше месяца находиться в море потому, что половое воздержание сверх этого срока вредно для организма.

– Вася! – решил поинтересоваться Лавров. – А что ты собираешься дальше делать со своей теорией?

– Не знаю, – пожал плечами Бобылев, – может, Вы чего-нибудь предложите?

– Вряд ли. Всему этому нужна серьезная проверка.

– А если еще подумать? Наверное, за время автономки появятся новые мысли и уже потом Василий изложит все на бумаге! – предложил Иванченко.

– Зачем? – удивился Василий. – Кто будет читать, то, что напишет простой лейтенант?

– Прочитают! – успокоил его Алексей. – Товарищ моего брата заведует пожарной лабораторией в головном институте ВМФ. Пиши! Обязательно прочитают!

Так и решили. Когда расходились, Лавров, похлопав Алексея по плечу, спросил:

– Откуда ты это все знаешь? Ну, про половое воздержание?

Его удивили глубокие познания Иванченко в физиологии вероятного противника.

– В «Известиях» писали. Статья была про аморальное поведение моряков НАТО на берегу, – объяснил Алексей.

«Вот так всегда! – подумал комдив-три. – Что немцу смерть, русский обязан терпеть!».

С приходом в базу объявили пятисуточный планово-предупредительный ремонт. Одновременно с ППР полным ходом шла погрузка продовольствия. Прямо на кормовой надстройке, подложив доски от ящика, кок размахивал топором, пытаясь разрубить на части темно-багровую говяжью тушу, не пролезающую в отверстие люка восьмого отсека. В центральный пост осторожно опускали большие темно-зеленые опломбированные ящики с запасными частями и принадлежностями к механизмам и вооружению. Несколько дней разгружали машины с комплектами регенерации. Может показаться, что светло-желтые, цинковые ящики с запаянными крышками в огромном количестве размещают, где попало – в трюмах, на подволоках, в каютах и гальюнах, загромождают проходы в отсеках, доступ к механизмам. Это не так. За кажущимся хаосом и нагромождением кроется точный математический расчет. Просто места в отсеках очень мало. Каждый комплект расположен и закреплен строго на своем месте. На протяжении всей автономки выбирать их с этих мест будут в таком порядке и количестве, чтобы не нарушить остойчивость и посадку подводной лодки, а вес удаленных за борт пластин, скомпенсируют приемом балласта в уравнительные цистерны.

Готовились к автономке и жены офицеров и мичманов. Большинство приобретало билеты на перелет на Запад, к своим мамам. Тяжело одной с одним или двумя дошкольниками без помощи мужа. Мама поможет. И не так скучно как в поселке. Родственники, друзья и подруги! Подобное решение безоговорочно одобряли их мужья, только с другой точки зрения. Что делать одной молодой красивой женщине в поселке долгими зимними вечерами? Всякое может случиться! По мере приближения окончания планово-предупредительного ремонта, одна за другой, на долгий срок пустели квартиры подводников, а начальники все чаще не упускали случая ехидно заметить просящим «Добро на съезд» подчиненным: «Что Вам там, в поселке делать-то без семьи? Развратничать?».

Для Лаврова, уговорить Любу уехать домой, стало целой проблемой, а оставлять ее в поселке было нельзя. У нее уже стал, заметен живот и как-то она предложила ему послушать, как бьется сердце ребенка.

– Мальчик! – приникнув к ее животу, сказал Лавров.

– Нет, девочка, – смеясь, отвечала Люба. Володьке же было не до смеха. На все его просьбы уехать на время из Тихоокеанского, Люба отвечала отказом.

– Кому я там нужна? Все скажут, бросил! Вот и приехала рожать! – говорила она и плакала. Не помогли даже телефонные переговоры с тещей. Устав от уговоров, Нина Константиновна сказала Володьке:

– Пусть рожает одна, если такая упрямая!

Потеряв всякую надежду изменить решение Любы, Лавров смирился и начал думать, как облегчить ей жизнь одной с грудным ребенком. Спросил, что ей для этого нужно.

– Купи мне стиральную машину! – сказала она. Стиральных машин на прилавках магазинов никогда не было. Их продавали по распределению. На счастье Лаврова, в магазин бытовой техники завезли несколько только что появившихся диковинных стиральных машин. Но их никто не покупал. Стиральные машины «Вятка – автомат» настораживали своим необычным видом и высокой ценой. Покупатели боялись непривычной фронтальной загрузки, говорили, что уплотнение не выдержит, не верили в надежность автоматики и просто жалели потратить деньги. Лаврова купить «Вятку» убедил Гриша Картонов.

– Покупай! Не пожалеешь! Машины изготовлены на линии, построенной итальянской фирмой «Ардо». Автоматика очень простая. Что касается фронтальной загрузки, то на Западе ее применяют в стиральных машинах уже лет пятьдесят. Не веришь? – говорил Гриша. – Если, когда-нибудь придется смотреть старые Диснеевские мультики тридцатых годов, обрати внимание! В домиках его героев обязательно присутствует точно такая же стиральная машина.

У Лавровых уже были кое-какие накопления и в первый же выходной, он с помощью Гриши, на специально купленной для этого тележке (машина весила около ста килограммов), привез из магазина стиральную машину домой. Люба не могла нарадоваться покупке. Надо же! Все делает сама. Первое время Лавровы, не отрываясь, смотрели, словно на экран телевизора, как машина сама переключает режимы стирки, стирает, полоскает и несколько раз выжимает белье. Но, удивительная машинка не понадобилась. Когда Лавров сообщил Любе день ухода в автономку, она изменила свое мнение.

– Ты извини меня, я, наверное, поеду домой, – опустив глаза, сказала она ему. Очевидно, она, наконец, поняла, как ей будет трудно одной без него, без знакомых из экипажа в чужом незнакомом поселке. У Володьки как гора с плеч свалилась.

Василий даже и не заикался о съезде. К тому же, в отсутствии Наташи он как-то охладел к ней, и поездка в Комарово его больше не волновала: «Расставание, слезы, ненужные обещания, кому это нужно!». Не очень он переживал в связи с возможным письмом от Лены. Тем более, его не было. Связью с Наташей он окончательно разорвал тонкую ниточку их, не состоявшейся, по-детски чистой любви. Ему было противно оттого, что все так сложилось, и было только одно желание: «Забыть обеих, забыть все и побыстрее уйти в автономку!».

Но все равно, Василий чувствовал себя виноватым перед Наташей, и мысль, о том, что он что-то должен сделать для нее, не покидала его. Наконец, он придумал. Подарить ей хорошие духи! Но какие? Светик, которую он попросил показать все коробки с духами на полке гарнизонного магазина, сразу догадалась, что ему нужно. Она посоветовала купить болгарские духи и сразу оговорилась:

– У нас такие духи только по распределению! Я ничем не могу Вам помочь!

Что делать? Где-то из глубин подсознания всплыло имя – Дима. Тот самый Дима с ТТБ, с которым он сидел на гауптвахте, у которого знакомая директор универмага. Вот, кто поможет ему. Василию не составило труда разыскать его. Дмитрий оказался на редкость отзывчивым парнем.

– Сделаем. Завтра утром с деньгами жду тебя на автобусной остановке!

Утром, вышедший из автобуса Дмитрий, передал ему небольшую квадратную коробочку:

– Думаю то, что надо. И стоят порядочно!

Василий приподнял крышку бежевого кубика. Внутри, на розовой подушечке, лежал крохотный граненый флакончик с золоченой пробкой, перевязанной синей ленточкой. На серебристом выпуклом ярлычке Василий прочитал: «Сигнатюр. Продукция Ален Мак». Теперь нужно было решить вопрос с доставкой этого «драгоценного подарка» в Наташины руки. Ему опять повезло. В тот же день, после обеда, по дороге в казарму он встретил того самого капитан-лейтенанта Корнеева, который принимал у него экзамены вместо заболевшего Григория. Поздоровавшись, Василий рассказал ему о своей проблеме.

– Сегодня же передам, – улыбнувшись, пообещал Корнеев, – только напиши мне фамилию и имя. Могу и забыть.

– Ты что вечером поедешь в завод?

– Зачем вечером? Через час идет заводской катер.

«Сегодня же четверг, день, когда в дивизию ходит катер из завода!» – дошло до Василия.

В один из дней прошел слух, что привезли тропическую форму. Вечером того же дня интендант ее раздал. Василий с интересом осмотрел необычное обмундирование. Пилотка с пристегивающимся длинным стеганным солнцезащитным козырьком, куртка и шорты. Все это из светло-голубого плотного материала. Форма головного убора была необычна, похожа на те, которые в кинохронике про Вьетнам носили американские военные. Первое время Василия это раздражало, но потом он к ней привык.

Весь экипаж прошел обязательную прививку не только от обычных, известных всем болезней, но и от экзотических тропических. Доктор объяснил, что в одной инъекции содержится вакцина сразу от десятка различных болезней. Прививка переносилась тяжело. Поднималась температура, а некоторые по несколько суток не могли двигать рукой, под которую делался укол.

Но вот все позади. Съезд запрещен, объявлено время ввода энергетической установки. Идут последние приготовления. После ужина экипаж переодевается прямо в казарме в «РБ» и телогрейки. Приказано ничего лишнего не брать. На улице минус десять, но теплая зимняя одежда шинели, шапки, бушлаты будет оставлена на хранение в баталерке у интенданта. Сюда же, по прибытии экипажа на корабль, перевезут теплую рабочую одежду. Командир разрешил всем отдыхать. По плану, ввод будет где-то ночью. Но никто не спит. В курилке не протолкнуться от курящих. Все разговоры о предстоящем выходе.

В половине первого ночи получено разрешение оперативного дежурного флота на ввод главной энергетической установки. По боевой тревоге экипаж убывает на корабль. Лихорадка ожидания меняется на привычное деловое настроение. В центральный пост, через положенные промежутки времени, поступают с поста управления ГЭУ понятные только посвященным доклады: «Вышли на МКУМ», «Начали разогрев установки», «Приняли нагрузку на ТГ». День проходит в погрузке продовольствия и имущества. Припасы размещаются везде, где есть свободное место в проходах, каютах, трюмах и шпациях. Морячки, занимающиеся погрузкой, уже пресытились загружаемыми сервилатами, балыками, соками, свежими фруктами и даже не обращают никакого внимания на неосторожно рассыпанные по проходам апельсины. В перерывах, в торце пирса, собирается толпа курящих. Разговоры только об автономке. На лицах пока еще ни грусти, ни тоски. Уже все знают, что выход ночью. Старший матрос Замятин, призванный на флот из глухой сибирской деревни, спрашивает об этом замполита:

– Почему ночью?

– Из соображений скрытности, товарищ старший матрос. Вы же знаете, насколько совершенны современные средства наблюдения из космоса. С пентагоновского спутника-шпиона можно не только зафиксировать выход нашей подводной лодки, но и разглядеть стрелки на ваших наручных часах! Сейчас он находится над нами. А ночью будет пролетать над другим районом земной поверхности.

Замятин растерянно смотрит на небо, потом на свои наручные часы. Все смеются. Смеются и рядом стоящие офицеры. Они-то знают, что спутник здесь не причем! Просто К-30 теперь подчиняется Москве. Решение на выход будет принято в конце рабочего дня. При разнице в семь часов на Дальнем Востоке уже наступит новый день!

Последнюю ночь на родной земле почти никто не спит. Свободные от вахты ворочаются в своих койках, вздыхают, не выдержав, встают и поднимаются наверх. В час ночи по кораблю объявлен большой сбор и построение на надстройке. Лавров поднимается наверх. Лучи корабельного прожектора и фар стоящего на пирсе УАЗа, выхватывают падающие из темноты крупные хлопья снега. Командир командует «Смирно! Равнение налево!» и осторожно печатая шаг, чтобы не поскользнуться на мокрой надстройке, двигается навстречу двум темным фигурам, возле которых останавливается и докладывает о готовности экипажа К-30 выйти в море на защиту государственных границ и интересов Советского Союза. Привыкнув к темноте, Лавров узнает контр-адмирала Коржова и начальника политотдела Артющенко. Коржов здоровается с подводниками. Экипаж глухим эхом отвечает ему. Напутствие Коржова короткое, чего нельзя сказать о речи Артющенко. Правда, из всего им сказанного, Лаврову запомнилось только то, что он почему-то сравнивал их с комиссарами в кожаных тужурках. Картавое «р» начпо в слове «комиссары» еще долго вибрировало в ушах Лаврова. Наконец, Артющенко заканчивает.

– Разрешите объявить учебную тревогу, – спрашивает Хорольский у Коржова.

– Пусть перекурят напоследок! Десять минут, – отвечает адмирал.

– Вольно! Сделать перерыв десять минут! – командует Хорольский.

Курящие собираются в торце пирса и дымят, время от времени посматривая на часы. Вахта тоже хочет сделать последнюю затяжку! Особняком, о чем-то разговаривая, стоят командир и Коржов с Артющенко.

– Время вышло товарищ адмирал! – взглянув на часы, наконец, сообщает Хорольский Коржову. Командир дивизии и начальник политотдела обмениваются рукопожатиями с Хорольским.

– Ну, ни пуха, ни пера тебе, командир! – говорит Коржов. – Объявляй тревогу!

– К черту! – на ходу к трапу через плечо бросает Хорольский. – Учебная тревога! По местам стоять, со швартовых сниматься!

Где-то часа через четыре после выхода погрузились в назначенной точке. Произошло это обычно, буднично. Командир, спустившись с мостика последним, задраил верхний рубочный люк. После приема балласта в среднюю группу цистерн, удифферентовали лодку на ходу и погрузились на глубину сорок метров. Убедившись, что протечек через верхний рубочный люк нет, старшина команды трюмных Ковалев с боцманом Орловым задраили нижний люк. Автономка началась!

Глава XII

Автономное плавание! Путешествие в неизведанное. Что движет подводниками, обрекающими себя на многие месяцы добровольного заточения в прочном корпусе? Чувство долга, возможность отличиться и сделать карьеру, желание испытать себя, увидеть дальние страны или хорошо заработать? Вряд ли какому-то одному из этих мотивов можно полностью отдать приоритет. Впрочем, кому это интересно? Дальние плавания на подводных лодках удел немногих!

Для Лаврова эта большая автономка вторая. Еще лейтенантом, на этом же корабле, он был участником девятимесячной боевой службы в Индийском океане. Поэтому его больше беспокоили не неизведанные опасности, а трудности подводного быта, с которыми предстоит столкнуться мичманам и морякам его дивизиона. Как сделать так, чтобы они безболезненно и в короткие сроки приспособились к ним?

Трудности начинались с перевода корабельных хронометров на московское время. Семичасовая разница в условиях трехсменки по скользящему графику. Через два на третий ночная вахта с вечернего чая до трех часов ночи или «собака» с трех ночи до завтрака. Днем отдохнуть нет времени, поэтому всегда тянет в сон, а тут еще привыкай к новому часовому поясу. Утром дают поспать до десяти часов, но что толку от этих двух часов, если спишь урывками! Всплытия на сеансы связи по учебной тревоге через каждые четыре часа не способствуют увеличению продолжительности сна. Получается, что больше четырех часов, спать непрерывно ни у кого не выходит.

Курильщикам свои неприятности. Очередной перекур состоится через месяц-полтора. Вредная привычка не дает покоя даже во сне. Многим через день снится, как они затягиваются дымом сигарет.

Сам распорядок дня нацелен, в основном, на выполнение боевых задач. После подъема боевая и политическая подготовка. Каждый понедельник, под руководством заместителя командира по политчасти, проводятся политзанятия с офицерским составом. С личным составом и мичманами проводят политзанятия офицеры-руководители групп.

Согласно расписанию проводятся занятия по специальности и отработка учений по борьбе за живучесть.

Ежедневно, перед ужином, организуется переснаряжение установок РДУ. Переснаряжение производится по учебной тревоге. Пластины регенерации могут самовоспламеняться. Поэтому такие меры предосторожности.

После регенерации воздуха, если позволяет обстановка, производится выброс скопившихся пищевых отходов, консервных банок, мусора и отработанных пластин регенерации. Пластиковые мешки с отходами со всех отсеков переправляются в трюм 8-го отсека, туда, где находится устройство для удаления камбузных отходов (ДУК). Для уменьшения затрат воздуха высокого давления, подводная лодка всплывает на безопасную глубину сорок метров. Под руководством командира 3-го дивизиона производится стрельба из ДУК. Занятие это не очень приятное. Иногда мешок или его содержимое заклинивают крышку аппарата, и тогда центральный пост резкими изменениями хода и глубины погружения подводной лодки пытается избавиться от застрявшего предмета.

Постоянные перепады давления вследствие утечки воздуха через неплотности трубопроводов и использования воздуха среднего давления в различных системах бьют по барабанным перепонкам. Каждые третьи сутки нужно пускать компрессор на снятие давления.

Вызывают недовольство традиционные малые и большие приборки. Некоторые считают, что таким образом командование решает проблему занятости экипажа. Но это неправда. В условиях замкнутого объема, большой скученности людей, для поддержания требуемых санитарных условий им альтернативы нет. Малые приборки проводятся перед обедом, ужином, после снаряжения установок регенерации воздуха и выброса мусора. Большая приборка проводится один раз в субботу. Результаты приборок тщательно проверяются командирами отсеков и помощником командира корабля, а после большой – корабельной комиссией во главе со старпомом.

Не у всех есть постоянные места для отдыха. Некоторые матросы и мичманы свои спальные места устроили прямо на запасных торпедах во втором и девятом отсеках. В тесноте да не в обиде. Никто не жалуется. Как ни как, первое поколение!

Отдельное место для приема пищи, кают-компанию, имеет только офицерский состав. Все остальные принимают пищу на столах в каютах для отдыха, так называемых бачках.

К этому можно добавить, что подводники живут и работают в замкнутом пространстве при искусственном освещении, в условиях постоянного воздействия радиационного излучения, мощных электромагнитных полей от напичканных в отсеки электрических установок и кабелей, дышат искусственным воздухом, пьют лишенную естественных минеральных солей воду. Каким запасом прочности и волей должен обладать человек, чтобы в этих условиях не только жить, но и воевать? Не зря, поэтому, космонавтам, готовившимся к длительным полетам в космосе, специально показывали в каких условиях, месяцами находятся подводники.

Особенности условий службы подводников учитывались государством с момента создания подводного флота. Николай II, на вопрос военного министра о размерах жалованья для подводников ответил цинично, но по-царски: «Платите им столько, сколько запросят! Все равно долго не проживут!». И хотя советская власть циничных заявлений не делала, объявив для подводников-дизелистов один год службы за полтора, а для атомщиков за два, смысл остался тот же: «Все равно долго не проживут». Только без царского жалованья! Конечно, нельзя сравнивать первые подводные лодки с современными. Внутри них не то, что мест для сна не было, но и отсутствовал туалет. Не было системы отопления, и в прочном корпусе всегда стояла промозглая атмосфера. Умыться можно было только соленой водой, пресная расходовалась на приготовления пищи. Подводники страдали от простуды, радикулитов, кожных болезней. Корреспондент одной из газет, побывавший на выходе в море на такой подводной лодке, потрясенный увиденным, призывал, всех, кто встретит подводника, снимать перед ним, в знак уважения головной убор! Прогресс избавил современных моряков от тех неудобств подводного быта и добавил новые, вызванные воздействием радиации и многомесячным пребыванием в глубинах морей.

Но маленькие отдушины в суровом быте подводной жизни есть. Кто не любит поесть! А готовят на К-30 отменно. Спасибо интенданту Володе Шахисламову! Конечно, ворует, но в меру. И себе и людям. В дивизии знали корабли, на которых через две недели после выхода в море одной квашеной капустой питались. На К-30 все по-другому. На завтрак чай или дефицитный растворимый кофе с маслом, сыром, медом или сгущенкой, ветчинкой или сервилатиком. Обязательный стакан сметаны или холодного как лед кефира. Гвоздь завтрака – блины с красной икрой. На обед обязательная закуска или балычок, или говяжий язык, или грибочки, или селедочка с винегретиком и квашеной капусткой. Стакан сухого болгарского вина для аппетита. Сок фруктовый. Первое и второе объеденье. А компот с персиком, вишенкой или сливой на дне стакана! И даже шоколад «Сказки Пушкина». Ужин, который великий Суворов советовал отдать врагу, съедается так же без остатка. Вечерний чай, со свежеиспеченными пончиками, прелесть! Ночью сменился с вахты, зайди в кают-компанию! Там всегда горячий самовар и поднос с пирожками. Не подводная лодка, а рай для гурманов!

Один раз в неделю устраивается банный день. Пополнив запас бидистиллята, рефрижераторщики переключают испаритель на пресную воду. Все время помывки он работает безостановочно. На этой подводной лодке на баню пресной воды не жалеют.

Белье и одежда разовые, из чистого хлопка. Их не надо ни стирать, ни гладить. Перед помывкой интендант выдаст новые. Старые пойдут на ветошь. Это так же плюс.

В субботу вечером и в воскресенье весь день с перерывом на тревоги, приборки, прием пищи в кают-компании офицерского состава показ фильмов. Бобины с ними в огромном количестве хранятся во втором отсеке рядом с каютой заместителя командира. Несмотря на ограниченные размеры кают-компании, спертый воздух, плохой звук, который заглушает стрекот киноаппарата, народу всегда набивается до отказа.

Лавров такие мероприятия не посещал и предпочитал просмотру кинофильмов сон. Не то чтобы он был чужд этому роду развлечений, просто на неделе хронически не высыпался. Зато, он очень был рад, если видел, что среди зрителей находятся моряки и мичманы его дивизиона. Пусть хоть как-то отвлекутся от тяжелых однообразных будней. Единственно, что его удивляло в этом мероприятии – отсталость технической базы. Шесть лет назад, во время проведения планово-предупредительного ремонта в сомалийском порту Бербера, Лавров, был неприятно удивлен открытием, которое сделал для себя во время встречи с болгарскими рыбаками. Болгары, как-то выйдя на интенданта К-30, просили оказать помощь мешком соли, обещая дать что-нибудь взамен. У наших моряков недостатка ни в чем не было. Однако пробел был. Курильщики начинали потихоньку страдать от недостатка сигарет. Сигареты на берегу, у арабских торговцев, стоили баснословно дорого и продавались поштучно. Поэтому, интендант предложил командиру сделать «ченч»! Дать болгарам мешок соли в обмен на ящик сигарет! Болгары согласились.

В назначенное время, к болгарскому судну, стоявшему у причальной стенки, предназначенной для гражданских судов, направили ял, взятый на прокат на плавбазе. Кроме команды шлюпки, старшего на шлюпке лейтенанта Лаврова и интенданта, сидящего на мешке с солью, с ними вызвался идти заместитель командира по политической части. Он сидел на баночке в окружении бобин с кинофильмами. Кинофильмы были предназначены для обмена с болгарами. По замыслу зама, родственный славянский язык будет понятен зрителям.

Минут через двадцать ял пришвартовался к гражданскому пирсу. Их уже ждали четыре моряка из команды болгарского судна, с картонным ящиком сигарет «Стюардесса». Ящик перекочевал на шлюпку, а вот с обменом фильмов ничего не получилось. Болгары объяснили заму, что давно не пользуются такой устаревшей техникой. Фильмы хранятся на кассетах для видеомагнитофона. Для убедительности они пригласили его на судно. Замполит вернулся покрасневший и погрустневший. На все вопросы он отвечал только одно: «Да Сони у них там. Сони!». Сидящим в шлюпке гребцам интендант объяснил, что «Сони» это не заспанные люди, а «Sony» – марка японского видеомагнитофона.

И вот прошло столько лет! Ничего не изменилось. Как-то не вяжется с изречением В.И. Ленина о том, что: «Из всех искусств самое важное для нас – кино!».

Сутки ожидали подходящее судно, под днищем которого можно было пройти пролив, нашпигованный гидроакустическими антеннами американской системы «Сосус». С помощью этой системы, антенны которой могут быть установлены на глубинах до трех-пяти километров на расстоянии до шестисот миль от береговых постов, американцы не только обнаруживают подводные лодки, но и определяют их национальную принадлежность и класс, количество оборотов вала на единицу скорости, выявляют маневрирование и подвсплытие на сеансы связи. Пролив форсировали по боевой тревоге. Для скрытного перемещения объявили режим «Тишина». По нему целые сутки запрещалось откачивать за борт цистерны и трюмы, продувать гальюны, стучать переборками и пускать компрессоры. Самая большая скорость хода – шесть узлов. Все понимали серьезность обстановки. Над головой, в сорока метрах от корпуса сухогруз. Под килем, в отдельных участках пролива всего тридцать-пятьдесят метров. Малейшее отклонение от курса или изменение глубины грозит катастрофой – касанием грунта. Медленно идет время. Нервы напряжены. Кажется, подводная лодка не движется в воде, а ползет по илистому дну. Наконец, все позади. После всплытия на сеанс связи дан отбой режиму «Тишина». К-30 вырвалась на простор открытого моря.

После прохода пролива температура забортной воды резко пошла вверх. Исчезли следы конденсата на теплоизоляции прочного корпуса. На глубине 120 метров с привычных двух градусов тепла она выросла до двадцати. Значит, лодка вошла в воды теплого течения. Кормовая холодильная машина уже не справлялась с поддержанием требуемой температуры. Пришлось ввести носовую, что никогда не делалось в холодных водах Японского и Охотского морей. Проектировщики подсчитали, что в этих условиях, в случае выхода обеих холодильных машин из строя, жизнь на подводной лодке прекратится через два часа, потому что температура в отсеках от тепловыделений энергоустановки повысится до 80–90 градусов.