Текст книги "Любимцы Богини"

Старпом Авдеев объяснил Лаврову задачу. Он будет страховать старшину команды рулевых-сигнальщиков Орлова. Боцман, обвязанный фалом, должен пройти в район кормовой надстройки к источнику шума, выяснить его причину и по возможности устранить ее. Аварийный набор инструментов лежал в брезентовой сумке, закрепленной на предохранительном поясе, строп которого он должен был закрепить карабином за вырез в надстройке в районе работ. Фалом обвязали и Лаврова. В случае, если с боцманом что-то случится, он должен оказать ему помощь. Рулевой сигнальщик открыл дверь и Орлов, осторожно перебирая руки на поручнях рубки, начал движение в корму. Несколько раз его с головой накрывало волной, но он держался и после каждой водяной атаки поднимал руку вверх – условный знак того, что с ним все в порядке. Наконец, боцман что-то нашел. Еще несколько минут героических усилий, и он машет рукой: «Выбирайте фал!».

Только в рубке становится видно, что ему стоило выполнить это задание. Ссадины на лице и руках, посиневшее лицо, порванная одежда. Забыв об ушибах, Орлов возбужденно рассказывает:

– Замок эпроновского лючка волной выбило! Хорошо, что я этот лючок сразу нашел! А так уже сил не было держаться за надстройку!

– Все хорошо, боцман! – успокаивает его командир с мостика. – До медпункта дойдете сами?

– Конечно, товарищ командир! – отвечает Орлов.

– Тогда все вниз. Срочное погружение!

После погружения, Лавров поинтересовался у вахтенного офицера:

– Зачем нужно было всплывать в таком оживленном месте?

– Механику это не понять! – съязвил минер. – Сто процентная гарантия того, что в районе аэропорта нет береговых радиолокационных станций наблюдения за водной поверхностью. Их работа может помешать идущим на посадку самолетам.

– А радиолокационные станции аэропорта, по данным которых авиадиспетчеры ведут «Боинги» на посадку?

– У этих станций совершенно другие параметры работы. Наша подводная лодка для них не существует!

Действительно, как потом показали данные разведки, противник К-30 не обнаружил.

Были и случаи, не поддающиеся объяснению. В один из дней подводников взбудоражил скрежет металла по корпусу подводной лодки. Очень неприятный звук! Продирает до костей! Может, на чей-то брошенный трал наткнулись? Опять же незадача, глубина погружения 150 метров, а под килем еще четыре километра и до ближайшей суши, куда ни кинь, миль двести. Застопорили ход и медленно выползали под гребными электродвигателями. Нервы у всех были напряжены. А если это минреп сорвавшейся где-то мины, которую занесло сюда какими-нибудь течениями? Рванет, и никто даже не узнает, что случилось с ними! При всплытии на перископ никаких плавающих предметов и тем более проходящих судов не обнаружили.

В бухту Сонг вернулись ровно через месяц. Первую неделю земные удовольствия захватили всех. Какая радость вырваться из месячного заточения в прочном корпусе. Но все быстро приелось. Краски тропического лета поблекли, глаз чаще стал подмечать однообразность окружающей природы и ландшафта. Жара замучила. Хотелось холода и снега. Наивная мысль, по приходу в Союз, купить несколько ящиков холодного-прехолодного пива и растягивая удовольствие, медленными глотками пить их содержимое, овладевала умами все большего количества подводников. Тоска по Родине, по любимым и близким стала одолевать экипаж подводной лодки. Вечером каждый спешил отметить прошедший день еще одной линией фломастера в нарисованной на листке бумаги рюмке, которая никак не спешила наполняться.

Прошел месяц планово-предупредительного ремонта. Лодка вышла на контрольный выход в море. Через три дня вернулась в базу. Вместо приказа на вторую автономку из Сонга, поступило распоряжение продолжить ППР. Стало ясно, что будет только последняя автономка с переходом в Союз. Но через какое время?

Экипаж с неизвестно откуда появившимся энтузиазмом, словно не было за плечами пяти месяцев изнурительной автономки, набросился на ремонт всего того, что могло подвести при возвращении домой. Опять вернулись к замене трубопроводов воздуха высокого давления в надстройке. Работы по замене трубопроводов в очередной раз заставили Лаврова, и весь личный состав третьего дивизиона напрячь все свои силы. Эти биметаллические трубопроводы соединяющие, находящиеся в надстройке баллоны для хранения воздуха высокого давления, при контакте с едкой, как электролит водой южных морей корродировали до недопустимых размеров. Не выдержав давления в двести атмосфер, они взрывались. Изначально, во время модернизации, трубопроводы подлежали замене на красномедные, которые бы простояли весь оставшийся срок службы подводной лодки. Но в Чили произошел переворот, и к власти пришел кровавый Пиночет. Советское правительство разорвало с Чили все договоры, в том числе и договор о поставках в меди. В целях экономии, кем-то было принято ошибочное решение продлить срок службы старых трубопроводов. И вот, спустя пятнадцать лет, в самый неудобный момент, последствия этого недальновидного решения начали проявлять себя. Трубопроводы взрывались в подводном и надводном положениях. К-30 вернулась из похода с 50-процентным запасом воздуха высокого давления. Остальные 50 процентов просто негде было хранить.

Повезло с судоремонтниками. На борту плавучей мастерской имелся запас красномедных труб необходимого диаметра. Нашелся моряк с золотыми руками. Без эскизов и чертежей, по разорванной старой трубе, он, в точности повторяя ее конфигурацию (что немаловажно при установке в хитросплетениях труб в надстройке), припаяв старые ниппели, изготавливал новую красномедную трубу.

Труднее было с обеспечением работ. Постоянно приходилось пополнять запасы воздуха высокого давления, то для испытания трубопроводов, то для продувания притопленной кормы, в надстройке которой, под слоем воды находилась часть из них. Лодку дифферентовали на нос затоплением носовой группы цистерн, а в конце дня выравнивали продуванием этих цистерн. На все необходимы были большие объемы воздуха высокого давления и, следовательно, длительного времени работы компрессоров. Базовые компрессора быстро вырабатывали моторесурс и требовали очередного трудоемкого ремонта. Тыл, который в базе должен был снабжать К-30 воздухом, смекнул, что к чему и, сославшись на неисправность своих компрессоров, от этой обязанности отказался. Командир приказал Лаврову использовать свои компрессора. Перед командиром третьего дивизиона замаячила перспектива текущих ремонтов компрессоров вследствие большой наработки. Лавров отказывался, как мог, ссылаясь на запрет руководящими документами использовать корабельные компрессоры в базе, но Хорольский стоял на своем. Очевидно, тыл ему был не по зубам. Пришлось пополнять запасы своими компрессорами. Компрессора, при температуре забортной воды больше тридцати градусов, работать не хотели. Автоматика капризничала и останавливала их через каждые пять минут работы. А вскоре один из компрессоров вышел из строя. При вскрытии компрессора обнаружили толстый слой нагара на поршнях и стенках цилиндров. Компрессор явно не был приспособлен для работы в таких условиях.

За заботами по подготовке дивизиона к выходу в море, дни пролетали бы незаметно, но одно обстоятельство удлиняло их и делало нетерпимым ожидание. Лаврову пришла телеграмма о рождении сына. Он стал отцом. Принимая поздравления от командования корабля и товарищей, он так и не смог представить себя в новом качестве. Но все равно, Лавров был счастлив и рад за Любу и сына. За то, что все обошлось. Ужасно хотелось домой, к ней и к тому маленькому человечку, о появлении на свет которого сообщила ему телеграмма.

Наконец, был назначен день выхода. Прощались с теплыми краями без сожаления. Несколько человек, в разговорах, выражали желание погреться под южным солнцем еще месяц, другой. Но им никто не верил. Это все разговоры. Все знали, дай им сейчас возможность немедленно оказаться на своей холодной Родине, моментально воспользуются ею, забыв о том, что говорили раньше. В начале апреля атомная подводная лодка К-30 уже выполняла задачи боевой службы по пути к родным берегам.

Глава XV

Этот день ничем не отличался от предыдущих. Подъем, завтрак, отработка по борьбе за живучесть, обед, занятия по специальности. Только в конце его, после вечернего чая, могли произойти события, изменяющие привычный порядок вещей. По данным разведки, в районе патрулирования подводной лодки должна появиться авианосная ударная группа. К-30 была поставлена задача – прорвать боевое охранение АУГ и произвести учебную атаку на главную цель – американский многоцелевой авианосец.

А пока, сразу после ужина, заместителем командира было намечено проведение партийного собрания корабля. Лаврову на этом собрании предстояло отчитаться о своей деятельности по мобилизации личного состава третьего дивизиона на выполнение задач боевой подготовки. По плану собрание намечалось на послезавтра. Но, учитывая предстоящие события, заместитель решил вопрос командира третьего дивизиона рассмотреть в контексте с готовностью боевых частей и дивизионов корабля к атаке на авианосец. Честно говоря, ничего хорошего от этого собрания Лавров не ждал. Потому, что был разговор с Чишкуновым. Тот предупредил его о действиях старшего матроса Денисова. По его сведениям, старослужащий Денисов, на корабельном жаргоне «годок», пользуясь отсутствием контроля со стороны старшины команды и командира дивизиона, принуждал моряков младшего года службы делать приборку в отсеке в ночное время.

– Вы понимаете? Ночью, в отсеке, не старшина, а всего лишь старший матрос отдает приказания! И их исполняют бесправные молодые матросы! У Вас в дивизионе годковщина! – отчитывал его Чишкунов.

Лавров беседовал на эту тему с Денисовым. Все равно тот ничего не понял. Оправдывался: «Я же не своих, а коков заставлял. Насвинячат и не убирают за собой!».

Но этот вопрос не поднимался. Видимо, старший оперуполномоченный не считал нужным разглашать содержание разговора с Лавровым широкой общественности. Лаврову лишь указали на нетерпимость к замечаниям командования и советам товарищей по партии. Припомнили споры с командиром корабля по поводу выделения людей на ремонт холодильной машины и использование корабельных компрессоров в базе. Лавров оправдываться не стал. Повинился. Сказал, что исправится. Зам предложил признать работу командира третьего дивизиона удовлетворительной. Проголосовали единогласно. Перед рассмотрением второго вопроса проголосовали за перерыв. Лавров решил воспользоваться перерывом для того, чтобы проконтролировать стоявшего на вахте Денисова. Проходя седьмой отсек, не удержался, чтобы не зайти в пультовую выгородку.

– Привет, Васильич! Хорошо, что пришел! – развернувшись на кресле, протянул руку Иванченко. Сидевший на левом борту Лазуренко, занятый вышиванием звезды на погоне, лениво продублировал:

– Привет!

– Как обстановка?

– Без замечаний. Режим стабильный. Только вот, посмотри! – Иванченко протянул пластиковый планшет, на который операторы заносят для доклада в центральный пост показатели газового состава воздуха в энергоотсеках. – В седьмом отсеке содержание кислорода почти двадцать семь процентов!

«Как на той лодке, на которой год назад живьем сгорели тринадцать человек!» – вспомнил Лавров. Противный холодок пробежал по коже.

– А как в шестом и восьмом?

– Чуть-чуть поменьше двадцати пяти!

– Почему? Что случилось?

– Химик распорядился два яруса РДУ снарядить. Не хочет после автономки заниматься вывозом лишних комплектов на склад. В отпуск хочет!

– С его хотеньем как бы на тот свет не угодить! Запроси «Добро» центрального на перемешивание воздуха между отсеками и запрети какие либо переключения в седьмом.

– А если рванет, как только переборки «на крюк» поставите? – озабоченно заявил Лазуренко.

– Не беспокойся! Будем перемешивать воздух, используя только трубопроводы общесудовой системы вентиляции. Медленно, но надежно! Алеша, ты обрисуй обстановку центральному. А я пока сбегаю в девятый, все равно центральный сразу не сообразит. Как вернусь, помогу Вам. Организую народ на клинкетные задвижки! По рукам?

– По рукам! Иди, ничего не случится, – согласился Алексей.

В девятом было безлюдно. В предчувствии бессонной ночи отдыхали даже самые непоседливые. Только в каюте электриков еще горел свет. Нерасторопный бачковой домывал посуду. Заглушив проникающее сквозь прочный корпус хлюпанье винтов, затарахтела фреоновая холодилка, и он увидел, что рядом с ней, незаметный в полумраке окружающем ее, сидит на корточках, старшина команды рефрижераторщиков мичман Якутов.

– О чем задумались? – подойдя к нему, спросил Лавров.

– Да посторонний шум! Не пойму причину, – вздрогнув от неожиданности, ответил тот.

– А где вахтенный?

– В трюме, готовит помпу к пуску.

У носовой переборки Лавров приподнял крышку лаза, ведущего в носовой трюм. Внизу виднелся блестящий от пота голый торс Денисова, лихо крутящего маховик напорного клапана поршневого насоса.

«Молодец! – подумал Лавров, закрывая крышку люка. – Чтобы про него не говорили, специалист он неплохой! Пора в центральный».

Но только он взялся за рукоятку кремальеры, как голову, до самых мозгов, пробила трель сигнала аварийной тревоги: «Неужели седьмой?». Ручка кремальеры дернулась вниз. Ее крепко держали со стороны восьмого отсека. Лавров понял – дорога в центральный пост для него закрыта. Из трюма выскочил Денисов и бросился в каюту рулевых сигнальщиков, а из каюты электриков послышался мат Якутова, пробирающегося по телам ничего не понимающих спросонья отдыхающих электриков, к клинкетной задвижке общесудовой вентиляции левого борта.

– Аварийная тревога! Пожар в седьмом отсеке. Горит турбогенератор левого борта! – объявили в это время по трансляции.

«Так и есть! Наверное, ему нужно было остаться в седьмом! А что бы он успел сделать? Прошло всего несколько минут!» – комдив-три от бессилия заскрипел зубами. Денисов доложил о герметизации носовой переборки, и, обхватив ручку кремальры, занял место возле переборочной двери. Из обеих кают начали высыпать заспанные электрики и рулевые. Лавров дал команду построиться. Пересчитал людей. Из личного состава отсека только один Денисов. Остальные девять человек расписаны по другим отсекам. Но все с портативными дыхательными устройства. Кроме этого, в отсеке находилось восемь ИДА-59 и пять ИП-6. С таким запасом дыхательных устройств можно воевать!

– Есть девятый! – щелкнув, напомнил «Каштан». Лавров доложил.

– Есть! – подтвердил динамик. – Вы очень кстати! И сразу же, голосом командира корабля спросил:

– Владимир Васильевич! Вы уверены в том, что Ваши ИДА-59 и система ЛОХ не подведут нас?

Лавров понял, раз «Ваши», значит все очень серьезно. Этим словом, Хорольский напомнил ему, о личной ответственности! Напрасно в нем сомневается командир! Он сделал все возможное. Лично еженедельно проверял их. Взял в поход непредусмотренные никакими руководствами дополнительные кислородные баллоны. Не доверяя морякам срочной службы, Лавров, Якутов и Ковалев сами заливали ядовитый фреон в резервуары, перебирали арматуру и мембраны системы ЛОХ.

– Не подведут, товарищ командир! – заверил Лавров.

– Тогда приготовьте оба резервуара станции ЛОХ для подачи фреона в седьмой отсек! – приказал Хорольский.

– Есть приготовить оба резервуара для подачи в седьмой отсек! – отрепетовал Лавров.

Команда центрального дать фреон, не заставила себя долго ждать. Через полторы минуты, а точнее, через минуту и двадцать секунд, семьдесят килограммов ядовитого фреона, пробив герметичные металлические мембраны, воздухом среднего давления были выброшены по нержавеющим трубам в горнило пожара. Лавров доложил в центральный пост о даче огнегасителя в аварийный отсек. Центральный ответил «Есть» и надолго замолк. Все находившиеся в отсеке понимали, что центральному сейчас не до них, но каждый тяжело переживал это, не обещающее ничего хорошего, молчание.

Лавров с тревогой ожидал момента, когда погаснет свет и замолкнет на выбеге турбин шум лопастей винтов. Только бы операторы смогли удержать режим! Пожар поставил их в крайне рискованное положение. Пультовая выгородка без сомнения загазована. Управлять установкой можно только в изолирующих дыхательных аппаратах. Включились ли? Сколько продержатся? Хватит ли им твердости духа? От них сейчас зависит все!

Комдив-три прошелся по отсеку, заглянул в каждую каюту. Моряки по его приказанию сидели за столами с надетыми ИДА-59, готовые в любую секунду включиться на дыхание из баллонов аппаратов. Подводники шутили друг над другом, рассказывали анекдоты. Но веселость эта была напускная. Лица были напряжены, а в глазах стоял немой вопрос: «Что будет с нами?». Время шло, линии валов вращались, свет не гас. Только подвсплыли на безопасную глубину. Значит, установка не повреждена пожаром, и операторы держат режим: «Что же там все же произошло?».

За пять минут до объявления аварийной тревоги, Бобылева, отдыхающего в каюте командиров групп, поднял вахтенный:

– Вас в центральный!

Зевая, он вышел из каюты и направился в сторону кормовой переборки.

– Бобылев! Вы еще в отсеке? – исходящий из переговорного устройства на БП-2 голос заместителя остановил его прямо у переборочной двери.

– Да!

– Знаете, зачем Вас вызвали?

«Странный вопрос! Как я узнаю во время сна?» – подумал Василий:

– Нет!

– Вы у нас единственный среди управленцев беспартийный. Подмените на вахте старшего лейтенанта Лазуренко. На время проведения собрания!

– Есть! – ответил Бобылев. «Зачем он ему понадобился? Отчитать хочет или для полноты охвата?».

Через три минуты он стоял у ступенек, ведущих на площадку перед входом в выгородки поста управления ГЭУ и водно-химической лаборатории. Дверь в пультовую выгородку была открыта. В окружности ее комингса просматривались широкая спина Иванченко и профиль лица Гриши Картонова, сидящего на складывающемся стульчике поста резервного управления маневровым устройством правого борта. Внезапно яркая вспышка озарила проход в трюм. Одновременно с ней, громкий хлопок заставил вздрогнуть его. Лицо обдало теплом близкого пламени. Пахнуло едкой гарью. Василий бросил взгляд вниз. Проход в трюм, скрытый ползущими вверх клубами черного дыма, вспыхивал пугающими оранжевыми зарницами. Тело дернулось к пультовой двери. Поздно! Ее уже закрыли изнутри. Все остальное Василий проделал секунд за пять. Сделав глубокий вдох, нащупал замок на футляре ПДУ и дернул его. Верхняя крышка отлетела в сторону. Найдя загубник, он притянул его ко рту и крепко зажал зубами: «Теперь раздавить рычажком пусковую ампулу и сделать полный выдох!». Нижняя крышка футляра скользнула по ногам вниз. Горячий воздух на вдохе обжег небо.

«Так положено! – успокоил он себя. – Значит, регенеративный патрон запустился!». Глаза заслезились, и он понял, что забыл об очках! Извлеченные из кармашка на ремне ПДУ герметичные очки больно жали на глаза. Василий пожалел о том, что заранее не отрегулировал их длину.

Кто-то, уже включенный в ИДА-59, с необычайной резвостью для человека, одетого в этот тяжелый и громоздкий аппарат, пронесся мимо него к проходу в трюм, на ходу разматывая шланг катушки ВПЛ, и тут же пролетел в обратном направлении. Шум отсечного вентилятора смолк.

– Центральный! Аварийная тревога! Пожар в трюме седьмого отсека! Горит весь борт в районе турбогенератора левого борта. Пожар потушить невозможно! – услышал Василий голос вахтенного, торопливо бубнящего сквозь резину шлем-маски в «Каштан». Доклад вахтенного в центральный прервался дробью аварийной тревоги и объявлением по общекорабельной трансляции:

– Пожар в седьмом отсеке! Горит турбогенератор левого борта!

– Всем включиться в изолирующие средства защиты! – последовала вслед за ним очередная команда.

В отсеке уже ничего не было видно. Только вспышки огня в его разных частях периодически прорезали плотную черную пелену дыма.

«Объемный пожар! Такой же, как на К-8 и двести двадцать первой! – мелькнуло в голове. – Неужели они с Лавровым правы? Только опоздали они со своей теорией. Кроме него в отсеке от силы еще один-два человека. Что, если ГКП примет решение пожертвовать ими, ради спасения остальных?».

– Всю нагрузку на правый борт! – отчетливо прозвучала команда пульта.

Раздался громкий щелчок переключаемого автомата. Василий, стыдясь, поймал себя на мысли, о том, что в то время, когда кто-то просто исполняет свой долг, он думает неизвестно о чем!

– Дается ЛОХ! – объявил центральный пост. Завыл ревун. На его голову что-то закапало.

«Конденсат фреона! – догадался он. – Угораздило встать прямо под распылителем!».

– Приготовиться к покиданию отсека методом шлюзования. Два удара – готовы к шлюзованию, тамбур– шлюз герметичен! Покинуть отсек! – последовала новая команда.

«Значит, еще поживем!» – воспрянул духом Бобылев.

Василий на ощупь спустился по ступенькам к тамбур-шлюзу. После дачи фреона дымовая завеса немного поредела. Вскоре из нее, один за другим, появились неузнаваемые в шлем-масках три фигуры. Но Василий все равно опознал в них старшину команды электриков мичмана Гиреева, вахтенного электрика старшину первой статьи Николаева и дозиметриста старшего мичмана Сибирцева. Они также узнали его. Тем более ПДУ не закрывало надпись на нагрудном кармане.

– Вы один? – приставив голову вплотную к его голове, глухо спросил сквозь шлем-маску Гиреев. Бобылев кивнул головой.

– Тогда в тамбур-шлюз!

Надо было спешить. Перед дверью Гиреев вдруг остановился, подтолкнув рукой Бобылева и Николаева к двери тамбур-шлюза:

– Вы в первую очередь!

Шлюзование прошло без проволочек. Но радоваться было рано. Турбинисты также были включены в изолирующие дыхательные аппараты. Только после шлюзования в пятом отсеке, они смогли вдохнуть пригодный для дыхания отсечный воздух четвертого отсека. Василий остался ожидать Гиреева и Сибирцева в четвертом отсеке. Их долго не было. Причина выяснилась скоро. В отсеке появились встревоженные врач Бахтин, заместитель Плисецкий, старпом Авдеев и особист Чишкунов: «Ващенко в седьмом забыли!». Василий понял, почему Гиреев с Сибирцевым остались в отсеке. Наконец они услышали два долгожданных удара. Через открытую переборочную дверь четыре человека в изолирующих дыхательных аппаратах втащили в отсек неподвижное, испачканное чем-то скользким, с неприятным запахом, безжизненное тело.

– Срочно в центральный пост, – распорядился доктор. Людей в отсеке было достаточно, поэтому Ващенко быстро перенесли в центральный и уложили на приспособленный для сидения сейф поста погружения-всплытия. Бобылев помогал нести Ващенко. Вымазавшись, он понял, что неприятное вещество, которым была испачкана вся одежда пострадавшего – рвотные массы, которыми в некоторых случаях сопровождается отравление угарным газом. По какой-то причине Ващенко не смог включиться в изолирующий дыхательный аппарат! Все, находившиеся в центральном посту, затихли, наблюдая за доктором, который торопливо что-то искал в своей большой брезентовой сумке с нарисованным на ней аварийкой красным крестом.

«Опытный врач, – подумал Василий, – медпункт в корме, в седьмом отсеке, а он предусмотрел, чтобы необходимое и в носу было!». Наконец, окружающие увидели в руках Бахтина шприц с неестественно длинной иглой, которой можно было насквозь проткнуть человека.

– Освободите ему грудь, – приказал доктор, своему нештатному помощнику, в обычное время дозиметристу старшему мичману Еременко.

Еременко расстегнул пуговицы куртки Ващенко и, не церемонясь, рванул посередине разовую майку, обнажив худосочную грудь. Бахтин протер кожу в районе сердца спиртом. Прицелившись, профессиональным ударом шприца он ввел в сердце Ващенко какое-то лекарство. Неподвижное тело дернулось, грудная клетка еле заметно поднялась и опустилась. Веки открылись, показав закатившиеся зрачки.

– Товарищ командир! Нужно срочно включить больного на дыхание кислородом при повышенном давлении! Прошу приготовить прочную рубку и два аппарата ИДА-59! – потребовал доктор.

– Командир БЧ-5! Приготовить рубку! – приказал Хорольский.

По команде механика старшина команды трюмных и боцман отдраили нижний рубочный люк. Повозившись внутри рубки, они очень быстро доложили о ее готовности. Несколько человек помогли поднять Ващенко, аппараты и сумку доктора в рубку. Вместе с пострадавшим, в рубке остались Бахтин и Орлов. Операция по спасению Ващенко продолжалась не более двадцати минут. В течение всего этого времени доклады из смежных с аварийным отсеков и поста управления главной энергетической установкой держали в напряжении ГКП, но каждый, из находящихся в третьем отсеке, наверное больше думал о том, что сейчас делается в рубке. Выживет ли Ващенко? Поможет ли дыхание кислородом при повышенном давлении вывести из его организма окись углерода? Связь с рубкой поддерживалась перестукиванием. Все как по команде бросали взгляды, то на манометр, показывающий давление в рубке, то на руки старшины команды трюмных манипулирующего воздушной арматурой. Наконец, стравив из рубки воздух, открыли люк. Первыми показались ноги Ващенко. Он спускался сам. Орлов и Бахтин держали его за руки сверху для страховки. Командир вздохнул с облегчением:

– Ты можешь говорить, Коля! Как себя чувствуешь?

– Хорошо, товарищ командир! – слабым голосом ответил Ващенко. – Только голова что-то болит!

– Ему необходим покой! Горячий сладкий чай почаще и переодеть не мешало бы! – порекомендовал спустившийся из рубки Бахтин.

– Давайте его в мою каюту! – предложил зам. Из провизионки третьего Шахисламов, кстати оказавшийся в носу, принес комплект разового белья. Иващенко повели в каюту зама.

В девятом об этом ничего не знали. Находящиеся в отсеке продолжали сидеть на своих местах и ждать. Наконец, щелкнул «Каштан» в кормовой части отсека. Все повернулись в его сторону, притихли.

Командир БЧ-5 объявил по трансляции обстановку на корабле:

– Пожар в седьмом отсеке локализован. Загазованы смежные отсеки и пост управления главной энергетической установкой. Личный состав включен в изолирующие средства защиты!

«Каштан» выключился.

– Аварийной партии № 1 прибыть в реакторный отсек! – через несколько секунд вновь загорелась его лампочка.

«Наконец-то! – обрадовался Лавров. – Будут вскрывать седьмой отсек для ввода разведчиков, используя тамбур-шлюз турбинного отсека!». Он посмотрел на часы: прошло чуть больше сорока минут с момента начала пожара.

– Пожар в седьмом отсеке потушен, очагов тления не обнаружено! По местам стоять к всплытию! Слушать в отсеках! – закончились объявлением по кораблю, томительно тянувшиеся минуты.

Лодка всплыла на перископную глубину и шум продуваемых цистерн главного балласта заглушил удары лопастей винта по поверхности воды. А по «Каштану» одна за другой следовали команды и сообщения, из которых личный состав девятого отсека узнавал о том, что делается на корабле. Лодка всплыла в крейсерское положение, и систему вентиляции собрали для вентилирования седьмого отсека в атмосферу.

Лавров думал, что его забыли. Он чувствовал себя неуютно из-за того, что во время тревоги оказался здесь в девятом отсеке, а не там где должен был быть по корабельному расписанию: в центральном посту.

«С другой стороны руководителей в центральном посту хватает и без меня!» – рассуждал он! В этот момент центральный вызвал его на связь.

– Владимир Васильевич! – обратился Сысуев. – Будем вентилировать седьмой дизелями! Сейчас, Вас с Якутовым пропустят в восьмой отсек. Отдрайте нижний и верхний люки. Вам, постоянно находиться наверху. По команде «Срочное погружение» и в случае угрозы поступления воды в шахту люка, немедленно задраить верхний люк! Все. Выполняйте!

Кремальера крышки нижнего люка никак не хотела поддаваться. Прикипела за время плавания. Только несколько ударов по ручке небольшой кувалдой решили исход дела. Крышка вырвалась из рук, не удержавших ее моряков и, выбросив из шахты в отсек несколько ведер забортной воды, глухо ударилась о приготовленный металлический трап. По установленному трапу Лавров устремился вверх. С верхним люком он справился без дополнительных усилий. Запах йода защекотал ноздри. Над головой открылся усеянный крупными звездами ночной небосвод. Лавров выбрался из шахты и уселся на мокрую сталь площадки для посадки аварийно-спасательного колокола. Какое наслаждение, после нескольких недель заточения в прочном корпусе, вдыхать свежий морской воздух! Пусть из надстройки противно несет водорослями и ракушками, все равно он в тысячу раз приятнее того, которым приходилось дышать еще несколько минут назад.

Стоял полный штиль. Вокруг подводной лодки, на всем пространстве виднелись ходовые огни ведущих лов рыболовецких судов. Одно из них было очень близко. В свете судового освещения можно было увидеть детали надстройки и механизмов на его палубе. В таких условиях трудно не избежать столкновения! Ну и вахта сейчас на мостике! Лавров повернулся в сторону рубки. Взгляд привлекли выдвижные устройства. Что-то необычное! В дополнение к ходовым огням, над рубкой подводной лодки появилось странное сочетание новых огней. Два зеленых круговых огня на горизонтальной прямой и такой же над ними, по середине. Лавров мог поклясться, что К-30 никогда не несла таких огней. Наконец, он понял! И инженерам иногда приходится брать в руки Международные правила предупреждения столкновения судов. Такие огни должен нести тральщик на боевом тралении. Они запрещают приближение к нему всех других судов на расстояние менее чем на тысячу метров. Значит К-30 теперь тральщик. Лавров усмехнулся: «Хитро сделано! Только сработает ли?».

Наверх поднялся Якутов и сообщил о том, что доложил в центральный об открытии люка. Его слова подтвердил стук пущенных в четвертом отсеке дизель-генераторов и появившийся мощный поток воздуха, который, заставил их держаться подальше от горловины шахты. Замысел центрального поста был ясен. Как можно быстрее произвести вентиляцию загазованных отсеков. Чистый воздух, напрямую, через люк восьмого отсека и открытые переборочные двери восьмого, седьмого, шестого, пятого и четвертого отсеков, разбавляя ядовитую атмосферу седьмого отсека, поступал на всас дизелей. Этот режим гораздо эффективнее режима вентиляции с помощью общесудовых вентиляторов. Естественно, люди в отсеках после седьмого были включены на дыхание в изолирующие средства защиты до нормализации газового состава воздуха.

Пользуясь случаем, Якутов и Лавров закурили. Снизу сразу же попросили:

– Товарищ капитан-лейтенант, можно к Вам, покурить?

– По одному! – разрешил Лавров. Внизу выстроилась очередь, никто не хотел упускать такую редкую возможность.