Текст книги "Тайны профессорской тетради. Повести и рассказы"

– Ну, Ванюша, ты меня искренне порадовал. Откуда ты всё это знаешь? И про бактерии различные, и про патогенную микрофлору. Да и объяснил ты Сергею всё так доступно, что он задумался и, смотри, свои пальцы грязные рассматривает – наверное, бактерии пытается разглядеть. Права бабушка, быть тебе профессором, – поставила мне «диагноз» мама.

Она мне похвалы расточала, а я на блюдце с пенками с вожделением смотрел, любил я в те времена пенками лакомиться. На кусок белого хлеба их наложишь, он сразу же насквозь промокнет, так что снизу капать начинает да по пальцам течь, а тебе только и остаётся их облизывать, понемножку от хлеба откусывая и горячим чаем запивая.

Только я к куску хлеба потянулся, как мама обратила внимание на ведро, стоящее у дверей:

– Ой, это ты столько сегодня наловил? Молодец-то какой.

– Да нет, мам. Это всё Серёга поймал. Моё дело было всю эту ораву с крючка снимать да на место рыбки нового мотыля насаживать.

Мама даже не поверила вначале, а потом спросила:

– Ну и что прикажете мне с этой рыбой делать? Целое утро теперь придётся извести, только чтобы её всю почистить. А потом жарить ещё. С ума я с вами, сыновья, сойду.

– Мам, а ты часть тёте Наташе отдай, я обещал.

– Ты же обещал её рыбкой угостить, чтобы она её поесть могла, а теперь хочешь заставить чешую с рыбы счищать? Не дело это, сын. Вот что, давайте-ка мне помогайте. Пословицу знаешь? Любишь кататься… Дальше как? Помнишь? – И она на меня свой палец нацелила.

– Конечно, помню. Только как-то это странно получается. Мы утром ни свет ни заря, не досмотрев последний сон, вылезли из тёплой постели и отправились за тридевять земель рыбу ловить. Полведра наловили, устали не пойми как. Домой пришли – нет чтобы отдохнуть, как это все рабочие люди делают, так трудитесь, дети, дальше – чистите свою рыбу. А может, после этого окажется, что у нас и права нет её есть? – с ехидством спросил я и тут же получил в ответ:

– Этого я тебе не говорила, это ты сам придумал.

Вот уж пришлось мне тогда помучиться. Я никогда не думал, что это так сложно – рыбёшек маленьких, с ладошку величиной, чистить. Потрошила их мама сама, а вот чистили мы с ней вместе.

Да, на всю жизнь мне тот день запомнился. Солнце уже к зениту подобралось, а я всё ещё у стола кухонного как привязанный стоял. Серёге хорошо, разве ему можно в руки ножик дать? Нет, конечно. Вначале он вокруг нас круги описывал, а потом на мой диван улёгся и заснул.

Закончили мы с чисткой рыбы. Вернее, это я закончил – мама меня пожалела и гулять отпустила. Проглотил я пару кусков хлеба с пенками – и бегом к ребятам. Только зря спешил. Калитку их подёргал, собака лай подняла, а у них тишина. Лишь хозяйка вышла и сказала, чтобы я их не ждал. Они отправились в лес с одной из мам, у которой выходной был. Следовало посмотреть, пошли грибы или нет. Пришлось домой вернуться.

Вот тут уж я по полной оторвался. Почти целую миску пенок без всякого хлеба съел. Наелся на всю оставшуюся жизнь. Так я маме заявил, а она засмеялась:

– В воскресенье мы с папой на рынок собрались поехать, вишни на варенье купить. А то останемся на зиму без вишнёвого варенья. Она ведь не только созреть успела, а уже даже отходить начала. Если удастся купить, то в понедельник снова варенье варить буду. Вот там и посмотрим, наелся ты пенок или нет.

Ребят всё не было и не было. Скукотища. Книжки читать не хотелось. Серёжке бы что-нибудь рассказать, так он спал. Я тоже решил прилечь, так просто поваляться, но мой диван был братцем занят, вот мне и пришлось в комнату отправиться. Я на родительскую постель залез и только голову на подушку положил, как нечаянно заснул.

Проснулся, на терраску вышел посмотреть, что там делается, а там всё почти без перемен. Мама у стола с керосинками продолжала возиться, а Серёжка проснулся и около неё вертелся. Ну, тут и я тоже к ней приставать начал:

– Мам, а давай, как папа приедет, на озеро отправимся – искупаться хочется.

– Вы же сегодня купались уже.

– Так то когда было, ещё утром, а скоро вечер, времени вон сколько прошло.

– Папа приедет – тогда и решим, – отрезала мама.

Я в душе понимал, конечно, что она права, и приставания свои решил прекратить. Не хотелось маму раздражать. Пошёл в комнату, решил там посидеть и всё-таки дочитать книжку, которую ночью начал. Читал, читал да так зачитался, что даже прозевал, когда папа домой с работы приехал.

Услышал, что на терраске кто-то разговаривает, и вроде даже папин голос до меня донёсся. Тут же захлопнул книжку и туда выскочил. И действительно, там папа стоял. На нём ещё военная форма была – значит, только что пришёл. Ну, я тут же решил взять быка за рога и папе предложил:

– А давай мы все вместе после ужина на озеро поедем?

Папа на меня внимательно посмотрел и ответил:

– Ну, прежде всего здравствуй, сын, мы же с тобой сегодня ещё не виделись. Когда я встал, чтобы на службу собраться, вас уже не было. Вижу, наловили вы знатно. Сейчас с жареной или отварной картошечкой мы эту рыбку съедим – и всё, о лучшем и мечтать нечего. Кстати, а тёте Наташе ты рыбки отнёс? Нет ещё? Думал, что мама отнесёт? Это, брат, не дело. Ты обещал, а мама понесёт? Бери – вон мама блюдо уже приготовила – и неси.

Тётя Наташа меня чуть не расцеловала, я еле вырвался. Почему все взрослые так и мечтают детей целовать? Пусть девчонок целуют, тем это нравится, но мальчишек-то зачем?

Пришёл домой – и давай маме жаловаться, а она стояла улыбалась:

– Вот у самого будут дети – поймёшь, что это такое.

– Мам, во-первых, когда это ещё будет, а во-вторых, я думаю, что все эти поросячьи нежности меня даже волновать не будут.

– Ну-ну! – И опять свою любимую присказку произнесла: – Поживём – увидим.

Рыба была очень вкусной, всем хватило и даже на утро ещё немного осталось. Но утром ведь мы с Серым снова пойдём и снова наловим, так что я решил за завтраком до неё даже не дотрагиваться. Пусть папе больше достанется, вон он с каким удовольствием её сегодня ел.

Уговорили мы с Серёгой родителей и, хотя уже темнеть начало, поехали на озеро. Погода была просто суперская, тепло и на небе ни облачка. Самая прекрасная погода для вечернего купания. Ехали как обычно: я – у папы на раме, а Серый – на багажнике маминого велосипеда. Ногами он больше не болтал, поэтому доехали быстро. Накупались вволю. Мама с Серым такую крепость построили, что её сам Суворов вряд ли смог бы взять. Но долго задерживаться там не стали – папе рано утром вставать и на работу в Москву ехать.

На следующий день мы с Серёгой снова на рыбалке чуть ли не рекорд установили. Он удочку забросил – и сразу же поклёвка, но странная какая-то, поплавок не нырял, а как будто танцевал. То дёргался понемногу, то куда-то в сторону уплывать начинал, а затем вообще учудил – взял и на воду лёг.

– Это мелкая плотва с мотылём играет, – сказал дед Миша. – Подожди, малыш, – это он к Серёге обратился, – подсекай, только как он совсем под воду уйдёт.

Брат у меня таким молодцом оказался, всё выслушал, но дожидаться полного погружения поплавка не стал, а подсёк немного раньше и, что самое удивительное, угадал. Он удочку вверх, а кто-то там, в глубине, её вниз потянул, да так сильно, что Сергей удержать её в руках не смог. Хорошо, дед Миша успел удилище, который Серый выпустил, в воздухе подхватить и начать рыбу выводить.

Я первый раз такое видел. Он то подтянет её к берегу, то чуток отпустит, потом снова подтянет и снова отпустит. А сам при этом, когда рыбу подтягивал, на мотовилище – так крючки на удочке называются, куда леску наматывают, – пару раз леску накручивал, а когда отпускал, только один раз леску спускал. В общем, всё ближе и ближе рыбу к нашему помосту подводил. Все ловить перестали, свои удочки из воды достали, чтобы не мешать, и смотрели, как человек с рыбой борется. Тут ещё один взрослый подошёл с большим сачком, который подсачником называется. А третий вообще с помоста на руках в воду спустился и там за столб держался.

Дед Миша наконец рыбу к берегу подвёл. Все видели, как она туда-сюда под водой ходит. В этот момент дядя с подсачником подвёл его под рыбу и попытался резко вытащить из воды, но он оказался тяжёлым. Поэтому другой дяденька, тот, что у столба находился, подплыл, чтобы подсачник вверх приподнять, потом ещё кто-то помог – так общими усилиями и вытащили из воды большую рыбу. Она сильно билась и никак не желала сдаваться. Тогда один из рыбаков взял камень, который на помосте вроде бы совсем без дела валялся, и стукнул им со всей силы рыбине по голове. Она дёрнулась ещё пару раз и затихла.

Рыба была не очень толстой, но длинной, тёмно-зелёного цвета, с более светлыми полосами. Пасть у неё, после того как ей по голове долбанули, раскрылась, и оттуда выскочила небольшая плотвичка, сидевшая на крючке.

– Во дела! – воскликнул дед Миша. – Рассказать кому – не поверят. У Сергуньки плотва, оказывается, клевала. В тот момент, когда он её подсёк, плотву схватила щука, да не пожелала с ней расстаться, так челюсть сжала, что мы её саму из воды вытащили. Если бы не подсачник, нам это ни за что бы не удалось. Как только щучья голова попала бы на воздух, она в тот момент пасть и раскрыла бы – и всё, пиши пропало, крючок-то не держал её, оказывается. Вот ведь чудеса какие бывают! Давненько я не видел, чтобы щук такого размера в Бисеровом ловили. Вон там, на мелководье, – и он рукой показал в сторону берега, заросшего тростником и осокой, – некоторые умудряются щурят на блесну таскать. Ну так это щурят, а здесь, смотрите-ка, почти в рост рыбака рыбка оказалась. Ну, молодец, Сергей.

Рыба действительно была большой. Хорошо, я с собой сумку для оставшихся бутылок взял. Взрослые дяди засунули в неё щуку, помогли донести до велосипеда и за руль зацепить. Вот и пришлось мне опять тяжеленную сумищу домой везти. До дачи мы с большим трудом, но добрались. Там мама с тётей Наташей поохали-поахали и решили рыбину не трогать, а так до возвращения мужчин, папы и дяди Васи, и оставить в сумке. Пусть тоже подивятся да полюбуются.

Глава девятая

Я опять побежал к соседским ребятам – надо хоть часть долга отдать, ну а прежде всего, играть так хотелось, так хотелось, что просто всё тело зудело.

Они меня на улице у своей калитки ждали. Видели, как мы с Серым с озера приехали, вот и вышли, чтобы собака меня к ним на участок пропустила. Они мне так сказали. Я им десятку отдал. Павел поморщился и сказал, что долг платежом красен и нет денег – не садись играть, но Пётр его прервал:

– Ты чем недоволен? Человек сам пришёл, часть долга принёс и пообещал остальное чуть позже отдать. Боишься небось, что он свой долг отыграет да ещё свою десятку назад потребует? Ну а представь себе, что он нам всю сумму отдал, а затем столько же выиграл. Представил? Что бы ты делать стал? Его деньги зажилил бы, и всё? Нет, брат мой, так дела не делают. Выиграл – жди, когда с тобой расплатятся. Проиграл – будь добр, сам расплатись. Ясно тебе?

В самом начале мне везло, я выигрывал и почти всё, что должен был, отыграл. Я даже обрадоваться успел. Но потом что-то пошло не так, и я не только спустил всё выигранное, но и опять много проиграл. Домой вернулся уставшим и сильно огорчённым. Хорошо, папа с дядей Васей щуку по достоинству оценили. Папа нам с Серым даже руки, как взрослым, пожал. Серёжке было за что, ведь это он такую рыбину поймал. У него дома до сих пор фотография его и той щуки в альбоме хранится. А вот за что папа мне руку пожимал, я не понял. Я ведь даже не помогал щуку из воды вытаскивать, нас взрослые так шуганули, что мы близко подошли, лишь когда она биться перестала. За то, что я её домой привёз, что ли? Ну так Сергей один никак бы не справился, в этом я ему, конечно, помогал, но за что же тут руку жать?

На следующий день, после рыбалки, которая по сравнению с двумя предыдущими днями, можно сказать, никакой была, мы сдали остатки бутылок, и я ещё десятку пацанам отдал. Павел опять морду скривил, а Пётр, наоборот, мне руку пожал и спасибо сказал. «Всё-таки хорошим он человеком оказался», – думал я, когда шёл домой с очередным проигрышем.

Конец недели выдался очень жарким, поэтому в субботу, хоть это был рабочий день, уже с самого утра из Москвы народ поехал, а некоторые, по-видимому, ещё с пятничного вечера на озере обосновались. Поэтому нам с Сергеем повезло, мы ещё утром кучу бутылок набрали, часть в кустах спрятали, а полную сумку на станцию привезли. А вот когда папа с работы приехал и мы второй раз на озеро поехали, картина очень изменилась. Вокруг, как грибы, повырастали палатки, горели костры, со всех сторон доносились звуки гармошек и гитар. Да что там звуки, то в одном конце леса, то в другом зазвучали песни. Так здорово было, что даже уходить не хотелось. Вот до самой темноты и досидели. Песни слушали. Красиво пели, заслушаться можно было.

В субботу днём мой долг ещё вырос, да так сильно. Я решил начать рисковать, это Пётр мне посоветовал: рискуй, мол, ведь риск благородное дело. Я и начал к семнадцати да восемнадцати ещё одну карту прикупать, вот и дорисковался. Иногда, конечно, угадывал, пару раз даже «очко» приходило, но чаще на «перебор» натыкался. В общем, к субботнему папиному возвращению я уже около ста рублей был им должен. Но я не расстраивался – чего переживать, если на озере уже припрятано столько бутылок, а каждый день всё новые и новые появляются.

Всё воскресенье мы с родителями провели на озере. Мама с собой большой термос с горячим чаем взяла, и мы чайком с бутербродами с колбасой и сыром прекрасно перекусили. Папа опять в волейбол играл, я за него так болел, что чуть голос совсем не сорвал. Накупался до такой степени, что на воду даже смотреть какое-то время не хотел, а потом снова купался. В общем, хорошо мы там отдыхали. Так хорошо, что даже слова трудно подобрать, чтобы это описать. Всем нам, и папе с мамой, и Серому, понравилось. Решили, что так каждое воскресенье проводить будем. Мне папа поручил по воскресеньям утром, как на рыбалку приду, тут же место поудобней занимать, пока народ с близлежащих дач не успел набежать. А то в первый раз нам не совсем удобное место досталось – почти в кустах пришлось лежать, в самой тени, и мама, чтобы позагорать немного, вынуждена была по берегу гулять или стоять в сторонке, ловя солнечные лучи.

Но отдых отдыхом, а я про долг свой не забывал. При каждой удобной возможности округу обегал и найденные пустые бутылки или подальше в кусты, в самую их гущу, забрасывал, или в своё укромное место относил и там прятал. Хорошо поработал. Чуть ли не сотню бутылок удалось накопить.

А потом почти целый месяц мы с Сергеем по будням как заведённые бутылки дяденьке-приёмщику возили, иногда два, а однажды даже три раза нам обернуться удалось – в тот день пасмурно было, временами дождик накрапывать принимался и рыба совсем не клевала. Рыбаки все по домам разошлись, на озере ни души не было, тут уж мы с Серым и покрутились на славу. Заработанные деньги я Петру отдавал, мы с братом только себе на мороженое оставляли и перед тем, как на нашу сторону перебраться, каждый раз поднимались на платформу и там, сидя на лавочке, им наслаждались.

Одно было плохо: долг с каждым днём всё рос и рос. Я уж и пересесть ребят не раз просил, и новую колоду они по моей просьбе достали, и играть я пытался аккуратно-аккуратно – ничего не помогало. Рисковать начал – то же самое, не везло, и всё. Иногда карта шла, и я, случалось, за день рублей по двадцать-тридцать отыгрывал, чтобы на следующий день ещё больше проиграть. Понимал, что в пропасть качусь. Ведь лето рано или поздно закончится, или дожди пойдут, похолодает, да мало ли ещё по какой причине я не смогу бутылки собирать. Где тогда деньги брать? Как с долгом рассчитываться? Но думать об этом у меня ни малейшего желания не было. Плыл по течению – так спокойней. А самую простую мысль, что надо всего-навсего прекратить играть, я к своей голове и на километр не подпускал. Она только иногда вдалеке где-то возникала, но я её тут же прогонял.

Конец наступил неожиданно. Как-то раз папа приехал на дачу взволнованным. «Наверное, у него на работе что-то случилось», – подумал я. Они с мамой вышли на улицу, уселись там на стулья, которые с собой с терраски прихватили, и принялись что-то обсуждать. Это долго продолжалось – с час, наверное. Может, и поменьше, конечно, но мне всё равно показалось, что очень долго. Я на терраске сидел, книжку новую читал и всё это хорошо видел. Затем родители Серёжку позвали и начали с ним о чём-то говорить. Мне бы забеспокоиться, но я ни на что внимания уже не обращал – такое безразличие на меня напало, что мне ни до чего было. Потом тётя Наташа подошла – наверное, они её позвали – и Сергея к себе забрала. Родители между собой тихонько переговаривались, а я на них и не смотрел совсем. Они часто так сидели и о чём-то своём взрослом, что нам не надо слышать, разговаривали. А я книжку читал.

Книжка интересной была, про путешествие капитана Гаттераса. Её Жюль Верн написал. Мне все его книги, сколько я ни читал, нравились. Я каждый раз, когда папа новую его книгу приносил, удивлялся, сколько же мог один автор книг написать, да все такие увлекательные, что только держись. Поэтому, когда меня родители позвали, я только и успел огорчиться, что на таком интересном месте прервали, но ни о чём плохом и подумать даже не мог. А тут…

– Ну, герой, рассказывай, – начал папа.

– Этот Гаттерас такой молодец… – заговорил я, но папа меня тут же прервал:

– Я и без тебя знаю, какой он молодец. Ты мне лучше расскажи, с чем это ты каждый день с озера сумку возишь и куда её содержимое деваешь?

Я так и обомлел. Интересно, откуда мог папа об этом узнать? Я его и спросил, но только слово «узнать» на «взять» заменил. Чувствуете, как я вывернуться хотел?

– Да мне уже давно знакомые об этом говорили, только я никак не желал в это поверить. Думал, у меня сын честным растёт. Ну не может он за нашей спиной чем-то нехорошим заниматься! А сегодня меня одна женщина возле станции остановила и спросила: «Это не ваш ли сынок на велосипеде с удочками с самого утра на рыбалку ездит, да ещё с одним малышом – младшим братом, по-видимому?» Ну, я и ответил, что тут детей много. Может, мои сыновья, а может, и нет. «А что случилось-то?» – сам как бы в ответ спросил. А она мне: «Пока ничего ещё не случилось, но скоро что-нибудь обязательно произойдёт. Сходили бы вы к приёмщику посуды, вон в ту лавку, он вам поподробней обо всём расскажет». Я и сходил. А приёмщик мне листочек с интересными циферками показал. Да ещё добавил, что несколько первых дней пропустил, значения вначале не придал, а потом смотрит – система какая-то складывается. Вот и стал учёт вести. И знаешь, сколько на том листочке под жирной чертой оказалось? Что молчишь? Хорошо ведь знаешь, так что лучше сразу признавайся: зачем тебе такие деньги нужны и куда ты их деваешь?

Делать было нечего. Пришлось признаться. Только насчёт карт я ни слова не сказал – наврал с три короба. Папа слушал молча, а мама всё пыталась что-то сказать, но он ей не давал. А затем сам сказал:

– Ты ведь, Ванька, много пословиц знаешь. Наверное, и такую слышал: «Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался?» Слышал? – ещё раз повторил он.

Мне только головой оставалось кивнуть.

«И ведь действительно, знал я всё это, но только на себя не примерял. Дурак я, дурак», – думал я, пока мама за стаканом чая папе ходила и он пару глотков делал.

– Так, значит, вот в чём дело. Ты с теми соседскими ребятами в карты играешь и, по-видимому, много проигрываешь, – скорее не спросил он, а утвердительно сказал и в сторону забора показал. Потом немного помолчал и уже спросил: – В очко или три листика?

Я потерянно голову опустил:

– В очко.

– Так… – задумчиво произнёс папа и снова спросил: – Сколько отдал, не спрашиваю, тут всё написано, – и на листок, который мама в руке держала, кивнул, – а вот сколько ты ещё должен, очень хочу знать.

– Двести с лишним.

– Двести с лишним, – размеренно повторил папа. – Слышь, мать. Сын твой в карточные долги залез. Что делать будем? Карточные долги ведь дело чести, их обязательно отдавать надо. Так ведь? – И он в мою сторону посмотрел. – Придётся деньги, отложенные на его коньки, отдать. Ему коньки, по-видимому, ни к чему. Обойдёшься без них? – обернулся он ко мне.

Я снова лишь обречённо головой кивнул. Мне вдруг так плакать захотелось, но я с трудом заставил себя сдержаться.

– Так…

Третий раз подряд папа это своё «так» сказал и снова задумался. А я рядом продолжал стоять, и в голове моей разные пословицы крутились, а одна чаще других на ум приходила: «Сколько верёвочке ни виться, всё равно конец её найдётся».

«Вот ведь, – рассуждал я, – насколько народ прав». Я-то всё думал: вот рассчитаюсь – и больше играть не буду, но меня будто магнитом туда тянуло, и я всё глубже в этой трясине тонул.

– И брата ведь младшего заставил нас обманывать, – вдруг ни с того ни с сего проговорил папа и встал. – Придётся до соседей прогуляться, надо и вторую сторону послушать, – сказал он и направился в сторону калитки.

Мы с мамой вдвоём остались. Она мне рукой на папин стул показала, и я присел. Я молчал, и мама молчала. Вот это её молчание меня окончательно добило. Если бы она начала ругаться, я бы спокойно к этому отнёсся, знал бы, что за дело. А вот когда так молча… Это всякой ругани в тысячу раз страшнее. Я к ней в колени головой уткнулся и прощения со слезами, не только в голосе, а и с настоящими, капающими из глаз, просить принялся. Мама меня вначале молча слушала, а потом по голове погладила и такую вещь сказала, что я просто обомлел, даже слёзы перестали капать:

– И в этом ты, сын, на своего отца похож – такой же азартный, только он взрослый и сдерживать свои желания научился, а ты ещё ребёнок. Тебе ещё учиться и учиться.

И опять мы, ни слова не говоря, сидели, только теперь я уже не так переживал.

Долго мы с мамой сидели и молчали. Темнота успела наступить, а мы всё сидели. О чём мама думала, не знаю. А вот я свои мысли до сих пор помню. Вначале их только две в голове туда-сюда крутилось. Первая была мне даже приятна: я свободен. Вторая немного беспокоила: отдаст им папа те деньги, что на коньки отложены, или нет? Ну а затем, постепенно так, словно исподволь, третья пришла. Вначале я лишь смутно догадывался, а после раздумий мне стало совершенно ясно, что действительно я азартный человек. Вот я сам себе и дал слово, что в жизни больше в азартные игры играть не буду. С тех пор я и в тотализаторе ни разу ставок не делал, и казино ни разу не посетил, да и неинтересно мне всё это было. Нисколько не привлекало. В карты да, несколько раз играл – в преферанс по копеечке. Но было это только с честными и проверенными друзьями.

В конце концов дождались мы папу. И в тот момент, когда он в калитке появился, из дома напротив истошные крики донеслись и мерные, пугающие, сильные шлепки.

– Ну вот, отцы этих шалопаев экстренные меры принимать начали, – сказал папа.

Он помолчал немного, а затем стал рассказывать:

– Понимаете, у них там один головастым оказался. Это чернявый такой, Петром его вроде бы зовут, если я правильно понял, кто из них Пётр, а кто Павел. Надо же, два брата, «Пётр и Павел час убавил», – сказал папа и засмеялся, а я при этом подумал: «Наверное, мама права и мы с ним действительно похожи. Вон и фразы одинаковые говорим».

– Так как, сын, – вновь до меня донёсся папин голос, – правильно я их запомнил?

– Правильно, – буркнул я и уши навострил: что ещё мне позволят услышать?

Прекрасно понимал, что родители ещё долго обсуждать будут, что со мной делать и как меня наказать, но всё это не для моих ушей будет предназначено. Мне, конечно, кое-что расскажут, но далеко не всё. Вот так думал я, а оказался совершенно не прав. Мне всё рассказали и даже при мне обсуждать стали, как меня наказать. Мама была за то, чтобы меня чего-нибудь лишить – мороженого, которое я тогда просто обожал, или кино, в которое я любил ходить, – а папа выслушал все её предложения и твёрдо так, как отрезал, произнёс:

– Знаешь, что, дорогая, Иван себя уже достаточно сам наказал. Ведь всё последнее время он сам не свой был. Весь извёлся. Теперь его отпустило немного, но в душе он ещё долго переживать будет. Если же мы его накажем, то он обидеться может, и эта обида не даст ему разобраться в собственных мыслях и раздумьях на тему, как и почему всё произошло. Поэтому не волнуйся, сын, – это он уже ко мне обратился, – никто деньги, отложенные на твои коньки, трогать не будет, и вообще, хочешь послушать, чем там дело закончилось, – слушай. Не хочешь – иди книжку читай. Но мне кажется, что ты очень хочешь узнать всё от начала до конца. Так? Или я не прав?

Я только головой мог кивать, во рту от волнения так пересохло, что ни одного звука я издать не мог – только мычать, а чем мычать, лучше головой качать. Я даже про себя посмеялся над тем, как это здорово в рифму у меня получилось. Но этого, естественно, никто не заметил.

А папа принялся рассказывать всю историю с самого её начала, и я понял, какой же я доверчивый и невнимательный и как легко меня обмануть.

– Я обоих отцов на беседу пригласил. Похожими они оказались во многом, а главное – в отношении к своим детям. Мы только говорить начали, и я даже решил, что они братья, пусть не родные, но всё равно братья, а оказалось – нет, между собой они посторонние люди. Просто один женат на родной сестре другого. Но это не всё, что их роднит. Они оба искренне хотят своих детей вырастить нормальными, честными людьми, на которых всегда и во всём можно будет положиться. Ну, у нас, у всех обычных людей, только такое желание и может возникнуть. Сыновьям они всецело доверяли, и те их вроде бы никогда не подводили. А тут… В общем, надумал Пётр побольше денег накопить и себе хороший фотоаппарат купить. Где и как заработать, он уже давно придумал, оставалось только подходящую жертву подобрать. А тут по соседству дурачок один появился, который на жизнь сквозь розовые очки смотрел и всему верил. Это тебя, Иван, тот, который Павел, так охарактеризовал. Пётр ни слова не говорил, всё отрицал, а Павел, как только ему отец хорошей поркой пригрозил, сразу разнюнился и брата с потрохами сдал… Вот как дальше всё происходило. Как только жертва появилась, они и начали план Петра в жизнь проводить. Изготовили две абсолютно одинаковые колоды карт, даже потёрты они были одинаково, только эксперты-профессионалы, наверное, смогли бы их отличить. Но вначале Пётр новые правила к игре в очко придумал, а они вместе уговорили Ивана их признать. Так они больше и быстрей заработать могли. Где будет Иван деньги брать, их не интересовало. Может, у мамы выпросит, а может, украдёт где – какая разница. Главное, что человек подходящий попался, который в лепёшку разобьётся, но деньги найдёт. Ведь он свято верит во всякую романтическую чепуху, вроде того что карточный долг – это долг чести, и всё такое прочее. Вот они этим и начали пользоваться. О таких источниках дохода, как собирать бутылки на озере или пытаться каким-то другим физическим трудом заняться, они даже и думать не думали. Это ж сколько сил надо прикладывать, а тут карты перетасуешь как надо – и всё. Вот они и принялись их тасовать. Если карты сдавал один из них, то «заряжали» обе колоды, если Иван – то одну, ту, которая была в резерве… Вас интересует, что означает «заряжали»? Объясню. Так на жаргоне шулеров называется подготовка карточной колоды, в которой карты уложены в какой-то нужной жуликам последовательности. Слушайте, как это работало. Сдаёт Пётр – значит, Иван первой рукой является. Правильно? – спросил он и на меня посмотрел.

Я кивнул, и папа продолжил свой рассказ:

– По одной карте каждый игрок получал. Что кому досталось, они хорошо знали. Дальше Ивану набирать нужно. Вот три или четыре карты подряд и должны быть «заряжены» в колоде таким образом, чтобы у Ивана «очко» вышло или к пятнадцати туз пришёл. Ну, это в том случае, если ему «перебор» надо подсунуть. Поняли?

– С этим ясно. А вторая колода для чего? – спросила мама.

– Я всё понял, – сказал я. – Дурак, жаль, понял только сейчас. Вот почему они по очереди то в туалет, то водички попить бегали. А один раз так вообще смешно было. Павел вдруг заявил, что с этими картами он совсем форму спортивную потерять может, и пошёл пробежаться. А вместо этого они каждый раз ту колоду, которую надо было на отыгранную заменить, «заряжали». Правильно я понял?

– Правильно, сынок, – ответил папа.

– Вот гады. Особенно Пётр. Ведь я его человеком считал, а он скотиной оказался, – огорчился я.

К этому моменту затихшие было крики со стонами, доносившиеся с соседней дачи, неожиданно возобновились, даже ещё громче стали. Послышались и какие-то взрослые голоса. Мы притихли и прислушались.

– Будешь и дальше продолжать, значит? – донёсся до нас мужской голос. – Я тебе сейчас так попродолжаю – неделю на заднице сидеть не сможешь.

И снова начались громкие шлепки.

– Саш, может, ещё раз сходишь, поговоришь, успокоишь их. Они ведь так мальчонку до смерти замордовать могут.

– Не уверен, что это нужно. Они там сами разобраться должны. – Папа замолчал, прислушиваясь, но на той стороне наступила тишина.

– Вот так, сын, – вновь заговорил он, – попал ты в руки карточных шулеров. Небось, думал, что их в наше время не существует? Я вот сейчас каждый день в электричках катаюсь и с ними регулярно встречаюсь. Утром, когда поезда переполненными идут, им работать негде, а вот вечером, когда основной поток уже проехал и рядом с пассажирами места свободные появляются, они на работу и выходят. Мне иногда приходится припоздниться, я их тут и замечаю. Не удивляйтесь, – заметив наши недоумённые лица, пояснил он, – для них это обычная работа, основной источник безбедного существования. Психологи они знатные, жертв вычисляют безошибочно. Идут по составу вдвоём, но в то же время как бы поодиночке, а глазами всех так оценивающе рассматривают. Видят, вроде подходящий клиент сидит и места рядом свободные имеются – вежливо осведомляются, не занято ли, и присаживаются. Если человеку далеко ещё ехать и он скучает, ищет приключений на свою задницу, начинают его обрабатывать. Всё как у вас происходило. Боюсь я, что Пётр этот может так и не остановиться. Почувствовал он сладость лёгкого заработка. Уж больно гладко всё получаться стало. Возможно, Иван и не первая их жертва, а может, я ошибаюсь – не знаю. А тебе, сын, следует лучше анализировать всё то, что вокруг творится. Заметил несуразность какую – задумайся, откуда она взяться могла и к чему ведёт.