Текст книги "Тайны профессорской тетради. Повести и рассказы"

Он опечалился и как бы в никуда, но при этом кося глазом в сторону Ивашова, сказал:

– Не знаю, смогу ли я на этом аппарате до Курска в срок добраться.

– Ладно, «товарищ политрук», вспомни, что Москва за нами, поэтому не раскисай, – послышался голос Ивашова, который громко, так, чтобы все слышали, добавил: – Отступать нам некуда. По машинам! Едем так: каждые полста километров останавливаемся и ждём. Как ПСПК на дороге покажется, едем дальше.

Водитель нашей «Шкоды» ко всему этому с удивлением прислушивался и, когда я мимо него проходил, тихонько спросил, кивая на Клочкова:

– Он из армии, что ли? И что за звание у него такое? Сам отслужил, но такого не знаю.

Пришлось ему про героев-панфиловцев напомнить да про легендарную фразу их командира.

– А, так это в шутку, значит? А я уж волноваться начал, – сразу же успокоился Пётр Николаевич, усаживаясь на водительское место.

Как Ивашов наметил, так и ехали. Километров пятьдесят проезжали, место удобное находили и останавливались в ожидании. Как правило, спустя полчаса вынужденного безделья на горизонте появлялась ПСПК, которую, с моей лёгкой руки, все вначале стали зелёным чудовищем называть, а потом просто до чудища сократили. Конечно, даже мечтать о том, что ночевать будем в Курске, в заказанной для нас гостинице, мы все перестали. Только километры считали, сколько проехали да сколько впереди осталось.

Широкая река, которую мы по мосту пересекли, позади оказалась, значит, до Тульской области добрались. Потом впереди придорожная стела появилась. Это для нас очередной знак – в Орловскую область въехали. А время всё тикает и тикает. Вот уже и три часа натикало. По-хорошему мы уже в Курске должны быть, а наш автобус только-только просторы Орловщины измерять начал. Смотрю, народ из своих домашних запасов бутерброды да пирожки с булочками достаёт. А я с собой ничего не взял.

«Ладно, – думаю, – худеть мне некуда, и так одна кожа да кости, как моя мама говорит, но поголодать немного тоже не вредно».

Тут наш водитель к народу повернулся и любопытную информацию выдал:

– Через десяток километров симпатичное кафе будет. «Тёщины блины» называется. Предлагаю там пообедать. Блинчики в этом кафе знатные, не рекламирую, но до вашего сведения довожу. Сам всегда, когда в эти края попадаю, обязательно несколько штук этих блинов съедаю. Видите, до сих пор жив, так что не сомневайтесь.

Мне сзади всё хорошо было видно, смотрю, бутерброды с булочками и плюшками всякими назад в сумки как бы сами по себе укладываться начали. Убедил, значит, Пётр Николаевич наших дам.

Действительно, на специально отведённой площадке стоял небольшой терем, похожий на древнерусский, весь такой резной, просто загляденье. Вывеска тоже завлекательная, на картинке там блины жареные сами в рот мимо проезжающим людям прыгают. Мне это напомнило фильм «Вечера на хуторе близ Диканьки». Только там вареники этим занимались, а здесь блины. Машин на стоянке с десяток стояло, значит, место популярное. И действительно, каких блинов там только не было: и пшеничные, и ржаные, и гречневые, и рисовые, и даже овсяные с гороховыми, о каких я и не слышал никогда. А уж о начинках и говорить не хочу, себя только раздразнивать. Сорок два вида блинов имелось в меню этого кафе, я добросовестно пересчитал и запомнил, и всё с пылу с жару. А на раздаче там такие русские красавицы стояли – закачаешься. Одеты в сарафаны, расшитые цветными нитками, все в кокошниках – обалдеть как красиво. И хотя продумано там было всё замечательно: блины на кухне жарились, там же начинки готовились, а у стойки их только начиняли да посетителям подавали, – нам пришлось немаленькую очередь выстоять. Но оно того стоило.

Мы в очереди стояли, а девчата в дальнем углу несколько столиков сдвинули, стулья вокруг в количестве пятнадцати штук расставили и неизменный двухлитровый флакон в центр этой поляны на всеобщее обозрение водрузили. Посторонний народ вокруг ходил, облизывался. Вот и пара графинов с водой для запивки появилась, их работники этой замечательной блинной нам во временное пользование выделили. Наконец каждый себе на тарелку блинов набрал – и снова вздрогнули. Правда, на этот раз всем по чуть-чуть досталось, я даже вздохнул спокойно, когда последние капли из флакона в стакан перетекали.

Только зря я радовался. Пустой флакон в сумку, а из неё возник близнец, наполненный под самое горлышко, и на столе, накрытом клетчатой клеёнкой, как на сказочной скатерти-самобранке, расположился. Пришлось второй раз вздрогнуть. Тост, если это можно таким словом назвать, один и тот же был: «За успех нашего безнадёжного…» В этот раз разбавленный спирт неожиданно оказался тёплым. Новая порция никак в горло лезть не желала. Я её туда, а она назад, на волю рвётся. С трудом проглотил и на других посмотрел. Почти все, как и я, давясь пили, особенно девчонки. Но все мужественно выпили и закусили. Хорошо, блины помогли с этой гадостью справиться. Вкусные они были, совсем как домашние. Я съел три блина, один с мясом, другой с грибами, а третий с малосольной рыбкой, и наелся до отвала. Одно плохо – вместо кофе нам какую-то бурду подали, из желудей, наверное, сваренную и молоком слегка забелённую. Да и чай у тех, кто его заказал, тоже невкусным оказался, напоминавшим, по их отзывам, сенной отвар.

Я, пока пил да головой по сторонам крутил, вспомнил одну сценку, за пару недель до этой поездки виденную. По воскресеньям у нас в институте были суточные дежурства. Новый директор их ввёл, а они взяли да прижились. Директора прислали к нам из Ленинграда взамен покойного академика, много лет возглавлявшего институт. Для чего эти дежурства были нужны, никто так толком и не понял. Наверное, и сам их создатель тоже этого не понимал. Но они, эти дежурства, были. Народ таких дежурных называл воскресными директорами. Дежурить должны были только научные сотрудники. Заведующие лабораториями и отделами от этой напасти были освобождены, ну и медицинский персонал из клинических отделений, разумеется, тоже, ведь у них своих дежурств хватает. Вот нам, простым смертным, и пришлось за всех отдуваться.

До меня тоже очередь дошла. В субботу, когда рабочий день закончился – тут надо напомнить, что в те времена в стране шестидневная рабочая неделя была, – я взял свои лабораторные журналы, кое-какую научную литературу и со всем этим добром направился к директорскому кабинету. Сутки с лишним я должен был в его приёмной просидеть, на звонки отвечать да общее руководство осуществлять – наверху же клиники расположены, где больные со своими болячками борются, а врачи им в этом посильную помощь оказывают. Спать не запрещалось, в приёмной для этой цели стоял диван. Поесть дежурным из клиники приносили, так что трёхразовым питанием они были обеспечены. Сказать, что мучиться пришлось, не могу. Тем более что за эти сутки нам два дня к отпуску добавляли, вот никто от дежурств и не отлынивал. Правда, больничная еда мне не очень глянулась, съесть-то я её съел, конечно, но без большого удовольствия. Поэтому, когда в понедельник директор свой кабинет открыл, я вещички в нашу лабораторию отнёс и в ближайшую пельменную отправился позавтракать.

Едва большая часовая стрелка за циферку восемь зашла, как я оказался в этом общепитовском заведении. Оно ещё было практически пустым, только за несколькими столиками виднелись одинокие граждане мужского пола. Ну кто в понедельник к восьми утра будет в пельменную торопиться? Водители иногородние, которые в Москву приехали, да дежурные всякие типа меня. Стоим все, ждём, когда же пельмешки сварятся. Тут на пороге четыре девушки возникли. Такие ничего себе, всё, что нужно, у них имелось. Мужики, естественно, подтянулись, животы подобрали, глаз с красавиц не сводят. А официантка расставила по очереди на все столы тарелки, от которых по всей пельменной дух пошёл – аж слюнки потекли. Девушкам тоже поднесли, и тут произошло такое, что меня до сих пор удивляет.

Девицы из сумки достали бутылку «Особой» – был тогда такой сорт водки, – её содержимое до последней капельки по стаканам разлили, стаканы дружненько сдвинули, так что звон на всё помещение пошёл, да водку одним махом в себя влили. Мужики все до одного, включая меня, есть прекратили и сцену эту готовы были ещё раз «на бис» посмотреть. А девицы-красавицы пельмешками закусили, нам ручкой сделали и оставили всех в полном недоумении.

Пока мы в очереди стояли да закусывали, Клочков подъехал. Ивашов им по паре блинов заказал, вот и успели они наравне с нами обед закончить. Поэтому отъехали мы от этого кафе одновременно. Пётр Николаевич нам ещё там, пока в очереди все стояли, другую наводку дал. Мол, километров через тридцать, как поворот на Орёл проедем, ещё одно общепитовское заведение будет, «Русский квас» называется, и тоже очень рекомендовал посетить его. Ну, тут уж никто возражать не стал, теперь наш водитель в авторитеты попал.

Действительно, минут через двадцать мы увидели, что на той стороне шоссе другой терем стоит, на предыдущий похожий. Вывеска свидетельствовала, что там подают только русский квас, а нарисованный на ней фонтан пенящегося напитка, струя которого поднималась на немыслимую высоту, а затем всем страждущим прямо с неба в открытые рты лилась, это наглядно подтверждал. Зашли, заняли столик, флакон в самый центр поставили да по кружечке холодненького квасу решили заказать.

Подошёл официант. Надетая на нём косоворотка была расшита цветными узорами и подпоясана тоненьким лаковым ремешком. На его голове как влитой сидел картуз, слегка сдвинутый набок, и тоже с лаковым козырьком, через руку было перекинуто полотенце с вышитыми петухами. В руке он держал, словно напоказ, расписной жостовский поднос. Ну копия полового из дореволюционного трактира, как я его тогда себе представлял.

Официант к нам с поклоном обратился:

– Какого кваску желаете откушать, господа хорошие?

Мы от такого обращения немного ошалели, но потом нашлись и на вопрос вопросом ответили:

– А какой у вас в наличии имеется?

Официант как принялся перечислять, так никак остановиться не мог: и ржаной, и имбирный, и домашний, и деревенский, и с хреном, и перебродивший, крепко выдержанный, и ещё, и ещё, и ещё…

Люба Петрова, которая никогда за словом в карман не лезла, перебила его на самом интересном месте. Он только начал в раж входить – глаза закатились, вот-вот пена изо рта пойдёт, а он всё быстрее и быстрее говорит, уж и понять затруднительно, что он там бормочет.

Тут Люба его легонько так рукой тронула:

– Ты нам, разлюбезный, по кружечке такого кваску принеси, которым мы эту благородную жидкость запить сможем, не поперхнёмся, – и на флакон показала.

– А мы другого и не держим-с, – ответил нам официант и исчез, как испарился. Никто из нас даже не понял, куда он ушёл.

Минуту-другую ждать пришлось. Решили уж к девушке из местных обратиться, одетой в длинный, до самого пола, сарафан да в кокошник. Но тут прямо перед нами открылась неприметная дверка, и тот же самый парень бухнул на столик тяжеленный поднос. А на нём стоял десяток глиняных кружек, облитых глазурью и квасом наполненных до самого верха, так что немного даже на поднос пролилось. Он быстренько кружки на столик составил и вновь исчез.

– Нас пятнадцать человек, – крикнул ему вслед Ивашов, но мы так и не поняли, услышал официант этот возглас или нет.

Оказалось, что прекрасно услышал. Мало того, он ещё и пятнадцать гранёных стаканов принёс.

Разобрали мы кружки, и пока Люба занималась своим привычным делом – спирт по стаканам на два пальца разливала, мы эти кружки со всех сторон рассматривали. У нас в руках оказались настоящие произведения искусства. Из них хотелось не пить, а в рамку вставить да любоваться. Судя по всему, они были ручной работы и вышли из прекрасных рук. На каждой сценка из русских сказок была изображена, да так, что глаз не оторвать. Мне досталась иллюстрация к сказке «Лиса и Журавль», а Ивашову – «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», там, где она на берегу печалится, а козлёнок рядышком резвится. И люди, и животные были как натуральные.

Опрокинули мы привычно стаканы да кваском запили. Оказался он с хреном, но не много его положили, а в самый раз – и горло не дерёт, и мозги прочищает. Тут «чудище» подкатило. Клочков с Петей только и успели, что по глотку кваса выпить, как мы сразу же засобирались дальше.

От «Русского кваса» до поста ГАИ на границе областей езды было, по-видимому, всего ничего, потому что мы от силы песен пять спеть успели, как нас тормознули. Гаишники подошли с двух сторон, но, убедившись, что дверь одна, сгрудились перед ней. Один из них представился по всей форме и попросил водителя документы предъявить, в то время как второй в салон залез и, внимательно нас рассмотрев, задал неожиданный вопрос:

– По виду нормальные люди, а кружки воруете. Признавайтесь, кто это сделал?

Ивашов начал говорить, что мы, мол, на такое не способны и что нас с кем-то спутали, но гаишник прервал его:

– Вы лучше сами признайтесь! Мы всё равно найдём, автобус по винтикам разберём, но найдём. Около кафе в то время ни одной машины, кроме вашего автобуса, не было, да ещё зелёный грузовик подъезжал, но, как нам передали, он тоже из вашей компании, так что не тратьте время и силы – признавайтесь.

Мы с Ивашовым этого никак не ожидали, но две медсестры, красные со стыда, встали и начали что-то бормотать про красоту и всё такое прочее. Гаишник даже слушать их оправдания не стал. Он постучал своим полосатым жезлом по стенке автобуса, чтобы все замолчали, и произнёс, как отрезал:

– Мы сейчас вторую вашу машину дождёмся и дружненько на допрос в областную прокуратуру поедем. Мне приказано вас доставить. Приказы у нас обсуждать не принято, а положено исполнять, так что, товарищ водитель, начинайте разворачиваться.

Как только девчонки всем скопом гаишника ни уговаривали, как только Ивашов ни просил разрешения хоть ПСПК здесь оставить – гаишник был неумолим.

Дождались Клочкова, объяснили ему ситуацию, он даже к начальнику смены сбегал, но всё осталось по-прежнему. И вскоре по шоссе в сторону Орла двигалась странная колонна. Впереди шёл длинный автобус тёмного цвета, а за ним тянулся зелёный грузовик с таким же прицепом. Скорости не было совсем, поэтому ехали так: «Шкода» проезжала пару километров и останавливалась на обочине, а как только мимо грузовик проползал, снова начинала движение. Такой порядок разрешил гаишник, который разместился на откидном сиденье.

Около «Русского кваса» он приказал остановиться и велел девицам, прихватившим кружки, пойти их отдать и громко извиниться перед персоналом. Я в автобусе сидел, а вот Ивашову вместе с девушками чашу позора пришлось испить. Ужас каким злым он вернулся. Я уж подумал про себя, что не дай бог ему в такую минуту на глаза попасться – испепелит к чёртовой бабушке.

Через час с небольшим мы притормозили перед зданием областного управления внутренних дел. Вот там, я считаю, нам случайно повезло. Ивашов с гаишником в управление входили, и тот ему громко что-то высказывал, как будто не мог всё это в автобусе по дороге сделать, а навстречу им генерал вышел, начальник этого управления. То ли он прислушался к их разговору, то ли его машины странные заинтересовали, но он попросил объяснить, что произошло. А когда узнал, что речь идёт о кружках, украденных из кафе, тихонько так спросил:

– И какой идиот приказал эти негабаритные машины в самый центр Орла доставить?

Ему какую-то фамилию назвали, он буркнул что-то, мы ничего не поняли, но местные, по-видимому, в ситуации разбирались – на их лицах улыбки промелькнули. Узнав, кто руководитель бригады, генерал попросил Ивашова заглянуть к нему в кабинет. Володя на секунду в машине задержался, о чём-то тихонько переговорив с Любой, затем взял небольшую сумку, которую та ему подала, и побежал вверх по ступенькам к открытой двери, около которой стоял генерал.

Минут через двадцать он уже снова сидел рядом со мной, а «Шкода» начала выбираться из путаницы орловских улочек. Перед нами шла машина с мигалкой, расчищая дорогу. Решение было принято такое: мы мчимся в Курск, селимся в гостинице и спать ложимся. Завтра день будет тяжёлым, работы очень много. Начнём мы «Шкоду» готовить, а когда ПСПК подъедет, будем его раскладывать. «Чудище» останется ночевать на посту ГАИ, а утречком, ещё затемно, в Курск начнёт перебираться. Такую схему генерал предложил, ну а мы спорить не стали.

Пока крутились туда-сюда, стемнело, все притихли и дремать начали. Тут-то Ивашов мне вполголоса и рассказал, что в сумку он на всякий случай положил флакон неразбавленного спирта, который и предложил генералу не как взятку какую-то, а от чистого сердца, ведь спирту всегда найдётся применение в повседневной жизни. К моему удивлению, Ивашов сказал, что генерал флакон взял да в стол поставил. А уж потом извинения принёс за своих помощников, правда, назвал он их при этом совсем другим, чисто русским словом, пояснив, что навязали ему как-то из Москвы хлыща одного, который лихорадочно карьеру начал строить, пытаясь из каждого, самого незначительного происшествия дело века раскрутить. Генерал ещё что-то рассказать ему хотел, но Володя ситуацию объяснил, и тот, ещё раз извинившись, приказал обеспечить нам зелёную улицу.

На мой вопрос, когда разбор полётов будет проводиться да как провинившихся наказывать будем, Володя ответил коротко:

– Домой вернёмся – разберёмся.

Когда в Москву вернулись, я об этом инциденте забыл да так и не спросил, чем дело закончилось, но так как шума никакого не было, думается мне, что спустил его Ивашов, как говорится, на тормозах.

По неосвещённому шоссе «Шкода», учитывая её габариты, вынуждена была ехать предельно аккуратно и осторожно. Потом были долгие поиски гостиницы, ведь о привычных в настоящее время навигаторах в те времена даже пофантазировать и то никому в голову не могло прийти. В общем, администратора мы подняли с постели уже ближе к утру. Номера все оказались четырёхместными, так что выбирать было не из чего. Девчата заняли два номера, на мужскую половину осталось тоже два, в одном поселились мы – Ивашов, Лазарев, Пивницкий и я, а в другом в гордом одиночестве ночевал водитель «Шкоды». «Товарищ политрук» и Петя первую ночь провели в машине – так уж получилось.

Глава третья

Подъём был назначен на семь утра. Все встали, как будто спали не четыре часа, а нормальные восемь, и через полчаса после побудки собрались в одном из женских номеров. Оказалось, девчата умудрились сообразить там неплохой завтрак. Собрали все привезённые с собой из дома припасы да бутербродов понаделали, редисочку с огурчиками нашинковали, майонезиком заправили – классный салат получился. А кто-то курочку варёную прихватил, её тоже в дело пустили. Чай вскипятили, после чего с кружками в руках пристроились кто где смог и поели.

Ивашов и есть успевал, и ЦУ давал. Всё-всё расписал, кто за что отвечает и чем заниматься должен. Вот ведь интересно получается: пока он рядовым хирургом работал, был парень как парень, ни во что не лез, работу поручили – выполнит, но инициативу не проявлял, об этом даже мечтать не приходилось, и всегда отговорку находил, типа «работа не волк» и всё такое прочее. А надо же, ответственность на него возложили – и изменился человек, не узнать: всё чётко планирует, грамотно между подчинёнными предстоящую работу распределяет, стоящий руководитель получился.

В восемь утра за нами пришли из областной станции – дорогу показать, ну мы и поехали.

Площадку под учения приготовили хорошую. Целый плац заасфальтированный в наше распоряжение предоставили. В обычное время там, скорее всего, стояли в ожидании погрузки большегрузные автомобили, прибывающие на завод за его продукцией. Об этом свидетельствовали подтёки на асфальте моторного масла, солярки и прочей автохимии. Вот на этой площадке нам и предложили свою технику развернуть. Туда уже все коммуникации были подведены: водопровод, канализация, а об электропитании я вообще молчу – в наше время без электричества просто труба. Мы, разумеется, всё с собой привезли. И насосы для подачи воды, и мощные, но при этом передвижные электрогенераторы, которые на любом топливе работать могут: солярка в наличии имеется – значит, на солярке, ну а если она отсутствует, то небольшая перенастройка – и вот вам бензиновый движок.

Поэтому мы хозяевам большое спасибо сказали да начали своим монтажом заниматься. От организаторов лишь дополнительную рабочую силу пригласили: электриков, механиков да пару землекопов. Учения ведь в полевых условиях должны проводиться, вот и надо выгребные ямы подготовить, куда потом все отходы закопать. Нам, правда, сказали, что это не опушка леса вдали от цивилизации, а самый что ни на есть настоящий областной центр и поэтому закапывать нам никто ничего не позволит, но ямы мы всё же выкопали – нечего сплошной имитацией заниматься. Главный врач областной станции да ещё какой-то заводской хозяйственник всё время рядом крутились. Боялись, наверное, что мы настолько разойдёмся, что у них здесь всё перероем, но мы же нормальные люди, зачем глупостями заниматься.

Пока я все эти вопросы решал, Ивашов с бригадой медицинских сестёр с помощью Петра Николаевича, который вверенную ему «Шкоду» назубок знал и с закрытыми глазами мог в военно-полевой госпиталь в кратчайшее время превратить, этим самым превращением и занимались. Ничего разбирать там не пришлось, только различное съёмное оборудование из зажимов высвободить, на положенное место установить да подключить. Вся работа уже к десяти часам была закончена, хоть открывай передвижную станцию переливания крови, небольшую, но очень компактную. Двух доноров или раненых она может обслуживать одновременно. Немного, скажете? Но, простите, ещё недавно о таком нечего было даже мечтать. Подумать только, этот агрегат может своим ходом на самое минимальное расстояние к передовой подобраться или прямиком к месту аварии прибыть. Сколько же жизней человеческих можно спасти такой оперативностью!

Одно дело закончили – пришлось не предусмотренный приказом перерыв устроить. «Чудище» наше всё ещё где-то по дорогам каталось, никакой информацией о его местонахождении мы не располагали. Я уж опасаться начал, что сейчас опять флакончик появится. Ан нет, делу время, а потехе, по-видимому, час. Обошлось. Народ серьёзный, не забулдыги какие-нибудь приехали. Часа два нам пришлось прохлаждаться. Кто на пассажирских сиденьях сны досматривал, а некоторые, наиболее предприимчивые, койки захватили – те, что сами же и развернули только что.

Погода стояла самая рабочая: тепла хватало, никто не замёрз. Дождь пару раз принимался немного капать, но, убедившись, что на нас это не действует, вначале унялся, а потом и совсем удалился. Солнце изредка из облаков выныривало, посветит немного – и снова скроется. В общем, не погода, а благодать.

Я забился на то кресло, в котором Ивашов сидел, пока мы сюда ехали. Оно поудобней было, чем моё, можно было головой к стеклу притулиться и вздремнуть. Решил: нечего без дела время транжирить. Но тут послышались радостные крики, и я заторопился на улицу.

На площадку вползала долгожданная ПСПК-1. Вползла, встала строго на то место, которое мелом очерчено было, и замерла. Из кабины с одной стороны вышел внешне ни капельки не уставший «товарищ политрук», а из другой дверцы буквально выполз измученный Петя.

– Вернусь домой – всем этим оболтусам, которые шасси делали, расскажу, что я о них думаю. Мозги у них, похоже, совсем отсутствуют. – Его слова, подкреплённые характерным волжским говором, далеко разносились по окрестностям. – Это надо же такое убожество сотворить!

Развёртывание второго донорского пункта заняло значительно больше времени, да и сил отняло немало. Спасибо Пете, он свою конструкцию действительно с любовью делал, вот и получилась она на славу. Не знаю, как ему всё это придумать удалось, но к вечеру на площадке находилось просто чудо-сооружение. Тягач – он как стоял, так и остался на своём месте, ничего в нём не изменилось.

– Это же просто силовая установка, – объяснил нам Петя, – она должна электропитанием весь комплекс обеспечить: и операционную, и лабораторию, и вспомогательные службы, автоклавы для стерилизации инструментов и ёмкостей для забора крови, стиральную машину и, конечно, мощный холодильник, где кровь длительное время храниться может. Но при этом не терять своё основное предназначение, ведь в первую очередь это транспортное средство.

Вот как он закрутил, все только головами одобрительно покачали.

Я, конечно, поспешил написать, что «к вечеру стояло» и всё такое. Это действительно произошло только к вечеру, для чего пришлось провести большую работу, и прежде всего – вытащить из прицепа прямо на улицу кучу всяких ящиков и коробок, где лежало необходимое медицинское оборудование и инструментарий, а уж после этого начать собирать операционные, лаборатории, стерилизационные и прочие производственные помещения, и всё это на очень ограниченном пространстве, которое, впрочем, Пете удалось существенно увеличить. Электрические домкраты приподняли вначале стенки у прицепа так, что крыша выпрямилась. Затем другая группа домкратов раздвинула дно, а третья подняла увеличенное дно к стенам, так что защёлки вошли в положенные места, и конструкция приобрела дополнительную прочность. После этого только и оставалось, что открепить подвижные перегородки и развернуть их в нужном направлении таким образом, чтобы они в пазы попали. В общем, внутреннюю работу могли и женщины выполнять, всё было или на колёсиках, или легко скользило в пазах.

Вот когда все помещения приняли привычный вид, то есть обзавелись стенами и дверями, началась обратная работа: всё, что с самого начала было вытащено на улицу, требовалось теперь затащить внутрь и разместить на подготовленных местах. Когда всё необходимое было собрано, перед нами предстала компактная станция переливания крови, состоящая из четырёх операционных на двух доноров каждая, клинической лаборатории на два рабочих места и небольшой комнатки отдыха, где доноры после сдачи крови могли несколько минут передохнуть да выпить стакан горячего сладкого чая.

Сложной или несложной была эта работа, трудно сказать, но вымотались все основательно. Поэтому, когда всё было собрано и подключено к водопроводу с канализацией да налажено электропитание, мы не пошли, а в буквальном смысле побрели в помещение, где для нас накрыли ужин. Это было совсем рядом, в заводской столовой, но усталость на всех такая навалилась, что даже кусок в горло не лез. Однако, как только Люба достала из своей сумки знакомый флакон и налила всем грамм по сто, народ повеселел, даже ещё ко рту стаканы не поднося. Так что великой силой эта веселящая жидкость обладает – я об этом раньше даже и не догадывался.

Утром в гостинице, где, оказывается, имелось кафе, нас покормили, причём завтрак был уже местными оплачен. Почему об этом только на второе утро нас проинформировали, мы так и не поняли. Весь местный персонал как воды в рот набрал, в пол уставившись.

Так что к восьми утра мы, сытые и довольные, прибыли на площадку, отведённую под учения, и ещё раз принялись всё проверять, пока высокое начальство не приехало. В девять появились заместитель министра с областным руководством и нашим директором, одетым в полковничью форму, на которой кокарда с эмблемами на погонах, петлицы и цвета околыша фуражки чётко указывали, что это представитель армейской медицинской власти. Говоря другими словами, военврач в немалом звании. Наблюдающего народа набралось полно, действительно со всего Союза понаехали. Хоть до нас долетали лишь отдельные слова, но кто да откуда, мы быстро прояснили.

Наш медицинский персонал в белоснежных, чуть ли не хрустящих от крахмала халатах занял свои места, лишь водители с Петей на подхвате были да мы с Ивашовым стояли сторонними наблюдателями. Правда, Володю скоро директор к себе пальцем поманил, вот я и остался один в сторонке стоять, как бы наблюдая за порядком, хотя этим должны были заниматься сотрудники милиции.

Появились доноры, они шли как поодиночке, так и целыми коллективами, цехами, наверное, я так и не понял. Возглавлял всю эту процессию немолодой уже человек, явно участник Великой Отечественной, оказавшийся директором завода. Он ко мне подошёл и представился, а когда я спросил, почему он на это решился, услышал в ответ:

– Народ привык, что если руководитель впереди, значит, всё в порядке и можно ни о чём не беспокоиться.

Понравилось мне это. Вроде бы очевидную вещь он сказал, но очень правильную. С тех пор я сам всегда того же принципа придерживался.

Наконец движение почти прекратилось, и начался митинг. Открыл его заместитель министра. Говорить он принялся не о начавшихся учениях службы крови, а о проблемах, стоящих перед отечественным здравоохранением. По-видимому, это у него был хорошо отрепетированный доклад, который он повторял на различных мероприятиях, поскольку о том, зачем мы все собрались на этой площадке, он не сказал ни слова. За ним выступил кто-то из местных руководителей. Этот тоже лишь о своём говорил, и прежде всего какая честь оказана Курской области да о её успехах в народном хозяйстве. Ну а завершил разговорную часть наш директор. Он «коротенько», прямо почти как товарищ Огурцов из «Карнавальной ночи», минут за двадцать, рассказал всем о важности и пользе донорства. Митинг закончился разрезанием символической красной ленточки. Потом я видел, как заместитель министра мял в руках кусок этой ленты, не зная, куда бы его пристроить.

Наконец начальство куда-то исчезло, я даже решил, что всё, их всех позвали неотложные государственные дела, и подумал, что ежели бы они первыми да на амбразуру бросились, в данном случае в операционную, где у них крови чуток взяли бы, вот был бы пример так пример для простых людей. Но время, когда так настоящие коммунисты поступали, закончилось в первые годы советской власти. Потом, конечно, всплеск энтузиазма во время войны был, ну так на то она и война.

Поговорили, значит, пора и делом заниматься. Директор завода первым в лабораторию вошёл, за ним, как крысы за Нильсом из известной сказки, покорно шли рабочие. Только Нильс завлекал крыс волшебной дудочкой, а директор – личным примером. Чувствуете разницу? Смотрю, из «Шкоды», где находился кабинет терапевта, Ира Стеценко бегом к «чудищу» рванула – в лабораторию, значит. Я тоже так не спеша, чтобы панику не вызвать, туда стал перемещаться. Не прав я был в своих недавних рассуждениях, оказывается, не перевелись у нас ещё последователи Александра Матросова. Я в лабораторию заглянул, а там Ира директора завода из глубокого обморока вытаскивает. Пришёл он в себя, ему руку забинтовали, чтобы показать, как это кровушку сдавать на безвозмездной основе, и мы с ним вышли к народу. Аплодисментов не было, чему я даже немного удивился. А мы с ним в столовую направились, где директору подали обед со стаканом красного вина.