Текст книги "Баллада об Овцове. Сказки старого панка (сборник)"

Панк и логическая цепочка

Панк вышел из подъезда и остановился зажечь сигарету. В это время мимо пролетал голубь и нагадил панку прямо за воротник куртки – под майку.

– Сволочь! – панк потряс кулаком вслед упорхнувшей зобатой птице и в раздумьях принялся чесать лоб. – Итак, что мы имеем? Меня обгадили. Это раз! Обгадил голубь. Это два! Голубь – птица мира, но можно ли утверждать, что его дерьмо – дерьмо мира?

Панк сильно скрестил пальцы на обеих руках – со скрещенными пальцами лучше думалось:

– Если предположить, что голубиное дерьмо – дерьмо мира, следует ли из этого, что на меня насрал весь мир?

Панк посмотрел на небо – по небу неспешно проплывали облака. Облака были безмятежными и огромными.

– А если на меня насрал весь мир, значит ли это, что я мировой засранец? Т. е. – величина мирового уровня, и меня невозможно игнорировать и не замечать?

Сильно скрещенные пальцы на правой руке затекли, и панк перевел их в состояние расслабленности. Левая же рука осталась как прежде – с сильно скрещенными пальцами.

– А если меня невозможно игнорировать и невозможно не замечать, значит ли это, что я отныне – фигура публичная, и безнаказанно гадить на меня никому не позволено?

Панк посмотрел на левую руку – скрещенные пальцы посинели и отдавали лиловым. Панк чуть-чуть помешкал и разжал их тоже, переводя в состояние расслабленности и покоя.

– А если гадить на меня никому не положено, что тогда означает дерьмо, которое я чувствую спиной, и которое свалилось на меня с неба? Вероятно, это знак!

Панк докурил сигарету и вынул новую. Мыслительный процесс требовал подпитки никотином – панк это чувствовал.

– Но если знак, то знак чего? Я уже определил, что я – фигура мирового масштаба, медийная личность и могу за себя постоять посредством авторитета. Но тогда что, выходит, я – говеный авторитет?

Панк тряхнул головой – быть говеным авторитетом совсем не хотелось. Это примерное то же самое, что быть авторитетом, который весь в говне.

– Вывод неправильный! Говно, как известно, это почти чистый кальций (особенно, если птичье), значит, я – авторитет под слоем кальция! А что такое кальций? Кальций – это крепость костей и костного мозга! А где костный мозг – там и мозг обыкновенный, головной. Следовательно, я – реально умный авторитет мирового масштаба и могу реально базарить философски!

Панк оттопырил указательный палец на правой руке и ткнул им вверх.

– А коль скоро я – реальный философский авторитет, то претендую на лавры. На лавровый венок, которым награждались крутые философы во времена античности! Типа: «Панк – носитель вселенского знания, член-корреспондент Греческой Академии Наук и все такое!»

Панк расправил плечи – чувствовать себя реальным философским авторитетом было приятно. Панк расправил еще больше плечи и заспешил к ближайшему продуктовому магазину – «Одноразовая еда». Очереди в кассу не было, панк быстро расплатился за товар и быстро побежал домой.

Дома он быстро разорвал восемь пакетиков с лаврушкой и сплел внушительный лавровый венок. Надел его на голову и посмотрел в зеркало. С венком он выглядел очень представительно.

Панк вынул из тумбочки фотоаппарат и щелкнул селфи. Отправил фотографию в «Одноклассники» – «Панк – древний авторитетный философ в лавровом венке». Вскоре пришли отклики – панк отвечал и отвечал на них – и даже забыл, что до сих пор вся его спина была в дерьме.

Панк и игра в слова

– Скучно! – панк посмотрел в окно. За окном шел дождь, переходящий в снег, переходящий в дождь. – Муторно! – панк скроил рожу и открыл форточку. Закурил.

– Форточка! – подумал он. – А теперь слово на «А». – Андеграунд. А теперь на «Д». Дебил. А теперь на «Л» – Леший. А теперь на «И краткое»!

– Йошкар-Ола. Анаша. Амфетамин. Наркота. Анчоус. Синяк. Клоп. Парик. Кино. Оба-на! Ай-я-яй!

– Устал! – панк вздохнул. – А не позвонить ли мне подружкам? Пусть скажут слово на «Й»!

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Аллы. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Алла на той стороне провода и закатила глаза. – Слово на «Й»!

– Тьфу, дура! – панк бросил трубку и решил позвонить Белле.

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Беллы. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Белла на той стороне провода и закатила глаза.

– Слово на «Й»!

– Тьфу, и ты тоже дура! – панк бросил трубку и решил позвонить Валерии.

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Валерии. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Валерия на той стороне провода и закатила глаза. – Слово на «Й»!

– Тьфу, какая же ты все-таки дура! – панк бросил трубку и решил позвонить Гидролике.

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Гидролики. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Гидролика на той стороне провода и закатила глаза. – Слово на «Й»!

– Вот дура! – панк бросил трубку и решил позвонить Диане.

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Дианы. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Диана на той стороне провода и закатила глаза.

– Слово на «Й»!

– Дура! Да что ж это такое! – панк бросил трубку и решил позвонить Жене.

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Жени. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Женя на той стороне провода и закатила глаза.

– Слово на «Й»!

– Дура! Все кругом дуры! – панк бросил трубку и решил позвонить Земфире.

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Земфиры. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Земфира на той стороне провода и закатила глаза. – Слово на «Й»!

– А, может, она и права! – панк аккуратно положил трубку на рычаг и решил на всякий случай позвонить Ирме.

– Алло! Привет это я! Вопрос! – панк набрал номер Ирмы. – Скажи слово на «Й»!

– Любовь! – томно выдохнула Ирма на той стороне провода и закатила глаза. – Слово на «Й»!

– Правильно! – панк расплылся в улыбке. – Приходи в гости сегодня вечером!

– Да! – скромно согласилась Ирма, и панк отключился. Посмотрел в окно – на улице было мерзко и холодно. Зато панка грела любовь.

Панк – акула модного пера

Панк, аккредитованный от «Первого Панковского Модного Журнала» (коротко – ППМЖ), сидел во втором ряду – сразу за Карлом Лагерфельдом, Пьером Паоло Пиччоли, Марией Грацией Кьюри, Оливье Рустеном, Биллом Гейттеном и Эли Саабом – с фотоаппаратом в одной руке и толстым ежедневником в другой.

На подиуме разворачивалось шоу.

Первыми пошли девушки от Chanel, и Карл Лагерфельд вскочил со своего места и принялся громко им аплодировать. Вместе с Карлом вскочил и панк и крикнул красоткам: «Йо-х-хо!» Все присутствующие повернули головы к панку и удивленно зашушукались между собой.

Панк поклонился публике, сел на свое место и быстро записал в ежедневнике: «В этот раз коллекция Chanel еще раз продемонстрировала миру мастерство и невероятный талант дизайнера. Элегантная и разноплановая коллекция Карла отдавала французской роскошью и шиком, но при этом в ней не было замечено ни капли вычурности. В новой «холодной» коллекции осень-зима дизайнер сделал ставку на заметные аксессуары, элегантную обувь, разнообразные принты, дорогие материалы, сдержанные, но приятные глазу цвета. При всей своей визуальной строгости коллекция получилась невероятно легкой, воздушной и романтичной».

Девушек от Chanel сменили девушки от Valentino. Пьер Паоло Пиччоли с Марией Грацией Кьюри вскочили со своих мест и принялись громко им аплодировать. Вместе с Пьером и Марией вскочил и панк и крикнул красоткам: «У-айге!» Все присутствующие повернули головы к панку и заулыбались – а потом снова зашушукались между собой.

Панк поклонился публике, сел на свое место и быстро записал в ежедневнике: «В новом холодном сезоне дизайнеры предпочли строгие графические принты и черно-белую расцветку. Для того, чтобы поклонникам бренда не пришлось скучать, дизайнеры разнообразили свою новую линию одежды золотыми, красными и серыми красками, а также цветочными и анималистическими принтами. В общем, коллекция снова получилась «в духе Valentino» – стильной, женственной и элегантной. Бренд снова остановил выбор на удлиненных и утонченных платьях, юбках, шубах, накидках, куртках и пальто, хотя среди всего этого великолепия встречались и изделия с длиной мини».

Девушек от Valentino сменили девушки от Balmain. Оливье Рустен вскочил с места и принялись громко им аплодировать. Вместе с Оливье вскочил и панк и крикнул красоткам: «Ах ты ж, мать твою, как красиво!» Все присутствующие повернули головы к панку и засмеялись – а потом снова зашушукались между собой. Громко зашушукались.

Панк поклонился публике, сел на свое место и быстро записал в ежедневнике: «Осенне-зимние образы от Balmain запомнились гостям своей разнообразной оттеночной палитрой и смелыми сочетаниями цветов. Так, по подиуму гордо прогарцевали девушки, демонстрирующие довольно смелые, но удачные комбинации оливкового и синего, красного и зеленого, фиолетового и оранжевого. Но на этом бренд останавливаться не стал. Помимо запоминающихся цветовых комбинаций, Balmain предложил своим поклонникам и почитателям откровенное кружево, обилие цветной бахромы, яркие широкие плиссированные брючки, а также строгую продольную полоску».

Девушек от Balmain сменили девушки от Christian Dior. Билл Гейттен вскочил с места и принялись громко им аплодировать. Вместе с Биллом вскочил и панк и крикнул красоткам: «А вот это – словами не описать!» Все присутствующие повернули головы к панку и свистом выразили ему свое одобрение – а потом снова зашушукались между собой. Определенно – про панка зашушукались.

Панк поклонился публике, сел на свое место и быстро записал в ежедневнике: «В новом холодном сезоне девушка от Dior должна быть максимально соблазнительной, уверенной и даже немного дикой. Модели красовались на подиуме в высоких, цветных латексных ботфортах, а также в плащах, материал которых напоминал змеиную кожу. Помимо этого, в коллекцию были включены меховые шубы в зеленой и серой расцветке, костюмы пастельных тонов, цветные пальто, укороченные платья с накладными воротничками, а также стильные сумочки, солнцезащитные очки и украшения».

Девушек от Christian Dior сменили девушки от Elie Saab. Эли Сааб вскочил с места и принялся громко им аплодировать. Вместе с Эли вскочил и панк и с криком врезал дизайнеру в челюсть. Дизайнер упал. Толпа зрителей восторженно заревела.

Карл Лагерфельд, Пьер Паоло Пиччоли, Мария Грация Кьюри, Оливье Рустен и Билл Гейттен подхватили панка и принялись качать его на руках. Они тоже ненавидели этого выскочку-араба с его вечными паранджами, хиджабами, никабами и железными масками, украшенными стразами, которые так уродовали длинноногих моделей!

Панк и погружение в киберпространство

– Нужно что-то менять! – панк почесался, спрыгнул с кровати, прошел, в чем был, на кухню и налил кипятка в стакан. Вынул из заветного потайного ящичка круглую, переливающуюся оттенками желтого и зеленого цветов таблетку, на которой было выдавлено: «Для мозга», и кинул ее в стакан. – Хочу прямо сейчас стать умным!

Таблетка, выписанная давеча доктором в поликлинике (ему панк пожаловался на потерю интереса к окружающей действительности), зашипела и через две минуты растворилась без остатка. Панк одним махом выпил раствор и сел на табурет – ждать эффекта.

Через тридцать секунд глаза панка озарились сиянием разума изнутри. Он вскочил с табурета и первым делом ринулся под душ. Затем тщательно почистил зубы и тщательно выбрился. Спрыснулся туалетной водой и смазал подмышки дезодорантом. Вытерся насухо, отгладил рубашку, брюки и облачился в костюм. Повязал на шее галстук – и в таком виде снова заявился на кухню, прихватив учебник по программированию на «Паскале», лет пятнадцать назад подаренный ему отцом.

– Так! – панк открыл книгу на первой попавшейся странице и громко продекламировал: «Каждая строка завершается маркером конца строки. На практике такой маркер представляет собой последовательность из двух символов: перевод строки chr(13) и возврат каретки chr(10). Эти два символа задают стандартные действия по управлению текстовыми файлами. Открываемые по умолчанию стандартные файлы Input и Output в модуле System имеют тип Text. У текстовых файлов есть своя специфика. Специальные расширения стандартных процедур чтения (Read) и записи (Write) разрешают работать со значениями несимвольного типа. Другими словами, последовательность символов автоматически преобразуется к значению того типа переменной, которая используется в файловых операциях».

Лицо панка расплылось в широкой улыбке:

– Круто! Не понимаю, почему я раньше не замечал красоты, легкости и изящности программирования! – панк перевернул страницу и продолжил чтение: «При организации операций ввода-вывода используются специальные языковые средства в виде функций Eoln, Eof, SeekEoln, SeekEof. Функция Eoln(var F: text) возвращает булевское значение True, если текущая файловая позиция находится на маркере конца строки, или вызов Eof(F) вернул значение True. Во всех остальных случаях значение функции будет False. Функция Eof(var F: text) возвращает булевское значение True, если указатель конца файла находится сразу за последним компонентом, и False – в противном случае. Функция SeekEoln(var F: text) возвращает булевское значение True при достижении маркера конца строки, причем указатель файла пропускает все пробелы и знаки табуляции, предшествующие маркеру. В противном случае функция возвращает значение False. Функция SeekEof(var F: text) возвращает значение True, если указатель файла находится на маркере конца файла. Эта функция также пропускает все пробелы и знаки табуляции, предшествующие маркеру, и выполняет автоматический пропуск маркера конца строки. Характерным примером использования этих функций может служить чтение числовых величин из текстового файла, когда необходимо пропустить обработку разделяющих эти числа пробелов или знаков табуляции».

На слове «табуляция» внутренний свет панковских глаз потух. Действие таблетки закончилось. Панк недоуменно посмотрел на книгу в руках, скривился и швырнул ее через всю кухню. Быстро сорвал с себя галстук, пиджак, брюки и рубашку (потом – трусы и носки), скомкал и сунул под стол – пусть пока там полежат! Достал с антресолей баклажку с креозотом и в открытом виде поставил возле себя – напитываться привычными запахами.

Голова была светлой и прозрачной. И ни одной лишней мысли – лишь креозотовая радость бытия!

Панк и нирвана

Панк распечатал пакет с сухим клеем «БФ-6» и высыпал две столовые ложки в алюминиевую миску. Залил водой, выждал несколько минут, натянул на голову целлофановый пакет и склонился над миской – подышать вольными грезами.

С десяток вдохов, и панк оказался на чудесной полянке – кругом малина, лесная клубника и грибы размером до метра.

– Ага! – панк снял крупную малину с куста и кинул ее в рот. Проглотил – и тут же у него отвалился нос, а вместо носа выросли деревянные детские грабли.

– Ого! – панк ухватил грабли двумя руками и сильно дернул. Грабли оторвались и потянули за собой корни толщиной в палец. Панк обрезал корни маникюрными ножницами, прихваченными с собой, и корни убрались обратно внутрь черепа.

– Вот это прёт! – панк собрал в горсть восемь ягодок лесной клубники, растер их в пасту и пастой залепил место, откуда торчали кончики корней, и где раньше был нос. Место тут же заросло, зато на ушах открылись крупные ноздри, они немедленно стали втягивать воздух – как кузнечные меха. При каждом вздохе ноздри издавали хрюканье, а при выдохе – кваканье. Получалось очень органично.

Панк облизал ладони, измазанные соком клубники, и увидел – его язык удлинился в размерах, раздвоился и стал похож на язык пустынной эфы. Панк попытался выразить вслух восхищение этим фактом, но вместо человеческого голоса раздалось заунывное шипение, совсем непохожее на осмысленные звуки. Зато языком было удобно дотянуться до грибов.

Панк обхватил языком самый большой гриб, поднатужился и вырвал его с корнем. Подтянул к себе и сел на него. Гриб тут же прилип к жопе панка, из гриба выросли ноги, и он вместе с панком побежал по окружности полянки, наращивая и наращивая скорость. Ножки семенили с такой частотой, что вскоре их раздельные прыжки слились в одно целостное изображение, а панк поймал себя на мысли, что готов завопить от восторга, но нечем – язык все еще крепко держал гриб и не участвовал в извлечении звуков.

Стоило панку огорчиться, ноздри на правом ухе заросли, зато открылся второй рот – щербатый и с золотыми зубами. Из глубины рта высунулся резервный язык и сам по себе – без участия панка – проорал три раза: «Ура! Полундра! Банзай!» и засунулся обратно. Рот захлопнулся, провалился внутрь уха, и на его месте опять появились ноздри, напоминающие свиной пятак.

– Хрю, хрю! – сказали ноздри и зашевелились, панк скосил на них глаза, пытаясь понять, что им нужно, но тут гриб с ногами налетел на пень, отклеился от жопы панка и улетел в кусты – и даже раздвоенный язык не смог его удержать.

– Тьфу ты, паскудство! – панк сел посреди поляны и обхватил колени руками. Надавил, разминая, и колени превратились в ходули, как у Буратино. Встали и пошли, раскачивая панка из стороны в сторону. Через каждый шаг ходули высоко подпрыгивали – и через несколько минут на панка накатила мигрень. Он просунул язык через ноздри прямо в голову в поисках источника мигрени и обнаружил – таковым является нечто, похожее на мозжечок. Дернул посильнее, мозжечок развалился на две неравные части, и тут же ходуль стало четыре вместо двух.

Ходули засеменили с удвоенной скоростью, припадая то на правую, то на левую пару ходуль и издавая при этом нехороший раздражающий визг. Панк вытащил язык из головы и воткнул его в землю вместо якоря. От резкой остановки ходули обломились, и панк с высоты ухнул мордой в землю. Ударившись о землю, голова панка отвалилась и покатилась. Панк попытался ушами ухватиться за удаляющееся тело с ходулями, но не успел – голова покинула пределы полянки, добралась до высокого отвесного обрыва и свалилась вниз – прямо в заросший тиной пруд. Где и утонула.

Душа панка воспарила над прудом, облетела небесные дали, но в царство божие ее не приняли. Так и обитает до сих пор в предбаннике, где время от времени просит милостыню на клей и целлофан. Но не подают.

Панк – доверенное лицо

– А теперь, братцы, давайте выпьем во имя господина нашего, Его Святейшества Злобного Сатану! – панк поднял стакан с «Балтикой девять». – Прошу всех встать!

Стройные ряды чертей по команде панка подскочили со своих мест и все, как один, разом грохнули: «Слава, слава Самому!». От их дружного рыка в актовом зале (где проходил торжественный вечер, посвященный 6 666 666 666 – летию Диавола) зазвенел хрусталь в люстрах, и штукатурка на стенах пошла трещинами.

– Прошу сесть! – панк одним махом осушил бокал с «Балтикой», удовлетворенно крякнул и махнул чертям лиловым платочком в красных разводах (платочек был зажат в альтернативной руке: альтернативной той, что держала бокал с пивом – т. е. в другой руке). – И начнем произносить здравия согласно положению в обществе! Слово предоставляется Черту Номер Один.

– День рождения – прекрасный праздник! – Черт Номер Один с готовностью выпрыгнул из зала на основную сцену и устроился за кафедрой. – И я говорю: «Всё самое лучшее в этот день, Великий Сатана – только для тебя!» Не нужно грустить, что года летят незаметно, нужно радоваться приобретенному опыту и мудрости! От всей широкой чертовой души желаю видеть в жизни только лучшее, желаю больше позитива, меньше грустяшек, моря радости, горы бабла, больше веселых моментов и огромный запас здоровья! Так поднимем же, друзья, бокалы за Великого и Ужасного, за Самого Прародителя Зла!

Зал, набитый чертями по самую крышу, разродился оглушительными аплодисментами и звонким перестуком пивных бокалов. Прислуга из числа мелких демонов тут же раскупорила очередные сто бочек с «Балтикой»

– Зачёт! – панк сделал в Журнале Торжественных Выступлений пометку и предоставил слова Черту Номер Два.

– Давным-давно сотворил Бог землю! – Черт Номер Два сделал драматическую паузу, и черти в зале (и мелкие демоны) дружно загоготали. И панку пришлось даже позвенеть в лиловый колокольчик в красных разводах, чтобы восстановить порядок.

– Итак! Давным-давно сотворил Бог землю! – Черт Номер Два заткнул себе лапой рот, чтобы не загоготать по новой, но сдержался и продолжил уже серьезно. – И наделил Он всякую тварь живую одинаковой продолжительностью жизни – всем по тридцать лет!

Черти в зале восторженно забили хвостами по полу, толкая друг друга и радостно перемигиваясь. И панку опять пришлось прибегнуть к услугам спасительного колокольчика.

– Так вот! – Черт, не дожидаясь окончания тоста, заглотил пива, чтобы промочить горло. По его прояснившемуся взгляду было понятно – пивко пошло прекрасно. – Пахала-пахала лошадь тридцать лет, жалко стало ей себя, решила она: «Отдам я десять лет своей жизни человеку. Он за это время поумнеет, придумает трактор, и мне жить станет легче». Сказано – сделано.

Черт Номер Два не удержался и допил пиво до конца. По знаку панка-распорядителя к нему тут же подскочил мелкий демон и наполнил бокал свеженьким ячменным разливным.

– Продолжу! – черт обтер губы лиловой с красными разводами салфеткой и грозно выкатил глаза в зал. Черти встретили его возвращение к тосту одобрительным свистом. – Собака думает: «Друг я человеку или нет? Друг!». И тоже отдала своих десять лет. Тут и обезьяна говорит: «Я где-то читала, что мы с человеком – дальние родственники. Так что подарю и я ему десяток годков». Вот и получается, что живет человек шестьдесят лет: тридцать лет нормально, десять лет вкалывает, как конь, десять лет бегает, как собака, и еще десять лет – сморщенный, как обезьяна. Так выпьем за то, чтоб наш именинник прожил еще сто лет, но прожил их по-человечески!

Черт Номер Два внезапно осекся, а в зале промеж чертей установилась гробовая тишина!

– Ой, мама! – черт вскинул лапы к морде, в его глазах мелькнул ужас, под чертом открылась пылающая адскими огнями огромная яма, и он рухнул прямо в огненный ад – на раскаленную тефлоновую сковороду диаметром 6.66 метра.

– За барбекю во имя Его Святейшества Злобного Сатану! – панк торжественно поднял стакан с «Балтикой девять». – Прошу всех встать!

Черти немедленно повскакивали со своих мест и чокнулись бокалами. Панк улыбнулся – определенно, обязанности, возложенные на него самим Прародителем Зла на этот вечер, ему импонировали! И празднество только начиналось!