Текст книги "Красный бамбук"

На «А-2» уже знали, что случилось в Ханое – в святой для советских людей день Победы, во время парада! И имели недвусмысленный приказ – в случае начала войны самолеты с палуб этой эскадры взлететь не должны. Поскольку здесь (как и в иной реальности в «добаллистическую» эпоху) авианосцы считались стратегическим оружием с тех пор, как палубная авиация стала способной нести атомные бомбы. И то, что в этот день авиация ВМС США в бомбежке Ханоя не участвовала – с большой вероятностью свидетельствовало, что ей отводилась роль тяжелой атомной дубинки на случай осложнений. Сигнал о начале войны должен быть передан с берега и ретранслирован «Иртышом». Или же по резервному варианту.

Следить за американцами было легко, винты эскадры больших кораблей и множества эсминцев шумели так, что слышно было за полсотни миль. И вот, сначала акустик засек отделившийся от основного ордера и быстро приближающийся отряд кораблей. Затем звуки артиллерийской стрельбы и разрывы снарядов. И сигнал по гидроакустике, с разведчика. Не киношное «погибаю, но не сдаюсь», а условный сигнал «ВВВ». Нас топят – что в той политической ситуации однозначно говорило: война. Экипаж разведчика успел – прежде, чем погибнуть.

– Цель по пеленгу 315 погружается, звуки разрушения корпуса, – доложил акустик, – командир, они утопили «Иртыш»!

– Курс перехвата 280, – сказал командир БЧ-1, – расчетное время выхода на дистанцию залпа…

– Нет, – ответил Видяев, взглянув на планшет, – мы ударим по главным. Это важнее.

Резервный вариант – «в случае явного нападения вероятного противника». После того, как американцы не провокацию устроили, с нарушением границы одиночным кораблем или самолетом, и даже не пара снарядов по нашей территории, с выбитыми окнами на погранзаставе – а массированную бомбежку столицы дружественного СССР государства, и без объявления войны, как Гитлер 22 июня. Теперь потопили корабль под советским военно-морским флагом – днем, при отличной видимости, так что ошибка исключена. Потопление разведчика означало с большой вероятностью – что самолеты с атомными бомбами готовятся взлететь с палуб авианосцев и идти на Ханой или Хайфон. Если мы им позволим. Потому что иначе, если не успеем – то как с этим после жить? Даже если трибунал приговор не вынесет – невзирая на все прошлые заслуги.

Ну и в Корабельном Уставе вписано: «В случаях, не предусмотренных законами, уставами или предписаниями командования, командир корабля поступает, сообразуясь с обстоятельствами, по собственному усмотрению, соблюдая интересы и достоинство Союза ССР». Равно как и – оказать помощь своим, погибающим на море, в мирное время ты обязан всегда, а в военное, сообразуясь с обстановкой. Если кто-то из команды «Иртыша» и остался жив – то мы никак не можем всплыть и подобрать, нас просто потопят, атомарина в глубине смертоносная акула, а на поверхности мишень. Можем лишь отомстить – и сделаем это!

Видяев испытывал даже облегчение – что наконец-то началось. Потому что «готовность», когда избегать обнаружения противником надо как на войне, а топить его запрещено – здорово мотала нервы. Что ж, покажем Союзу – чему нас адмирал Лазарев учил! Атомарина погрузилась на глубину 280 и увеличила ход до двадцати двух узлов. Поскольку основной источник шума – кавитация на винтах, – а она от давления среды зависит. То есть, чем глубже, тем тише.

Если говорить упрощенно, сравнивая ситуацию с охотой пантеры на стадо жирных коров, окруженных многочисленными собачками – то выходило очень даже неплохо для пантеры. Да, собак много, они бегают чуть быстрее, и запросто могут загрызть пантеру – если ее схватят. А вот с этим проблемы – поскольку пантера видит лучше и дальше, а собачки подслеповаты и увидеть кошку могут лишь вблизи. Бегают лишь чуть быстрей – но вот беда, на бегу становятся слепыми совсем (винты эсминцев на полном ходу глушат свою же акустику), а пантера цели не теряет. Мало того, пантера не только сама для них в режиме «стелс», как киношный Хищник – но и умеет выпускать из себя призрачных двойников (торпеды-имитаторы). Наконец, у нее намного более длинный «кусь» – самонаводящиеся торпеды бьют на пять миль (можно и на десять, но ведь торпеда к цели не строго по прямой идет, а по синусоиде, с захватом кильватерного следа), а у эсминцев лишь глубинные бомбы, требующие пройти почти точно над целью (даже «сквид», намного более опасная вещь, на эсминцах, как правило, не ставилась, а лишь на фрегатах и корветах). Ну и собачкам надо держать весь периметр, и они не могут отбегать далеко от стада – а если погонятся за пантерой малым числом, это опаснее лишь для самих собак.

Вот отчего даже в начале двадцать первого века главным защитником подобных эскадр от вражеских лодок была своя атомарина-охотник. Которая видела (вернее, слышала) столь же хорошо, как лодка-агрессор, но еще и работала в тесном взаимодействии с «собачками» (а как иначе им различать, где своя, где чужая лодки?), то есть не только сама атаковала, но передавала координаты цели на эсминцы. Но здесь и сейчас ничего подобного у американцев не было – хотя Видяев готов был и к такой ситуации (на тренажере сколько раз проходил).

Что было еще одним его преимуществом – о котором не знали американцы. Схемы маневрирования, стандартные тактические приемы – у советских «акул» уже были отработаны, и на тренажерах, и на учениях. А в ВМС США, имеющих пока что единственный «Наутилус» (который больше стоял в ремонте, чем ходил), тактика атомарин и борьба с ними пока еще оставались чистой абстракцией. Зато над американцами довлел груз прошлой победы – когда их ПЛО (на 1945 год лучшая в мире) сумела сломать хребет немецким и японским подводникам. Проблема были лишь в том, что дизельные лодки были «ныряющими», а не подводными, «крокодилами», а не «акулами», имея под водой ход буквально как у гребной шлюпки (три-четыре узла), можно и десять, на один час, полностью разрядив батарею – а потому должны были часто всплывать и находиться на поверхности намного больше, чем под водой. Оттого авиация в борьбе с ними была очень эффективна – держать под контролем обширную площадь, при обнаружении (а самые последние радары могли засечь даже головку перископа), если не успеть сбросить ФИДО, то вызвать корабельную группу, а до ее прихода в район буквально не давать лодке высунуться, брать измором, пока там в железном гробу задыхаться не начнут. Самолеты обнаруживали, корабли добивали – эта отлаженная схема в конце той великой войны работала безотказно. Но она была бесполезна против атомарин! Если, конечно, та сама не подставится, не вылезет под перископ, когда самолет рядом. Однако бесперископные атаки (по акустике) еще в ту же войну уже применяли подводники Северного флота, причем обычными торпедами, без самонаведения. А адмирал Лазарев учил этому методу – как основному.

И еще одно обстоятельство. Теоретически гидролокаторы эсминцев могли обеспечить непрерывный круговой обзор. На практике же (когда враг еще не обнаружен) так не поступали, сберегая ресурс ценных электронных приборов. Так что эсминцы лишь слушали – и только дежурный в дивизионе работал в активном поиске. Или же локаторы включались периодически, на короткое время. Но резиновое покрытие на корпусе «акулы» (еще один привет из будущего) сильно ослабляло отраженный сигнал. Так что даже прорыв А-2 сквозь завесу эсминцев был бы вполне реален. Но Видяев поступил еще проще – пользуясь удачным расположением лодки, эскадры и ее курса. Занял позицию на пути флота – и выждал, когда авангард пройдет. И вот – пантера прорвалась к стаду. Три жирные коровы, три больших корабля – прямо перед ней. Строем фронта, с интервалом около мили – авианосцы не ходят в кильватер (колонной, на языке сухопутных), тогда бы они друг другу мешали самолеты принимать и выпускать. И шесть торпед в носовых аппаратах – самонаведение на кильватерный след, неконтактные взрыватели, обеспечат подрыв под днищем, а не у борта, обходя защиту ПТЗ.

Командир БЧ-3 докладывает, автомат стрельбы произвел все расчеты, программа введена в торпеды. Такой жирной дичи даже самому Лазареву, «величайшему подводнику всех времен», не попадалось – сразу два больших авианосца и линкор! Ну, за Родину, за Сталина, и с богом – залп! По целям номер один и два. Жалко, что на нашей «акуле» (одной из первых в серии) еще нет 65-сантиметровых, которые и линкор на дно отправить могут – они лишь начиная с «А-9» появились.

Еще один плюс, на атомаринах пуск торпед – водой под высоким давлением, а не сжатым воздухом, так гораздо тише. Звук торпед, правда, ни с чем не спутать – вот задергались американцы, но выйти из сектора поражения им уже никак не успеть! И с крайней завесы эсминцы идут сюда – но у нас тоже сюрприз для них есть. Целых шестнадцать аппаратов малого калибра у основания рубки – пока «Пакета» нет (торпед, стреляющих по торпедам), там во все трубы заряжены имитаторы. Запрограммированные на звук лодки типа «XXI-бис», удирающей на полном восемнадцатиузловом ходу. Вот мы один из них в сторону и пульнем! Логично – как бы я атаковал и спешу скорее в океан уйти.

Взрывы торпед! Пять раз – значит, одна все же не захватила. Три в первую цель, две во вторую. А эсминцы купились на обманку – идут за имитатором, облучая его локаторами и сбрасывая глубинки. Ну а мы можем в другую сторону… вот только для авианосца или линкора даже трех торпед может быть мало. И система быстрой перезарядки аппаратов у нас есть – так что можем еще отработать, для верности. И по третьей цели тоже – а вдруг это авианосец, и завтра с его палубы атомные бомбардировщики взлетят? Выходим вот в эту точку, для лучшего ракурса – командир БЧ-3, рассчитать данные стрельбы по целям два и три!

В этот раз – по три торпеды в каждую. Условия почти полигонные! И шесть взрывов – шесть попаданий, весь залп! Взглянуть бы, что на поверхности творится – но нельзя, это в Отечественную командиры лодок могли позволить себе даже сфотографировать пораженную цель через перископ. А эсминцы на нас идут, целых шесть штук! Мимо них прорываться… или нет, а вот под подбитых поднырнем! Надеюсь, сверху нас тонущая туша не придавит – не тонут так быстро большие корабли. Ну вот, мы уже на той стороне, курс 350, глубина 300, уходим!

Почти прорвались. Но два эсминца на хвосте. И еще два по правому борту – но дальше. Что ж, придется поохотиться на охотников – и эта задача тоже отрабатывалась. Имитатор с левого борта, и доворот налево… вот если они сейчас отвернут, то мы в дамках, если нет, то ситуация осложняется. Ура, поверили – еще малоизвестная здесь вещь, полноценный имитатор лодки, вполне могли американцы принять все за атаку «волчьей стаи». БЧ-3 успела данные подготовить и ввести – залп всеми шестью! Четыре попадания, по паре в каждую цель, а где еще две? Вот и пятая – судя по пеленгу, ушла далеко в район бывшей цели номер два и еще раз в нее врезалась? Ну и ладно! Вот теперь уходим – тем более что и боекомплекта осталось всего шесть торпед, на последний залп, что сейчас заряжают в аппараты.

Кого удалось потопить, Видяев узнал, лишь когда А-2 уже после урегулирования «инцидента» зашла в Хайфон.

Цель один – авианосец «Рэндолф». Три торпеды – но беда была в том, что корабль недавно вышел с верфи, где проходил модернизацию. То есть экипаж его еще не был достаточно опытен, сработан – в том числе и на выполнение задач борьбы за живучесть. И попадания пришлись в очень неудачный момент, когда происходила заправка авиагруппы, заполненные топливопроводы разорвались, горючее вспыхнуло и в ангаре начался ад, сопровождаемый взрывами самолетных боеприпасов. Через час с четвертью командующий эскадрой (сам чудом оставшийся жив после гибели «Кирсанджа») приказал снять экипаж, пока не стало поздно.

Цель номер два – «Кирсандж». Экипаж был опытен и хорошо обучен, но пять торпед это слишком много. Авианосец опрокинулся через тридцать минут, и контр-адмирал едва успел перейти на эсминец «Гудрич» – который тут же поймал еще одну торпеду. Не затонул – «гиринги» были очень живучи! – но командующий поспешил перейти на «Норрис» (которого пришлось отвлечь от поиска русской лодки).

Цель номер три – «Мэн». Три торпеды для линкора в шестьдесят тысяч тонн это не смертельно, но полная потеря боеспособности – тем более что взорвались под днищем, с затоплением отсеков. Линкор потерял ход – а тащить такую тушу на буксире через весь Тихий океан (до дока, могущего вместить такие размеры) это удовольствие сильно ниже среднего, особенно в условиях военного конфликта. Ремонт продлился почти год и обошелся казне в хорошую сумму. А во флоте возникло мнение, что «Мэн» это такое же несчастливое имя для корабля, как «Лексингтон» и «Йорктаун».

Еще два эсминца, «Перкинс» и «Лири». Затонули, большую часть экипажей удалось спасти. Про «Гудрич», тяжело поврежденный как раз при оказании помощи «Кирсанджу», уже сказано. Всего в этой битве ВМС США потерял свыше трех тысяч человек погибшими (почти половина – на «Рэндолфе») и две с половиной – ранеными и обожженными. Моряки были в бешенстве и жаждали мщения… но у берегов Вьетнама в настоящий момент не было другой авианосной эскадры.

Черт побери, да сколько мы будем терпеть! В Перл-Харборе флот потерял меньше людей! Оттого, что на тех старых линкорах экипажи были едва за тысячу – а на авианосцах типа «Орискани» по три тысячи, вместе с авиаперсоналом.

Париж. Напечатано в «Пари Матч»

10 мая 1955 г.

Вчера флот США у берегов Вьетнама вел тяжелый бой с русским разведывательным судном. И одержал блестящую победу, уничтожив врага – ценой потери всего лишь двух авианосцев.

Ждем новостей из Балтийского моря, где такая же по составу эскадра ВМС США, по заявлению ответственных лиц из Вашингтона, «является реальной угрозой Ленинграду и Москве».

Джек Райан, «чрезвычайный посланник» президента США

Так мир или война? И это не трусость – даже на Диком Западе недолго жили те, кто хватался за кольт, до того не взвесив свои шансы.

А фитиль догорал – и ситуация могла стать неуправляемой. Тем более что и в Вашингтоне не было единодушия. Прилетев в Москву еще вчера, Райан ничего не знал про план бомбить Ханой – когда же он в посольстве затребовал разъяснений, то услышал:

– Дипломатическое давление должно подкрепляться военным. Никто и никогда не будет заключать договоры со слабаками.

А русские и тут не спешили! Хотя обязаны были немедленно садиться за стол переговоров – хотя бы затем, чтоб позицию оппонента прояснить. Или у них, как у динозавра, время нужно, пока сигнал от хвоста до мозга дойдет – до их революции такое было бы вполне возможно, но СССР показывал себя намного более динамичным обществом, чем та прежняя Россия. Тоже ждут чего-то, каких-то событий? Или Сталину надо со своим «сенатом» разобраться – так Верховный Совет имеет намного меньший политический вес, чем Сенат и Конгресс в США. А в чрезвычайной ситуации в СССР вообще вся реальная власть переходит в руки «комитета» или Совета обороны, входит туда весьма малое число людей, и Сталин явно доминирует, не нужно там ни с кем долгого консенсуса достигать. Или же… если есть еще одна сторона?!

Что Анна Лазарева делала рядом с обоими Вождями? Кажется, в давние времена в России было «местничество», кому из бояр сидеть ближе к царю. Бояр давно нет – но видимое возвышение Пономаренко здесь началось именно с того, что он стал появляться на публике тенью Сталина, ближе к нему, чем все остальные. Неужели смена фаворитов? Нет – во-первых, тогда бы прежнего убрали подальше, а во-вторых, женщина-Вождь это чересчур. Да и молода слишком эта персона, и ничего не известно про ее самостоятельную политическую роль, всегда была у Пономаренко кем-то вроде порученца. Загадка… но не самая важная на фоне прочего.

Фитиль догорал. Показ советской военной машины был впечатляющ – неужели Сталин уже принял решение воевать? А ему, особому посланнику противоположной стороны – какой-то мелкий чин передал согласие на аудиенцию, в 19 часов по Москве. Что должно случиться до этого времени – русские в наступление перейдут? Однако радионовости о начале боевых действий пока ничего не говорили.

В четыре часа пополудни стало известно – Советы наконец нанесли удар. Бой в Южно-Китайском море, когда подводные лодки «тип XXI» (предположительно – северовьетнамские, поскольку известно, что советская эскадра в индокитайских водах субмарин не имеет) атаковали авианосное соединение ВМС США. Потоплены авианосцы «Кирсандж» и «Рэндолф», два эсминца, линкор «Мэн» и еще один эсминец тяжело повреждены. Нападение на военные корабли великой державы, с гибелью тысяч моряков – это однозначно «казус белли». Госдеп, вместе с передачей последних инструкций, категорически запрашивал Райана о позиции Советов, чтобы окончательно прояснить ситуацию, и – «мы не можем эту информацию скрывать слишком долго, электорат просто взбунтуется, когда узнает». Райан, не сдержавшись, уже сам позвонил из посольства в русский МИД, ему ответили с олимпийским спокойствием, «вам назначено на семь – ждите».

В четыре тридцать посыльный (не почтальон) привез в посольство пакет. Внутри оказался компактный диктофон немецкого производства, с вставленной пленкой. И еще записка – «Мистер Райан, рекомендую прослушать до нашей встречи. Анна». После того, как специалист по безопасности снял крышку аппарата и вынес вердикт, не бомба – Райан уединился в отведенных ему апартаментах и нажал кнопку воспроизведения. Он ожидал услышать сообщение – а вместо этого зазвучала песня:

 
Удары сердца твердят мне, что я не убит,
Сквозь обожженные веки я вижу рассвет;
Я открываю глаза – надо мною стоит
Великий Ужас, которому имени нет.
Они пришли как лавина, как черный поток,
Они нас просто смели и втоптали нас в грязь,
Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок,
Они разрушили все, они убили всех нас…
 

Кажется, это из недавно вышедшего русского фильма, про нашествие монголов и падение Рязани? Но какое отношение это имеет к предмету нашей встречи? Однако же Анна Лазарева прежде показывала себя очень серьезным противником – который уж точно ничего не делает зря! Оттого Райан прослушал песню до конца. Отметив некоторую странность – вот этого в фильме точно не было, что поэт хотел сказать?

 
И я трублю в свой расколотый рог боевой,
Я поднимаю в атаку погибшую рать
И я кричу им: «Вперед!» – я кричу им: «За мной!»
Раз не осталось живых, значит, мертвые – Встать!
 

Затем была пауза, и зазвучала другая песня. Печальный женский голос, без надрыва – но слушать отчего-то было жутко. Наверное оттого, что звучал как из могилы:

 
Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
От чистого истока в прекрасное далёко,
В прекрасное далёко я начинаю путь.
 

Запись кончилась. Райан ждал, что сейчас, наконец, после столь оригинального вступления последует собственно послание. Но голос Лазаревой произнес:

– Мистер Райан, эти песни имеют самое прямое отношение к предмету нашей беседы. Я решила послать их вам заранее, чтобы не отвлекаться в процессе. До встречи в семь – и я надеюсь, не опоздаете.

То есть Анна Лазарева тоже будет присутствовать? Логично.

Для опытного дипломата показывать свое раздражение или удивление, это не только дурной тон, но и низкая квалификация (покерфейс!). Но Райан был на миг ошарашен, увидев с кем и в какой диспозиции предстоят переговоры. Кабинет в Кремле, посреди длинный стол под зеленым сукном – и в торце его, как на председательском месте, сидит Анна Лазарева, по правую руку от нее Сталин, Пономаренко и наконец самым дальним адмирал Лазарев. А ему, Райану, Лазарева указала на кресло слева, но не рядом, а чуть в отдалении, так что Джек напротив Пономаренко должен был сесть. Еще на столе лежал какой-то плоский предмет непонятного назначения.

– Мы вас внимательно слушаем, мистер Райан. Одна маленькая просьба: если вас не затруднит, говорите по-русски, ведь я знаю, вы хорошо владеете нашим языком.

Что ж, разумно – если сама Лазарева так же свободно знает английский, то Сталин вовсе не полиглот, и про Пономаренко тоже ничего не известно. И хорошо, что русские не японцы, у которых принято начинать самый серьезный разговор с вежливых оборотов «ни о чем». Обычные приветствия, согласно этикету – и переход к главной теме.

– Я здесь по поручению тех кругов США, которые считают, что от новой мировой войны не выиграет ни одна из сторон. Однако опасаюсь, что события уже успели подойти к черте, отступить от которой без неприемлемого для себя ущерба уже не может ни одна из сторон. Возможно, что сейчас у нас последний шанс договориться миром, обсудить взаимные уступки. Как подобное случилось пять лет назад, когда после шанхайского инцидента[48]48
  См. кн. «Алеет восток» и «Мир или война».


[Закрыть] наши страны все же сумели остановиться на краю пропасти. Вы заявляли, что «крови своих граждан – не прощаете никому». Так отчего сейчас мы должны терпеть, как погибают американцы? Мы искренне скорбим о пятидесяти ваших гражданах, погибших в том самолете…

Все молчат – ожидая дальнейших слов. А ведь знают, что там не мирные туристы летели, а наверное, такие же «куницыны», американцев убивать, или учить желтомордых комми это делать квалифицированно. Но таковы правила игры.

– …и уверяю, это был действительно прискорбный случай, а не злой умысел. Виновные в котором будут наказаны. Но вы считаете, что смерть тысяч людей в Сайгоне – причем не только американцев, и не носящих военную форму – это равноценный ответ? Бомбежка Ханоя была не более чем предупреждением Вьетконгу, после которой пора было сказать «хватит». Но вы не остановились, а приказали своим вассалам атаковать наши корабли. Теперь, очень возможно, последует ответный удар Соединенных Штатов. И так по нарастающей – как скоро атомные бомбы на Москву и на Нью-Йорк упадут? Или все же остановимся и обговорим границу, которую обязуемся взаимно не переходить?

– Нам хотелось бы услышать, какие границы вы предлагаете? – произнес Сталин. После того (как показалось Райану) как Лазарева на него взглянула, будто давая слово. Что тут происходит, черт побери – она здесь себя ведет как самый главный игрок, или Джек Райан никогда прежде за карточным столом не сидел!

Что ж – в свете потопления кораблей ВМС США (однозначный «казус белли») требования очевидны. СССР разрывает договор с коммунистическим Вьетнамом, выводит свои войска и не препятствует Соединенным Штатам наказать страну-агрессор. Судьба острова Хайнань, незаконно оккупированого СССР, должна быть вынесена на рассмотрение комиссии ООН, созданной для решения этого вопроса, с председательством в ней США. Военный преступник Куницын, обвиняемый в нарушении правил ведения войны, убийстве пленных, применении недопустимых террористических методов – должен быть выдан Международному Уголовному суду. Впрочем, США готовы сделать уступку – не настаивая, чтобы указанный преступник был выдан живым, поскольку понимаем, что советской стороне также желательно сохранить лицо, списав нежелательные действия на самоуправство кого-то на месте.

Будь лодка однозначно советской, наш посол в Москве уже вручал бы ноту об объявлении войны, подумал Райан, и ведь весьма вероятно, что «двадцать первые» у Советов в Хайфоне есть. Да и даже если те субмарины были под вьетнамским флагом – ясно ведь, кто отдал приказ. Но Третья мировая война все же не слишком желательна и нам тоже – так что можно согласиться и с «вьетнамской» версией, позволившей нам решить наконец вьетконговскую проблему. Без помощи Москвы сколько продержится Северный Вьетнам против американской военной мощи? Ну а американские парни, погибшие на тех кораблях, – простите, но ваша смерть была не напрасной, а ради высших интересов Америки: уничтожить очаг коммунизма в Индокитае.

Ну и в дальнейшем – заключение между США и СССР договоренностей, позволяющих в будущем избежать вооруженных инцидентов на море, в воздухе, на суше – например, взаимно уважать право нейтральных вод.

– Вы имеете в виду ваши авианосцы в Балтийском море? – спросил Сталин. – Или даже в Азовском и Белом, как какой-то ваш сенатор призывал. Напомню, что понятие «зона жизненных интересов» придумали не мы. И не откажемся ни от своего права на исключительные полярные владения, к востоку от меридиана острова Медвежий, ни от предложения по Балтике, закрепленного договором всех балтийских стран и гарантированного ООН. Мы ведь не лезем в Мексиканский залив или в бухту Сан-Франциско. И простите, но мы не можем решать жизненные для ДРВ вопросы, не спросив мнения товарища Хо Ши Мина. К числу которых, безусловно, относится факт, что вьетнамцы, северные и южные, сами считают себя единым народом, желающим воссоединиться. А под властью Ханоя или Сайгона – давайте спросим у самих вьетнамцев.

– Вы будете утверждать, что Ханой посмеет в чем-то вам перечить? – заявил Райан. – И тогда то, что вы сказали, еще в большей степени относится к норвежцам. Если и в Норвегии провести плебисцит – разумеется, исключив ваших военных и новоприехавших колонистов – то кому тогда должны принадлежать Нарвик, Тромсе, Киркенес?

– К норвежскому вопросу мы еще вернемся, – ответил Сталин, – а что касается Вьетнама, то наш ответ – нэт! Мы глубоко сочувствуем справедливой борьбе вьетнамского народа за свободу и единство своей страны. Борьбе, которую вьетнамский народ ведет уже пятнадцать лет – с начала японской оккупации. Победил японцев, выгнал французов – выгонит и вас! И чем скорее вы уйдете оттуда, оставив Вьетнам в покое, – тем лучше будет для вас.

– А что будет дальше? Распространение коммунизма в Малайю, Бирму, Таиланд?

– А это как народы решат. Мы лишь помогаем тем, кто уже выбрал наш путь.

– Что угрожает нашим интересам. Напомню, что и немецкий народ в свое время в массе был искренне за нацизм. Вы бы стерпели, если бы нацисты приходили к власти в сопредельных вам странах?

– Где Вьетнам и где Соединенные Штаты? А завтра вы свои интересы, например, в нашей Прибалтике искать будете? И вы не думаете, что у нашей страны тоже есть свои интересы, которыми мы не можем поступиться?

– Дипломатия – это путь взаимных уступок, мистер Сталин. Где-то уступаем мы, где-то вы.

– Однако сейчас вы требуете от нас большего, чем даете сами.

– Так легли карты. Не мы, а вы гораздо ближе подошли к черте. И должны сделать не один, а два шага назад. Иначе – война. Которую ни нам, ни вам не нужна.

Молчание. Ну вот, момент истины. Что решат русские – идти на обострение или отступить? Принципиальное решение – а о деталях договориться – уже технические вопросы.

И тут заговорила Анна Лазарева, решительным тоном:

– Мы вас услышали, мистер Райан. И если речь о войне – это будет частная драка, или все желающие допускаются? Если уж карты на стол. Ай-ай, мистер главный аналитик Соединенных Штатов, так ведь вас называют – как же вы пропустили мимо ту информацию, что я сообщала вам раньше? Правдивую информацию – которую вы не поняли. Впрочем, не вы первый – как там некий мистер Эрл поживает? Который в сорок третьем пытался узнать все про «моржиху», целый год ходил около, так ничего и не разглядев, хотя истина была совсем рядом. Хотя эта истина бывает очень опасной – подобно той, с которой вы сейчас пытаетесь играться. Вас и тех, кто вас послал, не учили – что нельзя хвататься за высоковольтный провод голой рукой: убьет?

– Что вы имеете в виду?

– Ну для начала, мистер Райан – что в ваших анналах известно про меня? Не стесняйтесь, товарищи в курсе.

Да что это такое? Ну не может она так себя вести – в присутствии самого их Вождя (и его Второго)! Держится с ними как равная. Неужели… да нет, не может быть! Ведь ее биография нам хорошо известна.

– Анна Петровна Лазарева, в девичестве Смелкова. Родились вы в Ленинграде, в 1922-м, в семье рабочего Балтийского завода. Успели до войны отучиться в ЛГУ, филологический факультет, два курса. Затем курсы НКВД, партизанский отряд, с декабря сорок второго Молотовский судостроительный завод. Где вы, состоя на невысокой должности в штабе, влюбились в командира «моржихи» адмирала Лазарева, присутствующего здесь – а еще не брезговали контрабандными делами с упомянутым мистером Эрлом. С сорок четвертого – порученец у Пономаренко, а также инструктор ЦК…

– Достаточно, мистер Райан. Ай-ай, а ведь я вам говорила. Помните, мои слова про прямых потомков? Хотя все говорят, что я действительно очень похожа даже внешне на свою прабабушку, в иной истории умершую в восемьдесят восьмом, да, тысяча девятьсот, три года не дожила, не увидела главного позора. А тут она погибла в Белоруссии – и товарищам здесь показалось удачной «легендой» предложить мне занять ее место.

– Вы… вы лжете, миссис Лазарева! Мы точно знаем, что вас не было на «моржихе».

– Мистер! – в голосе Лазаревой звучал металл. – Мы выслушали вашу позицию. Что ж, если вы желаете увидеть наши карты, извольте. Мы готовы открыть вам то, что сочтем нужным. Вы вправе встать и уйти – но тогда после не обижайтесь, если мы сочтем это как полную свободу от учета каких-либо ваших интересов. Тем более что на нашей стороне очень многие считают вашу державу просто недоговороспособной – после той великой подлости и предательства, что вы у нас совершили. «Ничего личного, всего лишь бизнес – и интересы Америки превыше всего». Так отчего мы с вами должны играть по каким-то правилам?

– Прошу простить за резкость, – усмехнулся Райан, – но согласитесь, все это звучит слишком необычно.

– Жизнь вообще очень неординарный процесс. Вам не смешно читать романы Жюль Верна, каким он видел научно-технический прогресс? А кто из великих ученых чуть больше полувека назад сказал, что «все уже открыто», незадолго до того, как стали известны радиоактивность и рентгеновские лучи? Да ведь еще в 1938 году атомная физика считалась чем-то безобидным и не имеющим никакого военного значения – иначе кто бы разрешил «интернационалу» ученых из самых разных стран свободно обмениваться сведениями о важных шагах на пути к тому, что всего через семь лет превратится в Бомбу?

«Правда необычнее вымысла: вымысел должен придерживаться правдоподобия, а правда в том не нуждается», – Райан вспомнил эти слова Марка Твена. Если есть хоть малая доля вероятности, что услышанное правда – то это величайшая угроза для национальной безопасности США. Значит, необходимо эту гипотезу проверить – тем более что Райан достаточно общался с экспертами, привлеченными работодателем, и имел представление о том, что знает о межвременных путешествиях современная наука.

– Вы используете мост Эйнштейна – Розена?

– Ну, тут угадать легко, – Лазарева приняла игру, – поскольку выбор невелик: если не хотите прокатиться на звездолете вокруг черной дыры, причем не всякой, а строго определенного типа, или же поискать в космических просторах «бесконечный вращающийся цилиндр» – то именно червоточина… ах, простите, все еще забываю, что в вашем времени иная терминология. Черная дыра – это коллапсар. А червоточина – это мост Эйнштейна – Розена. Теперь понятно? Позволите мне говорить так, как я привыкла?[49]49
  Оговорки – намеренные! Чтобы показать Райану разницу между эпохами, когда даже научные названия некоторых явлений успели поменяться, в РИ термины «червоточина» и «черная дыра» гораздо позже предложил Арчибальд Уилер.


[Закрыть]