Текст книги "Красный бамбук"

Хорошо, что пока сухо – если возникнет пожар, лучше будет гореть. Вот и порт открылся слева по курсу – река тут разветвляется, рукав направо, мимо главной городской набережной, центральные «правительственные» кварталы в колониальном стиле, от старого Вьетнама остался мизер, какие-то пагоды, а так французы все успели снести и перестроить. А налево основное течение реки, и между ним и названным выше порт – лес мачт и портовых кранов, туши транспортов, верно сказано было, берега не видно, сплошь причалы и борта. Меньше мили осталось, полтора километра по-сухопутному – Господи, если ты есть, не подведи, чтобы мы не промахнулись! На крайнем пирсе вижу, за бетонными блоками, стволы торчат – береговая батарея, американские 105-мм гаубицы, как разведка доложила, чтоб реку под контролем держать. А вот там и там вижу позиции автоматических «бофорсов», и на некоторых транспортах тоже пушки торчат, как в войну (баталии в дельте Меконга приучили), но постоянной вахты у орудий нет, в своем-то порту – надеюсь, что часть команды уже на берег сойти успела, и не займут своих мест по тревоге, согласно боевому расписанию. Хотя торпеду в воде перехватить – это дохлый номер. Нет тут противоторпедных сетей возле стоянок – гемор был бы всякий раз их сворачивать и ставить, и все равно кто-то бы на винт намотал – и не ждут с реки торпедной атаки. А расстрелять торпеду на курсе – пока что из области ненаучной фантастики. В мое время уже были для того РБУ-6000, РБУ-1000, так в них главное было не только сами пусковые, «пакетом» реактивных бомб, но и система управления огнем: хороший гидролокатор, счетное устройство, и связь между всем этим в автоматическом режиме. Здесь же – снаряды зенитных автоматов для торпед абсолютно не опасны, ну а гаубицы против таких целей не имеют никакого СУО, а палить вслепую, даже заградительным – так скорострельность совершенно недостаточна, дырявый выйдет забор. Тем более что следов на поверхности не будет – не поймут американцы до взрывов, что и откуда к ним летит.

– Нгуен спрашивает, это вы придумали так сделать? – подошел ко мне Фан.

Я кивнул. Долго было объяснять что-то иное.

– Нгуен говорит, это хорошо, – снова перевел Фан, – и что вы после должны остаться жить, чтобы придумать еще что-то столь же хитроумное. Чтобы проклятые американцы заплатили за его жену и сыновей. Что у него не получилось бы так отомстить, даже за еще десять лет жизни. И он благодарит вас за то, что вы позволили ему участвовать.

Ты, Ваня, переведи – если мы сделаем все, как надо, и живы останемся – я по всем инстанциям пойду, чтобы тебе самый лучший и новый катер подарили. И ордена, тебе и всей твоей семье. Только чтоб нам не промахнуться.

– Нгуен спрашивает, а что значит «как надо»?

Ну вот, под данным разведки, наша самая «вкусная» цель – авиатранспорт «Сибоней», бывший эскортный авианосец. Сейчас привез из Америки самолеты и вертолеты, которые завтра будут бомбить вьетнамские деревни. А в цистернах и погребах у него – боеприпасы и бензин. Вон тот, видишь? А через причал от него стоит цель номер два – большой танкер, десять тысяч тонн бензина – которым американцы заправляют танки, машины, вертолеты и штурмовики «скайрейдер». Не будет бензина – все это застынет мертвым железом. Ну и остальные транспорта тоже не с рождественскими подарками пришли – бей, не ошибешься!

Нгуен кивнул. Из трюма выглянул старлей Веточкин, торпедист – доложил, что все в порядке. Только бы сработало – а тут уже не промахнешься. Нет у нас никаких ПУТС (прибор управления торпедной стрельбой), который все расчеты делает, стреляем прямо по носу – как катера-торпедники на малой дистанции. А у нас позиция, ну, просто мечта, куча крупных целей без хода и вблизи, и не надо прорываться через бешеный огонь эскорта. После будет жарко – но то после. Вот уже крайние причалы уже у нас на правом траверзе, но мы головными идем – значит, надо подождать, пока все наши подтянутся на дистанцию удара. Рацию вытащили из тайника, подали мне – самолетная, американского образца, длина волны врагу известна – ну так мы не разговоры вести будем, а лишь одно кодовое слово передать. И вряд ли там кто-то одновременно на нас смотрит и слушает эту волну, может сразу сопоставить. Ну и аварийным каналом, если связь откажет – сигналом будет, флаг на мачту поднять. А в самом крайнем случае наш поворот вправо, это команда всем, начать.

– Норд ван! Кэт, кэт, кэт!

«Норд» это наш общий позывной, «ван» – один по-английски, это наш персональный. Чтоб не шуметь в эфире русской речью. Так же и условной командой к атаке должно быть какое-то «не наше» слово, но четкое, короткое и хорошо различимое. Отчего «кот» – ну, просто потому, что я нашего знаменитого кота Партизана вспомнил, подобранного за Вислой и ставшего «талисманом» при бригаде подводного спецназа СФ. Кстати, живой еще, хотя для кошки свыше пятнадцати лет это уже возраст – но никто заслуженного полосатого ветерана с бригадного камбуза прогнать не смеет, заслужил наш котяра пожизненный пенсион.

– Норд ту. Норд фри. Норд фо. Норд файв.

Ответили все остальные. Значит, с флагом возиться не надо, лишнее внимание привлекать. Хотя и так заметно, как наши лодки ворочают вправо, чуть выбиваясь из общего движения – стреляем все-таки не перпендикулярно берегу, а наискосок вперед, градусов тридцать от фарватера. Надеюсь, что на транспортах гражданские команды в порту сигнальную вахту не несут, не встревожатся. Самое опасное для нас это дозорный корабль, в полумиле впереди на якоре стоит – не десантная канонерка, а настоящий сторожевик, слишком далеко, вмешаться не успеет.

Нгуен не отдает мне руль. Говорит – русский, ты укажи, куда мне править. Да вот на тот корабль, «Сибоней». Да, вот так, а теперь держи, пока я не скажу. Ну, с богом – Веточкин, давай!

Лодка будто подпрыгнула. И прямо перед носом большой такой бульк, словно водяной наружу лезет. Хотя меньше все ж, чем при стрельбе с подлодки (когда еще не было БПС, так на Тихом океане «малютки» шестой серии так без нее и отслужили). А вот следа на воде нет – для того и взяли электроторпеды. Ну все, Нгуен, уходим – поворачивай назад!

Ч-черт! Вижу на ближнем транспорте (до него чуть больше кабельтова будет) беготню на палубе. И что еще хуже, возле «эрликонов». Пуганые, гады – слышал я от местных, что через устье Меконга редкий конвой пройдет, чтоб ни одного убитого или раненого в команде. Так что приходится американским морячкам себя сильно в тонусе держать. Но вот не успеют уже ничего – быстро ход дать, стоя у причала, да не смешите! Вот сейчас, сейчас…

Первый взрыв. Вижу, как взлетает столб воды у борта большого транспорта. Затем еще один, у другого. И еще, и еще. Вот дошла торпеда по «Сибонею»! Столба не было, странно, наверное, взрыватель оказался с дефектом, но все же сработал, когда торпеда успела притонуть, под корабль ушла, под днище – и вся энергия наверх! Авианосец буквально разорвало на две части – наверное, там погреб боезапаса еще рванул. И топливо вытекает, пылая по воде – из него, или из танкера рядом, «цель номер два», тоже по ней не промахнулись.

Вот это фейерверк – танкер просто испаряется в огненной вспышке! Такой факел вверх – и огненным дождем падает, на берегу что-то вспыхивает и на воде горит. Все джонки дружно и кучей отворачивают влево, к противоположному берегу, а кто-то даже пытается назад повернуть. Ну и мы тоже – нечего нам тут больше делать, уносим ноги скорее. А на берегу все горит – там, где только что танкер стоял.

Черт побери! Сторожевик стреляет, снаряд ложится по воде с недолетом. Успеет ли он поднять якорь и дать ход? Сейчас врежется в скопление лодок, стреляя на оба борта из всех стволов – если американцы поняли, откуда к ним прилетело. Но берег уже рядом совсем!

И тут все вокруг становится ослепительно ярким. А затем приходит удар – звук или волна, не знаю.

И я больше не чувствую ничего.

Сержант Эндрю Баррет,

морская пехота США.

Южный Вьетнам

«Серебряная звезда» за храбрость – уж лучше бы я ее не получал!

Я всего лишь сержант, сэр. Но иногда мне кажется, что парни с большими звездами на погонах, обучавшиеся в Вест-пойнте, смыслят в войне не намного больше меня. В Сайгоне мне довелось скорешиться с австралийцами (сначала подрались в баре, затем посидели за бутылкой, поболтали), слово за слово, оказывается, вот этот парень до того в Африке повоевал, сержантом у «наших» черных макак, когда там наши британские кузены авеколистов усмиряли. А так как я тоже там был когда-то (после чего от Эболы лечился!), то грех было не расспросить, как там сейчас.

Так вот, лично у меня убеждение, что наши кретины в больших штабах сначала решили повторить ту английскую манеру (которая в Африке принесла успех). Отделить район цепью «укрепленных постов», каждый в пределах видимости, досягаемости и огневой поддержки соседних, истребить внутри любую двуногую живность, которая «не наша», и переходить к следующему району. Наверное, это работало в Африке, где саванна, видимость на мили вокруг (особенно с вертолета), и проехать можно везде – а население не слишком многочисленное и не завязанное на наш собственный тыл. Но во Вьетнаме, в этих проклятых горных джунглях, где можно пройти в двух шагах от спрятавшегося вьетконговца и его не заметить, где проехать можно только по немногочисленным дорогам (и то лишь в сухой сезон), где авиация и артиллерия просто не видят целей под сплошным зеленым покровом, изолировать так часть территории нельзя никак! И нет никакой возможности отличить «наших» и «не наших» вьетнамцев, которые все на одно лицо, болтают на своем чирикающем наречии и снуют туда и сюда, как саранча – может быть, тот, кто сегодня улыбался тебе на рынке, месяц назад стрелял в тебя в лесу.

Затем (когда стало ясно, что обычной тактикой вьетконговцев из джунглей не выкурить) кто-то придумал, что главную работу должны делать «егеря», воюющие с партизанами «по-партизански», а обычные армейские части быть не больше, чем загонщиками или наковальней – как сказал наш капитан, «для крыс самый опасный враг это не мастиф, а горностай, кто пролезет в любую нору». Вот только у Вьетконга очень опытные крысы, до нас прошедшие десятилетнюю школу такой же «крысиной» войны против японцев и французов, и обучавшиеся у русских мастеров вроде того самого Смоленцева (который, как пишут, в ту великую войну провел по ту сторону фронта больше времени, чем у своих, и имеет личное кладбище в целую тысячу гуннов и джапов). А у нас эти «особые отряды» пытались формировать на месте – вы не поняли, в чем прикол, сэр? Скажите, по-вашему, какой нормальный командир отдаст из своего подразделения лучших людей – а не тех, от которых хотел бы избавиться? И угадайте с трех раз, кто были первыми кандидатами – да «идиоты Уилсона», конечно! Не только они – попадались и другие парни, кто оказался неудобен в своих частях: пьяницы, наркоманы, буйные психи, непризнанные военные гении… а также неудачники, кому не повезло. Как мне, сэр – вот дернул же черт оказаться в батальонном штабе, когда там был тот подполковник, который отбирал кандидатов в «осназ» (кажется, так это называется у русских?). И я попался ему на глаза, с Серебряной звездой на груди – «тот самый, кто выжил в битве при Иа-Дранг, перебив при этом кучу узкоглазых». Парни, вы гордость и надежда Соединенных Штатов – вся Америка смотрит на вас!

Контингент был – я уже рассказал. Единственно хорошо, что жалованье повышенное. Ну и я старший над одной из групп – на эту собачью работу даже какого-нибудь второго лейтенанта не нашлось. Обычной манерой этих крутых рейнджеров было ломиться по вьетнамскому лесу, словно стадо слонов – «где тут Вьетконг, всех поубиваем». У тех, кто уже сталкивался с вьетнамскими ловушками, хватало ума держаться сзади. Считалось, что мы будем охотиться на партизан – оказалось же, что это они охотятся на нас. Только на моей памяти и всего за месяц, шесть таких групп (каждая численностью от десяти до пятнадцати человек) пропали в лесу бесследно – ушли, не вернулись, и один господь знает, что с ними стало. Ну а я оказался среди умных – уводил свою группу в джунгли, где мы старались спрятаться и пересидеть необнаруженными, пока не кончится паек; хорошо, если удавалось поймать в лесу кого-то из безоружных вьетнамцев – после мы сообразили, караулить на выходе из деревни, кто пойдет в лес – их мы убивали и предъявляли командованию отрезанные уши, сказав, что это были коммунистические партизаны. Женщины и дети тоже были, так по ушам не различить, вьетнамцы мелкий народец. Скажете, не по-геройски совсем – ну так мне лично не подвиги нужны, а чтобы живым остаться и вернуться домой. И мандраж был – понимали, что если попадемся настоящим вьетнамским коммандос с русской выучкой (а такие у Вьетконга были, мы знали точно), то повезет тем из нас, кого в бою убьют, а что после сделают с теми, кого живыми поймают, и представить страшно. Потому мы старались от наших гарнизонов не сильно отдаляться и на виду у деревенских не показываться.

Потери все равно были. Гарри Тупицу (его не жалко, поскольку из «идиотов») укусила змея, и он помер через двое суток. А Дэвид из Иллинойса (хороший парень, его жаль) попал на вьетконговскую ловушку и ему распороло бок и бедро – до базы донести не успели. В Индокитае, слава господу, нет Эболы, но есть куча всяких тропических болезней – от известных медицине нам делали прививки, ну а если на что-то новое нарвешься? То, что случилось – за это мы и приняли.

Мокрый сезон во Вьетнаме – это вода повсюду. Хорошо, не холодно, быстро обсыхаешь. В сухой сезон все равно ноги мокрые у всех – тут речек много, и лес возле них никогда не сохнет. И вот, парни начали жаловаться на боль в ступнях – ну кто в армии такое будет слушать? Тем более от «идиотов», которые так и норовили в госпиталь попасть, от службы подальше. Но когда человек уже ходить не может, «ног не чувствую вообще», тогда понимаешь, что это серьезно. Решили, что это неизвестная тропическая болезнь – и поскольку обезноженными оказались не все, то с общей помощью, кое-как до своих доковыляли (благо, как я сказал, гарнизон был не слишком далеко). Вовремя, поскольку я тоже ощущал в ногах что-то странное – но идти еще мог. Дома уже разулись – и взглянуть страшно: ноги у всех в пузырях, а у кого-то уже и гангрена, как от обморожения, будто по снегу бегали босиком!

Оказалось, что не инфекция. Доктор объяснил – «траншейная стопа», известная еще в первую из Великих войн. Когда солдаты в окопах, бывало, неделями ходили по колено в воде, обуви не снимая – а для переохлаждения, оказывается, мороз не обязателен, достаточно постоянной температуры ниже, чем положено для нашего тела.

– Что усугубляется тесной обувью, особенно с тугой шнуровкой – которая кровообращение затрудняет. А вода, как известно, тепло вытягивает много сильнее, чем воздух. И если охлаждение постоянное – то локальный некроз тканей. И медицина бессильна – только отрезать, пальцы, часть стопы, всю ногу по щиколотку. Профилактика простая – обувь просушивать, ноги греть. Еще носить русские кирзовые сапоги – они и не промокают, и в щиколотке не давят, и просушить их портянки куда легче, чем наши носки.

И тут коммуняки нас обошли?! Мне повезло, что у меня, как у сержанта, ботинки были по ноге подобраны. А половина моей команды в госпитале, причем четверо с ампутацией (им даже завидовали, поедут домой в Штаты). А я пока в Сайгоне, числюсь инструктором, прибавка к жалованью за должность, и пока не надо бегать по лесу, где за каждым кустом может оказаться вьетконговец – в общем, жизнь прекрасна, пока. До того самого дня 5 мая – вот чудом задницу не поджарил, а мог бы и в Штаты в гробу лететь. Хотя тем, кому в этот день не повезло, и гробов не досталось, кремация прямо на месте, хехе![40]40
  Про «траншейную стопу» и меры ее профилактики, все соответствует истине. Известна с ПМВ – но в армии США с ней массово столкнулись, в нашей истории, в Арденнах зимой 1944-го. И была ее «вьетнамская» версия – «стопа мокрых тропических джунглей». Поскольку в альт-истории не было Арденнской битвы, то эта болезнь была знакома американцам лишь теоретически, и в этом Вьетнаме нанесет гораздо больший ущерб.


[Закрыть]

Кому-то в Штатах пришло наконец в голову, что формировать «войска спецназначения» из тех, кого не жалко – совершенно не эффективно. И вот, привезли нам пополнение – на транспорте «Генри Фокс», прибывшем накануне вечером, триста солдат, прошедших подготовку для боя в лесу (усмиряли бунтующих красных в Гватемале). А я имел приказ от нашего майора, отобрать десяток в пополнение моей команды. Взял грузовик с водителем, для перевозки будущих лесных чертей, прибыл, отрекомендовался, людей построили, я речь произнес, ну ту лабуду, что наш капитан обычно говорил, про благо Америки, и что если мы не остановим коммунизм, то кто остановит. Отобрал десяток парней, показавшихся мне годными, взял их бумаги у старшего команды, капитана Крэйга, приказал грузиться.

И тут рвануло, со стороны реки, несколько раз подряд. Казарма для прибывших была не на самом берегу – но столб пламени поднялся высоко к небу, как при атомном взрыве. Кто-то из прибывших завопил про русский атомный удар – но я видел уже похожее, когда у нас на базе вьетконговцы склад горючего подорвали. И при Бомбе, подобной шанхайской, мы бы все испарились уже, не успев ничего понять. Затем совсем рядом что-то вспыхнуло, за соседним ангаром – да там же, я вспоминаю, топливохранилище, сейчас мы поджаримся все! Кто как, а я предпочитаю скорее уносить ноги.

А Крэйг кричит – парни, вот в тех складах боеприпасы. Всем разобрать инструмент и держать фронт, чтобы огонь дальше не прошел. Не иначе на гражданке пожарным служил. Ну а я тут при чем – вовсе не его подчиненный, со своим приказом, и машина рядом стоит. Эй, вы (тем, кто уже «мои» рекруты), а ну живо в кузов, уносим свои задницы!

Так представьте, пятеро отказались – «не можем оставить своих, прибудем после». И кто-то еще (и сам капитан) на меня презрительно косились. Ну и черт с ними – мне их уважение в бумажник не положить. И не люблю идейных – поскольку выкинуть могут неизвестно что, с благоразумными как-то легче. С теми, кто в кузов попрыгал – кто-то даже на заднем борту еще висел, когда мы с места дернули, как на гонках. Я ж в порту бывал и знаю, тут сплошная пороховая бочка, так что в случае чего отсюда лучше быть подальше! И мы успели – выскочили за мост до того, как все взрываться начало. Те, кто со мной – единственные выжившие оказались, из той команды. Ну так и должно быть – меньше верьте кино, всегда умные спасаются, а не герои.

Кстати, их оказалось не пятеро, а восемь. Трое, в мой список не внесенные, вовремя сообразили, что надо свои задницы спасать – это из них кто-то на борту и болтался, как акробат. Что ж – отличные будут «лесные черти», с которыми и против русского осназа не страшно – не то что «идиоты».

Эскортный миноносец DE-765 «Эрл Олсен». Сайгон, 5 мая 1955 г.

Конвойная служба – для флота привычна. Но кто и когда этим занимался – охраняя транспорты на реке, от вражеской пехоты?

В сухой сезон легче – по берегам дельты Меконга растительность выгорает. Но и уровень воды в реке минимальный, тут даже миноносцу с его осадкой свыше трех метров приходится быть осторожным в маневре, а океанские транспорта, сидящие на восемь с половиной, едва ползут, идеальные мишени. Ну а во время дождей, когда берег из охристого делается густо-зеленым, за сто шагов не увидеть замаскировавшийся целый полк Вьетконга. А миноносец не монитор, брони не несет, все верхние боевые посты открыты, и матросов просто выкашивает пулеметным огнем – а у вьетконговцев обычно наличествуют еще и минометы, безоткатные пушки, а иногда и настоящая артиллерия, правда, малых калибров, 45 или 76. Потопить корабль не могут – но потери в экипаже есть всегда. Даже при том, что на мостик, посты сигнальщиков и зенитные автоматы срочно навесили броневые щиты – но это все же не башни, открыты сзади и с боков. В общем, очень не любят моряки ВМС США – эскортные миссии по Меконгу. Ну а экипажи транспортов, гражданские, иногда на грани бунта – «мы не нанимались жизнью рисковать». Так им за то правительство особо доплачивает – ну а флот и так должен свою службу нести.

Правда, в последнее время стало легче. Когда организовали в дельте постоянный речной патруль, по образу и подобию береговой охраны, наладили взаимодействие с ВВС – в пару минут прилетают вертолеты, а то и штурмовики, и размалывают на берегу все в жареный фарш. Но от выстрела снайпера с берега все равно никто не застрахован – эти коммунисты просто мастера маскировки, вот оседает на палубу тело с пулей в голове, и пойми, откуда пуля прилетела? Так что стрелять приходится в ответ из всех стволов по зарослям, где показалось хоть какое-то движение. Если дует ветер и все колышется, то снайпера заметить – безнадежное дело.

В Сайгон пришли, можно и отдохнуть. В «базовой» готовности – треть экипажа на борту. Меньше всего везет артиллеристам – которым положено бдить за рекой, чтобы в зоне контроля не было ночного движения, и любой враждебной активности в светлое время суток. Ну и сигнальная вахта несется, как положено на военном корабле. И вахтенный офицер на мостике – полноправный и. о. командира, в его отсутствие. В этот день сия обязанность выпала на долю Мэтью Аллена, лейтенанта ВМС США, двадцати шести лет, холост, уроженец Сан-Диего, потомственный военный моряк (дед участвовал еще в знаменитом походе «большого белого флота», отец воевал с япошками – обычная родословная офицера ВМС США). Не то чтобы он фанатично ненавидел коммунистов – скорее, очень искал случай скорей подняться по карьерной лестнице, а где это можно сделать офицеру, иначе чем на войне? И потому службу нес с усердием (даже к тайному ропоту экипажа). Ну вот зачем, стоя в своем порту, в строгом согласии с уставом держать в готовности расчеты одного пятидюймового орудия (главного калибра) и трети всех зенитных автоматов?

А ведь «Олсен» лишь по случайности не оказался в Шанхае тогда, пять лет назад! И теперь вот снова – пишут, что русские очень разозлены за свой сбитый самолет (на котором, как утверждают их газеты, в Ханой летела какая-то делегация «работников науки и культуры»). Знаем мы, чем эти «товарищи куницыны» во Вьетнаме занимаются, так что хорошо, что не долетели! Но какой тогда будет советский ответ?

– Тогда они ответили нам за Сиань, – сказал в кают-компании приятель Аллена, первый лейтенант Джек Хувер, – а сейчас мы никого не бомбили.

– Они ответили, как заявил Сталин, за полсотни своих, кто попали в Сиани под раздачу, – заметил кто-то, выражая общее мнение, – а не за сто тысяч китаез. Ведь терпели же они, когда их макаки резались с нашими макаками, с еще большим счетом? Сейчас на том самолете было тоже полсотни русских – так что делайте выводы, джентльмены!

Так что настроение было… скорее философское, а что мы можем сделать, авось пронесет. И мысли о том, что сейчас советским и вьетконговцам даже Бомбы не надо. Когда Штаты вошли в эту страну, то обнаружили, что для ведения настоящей войны необходима подготовка будущего театра военных действий – наличие дорог, мостов, аэродромов, казарм, складов, и еще многого – что-то было сделано еще при французах, усилиями Инженерного Корпуса Армии США, но совершенно недостаточно, для гораздо большей по численности военной группировки, и с учетом того, что дивизии США, насыщенные техникой, были намного «тяжелей» и «прожорливей», чем у французов. Если бы удалось войти мирно и иметь хотя бы несколько лет для строительства всего этого в спокойном режиме – мы богатая страна, справились бы успешно. Но попробуйте строить что-то в местности, охваченной партизанской войной – издержки зашкалят. Вот отчего строили (и новые объекты, и расширяли существующие) прежде всего там, где можно было обеспечить охрану и безопасную логистику. А порт Сайгона в этом отношении был чрезвычайно удобен.

Расположение его на острове, практически посреди города, позволяло легко организовать его охрану и оборону, равно как и доставку крупногабаритных грузов. Если при французах порт занимал лишь северо-восточную часть острова (примыкающую к причалам), то к весне 1955 года весь этот остров был полностью занят складами, ангарами, мастерскими, подъездными путями, казармами для охраны и рабочих. Вопреки обычной практике, персонал порта был в подавляющем большинстве не из местного населения, а из иностранных вольнонаемных (японцев, китайцев, индусов, малайцев, даже европейцев и американцев). Фактически портовые склады, из-за нехватки мест хранения на периферии и частых диверсий там Вьетконга, служили не только накопителями поступивших грузов (как в нормальном порту), но и пунктами снабжения для многих армейских частей, предпочитавших хранить свои запасы там, а не вывозить в свое расположение. А какой груз на войне наиболее востребован – конечно, боеприпасы и горючее. Бензин – поскольку в Армии США большая часть авто– и бронетехники имели бензиновые, а не дизельные двигатели (в отличие от русских и немцев), и в авиации основными потребителями были вертолеты и поршневые штурмовики «скайрейдер», а не реактивные (которых на аэродромах Южного Вьетнама было не очень много). Наличествовали, конечно, склады и с прочим – продовольствием, обмундированием, амуницией, – но взрыво– и пожароопасные грузы составляли подавляющее большинство. И страшно было представить, если случится вдруг налет советской авиации – а у русских есть на севере Вьетнама хорошие бомбардировщики Ил-28, они до Сайгона отлично достанут, особенно если со стороны Лаоса лететь.

А еще суда у стенки – весь причал заняли, сплошь стоят. Числом не меньше трех десятков – выделяется «Сибоней», бывший авианосец-эскортник, сейчас доставил вертолеты. Через два причала от него стоит под разгрузкой танкер «Галвестон ойл». Остальные – обычные транспорта, большей частью стандартные «Либерти» и «Виктори», привет с недавней Великой войны. Разгружаются – и то, что они привезли, завтра будет сброшено на головы этих упрямых вьетнамских комми. Простите, желтомордики, но это война Добра и Зла – где об апологетах последнего сожалеть не приходится, ну а кто случайно окажется не в том месте и не в то время, ай эм сорри, так карта легла и судьба, никто не виноват.

Ну вот, куча лодок спешит вниз по реке – дозволено! А то у вьетконговцев была паршивая практика, ночью бросать на фарватере мины. Так что теперь плыть мимо порта в темное время запрещено – в нарушителей стреляют без предупреждения. Ну а сейчас мы вроде полисмена, несущего постовую службу, чтобы все проходящие соблюдали закон и порядок. Хотя не сумасшедшие же эти вьетконговцы, чтобы затевать что-то при свете дня!

И вдруг – взрыв в ряду транспортов! Затем еще один, и еще. Что происходит, черт побери?

У русских еще в ту войну были «люди-лягушки», как у макаронников, сообразил Аллен, впрочем, и итальяшки теперь в красном лагере. А вьетконговцы учились у советских. Вот что они придумали – нырнуть с проплывающих мимо лодок и поставить мины. Именно с лодок – если бы с противоположного берега, то им безопаснее было бы ночью, а не сейчас. И судя по силе взрывов, заряды были как у настоящих торпед – чтобы тянуть такое под водой, пловцам каждая сотня ярдов критична. Но тогда диверсанты должны быть еще под водой, им никак не успеть вернуться. Что ж, коммунистические макаки, предотвратить ваше злодеяние мы не смогли, но отомстить сумеем!

Хорошо, что «Олсен» был дизельным миноносцем, тип «Кэнон» – будь на его месте более поздняя модификация «Батлер», паротурбинная, были бы проблемы, потребовалось вывести котлы на ходовой режим, дизеля запускались гораздо быстрее. Сняться с бочки («Олсен» не на якоре стоял, как могло показаться издали – для дозорных кораблей на реке уже были свои постоянные места), и пройти прямо через этот лодочный бедлам, сбрасывая за корму глубинные бомбы. И всплывут диверсанты вместе с дохлой рыбой – а сколько лоханок утонет, ну так вьетконговцам наука, чтоб не смели бить исподтишка!

И тут взорвался «Галвестон». Часть бензина с него была уже выгружена, но это лишь усугубило – поскольку в цистернах теперь наличествовала крайне взрывоопасная смесь воздуха и бензиновых паров. Что было еще хуже, взрыв вызвал пожар на береговом топливохранилище (расположенном недалеко от танкерного причала). И горящее топливо растеклось по воде, еще и с «Сибонея», цистерны которого также были заполнены. У вспомогательных судов ВМС США предусматривалась подача в танки углекислоты – но зафрахтованные гражданские этим часто пренебрегали. Страшно было смотреть на то, что творилось на берегу – но мы никак не можем им помочь. А лишь сделать свою работу – не дать вьетконговцам уйти!

Джонки уже близко. И тут с двух из них бьют пулеметы. Пятидесятого калибра, русские ДШК – с короткой дистанции пробивают импровизированную защиту, и кровь льется по палубе миноносца. Лейтенант пригнулся, жалея, что мостик не окоп – увидев, как рядом падает старшина-сигнальщик с разнесенным черепом. Пули с визгом били по металлу, кто-то кричал, кто-то стонал – но все же неравным был бой для вьетнамцев, с двумя пулеметами против десятка бофорсов и эрликонов, пятидюймовые на таком расстоянии можно было исключить. Вот уже одна джонка тонет, вторая горит – ценой смерти и ранения двух десятков американских моряков, равные потери, если считать по людям. А большинство остальных джонок успели приткнуться к берегу, еще кто-то, успев развернуться, удирает вверх по реке. Догнать – а если не получится, то расстрелять, не иначе как именно там были сообщники диверсантов! И приготовиться к бомбометанию!

И тут транспорт «Джордж Гудвин», который стоял неподалеку от злополучного «Галвестона», исчезает в яркой вспышке огромного взрыва.

Сайгонский порт.

То же время

На борту «Гудвина» не было ни единого человека. Все, кто находился на судне еще несколько минут назад, сейчас бежали к воротам порта, страстно желая оказаться как можно дальше от своего парохода. Трюмы которого были набиты боеприпасами и взрывчаткой – отчего столь опасный груз поставили по соседству с танкером, так трудно в Сайгоне было со свободными причалами. Восемь тысяч тонн авиабомб, снарядов, ракет, а еще тротил для саперных работ. Собственно тротил на открытом воздухе горит без взрыва – но не тогда, когда он соприкасается с раскаленным металлом. А еще все боеприпасы были снаряжены, как положено – и детонаторы первыми не выдержали высокой температуры. При взрыве «Галвестона» горящий разлетающийся бензин зажег все вокруг в радиусе сотен метров – снарядам большего было и не надо. От «Гудвина» не осталось ничего, в бетонной стенке причала возникла огромная воронка. Но еще хуже было то, что разлетающиеся раскаленные обломки, и даже пока еще целые боеприпасы вызвали множество очагов пожара на территории. В том числе и в бензохранилище, возле которого пытались героически бороться с огнем солдаты, матросы, рабочие порта.