Текст книги "Тропой мужества"

Лица командиров были сосредоточенные и хмурые. Взгляды настороженны. Лишь у Воеводина отражалась задумчивость. Объяснить это можно немецкой картой, что находилась на краю стола в сложенном состоянии. Ее явно успели посмотреть. Планшет лежал на скамье. И он опять привлек внимание майора. На карту же он никакого внимания не обратил, хотя по надписям на обороте было ясно – что именно тут лежит.

Сергей взглянул на лицо майора.

«Нет, это не диверсант, – выразил свою мысль правнук. – Он потерянный какой-то или напуганный…»

– Товарищ майор, скажите, почему вы передвинули линию охранения? – спросил Скоробогатов.

Капитану показалось, что Крамаренко встрепенулся. Но голос его не дрогнул.

– Неудачное расположение, товарищ полковник, – четко ответил майор.

– Поясните.

– Линия охранения, она же обороны, была расположена в глубине рощи. За ней перелесок, который протянулся с северо-запада на юго-восток. Если противник и появится, то не со стороны леса, а будет двигаться по перелеску, проехать там, кстати, можно – поросль молодая и редкая. А противник в основном использует мобильные разведгруппы на мотоциклах и бронетранспортерах, в этом случае охранение окажется отсеченным от дивизии и предупредить о появлении противника сможет, только завязав бой…

Жуков слушал пояснение, а внутри все бурлило, ибо частично майор прав. Охранение выставлялось от возможных разведгрупп немцев. Подвижная разведка не учитывалась вообще. «А немцы в основном так разведку и ведут, – хмыкнул правнук. – Косяк, товарищ капитан».

– Таким образом, – продолжал пояснять майор, – терялось время на оповещение и приведение дивизии в должную боеготовность.

Полковник взглянул на Жукова, но промолчал. И так все ясно.

– Скажите, товарищ майор, а начштаба энского полка подполковника Хазина вы давно видели? – неожиданно спросил Воеводин, видимо решив ускорить задуманный сценарий.

– Три дня назад, товарищ батальонный комиссар. Перед тем ударом немцев.

– А военврача Толмачевского?

Лицо Крамаренко неожиданно посерело.

– Лидочка… – прохрипел он, пошатнулся, судорожно вздохнув, попытался расстегнуть воротничок. Не преуспел.

– Что с вами, товарищ майор? – спросил Колышкин.

– Ваша жена ведь в его мед… – начал одновременно Воеводин и замолк на полуслове.

Метаморфозы майора привели всех в некоторый ступор, ибо такого никто не ожидал. У всех на глазах Крамаренко будто бы постарел лет на двадцать. На ногах он не устоял, осев на лавку. Всем показалось, что его правая рука скользнула к кобуре. Зарубин с Березиным перехватили майора, схватив его за руки…

В этот момент в голове капитана что-то щелкнуло, будто кусочки мозаики сложились.

«Извини, дед!»

И капитан ринулся к Крамаренко.

«Что ты делаешь?» – возмутился Жуков.

«Не мешай!» – рыкнул правнук.

– Спирт! – выдохнул он, протягивая руку к Воеводину. – В кружку, быстро!

Тот отцепил свою фляжку и в протянутую Колышкиным железную кружку плеснул спирта.

– Пей! – сунул кружку майору Жуков.

Тот выхлебал спирт и осел тихо.

– Что это было? – спросил полковник. – Мне казалось, что… он застрелиться хотел, вражина?..

– Погоди, Иван Иванович… – остановил комиссар. – Не руби с плеча, сейчас все узнаем.

– Как же тут узнаешь? Его вон как развезло…

– Так, бойцы, выведите майора на воздух, – сказал капитан, вынимая ТТ из кобуры Крамаренко. – И до медиков сбегайте, пусть рядом будут.

Зарубин с Березиным вывели Крамаренко из палатки, капитан выглянул следом и увидел бойца, что следил за майором. Тот что-то сержанту тихо говорил. Ким при этом имел очень бледный вид. Увидев командира, сержант на ухо быстро поведал такое, что в голове стало неуютно.

– Ты кто?

– Красноармеец Лосев! – вытянулся боец.

– Заходи, Лосев.

А потом Жуков повернулся и пояснил командирам свои действия:

– Это настоящий Крамаренко. А почему мой сержант его не узнал и почему майор так себя вел, расскажет этот боец…

– …не знали, что немцы прорвали оборону на правом, – голос бойца подрагивал и звучал тихо. Было видно, что тяжело рассказывать. – Мы с командиром как раз в санбат раненых доставили. Лидия Ивановна, жена командира, как раз распределением занималась, она и приняла наших бойцов. Только мы отошли – крик, моторы ревут. Смотрим – танки немецкие из рощи выкатываются и как начали стрелять. Один прямиком на операционную палатку… смял ее… никто выскочить не успел. Никто. Ни Толмачевский, ни Шабалин… потом телегу с тяжелыми пулеметом расстрелял и гусеницами давить, а под ней Лида Крамаренко спряталась и… на глазах у командира… кричала… – боец вздрогнул, – до сих пор этот крик в ушах, а командир…

Окаменевшие командиры нервно сглотнули. В палатке казалось, воздух напряженно загустел.

– Гранат нет, бутылок нет. Патронов кот наплакал, не успели пополниться, думали на обратном пути… а немцы наших раненых расстреливают, давят, и ничего мы сделать не можем. На танки и смотреть страшно – в крови, на гусянках ошметки… А командир в рост стоит, страшно кричит и из пистолета по танкам садит. Танк выстрелил, взрыв, думали, все, пропал командир. Кинулся я к нему… не знаю, как удалось его вглубь рощи утащить. Чудом под пулеметы и гусеницы не попал. Как во сне все…

Я по роще версты три командира тащил. По пути несколько бойцов прибилось. Встали мы, смотрим друга на друга… как чумные. Упали. Лежим. И подняться сил нет. Прямо там и заночевали. Только спать боялись, а ну приснится бойня та…

Поутру командир очнулся. Не ранило его даже, только контузило. Сидит и воет. А мы и что делать не знаем. Потом ТТ свой достал и к голове… только обойма пустая, все по танку высадил. Мы пистолет-то отобрали, и патроны тоже, что остались… потом говорили с ним. Командир ведь, одни красноармейцы вокруг, ни одного сержанта даже нет. Вроде отошел командир. Повел он нас. Только иной раз плакал. Но мы понимающие, чего уж. Такое пережить… Потом к вам вышли, дальше вы знаете. Я лишь за товарищем майором приглядывал, чтобы не дай чего…

Боец тяжело вздохнул.

В палатке стало тихо. Лица командиров задумчиво-нервные, наверняка ставят себя на место майора. Вот комиссара даже перекосило, видно явственно представил себе танк, давящий людей. Майор тоже поморщился и даже вздрогнул. Лишь полковник задумчиво хмур. Жуков сам хотел представить, но не дал внук. И правильно, и так нервы не к черту.

– Ты иди, Лосев, – тихо сказал Жуков бойцу, – отдохни, за товарищем майором пригляди.

Пауза затягивалась. Колышкин, нервно расстегнув воротничок, смотрел в угол палатки. Воеводин вытирал вспотевший лоб платком.

– Да, увидеть такое не приведи… – прервал затянувшееся молчание Скоробогатов. – И все же малодушно стреляться…

– А не руби с плеча, Иван Иванович… – вновь остановил комиссар полковника. – Ни ты, ни я, никто не ведает, как повел бы себя в подобной ситуации. Это я тебе как коммунист говорю. Я многое повидал, и зверства тоже, когда басмачей по пустыне гоняли, но такого…

– Какого такого! – вспылил полковник. – У меня тут не пионерский лагерь. Дивизия… растрепанная, но дивизия! По факту людей на полтора батальона всего. Весь командный состав с штабными в боях… стрелковым батальоном лейтенант командует, думал майора на батальон поставить, а он стреляться. Вот ты умный человек, Петр Семеныч, скажи – что мне теперь делать с Крамаренко?

Воеводин вновь вытер вспотевший лоб платком.

– Майором я займусь, – выдохнул комиссар. – Кому как не политработнику мозги вправлять.

– Ты только не перестарайся, Петр Семеныч, – сказал Колышкин.

– А, не учи, – отмахнулся Воеводин. – Давить не буду, тут вдумчиво надо. А вы пока сами делом займитесь.

Комиссар вышел. Тем временем полковник и майор трофейную карту развернули и принялись изучать, а Жуков терпеливо ждал.

– Это выходит, Минск уже окружен? – растерянно сказал Колышкин. – А это не провокация?

– Нет, товарищ майор. В условиях наступления жертвовать командиром батальона глупо. И незачем. Считаю, что нам невероятно повезло. Карту командованию бы передать.

– Хорошо бы, – кивнул Скоробогатов и, глянув на карту, ткнул пальцем. – Только, если верить карте, мы в тылу у немцев.

– Да, товарищ полковник. Чуть южнее нас вторая танковая группа под командованием генерал-полковника Гудериана. А севернее вот эта, – Жуков показал на стрелку, что упиралась в Минск севернее, – третья танковая группа генерал-полковника Гота.

– Сколько у них танков?

– Четыре дивизии у Гота и пять у Гудериана.

– А у нас три БТшки всего, – произнес Колышкин. – И то приблудные…

– Это все оберст-лейтенант поведал?

– Да, товарищ полковник. Немец сыпал сведениями не скупясь. Видать, запугать хотел. Но в основном я выводы делал, изучив карту.

– Вот как! – поднял брови полковник.

– Да, именно так, – подтвердил Жуков. – Вы с немецкими тактическими обозначениями знакомы?

– Частично, – признал Скоробогатов, – но общее понимаю.

– Вот смотрите, – сказал Сергей, склонившись над картой и показывая на знак, – вот этот ромб обозначает танковое подразделение, а буквы и цифры номер и количество боеготовой техники.

– А почему такие обозначения только в одном месте, а не по всему фронту?

– По-видимому, штаб счел лишним вносить информацию для командира батальона вне действия его подразделения. Но по общим обозначениям можно вытащить многое, например, вот этот знак в виде флажка – штаб четвертой армии, а немец успел напеть про четвертую армию…

Командиры вдумчиво изучали обозначения.

– А расположение наших войск немцам известно, – заметил Колышкин. – Смотрите, все наши дивизии и корпуса обозначены. А это что? – И майор, показал на стрелочки с надписями, отмеченные карандашом.

– Это немцы пометили дороги, вдоль которых можно нанести удар или быстро перебросить резервы, – ответил Жуков и показал на значки. – Вот это шоссе, а тут вообще железная дорога, даже грунтовые обозначены. Что интересно, пропускная способность просчитана…

– Думаешь?

– Да, товарищ полковник. Немцы вообще предпочитают по дорогам передвигаться. Причем все подразделения в первом эшелоне моторизованные. Второй эшелон частично на машинах, лишь третий пешком. Но если надо, немцы могут быстро перебросить резервы в нужное место. Зная это, считаю наши боевые действия сейчас надо строить от природных препятствий. Это реки и болота. При вдумчивом подходе стрелковый взвод может надолго даже дивизию задержать.

– Ну, ты хватанул, капитан! – покрутил головой Скоробогатов.

– Нисколько, – возразил Жуков и показал на карту. – Вот смотрите. Река, бродов нет, русло глубокое. Берега топкие. Но имеется мост, который можно взорвать. И все, дивизия встала.

– На час максимум, – сказал Скоробогатов. – Наведут наплавной или мост починят. Полчаса-час.

– Время будет потеряно, товарищ полковник. У немцев все действия чуть ли не по минутам расписаны, а тут эффект песочных часов – через узкий проход по песчинке. Медленно. А теперь представьте, полк или даже дивизия – это песок, и они через узкий мост переправляются? Поскольку возможности обойти нет. И мост надо не только восстановить, укрепить надо, поскольку должен выдержать танк. Пусть еще на час задержались. Но тут час, там час. Сутки набегут. Темп наступления собьется. Будет время резервы подтянуть, подготовить контрудар…

Жуков умолк, а полковник задумался. Затем приподнял трофейную карту и взглянул на штабную. Там Жуков заметил стрелки, нанесенные карандашом. Они имели направление на Гродно. Тут заволновался правнук.

– Товарищ полковник. Хотели ударить на Солы? – спросил Сергей. – Там сейчас три пехотных и одна моторизованная дивизия…

– Да вижу уже, – буркнул Скоробогатов, недовольно взглянув на капитана. Он смотрел то на свою, то на трофейную карту, сравнивая данные.

«А что случится под Солами?» – поинтересовался Жуков у правнука.

«В районе Вишневец – Солы дивизия понесет очень большие потери, – ответил тот. – Практически ляжет вся. Но это если полковник решит атаковать, как мне известно. Если решит, то… – Сергей почувствовал, как к горлу подкатил нервный ком. – Представь – жители неделями закапывали павших бойцов. Потом со временем про захоронения забыли. Там начали строиться, например, тот же Вишневец буквально на костях погибших стоит».

Жуков помрачнел. «Если тебе станет легче – полковник выведет из окружения остатки, но сколько – не известно»[29]29
  Реальный факт – остатки дивизии под командованием полковника Скоробогаткина (прототипа героя) вышли в полосу 172-й стрелковой дивизии под Могилевом 15 июля 1941 года.


[Закрыть].

«Легче не станет…» – буркнул Сергей.

– Вот что, товарищ капитан, – сказал Скоробогатов. – Составьте записку о захвате оберст-лейтенанта, в ней укажите все, что успел вам сообщить пленный, и все ваши соображения. Их я приложу к трофейной карте. Надо ее командованию срочно передать.

– Записка объемная выйдет. Нужны листы или тетрадь.

– Возьмите тетрадь, – согласился полковник, – но займитесь этим немедленно. А мы тут еще подумаем…

Жуков вышел из душной палатки, расстегнул гимнастерку и с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Стало легче. Еще перекусить бы чего и поспать минуток так «шессот», как говаривал Головатый, большой любитель поспать. Но времени на это нет, надо заняться делом. Где этим заняться – вопросов не возникло, есть уже хорошее место – полуторка, недалеко от штабной, где они с Кимом сидели. Тенек и рядом со штабом. При необходимости найдут.

Не успел он устроиться у колес, как мимо просеменил красноармеец с полными ведрами воды.

– Боец, стой! Куда воду несешь?

– Лошадей напоить, товарищ капитан.

– Чистая?

– Колодезная. Пейте вот, – и боец поставил ведро.

Вода показалась Сергею самой вкусной, что когда-либо пил. Холодная, до ломоты в зубах, в животе заурчало, но это мелочи.

– Ух! – выдохнул Сергей, жмурясь от удовольствия. – Откуда тут колодец?

– Дык хутор тут рядом, товарищ капитан.

Красноармеец ушел, а Сергей вновь устроился под замаскированной полуторкой. Тут тень и относительно прохладно. Жуков выудил из планшетки тетрадь с карандашом. Тетрадь положил на планшет, карандаш завис в готовности…

О чем писать наперво? Хотелось записать все, но что важнее? Пока он шел по лесу, узнал о многом. Да, сведения о численности и составе немецких дивизий важны, так же как направления ударов, с «прогнозом» на три-четыре дня вперед. Почему не больше, Сергей прекрасно понимал, даже пояснять у внука не требовалось. Мало ли как командование РККА среагирует, гадай, что потом немцы предпримут.

Что важнее? Про план «Барбаросса» написать? Можно, хотя он уже «трещит по швам». Упомянуть план «Ост»? Очень хочется донести до руководства людоедские намерения фашистов. Прям руки чешутся. Кроме того, стоит упомянуть про приказы об отношении к захваченным пленным и судьбе евреев и политработников…

«Успокойся!»

Жуков почувствовал, что его трясет от злости. Надо же, как нервы сдали…

«Ты с направлений ударов начни и состава групп армий, – посоветовал правнук, – а также о взаимодействии танковых, пехотных и артиллерийских дивизий с поддержкой авиации. Потом, если время будет, и про “Ост”, и прочее напишешь».

Правнук прав, эмоции побоку. Мысли пришли в порядок, и карандаш заскользил по бумаге. Страница заполнилась быстро, перевернув, продолжил. Руку вдруг свело – давно не приходилось много писать. Размяв усталые кисти, Жуков вновь пишет. В животе урчит, но внимания на это никакого.

«Ты бы поел чего…»

«Успею, – отмахнулся Сергей, – успею».

Через полчаса капитан устало откинулся на колесо и принялся разминать усталые кисти. Боковым зрением заметил вышедшего справа Головатого. Лейтенант держал в руках пару котелков, один маленький, другой побольше, и с краюхой хлеба поверх. Головатый заметил Жукова, дохромал до полуторки и поставил котелки рядом.

– Вот, командир, пообедай. Тут каша и компот из ревеня. Кисленький.

– Антон, ты почему тут, а рана?

– А, – отмахнулся лейтенант, – ерунда – ляжку продырявило, кость не задело. Рану почистили и забинтовали. Сбежал. Ложка есть?

– Есть. Сам-то ел?

– Ага, успел перехватить.

Зачерпнув из котелка варева, Жуков сунул ложку в рот. Задумчиво прожевал, прикидывая то, что необходимо записать следующим. И уже приготовил карандаш, но распробовав кашу, понял, есть и одновременно записывать не выйдет. Глаза сами собой скосились в сторону котелка и хлеба, отвлекая от дела. Пришлось отложить писанину. Желудок урчал от удовольствия, Сергей хмыкал в унисон. Черт побери, как вкусно! Хлеб пах дымком, был нежен и мягок, будто испекли недавно. И где его Головатый нашел в лесу? Ах да, хутор недалеко. Похоже, штатные повара сговорились с хуторянами и напекли свежего хлеба. Пейзане еще и ревеня в огороде позволили нарвать. Котелок опустел влет. Кислый компот добил до сытости. Накатила истома, вместе с ней обострилась сонливость. Сергей с минуту боролся с желанием прилечь хотя бы на полчаса, но поняв, что может уснуть надолго, решительно поднялся и прошелся, разминая ноги и растирая лицо.

Головатый спокойно лежал под кузовом полуторки, одним глазом наблюдая за Жуковым.

– Ты бы тоже прикорнул, командир.

– Некогда, Антон, некогда. Дел полно. Вон, еще писать и писать…

– Пиши, а я посплю… – сказал лейтенант, отчаянно зевая. – Толкнешь, если что…

Жуков уселся к колесу, чуть подправил карандаш и продолжил писать. Вскоре рядом засопел Головатый. Припахать бы его к писанине, – подумалось, но сам и ответил: не выйдет. Собственноручно быстрее получится. А так хоть он пусть отдохнет, тоже постоянно на ногах…

Сергей заполнил уже полторы страницы, задумался…

– Воздух!

От неожиданности Жуков подскочил. Одновременно что-то глухо бумкнуло и раздался сдавленный мат. Ругался Головатый. Он тоже взбудоражился, но так как спал под машиной, спросонья вскочил и треснулся об днище кузова.

– Твою ж мать! – лейтенант выполз из-под машины и, держась за ушибленную макушку, закрутил головой. – И где воздух?!

Действительно – где? Как капитан ни всматривался в небо, ничего похожего на самолеты не видел. Повернулся к видневшейся установке ПВО. Наблюдатель, сидящий на березе, пристально смотрел в бинокль. Из штабной палатки вышли Скоробогатов, Колышкин и Воеводин.

– Группа самолетов с северо-запада, – доложил сержант-наблюдатель. – Движется в нашу сторону.

Командиры переглянулись. Колышкин что-то начал говорить. Воеводин согласно закивал.

– Огонь не открывать, – распорядился комдив, выслушав майора и политрука. – Если мимо пролетят.

Не успел Жуков удивиться команде, как сам понял – зенитный огонь сразу демаскирует расположение дивизии. А к движению она еще не готова. В голове вдруг возникло недоумение – правнук забеспокоился, однако пояснить пока ничего не мог. Попытался увидеть, что творится в небе, поднявшись на кузов полуторки, но не преуспел. Тогда он направился к наблюдателю.

– Что можешь про них сказать? – спросил он сержанта.

– Странно летят, – ответил тот, не отрываясь от наблюдения. – Пока непонятно.

– В чем странность?

– Обычно строем идут, а тут как бы роятся… – сержант примолк на миг. – Там наши! Наши там! Два или три наших истребителя!

«Твою же мать! – вдруг выругался правнук. – Мы идиоты! Дауны! Кретины! Лузеры!»

Жуков недоуменно завис.

«Ты чего?»

«Извини, дед, не сдержался. Просто понял, как мы – я и друзья, лопухнулись с тем, что важно командованию передать!»

«Как это лопухнулись? – удивился Сергей. – Все по делу, важное и необходимое!»

«Аэродромы же! – мысленно закричал правнук. – Аэро дромы! И их дислокация! Вот про что мы забыли! Ты понимаешь, как важна эта информация! Знать бы нашим командующим дислокацию немецкой авиации, нанесли бы удар по аэродромам, как бы легче стало! Ну, мы и лузеры!»

«А на карте их не было…» – задумался капитан.

«Конечно, не было! Зачем пехотному комбату знать дислокацию родной авиации? Ну-у-у, блин…» – досадливо протянул правнук.

Тем временем стало слышно гудение множества самолетов. Действительно, в воздухе шел жаркий бой. То, что это не налет, а бой, стало ясно всем. Красноармейцы перемещались по роще, ища возможность посмотреть. Гул усилился – значит скоро можно увидеть воздушное сражение воочию.

– «Мессеров» восемь, наших двое, – уточнил наблюдатель. – Вот же суки!

В роще движение практически прекратилось. Все замерли, вглядываясь в небо. Рой самолетов возник над головами внезапно. Пара И-16 отбивались от восьмерки «мессершмиттов». «Ишачки» постоянно виртуозно виражили, так как немцы атаковали беспрерывно, пользуясь подавляющим превосходством и преимуществом машин. Пока одна пара «мессеров» атаковала, остальные лезли в высоту и поочередно падали на советские истребители. И-16 летели рядом, один за другим, лихо уклоняясь от атак немцев, правда, ведомый «ишачок» немного отстал, имея за собой белесый след.

Подбили? Красноармейцы в роще затаили дыхание – очередная пара немецких истребителей падала на отстающего. И-16 качнулись в сторону, намереваясь свалиться в штопор, но ведомый вдруг мгновенно выровнялся, чуть приподнял нос и дал очередь по проскочившему немцу. «Мессер» вспыхнул огнем, полетели куски обшивки. Одновременно получил попадания и наш истребитель от ведомого немца. В роще сначала торжествующе взревели, но следом со злобой застонали. Из обеих подбитых машин вывалились черные точки, полетели вниз, затем появились белые купола парашютов. «Мессеры» тут же разделились – одна пара устремилась к куполу нашего летчика. И-16 тут же развернулся и атаковал «мессеры» в лобовую.

– Бей! Бей! – заорали в роще. – Бей их!

Капитан заметил командиров у палатки, тоже с напряжением наблюдающих бой в воздухе.

Тем временем огненные трассы перечеркнули небо. И вспыхнули два самолета. «Мессер», получив попадания, вдруг развалился на части, наш «ишачок» тоже вспыхнул, но продолжил лететь со снижением. Раскрылся еще один купол. Оставшиеся немцы начали заход на снижавшихся летчиков. В роще стоял мат и щелканье затворов, бойцы намеревались стрелять.

– Огонь! – рявкнул комдив, понимая, что медлить уже глупо.

Расчет М4 давно вел немецкий истребитель, и тут же оглушительно выдал очередь по самой ближней паре. «Мессеры» буквально сами влетели в трассу. 37-миллиметровые зенитки заговорили на мгновение позже. Грохнул винтовочный залп. Без команды. Будь в руках у капитана что-нибудь посолиднее ТТ, тоже бы стрелял. Так хотелось покарать ненавистного врага!

Один «мессер», получив попадание, крутанулся и упал за рощей. Второй, вспыхнув мотором, успел развернуться, но очередь зенитки распорола корпус пополам. Оставшиеся вражеские истребители мгновенно развернулись и буквально дали копоти.

«Подбиты, что ли?» – удивился капитан.

«Нет, – ответил правнук, – у мессершмиттов на форсаже выхлоп такой».

«Жаль…»

Тем временем комдив распорядился найти наших летчиков и захватить немецкого.