Текст книги "Сети судьбы. Первая любовь – как первый блин…"

Глава 3

Домой мы решили ехать через Новороссийск. Денег у нас было – только на бензин и на хлеб.

Через пару дней, отдохнув и накупавшись, мы решили съездить в Туапсе, чтобы починить головку цилиндра и закупить какой-нибудь еды.

Но сначала расскажу, как мы обустроились.

Мы же взяли с собой палатку «памирку», в которой вчетвером могли улечься бок о бок. Палатка была внутри выполнена каким-то белым, похожим на шелк, материалом и имела карманы на стенках.

Мы разбили её на небольшом холмике перед железнодорожным мостом, под которым был проход к морю. Неподалёку на горе располагался пионерлагерь. Заросшая кустарником по берегам речушка спускалась с этой горы, огибала наш холмик и впадала в море. На пол мы положили два надувных матраца, которые покрыли пледом. Перед палаткой была ровная травянистая площадка размером два на два метра. На ней мы разводили костерок для приготовления чая или чтоб пойманную рыбку зажарить. Романтика – ничего не страшно!

Ценные вещи, как и документы, мы отдавали на хранение своим знакомым в лагере.

Однажды, придя с моря, видим рядом с палаткой змею рыжего цвета и около метра длиной, толщиной сантиметра два с половиной – три. Взяв рогатину, я прижал её к земле и затем схватил за шею около головы. Она изворачивалась под пальцами так, что я еле удерживал её.

У пробегавших мимо местных мальчишек спросили, что это за змея. Те засмеялись и сказали, что она не опасная, а наоборот полезная, потому что питается ядовитыми медянками, а может, и гадюками. Это вызвало у нас удивление, ведь мы видели гадюк несколько раз – тонких, черного цвета, резво зигзагообразно поднимающихся по бетонным желобам, предназначенным то ли для отвода дождевой воды, то ли для осыпи земли с гор во время дождей. А эта лениво двигалась и даже называлась – слепец.

Мы поместили её в карман палатки, предварительно сунув туда пучок травы. Удивительно! Она спокойно приняла это своё спальное место и, свернувшись колечком, лежала там, не пытаясь уползти. А когда мы вернулись с моря и влезли в палатку, она высунулась сантиметров на семь. Так у нас появилась «охрана».

Рядом с мостом была остановка электрички, мы сели в поезд и отправились в Туапсе.

Город этот небольшой, в воздухе – запах нефти. У берега много кораблей, а в море плавали нефтяные пятна. Я даже и не знаю, был ли у них чистый пляж (может, сейчас уже есть?).

Первым делом мы нашли гаражи, где отдали в ремонт крышку головки цилиндра. Так как резьба была сорвана, нам предложили расточить отверстие под свечу на размер больше. Но такой свечи у них не оказалось, поэтому пришлось сделать отверстие шире на два размера и вкрутить свечу… не знаю, от огромного грузовика, наверное.

Накупив хлеба, мясных консервов, мы зашли в кафе. Там впервые увидели кофе с коньяком и с ликёром. Несмотря на жару, попробовали эти новинки. Ну и часа в четыре мы уже вернулись к себе в палатку. Не помню из-за чего, мы все переругались, и я в расстройстве, психанув, пошёл купаться.

Прыгнул в полуметровую волну и поплыл от берега, гребя от злости со всех сил, окуная голову в воду при каждом гребке. Не знаю, сколько я плыл. В конце концов устал и остановился. Небо, кстати, затянуло пеленой так, что всё оно было ровно-серым, солнце скрылось. Я оглянулся и не увидел берега. Во второй половине дня, как правило, море начинало волноваться. Я стал, выпрыгивая из воды насколько можно, искать глазами гористую береговую линию. И видел только ровный водный горизонт.

Тут я испугался не на шутку! Я стал беспрерывно выпрыгивать, и в какой-то момент мне показалось, что с одной стороны горизонт темнее, чуть контрастнее. Я рванул туда. Усталость дала о себе знать, да и плыть к берегу тяжелее. Кажется, что море затягивает. Время от времени я ложился на спину отдохнуть и всё смотрел, правильно ли плыву.

Когда достиг берега, сил у меня не осталось, и я просто плюхнулся на песок, спросив, сколько времени был в заплыве. Ребята ответили, что плавал я полтора часа.

Вечерами мы иногда поднимались в лагерь, до которого, по нашим подсчётам, было семьсот тридцать ступенек. Поднимались, когда там проводили вечера танцев, чтобы потанцевать с девушками-вожатыми под музыку из колокола.

Приходили туда и вожатые из соседних лагерей. А днём, на ярком солнце, на этих же ступенях можно было видеть греющихся змей. Чаще медянок – тонких, сантиметров 25—30, свернувшихся клубком коричневых тварей.

С Юрой мы любили плавать под водой. Порой плыли вдоль берега, на расстоянии около пятидесяти-семидесяти метров от него, и изучали подводный ландшафт, собирали ракушки. В какой-то момент перед нами открылась удивительная картина: целый пролёт широченных гранитных ступеней. И на них лежит красивая пёстрая ракушка. Мы одновременно нырнули, набрав воздуха, как обычно. Думали, что глубина метра четыре.

Ан нет! Мы и трети расстояния не проплыли. Когда ныряешь в маске, всё кажется ближе. Нырнули ещё, набрав воздуха побольше. Опять не достигли дна. А если бы вы знали, как на уши давит! У Юры из уха кровь пошла, и он не стал больше нырять. А я со всех сил рванул к ракушке, вытянул руку, чтоб схватить её, и не достаю, рука какой-то короткой кажется. Ещё гребок и ещё… Наконец-то схватил! А она оказалась такой маленькой, что зло взяло. Но зато чистенькая, красивая!

Домой мы решили ехать не через перевал, а по асфальту, через Новороссийск. Километров больше, зато по ровной дороге. Денег у нас было – только на бензин и на хлеб.

Пачку соли и бутылку подсолнечного масла нам дали в лагере. А по дороге, вдоль трассы, с обеих сторон – картофельные поля. Нет ничего вкусней жаренной на сковороде, на костре, молодой картошки!

Когда мимо проезжал «Икарус», казалось, нас затягивает в воздушную яму.

Один раз я разогнался до ста километров в час (как я уже говорил, мой мотороллер ехал хорошо на большой скорости), и вот – на обгон идёт очередной туристический монстр. Как только он меня обошел, я почувствовал, что меня буквально тянет за ним.

Мотор взревел, и скорость моего мотороллера стала увеличиваться так, что я стал обгонять «Икарус». Когда я поравнялся кабиной водителя, у него глаза сделались квадратными! И тут началось. Мы ехали рядом, пока я не увидел вдалеке встречную колонну грузовиков. Стал сбрасывать газ, а он – не сбрасывается! Как будто я и не кручу рукоятку.

Мотор так же ревёт, мотороллер мчится рядом с автобусом и весь дрожит. Как ни пытался сбросить рукояткой обороты, не получалось. Тогда я вынул ключ зажигания, будучи уверенным, что мотороллер заглохнет. А он не глохнет. Я понял, что от перегрева мотора происходит самовспышка. Пришлось просто тормозить и ножным, и ручным тормозами, чтобы отстать от «Икаруса» и съехать вправо от встречной колонны.

Получилось! И, как ни странно, мотор заглох! Мы съехали на обочину и стали ждать своих друзей, отставших на целых тридцать минут.

По дороге мы питались и разными фруктами из садов, мимо которых проезжали. Дважды ночевали в палатке, поставленной под каким-нибудь фруктовым деревом.

Ну а когда приехали в свой город, мой мотороллер опять выкинул фортель. Метров за двести до дома, переехав небольшую лужу, он заглох. Причина – попала вода в прерыватель, крышка от которого потерялась где-то на дороге.

В училище, наслушавшись наших с Юрой рассказов о Чёрном море, кто-то предложил съездить в этот лагерь маленьким оркестровым составом. Поиграть детям и вожатым на вечерах танцев. Отец списался с кем-то из работников пионерского лагеря, и там согласились принять четверых человек. В качестве оплаты – трёхразовое питание и ночлег.

Так что следующим летом мы опять съездили туда на пару недель. Попали на праздник Нептуна! Из водорослей соорудили себе туземную одежду – понатыкав их вокруг пояса в плавки, и парики сделали тоже из водорослей. Инструменты у нашего оркестра были такие: аккордеон, контрабас, акустическая гитара и труба.

Этим же летом тем же составом мы поработали в одном из ресторанов города.

Идею подал барабанщик, который там уже играл. Ему очень не нравились музыканты и их репертуар. Дело в том, что они были из симфонического оркестра и не отвечали манерой игры ресторанным требованиям. Все, кроме барабанщика, были уж очень «узконаправленными» в музыке. А он – фанат джаза! Когда он во время игры вставлял брэйки и так называемые сбивки – синкопированные удары, придающие драйв и экспрессию, все музыканты сбивались с ритма!

Они недолюбливали его за это и называли за глаза «дитя природы». Видимо, ещё и за то, что во время игры у него выражение лица было как у гориллы. И среди музыкантов города, где все его знали, он имел прозвище Форшлаг. Дома у него не было целой ударной установки, поэтому он тренировался в туалете на кастрюлях, накрытых материей. Ну а рабочий малый барабан был известной в то время английской марки Premier. И тарелки фирменные – Sultan, производства Ziljian.

Мы подготовили несколько модных в то время музыкальных номеров и пришли на прослушивание. Днём в ресторане народу не бывает, поэтому играли для директора и обслуги. Музыка им понравилась, тем более мы и выглядели, будучи студентами, веселее и энергичнее, против симфонистов пенсионного возраста.

Слушая постоянно радиоприёмник, настроенный или на «Голос Америки», или на «Би-би-си», я записывал на магнитофон новые танцевальные мелодии и потом перекладывал их на ноты. Так мы выучили появившийся тогда твист. Вечером ресторан был полон народу. Когда звучали медленные вещи: танго, вальс – половина зала шла танцевать. Но когда мы заиграли твист, сначала все удивлённо и с интересом просто смотрели на нас и слушали.

Вдруг в середину танцпола выходит молодая пара. Они танцевали так, как никто не умел, более того, никто раньше не видел таких движений! Крутящие бёдрами в ритме танца парень с девушкой собрали вокруг себя толпу зрителей – многие повставали из-за своих столиков. И тут, раздвигая народ, с криком: «Прекратите немедленно!» – к нам движется директор ресторана. «Я сейчас милицию вызову! – продолжает вопить он. – Пусть арестуют этих танцоров!» И накидывается нас с угрозой уволить за эту музыку. Я говорю ему, что это – обыкновенный фокстрот и что мы, музыканты, не отвечаем за то, кто как себя ведёт в зале. Больше за два месяца нашей работы в ресторане никто не рискнул повторить этот танец.

Часть четвёртая. Практика: направление «не туда»

Глава 1

Мы показывали билеты, размахивали руками, старались перекричать рёв двигателей.

Но человек в наушниках покачал головой.

Идём мы по улице с моей девушкой, свободные, закончившие учёбу. Лето, всё цветёт, а на душе какая-то далёкая смутная тревога. Вижу издалека, цыганка шагает навстречу. Я говорю своей любимой: «Давай попросим погадать!» – а она ни в какую. Отвечает, что если я хочу, то она подождёт в сторонке, и отошла к дереву, в тень.

Я направился чуть наперерез пешеходам, чтоб остановить цыганку. Та сразу согласилась погадать, если я «позолочу» ей руку. В кармане была мелочь, и я дал ей что-то. Цыганка глянула на мою ладонь и сказала, что у меня есть большая любовь, но что мы не поженимся. (Я ухмыльнулся.) И что меня ждёт «дальняя дорога и казённый дом». Фраза какая-то банальная, прямо из литературы! Но по тому, как в дальнейшем стала складываться моя жизнь, я понял, что эта цыганка и вправду обладала даром ясновидения. Ну как она могла всё знать?!

После окончания медучилища, как было принято при советской власти, нас стали распределять на так называемую практику. На три года работы в местах, где не хватало тех или иных специалистов.

Так вот, заходим мы с приятелем, с которым нас связывала не только учёба на зубоврачебном отделении, но и игра в нашем джаз-оркестре, к секретарю за направлениями.

Документы были готовы, не определён только наш конечный пункт назначения. Секретарь, печатая что-то на машинке, громко спрашивает у другой сотрудницы: «Э! Зоя! Ти гаваришь, Комсомольск-на-Амуре? Не Амурск?». Та отвечает: «Амурск – нет такой город! Пиши Комсомольск-на-Амуре!»

Через полчаса нам выдают конверты с проездными билетами на самолёт до Комсомольска-на-Амуре, подъёмными на дорогу и направлениями в облздравотдел.

Вот мы и стали самостоятельными.

Вот и дальняя дорога, которую цыганка нагадала!

Попрощались мы со всеми друзьями. А Мишке-дагестанцу я отдал ключ от мотороллера (предварительно согласовав с отцом), сказав, чтоб он забрал его себе на память и катался.

Наши девушки проводили нас на такси в другой город, до аэропорта, где садились большие лайнеры.

Начинались наши приключения!

Рейс был через Москву, где жили и его тётя, и моя. Поэтому в аэропорту Внуково по прилёте мы сдали свои большие чемоданы в камеру хранения, оформили транзитный вылет в Комсомольск-на-Амуре через четыре дня и налегке поехали в город к своим родственникам.

Приятель Гоша собирался купить себе в Москве импортный тромбон. Да и вообще: в столице столько разных соблазнов! В то время много чего было в дефиците. Те же мужские носки, обувь и прочее. Вот мы и накупили и по паре модных узконосых штиблет, и носков импортных, и всего другого. Пивка попили, погуляли. Гоша, как и хотел, приобрёл новенький чешский тромбон у какого-то музыканта из цирка.

Подъёмные деньги расходились легко, но мы знали, что через день-два будем уже на месте, на работе.

В день отлёта на такси приехали в аэропорт, забрали чемоданы из камеры хранения и стали ждать регистрации.

Был август месяц, стояла жара. Время регистрации уже пошло, а наш рейс не объявляют. Подождав ещё минут двадцать, мы подошли к справочной стойке.

А теперь представьте наши лица – рейс в Комсомольск-на-Амуре из другого аэропорта, из Домодедово!

Мы выскакиваем на стоянку такси, просим водителя войти в наше положение и жать на газ со всех сил. Он, кстати, пошёл нам навстречу, ехал так, что дух захватывало. Обгонял машины и слева, и справа.

Хорошо, что в 60-е годы машин было не так много, как сейчас.

Аэропорт Домодедово в 1960-х представлял собой небольшое здание, самолётов было раз, два и обчёлся.

Въезд на взлётную полосу тоже был, можно сказать, свободный – шлагбаум не автоматический, не охраняемый и всегда открыт. Водитель, видимо, не первый раз сюда заезжал, т. к. он очень лихо влетел под шлагбаум и направился к отдельно стоящему самолёту, можно сказать, под крыло, от которого уже начал отъезжать трап.

Перед носом самолёта стоял человек, от его больших наушников шёл провод к самолёту. Мужчина, жестикулируя, вёл переговоры с лётчиком. Мы выскочили из такси, стали показывать билеты, размахивать руками, стараясь перекричать рёв двигателей, просить вернуть трап.

Но человек в наушниках, побеседовав с пилотом и показав тому билеты, вернул их нам и отрицательно покачал головой. Да мы и сами увидели, как лётчик в белой рубашке с черным галстуком, в больших чёрных очках, лениво отрицательно покачал ладонью перед стеклом.

Это был удар!

Так мы думали.

Оформление на другой рейс и оплата штрафа за опоздание обошлись нам в тридцать процентов, кажется, от стоимости билета.

Мы отдали последние деньги, не считая нескольких рублей и мелочи.

А ведь мы не представляли, что будет дальше!

Уже строили планы, как на месте получим какой-нибудь аванс, и жизнь пойдёт!

Оказалось, как говорят, хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах.

Летели мы в Комсомольск-на-Амуре через Хабаровск, в котором должны были пересесть на другой, меньший по размеру, самолёт. В полёте нас не только кормили, но и предлагали целый ряд спиртных напитков. И курить можно было в салоне.

Такая обстановка, конечно, оживила наше потухшее настроение.

Аэропорт в Хабаровске был тоже не из больших, да ещё в поле, где не видно вокруг больше ни одного строения.

Стояла жаркая погода, и к вечеру появились тучи комарья. В самом здании, в так называемом зале ожидания, весь потолок и стены были сплошь покрыты насекомыми.

На улице невозможно находиться и несколько минут, чтобы не быть покусанным тучами кровососов.

Метрах в пятидесяти от здания – куча высохшего сена, которое и спасало вышедших на улицу покурить. Кто-то поджег это сено, и, стоя в дыму, можно было не отмахиваться и не бить себя по открытым местам.

Под утро объявили посадку для тех, кто летел в Комсомольск-на-Амуре.

Это был маленький, почти деревянный самолетик с квадратными, как в сарае, стёклами, дребезжащими в рамах, и двумя длинными, друг напротив друга, скамейками вдоль «салона», всего человек на восемь.

Летел он, в отличие от предыдущего лайнера, низко, метров триста-пятьсот над землёй. И нам было интересно смотреть на «бескрайнее море тайги». Летели из Хабаровска до Комсомольска-на-Амуре четыре часа. Приземлились в открытом поле, недалеко от какой-то будки. Позже оказалось, что за будку мы приняли здание аэропорта. До того оно было маленьким.

Ни автобусов, ни построек – до горизонта. Было три машины такси, за одно из которых мы, собрав последние рубли, и заплатили.

По дороге в сам город вкратце рассказали таксисту о своём положении, и он предложил отвезти нас к камере хранения, чтоб мы могли сдать багаж.

Камера хранения располагалось почти на берегу Амура. Это было одноэтажное здание с решётками на окнах. Хорошо, что платить полагалось уже при получении вещей, сумма зависела от срока хранения.

Город в то время представлял из себя кучки многоэтажных строений, расположенных в трёх-четырёх километрах друг от друга. Соединяла эти островки жизни трамвайная линия, берущая начало от Амура и шедшая через пустыри от одного комплекса домов к другому.

Видимо, такой проект предусматривал постепенную застройку, впоследствии она должна была соединять все участки.

Глава 2

Чиновница, вернув мне документы, произнесла, что мы не туда приехали. У нас направление в Амурскую область, а не в Комсомольск-на-Амуре…

Недолго думая, мы решили найти управление здравоохранения, чтобы предоставить дипломы и направления на работу.

К счастью, управление находилось в этом же районе, к которому относилась камера хранения. Мы без труда нашли это кирпичное здание и поднялись на последний этаж, где на табличке было написано: «Начальник здравотдела». Постучавшись, вошли. Пустая комната, видимо, для секретаря. Увидели ещё дверь. Опять постучались в мягкую обивку и, не услышав ответа, вошли.

В огромном кабинете за огромным столом, покрытым зелёным сукном, сидела заведующая здравотделом. Это была круглолицая женщина, грузная, в сером костюме, с короткой стрижкой.

Я, протянул ей два диплома и направления на работу.

Она долго изучала бумаги и вдруг, вернув мне документы, произнесла, что мы не туда приехали. Что у нас направление в Амурскую область. Что областным центром Амурской области является город Благовещенск, а не Комсомольск-на-Амуре…

Мы долго препирались с ней, доказывая, что это не наша вина, что мы ехали соответственно проездным билетам и что у нас совсем нет денег.

Она ответила: «Сами кашу заварили, сами и расхлёбывайте».

Гоша, выждав паузу, спросил, что нам делать, если у нас даже на еду денег нет, и не одолжит ли она нам какую-нибудь сумму.

К нашей радости, она полезла в сумку, очень долго копалась в ней, но, вынув пустую руку, произнесла, что, к сожалению, не взяла с собой ни копейки.

Да-а-а! Вот и устроились…

Вышли мы на улицу и побрели по городу, в растерянности, в тишине, не глядя друг на друга, но, уверен, думая об одном и том же. Мы пытались найти выход из ситуации. Да и голод не тётка, как говорят.

Мозги работали на всю мощь, и один вариант пришел в наши головы одновременно, когда на пути попалась телефонная междугородная будка.

Подсчитав мелочь, оставшуюся в карманах, мы поняли, что на две минуты разговора хватит. Нужно было спросить совета у зав. здравотдела Благовещенска. Пришлось возвращаться к той тётке, в здравотдел, и просить номер телефона. Уж в этом она нам не отказала. Порылась в бумагах и написала номер телефона начальника облздравотдела Амурской области.

Вернувшись к телефонной будке, мы набрали номер и с трепетом стали ждать. Представляете?! На том конце сняли трубку… но связь тут же прервалась. Набрали ещё раз. Как только я услышал внятное «Алло», скороговоркой выпалил ситуацию, начав с того, что мы – два зубных врача, имеющих направления на работу, что оказались по ошибке в Комсомольске-на-Амуре и т. д.

А на том конце повторяли всё время: «Что? Что? Не слышно!»

Последняя надежда и пропала. Монеты закончились.

Мы опять замкнулись и молча пошли куда глаза глядят. Так мы добрели до парка. Зашли в него и, т. к. погода была жаркая, сели в тенёк на траву и заснули.

Проснулись под утро. Я, посмотрел на Гошу и не узнал его. Дело в том, что когда комар кусал меня, появлялся только прыщик. А Гоша по своей комплекции был упитанным, даже полноватым, может быть поэтому каждый укус комара вызывал отёк.

А теперь представьте, что с ним было этим утром! Ведь всю ночь нас кусали комары, пользуясь тем, что мы вырубились, устав и измотав себе нервы за день. Гошиных глаз не было видно! Правда, он не чесался так ожесточённо, как я.

Мы рванули к Амуру, чтоб «смыть» с себя эти укусы. Здесь мы и решили, что надо «зайцами» отправиться на поезде до Благовещенска.

Мы не представляли, что это так далеко. Решили ехать ночью, забравшись в тамбур. А пока решили искупаться.

Наше впечатление об Амуре, честно говоря, было не из лучших.

После привычной кавказской горной реки, прозрачной, кристально-чистой, мы увидели огромную массу воды буро-коричневого цвета, медленно движущуюся справа налево.

Погода начала портиться, хотя небо по большей части оставалось синим. Из набежавшей тучи стал накрапывать дождик. На берегу были сложены какие-то строительные бетонные конструкции: плиты, куски больших керамических труб.

Раздевшись до трусов, мы спрятали свои рубашки, брюки, туфли в эти трубы и пошли в воду. Вода была тёплой, но из-за цвета вызывала какую-то брезгливость. И, хотя течение реки казалось очень медленным, в отличие от горных рек, плыть против него было непросто.

В середине река убыстряла ход, и было понятно, что если попасть туда, то вспять уже не поплывёшь.

В общем, искупавшись, мы вышли на берег. На берегу – ни одного человека. То ли дождя испугались, то из-за того что день будний, рабочий.

Зайдя за трубы, на всякий случай, чтоб нас никто не увидел, отжали свои трусы и стали одеваться.

Каково было наше удивление, когда мы обнаружили, что ни у меня, ни у Гоши не оказалось носков, которые мы вложили в туфли. Спёрли!

Хорошо, что камера хранения была рядом. Попросили наши чемоданы и достали новые, купленные в самой Москве, носки. Спросив у работника камеры хранения, как добраться до вокзала, мы пошли на остановку. Трамвай следовал прямо до вокзала, но путь оказался долгий.

Мы встали в конце вагона и, держась за поручни, делились впечатлениями о произошедших с нами событиях.

Вспомнили недобрым словом и тётю из здравотдела.

Беседуя, не замечали, что рядом стоит девушка и внимательно за нами наблюдает. Тогда она сама обратила на себя наше внимание, спросив: «Чтой-то вы, ребята, такие хмурые и злые?»

Девушка была симпатичная, опрятно одетая, поэтому мы поддержали беседу с ней, коротко поведав о нашей беде.

Сказали и то, что вещи в камере хранения и что сейчас мы намерены ехать «зайцами» до Благовещенска на ночном поезде.

Как я упоминал, город состоял из островков жилых комплексов, между которыми были поля. У одного из таких комплексов наша попутчица и вышла, пожелав нам удачи.

Прибыв на вокзал, первым делом мы отправились смотреть расписание поездов до Благовещенска. По карте увидели, что нам предстоит проехать два города: Хабаровск и Биробиджан, не считая нескольких небольших райцентров. Ознакомившись с расписанием, вышли на перрон стрельнуть у кого-нибудь сигарет и скоротать часы до ночи.

А было около четырёх дня, и до ночного поезда оставалось ещё много времени. Попросив сигарету у пассажира, сошедшего с прибывшего поезда, мы стали слоняться туда-сюда по перрону.

И вдруг – видим, что в нашу сторону бежит девушка, в которой мы узнаём свою трамвайную попутчицу!

Она, запыхавшись, скомандовала нам следовать за ней и по пути к трамваю поведала свой план.

Мы повиновались с первых команд, как загипнотизированные, почему-то не сомневаясь в правильности ее действий.

План заключался в следующем. Девушка оплачивает хранение наших чемоданов. мы забираем их и едем к ней домой. Оставляем у неё весь свой багаж бесплатно, на неограниченный срок. А когда решим все свои проблемы с обустройством, один из нас вернется и заберет вещи. Я, разумеется, спросил, не будут ли против её родители, на что она ответила, что уже согласовала с ними.

Так мы и поступили. Забрали всё из камеры хранения, еле втиснулись со всем скарбом в трамвай и так же еле-еле вылезли на её остановке.

В руках чемоданы, сумки, а у Гоши ещё и тромбон. Тащим всё это, а местный пожилой «парламент» из нескольких старушек, разинув рты, провожает нас недоумёнными взглядами.

Зайдя в подъезд, Ирина позвонила в квартиру на первом этаже. Дверь открыла её мама со словами: «Входите, горе-путешественники».

Мы сняли обувь, надели тапочки и прошли сначала в ванную, где могли побриться и умыться.

Проходя мимо одной из комнат, в полуоткрытую дверь увидели кабинет то ли писателя, то ли ученого, с множеством книжных шкафов, полок и с большим столом посередине, за которым сидел мужчина, похожий на ученого, пожилой, седовласый, с короткой белой бородкой – папа нашей спасительницы.

Не успели привести себя в порядок, как нас уже позвали к столу. Ужин был накрыт на кухне. Ирина мама, склонная к полноте женщина около 50 лет, уже налила нам по тарелке дымящегося борща, затем положила по паре котлет с картофельным пюре. На третье был компот или чай – на выбор.

Поблагодарив от всего сердца родителей, мы вышли на улицу в сопровождении Ирины и направились в сторону трамвайной остановки со словами: «Эх! По закону Архимеда, после сытного обеда надо б закурить».

Но, как я говорил, здесь был дефицит многих вещей, в том числе и табачных изделий. Ирина стала сожалеть, дескать, как она сразу не сообразила. И, попросив нас подождать, побежала домой.

Вернувшись, протянула каждому по сигарете, сказав, что папа больше не дал. Спасибо огромное и за это! Да и вообще за всё!

Попрощавшись с Ирой, мы сели в трамвай и доехали до вокзала.