Электронная библиотека » Яков Рабинович » » онлайн чтение - страница 18


  • Текст добавлен: 16 августа 2014, 13:10


Автор книги: Яков Рабинович


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

Шрифт:
- 100% +

«Дорогой товарищ Сталин!

…В коллективе следчасти хорошо знают, как я ненавидел врагов. Я был беспощаден с ними, как говорится, вынимал из них душу, требуя выдать свои вражеские дела и связи. Арестованные буквально дрожали передо мной, они боялись меня, как огня… Сам министр не вызывал у них того страха, который появлялся, когда допрашивал их я лично. Арестованные враги хорошо знали и ощущали на себе мою ненависть к ним, они видели во мне следователя, проводившего жесткую карательную линию по отношению к ним, и поэтому, как докладывали мне следователи, всяким путем старались избегнуть встречи со мной, не попасть ко мне на допрос… Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов…

В 1948 г. я первый при допросах арестованных выявил, что еврейские националисты проявляют интерес к нашим руководителям партии и правительства, и в результате в дальнейшем вышли на Еврейский антифашистский комитет… Узнав о злодеяниях, совершенных еврейскими националистами, я наполнился еще большей злобой к ним и убедительно прошу Вас: дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству…»[127]127
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 138.


[Закрыть]

До начала 1950 г. проводились интенсивные допросы и очные ставки обвиняемых, которым по распоряжению Абакумова в марте было официально заявлено о прекращении следствия по их делам. В последующие месяцы интерес руководства следственной части по особо важным делам к арестованным лидерам ЕАК заметно снизился. В это время все силы следственного аппарата МГБ были брошены на создание новой антисемитской мистификации – «дочернего» дела о шпионаже М. С. Айзенштадт-Железновой, Н. Я. Левина, С. Д. Персова и других, работавших в редакции ЕАК, и их «преступных связях» с руководителями «сионистской» группы, разоблаченной на Московском автомобильном заводе им. Сталина (о тех и других речь пойдет далее). В это же время Абакумов и его подручные активно подготавливали судебную расправу над арестованными партийными и государственными деятелями, принадлежавшими к так называемой ленинградской группировке.

До томившихся на Лубянке «еаковцев» просто не доходили руки. А может быть, не знали, что с ними делать: собранные «доказательства» их вины даже по тем временам не могли считаться серьезными, только в отношении Фефера, дело которого следствием не приостанавливалось, могли быть выдвинуты более или менее обоснованные обвинения, однако и они имели весьма сомнительную ценность, поскольку тот тайно сотрудничал с органами МГБ. Поэтому расследование дела ЕАК оказалось спущенным на тормозах.

Так продолжалось до середины 1951 г., когда в МГБ развернулась кардинальная чистка аппарата. Поводом к этой давно назревавшей пертурбации послужило письмо, направленное 2 июня Сталину подполковником следственной части по особо важным делам М. Д. Рюминым. В письме он обвинил руководство МГБ, и прежде всего министра Абакумова, в сознательном укрывательстве террористических замыслов националистов и вражеской агентуры, направленных против советского руководства[128]128
  На этот шаг Рюмина толкнули не только его феноменальный авантюризм, чрезмерное тщеславие и амбициозность, но и то, что в мае 1951 г. в Управлении кадров МГБ возникли сомнения в сведениях, сообщенных им ранее о своих родственниках. Началась проверка, и выяснилось, что при поступлении на работу в органы госбезопасности Рюмин скрыл свое «социально чуждое» происхождение: отец до революции был богатым скототорговцем, а тесть в годы Гражданской войны служил в армии А. В. Колчака. Встревоженный этим разбирательством, грозившим ему в лучшем случае увольнением с работы, Рюмин нашел выход для себя в клеветническом доносе на Абакумова.


[Закрыть]
. Помимо прочего, Рюмин уличал шефа тайной полиции в том, что тот намеренно свернул расследование дела антисоветской молодежной организации «троцкистского типа», известной как Союз борьбы за дело революции (СДР). В этот союз, возникший в августе 1950 г., входили ученики старших классов школ, студенты-первокурсники, в основном дети репрессированных евреев. Возглавлял СДР 18-летний студент-историк Б. В. Слуцкий, опиравшийся на актив своих единомышленников, к числу которых относились В. Л. Фурман, Е. 3. Гуревич, С. С. Печуро, Г. Г. Мазур, И. И. Аргунская, М. А. Улановская, Ф. М. Воин, И. Л. Ванников, Н. Е. Уфлянд, А. Е. Рейф и др. В январе – марте 1951 г. все они были арестованы. Тогда выяснилось, например, что Гуревич, не довольствуясь выпуском антиправительственных листовок, неоднократно предлагал совершить террористический акт против Маленкова, видя в нем главного виновника бед, обрушившихся на евреев. И вот деятельность такой «преступной организации», как отмечал Рюмин, Абакумов пытался представить как безобидную игру детей в политику. С этой целью в марте 1951 г. по его указанию был подготовлен для отправки в ЦК «обобщенный» протокол допроса «главаря» СДР Слуцкого, из которого изъяли показания последнего о готовившихся акциях террора. В начале 1952 г. Военная коллегия приговорила Слуцкого, Фурмана и Гуревича к расстрелу, одиннадцать их подельников получили по 25 лет лагерей, а двое – по десять лет.

Донос был воспринят в Кремле так, как будто его там уже давно ждали. Возможно, что он и появился на свет с подачи Сталина и при активном участии Берии и Маленкова, давно мечтавших расправиться с ненавистным им Абакумовым[129]129
  Чтобы установить полный контроль за В. С. Абакумовым и его ведомством, Г. М. Маленков еще 31 декабря 1950 г. лично подписал (это практиковалось в редких, исключительных случаях) постановление Политбюро об освобождении М. Г. Свинелупова от должности заместителя министра государственной безопасности СССР по кадрам и назначении на нее В. Е. Макарова, до этого работавшего заведующим Административным отделом ЦК ВКП(б). Тем же постановлением на Макарова были возложены «обязанности по наблюдению за работой партийной организации органов МГБ» (РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 177. А. 10).


[Закрыть]
. Берия и Маленков вошли в комиссию, образованную Политбюро, и занялись расследованием деятельности руководства МГБ. По их докладу Сталин подписал 11 июля закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в МГБ СССР». А на следующий день Абакумова, обвиненного также в присвоении трофейного имущества, вывезенного из Германии, личной нескромности, моральном разложении и других прегрешениях, арестовали и отправили в следственный изолятор МВД СССР «Матросская Тишина». За решеткой тогда оказались почти все его заместители и тесно связанные с ним руководители структурных подразделений МГБ, и прежде всего следственной части по особо важным делам.

13 июля 1951 г. взяли под стражу Л. Л. Шварцмана. Этот бывший следователь, еще в 30-е гг. сделавший себе карьеру за счет фальсификации дел журналиста М. Е. Кольцова, руководителя комсомола А. В. Косарева и других расстрелянных узников, сам, оказавшись на их месте, повел себя на допросах более чем странно. Явно под воздействием психического расстройства он «сознался», что участвовал в убийстве С. М. Кирова, имел сексуальные контакты не только с собственным сыном, дочерью и министром Абакумовым, но даже с послом Арчибалдом Кларком Керром, проникнув однажды ночью в английское посольство. Шварцман также признал, что с 1945–1946 гг. он являлся убежденным еврейским националистом, а позднее возглавил группу единомышленников, сформировавшуюся из сотрудников правоохранительных органов. С подачи безумного следователя в центральном аппарате МГБ были арестованы как сионисты-заговорщики руководящие работники 2-го Главного управления С. Г. Павловский, Н. М. Бородин, Л. Ф. Райхман, заместитель начальника Особого бюро Н. И. Эйтингон (один из руководителей операции по убийству Л. Д. Троцкого в 1940 г.), А. Я. Свердлов, завербованный на работу в НКВД еще в середине 30-х гг., когда был арестован по делу о так называемой молодежной контрреволюционной организации, заместитель начальника 1-го Управления М. И. Белкин (будучи в 1949 г. начальником находившегося в Вене Управления контрразведки МГБ Центральной группы войск Советской армии, являлся одним из главных организаторов показательного процесса над министром иностранных дел Венгрии Ласло Райком), начальник отдела «Д» Арон Палкин и др. К членам группы причислили и заместителя начальника следственного отдела Управления контрразведки Московского военного округа Л. Е. Иткина.

В Прокуратуре СССР по подозрению в принадлежности к организации еврейских националистов арестовали наблюдающего прокурора при органах МГБ А. П. Дорона.

21 сентября 1951 г. Шварцман показал на допросе, что поддерживал преступную связь с бывшим работником Прокуратуры СССР Л. Р Шейниным, которого якобы долгое время спасал от ареста как члена своей организации[130]130
  Это утверждение Шварцмана было самооговором. Не ему, а Рюмину 11 марта 1949 г. под пытками Шимелиович дал показания о том, что Шейнин активный националист и друг Михоэлса. В подтверждение своего обвинения Шимелиович сообщил, как летом 1948 г. он, находясь на даче у Шейнина в Серебряном Бору, услышал от него якобы высказывания о том, что хорошо бы переехать в Израиль, где можно было бы прожить оставшиеся годы спокойно, без страха, не думая о завтрашнем дне. Привел Шимелиович и другие факты, подтверждающие националистический характер убеждений Шейнина, в том числе написание им в соавторстве с братьями Тур (Тубольский и Рыжей) пьесы «Кому подчиняется время», в которой рассказывалось о том, как в одном из литовских гетто в годы войны действовала подпольная группа во главе с часовщиком Рубинштейном. Эта пьеса была поставлена в Театре им. Вахтангова и имела успех. Когда же Шейнина арестовали, то ее, а также некоторые другие драматические произведения Шейнина («Дело Бейлиса», «Очная ставка») следствие использовало как «доказательства» его преступной деятельности. Шейнина заставили признать, что он возглавлял националистическую группу евреев-драматургов, в которую входили К. Я. Финн, А. А. Крон, Ц. 3. Солодарь и др.


[Закрыть]
.

20 октября Шейнина взяли под стражу, освободили же только в конце 1953 г. Виновника его заточения – Шварцмана – расстреляли в начале марта 1955 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Пострадали бывший заместитель Шейнина по следственному отделу Прокуратуры СССР И. М. Брославский и другие его коллеги. В частности, в августе 1951 г. был снят с должности старший помощник генерального прокурора М. Ю. Рогинский, принимавший в 1946 г. участие в Нюрнбергском процессе как заместитель главного обвинителя от СССР; в декабре та же участь постигла заместителя начальника отдела по надзору за органами милиции М. 3. Альтшуллера, а в январе 1952 г. – прокурора отдела по спецделам М. Я. Львова и др.

Поскольку при активном участии Рюмина выяснилось, что националистическая группа в МГБ, «боясь разоблачения со стороны своих сообщников в ЕАК (Лозовского, Фефера и др.), всячески замазывала их дела», этого ловкого следователя в чине подполковника Сталин назначил не только руководителем следствия по «сионистскому заговору», но и начальником следственной части по особо важным делам. Потом он даже пожалует ему генеральское звание и сделает заместителем министра госбезопасности СССР.

Таким образом, Рюмин пожинал весомые плоды своей рискованной интриги. Демонстрируя служебный пыл, он пересматривает затянувшееся дело ЕАК и придает ему новый импульс. На основании его докладной записки вновь назначенный министр госбезопасности С. Д. Игнатьев 24 августа подготовил письмо на имя Маленкова и Берии, в котором сообщил, что «почти совершенно отсутствуют документы, подтверждающие показания арестованных о проводившейся ими шпионской и националистической деятельности под прикрытием ЕАК». Прежнее руководство МГБ, как утверждалось, не придавало должного значения изучению показаний арестованных, хотя в них содержится немало фактов о разведывательной деятельности американцев. Новый министр государственной безопасности заверял кремлевское начальство, что с прежней бездеятельностью его предшественника теперь покончено и до конца будут раскрыты шпионские связи «еврейских националистов»[131]131
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 143.


[Закрыть]
.

19 января 1952 г. следствие по делам бывших руководителей ЕАК официально возобновилось. И в соответствии с заданной схемой разоблачения якобы существовавшего в СССР разветвленного шпионского заговора американо-сионистской агентуры началась подготовка закрытого судебного процесса. Проводились заключительные допросы арестованных, а также различные экспертизы по определению степени секретности и идеологической направленности материалов служебного и литературного характера, в свое время подготовленных и изданных подследственными, а теперь фигурировавших в качестве доказательств их преступной деятельности. Все эти процедуры осуществлялись с грубейшими нарушениями даже тех условных правовых норм, которых хотя бы формально и показушно придерживались на первом этапе следствия в 1949–1950 гг.

Чтобы придать будущему суду характер масштабной политической акции, 5 марта 1952 г. из общей массы было отобрано пятнадцать дел. Их объединили в одно, причем главным критерием для этого стало наличие в биографиях подследственных фактов, связывавших их тем или иным образом с заграницей. В общее следственное делопроизводство вошли материалы, касавшиеся С. А. Лозовского, И. С. Фефера, И. С. Юзефовича, Б. А. Шимелиовича, Л. М. Квитко, П. Д. Маркиша, Д. П. Бергельсона, Д. М. Гофштейна, В. Л. Зускина, Л. Я. Тальми[132]132
  Работник Совинформбюро, журналист-переводчик Леон Тальми, продолжительный период проживший в США и являвшийся членом американской партии социалистов, был арестован самым последним – 3 июля 1949 г. Он не принимал активного участия в деятельности ЕАК, однако понадобился МГБ для подкрепления версии об американо-сионистском заговоре.


[Закрыть]
, И. С. Ватенберга, Э. И. Теумин, Ч. С. Ватенберг-Островской, Л. С. Штерн и С. Л. Брегмана, которые в общей сложности составили 42 тома протоколов и других документов.

31 марта Рюмин утвердил обвинительное заключение, в котором деятельность пятнадцати арестованных по делу ЕАК квалифицировалась как измена родине. 3 апреля министр Игнатьев направил этот документ Сталину, Маленкову и Берии.

В сопроводительном письме, составленном Рюминым, говорилось: «Представляю Вам… копию обвинительного заключения по делу еврейских националистов – американских шпионов – Лозовского, Фефера и других, докладываю, что следственное дело направлено на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР с предложением осудить Лозовского, Фефера и всех их сообщников, за исключением Штерн, к расстрелу. Штерн сослать в отдаленный район страны сроком на десять лет».

Таким образом, судьба арестованных руководителей Еврейского антифашистского комитета была предрешена задолго до вынесения приговора.

Начало работы трибунала, именуемого в официальных документах закрытым заседанием Военной коллегии Верховного суда СССР, было намечено на 8 мая. В тот день в 12 часов дня в зал клуба МГБ им. Ф. Э. Дзержинского вошли судьи, под конвоем ввели обвиняемых, и в присутствии следователей и других работников госбезопасности состоялось открытие процесса. Председательствовал на суде генерал-лейтенант юстиции А. Чепцов, членами военного суда назначили генерал-майоров юстиции Л. Дмитриева и И. Зарянова, секретарем – старшего лейтенанта М. Афанасьева. Заседания проходили без участия представителей государственного обвинения, защиты и вызова свидетелей.

Оглашенное на суде обвинительное заключение полностью признали только Фефер и Теумин, категорически отвергли – Лозовский, Маркиш, Шимелиович и Брегман, остальные согласились с ним частично.

С самого начала суду приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы хоть как-то прикрыть несостоятельность обвинения, построенного в основном на фальсификациях. Еще в ходе предварительного следствия, когда Лозовского пробовали уличить в передаче американскому журналисту Гольдбергу секретного материала института № 205[133]133
  Научно-информационный институт при Отделе внешней политики ЦК ВКП(б).


[Закрыть]
о внешней политики Англии, тот резонно потребовал приобщить этот материал к делу. Однако Рюмин приказал этого не делать, ведь секреты были явно «липовыми». Допрошенный в ходе судебного заседания бывший начальник этого института Н. Н. Пухлов заявил, что обзор внешней политики Англии был составлен на основании сведений, опубликованных в иностранной печати, и не является секретным[134]134
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 147.


[Закрыть]
. Тем не менее суд признал это обвинение обоснованным и полностью доверился результатам экспертиз, проведенных в ходе предварительного следствия.

По сути дела, суд был лишь фикцией, формальной акцией, срежиссированной МГБ по заказу Сталина. Как впоследствии утверждал председатель Военной коллегии Верховного суда СССР А. А. Чепцов, еще до начала процесса министр госбезопасности Игнатьев и его заместитель Рюмин сообщили ему, что по их докладу на Политбюро было принято решение о расстреле всех обвиняемых, кроме Штерн[135]135
  Там же. С. 149.


[Закрыть]
. Однако Чепцов сомневался. Ему казалось, что этот выскочка Рюмин, бравировавший особым доверием к нему Сталина и подмявший под себя мягкого по характеру и неопытного в делах политической полиции Игнатьева, блефует. Опытный профессионал, прошедший в Военной коллегии почти все ступени служебной лестницы – от старшего делопроизводителя в 1926-м до полученной в 1948 г. от В. В. Ульриха должности ее председателя, Чепцов не мог не возмущаться тем, с какой откровенной бесцеремонностью Рюмин относился к процедуре суда, да и к нему лично. Мало того что все подсудимые в перерывах между заседаниями Военной коллегии подвергались психологической и физической обработке со стороны следователей, Рюмин, пользуясь тем, что суд проходил в помещении на Лубянке, установил в совещательной комнате судей подслушивающие устройства. Чтобы как-то нейтрализовать тотальный контроль МГБ, Чепцов перевел отдельные закрытые допросы подсудимых, свидетелей и экспертов в здание Военной коллегии на улице 25 Октября.

Окончательно убедившись вскоре, что дело ЕАК расследовано весьма поверхностно и построено в основном на сфальсифицированных или извращенных фактах, он в июле 1952 г. прервал процесс и решил возвратить дело на доследование. Тем самым схватка с всесильным Рюминым оказалась неизбежной. В поисках защиты Чепцов стал обращаться к руководству различных властных структур: генеральному прокурору Г. Н. Сафонову, председателю Верховного суда СССР А. А. Волину, заместителю председателя Комиссии партийного контроля М. Ф. Шкирятову, председателю Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Швернику, заведующему Административным отделом ЦК ВКП(б) Г. П. Громову, секретарю ЦК П. К. Пономаренко. Все сочувствовали ему и в один голос заявляли, что решить этот вопрос может только Маленков.

Встреча с Маленковым вскоре состоялась. На ней присутствовали Рюмин и Игнатьев. Выслушав доводы Чепцова в пользу доследования дела и его сетования на беззакония Рюмина, тут же, впрочем, парированные последним, Маленков заявил: «Что же вы хотите, нас на колени поставить перед этими преступниками? Ведь приговор по этому делу апробирован народом (?! – Авт.), этим делом Политбюро ЦК занималось три раза. Выполняйте решение Политбюро!»[136]136
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 150.


[Закрыть]

Круг, что называется, замкнулся. В словах Маленкова явственно звучала воля Сталина. Чепцову и его коллегам-судьям оставалось только как дисциплинированным солдатам партии исполнить указание вождя.

Пройдет несколько лет, и 15 августа 1957 г. Чепцов, тогда уже находясь в отставке, направит министру обороны СССР Г. К. Жукову пространную записку, в которой в благоприятном для себя свете изложит свои действия во время процесса над членами ЕАК.

Демарш опытного и искушенного советского юриста, подписавшего в свое время не один смертный приговор по делам «еврейских буржуазных националистов», не был случаен.

Когда в конце июня 1957 г. Маленков, подвергшись на пленуме ЦК острой критике за участие в «антипартийной группе», был выведен из состава Президиума ЦК и отправлен в ссылку в Восточный Казахстан руководить электростанциями, Чепцов не мог не насторожиться.

Тот же Г. К. Жуков, ставший в те дни членом Президиума ЦК, в самой резкой форме будет изобличать на пленуме Маленкова как ближайшего помощника Сталина в организации послевоенных репрессий в стране[137]137
  На июньском 1957 г. пленуме ЦК генеральный прокурор Р. А. Руденко спросил Маленкова, докладывал ли он Сталину о просьбе Чепцова доследовать дело ЕАК? На что Маленков ответил: «Все, что он сказал, я не посмел не сказать Сталину» (Исторический архив, 1994. № 1. С. 59).


[Закрыть]
. Неожиданная схватка в кремлевских коридорах власти представлялась Чепцову благоприятным шансом отмежеваться от когда-то всесильного, а теперь потерпевшего политический крах вельможи и переложить на него собственную вину за прошлые преступления режима. И вот, используя эту возможность, Чепцов теперь пытался убедить Жукова в том, что в деле ЕАК он руководствовался исключительно стремлением «установить объективную истину» и боролся против «беззаконий Рюмина». Однако после смерти Сталина в ходе предпринятого тогда расследования преступлений Рюмина бывший следователь по делу ЕАК П. И. Гришаев заявил, что со слов последнего ему известно, как «во время разбирательства дела ЕАК т. Чепцов обращался в инстанцию, где говорил о недостатках и нарушениях, допущенных по делу, однако… т. Чепцов критиковал это дело не за то, что оно вообще сомнительно, а за то, что арестованные не разоблачены и корни преступлений не вскрыты»[138]138
  Костырченко Г. В. В плену у красного фараона. Политическое преследование евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 151.


[Закрыть]
.

Так или иначе, но по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР от 11–18 июля 1952 г. Лозовский, Фефер, Юзефович, Шимелиович, Квитко, Маркиш, Бергельсон, Гофштейн, Зускин, Тальми, Ватенберг, Теумин, Ватенберг-Островская получили высшую меру наказания – расстрел. Только Л. С. Штерн посчастливилось остаться живой. Ее приговорили к лишению свободы сроком на три года и шесть месяцев с последующей высылкой на пять лет в город Джамбул в Казахстане.

Проходивший по делу Еврейского антифашистского комитета бывший заместитель министра государственного контроля РСФСР Брегман из-за слабого здоровья (порок сердца, больные почки, сосуды и т. д.) не выдержал испытаний и 16 июня 1952 г. был помещен в бессознательном состоянии в санчасть Бутырской тюрьмы. В связи с этим 9 июля Военная коллегия приостановила рассмотрение его дела, которое было выделено в отдельное производство. 23 января 1953 г. Брегман скончался в тюремной больнице от «упадка сердечной деятельности»[139]139
  Костырченко Г. В. В плену у красного фараона. Политическое преследование евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 152.


[Закрыть]
.

Суровый приговор ни в коей мере не соответствовал тем сформулированным в нем «преступлениям», за которые он был вынесен. Например, артист Зускин был признан виновным в том, что «вместе с Михоэлсом ставил в театре пьесы, в которых воспевались еврейская старина, местечковые традиции и быт и трагическая обреченность евреев, чем возбуждали у зрителей-евреев националистические чувства; направил в Америку ряд статей националистического характера о состоянии искусства в СССР». Еврейский писатель Квитко был расстрелян за то, что, «возвратясь в СССР в 1925 г. из-за границы, примкнул в гор. Харькове к националистической еврейской литературной группировке “Бой”, возглавлявшейся троцкистами. Являясь в начале организации ЕАК заместителем ответственного секретаря комитета, вошел в преступный сговор с руководителями комитета и содействовал им в сборе материалов об экономике СССР для отсылки их в США»[140]140
  Костырченко Г. В. В плену у красного фараона. Политическое преследование евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 152.


[Закрыть]
.

После процесса все осужденные направили в Президиум Верховного Совета СССР просьбы о помиловании, категорически отрицая свою вину. Однако они были отклонены Политбюро, и 12 августа 1952 г. приговор был приведен в исполнение.

Дело Еврейского антифашистского комитета – это только видимая часть айсберга репрессий. Менее известную, как бы подводную его часть составляло множество других дел, сфабрикованных МГБ в связи с разгромом этой организации. По этим «дочерним» делам было репрессировано в общей сложности 110 человек, из них десять человек были расстреляны, двадцать – приговорены к 25 годам исправительно-трудовых лагерей, трое – к двадцати годам, одиннадцать – к пятнадцати годам, пятьдесят – к десяти годам, двое – к восьми годам, один – к семи годам, двое – к пяти годам, один – к десяти годам ссылки, пятеро умерли в ходе следствия; в отношении других пятерых человек дела были прекращены через какое-то время после их ареста[141]141
  Костырченко Г. В. В плену у красного фараона. Политическое преследование евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 152.


[Закрыть]
.

Среди пострадавших, обвинявшихся в шпионаже, сионизме, националистической деятельности, значительное большинство составляли деятели еврейской национальной культуры, разгром которой пришелся на конец 1948-го – начало 1949 г.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации