Текст книги "Почему евреи не любят Сталина"
Автор книги: Яков Рабинович
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)
Прочтите эти свидетельства – это крохи, но это крохи правды. Правды об уже выданных кому-то ордерах на наши квартиры, о неожиданных назначениях, о бараках без света и тепла… И о том, как мы не хотели верить этой правде.
Житель Иерусалима Яков Айзенштат:
– Мои личные воспоминания о том зловещем феврале не вошли в книгу, но я прекрасно помню, как это надвигалось. Мы жили в доме, заселенном работниками МГБ. Двумя этажами выше жила женщина по фамилии Чугунова (ее муж и сын работали в МГБ). Однажды она привела к нам своих родственников, и они начали осматривать нашу квартиру. Они заявили, что скоро нас выселят и квартира достанется им.
Житель Хайфы Феликс Яковлевич Гальперин, литератор и журналист:
– Это произошло в Киеве, через несколько месяцев после смерти Сталина. Дворничиха нашего дома подрабатывала уборщицей в помещении райвоенкомата. К нашей семье она относилась весьма дружелюбно: я в порядке дружеской услуги занимался с ее сыном русским языком и литературой, мальчик «не тянул» по этим предметам. Так вот однажды, примерно через неделю после появления в «Правде» сообщения о том, что врачи невиновны и оправданы, она встретила во дворе моего тестя Самуила Абрамовича Старосельского. «Слышь, Абрамыч, читал, что у газетах пишут? Оклеветали, значит, дохторов-то, а? Шо думаешь про це?» Тесть мой был человек осторожный и ответил весьма сдержанно, дескать, говорить нечего, в «Правде» зря писать не станут, суд наш справедливый, разобрались, все выяснили, а иначе и быть не могло. Вера – так звали дворничиху – криво ухмыльнулась: «Еще как могло, Абрамыч, еще как могло!» – «О чем ты?» – не понял Самуил Абрамович. «А вот о чем, – дыхнула ему в лицо перегаром собеседница. – Ты ведь знаешь, шо я в военкомате прибираю. Ну! Так вот, еще у феврале, помню, мету я коридор ихний, а Жулин Васька, ну ты знаешь его, из соседнего дома, с военкомом балакае. Я, говорит, боевой офицер, ордена имею, чотыри медали, два ранения, а живу як последняя скотина, в приймах. Брат в своей квартире комнату выделил, так там я, супруга Мария Опанасовна, да теща моя, тай ще малых двое. До каких же пор это терпеть? А военком ему отвечает, шо погоди трошки, лейтенант, повремени. Вуде у тоби своя жилплощадь. Скоро квартир у Киеве освободится много, и тебя не забуду. Я уже на твое имя ордер заготовил. Вот он. И, слышь, Абрамыч, берет он какую бумажку и читает Ваське вслух. А то ордер квартирный. Как он до адреса дошел, я и удивилась. Улица Красноармейская, дом 40, квартира 6, две комнаты 38 метров…» – «Но это же наша квартира! – воскликнул тесть. – Ведь мы живем там. Как же возможно?!» – «Вот и я подумала: как же можно в занятую квартиру людей селить. Значит, освободить ее хотели». – «Как это освободить? А нас куда?» Вера внимательно посмотрела на тестя: «Эх, Абрамыч, а говорят, шо вы народ дюже умный». И добавила: «Все могло иначе быть… ежели б батько не помер».
Свидетельство жительницы Иерусалима Сусанны Н.:
– Мой муж, подполковник Марк Н., в 1948 г. окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского, получил диплом с отличием и, по существовавшему положению, должен был быть зачислен в адъюнктуру при академии. Но ни он, никто другой из евреев-отличников адъюнктом не стал, а всех направили в различные воинские части и военные НИИ. А в 1952 г. мужа из авиационного НИИ под Москвой неожиданно перевели в Читу, в Забайкальский военный округ. Он считал, что ему еще повезло, поскольку других сослуживцев-евреев просто уволили из армии. Я тогда работала в Москве, в Академии Жуковского. И как только мужа перевели в Читу, тут же получила предписание освободить московскую квартиру. Следует сказать, что квартира эта была записана не на мужа, а на меня. Квартиру я не освободила, а к мужу решила съездить. Перед самым отъездом ко мне пришла пожилая пара. Они сказали, что слышали о том, что я собираюсь навестить мужа в Чите, и поэтому хотят попросить меня о небольшом одолжении – передать посылку их сыну-офицеру. Знали они, что служит он в Забайкальском военном округе, а отыскать его особого труда не составит: Чита – не Москва, и человек с фамилией Рабинович, да к тому же офицер, должен быть известен половине города. Я взялась эту просьбу выполнить и отправилась в путь.
Приехала в Читу, встретилась с мужем, и тут же выяснилось, что жить в Чите семейной жизнью очень трудно – в городе было очень голодно, продуктов почти не было, и единственное, что оставалось, – это питаться в гарнизонной столовой. На мое счастье, я как жена военнослужащего, находящаяся в законном отпуске, имела право на прикрепление к армейскому пищеблоку. И вот, придя в столовую и увидев множество военных, вспомнила о данном мне поручении и спросила у сидевших за столом, не знакомы ли они с офицером по фамилии Рабинович. Ответом мне был дружный хохот.
Оказалось, что в Чите нет ни одной воинской части, в которой не было бы офицера с такой фамилией. Более того, во многих частях офицеров Рабиновичей было несколько. И что самое удивительное – оказались они здесь в самое последнее время. Раньше они служили в разных округах европейской части СССР и в частях, расквартированных в Восточной Европе. И вдруг, в последние несколько месяцев, все они получили одинаковые предписания о переводе в Забайкальский ВО. Понятно, что среди офицеров появилось не только множество Рабиновичей, но и носителей иных, не менее характерных фамилий.
А весной 1953 г., еще до смерти Сталина, один из приятелей моего мужа, начальник местного гарнизона, свозил меня посмотреть на то, что, по его словам, должно было стать постоянным местом жительства для новоприбывших офицеров-евреев и их семей. В получасе езды от Читы, среди сопок, стояли дощатые бараки. Каждый такой барак длиной был метров в сто пятьдесят. И помню, что меня тогда так поразило: ни к одному бараку, ни ко всему этому «военному городку» не была подведена ни одна линия электропередачи. И водопровода не было. Вообще никаких коммуникаций…
А вот как выразил свои чувства по поводу депортации поэт Абрам Кацнельсон:
О люди! Люди небораки!
Чи знали ви, що «вождь»
в Кремлі
замислив: з дошок збить
бараки
на скупй кригою землі
На Півночі, щоб евреі
були там зігнані з всіеі
імперії. А іх мільйони
(і я мав бути серед них).
Вже готували ешелони
на коліях на запасних.
Та врятував, напевне, Бог,
бо враз верховний кат подох.
О, люди! Люди-бедолаги!
Знали ли вы, что «вождь» в Кремле
задумал: из досок сбить
бараки на скованной льдом земле
на Севере, чтобы евреи
были туда согнаны со всей
империи. А их миллионы
(и я был должен быть средь них).
Уже готовили эшелоны на запасных путях.
Но спас, наверное, Бог, сразив верховного, —
палач подох.
О непосредственных причинах, приведших к смерти Сталина, существует много версий. Среди них и та, что принадлежит историку А. Авторханову. Мы приведем ее потому, что она касается нашей темы, хотя и не считаем ее достаточно обоснованной. Согласно этой версии, как она опубликована немецкой газетой «Вельт», 1 марта 1953 г. происходило заседание Президиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Л. Каганович, требуя от Сталина создания особой комиссии по объективному расследованию «дела врачей» и отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации всех евреев в отдаленную зону СССР.
Кагановича поддержали все члены старого Политбюро, кроме Берии. Это необычное и небывалое единодушие показало Сталину, что он имеет дело с заранее организованным заговором. Потеряв самообладание, Сталин не только разразился площадной руганью, но и начал угрожать бунтовщикам самой жестокой расправой. Однако подобную реакцию на сделанный от имени Политбюро ультиматум Кагановича смутьяны предвидели. Знали они и то, что свободными им из Кремля не выйти, если на то будет власть Сталина. Поэтому приняли и соответствующие предупредительные меры, о чем Микоян заявил бушующему Сталину: «Если через полчаса мы не выйдем свободными из этого помещения, армия займет Кремль!» После этого заявления Берия тоже отошел от Сталина. Предательство Берии окончательно вывело Сталина из равновесия. Вождь не успел вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания. Только в шесть часов утра 2 марта к Сталину были допущены врачи.
Интересно, что Сталин умер 5 марта 1953 г. Именно на этот день пришелся великий праздник еврейского народа Пурим. Безусловно, то, что случилось, можно назвать случайным совпадением. Однако почему это произошло именно в Пурим – годовщину счастливого избавления евреев от гибели в Персидском царстве? И нет рационального ответа на это загадочное совпадение…
К сожалению, и в наши дни находятся «идеологи», пытающиеся представить планы Сталина как «вынужденную необходимость». Вышедшая в Киеве книга Владимира Нилова так и называется «Сталин. Вынужденная необходимость». Размышляя о причинах сталинской вакханалии против евреев, автор делает, мягко скажем, довольно странные выводы.
Приведем дословно его высказывание:
«Сталин в своем рвении оградил страну от “пятой колонны” потенциальных предателей… Сажали не по индивидуально доказанной вине, а по принадлежности к тому слою общества, который в тот момент считался неблагонадежным и в потенции предательским. Массовый террор скорее вредил, но в основе его всегда лежали государственные соображения, а не личная жестокость диктатора. После войны он считал, что США стали для России врагом № 1, преследующим те же цепи, что нацистская Германия: расчленение России и уничтожение ее государственности. Вот почему он решил отправить евреев, имевших многочисленных родственников на Западе и особенно в США, в Сибирь на поселение, а также устранить их с руководящих постов как потенциально опасных для безопасности страны. Он даже отправил жену Молотова, Полину Жемчужину, в концлагерь, но это был не нутряной антисемитизм, а именно государственные соображения»[232]232
Нилов В. Сталин. Вынужденная необходимость. Киев, 1999. С. 48.
[Закрыть]. Согласно В. Нилову, евреи страны, которые самоотверженно боролись против фашизма, стояли насмерть вместе со всеми народами Советского Союза, превратились в послевоенный период в «пятую колонну», которую необходимо было убрать и сгноить в дебрях Сибири.
Автор рассматриваемой книжки, как оракул, предвещает, что только далеким потомкам откроется смысл и значение происходящего, но мы, отстоящие всего на полтора поколения от дня смерти Сталина и всего на десять лет со дня падения Советской власти, находимся в уникальной ситуации, которая позволяет сделать выводы, по крайней мере предварительные, о его правлении (по-моему, они давно уже сделаны мыслящими политологами, и возврата к прошлому быть не может. – Авт.). Что касается нынешнего так называемого демократического режима, утверждает Владимир Нилов, то он «есть не прорыв в будущее, а возврат к восьмидесятилетнему прошлому – к февралю 17-го года с его свержением исторической монархии, либерально-демократическими лозунгами и анархией, развалом империи и армии, подчинением Западу. Все это, как в дурном сне, повторилось в многократно ухудшенном виде в наши дни. Мы отброшены в прошлое, из которого советский период русской истории смотрится как будущее, как земля обетованная»[233]233
Там же.
[Закрыть].
В 1994 г. в Москве вышла в свет большая (400 страниц) книга российского историка Г. В. Костырченко «В плену у красного фараона. Политические преследования евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие». Книга имеет и подзаголовок – «Документальное исследование». Действительно, в отличие от всех ранее писавших на эту тему, Г. В. Костырченко использовал большой документальный материал из строго секретных архивов ЦК КПСС и КГБ СССР. Эти материалы находятся теперь в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории, Государственном архиве Российской Федерации, Центральном архиве Федеральной службы контрразведки и Президентском архиве.
Обследуя эти хранилища, автор не обнаружил там документальных подтверждений версии о готовившейся депортации советских евреев. Он квалифицировал ее тогда как предположение, которое будущие исследования должны подтвердить или опровергнуть.
В 1998 г. в Германии состоялся симпозиум по теме «Поздний сталинизм и “еврейский вопрос”». В нем приняли участие известные специалисты по этой проблематике из России, Израиля, ФРГ, Чехии, Польши и Венгрии. Организовали симпозиум кельнский Институт по изучению стран Центральной и Восточной Европы и кафедра современной истории стран региона при католическом университете Айхштетта. Со стороны России в нем приняли участие Геннадий Васильевич Костырченко (Институт российской истории РАН) и доктор исторических наук профессор Владимир Павлович Наумов (секретарь Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте Российской Федерации). Их «дуэль» и стала центральным событием симпозиума.
Г. В. Костырченко повторил свой главный аргумент: мы не имеем до сих пор официальных документов о подготовке депортации. Между тем если бы документы существовали, то обязательно всплыли бы, сколь секретными они ни были. У такой точки зрения есть свои резоны. Вспомним: даже столь одиозные, опасные для репутации советского коммунизма документы, как секретный протокол к советско-германскому пакту о ненападении от 23 августа 1939 г. с картой раздела Польши или протокол заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. с поручением НКВД ликвидировать находившихся в советских лагерях пленных польских офицеров, не были уничтожены. В течение многих лет существование их официально отрицалось, но после краха коммунизма в 1991 г. эти документы нашли в Президентском архиве среди бумаг с грифом «Особая папка».
Следующий аргумент Г. В. Костырченко: заявления таких осведомленных в тайнах сталинской политической кухни функционеров, как Л. М. Каганович и П. А. Судоплатов, что они ничего не слышали о подобном плане. Этот аргумент нам представляется не столь убедительным. Каганович, который вообще обходит, отрицает или выгораживает сталинские злодеяния, в данном случае выразился так: «При мне разговора на эту тему не было», подчеркнув, что в число самых близких к Сталину лиц тогда уже не входил (см. в кн.: Чуев Ф. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. М., 1992). Тем более последнее относится к Судоплатову. Возглавляя в 1951–1953 гг. Спецбюро МГБ по разведке и диверсиям, нацеленное против «врага внешнего», он мог быть и не в курсе акции, задуманной на самом верху против «врага внутреннего».
Еще менее убедительными кажутся другие доводы автора. А именно: что для осуществления депортации недостаточно было указания сверху, нужно было предварительно изменить действующее законодательство, легализировав антисемитизм так, как это было сделано в гитлеровской Германии в 1933–1941 гг. Более того, нужно было изменить официальную идеологию, «которая, вопреки шовинистическому давлению сталинизма, сохраняла еще романтику большевистского интернационализма, идеологию, которой чужды были национальная дискриминация и тем более расизм». А для проведения в жизнь столь глубоких и масштабных изменений требовалось время, которого Сталину не хватало. К тому же «практически все ближайшие соратники вождя наблюдали за его юдофобскими упражнениями с растущим напряжением, не без основания опасаясь, что все это может обернуться впоследствии сведением счетов с ними».
Что можно сказать по этому поводу? Показной интернационализм коммунистической идеологии не стал препятствием для депортации 14 (!) советских народов, не потребовалось для этого и изменений действующего законодательства. Депортации мотивировались политически, соображениями безопасности и пр. Нет сомнения, что и для депортации советских евреев нашлись бы «веские» основания: враждебность их делу социализма (именно так, по словам Ю. Борева, мотивировалась высылка евреев в книге Д. И. Чеснокова); то, что «каждый еврей-националист – потенциальный агент американской разведки» (согласно записи тогдашнего заместителя представителя Совмина СССР В. А. Малышева, так выразился Сталин на заседании Политбюро ЦК КПСС 1 декабря 1952 г.).
Что касается психологической подготовки крупномасштабной акции против евреев, то она велась, по меньшей мере, с 1949 г. (кампания против «космополитов»). Пропагандистская истерия, развязанная в связи с «делом врачей», привела, по оценке Г. В. Костырченко, к «взрыву плебейского антисемитизма», в котором агрессивность, желание посчитаться с «убийцами в белых халатах» слились с паническим, животным страхом перед ними. У многих эти чувства переносились на евреев вообще (по принципу «все они такие»). Психологическая почва для массового – «всенародного» – приятия широкомасштабных карательных мер была, таким образом, налицо.
Г. В. Костырченко, однако, полагает, что неодобрительное отношение ближайшего окружения и бурная реакция Запада на «дело врачей» вынудили Сталина осознать, что он «загнал страну в идеологический и политический тупик», и начать поиск выхода из положения. Признаки этого российский историк усматривает в свертывании после 20 февраля 1953 г. пропагандистской кампании вокруг «дела врачей» и подготовке Агитпропом ЦК письма на имя Сталина от имени самых известных советских евреев.
Текст этого письма, впервые опубликованный журналом «Вестник» (Москва, 1997, № 1), как оказалось, не содержит просьбы о переселении евреев. В письме говорится: вопреки усилиям врагов, «подавить у евреев сознание высокого общественного долга советских граждан… превратить евреев России в шпионов и врагов русского народа и тем самым создать почву для оживления антисемитизма, этого страшного пережитка прошлого… русский народ понимает, что громадное большинство еврейского населения СССР является другом русского народа». Кончалось письмо совсем неожиданно – просьбой разрешить издание газеты, предназначенной «для широких слоев еврейского населения в СССР и за рубежом».
Конечно, в письме резко осуждались все тогдашние официальные враги – «врачи-убийцы», американский империализм, международный сионизм, Израиль, с которым СССР порвал дипломатические отношения. Однако нельзя не согласиться с Г. В. Костырченко: приведенные ранее фразы действительно расходятся с содержанием и тоном предшествующей пропаганды. В любом случае данный текст не ложится в схему версии о предстоящей через пару дней, недель или месяцев депортации советских евреев.
Соответственно и мотивы, по которым И. Оренбург и ряд других лиц отказались подписать это письмо, оказываются иными, нежели утверждали сторонники указанной версии (считалось, что эти люди отказались ходатайствовать о «добровольном переселении»). По отношению к Оренбургу это можно считать установленным публикацией его обращения к Сталину в том же номере журнала «Вестник».
Общий вывод Г. В. Костырченко по интересующему нас вопросу звучит так. В 1949–1953 гг. в «еврейских кругах возникает трагическое чувство безвыходности и отчаяния, обусловленное атмосферой растущего антисемитизма. Этому ощущению в известной мере благоприятствовала и традиционная еврейская ментальность, сформированная тысячелетним опытом преследований, постоянного ожидания национальной катастрофы. Способствовали ему и свежие воспоминания об изгнании целых народов, обвиненных во время войны в сотрудничестве с врагом». Неудивительно, что «запуганное сознание еврейского населения было пропитано самыми мрачными предчувствиями», вплоть до ожидания поголовной высылки в Сибирь. Хотя, полагает автор, такого рода планов у власти в то время не было.
Профессор В. Наумов возразил Г. Костырченко прежде всего по главному пункту – отсутствию документов, подтверждающих подготовку депортации. Да, сказал он, на сегодня таких документов в нашем распоряжении нет. Но они еще могут найтись. И фонды Президентского архива, и документы бывшего КГБ обследованы далеко не полностью. И если даже документов такого рода не найдут, то это не значит, что их и не было, ведь их могли и уничтожить. Документы не уничтожались? Ну, как сказать, есть, в частности, свидетельства о том, что осенью 1954 г. из архивов ЦК и МК КПСС и ЦК КПУ было изъято и уничтожено много документов, компрометировавших Н. С. Хрущева (об этом говорилось на июньском Пленуме ЦК КПСС 1957 г.).
Что касается решения высшей инстанции о переселении евреев, до которого дело не дошло, то В. Наумов привел в своем выступлении в Айхштетте факт, значение которого, на наш взгляд, трудно переоценить. Оказывается, депортация ряда народов Северного Кавказа была оформлена постановлениями ГКО СССР postfactum, когда операция по выселению сотен тысяч людей, сопровождавшаяся уничтожением на месте всех, кого невозможно было вывезти, по существу закончилась. Руководившие ею уполномоченные ГКО Круглов, Кобулов, Аполлонов действовали на основе устных предписаний.
В. Наумов считает установленным, что списки лиц, подлежащих депортации из Москвы, у властей имелись. Они были составлены по указанию городского и районных комитетов партии под наблюдением органов МГБ. Что касается мест размещения, то он обратил внимание на принятое в январе 1953 г. постановление Политбюро о строительстве огромного – на 150–200 тыс. человек – лагеря для «особо опасных иностранных преступников». Поскольку лиц этой категории в советских тюрьмах и лагерях было тогда значительно меньше, возникает вопрос: кто должен был заполнить этот новый остров ГУЛАГа? Заметим, однако, сразу: проектная вместимость нового лагеря даже отдаленно не соответствовала тогдашней численности евреев в СССР. К тому же «наказанные народы» размещались не в лагерях, а среди местного населения отдаленных районов. Ссылку на то, что высокопоставленные функционеры не слышали о планах депортации, В. Наумов отводит, напоминая, что с конца 30-х гг. Сталин все чаще принимал важные решения единолично, не ставя о них в известность даже тех, кто непосредственно отвечал за соответствующий участок работы. Характерный в этом смысле пример: начальник Генштаба РККА маршал Б. М. Шапошников узнал о вторжении советских войск в Финляндию в 1940 г. из газет, находясь в то время в санатории.
Мнение, что Сталин не имел свободы действий в вопросе о депортации евреев в силу позиции своего окружения, главный оппонент Костырченко квалифицирует как «иллюзию».
Утверждение, что евреев невозможно было бы выселить из-за их разбросанности по территории европейской части СССР, В. Наумов парирует ссылкой на прецедент: все крымские татары и греки, проживавшие вне Причерноморья, были, однако, отысканы и присоединены к соплеменникам.
Таковы на сегодня основные аргументы и контраргументы сторон в этом затянувшемся споре. Как видно, у обеих есть довольно веские и серьезные доводы. Тайна, о которой говорится в заголовке настоящего раздела книги, пока остается не раскрытой окончательно. Будем надеяться, что поиски и исследования в конечном счете позволят это сделать.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.