Текст книги "Почему евреи не любят Сталина"

В поисках управы на «зарвавшегося» замминистра госбезопасности Чепцов и дошел до Маленкова. Однако узнав от того об уже вынесенном Сталиным смертном приговоре по «делу», судья мгновенно «прозрел» и, взяв под козырек, принял его к неукоснительному исполнению.

В развитие этого сценария можно также предположить, что пребывавшим в неведении Чепцовым манипулировали Берия и некоторые другие высокопоставленные аппаратчики, недовольные благоволением Сталина к Рюмину. И не исключено, что именно они главным образом и спровоцировали Чепцова на конфликт с Рюминым, стремясь таким образом «раскрыть» Сталину глаза на этого, в их восприятии, авантюриста, выскочку и никудышнего профессионала.

Между тем наряду с «делом ЕАК» стали пересматриваться и другие групповые «еврейские дела», однако далеко не по всем из них реабилитация носила полный и однозначный характер.

Летом – осенью 1995 г. прокурорской проверке подверглось принятое в ноябре 1950-го решение Военной коллегии Верховного суда СССР в отношении сорока одного арестованного руководящего работника Московского автозавода имени Сталина, одиннадцать из которых были расстреляны. Хотя с осужденных по этому делу были сняты политические обвинения (создание на заводе еврейской националистической группы, шпионаж в пользу США и т. п.), однако инкриминировавшиеся им хозяйственные злоупотребления ревизии не подверглись и остались в силе. Руководившие проверкой «дела ЗИС» Руденко и председатель КГБ И. А. Серов доложили Хрущеву, что главный обвиняемый по «делу» А. Ф. Эйдинов (расстрелянный бывший помощник директора ЗИС И. А. Лихачева) «группировал вокруг себя лиц преимущественно еврейской национальности из числа руководящих и инженерно-технических работников, которые в силу своих корыстных и карьеристских побуждений отрицательно влияли на работу и допускали расхищение государственных средств». В результате некоторые старые обвинения против Эйдинова и ряда его подельников были либо переквалифицированы в менее тяжкие, либо вообще оставлены без изменения, а по «не снятым» обвинениям было предпринято переследствие. И только в начале 1990-х осужденных по «делу ЗИС» реабилитировали полностью[331]331
  Государственный антисемитизм в СССР. С. 364–369.


[Закрыть].

По такой же схеме «постепенной» реабилитации было пересмотрено и «дело о группе еврейских националистов» в руководстве Кузнецкого металлургического комбината, по которому во исполнение приговора Военной коллегии Верховного суда СССР от 18 сентября 1952 г. были казнены четыре человека и еще четыре были приговорены к длительным срокам лишения свободы. По определению Военной коллегии от 26 мая 1956 г. из этого «дела» были «по вновь открывшимся обстоятельствам» изъяты как недоказанные такие обвинения, как создание на предприятии «антисоветской националистической организации», сбор «секретных сведений» для США. Притом что другие старые обвинения (в «экономических» преступлениях) не были сняты, а лишь смягчены переквалификацией в менее тяжкие. Впрочем, это не помешало тогда же амнистировать и выпустить на свободу всех тех, кто продолжал в ГУЛАГе отбывать срок, полученный по «делу». Полная реабилитация этих выживших произошла через год, 25 мая 1957 г., когда приговор 1952 г. был целиком отменен «за отсутствием состава преступления»[332]332
  Там же. С. 378–385.


[Закрыть].

Особенно драматично протекала реабилитация по «делу «Союза борьбы за дело революции»», по которому в феврале 1952 г. были осуждены шестнадцать студентов и старшеклассников еврейского происхождения, в том числе трое – к высшей мере наказания. Ревизуя его, Военная коллегия Верховного суда СССР хоть и признала в апреле 1956 г. безосновательной прежнюю квалификацию «СДР» как террористической организации, тем не менее подтвердила, что та являлась «контрреволюционной», занимавшейся антисоветской пропагандой и агитацией.

Вот почему из всех осужденных только двоих тогда реабилитировали полностью, а остальных – частично. Правда, всем выжившим в лагерях (одиннадцать человек) предоставили свободу, снизив срок наказания. Радикальному пересмотру дело подверглось лишь в июне 1989 г., когда постановлением пленума Верховного суда СССР все обвинения по нему были «за отсутствием события и состава преступления» безоговорочно отменены[333]333
  Государственный антисемитизм в СССР. С. 502–519.


[Закрыть].

На этом фоне правового консерватизма в переоценке старых судебных решений по «преступлениям еврейских националистов» полная реабилитация восьми бывших руководителей Еврейской автономной области, приговоренных в феврале 1952 г. к длительным срокам лишения свободы (семерым дали по двадцать пять лет каждому, а одному – десять лет), произошла на удивление легко. 28 декабря 1955 г. Верховный суд СССР постановил: приговор трехлетней давности отменить, а «дело за отсутствием состава преступления производством прекратить».

Все восемь осужденных сразу вышли на свободу. А уже в феврале 1956 г. (в дни работы XX съезда КПСС) главный фигурант по этому «делу» А. Н. Бахмутский – бывший первый секретарь обкома ВКП(б) ЕАО – даже был восстановлен в партии[334]334
  Там же. С. 223–232.


[Закрыть].

Литературное еврейское возрождение

Основная причина трудного возрождения еврейской литературы в СССР состояла в том, что Хрущев проводил предпринятую им ревизию сталинизма крайне дозированно. Публичному осуждению подлежали главным образом репрессии покойного вождя в отношении деятелей партии, да и только «правоверных», тех, кто никоим образом ему не противостоял, а, напротив, был всецело предан, став невинной жертвой политического заклания. Неудивительно, что, придерживаясь такого селективного подхода в предании гласности фактов сталинского террора, власти предпочитали держать в тайне и результаты реабилитационных расследований по делам репрессированных «еврейских националистов», в том числе и еврейских литераторов.

Впрочем, этот дефицит публичности обусловливался не только нежеланием властей «выпячивать» прежние грехи системы, но и тем немаловажным обстоятельством, что руководство ССП продолжало в значительной мере оставаться под влиянием Софронова, Грибачева и других недавних активных борцов «с еврейским засильем» в советской литературе. Ведь именно они приветствовали в феврале 1949 г. ликвидацию объединения еврейских писателей, где «орудовали нусиновы, феферы, маркиши, квитко, галкины». И во многом вследствие их старании преследование еврейских литераторов и «космополитов» набрало такую инерциальную силу, что даже смерть Сталина далеко не сразу ее застопорила. 24 марта 1953 г. Фадеев, Сурков и Симонов направили секретарю ЦК Хрущеву пространную записку «О мерах Секретариата Союза писателей по освобождению писательских организаций от балласта», в которой докладывали об осуществленном и запланированном исключении из ССП в общей сложности 22 литераторов, в подавляющем большинстве евреев. Правда, через три дня завотделом пропаганды и агитации ЦК КПСС Кружков списал эту бумагу в архив[335]335
  Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 30–34.


[Закрыть], видимо уже тогда будучи «в курсе» того, что очень скоро выпустят на свободу «кремлевских врачей-вредителей» и реабилитируют Михоэлса.

Одним из следствий начавшейся бериевской «микрореабилитации» стало то, что во вновь изданных произведениях отечественной художественной литературы стала изредка «проскальзывать» еврейская тематика. В вышедший в 1953 г. 27-й том академического издания сочинений А. М. Горького вошла его речь на первом съезде ССП в 1934 г. с позитивными оценками творчества Х.-Н. Бялика (1873–1934) и Шолом-Алейхема (1859–1916)[336]336
  «Разрешите напомнить, что количество народа не влияет на количество талантов. Маленькая Норвегия создала огромные фигуры Гамсуна, Ибсена. У евреев недавно умер почти гениальный поэт Бялик и был исключительно талантливый сатирик и юморист Шолом-Алейхем» (Горький А. М. Собр. соч. Т. 27. М., 1953. С. 341). В 1921 г. Горький посодействовал выезду X. Н. Бялика и других писателей-гебраистов за границу.


[Закрыть]. Этот факт можно считать существенным прорывом, особенно учитывая, что из версток предыдущих томов этого тридцатитомного издания цензурой были изъяты «Легенда о еврее», статья «По поводу кишиневского погрома», тексты речей «О евреях», «О Бунде», публицистика рубежа 1920-1930-х гг. с осуждением антисемитизма[337]337
  Летом 1949 г. заместитель заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) А. Ф. Ильичев вызвал к себе бывшего литературного секретаря Горького и редактора его издававшегося собрания сочинений И. А. Груздева и приказал ему немедленно сдать в архив Института мировой литературы АН СССР хранившиеся у того рукописи статей Горького, которые должны были войти в запрещенный к опубликованию сборник «О евреях» (РГАСПИ. Ф. 17. Он. 132. Д. 230. А. 46–48).


[Закрыть].

В тогда же формировавшийся второй том собрания сочинений другого отечественного классика, В. Г. Короленко, был включен рассказ «Броня Мендель». В следующем, 1954 г. после пятилетнего перерыва возобновилось издание на русском языке прозы еврейского классика Шолом-Алейхема, 50-тысячным тиражом «Детгиз» выпустил его повесть «Мальчик Мотл». В 1955-м в переводе Е. А. Евтушенко были напечатаны в журнале «Новый мир» два стихотворения А. А. Вергелиса (1918–1999). А в 1956-м вышли в свет уже переводы тринадцати книг еврейских авторов.

Начавшаяся с конца 1955 г. реабилитация еврейских авторов – как расстрелянных и погибших в заключении, так и выживших в ГУЛАГе и выпускавшихся на свободу – поставила руководство ССП перед очевидной необходимостью своеобразной реабилитации самой еврейской литературы, заклейменной позором в 1949 г. и тогда же официально запрещенной. К тому же как раз тогда на Западе стремительно стали нарастать протесты (в том числе и леволиберальной общественности) против «нежелания Кремля» «решительно отринуть сталинский антисемитизм». Подобные выступления существенно вредили пропаганде нового заграничного имиджа СССР как страны «обновленной социалистической демократии» и прогресса.

Сообразуясь с этими внутренними и внешними обстоятельствами, первый секретарь правления ССП Сурков направил 16 декабря 1955 г. в ЦК КПСС записку, в которой ходатайствовал о возрождении еврейской литературы. Правда, в ней он отнес начало гонений на нее не к 1949 г., а почему-то к 1950-му, «когда подавляющее большинство (все!) периодических и непериодических изданий, а также книжные издательства, печатавшие литературу на еврейском языке, прекратили свое существование». Как констатировал далее Сурков, «за последние пять лет не появлялись на свет в изданиях на родном языке произведения всех еврейских советских писателей и свелась к минимуму публикация их произведений в переводах на русский и другие языки народов СССР».

В письме особо подчеркивалось, что такая же неблагополучная ситуация характерна и для «некоторых других национальных литератур» («…в годы Великой Отечественной войны государством были приняты репрессивные меры, фактически перестали существовать национальные писательские группы немцев Поволжья, чеченцев, ингушей, балкарцев, крымских татар»). В обращении выражалась твердая уверенность в том, что еврейская литература имеет право на существование. От имени руководства ССП Сурков заявлял: «Для Секретариата Правления СП ясно, что произведения посмертно или при жизни реабилитированных еврейских писателей, имеющие общесоюзное идейно-художественное значение, необходимо издавать в переводах на русский и другие языки на общих основаниях, равно как и аналогичные произведения других живущих и работающих еврейских писателей».

В заключение испрашивалась соответствующая санкция ЦК, а также высказывалась просьба решить на государственном уровне принципиальный, выходивший «за рамки компетенции Союза писателей» вопрос «о положении и судьбе еврейской литературы как одной из национальных литератур СССР… равно как и вопросы, связанные с судьбой литератур репрессированных в военное время национальностей…». К записке прилагались справки, из которых следовало, что в Советском Союзе на ниве идишской словесности продолжали творить более семидесяти литераторов и что, пока их произведения не издавали, в письменных столах они накопили множество готовых к публикации рукописей[338]338
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 36. Д. 2. Л. 126–128. (Опубл.: Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 454–455.)


[Закрыть].

Это послание было первым такого рода официальным обращением творческой профессиональной организации к власти с целью получения от нее санкции на восстановление в правах бывших членов, лишившихся их вследствие официальной этнофобии. Возможно, на этот шаг Суркова подвигла не только корпоративная солидарность. Не исключено, что он был движим также простым человеческим сочувствием к невинно пострадавшим коллегам или даже личным мотивом – скажем, уважением к жене Софье Антоновне Кревс[339]339
  Среди исследователей творчества Суркова нет единства по вопросу этнического происхождения С. А. Кревс: одни полагают, что она была латышкой (латгалкой), другие – еврейкой, Софьей Абрамовной (Ратнер Л. Избранные инородцами // Мигдаль. Times. № 51 (www.migdalJu/times/51/4753; www.ata-pask3.livejoumal.com/41421.htanl).


[Закрыть], к которой поэтически обращался в декабре 1941 г. в своей знаменитой «Землянке».

Ветер демократических перемен, взвихренный февральской (1956 г.) «революцией» Хрущева – антисталинскими разоблачениями на XX съезде КПСС, – без сомнения, способствовал тому, что отдел культуры ЦК, положивший первоначально «филосемитское ходатайство» Суркова в «долгий ящик», в середине апреля его оттуда извлек и поддержал. Произошло это после того, как председатель Иностранной комиссии ССП Б. Полевой направил 12 апреля 1956 г. в ЦК русский перевод статьи французского писателя и публициста Манеса Шпербера, опубликованной 30 марта во влиятельном парижском еженедельнике партии радикалов «Экспресс».

Эмоционально насыщенный тон статьи под выразительным названием «Убитый, я буду жить…» свидетельствовал о том, что ее автор, когда-то сотрудничавший с известным австрийским ученым-психиатром Альфредом Адлером, близко к сердцу воспринял трагедию погибших советских еврейских писателей. В какой-то мере это помогло Шперберу публицистически остро и убедительно обличить антисемитскую составляющую сталинского режима. Вместе с тем обуревавшие его чувства привели к тому, что в изложении истории о сгинувших советских еврейских литераторах он допустил множество фактических неточностей и искажений. Будучи восприняты на Западе за чистую монету, они, тем не менее, в значительной мере объяснялись тем, что официальная информация по репрессиям не подлежала в СССР оглашению вплоть до конца 1980-х гг. (до радикального рассекречивания советских архивов).

Располагая лишь очень приблизительными сведениями в виде слухов, версий и предположений, Шпербер, по сути, еще больше исказил их собственными фантазиями. Например, он утверждал, что массовые аресты еврейских писателей в Москве начались уже в августе 1948 г., хотя тогда был взят под стражу один Д. Гофштейн, да и то это произошло в Киеве. Со ссылкой на устное заявление некоего «московского генерального прокурора» в статье сообщалось, что 12 августа 1952 г. были расстреляны двадцать шесть еврейских писателей. Однако реально в тот день казнили тринадцать осужденных по «делу ЕАК», среди которых только пять были литераторами. Кроме того утверждалось, что еще сорок их коллег погибли, отбывая срок в ГУЛАГе, что также являлось преувеличением. Видимо, эти аберрации возникли вследствие того, что западная статистика жертв послевоенного сталинского террора, по всей видимости, оперировала «обобщенными» данными о репрессированных деятелях еврейской культуры, погибших начиная с 30-х гг. В статье было и немало хлестких, но исторически некорректных пассажей, как окрашенных политической гиперболой, так и содержавших явные «художественные» домыслы: «Гитлер и его сообщники лишили жизни едва ли не всех читателей еврейской литературы, ликвидировав ее писателей, Сталин довершил акцию уничтожения»; «рассказывают, что Маркиш, сойдя с ума, беспрерывно пел и смеялся – даже в тот момент, когда пуля коснулась его затылка… рядом с ним погиб другой большой писатель – Давид Бергельсон, молча смотрел он на убийц своим тысячелетним взором». И все же статья Шпербера сослужила добрую службу для руководства ССП, которое, используя ее как инструмент давления на ЦК, предложило в интересах борьбы с «буржуазными фальсификациями» «форсировать выпуск альманаха еврейской литературы вместе с постоянно издающейся библиотечкой книг советских писателей, пишущих на еврейском языке…»[340]340
  Костырченко Г. В. Тайная политика Хрущева: власть, интеллигенция, еврейский вопрос. М.: Международные отношения, 2012. С. 187–188.


[Закрыть]

Уже 14 апреля 1956 г. завотделом культуры ЦК Поликарпов и завсектором художественной литературы отдела В. И. Иванов «дали ход» успевшему «отлежаться» на Старой площади декабрьскому (1955 г.) ходатайству Суркова. Препровождая его в Секретариат ЦК, они даже прибегли к небольшой хитрости: сославшись на «сигналы» «еврейских трудящихся», жаловавшихся на отсутствие национальных газет, издательств и театров, привели в качестве аргумента в поддержку этой инициативы ССП тот «тревожный» довод, что синагоги, извлекая для себя пользу из фактически продолжающегося запрета на светскую еврейскую культуру, «усилили свою деятельность… и их влияние на евреев растет». В практическом плане отдел культуры предлагал разрешить ССП организовать на базе издательства «Советский писатель» выпуск еврейского литературного альманаха и напечатать «ряд книг классической и современной еврейской литературы», используя для этого типографские матрицы шрифтов издательства «Дер Эмес», переданные по его ликвидации (осенью 1948 г.) в московскую типографию № 15.

Такая довольно смелая поддержка средним звеном аппарата ЦК «еврейской инициативы» ССП объяснялась не только общим усилением «оттепельных» настроений в советском обществе, но в немалой степени и таким конкретным внешнеполитическим фактором, как нараставшее (с весны 1953 г.) давление на Москву со стороны еврейской леволиберальной общественности и компартий Европы, Северной Америки и Израиля. Однако, несмотря на этот прессинг, высшее кремлевское начальство (Президиум ЦК) не готово было пойти на сколько-нибудь весомые послабления в данной сфере. С одной стороны, оно опасалось «либерального реванша» внутри страны, чреватого опасными обличениями действующих сановников как «правофланговых» недавних шовинистических кампаний, а с другой – возбуждения в широких слоях общества и аппаратного чиновничества недовольства в отношении властей предержащих, «опять потворствующих евреям». Лично соприкасаясь тогда с бурными проявлениями подобных настроений в подконтрольных Польше и Венгрии, Хрущев как никто другой страшился того, что подобная «зараза» общественной юдофобии может перекинуться и на СССР.

Возможно, по этим соображениям «вопрос, поставленный Сурковым», был 22 мая 1956 г. неожиданно «снят с обсуждения на Секретариате ЦК КПСС». Эти лапидарные и лишенные какого-либо пояснения цитации, взятые из составленной Поликарповым ровно месяц спустя (22 июня) информационной справки, по большому счету означали, что верхушка аппарата ЦК не отважилась тогда санкционировать возрождение еврейской литературы.

Тем не менее у руководителей ССП не опустились руки. В конце июня 1956 г. они добились создания при Министерстве культуры РСФСР комиссии, занявшейся возрождением еврейской национальной культуры. Состав комиссии в номенклатурном плане был весьма авторитетным, что позволяло надеяться на позитивный результат. Наряду с еврейскими литераторами Вергелисом, Галкиным и Л. И. Стронгиным в комиссию вошли замминистра культуры РСФСР К. В. Воронков (с 1959 г. – секретарь правления ССП по оргвопросам) и лауреат Сталинской премии писатель Ажаев, который стал ее председателем. Завершив работу к концу лета, комиссия 9 сентября 1956 г. направила в Минкульт РСФСР отчет, выводы и рекомендации которого сводились к следующим основным моментам: воссоздание издательства «Дер Эмес» можно осуществить – при условии согласия властей – в течение месяца; если это произойдет, то ему (издательству) можно поручить возобновление закрытого в начале 1949 г. альманаха «Геймланд», чей новый выпуск уже сверстан и готов к печати; проработан также вопрос о выходе в Гослитиздате стотомной антологии мировой еврейской литературы[341]341
  Беленькая Л., Зингер Б. Наперекор. С. 69–71.


[Закрыть].

Благодаря напористости Ажаева комиссии удалось 14 сентября 1956 г. «продавить» на Старой площади (через отдел культуры) одобрение Секретариатом ЦК постановления «Об издании литературно-художественного и общественно-политического альманаха на еврейском языке и о выпуске произведений еврейских писателей»[342]342
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 189.


[Закрыть]. В этом документе предусматривалось создание в Гослитиздате и издательстве «Советский писатель» специальных редакций, которые уже с 1957 г. должны были развернуть: 1) выпуск еврейского альманаха (ежеквартальника) объемом 12–14 печатных листов и тиражом в пять тысяч экземпляров; 2) публикацию на идише произведений еврейских классиков и современных писателей. Эта же бумага содержала поручение Министерству культуры СССР обеспечить упомянутые издательства необходимыми типографскими мощностями[343]343
  Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 457.


[Закрыть].

Казалось, что идее возрождения еврейской культуры, которой на сей раз удалось пройти через «частое сито» Секретариата ЦК, будет наконец дана «зеленая улица». Однако произошел уникальный казус: апробированный руководством на Старой площади проект описанного выше постановления в последний момент был неожиданно «зарублен» Президиумом ЦК КПСС, оказавшись мертворожденным. Не исключено, что похерить его мог и сам Хрущев, среагировавший подобным образом на тогдашние «внешние еврейские раздражители»: активное участие Израиля в «синайском конфликте», обострение кризисов власти (замешанных в том числе на антисемитизме) в Польше и Венгрии.

Лишь через два с лишним года, когда ситуация в мире несколько стабилизировалась и, самое главное, улучшились отношения СССР с США и с Западом в целом, для осуществления отвергнутого «еврейского проекта» ССП открылась перспектива. Благоприятным поводом послужило планетарно отмечавшееся в 1959 г. под эгидой ЮНЕСКО столетие со дня рождения Шолом-Алейхема. Ввиду немалой внешнеполитической значимости этого знаменательного культурного события готовиться к нему стали в ЦК заблаговременно. Еще в конце января 1958 г. заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации А. В. Романов направил секретарю ЦК Н. А. Мухитдинову (1917–2008) составленный Совинформбюро план юбилейных мероприятий, предусматривавший широкое информирование международной общественности о подготовке нового издания собрания сочинений Шолом-Алейхема, а также о театральных постановках пьес еврейских авторов и концертах исполнителей еврейских народных песен. При этом особо подчеркивалось, что участие Совинформбюро, этого внешнепропагандистского рупора партии, в юбилейных торжествах пройдет в рамках борьбы «с клеветническими измышлениями сионистов о “преследовании евреев в СССР”»[344]344
  Еврейская эмиграция в свете новых документов / Под ред. Б. М. Морозова. Тель-Авив, 1998. С. 32–33.


[Закрыть].

Подготовку к столетию Шолом-Алейхема развернули также отдел культуры и международный отдел ЦК, утвердившие на Секретариате ЦК (от 11 февраля 1959 г.) совместный план мероприятий. Ключевыми в нем стали пункты, предусматривавшие проведение мемориального вечера, подготовку публикаций в периодической печати и трансляцию передач по Всесоюзному радио. Министерство связи СССР выпустило марку с портретом писателя. Благодаря стараниям правления СП СССР, «скооперировавшегося» с Министерством культуры СССР и Советским комитетом защиты мира, торжественное заседание удалось устроить в престижном публичном месте Москвы – Колонном зале Дома союзов. Открылось оно 2 марта – в день рождения еврейского классика. Участвовали в нем многие выдающиеся деятели советской культуры, в том числе и украинский поэт Павло Тычина (1891–1967), назвавший юбилей Шолом-Алейхема праздником всех народов Советского Союза. Но «гвоздем» программы стало выступление знаменитого афроамериканского певца Поля Робсона (1898–1976), который не только продемонстрировал публике свой изумительный бас, но и рассказал о своих встречах с Михоэлсом. Благодаря этой юбилейной помпе было запущено массовое издание (225 тыс. экз.) собрания сочинений еврейского классика, шестой (последний) том которого вышел в 1961 г.[345]345
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 19.


[Закрыть]

Явно стремясь воспользоваться благоприятной юбилейной «конъюнктурой», секретари правления СП СССР Сурков и Полевой направили 12 марта 1959 г. Хрущеву пространную записку, которой попытались сдвинуть с «мертвой точки» реализацию давних предложений ССП по возрождению еврейской словесности.

Интересно, что это была не первая попытка давления руководителей ССП на ЦК с использованием авторитетного имени Шолом-Алейхема. Еще 5 мая 1956 г. председатель иностранной комиссии ССП Полевой, ссылаясь на «особые обстоятельства, ввиду которых еврейская литература в Советском Союзе фактически прекратила свое существование», испрашивал у чиновников со Старой площади разрешение на проведение в день сорокалетия со дня смерти еврейского литератора (13 мая) «небольшого вечера» в Доме советских писателей с приглашением туда представителей посольства Государства Израиль и иностранных корреспондентов. В ЦК вечер разрешили, дали даже добро на мемориальную статью в «Литературной газете». Однако участие в нем израильских дипломатов и западных журналистов было сочтено «нецелесообразным» (РГАНИ. Ф. 5. Он. 36. Д. 14. Л. 57–58).

Данный документ в виде так называемого «Письма в директивные органы писателя Бориса Полевого “К проблеме антисемитизма в СССР”», представлявшего собой очень вольный пересказ оригинала, появился в июне 1965 г. в самиздатовском «Политическом дневнике» R А. Медведева, который датировал это «письмо» 1957 г. (Политический дневник, 1964–1970. Амстердам: Фонд им. Д. Герцена, 1972. С. 102–105).

Живописав недоумение авторитетных деятелей ряда коммунистических партий капиталистических стран (США, Аргентины, Чили, Бразилии, Венесуэлы, Израиля) по поводу того факта, что «при наличии большой группы видных еврейских писателей» их произведения в оригинальном виде в СССР не издаются, руководители писательского союза в который уже раз настаивали на «срочном» возобновлении издания в СССР еврейской литературы[346]346
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 191.


[Закрыть]. Авторы послания, явно игравшие на амбициозной претензии Хрущева на правообладание после смерти Сталина лавров лидера международного коммунистического движения и даже всего «прогрессивного человечества», особо отмечали, что идею еврейского культурного возрождения в СССР поддержали не только упомянутые ими иностранные компартии, но и такие «испытанные друзья Советского Союза», «как Луи Арагон и Эльза Триоле, Анна Зегерс и Арнольд Цвейг, Айвор Монтегю и Джон Бернал, Михай Садовяну и Мария Майерова и даже Халлдор Лакснес – исландец, представитель страны, где нет ни одного еврея»[347]347
  Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 184–185.


[Закрыть].

Благодаря проявленной настойчивости писательскому руководству удалось вскоре хотя бы частично реализовать свой ранее отвергнутый «еврейский проект» и тем самым спустя шесть лет после ухода Сталина хотя бы по минимуму добиться реабилитации в СССР еврейской словесности. Уже в том же 1959-м в СССР вышли в свет на идише три книги избранных произведений классиков еврейской литературы, причем тридцатитысячным тиражом каждая. Первым появился сборник рассказов Ицхока-Лейбуша Переца, затем – рассказы Менделе Мойхер-Сфорима и следом – «избранные сочинения» Шолом-Алейхема. Разумеется, в этот последний сборник не вошел роман «Кровавая шутка» (1913), написанный под впечатлением от печально знаменитого процесса в Киеве над Менделем Бейлисом. «Остались за скобками» и произведения классика, исполненные сионистским пафосом: например, публицистическая статья «Зачем евреям свое государство?» (1904), подготовленная сразу после смерти Теодора Герцля.

Такое показное и селективное по сути издание давно уже умерших к тому времени классиков еврейской литературы подействовало на сообщество советских еврейских писателей отнюдь не однозначно. Некоторые из них – даже члены ССП – стали уходить в сферу неофициальной творческой активности. В конце 1950-х гг. в Москве, например, появился нелегальный кружок любителей идиша, основанный Р. Л. Баумволь (1914–2000), И. Б. Керлером (1918–2000) и 3. Л. Телесиным (1907–1996).

Однако большинство входивших в ССП еврейских литераторов были полностью лояльны к советской власти. Они готовы были на любой конформистский компромисс с нею только ради самой возможности творить на родном языке.

Неформальным лидером этих в полном смысле слова советских еврейских писателей стал идишский поэт Арон Вергелис. Несмотря на свою относительную молодость (к началу 1960-х ему было чуть больше сорока лет) он «котировался» в аппарате ЦК как наиболее авторитетный эксперт по еврейской культуре. Не случайно именно его юбилейная статья о Шолом-Алейхеме была напечатана 1 марта 1959 г. в «Известиях» и «Литературе и жизни». Родившись на Украине на первом году Советской власти, Вергелис в 1940-м окончил Московский государственный педагогический институт им. Ленина, где до 1938 г. на литфаке функционировало еврейское отделение. Он считал себя учеником «пролетарского» еврейского поэта Ицика Фефера, который еще в годы войны начал «помогать» органам госбезопасности, сотрудничая с ними и даже после ареста в конце 1948 г., чуть ли не вплоть до вынесения ему смертного приговора. Между тем Вергелис счастливо избежал репрессий в еврейские «черные годы», причем несмотря на то, что в 1947–1949 гг. руководил во Всесоюзном радиокомитете еврейской редакцией иновещания, а также литературным альманахом «Геймланд». Чтобы тогда уцелеть, он направил в декабре 1949 г. в партбюро ССП пространный анализ «порочных особенностей» и «националистической сути» еврейской литературы[348]348
  Государственный антисемитизм в СССР. С. 234–239.


[Закрыть]. Правда, с началом «оттепели», наоборот, стал активно содействовать возрождению идишской литературы и культуры. В частности, подготавливал для руководства ССП проекты соответствующих записок в ЦК, участвовал в интенсифицировавшихся тогда контактах с представителями западных еврейских СМИ[349]349
  Эстрайх Г. Арон Вергелис: главный еврей послегулаговского социализма // Архив еврейской истории. Т. 4 / Гл. ред. О. В. Будницкий. М., 2007. С. 125–128.


[Закрыть].

Поэтому не было ничего удивительного в том, что именно Вергелис направил 24 мая 1960 г. личное послание Хрущеву, решив уведомить его о своих соображениях по поводу будущего советской еврейской литературы. Неофициальный характер этого обращения (не от руководства ССП, а от рядового его члена) диктовался, очевидно, тем, что стоявшее за Вергелисом руководство ССП только таким обходным путем – «через голову» аппарата ЦК (блокировавшего все попытки «чрезмерной» либерализации «еврейской политики») – могло обратиться к первому человеку в партии и государстве.

В письме к Хрущеву Вергелис изложил свой план возрождения еврейской литературы в СССР, для инициации которого следовало бы вначале осуществить: 1) выпуск на еврейском языке литературно-художественного и общественно-политического периодического издания (журнала или газеты, наподобие «Литературной газеты»); 2) публикацию в качестве приложения небольших книжек серии «Библиотечка еврейской советской литературы»; 3) возобновление иновещания по радио на еврейском языке. Необходимость реализации этих задач мотивировалась главным образом такими политически важными для советского режима императивами, как противодействие влиянию иудаизма и сионистской пропаганды на сознание евреев внутри страны, а также завоевание в противоборстве с той же сионистской пропагандой симпатий еврейской леволиберальной общественности на Западе[350]350
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 154. Л. 112–119.


[Закрыть].

Аппарат ЦК, обжегшийся в 1956 г. на неудачной попытке поддержать аналогичный официальный проект ССП, теперь, как и следовало ожидать, уже не стал так рисковать в отношении «частной» инициативы Вергелиса.

По поводу нее заведующие отделами ЦК КПСС Л. Ильичев (пропаганды и агитации по союзным республикам) и Д. Поликарпов (культуры) направили 20 июля 1960 г. в Секретариат отрицательный отзыв. В нем они сослались на то, что для решения проблемы с еврейской литературой было достаточным возобновление в 1959 г. Гослитиздатом выпуска книг на идише. Однако настоящая причина отказа, видимо, состояла в том, что партчиновников отнюдь не радовала перспектива обременить себя хлопотным кураторством периодического издания и радийной редакции, использующих сложноконтролируемый цензурой язык.