Текст книги "Информатика социального отражения. Информационные и социальные основания общественного разума"

Среди филологов, развивавших филологическое направление в русском грамматическом движении первых десятилетий XIX века, были такие исследователи, как Н.И. Греч, А.Х. Востоков, К.С. Аксаков, И.И. Давыдов, много внимания уделявшие изучению интонационно-смысловых аспектов речи и ее ритмо-мелодических форм. Эти аспекты и формы речи рассматривались, с одной стороны, с точки зрения внутренних элементов и темпа словесного движения мыслей и, с другой стороны, с точки зрения модальных влияний на субъектов. В «Опыте общесравнительной грамматики русского языка» И.И. Давыдова говорилось: «Как в мире вещественном мы видим действо и бытие, так и в языке, представляющем духовное воссоздание этого мира посредством слова, находим две стихии – глагол и имя. Один означает деятельность, другой – бытие, т. е. предмет видимый или умственно представляемый. Из двух понятий – действия и предмета, приведенных в единство, образуется мысль»[120]120
  Давыдов И.И. Опыт общесравнительной грамматики русского языка. СПб., 1853. С. 61–63.


[Закрыть].

Дальнейшее развитие гносеолого-информационная проблематика получает в трудах выдающегося русского ученого, профессора Харьковского университета А.А. Потебни (1835–1891), в особенности в таких его работах, как «Мысль и язык» (публикация 1862 г.) и «Из записок по теории словесности» (посмертная публикация).

Рассмотрим более подробно концепцию А.А. Потебни. Отношение А.А. Потебни к гносеологическим и функциональным аспектам активного мыслеформного отражения глубоко социологично.

Конечно, как филолог он в первую очередь развивал те постановки, которые были завещаны науке В. Гумбольдтом, русскими исследователями словесно-мыслительных, знаковых форм. Ему, однако, не чужды и общесоциологические взгляды на роль общественных отношений в образном отражении. Его суждения относительно способов идеализации и моделирования объектной реальности, как это видится теперь, полностью вписываются в контекст современных проблем. Столь же актуальны его суждения о соотношении науки и искусства, историчности и прогностичности процессов познания.

Каковы исходные посылки концепции А.А. Потебни относительно отражения действительности в мысли, слове, образе, знаках? Основой мышления, его первейшим актом является, согласно А.А. Потебне, ощущение, антиципирование [121]121
  См.: Потебня А.А. Мысль и язык. Харьков, 1913. С. 117.


[Закрыть]; исходной формой мысли – чувственный образ[122]122
  См. там же. С. 142.


[Закрыть]. Слово в своей внешней (звуковой) и внутренней форме (способы организации и передачи содержания) призвано субординировать системы сверхобразного, т. е. системы идейно-понятийного отражения. В этой своей руководящей функции слово выступает в качестве образа образов[123]123
  См. там же. С. 138.


[Закрыть].

А.А. Потебня специально указывает, что отражение внешнего мира в мысли может развертываться или развертывается во внесловесной или комбинаторной форме. Однако экспликация образа, его смысловая, направленная к обществу овеществленность, дается только словами[124]124
  См. там же. С. 132.


[Закрыть]. Ибо слова являются каналом, передаточным механизмом, через который природный и социальный мир запечатлеваются, активно осмысливаются и согласованно воспринимаются обществом в целом и его отдельными субъектами. Язык как целенаправленная, генерализующая коммуникативная система возможен только в обществе, в его орудийной и собственно мыслительной деятельности[125]125
  См.: Потебня А.А. Из фрагментов по теории словесности. В кн.: АА. Потебня. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 286, 302.


[Закрыть]. Знаменательно, что саму сферу отражательно-мыслительной деятельности А.А Потебня именует «душевной экономией»[126]126
  См.: Потебня А.А. Мысль и язык. С. 154.


[Закрыть].

В лекциях по теории словесности А.А. Потебня характеризует эту деятельность как наиболее общий, имманентный признак человеческого общества. «Рассуждая в общем, в пределах человеческого познания, – отмечает А.А. Потебня, – эта деятельность не имеет внешней цели, т. е. человек трудится или отдыхает, или иначе, наслаждается для того, чтобы и впредь можно было делать то же и лучше. Мы преследуем при этом две цели: сохранение себя (деятельность эгоистическая) и других (семей, рода, племени, народа и проч., – деятельность, истекающая из любви к другим). Эта деятельность направлена или

а) преимущественно к произведению (т. е., собственно, видоизменению, приспособлению и уничтожению) вещей: пищи, одежды, жилья, и того, что косвенно к ним относится, как, например, средства передвижения, охота, война;

б) преимущественно к видоизменению самого производства, то есть сначала – производителя, человека (деятельность воспитательная).

Это и практика и теория в широком смысле слова – стороны, различимые только мыслью, а в действительности только тесно связанные.

Первая (практика) сама по себе была бы недостаточна для продолжения деятельности, ибо не давала бы возможность изменить ее при изменившихся условиях. Исключительная практичность, если бы была возможна, была бы смертью человечества. Например, к чему было бы приучение волов, приготовление плуга и запасы семян, если человек не знал и не сообщал другим, что, когда и как с ними делать? То же и насчет исключительной теоретичности.

Все входящее в теорию, хотя бы и не имело видимой связи с производством вещей, практично в том смысле, что оно изменяет производителя; но есть степени практичности, то есть силы и распространения видоизменения человека, зависящие от теории»[127]127
  Потебня А.А. Эстетика и поэтика. С. 286–287.


[Закрыть].

В приведенном отрывке, несмотря на некоторую психологизацию исторического процесса, ярко проявилась стихийно-материалистическая направленность концепции А.А. Потебни на связь процессов мышления с процессами материального производства, на зависимость этих первых от вторых, на тесное и весьма значимое соотношение собственно практических, в том числе утилитарных, форм деятельности и деятельности духовной.

В свете отмеченного А.А. Потебня рассматривает процессы мышления как процессы общественной связи, общественного осмысления, трансформации и передачи образов внешнего мира, знаковых мыслеформ, кристаллизирующихся во взаимодействии с материальным производством (не наряду с ним, но именно в его недрах (!) в две основные отражательные сферы – сферу искусства и сферу науки, с присущими этим сферам способами сгущения мыслеформ, к которым он относит идеализацию (моделирование) и типизацию (законоположность).

Процесс познания, подчеркивает А.А. Потебня, есть процесс сравнения оснований[128]128
  См. там же. С. 540.


[Закрыть]. В то же время он историчен и обретает свое значение в развертывании к будущему[129]129
  См. там же. С. 306.


[Закрыть]. Выяснение особенностей этого процесса заключается, во-первых, в исследовании конкретно-исторического содержания отражения, во-вторых, в установлении конкретных механизмов этого отражения и, в-третьих, в обработке и последующем уточнении схемы взаимодействия конкретных видов отражательной деятельности общества, их соотнесенности в «духовной экономике».

Выше мы отмечали, что, согласно А.А. Потебне, общество располагает двумя основными системами отражения – искусством в широком смысле и наукой, действующими в недрах социальной и производственной жизни. Это – особые системы теоретического отражения действительности, между «субъектами» которых посредником является человеческая мысль, мыслительная общественная практика, активно влияющая на методологию социального отражения, его направленность, темпы, первичные и вторичные формы, представленные в повседневном образе жизни как личный мыслительный стиль, воплощенный в особенностях индивидов.

Сказанное А.А. Потебней относительно внутренних и внешних мыслеформ допускает расширенное толкование, может быть распространено на процессы отражения как таковые. В том случае, если имеется «внешний наблюдатель», заинтересованный в расшифровке содержания отражения, выявляется информационная природа отраженной реальности, ее строение, соотнесенность, закономерность и т. д. Тогда методы распознавания образов, т. е. внутренних форм отражения, обретают вполне самостоятельное значение в системе общественного разделения труда, деятельности и общения. Но именно такое истолкование искусства и науки как всеобщих специализированных общественных форм и дает А.А. Потебня. Из его взглядов, однако, следует не двухзвенная (искусство-наука), но четырехзвенная система социально-информационного отражения:

Взаимодействие и тип связи этих отражающих систем зависят от конкретной ситуации в обществе, развития его производительных сил, деятельности его гражданских и политических институтов и т. д.

Основное внимание А.А. Потебня направляет на исследование внутренних отражательных систем – искусства и науки, поскольку их методы отражения действительности дают в чистом виде, продвигаясь «вниз», – философский уровень. «Под рукой» Потебни давно, казалось бы, устоявшиеся в истории понятия, как, например, поэзия, поэтическое, обретают новый, не жанровый (вернее, не только жанровый), но межпредметный, междисциплинарный смысл.

В чем суть выделения искусства в истории человеческого общества? – задает А.А. Потебня вопрос. Суть эта видится ему в той особой роли, которую играет искусство в системе разделения труда. Произведения искусства, отмечает он, «служат не удовлетворению обыденных потребностей человека, а удовлетворению потребностей его духа…»[130]130
  Потебня А.А. Эстетика и поэтика. С. 287.


[Закрыть]. Образы искусства строятся по принципу слова, а действие мысли в возникающем слове, указывает он, есть всегда сравнение двух мыслительных комплексов – вновь познаваемого и прежде познанного, с последующей трансформацией образа в представление. «Представление замещает образ. Отсюда большая быстрота мысли»[131]131
  Потебня А.А. Эстетика и поэтика. С. 302.


[Закрыть]. Именно эта быстрота и позволяет делать эффективные выводы о значении отраженного, поэтому в значении всегда заключено больше, чем в представлении[132]132
  См. там же.


[Закрыть].

Эта роль значения в информационной конструкции весьма существенна, она определяет полномочия слова. Слово, осуществляя связь внутреннего и внешнего планов отражения, способно поэтому становиться знаком и символом обозначаемого, переводить представление в определенный тип и класс идеализируемого мира, т. е. воплощать индивидуально чувствуемое и зримое в едином смысловом комплексе, предназначенном социальному коллективу.

В то же время в формах искусства слово способно уходить с этого переднего, непосредственно связующего, разъяснительного плана, с тем, чтобы, оставаясь в рамках подразумевания, символичности, как, например, в живописи, музыке, скульптуре, придавать образам искусства большую гибкость, большую свободу восприятия и истолкования. Вот почему образы искусства благодаря «известной гибкости своей внутренней формы способны возбуждать самое разнообразное содержание»[133]133
  См.: Потебня А.А. Мысль и язык. С. 154.


[Закрыть] и сохранять свою значимость на протяжении длительного исторического времени. Именно в этом смысле, говорит А.А. Потебня, образы искусства не повседневны, но историчны, хотя в них и может быть отражена с той или иной полнотой непосредственная социальная жизнь[134]134
  Там же.


[Закрыть]. Искусство, согласно А.А. Потебне, реализует поэтический принцип – «сведение бесконечного разнообразия жизни на сравнительно небольшое число групп» [135]135
  Потебня А.А. Эстетика и поэтика. С. 343.


[Закрыть].

Такое выведение поэтического как особого деятельно-знакового принципа за традиционные предметные рамки позволило А.А. Потебне подойти к самому существу собственно информационной деятельности, не имеющей в своей практической ипостаси иной цели, чем сведение разнообразия жизни к сравнительно небольшому числу групп. Потебня дает глубоко оригинальную трактовку поэтического как общего метода получения высокоорганизованной, высокоструктурной, концентрированной информационной формы, сжимающей пространственно-временные и содержательные характеристики объективной реальности в субъективно оформленные смысловые группы, предназначенные для творчески самостоятельного расширительного развертывания этих смысловых групп в контекст новой познавательно-деятельной ситуации. Именно эти качества превращали древнюю поэзию и изобразительное искусство в могущественные донаучные средства «познания природы, человека и общества. Она (поэзия. – Я.Р.) указывает цели науки, всегда находится впереди нее и незаменима ею вовеки»[136]136
  Там же.


[Закрыть].

В чем же видит Потебня особенность науки в свете этого поэтического принципа? Различие между поэзией и наукой как основными формами творческого отражения, разъясняет он, – не в целях, но в структуре образов, в средствах и методах отражения.

«Поэтический образ, – подчеркивает Потебня, – не разлагается во время своего эстетического действия, тогда как научный факт тем более для нас осмыслен, чем более раздроблен, т. е. чем более развилось из него суждений… Есть много созданных поэзиею поэтических образов, в которых нельзя ничего ни прибавить, ни убавить, но нет и не может быть совершенных научных произведений» [137]137
  Потебня А.А. Мысль и язык. С. 166.


[Закрыть].

Создание поэтического образа есть идеализация, сущность которой, как формулирует А.А. Потебня, состоит в выделении восприятий, «в объединении известных черт и в устранении других, присутствие коих сбивало бы мысль с пути, по которому направляет ее образ… – отвлечение, отличающееся от научного лишь видовыми признаками»[138]138
  Потебня А.А. Эстетика и поэтика. С. 333–340.


[Закрыть].

«В поэзии связь образа и идеи не доказывается, а утверждается…

В науке подчинение факта закону должно быть доказано, и сила доказательств, – указывает Потебня, – есть мера истины. Доказательство есть всегда разложение первоначальных данных»[139]139
  Потебня А.А. Мысль и язык. С. 166.


[Закрыть].

И поэзия (искусство вообще), и наука, отмечает А.А. Потебня, оперирует фактами и первичными данными[140]140
  ⁶ См. там же. С. 167.


[Закрыть]. В отношении друг к другу эти гносеологические формы выступают 1) как взаимосвязанные, 2) надстраивающие друг над другом этапы единого, целостного процесса информационного отражения объективной реальности. «Если искусство есть процесс объективирования первоначальных данных душевной жизни, – разъясняет А.А. Потебня, – то наука есть процесс объективирования искусства. Различие степеней объективирования мысли тождественно с различием степеней ее отвлеченности: самая отвлеченная из наук, математика, есть вместе самая несомненная в своих положениях, наименее допускающая возможность личного взгляда». И далее: «Многое заставляет предположить, что наша обыденная мысль, которая, по-видимому, только скользит по поверхности предметов и лишена всякой глубины, что даже эта мысль есть очень сложное и относительно позднее явление, составляющее результат научного анализа, предполагающее еще более поверхностную мысль»[141]141
  Там же.


[Закрыть].

Эту потребность в наиболее совершенных средствах познания Потебня опускает в самую глубину общества, показывая, что между формами обыденного мышления сознания и организованными, институциональными формами отражения постоянно возникают обоюдные прочные отношения. Лидирующую роль в движении этих отношений Потебня отводит способу сгущения первичных данных, обеспечивающему их быстрый оборот и образное обобщение. Этот способ распоряжения данными он и называет поэзией, связывая ее с доказательным, научным методом сознания и деятельности. «Поэзия, – подчеркивает А.А. Потебня, – не раз когда-либо в прошлом человечества и не изредка, от времени до времени, а постоянно служит источником науки, которая в свою очередь питает новое поэтическое творчество… Поэтический образ дает нам… возможность замещать массу разнообразных мыслей относительно небольшими умственными величинами. Эти относительно небольшие умственные величины каждый раз являются заместителями тех масс мыслей, из которых они возникли и которые вокруг них группировались. Человек, располагающий сознательно значительным количеством поэтических образов, располагающий ими так, что они свободно приходят ему на мысль, тем самым будет иметь в своем распоряжении огромные мысленные массы. Это можно сравнить с тем, что дает алгебра по отношению к конкретным величинам… Этот процесс можно назвать процессом сгущения мысли; он производится не только при помощи поэтических произведений, не ими одними, но между прочим и ими. Ввиду этого можно положительно сказать, что поэтическая деятельность есть один из главных рычагов в усложнении человеческой мысли и в увеличении быстроты ее движения. Перед человеком находится мир, с одной стороны, бесконечный в ширину, с другой стороны, бесконечный в глубину, бесконечный по количеству наблюдений, которые можно сделать на самом ограниченном пространстве, вникая в один и тот же предмет… Искусство вообще, и в частности поэзия, стремятся свести разнообразные явления к сравнительно небольшому количеству знаков или образов, и ими достигается увеличение важности умственных комплексов, входящих в наше сознание»[142]142
  Потебня А.А. Эстетика и поэтика. С. 502–521.


[Закрыть]. «То, что направлено к ослаблению поэтического творчества, косвенно ослабляет и науки, и наоборот» [143]143
  Там же. С. 414.


[Закрыть].

Это рассуждение Потебни о различии и единстве форм отражения представляется весьма важным для изучения, анализа и практической организации социального процесса. Оно фиксирует наше внимание на той части учения А.А. Потебни, в которой рассматривается социальная роль форм отражения, дается их экономическое и социокультурное обоснование, ибо действие механизмов отражения происходит в обществе не само по себе, но через посредство групп, индивидов, развиваясь в конкретных социальных ситуациях.

А.А. Потебня подчеркивает, что подтверждение ценностей искусства и науки зависит самым определенным образом от разнообразия и глубины общественной жизни, от того, в какой мере общество развивает институты понимания и осмысления культурных реалий.

При неблагоприятных обстоятельствах, предупреждает А.А. Потебня, может наступить время, «когда с увеличением затруднений в понимании, с забвением внутренней формы, произведения искусства теряют свою цену»[144]144
  Потебня А.А. Мысль и язык. С. 154.


[Закрыть]. Чтобы этого не произошло, общество должно стремиться к тому, чтобы между поэтической и научной деятельностью соблюдалось «известное равновесие», «нарушение коего отзывается в человеке страданием»[145]145
  Там же. С. 168.


[Закрыть].

«Наука, – указывает А.А. Потебня, – не изгоняет поэзию, но существует рядом с ней, ведя спор лишь о ее границах»[146]146
  Там же. С. 182.


[Закрыть], с тем чтобы меньшими средствами дать простор движению большим мысленным массам. Вот почему мысли о языке А.А. Потебни – это мысли о самой сущности мыслительного и в то же время предметного, знаково-информационного процесса, позволяющего человеку «объективировать свою мысль и благодаря этому иметь возможность задержать перед собою и подвергнуть обработке эту мысль»[147]147
  Потебня А.А. Эстетика и поэтик». С. 541.


[Закрыть].

Приведенные суждения А.А. Потебни – это шаг в эпоху компьютеров, информационной и вычислительной техники, всех видов и типов моделирования. В определенном смысле – это начало или, по крайней мере, предчувствие необходимости создания операционной теории информационного процесса. «Мы знаем, что так называемая истина входит в мир узкими вратами личных мнений. Господство известного мнения, его популярность в данное время служат для нас не доказательством его истинности, а напротив, указанием на то, что это мнение достигло поры, когда оно должно измениться, и на то, в каком направлении должно произойти это изменение»[148]148
  Там же. С. 408.


[Закрыть].

Изменения эти развернулись в плане типологий способов языкового отражения (Ф.Ф. Фортунатов, А.А. Шахматов, В.В. Виноградов) и в плане построения семиотического учения о восхождении способов обработки информационных материалов, критериях семиотической развитости обществ (А.Ф. Лосев, Н.И. Конрад, Ю.В. Рождественский).

Знаково-информационные, в том числе филологические, разработки свидетельствовали в пользу укрепления взаимодействия прикладных и фундаментальных исследований отражательных процессов. Происходило взаимообогащение, взаимное дополнение уровней и методов проникновения в сложную, во многом непонятную и закрытую область индивидуальной, социально-мыслительной деятельности.

Представим в хронологическом порядке разработанные в русской науке XVII–XIX вв. положения, которые послужили впоследствии развитию информатики как социально-гносеологической и вспомогательной социологической дисциплины.

Ю. Крижанич (середина XVII века): четыре важнейших причины социальной динамики.

1. Творческие причины (субъекты действия).

2. Материальные причины (то, из чего состоят предметы и вещи).

3. Формальные причины (качество, благодаря которому всякая вещь является сама собой и без которого она не может существовать).

4. Целевые причины (то, ради чего что-либо существует).

Важнейшей мыслью Ю. Крижанича была мысль о взаимодействии бытовой, политической, духовной и социальной деятельности, включая формирование психологического склада общества.

Петр Первый, И.К. Кириллов, В.Н. Татищев – разработка «вопросных пунктов», создание прикладных основ государственно-статистической отчетности.

В. Андросов – «Хозяйственная статистика России», факторы социального торможения.

М.В. Ломоносов – разработка «Российской грамматики», определение ведущего качества разума через способность передавать, сообщать мысли, опираясь на слово.

И. С. Рижский (1806 г.) – определение слова как знака мысли, направленного на изображение объективных вещей, производимых сличением мысли с изображаемыми ею предметами.

Л.Г. Якоб (1812 г.) – разработка знаковой аксиологии, социально-содержательная классификация знаков. Определение знаков как гносеологических операторов. Определение мышления как раздельного представления признаков вещи, описывающего объективный, в том числе общественный, мир.

1830-е годы

В. Порошин – определение предмета «философской статистики».

К. Герман, А. Ободовский – определение статистики как теоретической дисциплины, взаимодействующей с политической экономией, философией, правом и социологией.

Е. Зябловский, К. Герман – выявление структуры статистики как предмета, в задачи которого входят классификация, обработка и истолкование социально-информационных источников.

К. Герман – разработка правил обращения с информационными источниками.

А. Ободовский – разработка концепции языка и культуры как важнейших характеристик общества в целом и общественных связей в особенности. Разработка номенклатуры социальных показателей.

А. Потебня (1860, 1890 гг.) – определение мышления через чувство и его производное – чувственный образ, входящий в отражательную сферу «душевной экономии». Указание на тесную связь материального и духовного производства, взаимодействие которых вырабатывает две основные формы общественно-индивидуального отражения: искусство и науку.

Характеристика процесса познания как процесса сравнения оснований в ходе отражения объективной реальности.

Указание на способность высокоразвитых форм отражения сгущать отражаемую действительность, производить ускоренный оборот мыслей, сводить бесконечное разнообразие жизни в ограниченное число групп (так называемый поэтический принцип).

Подчеркивание общественно важной роли поэтических форм для сгущения больших масс мысли.

Исследование социальных контекстов отражения с точки зрения выработки совершенного гносеологического социально-индивидуального механизма управления социальными процессами.

Указание на необходимость 1) поддержания равновесия между «поэтической» и «научной» деятельностью, с тем чтобы предотвращать накопление культурно-информационных сбоев, вызывающих «в человеке страдание», 2) указание на необходимость такого совершенства в объектировании мысли, которое давало бы возможность «задерживать» эти мысли и подвергать их необходимой разнообразной обработке.

Рассмотренная структура «информационных интересов» русской науки позволяет сделать вывод, что начиная с XVII века их развитие происходило в тесном контакте с потребностями материально-духовной деятельности общества. По существу, вся социально-информационная направленность «философской статистики» и «философской грамматики» мотивировалась осознанным желанием создать такие теоретические и практические средства отражения объективной действительности, которые, во-первых, отражали бы структуру этой действительности, т. е. были бы по возможности адекватными, и, во-вторых, открывали бы в этой действительности ее формально-логические и содержательные закономерности.

Освоив через «философскую статистику» и «философскую грамматику» методы и приемы отражения объективной реальности и в первую очередь методы и приемы отражения социального мира, русская наука в своих гносеологических разработках приблизилась к историческому материализму и его гносеологии. Но фундаментальное переосмысление теорий образно-понятийного отражения на материалистической почве было связано с марксистским этапом научно-философского развития. Выдающуюся роль в экспликации основ материалистической гносеологии сыграли труды В.И. Ленина.