Текст книги "Лабиринт судьбы"

Владимир Николаевич не надолго задержался в доме, и скоро Наташа с бабушкой остались одни. Наташа, в сущности, была этому даже рада, сочтя это наилучшим выходом из положения.

Мария Степановна очень тяжело переживала смерть дочери. Единственным утешением для нее теперь была внучка. Она старалась мужественно держаться при Наташе, но, оставаясь наедине с собой, давала волю слезам.

Наташа перевелась на вечернее отделение – днем она работала лаборанткой в своем же институте. Неплохо владея французским, она брала на дом переводы. Ее заработка и пенсии Марии Степановны с трудом, но хватало на жизнь. Кроме того, Майя тоже по мере своих сил и возможностей старалась им помогать.

Время шло. Наташа закончила учебу и получила диплом. Теперь у нее была хорошая профессия – юристы были везде нужны. В огромных количествах стали открываться в Москве нотариальные конторы и юридические консультации, так что по поводу своего дальнейшего трудоустройства Наташа не волновалась. Да и друзья родителей быстро помогли ей найти хорошее место. Жизнь понемногу стала налаживаться.

…Прошло два года. Как-то, сидя за рабочим столом, Наташа думала, чем бы ей заняться, и тоскливо поглядывала на стоявшие перед ней часы. Секундная стрелка лениво описывала круги. День был относительно спокойным, клиентов было немного, и Наташа уже собиралась идти домой, так как дел все равно не было. Бросив последний раз взгляд на часы, она решительно поднялась, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Наташенька… – узнала она голос Марии Степановны, он был тихим и немного испуганным.

– Бабушка, что случилось? – забеспокоилась Наташа.

– Наташенька, ты не могла бы сейчас приехать? Что-то мне нехорошо…

– Уже бегу! – крикнула Наташа и быстро выбежала из комнаты.

Поймав такси, она быстро добраться до дома.

– Бабушка! – крикнула Наташа, вбежав в квартиру. – Бабушка!

Но ей никто не ответил…

Мария Степановна лежала на кровати. Глаза ее были полузакрыты, казалось, что она задремала. Подойдя к бабушке, Наташа опустилась на колени и погладила ее по голове. Веки Марии Степановны дрогнули, и она посмотрела на внучку.

– Что с тобой, бабушка? – тихо спросила Наташа.

– Да сердце что-то… – слабым голосом ответила Мария Степановна.

– Ты «скорую» вызвала?

– Да, сразу. Сейчас, наверное, подъедут уже…

Почти тут же в дверь позвонили.

– Где больная? – спросил, входя, молодой симпатичный доктор.

– Сюда, пожалуйста, – показала Наташа.

Решение было принято сразу же – срочная госпитализация.

– Похоже на инфаркт, – сказал врач. – Соберите ей с собой необходимые вещи. Поторопитесь.

Двигаясь, словно во сне, Наташа собрала вещи в дорожную сумку. Пройдя на кухню, зачем-то достала с полки термос.

– Не стоит, – услышала она за своей спиной.

Наташа резко обернулась.

– Я говорю: не надо термос класть, – повторил врач, внимательно смотря на Наташу.

Не отвечая, она застыла, не выпуская из рук термос.

– У вас есть валерьянка или валокордин? – спросил доктор.

– Да, – тихо ответила Наташа. – У бабушки в комнате.

Доктор вышел и через минуту вернулся, держа в руках стаканчик с лекарством.

– Вот, выпейте это. Вам надо успокоиться.

Наташа послушно выпила капли.

Все дальнейшие события Наташа запомнила смутно – и лицо врача, сообщившего ей о смерти бабушки, и запах нашатырного спирта…

Уже после похорон Наташа и Майя – единственный, оставшийся у нее родной человек, – сидели на кухне за столом. Тогда Наташе показалось, что в какой-то другой жизни за этим самым столом сидели ее самые дорогие люди. А теперь… Сначала отец, потом мама и, наконец, бабушка… Ну почему все это случилось именно с ней?

– Может, лучше ты переедешь пока ко мне? – предложила Майя.

– Нет, я лучше останусь дома… спасибо… – ответила Наташа.

– Послушай, детка…

– Я уже большая, ничего… – перебила Наташа.

– Да, большая… – вынуждена была согласиться Майя.

Впрочем, она и не рассчитывала, что Наташа переедет к ней – уж слишком она самостоятельная. Такой она была с самого детства. «Бедная девочка, – думала Майя, – столько ей пришлось пережить за такую короткую жизнь… Говорят, несчастья закаляют… Ерунда все это! Кому нужна такая закалка? Неужели потеря близких людей может закалить нормального человека? Конечно же не может! Если бы у Наташи был муж или хотя бы жених, ей стало бы намного легче – мужская поддержка…»

Первое время Наташе было трудно свыкнуться с мыслью, что теперь она осталась совершенно одна. Когда-то шумная квартира опустела.

Правда, Майя приходила через день, но Наташе хотелось другого. Ей хотелось постоянного присутствия родного существа, хотелось своей семьи. Она очень трудно привыкала к одиночеству. Одиночество… Для нее это было не состояние души, не бесплотная эмоция, нет. Иногда Наташе казалось, что это вполне осязаемый организм, заполнивший каждый сантиметр квартиры. Она дышала им, и именно одиночество встречало ее, когда она возвращалась с работы. И самое главное – избавиться от него не было никакой возможности.

Будучи по натуре человеком, наделенным богатым воображением, Наташа часто перед сном мысленно представляла себе своего избранника. Вот только с внешним обликом у нее не всегда все ладилось. То он был блондином с голубыми глазами, то кареглазым красавцем, обладателем копны волнистых каштановых волос. Род его занятий также имел широкий диапазон. Иногда ей представлялся состоятельный банковский служащий с автомобилем самой лучшей марки и с личным шофером или деловой человек, имеющий свое дело где-нибудь за океаном. А иногда он являлся ей в ночных мечтаниях, одетым почему-то в спецовку или поющим под гитару в подземном переходе… Тогда Наташа просыпалась в холодном поту и с твердым намерением перестать предаваться никому не нужным мечтам, переходящим в кошмарные сны.

Утренние часы Наташа очень не любила. Не любила рано вставать, зимой это было особенно ненавистно. Ей не хотелось завтракать, ехать на работу в городском транспорте…

Зато любимым временем суток у Наташи был вечер.

Приходя вечером домой, Наташа первым делом включала телевизор. Это уже вошло у нее в привычку с тех пор, как она осталась совсем одна. Телевизионные голоса создавали ощущение, что в доме она не одна. Такой самообман позволял отвлечься от мыслей об одиночестве. Конечно, эта искусственность вовсе не радовала девушку, но изменить что-либо она была не в состоянии.

Правда, иногда она влюблялась. Однако быстро понимала – это все, что угодно, но только не настоящая любовь… Видно, судьба сталкивала ее не с теми людьми. От таких «романов» оставался только неприятный осадок, и ничего больше…

Со временем ей уже казалось: вот так она и проживет всю свою жизнь – в одиночестве и постоянных мечтах о счастье.

Она даже купила себе попугайчика – все-таки рядом живая душа…

Глава 17

– Андрей Петрович, все готово!

В ординаторскую заглянула операционная сестра Ниночка. Ямочки на ее щеках лучились улыбкой, рыжие волосы, как всегда, были забраны в хвост.

– Да, Ниночка, иду… – Андрей поднял голову и улыбнулся. Ему нравилась способность девушки постоянно быть в хорошем, ровном настроении. Суточное дежурство было в самом разгаре. За прошедшие часы у него были две операции, и каждая из них очень тяжелая, поэтому он уже очень устал. Но надо идти…

Андрей перевелся в эту больницу два года назад и успел за это время заслужить уважение своих коллег и пациентов. С ним даже консультировались в особо трудных случаях, учитывая его мнение при установлении диагноза и назначении лечения.

На молодого доктора обратил внимание весь женский персонал больницы. В него без взаимности, надо признаться, влюблялись медсестры, в том числе и Ниночка, работающая в его отделении. Она с обожанием смотрела на него, но он словно бы этого не замечал. Но девушка оказалась самой терпеливой из его поклонниц. Приглашения сходить в театр или на концерт поступали от нее постоянно, однако Андрей всегда тактично их отклонял, ссылаясь на занятость. Со временем Ниночка смирилась с этим, но любить доктора Вавилова не перестала. Довольствуясь своей скромной ролью, она была его вечной тенью и считала за счастье завязывать ему тесемочки на халате, и приступая к этому занятию, испытывала такой благоговейный трепет, какой, наверно, испытывали в древние времена жрицы, совершая обряды поклонения богам.

Детство Андрея прошло в большой и уютной квартире на Остоженке. Будучи еще совсем маленьким, Андрей помнил высокие потолки и большую, с висячими каплями-подвесками люстру в гостиной.

Бабушка со стороны отца, Инесса Адамовна, учительница немецкого, воспитывала внука в духе благородного средневекового рыцарства, рассказывая ему о великой немецкой литературе, читая Шиллера и Гёте. И такие исторические моменты, как начало и окончание Семилетней войны или особенности жизни немецкого бюргерства, навсегда укоренились в памяти мальчика. Разбуди его среди ночи и спроси любые даты, он бы не ошибся… В дни школьных каникул Инесса Адамовна водила Андрюшу в музеи, детские театры. Он хорошо помнил, как, посмотрев спектакль «Синяя птица», стал относиться к воде, огню и хлебу как к живым существам. Мальчик даже разговаривал с ними, перенося сказку в жизнь.

Одна из комнат в квартире была оборудована под библиотеку. Андрей очень любил читать и, забираясь по лестнице, доставал с верхних полок потертые томики Сабаттини и мечтал о покорении водных просторов Средиземноморья.

Отец Андрея, Петр Михайлович, был ученым-физиком, постоянно занятым в своей лаборатории, «женатым на ней», как говорила мать Андрея Елена Дмитриевна. Она понимала мужа и была для него не только женой, но, что немаловажно в семейной жизни, и настоящим другом.

Выйдя замуж, Елена Дмитриевна оставила работу в школе и посвятила себя заботам о муже, а затем о сыне, появившемся на свет в одном из лучших роддомов Москвы. Она носила гладкие прически и красивые, сшитые модной портнихой платья, великолепно сидевшие на ее стройной фигуре. Елена Дмитриевна с честью справлялась с нелегким делом ведения домашнего хозяйства, чем вызывала зависть у своих не столь удачливых подруг. Но самыми близкими друзьями Вавиловых была одна семейная пара, которые считались у них в семье, скорее, родственниками. Это была давнишняя мамина подруга Вера и ее муж, художник Александр Шубин, ставший со временем очень известным. Вера души не чаяла в маленьком Андрюше. Он тоже их очень любил и жалел только, что не может их видеть часто, потому как жили Вера с Сашей в Ленинграде. Но каждая встреча с друзьями родителей была для мальчика настоящим праздником.

Часто Андрей Вавилов бывал в Ленинграде в гостях у Шубиных. Вера целыми днями гуляла с мальчиком по городу, водила в музеи. Таким образом, Андрей с самого детства знал город на Неве, как свой родной – на Москве-реке.

Когда прошло детство, на юношу не давили в выборе профессии. Объявив о своем решении поступать в медицинский институт, Андрей не встретил сопротивления. Он с головой погрузился в учебу. В институте быстро заметили талантливого и усидчивого студента, преподаватели в один голос прочили ему блестящее будущее.

Через год после поступления Андрея в вуз неожиданно умер его отец. Первое время было особенно тяжелым для семьи. Именно тогда к юноше пришло ощущение взрослости, он почувствовал ответственность за дом, за мать и бабушку. Теперь он не имел права быть слабым, потому что именно он должен стать опорой для этих двух дорогих женщин, поддерживать их, помогать им во всем. Елена Дмитриевна долгое время не могла прийти в себя, не в силах смириться с утратой. Вера приехала из Ленинграда и неотлучно находилась с ней. Подруги подолгу сидели вдвоем, без конца вспоминая прошедшие дни, когда обе были студентками и только-только познакомились со своими будущими мужьями. Такое общение делало боль от потери не такой острой. Впоследствии же Елена Дмитриевна сосредоточила все свое внимание на сыне, находя в нем поддержку и понимание.

Так шло время… Подходила к концу учеба в институте. И вот уже теплым июньским днем Андрей в последний раз входил в двери своего вуза. В его кармане лежал диплом с отличием. Елена Дмитриевна светилась от счастья и гордости за сына. Она звонила Вере в Ленинград и подробно рассказывала о своем Андрюшеньке. Казалось, светлые дни вновь настали для семьи. Отметив окончание учебы, Андрей готовился выйти в открытое море, именуемое взрослой жизнью. Заведующий кафедрой хлопотал за своего любимого студента, и вот уже Андрей стоит у стола, впервые выступая в роли ассистента при операции.

Прошло еще несколько лет. Андрей остался вдвоем с матерью…

– Ну Андрей Петрович! – нетерпеливо крикнула Ниночка.

– Иду, Ниночка, – Андрей потянулся и быстро встал из-за стола.

– Авария, привезли по «скорой»… – на ходу медсестра объясняла подробности. – Крови много потерял…

Операционная сверкала холодной чистотой. Яркий свет отражался в блестящих инструментах. Анестезиолог, операционная сестра и второй хирург были уже на месте. Пока Ниночка помогала Андрею надеть перчатки и халат, он успел оценить всю картину и характер полученных повреждений. Доктор Вавилов умел мгновенно мобилизовать свои силы и опыт, собраться в особо трудных ситуациях, а этот случай был как раз из разряда непростых.

Операция продолжалась четыре часа. За это время дважды останавливалось сердце, и дважды надежда едва не покинула Андрея. Но он не привык сдаваться, и его упорная борьба за человеческую жизнь увенчалась успехом.

В личной жизни доктора Вавилова особых перемен не было. Он не торопился с выбором спутницы. Видя, с каким трепетом и любовью родители относились друг к другу всю жизнь, представлял и свое семейное будущее таким же. Поэтому терпеливо ждал, твердо зная: где-то его также ждет единственная женщина, предназначенная ему судьбой.

Елена Дмитриевна с пониманием относилась к чувствам сына, однако в глубине души ей очень хотелось, чтобы их дом побыстрее наполнился детскими голосами. Но время шло, а голосов детей что-то не было слышно, а между тем у всех ее подруг уже были внуки. Каждый раз, собираясь к ним в гости, она останавливалась, чтобы купить детям какую-нибудь игрушку в подарок, и мечтала о том времени, когда она сможет покупать куклы, машинки и прочие забавные вещи и для своих внуков…

Андрей жил с ощущением, что где-то на Земле, может быть, даже здесь, в Москве, тоже живет и надеется на встречу с ним его половина. Ведь так живут многие: с надеждой на встречу, пока, наконец, в один прекрасный день не начнется это удивительное движение навстречу друг другу… Не важно, где будет точка пересечения – в метро ли, на многолюдной улице или в дверях продуктового магазина. Главное, что в многомиллионном городе, словно случайно, вдруг оказываются рядом два человека, предназначенные друг другу…

Глава 18

– Извините! – машинально произнес Андрей и наклонился, чтобы поднять свертки, которые уронила женщина, случайно задетая им.

– Еще раз простите. Я помогу вам… – продолжал он, нагнувшись и собирая рассыпавшееся.

– Ничего… – спокойно ответила женщина, добавив: – Я сама.

Подняв, наконец, последний пакет, Андрей выпрямился и встретился взглядом с незнакомкой. И почему-то оба были не в силах отвести взгляда. И оба одновременно смутились… Первым пришел в себя Андрей, робко поинтересовавшись:

– Простите, пожалуйста, а как вас зовут?

– Наташа…

Они вышли на улицу. В лицо повеяло приятной свежестью. Видя, что она никак не может справиться с покупками, выскальзывающими у нее из рук, Андрей предложил свою помощь. Наташа молча отдала ему часть поклажи.

– Вы, наверное, где-то недалеко работаете? – спросил он.

– Да, моя контора совсем рядом, за углом. А как вы догадались? Вы сыщик?

– Нет. Вообще-то я врач, – улыбнулся Андрей. – Но догадаться было несложно. Обычно многие ходят по магазинам после работы, причем стараются это делать где-нибудь поблизости. Так что все просто…

– Да, действительно просто, – согласилась Наташа. – А вы, значит, тоже идете после работы?

– Да, я с суток.

– С суток? – не поняла она.

– Мое суточное дежурство закончилось.

Я здесь недалеко живу и вот по дороге зашел в магазин.

– Так вам надо вернуться за покупками?

– Не надо – я все равно уже забыл, зачем шел…

Оба снова смутились.

– Простите, Наташа, я могу вас проводить? – вдруг предложил Андрей.

Наташа молча опустила глаза.

Вот так две судьбы вдруг странным, непостижимым образом переплелись. И странной казалась каждому их жизнь до этого. Будто бы и не они это были вовсе, а кто-то другой. Все, что происходило раньше, представлялось теперь чем-то далеким и плохо помнилось. Все было неважным, а по-настоящему важное произошло, только когда они встретились. Еще год назад все было по-другому. Да какой год – утром этого дня все было по-другому!..

Встреча с Андреем буквально перевернула жизнь Наташи, до этого такую спокойную, тихую, даже монотонную.

Теперь же события развивались настолько стремительно, что Наташа уже не могла повлиять на их ход, да и, по правде сказать, не хотела. Она радовалась, понимая, – она уже не одна, и будущее уже вовсе не страшно, скорее – наоборот…

В конце мая, как всегда, Андрей перевозил Елену Дмитриевну на дачу. Только в этом году к ним присоединилась Наташа. Было решено, что часть отпуска Андрей и Наташа проведут на даче, а после свадьбы поедут на море.

Дача Вавиловых была старая. Участок леса с домом посередине был огорожен забором. За ним росли ели, березы, кусты орешника. Но именно это отсутствие руки ландшафтного дизайнера и придавало участку необъяснимое очарование. Однако были здесь и садовые деревья. Тоненькие веточки вишни робко покачивались от легкого ветерка. Яблони оделись нежными бело-розовыми цветами, обещая осенью порадовать хозяев богатым урожаем.

К дому от калитки вела дорожка, выложенная плитами, между которых росла трава. По обеим сторонам дорожки тянулись тюльпаны самых разных сортов и оттенков: белые, желтые, необычные желто-зеленые, как недозрелая слива, а также розовые, тюльпаны цвета фиолетовых чернил и всевозможных оттенков красного. Примула доверчиво заглядывала в глаза и улыбалась желтыми личиками-сердцевинками…

Дом был деревянный, двухэтажный, построенный, очевидно, в конце сороковых – начале пятидесятых годов, с застекленной верандой и полукруглым балконом на втором этаже. Дорожка упиралась в старое крыльцо с изящными балясинами. Входная дверь, как и сам дом, была выкрашена голубой краской, немного поблекшей от времени. Была у дома и еще одна дверь, выходящая из гостиной прямо в сад.

Второй этаж занимали хозяева дачи. Там было всего две спальни. Одна принадлежала родителям Андрея, а во второй жил он сам. Из окон спален был виден сад с деревянной беседкой, в которой в жаркие летние дни всей семьей пили чай. Там всегда стоял большой круглый самовар.

К беседке также вела выложенная плиткой дорожка, только вместо тюльпанов вдоль нее росли флоксы, разливавшие повсюду сладковатый аромат.

Позади беседки разрослись кусты орешника, которые давно хотели вырубить. Но поскольку эти высокие густые кусты давали такую отличную тень, решено было пока их не трогать. Даже в часы иссушающего зноя в беседке было прохладно и даже как-то таинственно.

В начале осени зрелые крупные орехи, падая, стучали по крыше беседки. Ударяясь о плитку, иной раз трескалась их скорлупа, и тогда спелые ядрышки становились законной добычей птиц.

Самым дальним строением на участке была баня, вокруг которой росла сирень, к приезду хозяев успевшая уже набрать бутоны.

Подойдя к крыльцу и окунувшись в густой аромат цветущей черемухи, которая росла слева от крыльца, молодые люди поднялись по ступенькам. Протяжный скрип старого дерева сопровождал их шаги. Андрей, не сразу справившись с замком, открыл натужно скрипнувшую дверь, и они вошли в дом.

На первом этаже из просторной кухни можно было попасть прямо в гостиную. Предметом особой гордости хозяев был великолепно выполненный камин, покрытый штукатуркой и украшенный лепными завитушками. На каминной полке стояли часы, по бокам – декоративные тарелки на подставках. Очень украшали камин изящные статуэтки дам и кавалеров, одетых по старинной моде. В металлической подставке были закреплены щипцы, совок и щетка для уборки золы. Судя по следам копоти, камин служил не только украшением, но использовался и по своему прямому назначению.

Овальный стол украшал середину комнаты. Под стать ему были деревянный буфет, диван и кресла. На стенах висели картины с изображением цветов, пейзажи и даже портреты каких-то неизвестных людей в старинной одежде. Довершало интерьер гостиной пианино, на крышке которого были расставлены фотографии.

В доме были еще две комнаты, предназначенные для гостей. И здесь, как и везде, все дышало уютом и изысканной простотой.

Торопясь приготовить завтрак, женщины прошли на кухню, куда Андрей уже перенес из машины коробки с продуктами.

С прошлого года дом не проветривался, и воздух в комнатах и на кухне был сырой. Елена Дмитриевна широко распахнула окна, задев рамой ветки жасмина.

– Наташенька, посмотри, пожалуйста, нет ли чего на полках. Заодно освоишься, запомнишь, где что лежит, – попросила она и занялась разбором коробок.

Проведя ревизию кухонных полок, Наташа обнаружила банку с солью, начатую коробку сахара и запечатанную пачку чая. Отложив в сторону свои находки, она решила сначала протереть мебель влажной тряпкой.

И уже скоро кухня блестела, как новая.

– Ух ты, какая красота! – похвалила ее Елена Дмитриевна. – Как чисто теперь!

– Тогда уже можно все складывать на полки? – довольно спросила Наташа.

– Можешь. Возьми вот чай, кофе.

– А крупу?

– Крупу в другой шкафчик. Ты такая молодец, Наташенька, так быстро все делаешь. Без тебя я целый день провозилась бы…

– Ну что вы, Елена Дмитриевна, – смутилась Наташа. – Мне просто приятно помогать…

Стол накрыли в гостиной. Елена Дмитриевна достала из буфета скатерть и посуду.

– А где Андрей? – поинтересовалась она.

– Возле машины, – ответила Наташа. – Но, по-моему, он уже там все закончил.

– Ну вот и хорошо. У нас с тобой тоже все готово. Зови его!

Андрей принес с улицы веточки черемухи, которые наполнили комнату пряным ароматом.

– Ты представляешь, Наташа, – сказал он. – Я этот буфет еще с детства помню. Там мама от меня конфеты на ключ запирала. Но я не отчаивался – быстро подобрал подходящий ключик… Взрослые потом только удивлялись – буфет заперт, а конфеты как-то так исчезают…

– Вот так все и узнается! – засмеялась Елена Дмитриевна. – Знаешь, Наташенька, я всегда любила приезжать сюда.

– Вы здесь все лето проводили?

– Да. Когда Андрюша был маленький, мы переезжали сюда в мае, а возвращались в город только в октябре. Правда, когда он пошел в школу, приходилось уезжать уже в августе, – вспоминала Елена Дмитриевна.

– Здесь очень красиво, такие деревья высокие…

– Андрюшин папа, мой муж, любил отдыхать на даче, – продолжала хозяйка. – Все тут напоминает о том времени, когда мы были молодыми… У нас еще до этой дачи был домик в деревне, мы туда с друзьями ездили летом. Там тоже красиво… – вздохнула Елена Дмитриевна.

– И какие картины у вас замечательные висят, – Наташа показала на стены.

– Да, картины прекрасные. Все это – работы нашего друга, художника Шубина, – объяснила Елена Дмитриевна.

У Наташи перехватило дыхание. Она удивленно посмотрела на Андрея.

– Как это – Шубина? – переспросила она. – Это какой Шубин, неужели тот самый?

– Да, Александр Иванович, – подтвердила Елена Дмитриевна. – Завтра вы познакомитесь.

– Это тебе сюрприз, Наталья, – хитро подмигнул Андрей. – Ты ведь любишь живопись.

– Люблю…

Потрясенная, Наташа не знала, что еще сказать. Художник Шубин был для нее почти кумиром. Она не пропускала ни одной его выставки в Москве, и единственной мечтой всегда было взять у него автограф.

После завтрака хозяйка дачи предложила Наташе осмотреть дом, а сама занялась приготовлением обеда.

– Елена Дмитриевна, я быстро все посмотрю и сразу к вам на помощь, хорошо? – спросила Наташа.

– Не торопись, Наташенька! Осваивайся…

День прошел в хлопотах по дому. Надо было проветрить все комнаты, просушить подушки, одеяла, разобрать привезенные из Москвы вещи. В Наташиной комнате Елена Дмитриевна повесила специально привезенные из дома занавески. И только когда солнце уже спряталось за деревьями, все, наконец, привели в порядок и можно было отдохнуть и насладиться ароматным весенним вечером.

Вечер в Подмосковье – явление особенное… Он приходит незаметно, как-то постепенно приглушая дневные звуки. В траве уже не слышно веселого стрекотания кузнечиков. Ветер стихает, застывают неподвижно листья на деревьях, замирают цветы… Солнце опускается ниже, подсвечивая последними лучами нижние ветки кустов, отчего попавшие в этот прощальный свет листья кажутся прозрачными. Только птичьи голоса в наступившей тишине звучат особенно отчетливо да слышен проезжающий поезд. Но вот и эти звуки стихают, наступает ночь…