Текст книги "Мужские откровения"

Я не верю в коллективное высказывание

Коллективного высказывания не бывает. Высказывание может быть только личным.

Сегодня в стенах театра «Модерн» живет коллектив единомышленников – ярких, прекрасных, творческих людей. Это одна из интереснейших трупп Москвы. Интересная именно как сочетание, как мозаика очень разных талантов, возрастов, национальностей, темпераментов. Эти люди смогли за год выпустить шесть спектаклей. Шесть труднейших премьер.

Когда я говорю про единомышленников, я имею в виду не только труппу. Это и дирекция, и художники, и все остальные сотрудники. Хотел сказать, что это люди, которые «тихо делают свое дело», – нет, они работают активно и очень профессионально, ярко. Они созидают. И делают это успешно – что не может не почувствовать и зритель.

Главная цель любого театра (и нашего, разумеется) – это сам спектакль. За сезон 2017–2018 мы выпустили шесть премьер. Это чрезвычайно много. Я даже слегка переживаю по этому поводу. Потому что наш зритель, в какой-то своей части, не успевает за нашим ритмом. Но мы сознательно взяли такой темп: нам нужно обновить репертуар. Шесть премьер – это очень много для одного сезона, но этого нам по-прежнему мало, если говорить о полноценном репертуаре. Мы – репертуарный театр, мы не антреприза, и поэтому наши планы на ближайшие годы – четырнадцать-шестнадцать спектаклей.

«Цезарь», вышедший недавно «На дне» – сложнейшие вещи. Сложнейшие с точки зрения драматургии, с точки зрения существования на сцене, с точки зрения материала. Шекспир, Горький – это ой как непросто. Это сложные авторы, чей незыблемый авторитет способен буквально подкосить. Этот авторитет давит на режиссеров, он может уничтожить актера – когда начинают трястись колени и кажется, что нет никакого другого пути, кроме как идти след в след за великими предшественниками. То есть в очередной раз воспроизводить шаблон. Высокий, но шаблон.

Хочется верить, мы справились. По крайней мере, у нас нет ощущения, что Шекспир с Горьким нас подавили. Хотя, повторюсь, противостоять этому соблазну было очень непросто. Если говорить о Шекспире, то он, как воронка, затягивает тебя в какой-то хрестоматийный романтизм, в сказку, в робингудовщину. А между тем «Юлий Цезарь» – это совсем не сказка, совсем. Это разговор о народе, о власти, об их взаимном циничном отношении друг к другу. Не сорваться в романтизм было для нас самым сложным.

В «На дне» была другая проблема. Пьеса очень трудная для прочтения, тяжелый язык. И с этим невозможно справиться, если не оживить и одушевить каждого из персонажей. Как только это получается – Горький вдруг расцветает, пьеса превращается в этакие заросли малинника: ты видишь на ветках яркие, спелые ягоды, тянешься к ним, осторожно раздвигая сплетенные ветви и цепляясь за колючки; сорвав несколько, видишь в глубине еще больше. Откуда-то из глубины куста выпархивают мотыльки, у корней зеленой струйкой промелькнет ящерица. Все живет и движется. Вот это – Горький. Для меня это было настоящим открытием. Феномен. Для иллюстрации: первые четыре минуты спектакля я ставил три недели. А потом – сорок минут за два дня. Все эти недели мы переживали какую-то ломку, борьбу с автором, с материалом, самими собой. В результате, мне кажется, все получилось.

Вообще, для меня автор – это друг, собеседник, с которым можно разговаривать, спорить, шутить. Если ты поддаешься давлению авторитета, то в такой ситуации автор становится либо кумиром, либо каким-то начальником, который может приказать или рассердиться. Оба пути – тупиковые.

За последние два года все мы – труппа, сотрудники, я как худрук – стали лучше понимать друг друга. Во многом поэтому, например, в спектакле «На дне» у меня заняты только актеры театра, мы никого не приглашали. Как мы к этому пришли – разговор отдельный и, наверное, гораздо более личный. Актер – это некоторое творческое пространство, которое он возделывает. Да, он прислушивается к тому, что я хочу, говорю и советую, но это пространство – это его территория. Я не режиссер-нянька, не педагог. Актер для меня соавтор, хотя при этом я против коллективного творчества. Почему? Я не верю в коллективное высказывание. Высказывание может быть только личным.

Про агрессию, или Апология слабости

Мне кажется, что с возрастом в нас не меняется одно детское качество: мы готовы повторять чужое поведение. Только если в детстве мы, как попугайчики, были готовы копировать любого, первого встречного, то с годами начинаем вроде как выбирать пример для подражания. А само подражание никуда не девается. Назовите это как угодно, хоть воспитанием. Мы повторяем чье-то поведение, мы мечтаем быть таким, как наш кумир. Но тут возникает – а она всегда возникает, будь она неладна! – проблема выбора. Выбора примера для подражания.

Наверное, все мы согласимся с тем, что большинство из нас с годами становится жестче характером. Или агрессивнее, другими словами. Это значит, мы выбираем такие примеры для подражания? Или нам их предлагают?

Есть два мощнейших инструмента переформатирования мозгов современного человека – телевидение и интернет. Возьмем ТВ: могли ли вы еще десять лет назад представить, что в эфире популярных программ ведущие будут хамить приглашенным гостям, перебивать их, выгонять их из студии или вообще – драться? Теперь же такое происходит регулярно. И эта агрессия, эта злоба – они же никуда не деваются, не растворяются в воздухе, не исчезают бесследно. Они оседают в нашем сознании, в наших душах – такой тонкой, липкой пленкой. Проходит время, и вот уже мы практически не удивляемся, когда, переключая каналы на телевизоре, мимолетом видим анонсы какого-нибудь «Дома-2», где молодой человек – участник шоу материт девушку-участницу. Про формат общения в интернете говорить нечего: первое, что происходит при малейшем несогласии с мнением собеседника, – оскорбление, переход на личности, издевательства, угрозы и т. д.

Окружающий мир – через те же ТВ и интернет – убеждает нас: вот она, настоящая жизнь, без розовых соплей и наивных фантазий – грязная и жестокая. Не ты – так тебя. Welcome to the jungle. Не согласен? Твои проблемы. И мы пропитываемся раздражением и озлобленностью, вольно или невольно.

И – вот он, момент истины: так вольно или невольно? Можно согласиться с предложенными правилами. Можно перестать обращать на это внимание, убеждая себя в том, что так мы выработаем иммунитет ко всей этой грязи. Можно с этим не соглашаться и жить по другим правилам. Другие правила – самое сложное. Слишком непопулярный стиль, по нынешним временам. Признать свою неправоту, сделать шаг навстречу оппоненту, уступить – все это сегодня воспринимается как признак слабости. Это не по-пацански, не «по понятиям». Чистое донкихотство. Получается у одиночек, почти не вызывает сочувствия у широких народных масс. Хотя еще пару столетий назад юродивых на Руси любили, и даже прислушивались к ним.

Пройти мимо – путь, более доступный не-герою. Этот вариант – почти достойный, потому что уже требует от человека усилий воли. Ну, говорит человек, пусть эта куча дерьма воняет себе тут, я найду место почище и посвежее. Пусть по телевизору мужчина оскорбляет и унижает женщину – выключу телевизор или выброшу его совсем; пусть начальственные чиновники издеваются над простым (читай – бесправным) человеком – установлю приложения, буду платить квартплату только онлайн, удаленно, чтобы век не видеть эти ненавистные чиновничьи рожи; пусть хамство почитается за силу, а сила за правоту – буду воспитывать своих детей по-другому. Не знаю, что у него получится в результате.

Простейший путь – стать как все. Снизить планку, успокоиться насчет нравственного выбора и начать покусывать-подгрызать окружающих. А при удобном случае – впиваться в горло слабаку: сам виноват, расслабился – получай.

Меня не удивляет такой ход мыслей. В конце концов, нет ничего нового под луной, и тысячелетиями люди делали примерно тот же выбор: загрызть или помочь? Я упираюсь, как в стену, в другое: почему, когда в нашей стране, нашем обществе этот путь стал простейшим? Моральный кодекс строителя коммунизма мы благополучно отправили на свалку – прекрасно, туда ему и дорога. Но почему мы из самых разных вариантов выбрали ему на замену – худший? Почему сегодня нашему обществу, снизу доверху, от грузчиков до депутатов, легче и проще всего существовать в рамках воровских «понятий»? И почему мы так изменились – так быстро?

Сегодня многие оправдывают свою агрессию тем, что, мол, только так и можно отстоять идею. Отстаивать свои идеи нужно, не спорю. Но вот вопрос: что за идея такая, ради которой можно вытирать ноги о живых людей? Ты искренне веришь в свою идею – хорошо. Но если ты видишь, что аргументы твоего оппонента не лишены основания, они опровергают твои доводы, – умей согласиться с этим и принять чужое мнение. В этом – настоящая сила характера, духа. Только в этом по-настоящему и проявляется подлинная сила, настоящий внутренний стержень.

Мне посчастливилось работать вместе с покойным Алексеем Баталовым. Вспоминаю случай: как-то мы пришли с ним на «Мосфильм», и тут выяснилось, что кто-то из администраторов забыл заказать ему пропуск. Я вне себя от возмущения: как?! Забыть заказать пропуск – и кому? Самому Баталову! Но сам Алексей Владимирович произносит совершенно спокойно: «Ничего страшного, подождем», – и отходит в сторонку. Слабак? Вот уж точно – нет. О том, насколько внутренне сильным человеком был Баталов, могут рассказать все, кто его знал. И в этом его «ничего страшного», поверьте, было куда больше достоинства, чем в пафосных выступлениях нынешних «авторитетов» на популярных ток-шоу. Как ему это удавалось – не знаю. Знаю только, что это шло откуда-то изнутри. Это достоинство, эта сила, это спокойствие – все это жило у него в душе, в сердце.

Как победить агрессию? Агрессия – как плесень. Она поражает нездоровую культуру, нездоровое общество. Учредить правильную культуру «правильными» законами невозможно. Законы – это самый грубый, самый примитивный каркас, на котором мы выстраиваем нечто более сложное – живые, разнообразные человеческие отношения. И вот чтобы построить нечто достойное – вот как раз ради этого люди читают хорошие книги, или смотрят хорошее кино и живопись, или ходят в театр, или слушают хорошую музыку. Молятся Богу, в конце концов. Они делают это исключительно для того, чтобы узнать самих себя, получить знания прежде всего о себе – в этих молитвах, фильмах, книгах, спектаклях, картинах.

…Вот рассуждаю я тут о высоком, о человеческом достоинстве, силе духа, и ловлю себя на мысли: я никого не могу убедить в том, что это – правильно. Никого и никак. И ты, мой уважаемый читатель, волен сделать любой выбор. Ты можешь забыть обо всех этих «розовых соплях» сразу после того, как прочтешь – твое право.

Единственное – подумай вот над чем. Мир живет по законам сохранения энергии. Это и физики доказали, это и в отношениях между людьми работает. И к нам возвращается все то, чем мы делимся с окружающими. Делимся добротой, уважением, участием – есть шанс, что когда-то получим что-то подобное в ответ. Гарантии нет, но шанс есть. Делимся злобой, хамством, желанием унизить – все то же самое: не факт, что твое дерьмо вернется к тебе в первозданном виде, но шанс велик. Тем более что и математически это должно быть понятно: если все вокруг будут хамами и жлобами, вероятность того, что ты прочувствуешь агрессию соседа на себе, близка к ста процентам. Но с каждым новым «слабаком» эта вероятность уменьшается. Парадокс: даже один человек может изменить целую систему. И создать новую.

Настоящую.

На лифте или по лестнице?

Мы должны гордиться сегодняшней молодежью. Потому что, невзирая ни на что, эти ребята и девчонки учатся. В отличие от нас, разгильдяев, которые в свое время не видели проблемы в том, что они двоечники. Сегодняшние дети учатся. Я вижу это по своей дочери, по детям своих друзей и знакомых. Это, конечно – повод для гордости. Но я недаром сказал, что они учатся, несмотря ни на что. Что я имел в виду: в последнее время наши политики позволяют себе довольно странные высказывания, которые, на мой взгляд, дезориентируют молодых людей. Политики вслух мечтают, а находящиеся в их орбите чиновники тут же бросаются исполнять эти мечтательные пожелания высоких начальников, при этом транслируя их и всячески тиражируя.

О чем же грезят большие начальники? Приведу пример. Как-то давно я услышал речь министра образования Фурсенко. Он сообщил следующее: ошибка советского образования заключалась в том, что оно готовило творца; мы, заявил г-н Фурсенко, должны подготовить квалифицированного потребителя. Думаю, что цитирование – почти стопроцентное: слова врезались в память. До сих пор помню оторопь, которая меня охватила тогда.

Наши дети молодцы, они сопротивляются этим планам взрослых. Они стараются, хотят учиться, ищут себя, хотят свободы. Сложность в том, что их не учат созидать. Меня, двоечника, в свое время учили – и научили! – созидать, производить. Меня научили: за тобой должно стоять не слово, а дело. И когда сегодня кто-то пытается меня упрекнуть в том, что я злоупотребляю пиаром, я удивляюсь и предлагаю моим критикам обратить внимание на то, что за каждым моим публичным высказыванием, за каждым фактом привлечения внимания к своим проектам стоит конкретное дело: фильм, спектакль, издание журнала, выставка, фотоальбом и т. д. Этому меня научили еще в школе, и за это я ей благодарен. Очень хочется, чтобы и наши дети этому научились.

Еще один ныне здравствующий политик как-то заявил (а за ним, разумеется, повторили все, кто пониже рангом), что для молодежи должны существовать социальные лифты. Хочется сказать этим людям: социальные лифты были у вас. Это вы из коммерческих структур могли пойти в государственные чиновники или в депутаты, а потом – нажатием кнопки – еще куда повыше. Почти все остальные граждане страны живут по-другому. И хорошо, что по-другому.

Это все – идеи наших политиков. Можно даже, наверное, так понимать, что это не просто идеи, а их кредо – коль скоро они об этом заявляют во всеуслышание.

Уважаемые молодые люди – если вы читаете сейчас эту книгу – обращаюсь к вам: никакого социального лифта не должно быть. Лифтов нет. Есть ступеньки, лестница. Идешь по этой лестнице – шлеп! Упал. Поднимаешься. Если сможешь, идешь дальше, взбираешься на следующую ступеньку. Снова: шварк! Упал. Встаешь, карабкаешься дальше. Это – естественный, нормальный путь. Когда ты поднимешься наверх, ты будешь там себя ощущать твердо, за тобой будет опыт восхождения. А когда ты заезжаешь на верхние этажи на социальном лифте, – любое нажатие кнопки мгновенно спустит тебя на этаж с номером ноль.

Мне кажется, идеи растить из молодых людей «квалифицированных потребителей» рождаются в головах тех начальников, которые сами не слишком далеко ушли от этого стандарта и просто не могут себе представить, что жизнь может быть организована иначе. В их жизни посещение вернисажей и театральных премьер стало частью общепринятого формата, кодекса поведения – не больше. И такие люди сегодня приходят, например, в театр с убеждением, что это – место, где они могут расслабиться. В то время как расслабляться нужно в сауне, а в театре – думать и переживать.

А сегодняшние молодые люди думают. На моем спектакле «Цветы для Элджернона», который уже несколько лет идет в РАМТе, в зале постоянно много молодежи. А ведь это спектакль драматический, не комедия. Это спектакль, на котором люди плачут. И молодые зрители на протяжении всех этих четырех лет приходят в театр и рыдают, ревут в голос. Такое может происходить, только если человек не только существует как физиологическая особь, но живет как личность. Пусть плачут. Пусть думают. Ведь это – тоже процесс образования. Который, как мне кажется, ничуть не менее важен, чем запоминание исторических дат и имен.

Сейчас дети в стрессе. Их окружают непонятные и очень сомнительные идеи, которые выдают за правильные. Они это чувствуют – как чувствуют всякую фальшь. Как следствие, они перестают доверять нам, взрослым, уходят в интернет – со всеми его плюсами и минусами. Почему? Да потому что там, в интернете, они чувствуют себя более свободными. И в том, что сегодня молодежь ищет свободу в интернете (уж что они там находят на самом деле – это другой разговор), – в этом виноваты родители и, наверное, какие-то неполадки в школе.

Нынешний министр Ольга Васильева, как показалось, хочет вернуться к модели созидательного образования. Прекрасно. Умение рассуждать и мыслить самостоятельно гораздо важнее, чем умение выбрать из нескольких вариантов ответа правильный и кликнуть по нему. Самому доходить до мысли, которая родилась у Лермонтова или Толстого, – рассуждая. Тогда это интересно и полезно, тогда это становится той самой лестницей жизненного опыта, по которой человек поднимается, становясь личностью. Запомнить чужие знания и идеи – полдела; это все равно что прокатиться на социальном лифте: один раз может сработать, но «вдлинную» этот способ – проигрышный.

Хорошо, если государство поддерживает что-то по-настоящему умное, живое – то, что интересно молодым людям. Лишь бы только под умным, живым и ценным мы понимали примерно то же, что подразумевают под этими словами наши дети. Им – жить.

Сеть

Вас не пугают автомобили на улицах? Меня – нет. И большая чугунная сковородка, невесть откуда взявшаяся на нашей семейной кухне в незапамятные времена и совершенно незаменимая до сих пор, тоже мне не страшна. Хотя я знаю, что автомобиль запросто может превратиться в орудие убийства, а уж сковородка, да еще в умелых руках – тем более. Это я к тому, что меня иногда начинают пугать интернетом. Ну да: слежка, полная прозрачность персональных данных, контроль за личностью – в общем, понятно, о чем речь. А вы ожидали чего-то другого? Вы думаете, что если существует возможность следить за миллионами человек по всему миру, то на всем земном шаре не найдется ни одного злодея, который этой возможностью не захотел бы воспользоваться? Найдется обязательно.

Меня волнует другое. Я примерно знаю, где и когда мне стоит опасаться автомобиля, и представляю себе те обстоятельства, в которых чугунная сковородка может угрожать моему здоровью. С интернетом ситуация иная: он гораздо ближе, и он уже почти везде. И я понимаю и вижу, что проблема – она не во Всемирной сети заключается. Она – в людях, которые этой сетью пользуются. В нас.

Однажды на глаза попалась новость: в каком-то регионе России прикрыли сайт, который использовался как площадка для размещения заказов на убийства. Об этом пишут в новостях. Это событие какого масштаба? Почему событие, которое в самом этом провинциальном городе обсуждалось бы день-другой, а потом о нем забыли, – почему об этом должен знать я? Прихлопнули этот сайт – тема закрыта. Но благодаря сети, а, может быть, в большей степени, благодаря тем людям, которые с помощью сети пытаются заработать, вдруг эта история вторгается в мою жизнь. Любой региональный скандальчик, который никогда прежде не вышел бы за пределы, допустим, театра, маленького, душевного, живущего своей очаровательной и немного скучной жизнью в каком-нибудь провинциальном городке, благодаря интернету может превратиться в новость федерального значения. Кто и зачем это сделал?

Ты ныряешь во Всемирную сеть – бездонную, в которой, кажется, ты в мгновение ока можешь просто раствориться, но – ау! Будь готов встретиться с самим собой. Тебе хочется посмотреть порно или ты хочешь увидеть коллекцию древностей Британского музея? Выбор за тобой. Знаешь ли ты, чего ты хочешь на самом деле?

Всемирная сеть – питательная среда для проявки наших истинных желаний, новое зеркало души для современного общества. Раньше «зеркалом души» называли глаза человека, но мы ведь хорошо умеем притворяться и прятать свои глаза от чужих взглядов, поэтому эта формула уже не универсальна. Сегодня настоящим зеркалом души стал интернет. И заглянуть в это зеркало можешь не только ты сам, но и те, кто невидимо, незаметно и безлико стоят по ту сторону монитора и пристально присматриваются к тому, что интересно тебе. Это портрет Дориана Грея, который могут увидеть посторонние.

Я не воспринимаю сеть как инструмент общения. Не моя тема. Вообще. Мне кажется, что социальные сети в этом смысле – как плотина с неподключенной турбиной: вода течет, бурлит, давит огромной массой, а электричество не вырабатывается. И света нет. Если бы эту турбину подключить – тогда такая река могла бы освещать города. Интернет-общение не освещает города. Пустота и суета. При этом я знаю людей, которые всерьез озадачены тем, что должны опубликовать в день один-два поста – обязательно. Они живут этим. На выходе-то что? Это как высморкаться. Безусловно, в сети есть люди яркие. Один-два процента. И они воспринимают интернет только как площадку.

Благодаря интернету сегодня любое высказывание, любое мнение – самое ничтожное, самого малозначительного человека – становится публичным. И может приобрести свойство бронебойного снаряда. Только теперь этот снаряд разрушает не технику противника на поле боя, а личности других людей. И благодаря тому, что интернет содержит информацию и выстроен на информации, он стал удобным инструментом для проникновения в мозги людей – напрямую, без хирургического вмешательства. И с помощью сети туда, в мозги, одинаково просто доставить и добро, и дерьмо. Фильтр – тот, который способен остановить любой вирус и любую попытку взлома, – это единственно сам человек, его свободная воля.

Дистанция сократилась – между людьми, между человеком и источником информации. Это преимущество? Да. Это недостаток? Да!

Конечно, есть еще много людей, для которых интернет – антисреда. Вот, например, когда я заявил, что новый «Модерн» начнется с выработки нового дизайна, визуального языка – в том числе с переделки сайта театра, в ответ посыпались сердитые комментарии, разгневанные критики стали напоминать мне знаменитую фразу Станиславского про то, что театр начинается с вешалки. А не с сайта, – уточняли они. Мне же кажется, что сегодня театральный сайт выполняет функцию виртуального гардероба – места, где раньше люди здоровались, общались, знакомились по-настоящему, вживую. Разумеется, я начал обновление театра с репертуара, не с сайта. Просто переделать страницу в интернете быстрее и легче, чем поставить новый спектакль. Спектакль займет больше времени, потому что это – важнее.

Вообще, сегодня мы не можем оценить интернет. Пока не можем. Слишком мало времени прошло. Мы оказались свидетелями появления интернета плюс мы находимся фактически внутри. Посмотреть со стороны мы не способны. Мы еще ничего не поняли.

Смотрите, что произошло. Казалось, в XX веке уже все самое ценное на планете было поделено, и новым миллиардерам появиться было неоткуда. Нефть, газ, минералы – все уже кому-то принадлежало. И тут – раз, и появились эти ребята в джинсах и кроссовках, которые стали у истоков целой новой мегаиндустрии – информационной. И эти люди вдруг стали значить ничуть не меньше, а может быть, и больше, чем нефть и газ.

Понятно, что сеть на то и сеть, чтобы в нее ловили. Да, понятно, что нас пытаются не выпустить за пределы этого выдуманного пространства (оно вообще существует? Пусть философы ответят). Но любая сеть – она все равно с дырками. Способы побега из нее? Никаких технологических секретов. Если ты разворачиваешься лицом к открытому океану реальной жизни и видишь, как на острове Бали абориген зажал коленями деревяшку и у тебя на глазах режет потрясающей красоты скульптуру из дерева; или ты смотришь – человек в грязных, заштопанных на заднице штанах стоит на четвереньках между рядов виноградника и собирает виноград; или тебе повезло встретить ранний июньский рассвет на берегу реки где-нибудь в Сибири – все, ты свободен.

Россия как-то слишком ускорилась. Похоже, это дают о себе знать наши национальные комплексы: после того как разрушился «железный занавес», мы ринулись «догонять и перегонять» Америку. Жаль, не получилось в более серьезных сферах, но в плане интернета, кажется, мы уже впереди. Не заметив этого. Хотя, когда какой-нибудь министр рапортует о том, что, мол, в будущем году мы подсоединим все больницы и поликлиники страны к скоростному интернету, сразу хочется спросить: а как там, в этих поликлиниках и больницах, с отоплением? Или с лифтами? А то ж мы любим все новое – забыв, что старое сломалось.

Не исключаю вариант, что в какой-то момент Всемирную сеть просто отключат. Носят же за президентами «ядерные чемоданчики». Будут носить еще один – с тумблером отключения интернета. И носить его будет сорокалетний юноша в джинсах и кроссовках. У этого решения, между прочим, очень неплохие перспективы, а у самой истории – отличные шансы стать сценарием для фильма. Правда, пока я не могу представить себе, что начнется после того, как кто-то воспользуется этим тумблером.

Мне хочется верить, что со временем интернет людям просто надоест. В конце концов, нормальному человеку не может нравиться то, что за ним постоянно следят, пытаются просчитать его поведение и предлагают обратить внимание на то, что ему вроде бы как должно быть интересно. Но потом я понимаю, что уже сейчас где-то в Силиконовой долине сидят молодые лохматые программисты и пишут программы, которые будут делать то же самое, но уже менее навязчиво, нейтрально-вежливо, почти стерильно. И они будут залезать в мозги, допустим, уже не только через зрение, но и через обоняние и осязание. И все это будет очень удобно. И обходиться без этого уже будет почти невозможно. И вот в такие моменты я гоню от себя циничные мысли о том, что сегодня битва идет не столько за мозги, сколько за, простите, за седалище: если нашей попе удобно и тепло – большего нам и не нужно. Человек может отказаться от всего: веры, Родины, любви – только не от удобств. Интернет вечен?