Текст книги "Кредит на революцию. План Парвуса"

Глава 7
Между социалистами и дипломатами

Встреча в начале января с послом в Константинополе привлекла к Гельфанду внимание министерства иностранных дел. Пришел в движение сложный механизм, с которым он пока еще был мало знаком. 10 января государственный секретарь министерства иностранных дел фон Ягов дал согласие принять Гельфанда на Вильгельмштрассе. В Берлин был направлен представитель министерства обороны Курт Рицлер «с более подробными инструкциями», но Гельфанду не объяснили, откуда тот прибыл[174]174
  См.: Земан 3. Германия и революция в России. Документ № 2.


[Закрыть].

В беседе, состоявшейся в конце февраля в министерстве иностранных дел Германии, помимо Ягова, Гельфанда и Рицлера, участвовал вернувшийся из Турции Макс Циммер. Протокол беседы не велся, но по ее итогам Гельфанд подал 9 марта в министерство иностранных дел меморандум на двадцати страницах, который являлся подробным планом свержения самодержавия в России и расчленения ее на несколько государств.

План содержал три важнейших пункта. Во-первых, Гельфанд предлагал оказать поддержку партиям, борющимся за социальную революцию в России, прежде всего большевикам, а также националистическим сепаратистским движениям. Во-вторых, он считал момент подходящим для ведения в России антиправительственной пропаганды. В-третьих, ему представлялось важным организовать в прессе международную антироссийскую кампанию.

Гельфанд предложил подробный план поддержки националистических движений. По его мнению, Украина занимала ключевую позицию среди национальных окраин. Гельфанд считал необходимым полагаться на аграриев и требование автономии – крестьяне станут добиваться раздела поместий, которыми владеют выходцы из Центральной России. Между прочим, спустя четверть столетия один из нацистских идеологов Альфред Розенберг, любивший на примере Гельфанда порассуждать о разрушительной роли евреев в мировой политике, высказывал точно такое же мнение.

Что касается Финляндии, то, согласно Гельфанду, финны выступали против России в 1905 году и готовы возобновить борьбу за независимость. «Финны смогут оказать большую услугу еще до начала всеобщего восстания. Они способны поставлять информацию о численности, диспозиции, передвижениях русских войск в Финляндии и о перемещениях русского флота; они могут установить службу сигнализации по управлению налетами авиации. (Финский обычай раскрашивать свои загородные дома и особенно их крыши в красный цвет окажется здесь очень кстати. Обозначенные места на красной крыше будут служить ориентирами.) Кроме того, они могли бы установить станции беспроволочного телеграфа и принять меры для взрыва мостов и зданий. Но прежде всего они обеспечат сообщение русских революционеров с Петроградом. Поскольку страна очень велика, а Финляндия непосредственно граничит с районом Петрограда и имеет с ним оживленное ежечасное сообщение, можно, несмотря на военную оккупацию, создать информационно-транспортную службу, устроить склады и контрабандно переправлять в Петроград оружие, взрывчатку и т. п.»[175]175
  Земан 3. Германия и революция в России. Приложение 1. Меморандум доктора Гельфанда.


[Закрыть]

В отношении Кавказа прогнозы Гельфанда были не столь оптимистичны. «В отличие от Финляндии, где возможно хорошо организованное всеобщее восстание, движение на Кавказе всегда будет страдать от национальной раздробленности и межпартийных споров». После объявления священной войны царское правительство уже не сможет открыто опираться на мусульманское население, как оно это делало ранее. Оно будет втайне разжигать религиозную ненависть, поддерживая в армянах страх именно перед этой священной войной. Поэтому необходимо сначала сделать все возможное со стороны турок, чтобы объяснить кавказским мусульманам, что именно священная война требует тесного сотрудничества мусульман с их соседями-христианами в борьбе против царизма. Надо немедленно заключить союз между младотурками и армянскими партиями в Турции, которые те же, что и в России. «Но надеяться на большую партизанскую войну мусульманского населения на Кавказе не приходится. В пределах возможного еще остается восстание кубанских казаков; здесь могла бы подготовить почву украинская пропаганда», – пишет в заключение этого раздела меморандума Гельфанд.

Главный интерес Гельфанда был сосредоточен на поддержке социалистической оппозиции. События первой русской революции 1905 года показали, что «царизму нужны быстрые победы», чтобы сдержать растущее недовольство народа, а «он терпит кровавые поражения». Значит, можно предположить, что националистические движения и социалистические революционные движения объединятся. В интересах Германии, подчеркнул Гельфанд, ускорить этот процесс.

В первую очередь следует установить связь с местными забастовочными комитетами. «Нарастание революционного движения внутри Российской империи вызовет, среди прочего, состояние общего беспокойства. Для усиления этого беспокойства, помимо общего влияния военных событий, можно принять специальные меры. По очевидным причинам наиболее подходят для этого Черноморский бассейн и Кавказ». Сибири, по мнению Гельфанда, следовало уделить особое внимание, потому что «крупные поставки артиллерии и другого оружия из Соединенных Штатов в Россию, вероятно, должны происходить через Сибирь. Поэтому сибирскую акцию следует рассмотреть отдельно от других. В Сибирь надо послать несколько энергичных и осторожных людей с достаточным снаряжением и со специальной миссией – взрывать железнодорожные мосты. Помощники в достаточном количестве найдутся среди ссыльных. Взрывчатку надо раздобыть на уральских шахтах; в небольших количествах ее, пожалуй, можно контрабандой провезти через Финляндию. Технический инструктаж следует разработать здесь»[176]176
  3еман 3. Германия и революция в России. Приложение 1. Меморандум доктора Гельфанда.


[Закрыть].

К весне, считал Гельфанд, надо подготовить в России массовую политическую забастовку под лозунгом: «Свобода и мир». «Центром движения будет Петроград, а в нем – Обуховский, Путиловский и Балтийский заводы. Забастовка должна охватить железнодорожные коммуникации Петроград – Варшава, Москва – Варшава и Юго-Западную железную дорогу. Железнодорожная забастовка будет проведена прежде всего в крупных центрах с большим количеством рабочих, в железнодорожных мастерских и т. п. Чтобы сделать забастовку всеобщей, везде, где только можно, следует взорвать железнодорожные мосты, как это имело место во время забастовочного движения 1904–1905 гг.». Гельфанд был убежден, что «разрозненные забастовки, бунты, вызванные нуждой, нарастающая политическая пропаганда – все это приведет царское правительство в замешательство. Если оно примется за репрессии, это будет способствовать росту ожесточенности; если же оно проявит терпимость, это будет воспринято как признак слабости и еще больше раздует пламя революционного движения»[177]177
  3еман 3. Германия и революция в России. Приложение 1. Меморандум доктора Гельфанда.


[Закрыть].

Гельфанд с полной уверенностью заявил немецким дипломатам, что только русские социал-демократы способны организовать всеобщую забастовку, а самой эффективной организацией является большевистская партия под руководством Ленина. Он считал существенно важным, чтобы все социалистические фракции сформировали единый фронт. «Это дело может быть осуществлено только под руководством российской социал-демократии. Ее радикальное крыло уже приступило к действиям. Но надо, чтобы к ним присоединилась и фракция умеренного меньшинства. До сих пор такому объединению более всего препятствовали радикалы. Однако их лидер Ленин сам открыто поднял вопрос об объединении с меньшинством. Объединения можно достичь на средней линии в духе необходимости использовать слабость административного аппарата внутри страны, вызванную войной, для начала энергичной акции против абсолютизма. Следует заметить, что умеренная группа всегда находилась под более сильным влиянием немецкой социал-демократии»[178]178
  3еман 3. Германия и революция в России. Приложение 1. Меморандум доктора Гельфанда.


[Закрыть].

Необходимо провести съезд лидеров русской социал-демократии в Швейцарии или в другой нейтральной стране. «В съезде должны участвовать: 1) социал-демократическая партия большевиков, 2) партия меньшевиков, 3) еврейский Бунд, 4) украинская организация Спилка, 5) Польская социал-демократическая партия, 6) социал-демократическая партия Литвы, 7) финская социал-демократия»[179]179
  3еман 3. Германия и революция в России. Приложение 1. Меморандум доктора Гельфанда.


[Закрыть].

И наконец, кампания в прессе «одновременно… должна быть усилена внутри российских социалистических партий посредством дискуссий в периодике, в брошюрах и т. д. Брошюры на русском языке можно печатать в Швейцарии. В Париже выходит русская газета «Голос», редактируемая несколькими лидерами меньшевиков. Несмотря на исключительные условия, в которых она издается, эта газета сохраняет вполне объективную позицию по отношению к войне. Она не сможет уклониться от участия в дискуссии по тактике партии. Швейцарские и итальянские социалистические газеты тоже можно будет использовать для обсуждения данной темы, равно как и датские, голландские, шведские, а также социалистическую прессу в Америке. Немецкие социалистические лидеры с международной известностью тоже смогут легко принять участие в этой дискуссии». Кампания в печати, по мнению Гельфанда, должна была оказать значительное влияние на позицию нейтральных государств, особенно на Италию. «На социалистическую прессу Болгарии и Румынии можно легко повлиять в отношении ее энергичной борьбы с царизмом. Поскольку центр революционной агитации на Южную Россию будет находиться в Румынии, уже по одной этой причине возрастает роль румынской ежедневной печати, хотя это еще важнее для определения собственного отношения Румынии к войне». Особое внимание, считал Гельфанд, следует уделить Соединенным Штатам, поскольку «множество русских евреев и славян в Соединенных Штатах и Канаде представляют собой очень восприимчивый элемент для агитации против царизма. У российских социал-демократов и еврейского Бунда там имеются важные связи. Надо послать туда в турне ряд агитаторов. Помимо собственных общественных выступлений, они будут побуждать к энергичным действиям имеющиеся местные силы, укреплять организации, поддерживать российскую и еврейскую печать и таким образом способствовать развитию планомерной деятельности»[180]180
  3еман 3. Германия и революция в России. Приложение 1. Меморандум доктора Гельфанда.


[Закрыть].

Таков был план действий, предложенный Гельфандом немецким дипломатам. Несколькими днями позже он передал приложение к мартовскому меморандуму, отпечатанное на другой машинке. В нем он оценил результаты своей деятельности в Бухаресте, Софии и Вене и внес несколько поправок и дополнений к основному документу.

Он расценил поездку на Балканы как успех. Теперь болгарская пресса полностью на германской стороне, заметны перемены и в румынской прессе, сообщил он. «Предпринятые нами меры скоро дадут еще лучшие результаты»[181]181
  3еман 3. Германия и революция в России. Приложение 1. Меморандум доктора Гельфанда.


[Закрыть].

Работу, которую теперь было «важно» начать, Гельфанд изложил в одиннадцати пунктах приложения. Большевикам он отводил основное место в своих революционных планах, и в первом пункте говорилось, что должна быть оказана «финансовая поддержка большевистской фракции российских социал-демократов, которая всеми средствами ведет борьбу с царским правительством. Ее лидеров можно найти в Швейцарии»[182]182
  Там же.


[Закрыть].

Идея об организации съездов русских революционеров, занимавшая центральное место в меморандуме, в приложении оказалась в восьмом пункте. Во втором пункте говорилось об установлении прямых связей с революционными организациями в Одессе и Николаеве через Бухарест и Яссы. У нас еще будет возможность обсудить события в Николаеве, где забастовочное движение в январе 1916 года достигло наивысшей степени активности.

Этот меморандум не был мечтой фанатичного заговорщика: Гельфанд составил план развития революционного движения, реальный, детальный план, базировавшийся на опыте 1905 года, понимании, что мировая война способна привести к революционным событиям.

Воплощенная в план обдуманная политика была направлена на поражение России в войне. Гельфанд был готов воспользоваться любыми средствами для достижения этой цели. «Так объединенные армии и революционное движение в России свергнут этот оплот политической реакции в Европе, разгромят это чудовищное политическое образование, которое представляет собой царская империя и которое, пока оно существует, будет угрозой всему миру»[183]183
  Там же.


[Закрыть].

Однако он оставил открытым вопрос о других государствах в Европе, которые лишатся защиты после крушения царизма, «оплота политической реакции». Вероятно, Гельфанд считал, что нет никакой необходимости объяснять все свои намерения.

Стратегия, предложенная Гельфандом, конечно, имела существенный недостаток: несовместимость партнеров этого альянса. Он, естественно, понимал это, но в тот момент его не беспокоила эта проблема. Он ожидал, что социализм принесет больше пользы, чем центральные державы вреда; в начале 1915 года Гельфанд скорее обманывал дипломатов, чем социалистов.

Его завуалированное намерение превратить социализм в ведущую силу Европы с помощью имперской Германии показывает, что готовность сотрудничать с немецким правительством не была, как полагал Ленин, основана на немецком шовинизме Гельфанда. Он работал с имперским правительством, но не на имперское правительство; Гельфанд был достаточно независим и в материальном плане, и в политическом отношении, чтобы вести собственную игру. По иронии судьбы Гельфанд помогал капитализму рыть собственную могилу.

Дипломаты, уверенные в прочности занимаемого положения, еще меньше Гельфанда беспокоились о несовместимости союзников. Гельфанд появился на сцене в нужное время. 18 ноября 1914 года Фалькенхайн[184]184
  Фалькенхайн Эрих фон – германский пехотный генерал. В 1913–1914 гг. военный министр Германии, в 1914–1916 гг. начальник полевого Генштаба, снят за неудачу под Верденом. (Примеч. пер.)


[Закрыть], в то время начальник полевого Генерального штаба, сообщил рейхсканцлеру о серьезности военного положения.

Неудача немцев в сражении на Марне убедила немецких военачальников, что они упустили возможность добиться молниеносной победы. Над Германией, после долгой, изнурительной войны, при явном превосходстве союзников, нависла угроза поражения. Верховное командование обратилось к канцлеру с просьбой разрушить вражеский альянс политическими средствами.

Руководство рейха обдумывало возможность заключения сепаратного мира с Францией или Россией. Попытки прозондировать почву в Париже не принесли положительных результатов. Оставив надежду заключить сепаратный мир на Западе, немцы обратили свой взор на Восток. Фалькенхайн и Тирпиц поддерживали идею заключения сепаратного мира с царской Россией. Наследный принц Вильгельм взялся установить контакт с царским двором в Петрограде. В письме фон Гессену от 6 февраля 1915 года Вильгельм пишет: «По моему мнению, абсолютно необходимо заключить сепаратный мир с Россией. Прежде всего слишком глупо, что мы должны рубить друг друга на куски, чтобы Англия могла ловить рыбу в мутной воде. Долгая война требует больших жертв и не повышает моральный дух нашей армии. Не могли бы вы встретиться с Никки[185]185
  Никки – русский император Николай II.


[Закрыть] и посоветовать ему мирно договориться с нами, ведь в России очевидно большое желание жить в мире – только нам надо избавиться от этого подлеца Николая Николаевича[186]186
  Николай Николаевич – великий князь, главнокомандующий русской армией в 1914–1915 гг.


[Закрыть]…»

Однако имелись и серьезные противники заключения сепаратного мира с Востоком. Циммерман, заместитель государственного секретаря министерства иностранных дел, заявил, что Россия является не меньшим врагом Германии, чем Англия. «Россия не является нашим другом… Конечная цель России союз с балканскими славянами… Я убежден, что ради самосохранения мы должны воспрепятствовать стремлению России к экспансии. Если мы сейчас не сведем счеты с восточным соседом, то, безусловно, столкнемся с новыми трудностями и новой войной через несколько лет…»

Однако сепаратный мир с Россией был единственным средством вывести Германию из военного тупика. Правительство рейха вскоре всерьез решило прощупать Россию на предмет заключения мирного договора. И мартовский меморандум Гельфанда хорошо укладывался в общую схему. Немецкие дипломаты, конечно, не верили в такую ерунду, как избавление России от царизма и прокладывание пути к социализму. Но они были заинтересованы в поддержании бунтов в России, чтобы заставить Петроград понять, что заключение мира является вопросом, не терпящим отлагательств. Министерство иностранных дел расценивало поддержку русских революционеров просто как способ давления на царя для ускорения дипломатических переговоров.

Для Гельфанда сепаратный мир с русским императором означал полный провал его плана. Мир развязал бы руки русскому правительству для подавления революции, как это было в 1905 году. В первые месяцы сотрудничества выявился основной источник трений между Гельфандом и немецкими дипломатами: дипломаты стремились к заключению мира, Гельфанд жаждал революции. Гельфанд не уставал предупреждать дипломатов об опасности заключения сепаратного мира с русским императором. Со своей стороны дипломатов не интересовала цель, к которой стремился Гельфанд. Брокдорф-Ранцау[187]187
  Брокдорф – Ранцау – граф, германский дипломат. В 1912–1918 гг. посланник в Дании. После Ноябрьской революции 1918 г. в Германии статс-секретарь иностранных дел. В феврале – июне 1919 г. министр иностранных дел в правительстве Ф. Шейдемана. В июне 1919 г., будучи председателем германской делегации на Парижской мирной конференции, возражал против принятия Германией условий Версальского мирного договора. После решения Веймарского учредительного собрания о подписании договора вышел в отставку. В 1922–1928 гг. посол в СССР. Был сторонником установления дружественных отношений между Германией и СССР и развития между ними экономических связей. (Примеч. пер.)


[Закрыть], посланник в Дании, посчитал необходимым подчеркнуть в личном письме заместителю государственного секретаря сложности, связанные с привлечением Гельфанда: «Вероятно, рискованно стремиться использовать силы, стоящие за Гельфандом, но, возможно, будет проявлением нашей слабости, если мы откажемся от его услуг из опасения оказаться неспособными управлять этими силами… Те, кто не видит, что это приметы нашего времени, никогда не поймут, что поставлено на карту в этот момент»[188]188
  Земан 3. Германия и революция в России. Документ № 5.


[Закрыть].

Обе стороны, немецкие дипломаты и Гельфанд, знали, чего хотят, и были готовы рискнуть. На карту были поставлены мир с Россией и победа Германии, революция и победа социализма. Партнеры были готовы прийти к соглашению. В середине марта 1915 года Гельфанд становится главным консультантом германского правительства по вопросам революционного движения в России. Его задача состояла в организации объединенного фронта европейских социалистических сил, направленного против царского режима, и в помощи социалистическим организациям в России в деле приближения страны к краху за счет пропаганды пораженческих взглядов, забастовок и саботажа. В конце марта он получил от министерства иностранных дел Германии первый миллион марок на эти цели. По его просьбе деньги, «за исключением потерь, связанных с обменом валюты», были переведены в Бухарест, Цюрих и Копенгаген[189]189
  См.: Земан З. Германия и революция в России. Документ № 3.


[Закрыть].

Кроме того, министерство иностранных дел аннулировало распоряжение 1893 года, запрещавшее Гельфанду жить в Пруссии. Полиция выдала ему паспорт, который освобождал от всех ограничений.

И что же Гельфанд? Неужели он делал все это из одной любви к приключениям? Конечно нет. Он представлял собой особый тип революционера. Не для него были поездки через границу с карманами, набитыми взрывчаткой, нелегальной литературой и шифрованными донесениями, приводившие в конце пути за решетку. Он действовал с размахом, используя все рычаги власти: деньги, связи на высоком уровне, гигантскую военную машину. Это доставляло ему массу удовольствия, но при этом он оставался расчетливым, приземленным прагматиком. Он готовил почву для своего появления в качестве реформатора, спасителя, вождя революции. В его предложении относительно объединительного съезда русских социалистов содержится больше чем намек. Ему пришла отличная идея с помощью неограниченных финансовых средств реорганизовать русскую партию.

Под его влиянием она могла быть преобразована из фракционной клики заговорщиков в инструмент революционной власти.

Однако в ближайшем будущем для Гельфанда наступали трудные времена. За пять лет он утратил связи с германской социал-демократией, где произошла смена поколений в руководстве партии. Умерли Бебель, Ауэр и Сингер. Карл Каутский порвал с партийным руководством и объединился с Эдуардом Бернштейном.

Гельфанд не знал никого из нынешних руководителей партии. Хюго Хаас, Фридрих Эберт и Филипп Шейдеман были чистыми практиками и не испытывали никакого интереса к теории вообще и к прошлым успехам Гельфанда в этой области в частности. Они слышали что-то о скандалах, связанных с его именем, в том числе о деле Горького. Слухи, дошедшие в начале войны из Берлина до Балкан, никак не отразились на репутации Гельфанда. Разговоры о его легендарном богатстве, как и первые критические ссылки в социалистических газетах на его связи с Украинским союзом, опередившие появление Гельфанда в Германии, вернули не только интерес к Гельфанду, но и былое, как выяснилось, незабытое, возмущение его персоной.

Как уже говорилось, немецкие товарищи в Берлине устроили Гельфанду холодный прием. Даже социалисты, оказавшие полную поддержку имперскому правительству, чья политическая позиция соответствовала позиции Гельфанда, не нашли в себе сил сказать что-то в его пользу. Хюго Хаас предостерег товарищей против установления каких-либо контактов с Гельфандом и высказал предположение, что он является русским агентом.

Эдуард Давид[190]190
  Давид Эдуард – деятель германской социал-демократии. В социал-демократической партии с 1893 г. Одним из первых выступил с открытой ревизией марксизма по аграрному вопросу, отрицал действие экономических законов капитализма в земледелии. В годы Первой мировой войны – социал-шовинист. В 1903–1918 и 1920–1930 гг. был депутатом рейхстага, одним из руководителей социал-демократической парламентской фракции, в октябре 1918 г. вошел в кайзеровское правительство Макса Баденского в качестве младшего статс-секретаря в министерстве иностранных дел. В феврале 1919 г. был первым председателем Веймарского национального собрания, в феврале 1919 – июне 1920 г. министром внутренних дел. В 1922–1927 гг. представитель центрального правительства в Гессене. (Примеч. пер.)


[Закрыть] в своем дневнике дал следующую оценку Гельфанду: «Совершенно невероятный случай: ультрарадикальный революционер, русский реформатор, негодяй, обманщик (дело Горького), а теперь еще турецкий агент и спекулянт».

Когда Гельфанд обратился к редактору Vorwarts Генриху Штробелю, тот встретил его с плохо скрываемым презрением. Он был ироничен, и в его тоне звучали оскорбительные нотки. Когда Гельфанд пожаловался, что не может избавиться от «дурного запаха своего прошлого радикализма» и что ему до сих пор так и не дали немецкого гражданства, Штробель посоветовал ему не слишком выпячивать свою «самонадеянность и талант», а просто «как хорошему мальчику» писать «патриотические статьи, как это делает Хениш, а тогда можно надеяться на получение гражданства».

Старые друзья встретили Гельфанда с холодным недоверием. Роза Люксембург не пожелала разговаривать. Второй визит к ней тоже оказался неудачным; к тому времени Роза уже была арестована. Карл Либкнехт и Клара Цеткин оказали не менее холодный прием. Цеткин, которая на Штутгартском съезде партии единственная заняла сторону Гельфанда в споре с Бернштейном, теперь назвала его «сутенером империализма», продавшимся германскому правительству. Напоминания о прежней дружбе не произвели на нее никакого впечатления. Это был окончательный разрыв отношений: их пути разошлись раз и навсегда.

Но Гельфанд не сдавался, ведь у него все-таки был один союзник. Его старый друг Конрад Хениш был целиком на его стороне. Когда началась война, в Хенише проснулись патриотические чувства, и 4 августа 1914 года он заявил о горячей поддержке правительства. Хениш был рад, что Гельфанд, пусть и другим путем, пришел к такому же решению. Хениш был одним из немногих немецких социалистов, оказавших Гельфанду восторженный прием. При содействии друга Гельфанду удалось в течение последующих месяцев отвести от себя подозрения правого крыла партии под руководством Эдуарда Давида и Ленча и добиться доступа к Эберту и Шейдеману.

Прием, оказанный Гельфанду в Германии, был предвестием того, что ожидало его в Швейцарии, где находилось большинство русских эмигрантов. Но прежде чем отправиться в Швейцарию, Гельфанд в середине апреля поехал на Балканы для улаживания личных дел в Константинополе. По пути он сделал остановку в Бухаресте, чтобы еще раз встретиться с Раковским и Буше. Часть миллиона марок, переданных министерством иностранных дел в распоряжение Гельфанда, была переведена в банк румынской столицы, и Гельфанд пытался убедить Раковского, старого друга Троцкого, переправить деньги в Париж русским эмигрантам, которые под руководством Троцкого, Мартова и Луначарского занимались изданием газеты «Наше слово». По всей видимости, Гельфанду удалось убедить Раковского, поскольку позже в Нью-Йорке Троцкий сказал, что деньги на «Наше слово» были в основном от Раковского[191]191
  См.: Шуб А. Ленин и Вильгельм II. Новое о германо-большевистском заговоре 1917 // Новый журнал. 1959. Июнь. С. 226–227.


[Закрыть].

По иронии судьбы Троцкий за несколько недель до встречи Гельфанда с Раковским в Бухаресте разразился в газете «Наше слово» гневными упреками в адрес бывшего друга. Проведя различие между радикалом Гельфандом до 1914 года и «политическим Фальстафом» и шовинистом, появившимся после начала войны, Троцкий признал, что Гельфанд является исторически значимой фигурой и был его другом и учителем, но с 4 августа 1914 года он умер для Троцкого. «Гельфанд-Парвус, – писал Троцкий, – которого многие годы мы считали другом, теперь занесен в список политических покойников».

Различие между старым и новым Гельфандом-Парвусом, впервые проведенное Троцким, остается веским основанием для коммунистических публицистов и историков. Они до сих пор находят добрые слова в адрес Гельфанда – философа социализма, а вот Гельфанда во время войны описывают как шовиниста и спекулянта.

Статья Троцкого в газете «Наше слово», естественно, внесла свой вклад в создание негативного мнения о Гельфанде в эмигрантских кругах. Но Гельфанд был каким угодно, только не мелочным. Хотя статья Троцкого осложнила его миссию, он нацелился быстро выполнить намеченное. Примерно в то же время, когда появилась статья Троцкого, Карл Радек, содействуя успеху Гельфанда, сделал его предметом оживленной дискуссии русских эмигрантов в Швейцарии. Радек, еврейский иммигрант из австрийской Польши, в 1908 году примкнул к левому крылу германской социал-демократической партии. Он играл заметную роль – сначала как друг Розы Люксембург, а потом как ее враг – в радикальной группе партии. Радек был талантливым, циничным публицистом и создал себе имя в немецком движении. Когда началась война, он, чтобы избежать службы в австро-венгерской армии, переехал в Швейцарию. Он был пацифистом, но это не мешало ему восхищаться Гельфандом.

Со своей стороны Гельфанд не мог желать лучшего помощника. Радек, совершенно бесплатно, активно выступал в защиту Гельфанда. В бернских кафе он любил рассказывать русским эмигрантам политические анекдоты о Гельфанде. Радек сочинял невероятные истории об отношениях Гельфанда с меньшевиками и Украинским союзом, и даже когда он рассказывал об отношениях Гельфанда с женщинами или о его финансовых махинациях, то старался не сгущать краски. Радек, возможно, чувствовал, что Гельфанд претворяет в жизнь то, о чем он сам втайне мечтал. У его слушателей, конечно, создавалось впечатление, что в Радеке много от Гельфанда[192]192
  См.: Литвак A. Geklibene Schriftn. Нью-Йорк, 1945. С. 254.


[Закрыть].

В середине мая 1915 года Гельфанд приехал в Швейцарию. Эффект, который он произвел на русских эмигрантов, превзошел даже впечатление от фантастических рассказов Радека. Гельфанд поселился в одном из самых дорогих отелей Цюриха. Он жил в нем как восточный властелин, нарочито демонстрируя свое богатство. Его окружали роскошные блондинки. Он предпочитал толстые сигары и питал слабость к шампанскому; как правило, за завтраком выпивал его целую бутылку. Его массивная, гигантская фигура теперь расплылась и стала жирной. Широкое, как у быка, лицо с высоким лбом, маленьким носом и ухоженной бородкой-эспаньолкой, отвисший двойной подбородок, почти полностью скрывающий шею, небольшие живые глубоко посаженные глаза. Туловище, как мешок с мукой, держалось на коротких ногах, и он постоянно размахивал руками, как бы стараясь удержать равновесие. Это был уже не тот человек, которого русские эмигранты помнили со времен первой революции, когда он влачил жалкое существование, зарабатывая на жизнь журналистским трудом.

Теперь его действия, казалось, были специально рассчитаны на то, чтобы вызвать презрение бывших друзей. Екатерина Громан, бывшая любовница Гельфанда, взялась сообщить о его прибытии в русскую колонию. Кроме того, Гельфанд дал ей денег, чтобы раздать их наиболее нуждающимся эмигрантам, что еще усилило слухи о его несметном богатстве.

Однако наиболее срочной задачей Гельфанда являлась встреча с Лениным. Гельфанд считал, что из всех партийных фракций наиболее опытной и действенной была большевистская организация. Ленин уже высказывался против победы царской России в войне. Он стремился к революции, международной революции во всех воюющих странах; хотел превратить империалистическую войну в гражданскую – но революция прежде всего. Если бы Гельфанд достиг соглашения с Лениным, то ему не составило бы труда склонить на свою сторону остальные партийные фракции; в планах Гельфанда Ленин был ключом к успеху.

Где-то в конце мая Гельфанд в сопровождении Екатерины Громан неожиданно появился в ресторане, в котором обычно завтракали русские эмигранты. Гельфанд подошел к столу, за которым сидели Ленин, Надежда Крупская, Инесса Арманд и Каспаров. После непродолжительной беседы Гельфанд покинул ресторан вместе с Лениным и Крупской, и они отправились в скромную квартиру, которую те занимали на окраинной, короткой и узкой улочке под названием Дистельвег. Вот как Гельфанд описал их беседу: «Я изложил ему мои взгляды на социал-революционные последствия войны и обратил внимание на тот факт, что, пока продолжается война, в Германии не сможет произойти революция; что сейчас революция возможна только в России, где она может разразиться в результате побед Германии. Он мечтал, однако, об издании социалистического журнала, с помощью которого, как считал, он сможет немедленно бросить европейский пролетариат из окопов в революцию»[193]193
  Парвус. В борьбе за справедливость. С. 50.


[Закрыть].

По свидетельству Шифельда, которому Ленин рассказал об этой встрече, Ленин с трудом дослушал Гельфанда, после чего заявил, что тот агент Шейдемана и остальных немецких социалистов, превратившихся в шовинистов, и что он не хочет иметь с ним никаких дел. Затем Ленин проводил гостя до двери, попросив никогда больше не приходить.

Независимо от того, как повернулась беседа, ясно одно: Гельфанд с Лениным не достигли соглашения. Беседу омрачила тень старой антипатии, восходящей к началу века. Когда произошел раскол на большевиков и меньшевиков, Гельфанд неоднократно критиковал Ленина за догматическую узость и эгоцентрический подход к вопросам организации. Ленина, в свою очередь, возмущала властная манера Гельфанда.

Возможно, Ленин видел в Гельфанде соперника, претендующего возглавить революционное движение; это тоже могло повлиять на его решение. Ленин наверняка учитывал тот факт, что если Гельфанду удастся реализовать его план, то он в конечном итоге приобретет контроль над российскими социалистическими организациями, а со своими финансовыми ресурсами и умственными способностями сможет перехитрить остальных партийных лидеров. Мы знаем, что Гельфанда посетили те же самые мысли. Однако Ленин отнесся к этому случаю с большой осмотрительностью. В публичных выступлениях он никогда не упоминал о встрече с Гельфандом и не обсуждал, в отличие от многих социалистов, его личные качества и политические проекты. По вполне понятным причинам Ленин держал открытым запасной выход и, конечно, позже воспользовался им. У нас еще будет возможность узнать, как он это сделал.

Но в мае 1915 года Гельфанду не удалось договориться с Лениным о сотрудничестве. Планы, которые он изложил в Берлине в начале марта, лишились основной составляющей. Без Ленина Гельфанд не мог ни создать единый социалистический фронт, ни действовать в надежде на успех в России. Теперь ему предстояло сделать выбор. Он мог сообщить в министерство иностранных дел о неудаче, постигшей его в Швейцарии, и ограничиться, по договоренности с немецкими дипломатами, скажем, социалистической пропагандой в Западной Европе, а мог попытаться создать собственную организацию, достаточно мощную, чтобы распространить ее деятельность на Россию. В этом случае его план остался бы неизменным, потребовалось бы только внести соответствующие изменения.